Арбенина Ирина. Чертова баба

   Так вот, интересно, что в данном случае разные люди, которые вроде должны были бы тесно общаться с Погребижской, как выяснялось при ближайшем рассмотрении, по разным причинам потеряли с ней личные контакты.
   Никого! Никого, кроме Лидии Евгеньевны.

* * *

   Ленинградское шоссе. Подмосковные поселки и деревеньки. Долгая дорога… Ведра с яблоками по обочинам. Синее, но уже холодное осеннее небо.
   Светлова сверилась со схемкой, которую нарисовала для нее Алиса, и свернула с дороги. Хорошо, что холодно и еще сухо — не развезло. А то вот так заедешь — и не вернешься… Останешься… до! следующего лета.

* * *

   Что за место, однако?!
   Светлова, руководствуясь Алисиным планом,! забиралась куда-то по бездорожью все глубже и глубже… Очевидно, как раз в ту самую российскую глубинку, про которую столько говорят.
   И на душе у нее, несмотря на синее чистое небо, становилось все пасмурнее. Не отправила ли ее блондинка «туда — не знаю куда»? Этакий зеленоглазый Иван Сусанин…
   Наконец впереди что-то блеснуло.
   Вода… озеро. Небольшое.
   Ну, озеро, допустим, Алиса изобразила на своей схеме. И это озеро, в соответствии с ее рекомендациями, следует объехать.
   И правда, на другом берегу Аня увидела вполне приличную крышу.
   Коттеджик… Ну, точно так Алиса и объясняла.
   Значит, не врала блондинка с зелеными глазами?
   Если есть дом, значит должен быть в нем и бывший Алисин муж — хозяин дома?
   Далеко, однако…
   Светлова вспомнила, как спросила у блондинки Алисы: «А почему твой муж там, а ты здесь?»
   «Еще лучше, если бы мы вообще на разных сторонах земного шара оказались, — не задумываясь, ответила та. — Но уж как получилось! А вообще — чем дальше от него, тем лучше».
   Наконец Светлова добралась до этого «чем дальше, тем лучше».
   Коттеджик, вполне приличный. Высокий забор. Ворота на замке. Все тихо.
   Светлова принялась стучать…
   Занималась она этим безрезультатно минут десять-пятнадцать. Неужели возвращаться с пустыми руками? Это было бы очень обидно… Ждать неизвестно чего? К тому же он, может, спит? Может, в доме просто не слышат? Алиса говорила: ее муж лентяй, каких свет не видывал — только деньги ему давай!
   Потому и развелись… И якобы он затем тогда и приезжал к Алисе, когда она в него из «винчестера» своего пальнула. «Надоел! — сказала Алиса. — Тянет деньги и тянет!»
   Светлова огляделась. В одном месте высокая старая ольха росла довольно близко от забора.
   Светлова подпрыгнула, ухватилась за нижнюю ветку, подтянулась и забралась на дерево.
   Перебралась с дерева на забор…
   Высоко-то как!
   «Будем надеться, что это тот самый дом, о котором говорила Алиса, а не какой-то другой, — подумала Светлова, сидя на заборе. — А то загремлю под фанфары — за попытку обокрасть честных граждан!»
   Все-таки Анна прыгнула…
   И в ту же секунду, как она приземлилась, мохнатая черная туша навалилась на нее, не давая подняться.
   Батюшки! Морда размером с таз, язык розовый слюнявый свешивается…
   Лохматый черный ньюфаундленд!
   Правда, он Светлову почему-то не загрыз… И вообще вел себя для такой грозной на вид собаки довольно миролюбиво.
   Светлова, побарахтавшись, выбралась все-таки из-под этой туши.
   — Это мы так играем, деточка? — шепотом, поскольку голос пропал, спросила Анна.
   И тут ньюфаундленд залился грозным лаем. Впрочем, одним этим лаем дело и обошлось.
   Не обращая более на эту тушу внимания, Анна поднялась по ступенькам хорошенького домика и вежливо постучала в евродверь.
   Неужели все-таки никого?!
   Однако в круглое, как иллюминатор, окошко над дверью выглянуло неожиданно тоже круглое, очень похожее на этот самый иллюминатор, женское лицо.
   — Можно мне Кругляша Бориса Федоровича? — крайне обрадовалась этому явлению Светлова.
   — Нет его, — глухо донеслось из-за закрытой двери.
   — Как нет?
   — Да так и нет. — Исчерпывающий ответ, ничего не скажешь.
   — А мне сказали, он всегда дома, — настаивала Аня.
   — Ну, может, раньше и был, — загадочно ответила круглолицая.
   — Как это «был раньше»? А теперь-то он где?
   — А вы что же сами не знаете, где он? — ответили ей вопросом на вопрос.
   — Нет, — честно призналась Аня. — Не знаю. Если б знала, не спрашивала бы.
   — Он умер.
   — То есть?
   — То есть, то есть, — передразнили ее. — Будто не понимаете, о чем речь!
   И недовольное круглое лицо исчезло.
   Причем было понятно, что окончательно — более Светловой его не увидеть.
   Как говорится, без комментариев…
   Вот оно как… Помер, стало быть, Алисин супруг. Умер! Уж не от тяжелых ли ранений из «винчестера» скончался?
   Ошарашенная такой информацией, Светлова тронулась в обратный путь. На забор ей лезть не пришлось — ворота открывались изнутри, а собака лишь понуро глядела Светловой вслед.
   Любопытно, однако, что Алиса ничего ей не сказала про ньюфаундленда.
   Ведь по всякому могло дело обернуться — Светлова могла и резко ньюфаундленду не понравиться! Может, на то и расчет был? Расчет на то, что после такой встречи с собачкой Светлова наконец перестанет интересоваться этим самым постылым Алисиным мужем? Мужем, которого, по-видимому, уже нет на этом свете.
   Ну что ж… У человека, который так хорошо и без малейших колебаний стреляет из «винчестера», такая кончина Светловой вряд ли вызвала бы приступ печали… Слезы на глаза у Алисы вряд ли навернулись!
   Однако, несмотря на шокирующее открытие — Алиса, похоже, ее надула! — всю обратную дорогу до Москвы Светлова все равно думала о Погребижской, все время мыслями возвращалась к писательнице…
   Странным образом Анна как-то окончательно остыла к Алисиной версии, хоть и съездила все-таки для очистки совести под Тверь. Отчего-то блондинка Анну более не интересовала… Напротив, у нее появилось интуитивное ощущение, что тайна, окутывающая убийство журналиста Селиверстова, кроется отнюдь не в Федуевке.

* * *

   Светлова нарисовала человечка, рядом другого. Соединила их стрелочкой.
   У нее последнее время появилась привычка рисовать такие схемки. Ей казалось, что это помогает ей систематизировать информацию о человеке, работая с ним.
   Возникала некая картинка его жизни. Получалось что-то вроде солнечной системы.
   Вот центр — интересующий Светлову человек, а вот его планеты-спутники, ближние, дальние. Вот, например, Федуев, а вот его окружение: Виктор с его «цыплятами под белым соусом» и черепом врожденного преступника; Алиса….
   Светлова без особого смысла перелистала блокнот со своими «схемками» и вдруг остановилась, задержалась на одной… Ей вдруг бросилось в глаза пустое незаполненное пространство, нечто вроде полосы отчуждения.
   Рядом с фигуркой детской писательницы Погребижской было белое поле пустоты. Кроме Лидии Евгеньевны и журналистов, которые время от времени, нечасто, но регулярно допускались к краткому общению, — никого. Все старые знакомые размещались где-то на периферии, на значительном расстоянии от центра.
   Это бросилось в глаза именно в сравнении, на контрасте с другими схемками — обычно вокруг каждого человека много фигурок. А у этой женщины, кроме Лидии Евгеньевны, по сути, никого.
   "Лидия Евгеньевна, Лидия Евгеньевна, — пробормотала Светлова. — Славная бабуля, старушечьи очечки, пучочки, а шипит как змея!
   Лидия Евгеньевна, Лидия Евгеньевна…
   Фанатично преданная, ведет все дела Погребижской… Все дела, в том числе и финансовые.
   Лидия Евгеньевна, Лидия Евгеньевна… Помесь подруги, слуги, секретаря, домоуправительницы и служебной овчарки.
   Хотя… смотря с чьей точки зрения взглянуть на ситуацию. Кинологи утверждают, что это только человеку кажется, будто он хозяин своей собаки.
   Сама-то собака уверена, что все наоборот: она — хозяйка, а хозяин — это ее человек.
   Лидия Евгеньевна… Обожает письменное творчество своей хозяйки".

* * *

   Светлова вдруг вспомнила какой-то роман Стивена Кинга о фанатичной читательнице и знаменитом писателе, который попадает к ней в плен. Писатель терпит автокатастрофу, и какая-то домохозяйка, случайно оказавшаяся рядом, его подбирает. Привозит к себе домой, преданно и заботливо выхаживает. Она — его давняя поклонница. Она обожает его произведения. Она писателя лечит, она кормит его с ложечки. И, в конце концов, превращается в его тюремную надзирательницу.
   А писатель оказывается в положении ее собственности.
   А что, если «хозяйка» не Погребижская? Что, если все наоборот? И Погребижская, которая снисходительно кивает и отдает приказы Лидочке — это только видимость? На самом же деле, всем, в том числе и свободой ее общения, и даже ее гонорарами распоряжается милая бабуля с пучочком?
   Помнится, у Стивена Кинга — это тоже была добродушная, заурядная на вид миловидная домохозяйка.
   Но что случилось? Что позволяет милой бабуле, подчиненной, секретарю так себя вести? Командовать? Изолировать Погребижскую от всех ее друзей?
   Распоряжаться, судя по всему, ее гонорарами?
   Светлова вспомнила, как испугана была Погребижская, когда просила ее:
   «Только не проговоритесь Лидочке». Может быть, это шантаж?
   Скажем, Лидия Евгеньевна что-то знает о Погребижской, что и позволяет держать писательницу в зависимости. Что-то когда-то случилось…
   Но что? Что такого могла совершить престарелая Мария Иннокентьевна? И когда?
   А может быть, в том-то все и заключено? Максим Селиверстов сунулся не в свое дело — и поплатился? Погребижская что-то ему рассказала, может, даже просила о помощи?
   Жизнь, как книга или фильм. А что, если отлистать страницы этой «книги» назад? Только вот на сколько страниц-лет?.. Анна вспомнила слова Малякина: «Года два Машу уже вообще не видел!»
   Вспомнила и издателя из «Туманности Андромеды»: «Да я уже года два вижу только ее секретаря».
   Вот, кажется, и ответ на вопрос: «Когда?» Значит, два года…
   Интересно было бы получить и ответ на вопрос: «Что?» Что такого натворила Погребижская, ставшая жертвой шантажа?
   Без всякой надежды на успех Светлова, наверное, в сотый раз набрала номер телефона золовки Елизаветы Львовны.
   Светлова чувствовала, что эта Елизавета Львовна нужна ей просто как воздух. Это была, очевидно, последняя возможность понять хоть что-то в замкнутой, непроницаемой и, можно сказать, таинственной жизни великой детской писательницы Марии Погребижской.
   И вдруг — о чудо! — трубку сняли.
   Недаром все-таки говорят, что настоящее терпение всегда вознаграждается.
   Немолодой, болезненный женский голос прошелестел в трубку: «Алло…»
   У Светловой создалось ощущение, что эта женщина так плохо себя чувствует, что даже не пытается понять, о чем с ней говорят. А ведь Светлова такую хорошую для нее «легенду» придумала! Мол, она студентка, пишет работу о жизни и творчестве детской писательницы Марии Погребижской.
   — Нет, миленькая, я ничего не знаю, — только и твердил престарелый голос в трубке. — Кто-кто? О каком творчестве? Я и не понимаю, о чем вы говорите, девушка. Где я была так долго? Да лежала в больнице, миленькая, сейчас вот только после операции — еду в санаторий. Нет-нет… Встретиться с вами — да куда мне?! Это мне не по силам. А я давно уже вашу Марию Иннокентьевну не вижу. Сколько лет? Да я ведь не считаю: не один год — это точно. Два? Ну, может, и два уже прошло года-то. Простите, миленькая, я очень плохо себя чувствую. Эти нынешние доктора ничего не умеют. Вот был бы жив Яков Ильич, уж он бы мне помог…
   — А что случилось с Яковом Ильичом? — живо заинтересовалась Светлова.
   — О, это было большое несчастье для всех нас…
   — А что такое все-таки?
   — Доктора сбила машина.
   — Доктора?
   — Ну, я же говорю: нашего доктора Милованова сбила машина… Милованова Якова Ильича. Он всех, и меня, и Погребижских, всех пользовал…
   — И Марию Иннокентьевну?
   — Да, всех. Вот и опишите в своей работе студенческой.
   Тема болезней, излечения и докторов была, очевидно, единственной, способной заинтересовать Анину собеседницу. Этот момент следовало Цинично использовать.
   — А когда это случилось с доктором Миловановым? Вы не помните, когда это случилось? — поинтересовалась мгновенно сориентировавшаяся Светлова.
   Светлову не смутило, что такой интерес выглядит, по меньшей мере, странно в устах «студентки», собирающей материал для дипломной работы. Анна знала, что большинство людей, ну не то чтобы глуповаты и простодушны, но как бы вообще не обращают внимания на логические несообразности. Главное, чтобы тема была человеку интересной и близкой!
   — Кажется, в апреле… Сейчас, сейчас… Вспоминаю. Ну, да… да… В апреле… Два года назад. Мне тогда как раз катаракту удаляли.
   «Два года назад», — прошептала Светлова, кладя трубку.
   Светлова лихорадочно принялась рисовать новую схему, условно назвав ее «Погребижская минус два года».
   Кто был тогда вокруг этой женщины? Анна придвинула близко к нарисованной фигурке писательницы ее старого приятеля Малякина, потом директора «Андромеды», бывшую золовку Елизавету Львовну. Был среди тех, с кем постоянно общалась тогда Погребижская, судя по словам Малякина, и ее бывший муж.
   Итак, муж умер. Малякин перестал общаться с Погребижской, в общем-то, из-за какого-то надуманного пустячного конфликта.
   Любопытно при этом, что старому знакомому Малякину сообщила о разрыве отношений не сама Погребижская, а ее секретарь. Нет, чтобы по-простому, по-человечески, послать насолившего ей чем-то Малякина куда подальше! Все-таки не один десяток лет знакомы… Вместо этого церемонии почти на уровне межгосударственных отношений — посол вручает ноту и сообщает о разрыве дипломатических отношений.
   Тогда же Погребижская, очевидно, перестала видеться и с золовкой Елизаветой Львовной.
   Светлова рисовала на своей схеме эти исчезнувшие из жизни писательницы фигурки пунктиром… Так что, в итоге, фигурка Погребижской на бумаге оказалась окружена какими-то пунктирными привидениями… Как говорится: «И все они умерли, умерли, умерли». Ну, это в переносном смысле. Умерли все эти люди, если так можно выразиться, как бы для общения с писательницей!
   Кроме бывшего мужа Марии Погребижской, который умер по-настоящему.
   Да вот еще домашнего доктора… Доктора Милованова Якова Ильича, пользовавшего, по словам Елизаветы Львовны, семейство Погребижских чуть ли не всю свою жизнь…
   Доктор тоже исчез из ближайшего окружения «классика» Марии Иннокентьевны Погребижской два года назад. И тоже не в переносном, а в самом буквальном смысле слова.
   Светлова подумала и набрала номер своего старого знакомого капитана Дубовикова.
   — Капитан, можно кое-что узнать об одном старом ДТП, случившемся два года назад, в результате которого погиб человек?
   — Опять «очень нужно»?
   — Опять.

Глава 9

   — Яков Ильич, что, был рассеянным человеком? — спросила Светлова.
   — Не сказал бы… Скорей наоборот. Дедушка был точен, как часы. Вся жизнь по принципу: береженого бог бережет.
   — Но он был уже не очень молод? — возразила Аня. — Старики ведь рассеянны.
   — Нет, — решительно покачал головой юный внук доктора Милованова. — К дедушке это не относилось. Вы будете чай? Или кофе?
   — Нет, спасибо.
   Алекса Милованова, внука «потерпевшего Милованова, позже скончавшегося в больнице от травм, не совместимых с дальнейшей жизнедеятельностью», Светлова разыскала с помощью капитана Дубовикова.
   Подняли сведения по ДТП, случившемуся два года назад. Фамилия оказалась редкой… А внук погибшего в результате того ДТП гражданина Милованова, Алекс, как выяснилось, жил в той же самой квартире, в которой был прописан прежде и его дед.
   Светлова не стала юноше врать: она сказала, что расследует в качестве частного детектива преступление; и, возможно, оно связано с тем давним ДТП, которое произошло два года назад, и в котором погиб его дедушка.
   Интересно, что молодой восемнадцатилетний парень, у которого, по идее, ветер должен был бы свистеть в голове и «одни дискотеки на уме», сразу согласился на встречу. Оказалось, что случившееся два года назад по-прежнему волнует молодого человека.
   — Значит, какой-то лихач… может быть, пьяный… промчался на красный свет, сбил доктора Милованова и умчался в неизвестном направлении? — уточнила «картину преступления» Светлова.
   — Видите ли… — терпеливо стал объяснять Алекс, — каждый вечер дедушка выходил на прогулку в парк, расположенный неподалеку от дома. И вот так все это и случилось… Милиция нашла потом даже свидетельницу. Одна женщина, как выяснилось, из окна видела все происшествие от начала до конца.
   — Вот как?
   — Да, она обратила внимание на дедушку, который ждал, когда зажжется зеленый свет светофора, чтобы перейти дорогу, и видела какую-то машину, которая, притормозив, остановилась было у светофора…
   — Ту самую машину?
   — В это время, в десять вечера, улица пустеет, и У перехода стояла всего одна машина… И вот, когда дед ступил на «зебру», эта машина вдруг неожиданно рванула с места.
   — А номера?
   — В том-то все и дело… Свидетельница видела все, что случилось, от начала и до конца, а вот номер-то машины, увы, — ведь были уже сумерки! — не разглядела. Женщина тут же позвонила в милицию и «Скорую»… Но спасти деда не смогли.
   — Яков Ильич, что же, судя по тому, что вы охарактеризовали его, как крайне педантичного человека, выходил на прогулку действительно ежедневно? — поинтересовалась Светлова.
   — Да, у деда даже была такая присказка: «Я старорежимный человек, и поэтому у меня режим дня!»
   — А ваша фраза, Алекс, «точен как часы», не означает ли, что доктор выходил на прогулку ровно в одно и то же время?
   — Ну, бывали, конечно, исключения. Мало ли что в жизни случается — болезни, командировки, какие-то неотложные дела… Но, в общем, да, именно так: каждый день и в одно и то же время.
   — Значит, каждый день в десять вечера он возвращался из парка домой?
   Алекс Милованов кивнул.
   — А вы не подскажете, где находится это место? — попросила Анна. — То, где все и случилось…
   И юный Милованов, вздохнув, принялся объяснять Светловой, как пройти к парку, возле которого погиб доктор, пользовавший знаменитую писательницу Погребижскую.

* * *

   Осматриваясь по сторонам, Светлова стояла у «того самого» светофора…
   Да, получалось, что дорога от дома Миловановых до парка, которой обычно ходил Яков Ильич, самая удобная. И, в общем-то, единственная — в том смысле, что самая предпочтительная… Остальные пути намного длиннее.
   Удобная дорога, ничего не скажешь, только вот надо обязательно переходить улицу у светофора.
   Аня вздохнула.
   Ох, уж эти ежедневные пробежки, прогулки, «железные правила», сила воли, режим и «здоровый образ жизни»! Прямой путь в могилу… Ох, уж эти точные, аккуратные, педантичные люди! Ну, просто подарки для киллера.
   Сколько их, совершающих пробежку «ровно в восемь» или прогулку «ровно в семь», полегло уже на тенистых дорожках парков. Идеальное место для заказного убийства. Да и время, которое обычно отводится для занятий спортом — раннее утро или вечер, — тоже для киллеров подходящее. В общем, человек с такими здоровыми привычками действительно настоящий подарок для киллера. Есть у киллера хорошая возможность присмотреться. Все рассчитать, подготовиться, и в назначенный день и час, «ровно в восемь» или ровно в Десять вечера…
   По сути дела, этот автомобильный наезд на Милованова — самое настоящее убийство. Только тот, кто убрал доктора Милованова, обошелся без снайперской винтовки и пистолета. Место и время лучше не придумаешь — сумерки, малолюдье…
   Трудно поверить в случайность… Однако тем не менее и родственники, и милиция в нее поверили. Поверили, поскольку очень сложно ответить на вопрос: зачем было убивать старого доктора? Кому это могло понадобиться? И родственникам, и милиции проще было предположить нелепую случайность: какого-то безумца в «стадии обострения» или очень пьяного человека за рулем той сумасшедшей машины, что сбила доктора Милованова.
   Тем не менее скорее всего это было обдуманное убийство. А ключом к ответу на вопрос «зачем было убивать старого доктора?» — может стать время его совершения: ведь все это произошло… Да, да! Два года назад. Отчего-то тоже два года назад. Не раньше и не позже.
   Что-то случилось тогда… И «бабуля» начала, по-видимому, выбивать одного за другим людей из близкого окружения Погребижской.
   Но если кому-то можно было просто отказать от дома, — скажем, тому же Малякину, то как откажешь старому семейному доктору? Милованов был уже сам как член семьи, судя по всему. И главное, он, очевидно, регулярно и часто общался со своей пациенткой Погребижской. А такому доктору пациенты поверяют не только проблемы со здоровьем. Ему, скорее всего, доверяют и другие тайны. С ним, скорее всего, советуются, ему жалуются…
   И вот доктора, судя по всему, и заказали. Вряд ли, конечно, его убила сама бабуля…
   Заказала!
   Но что тогда, два года назад, случилось с Погребижской? У кого это можно выведать? С кем потолковать на эту тему?
   Снова напроситься в гости к Малякину? Аня с некоторой тоской припомнила его бесконечные вздохи: «Ах, Маша, Маша…» Жуть, сколько времени займет эта малякинская ностальгия по ушедшим временам и молодости! К тому же его воспоминания все какие-то однобокие и довольно бесполезные.
   А что, если… Что, если взяться за его жену?
   Аня припомнила взгляды, которые исподлобья бросала эта выдрессированная особа. Наверняка дама хранит уйму информации, и, разумеется, эта информации несколько иного плана, чем у ее благоверного. Эта дама вряд ли будет восхищенно вздыхать: Маша, Маша!
   Точно! Вот кто нужен Светловой.

* * *

   Еще во время предыдущего визита предусмотрительная Анна выяснила, что «классик детской литературы» Малякин тоже придерживается строгих «здоровых» правил. То есть ежедневно с двух До четырех совершает прогулки по ближнему лесочку. Теперь эта осведомленность Светловой оказалась очень кстати. Именно в это время Анна к «классику» домой и заявилась.
   К счастью для Светловой, и в этот день Малякин был верен своим правилам.
   — Ой! А что — Георгия Семеновича нет? — всплеснула Анна руками, когда госпожа Малякина открыла ей дверь.
   — Нет, — без всякого намека на улыбку и любезность проинформировала Светлову преданная подруга классика. — И не будет?
   — Будет. Но не скоро.
   — Ой, а можно я его подожду?
   Малякина о чем-то подумала и посторонилась, впуская Светлову в дом.
   Вероятно, ей пришло в голову, что если она выгонит девушку, которой так симпатизировал ее муж, то ему это может и не понравиться?
   Светлова украдкой взглянула на часы: в ее распоряжении были час и сорок пять минут… А потом домой вернется многословный писатель.
   — Проходите, — сухо пригласила ее Малякина.
   Анна смотрела на замкнутое, мрачноватое лицо хозяйки дома и не верила, что с ней будет легко. Разговорить такую даму — дорогого стоит!
   Однако, по-видимому, уединенная жизнь за городом в обществе капризного классика не была столь уж захватывающе интересной, и, мало-помалу, слово за слово, Малякина все-таки разговорилась. Даже принесла кофе.
   Обсудили одного, другого… Детского писателя Кравинского, детского писателя Горчакова, их жен, их подруг. Наконец добрались — Аня нервно взглянула на часы! — до Погребижской.
   — Мне почему-то показалось, что вы очень неплохо ее знаете, — заметила Светлова.
   — Ну, допустим, — нехотя призналась жена Малякина. — Я ее знаю. Или, точнее, знала. — Она замолчала. И после некоторой паузы добавила:
   — Как облупленную!
   — Я так и подумала! — с облегчением вздохнула Аня. — Вы подруги?
   — Были когда-то.
   — А потом пути разошлись?
   — Это точно — разошлись… — невесело вздохнула Анина собеседница. — Она, как вы знаете, писательница Мария Погребижская, а я жена Малякина.
   — Вы так преданы своему мужу, — попыталась подбодрить ее Аня.
   — Дальше некуда! Чуть меньше преданности — и . мне прямой путь на биржу труда. А там: «Ваша профессия? — Бывшая жена Малякина. Поищите мне новую вакансию. — А сколько вам лет? — Ха-ха…»
   И Малякина как-то чересчур нервно рассмеялась.
   Светлова терпеливо ждала, когда ее собеседница успокоится.
   Вообще, по Аниным наблюдениям, эти сверхзависимые «жены своих мужей» были одной из самых сложных категорий собеседников… Они как-то слишком легко, буквально из-за ничего, как говорится, «на ровном месте», могли вдруг впасть в терику. Наверное, постоянная зависимость от настроения и капризов мужей доводила этих женщин до нервного перенапряжения.
   — Ну, расскажите хоть немного об этой Погребижской. Так интересно!
   — Чего интересного-то?
   — Она ведь такая знаменитая…
   — Да что я могу вам рассказать?
   — Чтобы бывшей подруге и нечего было рассказать? — искренне удивилась Аня.
   — Знаете, мы уже очень давно не общаемся.
   — Давно — это два года? — с готовностью предположила Светлова.
   — Да нет… — усмехнулась Малякина, — уже почти всю жизнь. Точней сказать, всю мою замужнюю жизнь. Так… наблюдаем друг за другом издалека.
   Такой вот жизненный казус — с ним она дружит. Ну, во всяком случае, дружила — до последнего времени, а со мной…
   — Это из-за него вы поссорились? Из-за вашего Малякина?
   Женщина кивнула:
   — Хотя ведь… Ну что такого, собственно? В чем была моя вина? Я и замуж-то за него вышла только благодаря тому, что она не очень хотела.