* * *
Возле отеля я заметил поджарую фигуру Кинрю, который бросал мелкие камушки мне в окошко. Мой японец заметно нервничал. Кинрю то и дело вертел головой по сторонам, от чего создавалось такое впечатление, будто он все время подпрыгивает на одном месте.– Кинрю! – тихонько окликнул я. – Мы же условились встретиться возле особняка француза! Где ты пропадал, черт возьми? Я уже подумал… Или ты забавлялся с француженкой?
– Несчастье, Яков Андреевич, – вымолвил Золотой дракон, опустив голову. – Непоправимое несчастье.
– Какое такое несчастье? – У меня сердце упало. Я хорошо понимал, что непоправимой на этом свете может быть одна только смерть. – Неужели, с Адель?
Кинрю молча кивнул и, опустив голову, тупо уставился на свои сапоги.
– Так я и знал, – выдохнул я в ответ. – Почему-то эта девушка мне понравилась. Но, я предчувствовал, что с ней что-то должно случиться! И предчувствия, увы, не обманули меня!
– Когда я пришел в дом к Дарье Михайловне, она была одна в большой гостиной. Я попросил ее позвать горничную, но хозяйка сказала мне, что Адель больна, – начал мой Золотой дракон свое повествование. – Тогда я высказал желание повидать горничную в ее собственной комнате. Дарья Михайловна пошла мне на встречу и не стала чинить препятствий. Я поблагодарил ее и прямиком отправился в спальню к больной. Каково же было мое удивление, когда на мой стук в дверь, не последовало никакого ответа! Я стучал несколько раз и хотел было уходить, как ужасная догадка осенила меня! Тогда я отпер дверь с помощью той самой спицы, что вы, Яков Андреевич, сберегли для меня, будучи опасно ранены в экипаже…
– И что же? – мне не терпелось узнать, что было дальше.
Японец перевел дух и продолжил:
– Адель лежала в своей постели с широко открытыми глазами, устремленными в потолок. На ее челе застыла печать страдания. Ее губы посинели, на шее багровели два следа от удавки. Судя по всему, ее задушили каким-то узким шарфом. Сосуды на глазах у нее полопались, и белки казались ужасно красными. Язык вывалился изо рта…
– Довольно об этом, – прервал я его, мысленно представив эту картину. – А не было ли убийцы поблизости?
– Нет, – покачал головой Кинрю. – Я сразу понял, что горничная мертва, и попытался осмотреть комнату. К тому же, мне показалось странным, что дверь в ее спальню была заперта изнутри. Однако распахнутое настежь окно все объяснило!
– Она сама погубила себя, – произнес я задумчиво. – Ей следовало открыться нам!
– Да, – согласился японец. – Но, судя по всему, бедняжка не могла понять, можно ли нам доверять!
– И поплатилась за это, – заметил я. – Но это не объясняет того, почему ты не явился к особняку французского секретаря!
– А вот тут-то и начинается самое интересное, – усмехнулся Кинрю.
– Что именно? – поинтересовался я.
– Французская полиция нагрянула в дом Дарьи Михайловны, как раз тогда, когда я только собирался выйти из комнаты. Вот полицейские и сцапали меня прямо там, как говорится, на месте преступления и именно в тот момент, когда я рылся в ее вещах! Меня тут же обвинили в убийстве и отвели в полицейский участок!
– Вот так штука! – не верил я своим ушам. – Как это может быть?! В каком часу это случилось?
– Где-то в обед, – вспомнил японец. – Я, как всякий законопослушный гражданин, последовал за полицейскими, которые учинили мне в участке допрос и прямо обвинили в убийстве. На силу удалось убежать, прежде, чем меня упрятали в каталажку! Правда, я поломал им немного мебели, – Кинрю подмигнул мне.
– Выходит, что за нами следили, – мрачно проговорил я в ответ. – Кто-то знал, что ты отправился к Дарье Михайловне! Убийца намеренно позвал полицейских именно в тот момент, когда ты находился в доме! Этим людям гораздо проще справиться со мной в одиночку!
– Но я все же спутал им карты, – усмехнулся японец. – Уж если я избежал тюрьмы на собственной родине, то не пристало мне занимать тюрьмы во Франции! Их, должно быть, не хватает и коренным французам, – с усмешкой заметил он.
– Нам надо немедленно покинуть Кале, – отозвался я.
– А как же секретарь Лаффероне? – удивился Кинрю. – Вы же, кажется, рассчитывали соблазнить его тридцатью сребрениками…
– Он мертв, – задумчиво произнес я в ответ. – А письмо у того самого загадочного русского, который играет с нами в забавную игру кошки-мышки! У него внезапно изменились планы, и он решил немедленно отправляться на родину… – Я пересказал Кинрю то, что произошло со мной и капитаном Рональдом у особняка французского секретаря.
– Нам надо скорее собирать вещи, – задумчиво заметил Кинрю, взглянув на почерневшее небо. – Как бы снова не разыгралась буря…
Не успел он это сказать, как прогремел гром, и на нас обрушились тяжелые струи дождя. Мы поспешили под кров отеля, пока ливень не успел нас основательно вымочить.
Кинрю в спешке укладывал вещи, и я ему помогал, по мере возможности. Однако рана, нанесенная мне человеком в платке, открылась, отчего болела еще сильнее и кровоточила.
– Вы нуждаетесь в помощи врача, – заметил мой ангел-хранитель, бросив на меня встревоженный взгляд карих глаз. – Я опасаюсь, что длительное плавание на корабле станет для вас губительным!
– У нас не остается другого выхода, – ответил я. – И тебя, и меня наверняка уже разыскивает полиция. Я еще удивляюсь, как они до сих пор не добрались до отеля! Но полагаю, что французские полицейские появятся здесь с минуты на минуту! Я надеюсь только на помощь Рональда. Думаю, что в Кале найдутся капитаны, готовые оказать ему маленькую услугу, то есть взять нас с тобой на борт своего корабля! К тому же человек с письмом, по моими сведениям, сейчас находится где-то в порту… Было бы большой удачей перехватить его прежде, чем он попадет на палубу корабля! Или, в крайнем случае, оказаться с ним на одном судне, идущем в Россию!
– Да, – согласился мой Золотой дракон. – Но мы толком не знаем ни его имени, ни лица, – оговорился он. – Только инициалы: «А» и «В»! И то еще не известно, верны ли наши догадки!
– Интуиция мне подсказывает, что наши догадки верны, – проговорил я уверено, – а она меня еще ни разу не подводила! Этот Алексей Орлов еще на палубе «Стрелы» показался мне подозрительным…
– Яков Андреевич, вы заговорили как Мира, – усмехнулся в ответ Кинрю. – Ваши подозрения еще ничего не доказывают! Да и инициалы не совсем совпадают! И где же была ваша интуиция, когда графиня Александрова стащила у вас письмо государственной важности?
– Кинрю, а ты, оказывается, безжалостен, – отозвался я удивленно.
Когда мы выбрались из отеля и перешли на другую сторону, мне пришло в голову обернуться. То, что я увидел за своей спиной, ошеломило меня. Возле ворот гостиницы уже стоял фиакр, из которого высыпались французские полицейские.
– Слава богу! Успели, – проговорил я вполголоса.
* * *
Первым делом я направился к Рональду, на которого мы теперь могли положиться. Экипаж я не взял, опасаясь особо попадать на глаза кому бы то ни было. Мы пробирались в Кале закоулками. На какое-то мгновение мне показалось, что мы заблудились. Однако Кинрю удалось переубедить меня.– Не бойтесь, Яков Андреевич, я этот город уже изучил, как свои пять пальцев.
– И когда это ты только успел? – отозвался я. – Для меня не секрет, что ты прекрасно ориентируешься в лесу, но…
– Город не так сильно отличается от леса, как это кажется на первый взгляд, – отозвался мой самурай. Его платье насквозь промокло.
В небе сверкнула молния.
– Нехороший знак, – проговорил я вполголоса, стараясь идти быстрее. Я боялся, что пятно крови проявится у меня на фраке с лицевой стороны, и этим я привлеку к себе внимание полицейских.
* * *
– Яков Андреевич? – Капитан Рональд сильно удивился, увидев меня в своем номере да еще в сопровождении моего японца. – Что-то случилось? – Он закурил, и колечки сизого дыма начали подниматься к самому потолку.– О том, что случилось, вы знаете не хуже меня, – отозвался я, когда Кинрю внес в его комнату наш багаж. – Но нам вновь требуется ваша помощь! Я думаю, что вы даже сами представляете какого рода…
– Догадываюсь, – усмехнулся англичанин, который к этому времени был трезв, как стеклышко. – Вы нуждаетесь в судне, которое бы тайно доставило вас в Россию!
– Вот именно, – согласился я. – Капитан Рональд, вы чертовски догадливы!
– Да вам совсем плохо! – Воскликнул Рональд, пододвигая мне кресло. – Если бы вы могли видеть свое лицо! – Он сокрушенно покачал белокурой головой коренного жителя Туманного Альбиона.
– И я о том же, – отозвался Кинрю расстроенно.
– Хорошо, ждите меня здесь, – проговорил задумчиво капитан Рональд, набрасывая на плечи плащ. – А погода-то! Вряд ли сейчас, вообще, какое судно выйдет из порта! Это же самоубийство!
– Для нас будет самоубийством – оставаться в Кале, – отозвался я. – Нас повсюду разыскивают французские полицейские! Я, судя по всему, был замечен у дома покойного господина д'Ланже, или наш незнакомец сам позаботился о том, чтобы в убийстве секретаря Лаферроне заподозрили не кого-нибудь, а меня! Кинрю же подозревается в убийстве мадмуазель Адель – горничной графини Ольги!
– Ну я же не отказываюсь помочь вам, – протянул капитан Рональд. – Но мне, кажется, что ваша затея бессмысленна! Хотя я знаю одного рискового человека. Возможно, он и отважится выйти из порта в такую погоду! – Рональд бросил многозначительный взгляд в окно, где о стекло с шумом бились тяжелые струи холодного ливня. – А дождь-то стеной стоит!
– Что-то подсказывает мне, что царское письмо уже находится на корабле этого человека, – ответил я.
– Как знать, как знать?! – проговорил Рональд и вышел из комнаты, громко хлопнув за собой дверью.
* * *
Англичанин отсутствовал совсем недолго. Вернулся он озабоченный и какой-то растерянный. Капитан медленно снял с себя плащ и молча уселся перед камином так, что языки пламени отбрасывали отсвет на его нахмуренное лицо.– Что-то не так? – осмелился я нарушить затянувшееся молчание. – Неужели не получилось?
– Смит согласился взять вас на борт своей гнилой посудины, – отозвался капитан Рональд, – разумеется, за определенную плату! Вы должны будете разместиться в трюме…
– Ну что же, прекрасно! – воскликнул я.
– Не нравится мне все это! Во-первых, парусник старый; во-вторых, шторм; а в третьих, уж больно легко этот старый лис со всем согласился! Не скрывается ли за всем этим какой-нибудь подвох?!
– Но выбора-то у нас нет, – вставил свое слово Кинрю.
– Что верно, то верно, – отозвался капитан Рональд. – В общем, если вы не намерены отказываться от своего безумного предприятия, то вам следует торопиться, – подытожил он. – Судно «Святая Анна» отчаливает с минуты на минуту!
* * *
Спустя около часа мы уже прибыли в порт. Народу здесь было совсем немного, желающих мокнуть под проливным дождем и любоваться молниями не нашлось. Я как раз выбрался из экипажа, когда парусник «Святая Анна» отчалил от пристани. Мне показалось, что на палубе промелькнула фигура коварного незнакомца.– Мы опоздали, – простонал я в отчаянии.
Фигура незнакомца тем временем скрылась в каюте.
– Этого и следовало ожидать, – вздохнул Кинрю, вылезая из кареты. Следом за ним на набережную выбрался капитан Рональд.
– Да, надо было торопиться, – пробормотал он задумчиво. – Впрочем, что не делается, все к лучшему! Не так ли?
Я, честно признаться, с этим не слишком-то был согласен.
– Нет, вы только посмотрите! – Мой Золотой дракон кивнул на воду.
Я перевел свой взгляд в том направлении, куда мне указывал японец. Огромные волны разбивались о прибрежный гранит. Какой-то корабль никак не мог причалить к городской пристани. Это было ужасное зрелище, особенно после того, как нам суждено было пережить кораблекрушение.
Я перевел взгляд на англичанина, стоявшего рядом. Капитан Рональд пытался сохранять на лице бесстрастное выражение.
– Я постараюсь еще что-нибудь придумать, – пообещал он мне. – Торговое судно «Королева» сегодня тоже должно было отправиться в Санкт-Петербург. Возможно, если буря немного стихнет… Я попрошу капитана Гранже. Он – француз, но человек чести! И мы с ним давно знакомы!
Англичанин направился к кораблю, а нам не оставалось ничего другого, как любоваться разбушевавшейся стихией, которая понемногу сходила на нет.
Наконец, вернулся капитан Рональд. В этот раз он выглядел довольным собой.
– Господа, спешу вас обрадовать! Вы сегодня же отправляетесь на этом судне в Россию! – заявил англичанин уверенно.
* * *
Через несколько минут мы уже поднимались по трапу. Капитан Рональд помахал нам прощание рукой, и как раз в этот момент в порту показалось несколько полицейских. А фрегат, который никак не мог пристать, наконец-то причалил к берегу.– Скорее! – приказал я Кинрю. – Не хватало еще, чтобы нас с тобой взяли с этого корабля! Вряд ли нам теперь помогут даже наши с Рональдом масонские связи!
– Герцог Веллингтон мог бы за нас похлопотать, – горько усмехнулся Кинрю.
– Английский фельдмаршал сам здесь инкогнито, – отозвался я.
– Господа! – Дорогу нам преградил черноволосый капитан, который говорил по-французски. – Кольцов и Хацуми?
Я кивнул и показал ему наши с Кинрю документы.
– Прошу вас пока пожаловать в трюм, – обратился к нам капитан «Королевы». – А то как бы не было облавы, – он кивнул в сторону берега. – Посидите там хотя бы до тех пор, как мы не выйдем в открытое море!
– Как скажете, капитан, – отозвался я, отдавая нас с Кинрю в его власть.
IV
Мы вернулись в Санкт-Петербург практически без приключений. Французские полицейские, и впрямь, обыскали корабль, но без особенного старания. Поэтому в Атлантическом океане мы смогли уже без риска для жизни выйти из трюма на скрипучую палубу и поближе познакомиться с капитаном, который поместил нас в одну из довольно уютных кают. Мне, правда, пришлось выложить ему почти все свои деньги, но я на это не жалуюсь. По крайней мере мы с его помощью получили возможность возвратиться в Россию… «Королева» в проливе Па-де Кале смогла избежать печальной участи английского фрегата «Стрелы».
– Неужели мы дома? – недоверчиво проговорил Кинрю, когда мы ступили на гранитную набережную. – Я, уж, думал, что мы никогда не вернемся!
– В жизни есть место чуду, – ответил я, рассматривая парусники в порту. Здесь же, неподалеку, мне удалось разглядеть и «Святую Анну», которая прибыла в Россию днем раньше. Я не переставал сокрушаться по поводу того, что мы не успели ступить на борт этого корабля вслед за таинственным незнакомцем. Впрочем, я уповал на то, что мне еще удастся разыскать его в Петербурге и вернуть Александру Благословенному через Кутузова или Балашова его политическое письмо.
– Вы сильно устали? – осведомился мой ангел-хранитель, глядя на меня с искренней жалостью. Судовой медик с каменным лицом на корабле несколько раз делал мне перевязки, что-то приговаривая себе под нос. – Ваша рана еще болит?
– Нет, мне гораздо лучше, – возразил я.
Но говоря откровенно, я чувствовал себя смертельно уставшим, а потому готовился начать поиски вора и убийцы не раньше следующего утра.
Спустя полчаса наемный экипаж доставил нас с Кинрю в мой особняк на Офицерской улице. Едва я вошел в гостиную, как Мира всплеснула руками, бросилась ко мне и лишилась чувств на моей груди.
– Час от часу не легче, – возвел глаза к потолку мой Золотой дракон.
– Ариша! – Крикнул я в полной растерянности. Мира еще таких фокусов никогда не выкидывала. Я всегда считал ее разумной и сдержанной женщиной, да и поездка эта моя была не первая, чтобы так переживать за меня. – Ариша! Да что же здесь происходит? Все с ума посходили, что ли?
Наконец, прибежала горничная, от которой толку было, все равно, что от курицы. Она только и делала, что охала над своей госпожей. Я перенес Миру на оттоманку и положил ей подушки под голову.
– Да что ты тут кудахчешь?! – воскликнул Кинрю. – Воды принеси! Соли нюхательные! Тебя здесь держат зачем?
– Соли нюхательные? – переспросила горничная. – Да у нас их отродясь не бывало, – растерялась она. Тем не менее она налила воды из кувшина в стеклянный стакан и выплеснула ее в лицо индианке.
Мира открыла глаза, обвела ими комнату, и остановила свой взгляд на мне.
– Так это не сон… – простонала она.
– Конечно не сон, – улыбнулся я и сжал ее ледяную руку в ладонях. – Мира, милая моя, что с тобою? – Я поцеловал ее, пряча глаза. Воспоминания об Ольге причиняли мне одни только боль и стыд. Как я мог думать, что люблю кого-то еще, кроме моей преданной индианки?!
– Яков, я видела во сне, как твой корабль разбился, – прошептала Мира. – Я видела златокудрую женщину… Эта женщина, она…
– Это был только сон, – мягко перебил я ее. – А теперь я вернулся. Все будет хорошо.
– Ты неважно выглядишь, – проговорила Мира, стряхивая с ресниц то ли слезы, то ли капли воды. – Ты ранен? Я вижу, – индианка уткнулась мне в грудь пылающим лбом.
Я невольно отстранился от нее, почувствовав боль.
– Ариша! Вели Сварупу заварить крепкий чай из трав! – приказала Мира. Наконец, она сумела подняться и присесть на турецком диване. – Кутузов несколько раз приходил, – сообщила она.
– Об этом завтра поговорим, – отозвался я. Сейчас мне очень не хотелось затрагивать эту тему.
В этот момент в гостиную вошел камердинер.
– Яков Андреевич! – воскликнул он. – Вы вернулись! Вот, счастье-то! Вас там какая-то дама спрашивает! Экипаж у нее уж больно богатый!
– Дама? – удивился я. – Что за дама? Она как-нибудь отрекомендовалась?
– Вот оно, начинается, – вздохнула Мира. Она встала с дивана, оправила свои юбки из флера и высокую прическу на голове, сколотую черепаховым гребнем. – Еще не хватало, чтобы эта женщина поняла, что я плакала!
Мира на моих глазах с каждым днем все больше превращалась в светскую женщину. Я не знал, плакать мне или смеяться?!
– Дама никак не отрекомендовалась, – ответил лакей. – По всему видно, что она из высшего света будет, – заметил он с важностью.
– Да что ты говоришь? – удивился я. У меня было два предположения на предмет этой дамы: или та дама – Лиза Данилина или… При мысли о том, что это могла быть Марья Антоновна меня бросило в жар. Что я мог ей сказать?!
– Яков, что с тобой? – Мира не сводила с меня встревоженных глаз. – Ты чего-то боишься? Неужели кто-то может быть страшнее Кутузова? Тем более дама?!
– Милая Мира, порой мне кажется, что я к Ивану Кутузову тебя ревновать начну в скором времени, – с иронией усмехнулся я. – Ты только о нем и говоришь целыми днями! Не успел я приехать, а ты уже о Кутузове! Словно и поговорить больше не о чем!
– Вот так новости, – Мира удивленно заморгала ресницами. – Яков, ты сегодня сам не свой! Что с тобой сделали эти англичане? Или французы?..
– Господа, а с барыней-то что делать? – напомнил о себе камердинер. – Сколько можно ее на улице-то держать?!
– Так ты проси ее в дом, – распорядился я. – Чего же ты стоишь?
– Так никаких приказаний не было, – развел руками лакей и скрылся в дверях.
– Кто бы это мог быть? – задумчиво проговорила Мира.
– Может, какая-нибудь из твоих светских подруг, – отозвался я.
– Нет, – уверено заявила Мира, – она непременно к вам! Иначе бы вы, Яков, так не изменились в лице, – индианка снова разговаривал со мной на «вы», а это, отнюдь, ничего хорошего не предвещало!
Наконец, дверь в гостиную приоткрылась, и в комнату вошла невысокая женщина в траурном роброне из черного бархата. Лицо ее скрывал капюшон тальмы, подбитый горностаевым мехом. Мое сердце остановилось.
– Марья Антоновна?! – воскликнул я.
– Я рада, что вы так сразу узнали меня, – Нарышкина сняла капюшон. – Только, что же вы меня столько на ветру-то промаяли? – Она опустилась в глубокое кресло красного дерева.
– Я…
– Не стоит оправдываться, Яков Андреевич, – с достоинством проговорила Марья Антоновна. – Вы и так передо мной кругом виноваты!
– О чем говорит эта женщина? – испуганно пролепетала моя индианка.
– Я должна переговорить с вами наедине, – сурово обратилась ко мне Нарышкина.
В этот момент я понял, что ей уже известно о таинственной гибели ее дочери Ольги.
– Мира, Кинрю, я попросил бы вас оставить нас с дамой наедине, – обратился я к своим спутникам.
– Что происходит? Я ничего не понимаю! – испуганно воскликнула индианка. Ее обычный такт изменил ей. Кинрю чуть ли не силой увлек ее из гостиной под локоть.
– Да, Яков Андреевич, – протянула Марья Антонова, – а я еще не верила слухам! Да у вас здесь какой-то вертеп! – Она презрительно осмотрелась по сторонам.
Мне не хватило смелости возразить ей, ведь я, действительно был перед ней кругом виноват. Я не только не вернул графиню Ольгу на родину, но и не сумел уберечь ее. Теперь Ольга Александрова покоилась на французском кладбище в Кале, и ее мать даже не могла прийти на ее могилу, чтобы оплакать свое дитя и вознести молитвы всевышнему!
– Я привез из Кале дурные вести, Марья Антоновна, – начал я.
– Не продолжайте! Мне обо всем известно из письма моей родственницы! Этому письму удалось достичь местных берегов гораздо быстрее вас! – отозвалась Нарышкина. В ее темных глазах заблестели слезы. – Неужели мою дочь в самом деле убили?!
– Очень похоже на это, – ответил я. – Я могу быть с вами достаточно откровенным? Мне бы не хотелось затрагивать ваших самых святых чувств по отношению к дочери, но…
– Вы можете быть со мной откровенны, – сглотнув ком в горле, проговорила Марья Антоновна. – Я желаю знать, что же все-таки произошло, и кто тот мерзавец, что осмелился поднять руку на царскую дочь!
– Боюсь, мой рассказ покажется вам слишком длинным, – невесело отозвался я, – и несколько неправдоподобным! Вы сами были невольной свидетельницей того разговора, который состоялся в китайской гостиной Екатерининского дворца в Царском селе, а значит, вы должны знать о письме… – Я бросил на нее многозначительный взгляд.
– Да, мне известно, что Император ведет какую-то двойную политику, – ответила Марья Антоновна. – И вы считаете, что Ольга была как-то причастна ко всему этому?
– Да, – жестко ответил я. – Она собиралась передать письмо Александра австрийцам!
– Бред! – Марья Антоновна задохнулась от праведного негодования. – Вы смешиваете черное с белым! Мне известно только, что она бросилась в Кале вслед за обесчестившим ее офицером! Причем здесь политика?! Причем здесь какие-то письма? Австрийцы?
– И тем не менее, это так, – отозвался я, стараясь казаться бесстрастным. – Ольга выкрала это письмо у меня прямо на корабле, во время шторма…
– О чем вы говорите? Как моя дочь могла выкрасть у вас письмо? Вы сваливаете с больной головы на здоровую! Вы, Яков Андреевич, выдумали эту небылицу специально для того, чтобы оправдаться! Где вы хранили это письмо? – осведомилась Нарышкина.
– За подкладкой моего сюртука, – тихо ответил я.
– На что вы намекаете? – взорвалась Марья Антоновна.
– Я только говорю, что Ольга вспорола подкладку и вытащила письмо, – объяснил я Нарышкиной. – У нее был сообщник, и я подозреваю, что именно он выбросил ее с третьего этажа! Возможно, ваша дочь передумала в последний момент, и у ее сообщника не осталось другого выхода… Наверное, это тот самый офицер, о котором вы говорите!
– О, нет! – Нарышкина закрыла лицо руками. Однако держалась она гораздо лучше Дарьи Михайловны. – Я не хочу слушать того, что вы говорите! Вы наводите клевету на мою покойную дочь! Впрочем, теперь это не имеет особенного значения! Вы не уберегли мою Оленьку!
– Я обещаю вам найти убийцу графини Александровой, – проговорил я в ответ, видя ее отчаяние.
– А у вас и не остается иного выхода! – с ненавистью в голосе воскликнула Мария Антоновна. – Иначе я стану вашим самым злейшим врагом, – пообещала она. – И буду во всех ваших начинаниях чинить вам препоны! Я надеюсь, что вы наслышана о моем влиянии при дворе…
– Разумеется, – отозвался я. У меня не было никаких оснований не верить первой фрейлине в государстве.
– Мою дочь убили, – продолжала Марья Антоновна. – Вторая моя дочь серьезно больна. Две законные дочери Александра Павловича от царицы Елизаветы умерли еще чуть ли не во младенчестве! Это какой-то злой рок! Но кто-то же должен ответить за все!
– Резонно, – проговорил я в ответ.
У меня появилось опасение, что этим «кто-то» стану именно я. Если, конечно, мои действия не станут носить более позитивный характер.
– Итак, вы клянетесь, что найдете убийцу? – Марья Антоновна выглядела так, словно была готова разорвать меня собственными руками.
Впрочем, я полагал, что ее материнские чувства можно было понять. Хотя, лично мне от них делалось не легче. Скорее, они пугали меня… Мало ли, на что могла пойти женщина, доведенная до отчаяния?!
– Клянусь, – отозвался я. – Это и в моих интересах. Я должен вернуть императорское письмо!
– Вы полагаете, что оно в России? – поинтересовалась Марья Антоновна.
– У меня есть основания в этом не сомневаться, – отозвался я. – Только я прошу вас об одном одолжении…
– Каком же?
– Чтобы этот разговор остался между нами, – ответил я.
– Неужели мы дома? – недоверчиво проговорил Кинрю, когда мы ступили на гранитную набережную. – Я, уж, думал, что мы никогда не вернемся!
– В жизни есть место чуду, – ответил я, рассматривая парусники в порту. Здесь же, неподалеку, мне удалось разглядеть и «Святую Анну», которая прибыла в Россию днем раньше. Я не переставал сокрушаться по поводу того, что мы не успели ступить на борт этого корабля вслед за таинственным незнакомцем. Впрочем, я уповал на то, что мне еще удастся разыскать его в Петербурге и вернуть Александру Благословенному через Кутузова или Балашова его политическое письмо.
– Вы сильно устали? – осведомился мой ангел-хранитель, глядя на меня с искренней жалостью. Судовой медик с каменным лицом на корабле несколько раз делал мне перевязки, что-то приговаривая себе под нос. – Ваша рана еще болит?
– Нет, мне гораздо лучше, – возразил я.
Но говоря откровенно, я чувствовал себя смертельно уставшим, а потому готовился начать поиски вора и убийцы не раньше следующего утра.
Спустя полчаса наемный экипаж доставил нас с Кинрю в мой особняк на Офицерской улице. Едва я вошел в гостиную, как Мира всплеснула руками, бросилась ко мне и лишилась чувств на моей груди.
– Час от часу не легче, – возвел глаза к потолку мой Золотой дракон.
– Ариша! – Крикнул я в полной растерянности. Мира еще таких фокусов никогда не выкидывала. Я всегда считал ее разумной и сдержанной женщиной, да и поездка эта моя была не первая, чтобы так переживать за меня. – Ариша! Да что же здесь происходит? Все с ума посходили, что ли?
Наконец, прибежала горничная, от которой толку было, все равно, что от курицы. Она только и делала, что охала над своей госпожей. Я перенес Миру на оттоманку и положил ей подушки под голову.
– Да что ты тут кудахчешь?! – воскликнул Кинрю. – Воды принеси! Соли нюхательные! Тебя здесь держат зачем?
– Соли нюхательные? – переспросила горничная. – Да у нас их отродясь не бывало, – растерялась она. Тем не менее она налила воды из кувшина в стеклянный стакан и выплеснула ее в лицо индианке.
Мира открыла глаза, обвела ими комнату, и остановила свой взгляд на мне.
– Так это не сон… – простонала она.
– Конечно не сон, – улыбнулся я и сжал ее ледяную руку в ладонях. – Мира, милая моя, что с тобою? – Я поцеловал ее, пряча глаза. Воспоминания об Ольге причиняли мне одни только боль и стыд. Как я мог думать, что люблю кого-то еще, кроме моей преданной индианки?!
– Яков, я видела во сне, как твой корабль разбился, – прошептала Мира. – Я видела златокудрую женщину… Эта женщина, она…
– Это был только сон, – мягко перебил я ее. – А теперь я вернулся. Все будет хорошо.
– Ты неважно выглядишь, – проговорила Мира, стряхивая с ресниц то ли слезы, то ли капли воды. – Ты ранен? Я вижу, – индианка уткнулась мне в грудь пылающим лбом.
Я невольно отстранился от нее, почувствовав боль.
– Ариша! Вели Сварупу заварить крепкий чай из трав! – приказала Мира. Наконец, она сумела подняться и присесть на турецком диване. – Кутузов несколько раз приходил, – сообщила она.
– Об этом завтра поговорим, – отозвался я. Сейчас мне очень не хотелось затрагивать эту тему.
В этот момент в гостиную вошел камердинер.
– Яков Андреевич! – воскликнул он. – Вы вернулись! Вот, счастье-то! Вас там какая-то дама спрашивает! Экипаж у нее уж больно богатый!
– Дама? – удивился я. – Что за дама? Она как-нибудь отрекомендовалась?
– Вот оно, начинается, – вздохнула Мира. Она встала с дивана, оправила свои юбки из флера и высокую прическу на голове, сколотую черепаховым гребнем. – Еще не хватало, чтобы эта женщина поняла, что я плакала!
Мира на моих глазах с каждым днем все больше превращалась в светскую женщину. Я не знал, плакать мне или смеяться?!
– Дама никак не отрекомендовалась, – ответил лакей. – По всему видно, что она из высшего света будет, – заметил он с важностью.
– Да что ты говоришь? – удивился я. У меня было два предположения на предмет этой дамы: или та дама – Лиза Данилина или… При мысли о том, что это могла быть Марья Антоновна меня бросило в жар. Что я мог ей сказать?!
– Яков, что с тобой? – Мира не сводила с меня встревоженных глаз. – Ты чего-то боишься? Неужели кто-то может быть страшнее Кутузова? Тем более дама?!
– Милая Мира, порой мне кажется, что я к Ивану Кутузову тебя ревновать начну в скором времени, – с иронией усмехнулся я. – Ты только о нем и говоришь целыми днями! Не успел я приехать, а ты уже о Кутузове! Словно и поговорить больше не о чем!
– Вот так новости, – Мира удивленно заморгала ресницами. – Яков, ты сегодня сам не свой! Что с тобой сделали эти англичане? Или французы?..
– Господа, а с барыней-то что делать? – напомнил о себе камердинер. – Сколько можно ее на улице-то держать?!
– Так ты проси ее в дом, – распорядился я. – Чего же ты стоишь?
– Так никаких приказаний не было, – развел руками лакей и скрылся в дверях.
– Кто бы это мог быть? – задумчиво проговорила Мира.
– Может, какая-нибудь из твоих светских подруг, – отозвался я.
– Нет, – уверено заявила Мира, – она непременно к вам! Иначе бы вы, Яков, так не изменились в лице, – индианка снова разговаривал со мной на «вы», а это, отнюдь, ничего хорошего не предвещало!
Наконец, дверь в гостиную приоткрылась, и в комнату вошла невысокая женщина в траурном роброне из черного бархата. Лицо ее скрывал капюшон тальмы, подбитый горностаевым мехом. Мое сердце остановилось.
– Марья Антоновна?! – воскликнул я.
– Я рада, что вы так сразу узнали меня, – Нарышкина сняла капюшон. – Только, что же вы меня столько на ветру-то промаяли? – Она опустилась в глубокое кресло красного дерева.
– Я…
– Не стоит оправдываться, Яков Андреевич, – с достоинством проговорила Марья Антоновна. – Вы и так передо мной кругом виноваты!
– О чем говорит эта женщина? – испуганно пролепетала моя индианка.
– Я должна переговорить с вами наедине, – сурово обратилась ко мне Нарышкина.
В этот момент я понял, что ей уже известно о таинственной гибели ее дочери Ольги.
– Мира, Кинрю, я попросил бы вас оставить нас с дамой наедине, – обратился я к своим спутникам.
– Что происходит? Я ничего не понимаю! – испуганно воскликнула индианка. Ее обычный такт изменил ей. Кинрю чуть ли не силой увлек ее из гостиной под локоть.
– Да, Яков Андреевич, – протянула Марья Антонова, – а я еще не верила слухам! Да у вас здесь какой-то вертеп! – Она презрительно осмотрелась по сторонам.
Мне не хватило смелости возразить ей, ведь я, действительно был перед ней кругом виноват. Я не только не вернул графиню Ольгу на родину, но и не сумел уберечь ее. Теперь Ольга Александрова покоилась на французском кладбище в Кале, и ее мать даже не могла прийти на ее могилу, чтобы оплакать свое дитя и вознести молитвы всевышнему!
– Я привез из Кале дурные вести, Марья Антоновна, – начал я.
– Не продолжайте! Мне обо всем известно из письма моей родственницы! Этому письму удалось достичь местных берегов гораздо быстрее вас! – отозвалась Нарышкина. В ее темных глазах заблестели слезы. – Неужели мою дочь в самом деле убили?!
– Очень похоже на это, – ответил я. – Я могу быть с вами достаточно откровенным? Мне бы не хотелось затрагивать ваших самых святых чувств по отношению к дочери, но…
– Вы можете быть со мной откровенны, – сглотнув ком в горле, проговорила Марья Антоновна. – Я желаю знать, что же все-таки произошло, и кто тот мерзавец, что осмелился поднять руку на царскую дочь!
– Боюсь, мой рассказ покажется вам слишком длинным, – невесело отозвался я, – и несколько неправдоподобным! Вы сами были невольной свидетельницей того разговора, который состоялся в китайской гостиной Екатерининского дворца в Царском селе, а значит, вы должны знать о письме… – Я бросил на нее многозначительный взгляд.
– Да, мне известно, что Император ведет какую-то двойную политику, – ответила Марья Антоновна. – И вы считаете, что Ольга была как-то причастна ко всему этому?
– Да, – жестко ответил я. – Она собиралась передать письмо Александра австрийцам!
– Бред! – Марья Антоновна задохнулась от праведного негодования. – Вы смешиваете черное с белым! Мне известно только, что она бросилась в Кале вслед за обесчестившим ее офицером! Причем здесь политика?! Причем здесь какие-то письма? Австрийцы?
– И тем не менее, это так, – отозвался я, стараясь казаться бесстрастным. – Ольга выкрала это письмо у меня прямо на корабле, во время шторма…
– О чем вы говорите? Как моя дочь могла выкрасть у вас письмо? Вы сваливаете с больной головы на здоровую! Вы, Яков Андреевич, выдумали эту небылицу специально для того, чтобы оправдаться! Где вы хранили это письмо? – осведомилась Нарышкина.
– За подкладкой моего сюртука, – тихо ответил я.
– На что вы намекаете? – взорвалась Марья Антоновна.
– Я только говорю, что Ольга вспорола подкладку и вытащила письмо, – объяснил я Нарышкиной. – У нее был сообщник, и я подозреваю, что именно он выбросил ее с третьего этажа! Возможно, ваша дочь передумала в последний момент, и у ее сообщника не осталось другого выхода… Наверное, это тот самый офицер, о котором вы говорите!
– О, нет! – Нарышкина закрыла лицо руками. Однако держалась она гораздо лучше Дарьи Михайловны. – Я не хочу слушать того, что вы говорите! Вы наводите клевету на мою покойную дочь! Впрочем, теперь это не имеет особенного значения! Вы не уберегли мою Оленьку!
– Я обещаю вам найти убийцу графини Александровой, – проговорил я в ответ, видя ее отчаяние.
– А у вас и не остается иного выхода! – с ненавистью в голосе воскликнула Мария Антоновна. – Иначе я стану вашим самым злейшим врагом, – пообещала она. – И буду во всех ваших начинаниях чинить вам препоны! Я надеюсь, что вы наслышана о моем влиянии при дворе…
– Разумеется, – отозвался я. У меня не было никаких оснований не верить первой фрейлине в государстве.
– Мою дочь убили, – продолжала Марья Антоновна. – Вторая моя дочь серьезно больна. Две законные дочери Александра Павловича от царицы Елизаветы умерли еще чуть ли не во младенчестве! Это какой-то злой рок! Но кто-то же должен ответить за все!
– Резонно, – проговорил я в ответ.
У меня появилось опасение, что этим «кто-то» стану именно я. Если, конечно, мои действия не станут носить более позитивный характер.
– Итак, вы клянетесь, что найдете убийцу? – Марья Антоновна выглядела так, словно была готова разорвать меня собственными руками.
Впрочем, я полагал, что ее материнские чувства можно было понять. Хотя, лично мне от них делалось не легче. Скорее, они пугали меня… Мало ли, на что могла пойти женщина, доведенная до отчаяния?!
– Клянусь, – отозвался я. – Это и в моих интересах. Я должен вернуть императорское письмо!
– Вы полагаете, что оно в России? – поинтересовалась Марья Антоновна.
– У меня есть основания в этом не сомневаться, – отозвался я. – Только я прошу вас об одном одолжении…
– Каком же?
– Чтобы этот разговор остался между нами, – ответил я.