Страница:
– Привет передавайте Зарину. Буду в городе, зайду к нему в гости.
– Обязательно! Беги домой.
Дождавшись, когда джинсовая курточка Кати перестанет мелькать светлым пятнышком между деревьями, энчечекист побрел в Колдубинск.
Погорячился он с марш-броском, ох и погорячился. Идти пришлось долго, а в голову одна за другой настойчиво лезли разные подлые мысли: от сомнений в эффективности ведущегося расследования до недовольства очередным поворотом в судьбе самого ап-Телемнара.
Вот теперь скажите на милость, как среди трех с половиной тысяч колдубинцев искать опаснейшего чародея, сумевшего превратить целый лес в балрог знает что такое. Самое неприятное, что Эрин не представлял даже, с какой стороны подступиться к выявлению злоумышленника. Хватать каждого встречного и с помощью одной высокоморальной леди потрошить их разум? Так у Нолвэндэ силенок не хватит, а у Эринрандира не хватит выдержки, чтобы терпеть ее бесконечные закидоны. Почему-то раньше они с напарницей могли вместе работать, и даже отдыхать получалось без стычек и обид. Чуяло сердце – нечего Нол делать в Колдубинске.
И то ли пагубное влияние Гадского леса продолжало сказываться, то ли отворотное гоблинское зелье подействовало через штанину, но к общежитию Эринрандир подошел уже совсем невменяемый – злой, мрачный, угрюмый и страстно мечтающий о… чучеле дятла.
Сейчас бы как вмазать этим самым чучелом сначала себе по голове, а потом по капоту припаркованного на стоянке «нуэно». Потом снова по голове, а следом башкой об капот.
О! Эрин еще не знал, что его ждет в общежитии. Знал бы, обошелся бы без чучела дятла.
Бродить в темноте по незнакомому городу и пинать от злости пивные банки – это последнее дело. Конечно, мне сейчас нестерпимо хотелось… нет, не плакать! Напиться и подраться, очнуться в полицейском участке, опозориться окончательно и застрелиться. Ага, именно в такой последовательности. Вариант «выпить водки, добыть из багажника „нуэно“ канистру бензина, пристрелить напарника и поджечь это гнездо разврата, подперев дверь снаружи, а застрелиться уже потом», конечно, более заманчивый, но вряд ли осуществимый. Несмотря на обуревающие меня очень теплые чувства, заживо сжигать десяток-другой безоружных женщин я не стану. Хотя очень хочется.
«Поймаю этого урода и переведусь куда-нибудь подальше отсюда, – решила я. – Пусть Арк меня к себе пристроит… Или в армию завербуюсь. А что? Достаточно не упоминать титул и умолчать о специализации – и пожалуйста, обычная девчонка с улицы. Может, так будет лучше для всех?»
В конце концов, при должном усердии красивое родовое имя я могу заработать и сама. Какие мои годы, а? Стать просто Нолвэндэ, а не леди Анарилотиони-младшей…
Мысли мои перескочили на такой забавный предмет, как имена. Смех да и только – по аналогу с представителями других рас наш наследственный титул все воспринимают почему-то как фамилию. Разумеется, это не так. У эльфов не бывает фамилий, и мы не меняем имена, вступая в брак. Аэриэн Каноррониэн стала леди Анарилотиони не потому, что вышла замуж за Таурендила ап-Нимгиля… Невозможно убежать от себя и от своей крови. Даже спустя пару сотен лет, сменив пяток мужей (хотя это уж вряд ли), я все равно останусь леди Анарилотиони, и ничего с этим не поделаешь. Балрог!
Вот так, усталая, грязная и расстроенная, я и добралась до своего временного пристанища. По-хорошему, следовало зайти куда-нибудь поужинать (а заодно и пообедать), но после всех сегодняшних событий желудок у меня завязался узлом, и одна лишь мысль о еде вызывала тошноту, Я не то что есть, я курить не могла. И возможно, это было своего рода наказание за все мои подвиги, как знать.
От пылких фантазий дриад в холле было жарко, как в парнике. Никакой влажный дождевой лес, даже самый реликтовый, не идет ни в какое сравнение по влажности и температуре с почти осязаемыми взглядами разнаряженных барышень. И хотя дождались эльфа лишь самые стойкие особи, включая Липу Пальмер, но Эрину от этого легче не стало. Он чувствовал себя отбившимся от экспедиции ботаником, потерявшимся в первобытной чаще и обнаружившим себя в зарослях гигантских плотоядных росянок. А кроме того, ему отчаянно захотелось выпить. Вот прямо сейчас, на пороге, развернуться и рысью поскакать в круглосуточный магазинчик в противоположном крыле общаги.
– Добрый вечер, товарищ ап-Телемнар, – ласково промурлыкала администраторша, едва он попытался сделать шаг в сторону стойки. – Тут ваша напарница заходила.
В пронизанном взглядами и желаниями воздухе повисла напряженная пауза.
– И? – не выдержал эльф.
– Она не пожелала вас дожидаться, а оставила ключи от машины. – Ядовитым млечным соком сочился голос дриады.
– Спасибо, Мелисса Флавоноидовна, – буркнул Эрин и протянул ладонь.
Нет, это были не ключи. Это был обжигающий сгусток ненависти и презрения. Только чудом энчечекист удержался, чтобы не выронить связку на пол. От концентрированной, хорошо настоявшейся злобы у него пальцы свело судорогой.
Паучий случай! Да за что же?! Что? Что он сделал Нолвэндэ плохого, чтобы так самозабвенно его ненавидеть? Она желает переломать ему все кости? Как это мило с ее стороны – снизойти до такого выродка.
Капитан ап-Телемнар в глубочайшем шоке поднялся к себе в номер и застал там крысу. Наглая тварь развалилась прямо у него на кровати. Некоторое время совершенно обезумевший от ярости эльф гонял хвостатую хамку по комнате, роняя и переворачивая мебель, шипя под нос самые гнусные ругательства, с единственным желанием – поймать и оторвать голову. И, видимо, своим буйством до того перепугал весь здешний похотливый гербарий, что ни Мелисса, ни Липа не рискнули постучаться в дверь и потребовать тишины. Эрин разбил себе костяшки пальцев, отдавил палец на ноге, загнал в ладонь огромную занозу, но крысу так и не поймал.
– У меня сегодня очень плохой день, очень плохой, – свистящим шепотом пригрозил он серой негодяйке. – Так что лучше сиди в своей норе и носа оттуда не показывай. Я за себя не отвечаю.
Выпить хотелось еще сильнее. Аж во рту пересохло. Но энчечекист все еще надеялся на какие-то поблажки от судьбы. Наивный эльфийский мальчик! В умывалке его ждало следующее, то бишь очередное, разочарование в устройстве мироздания – воды не было, ни холодной, ни горячей, никакой. Не исключено, что иссушенные плотскими желаниями дриады просто вылакали последние ее запасы.
Пнув для острастки по ржавой трубе и ругнувшись так, что смущенные тараканы-мамы закрыли уши тараканам-детишкам, грязный и немытый Эрин вернулся к себе и просто остолбенел в дверном проеме. Крыса принесла ему кусок сыра. В подарок. Сама щедрая дарительница сидела рядом с угощением и глядела на эльфа с сочувствием и печалью.
– Ты мне сочувствуешь?
По всему выходило, что так. Эру Всемогущий! Ну почему – коллеги уважают, Ытхан ценит, Леготар с Динэс не гнушаются, дриады обожают, крыса жалеет, а Нолвэндэ Анарилотиони ненавидит? Судя по остаточному фону на связке ключей – искренне и всем сердцем.
И тогда капитан лорд ап-Телемнар сделал наконец то, к чему стремилась его бессмертная, но израненная душа, – он пошел в магазин и купил бутылку водки. Потом так же целеустремленно отправился обратно в номер, достал из кармана пузырек с зельем Эфы и без доли колебания выпил его содержимое. А следом отправилась вся бутылка «Тол-Эрессеа Платинум» (объемом 0,33 литра) залпом.
И пала тьма на ненавидимый энчечекистом город Колдубинск.
Бурат Карлович был дома, причем не просто дома, а на веранде. Совсем как вчера, старый леший посиживал за самоваром, а на крытом клеенкой в цветочек столике терпеливо дожидались своего часа две чашки, сахарница, пепельница и несколько розеток с медом.
– Нолочка! – радостно возгласил Пинофилло и, кряхтя, принялся вставать из-за стола: – Миледи! Как же вы долго!
– Работа такая, Бурат Карлович. – Я устало пожала плечами и виновато улыбнулась. – Ничего не поделаешь.
– Да… да, понимаю, конечно… – забормотал домовладелец, поглядывая на меня с растущей тревогой. – Нолочка, деточка… что это с вами? Вы не ранены?
– Нет, ну что вы! – Я нахмурилась, пытаясь понять, а что, собственно, не так.
– Точно? Я смотрю, у вас царапина…
– А! Это! – Я рассмеялась. – Да нет, Бурат Карлович, ничего страшного! Это я неудачно в куст залезла, ерунда.
– Беспечность современной молодежи меня просто поражает. – Леший покачал головой. – Присаживайтесь, миледи, выпейте чайку. Вы же наверняка не ужинали с этим вашим расследованием? Давайте я вас угощу.
– Ох нет, спасибо, я неголодна. Правда, Бурат Карлович, есть не хочется ни капельки. Не переживайте так!
– Ну как же не переживать! – Леший всплеснул руками. – Вот вы одна ходите по темноте, милая барышня, а у нас в округе знаете что творится?
– Представьте себе, знаю, – уже значительно суше, чем прежде, сказала я. – Бурат Карлович, я вынуждена снова вам напомнить, что являюсь офицером НЧЧК и, поверьте, мне эти погоны не за красивые глаза дали. У меня всегда при себе табельное оружие, и стреляю я неплохо. Так что вы напрасно беспокоитесь за мою безопасность. Я-то не боюсь ваших убийц, это они пусть меня боятся. Никто не уйдет от правосудия, Бурат Карлович, так или иначе, мы все равно остановим этот ужас…
– Мы – это вы и ваш напарник? – поинтересовался леший.
– Мы – это Энчечека! – гордо отчеканила я и смягчила свою речь улыбкой. – Но вот от чая я, пожалуй, все-таки не откажусь.
– Вот и отлично! – Старик принялся деловито наполнять чашки. – Вот и славно, дорогая барышня! Кстати, миледи… Если вы хотите смыть с себя пыль сражений, то в бане у меня есть почти полный бак горячей воды. Ключик вот тут висит, на гвоздике, видите? Если пожелаете, то хоть сейчас, хоть позже – в любое время, как вам угодно будет. Спокойно пользуйтесь. И постирать если что-то надо, то у меня есть знакомая, которая за сущие гроши приведет в порядок вашу одежду и обувь…
– Право, я надеюсь, что мне не придется задерживаться здесь так надолго, чтобы пользоваться услугами вашей знакомой, – задумчиво протянула я. – А вот насчет помыться идея весьма неплоха, спасибо. Честно говоря, сегодняшняя прогулка по окрестностям вашего славного города прошла несколько сложнее, чем я рассчитывала. Благодарю, я с удовольствием воспользуюсь вашим любезным предложением.
– Вот и отлично! – обрадованно кивнул леший. – Да вы пейте, пейте чаек, миледи! И мед на булку намазывайте! Надо же, какая худенькая…
Я снова улыбнулась и с удовольствием принялась за чай с медом, предвкушая грядущую помывку – о! да я же и голову помыть смогу! Ура! – и спокойный крепкий сон после целого дня на свежем воздухе.
Странно, но о капитане лорде ап-Телемнаре я в тот момент не только не думала, но даже ни разу не вспомнила. Словно его и не было никогда.
…Я шла по лесу. Не гуляла, а именно шла – четко, целенаправленно, не глядя по сторонам. Цель, которая звала меня вперед, маячила где-то в глубине чащи, и я не собиралась отступать. Там, в самом сердце леса, кто-то отчаянно взывал о помощи, и не ответить на этот зов было немыслимо, недостойно… А может быть, это звал меня сам Лес – несчастный, страдающий лес, который был так добр ко мне?..
Вокруг творилось что-то непонятное. Было абсолютно темно, но я почему-то совершенно не тяготилась тем, что не вижу дорогу. Я ее просто чувствовала и уверенно продвигалась дальше, не обращая внимания на стоны и скрежеты вокруг и позади меня. Страх и темнота сгустились так, что я кожей ощущала, как тяжело мне двигаться, словно не ночной воздух я рассекаю своим полуобнаженным телом, а глубокую воду…
Телом?.. Почему я неодета? И… где, балрог подери, мое оружие и удостоверение?!
Стоило мне только подумать об этом – и давление усилилось. Теперь меня словно что-то толкало в спину, не давая остановиться и подумать, а зов становился все громче и жалобней. Я должна спешить! Мне нужно успеть! Если я не спасу…
Пистолет. Что я там сделаю без пистолета? Где же он?.. А! Вот! Странно… а где он был до этого?
Сжимая ребристую рукоятку невесть откуда взявшегося «куталиона», я вновь двинулась на зовущий меня то ли голос, то ли стон, ускорила шаг и… со всего размаху ударилась босой ногой о что-то острое и твердое.
– Уй! – вскрикнула я – и открыла глаза.
Вокруг было темно и тихо. Дико болел и пульсировал мизинец на левой ноге – Эру, уж не сломала ли я себе палец?! Стоп! Как я могла сломать себе палец… во сне? И почему, балрог меня дери, я стою лицом к входной двери, на веранде, в одной футболке и с намертво зажатым пистолетом в руках?!
– Валар… – прошептала я, с ужасом осознавая, чем мог закончиться для меня этот сон. Никогда прежде я не замечала за собой привычки разгуливать по ночам с закрытыми глазами – значит, это не может быть вызвано естественными причинами. Тогда…
Я попыталась подумать дальше – и чуть было в голос не взвыла от буквально расколовшей голову боли. Ощущение было таким, словно кто-то приложил меня кувалдой по затылку. Смаргивая выступившие на глазах слезы, я слепо развернулась, сделала несколько неверных шагов – и врезалась лбом в дверной косяк. Проклятье! Натыкаясь на стены и мебель, я кое-как доковыляла до комнаты, уперлась руками в стол и попыталась отдышаться и унять хотя бы сотрясающую меня крупную дрожь, если уж с болью мне не справиться… Не вышло. Стоило мне лишь чуть-чуть успокоиться и начать различать хоть что-то сквозь плавающие перед глазами цветные круги и непролившиеся слезы, как я услышала некий странный хриплый звук – прерывистый, громкий, аритмичный. На то, чтоб сообразить, что так теперь звучит мое собственное дыхание, у меня ушло несколько минут или часов. Я не склонна сейчас была доверять своему чувству времени. Я вообще ни одному своему чувству доверять не могла.
Холодно… пусто… темно. Темнота давит, она, словно живое многорукое существо, пытается заползти в уши, проникнуть через глаза в мозг и пожрать меня изнутри, оставив после себя лишь полностью опустошенную оболочку… Она повсюду, вокруг меня и уже во мне, и очень скоро, я осознаю это, ледяные щупальца дотянутся до лихорадочно стучащего сердца и остановят его навеки… Не в силах сдвинуться с места, я все-таки хотя бы внутренне забилась, словно то ли муха в паутине, то ли заживо погребенная. И та и другая аналогия были одинаково верны – я не могла выбраться и запутывалась все больше в липких объятиях темной пустоты, но она еще и давила, не давала дышать, не давала не только позвать на помощь, но даже подумать об этом…
– Элберет… – выдавила я последним глотком воздуха, который у меня еще оставался.
Как ни странно (а впрочем, что же странного?), это помогло. Во всяком случае, я снова могла дышать и чувствовать что-то еще, кроме всепожирающей пустоты и холода… Холод. Меня, оказывается, пот прошиб так, что футболку можно было выжимать. Да что же это такое?!
Все еще цепляясь за стол одной рукой и сжимая пистолет в другой, я добралась до настольной лампы и щелкнула выключателем. И – ничего не произошло. Свет так и не зажегся. Пробки вылетели, что ли?.. Или… «Чары!» – успела подумать я, прежде чем скрючилась от нового приступа боли и ужаса. И слезы все-таки пролились.
Я очнулась снова, уже сидя на полу и уткнувшись лицом в согнутые колени. Не знаю, сколько времени я провела так, сжавшись и тихонько поскуливая от страха, однако в комнате по-прежнему было темно. Полно, а наступит ли день вообще?!
«Лес, – подумала я, – мне нужно в лес…»
И тотчас же ощутила прилив сил. Темнота, предостерегающе рыча, отползла куда-то и затаилась, давая мне пространство и возможность для движения. Я немедленно же попыталась этим воспользоваться и ползком метнулась к сумке с ноутбуком и даже успела открыть и включить его (хвала Единому, батарея заряжена!), прежде чем меня скрутил следующий приступ. Но этого-то я и ждала, а потому оказалась более готовой. По крайней мере, я уже больше не выла, только всхлипывала. И пришла в себя немного быстрей. Однако голова болела по-прежнему, и темнота никуда не делась.
Проклятье! Да неужто я все еще маленькая девочка, которая верит, что под кроватью прячутся шелобы? Ведь не боялась же я так в детстве, помню, не боялась. Пару раз утаскивала из оружейной мамин наградной меч и отважно охотилась на чудовищ… Так что же теперь трясусь? Возьми себя в руки, леди Нолвэндэ. Встать! Немедленно! Вставай на ноги, соплячка, и дерись!
– Врешь… – шептала я, поднимаясь на четвереньки. – Не возьмешь… меня так просто…
И поползла в угол, поближе к окну и креслу, волоча за собой ноут.
Ментальные щиты. Я должна сомкнуть щиты, даже если придется орать в голос. Сомкнуть щиты и держаться, пока не наступит рассвет…
За попытку закрыться я была немедленно наказана, но, подвывая, упрямо продолжала ползти. Ох… неужто удалось… Потряхивая головой, словно слепая лошадь, я влезла на кресло, свернулась там, подобно младенцу в утробе, и перетерпела еще одну волну боли.
Волны. Давление не постоянно. Я доживу до утра, если выясню, где кроется закономерность… Ох! Снова!..
Что ж, наверное, ко всему можно привыкнуть… а эльфы известны своей живучестью. Я пережила это. Снова. И даже одержала маленькую победу – дотянулась до телефона. Глаза застилала красная пелена, а пальцы сами набирали на память номер…
«Абонент в настоящее время не отвечает. Пожалуйста, перезвоните позже».
Вот так, Нолвэндэ. Смалодушничала, решила позвать на помощь – получи теперь. Никто тебе не поможет, девочка. Ты одна… одна, и некого позвать, и никто не защитит тебя. Ты одна в темноте. Беги, девочка. Беги! Спасайся!..
Стоп. Это не мои мысли. Ах, твари…
От ярости и стыда я тихонько зарычала, и темнота прянула от меня, удивленная.
– Да вы вконец обнаглели, гады, – вслух сказала я – спокойно и даже отчасти удивленно. – Когда это эльдар бегали?.. В нашем семье такого не случалось. Точно. Так что не дождетесь, сволочи, не дождетесь…
Бормоча, словно припадочная, я отложила подальше телефон и выпрямилась. Голова… а что – голова? Это кость всего лишь. Я доживу до рассвета, если не стану думать… хорошо, я не стану, не стану… не подчинюсь! Нашли чем пугать. Твари. Ненавижу. Убью.
Пустоту нелегко заполнить, но там, где пасует любовь, иногда может прийти на помощь ненависть. Моя ненависть была горячей и алой, она была живой, и, согретая ею, я стала дожидаться зари. Темнота и страх все еще были здесь, рядом, но гордость и ярость, словно две армии, стойко держали оборону. Мои воины. Малосимпатичные, но верные. До самого утра я тихонько напевала им марши.
Это было даже не похмелье. Никакой головной боли или других привычных симптомов. Лишь звенящая пустота разверзнувшейся бездны. От каждой мысли возникало бесконечное эхо и долго-долго витало внутри полой черепной коробки.
Э-рин-ран-дир! ИР! Ир! ир! Ты жи-вой? ОЙ! Ой! ой!
Очень даже живой, причем даже не в одиночестве.
Когда Эрин открыл глаза, крыса сладко спала у него на груди, совершенно счастливая от выпавшей возможности разделить ложе со своим кумиром. По крайней мере, именно такое выражение было на ее морде. Но энчечекист не возмутился и уж тем более не стал сбрасывать животное на пол. Она единственная, кто посочувствовал и остался с ним в миг отчаяния, кто согрел в ночи.
– Тебя тоже никто не любит, сестра моя по несчастью?
Да, да, да! Никто ее не любил, коты охотились, мальчишки бросались камнями, и даже синеглазый эльф поначалу пытался обидеть бедную усатую девушку. А теперь он точно знает, как это обидно и больно, когда ненавидят и презирают за серую шкуру и чешуйчатый хвост. Знает ведь? То-то же!
Воздушным шариком воспарив над кроватью, Эрин включил автопилот и легкокрылым дирижаблем уплыл в умывалку, где оказалось полным-полно восхитительно холодной с несравненно-ржавым оттенком воды. Она с ревом вырывалась из сорванного с резьбы крана. Ну чем не полноценный душ, милостивые господа?
Крысуля на прощание послала ему воздушный поцелуй и поклялась весь день ждать своего друга сердечного, не отходя от окна.
Завтракал Эрин в компании с Липой и Софорой теми самыми заветными оладушками с джемом и сметаной. Конкурирующие за его благосклонность дамы нежно переругивались, как бы невзначай наступали друг другу на ноги и чуть было не одарили эльфа незабываемым зрелищем «Драка дриад в баке с грязной водой». Вузеллин бы обзавидовался.
И только садясь за руль «нуэно», Эрин отметил краем сознания, что за все это время с мига пробуждения ни разу не испытал сколь-либо сильной и негативной эмоции. Словно и не было в его жизни вчерашнего вечера и жгучей обиды на жестокую мыслечтицу и графомагшу. Ну и славненько! Стало быть, подействовало бабкино зелье.
Удивительная легкость ощущалась ап-Телемнаром во всем теле, просто удивительная, и весь мир казался обновленным и сияющим свежими красками.
Добрые колдубинцы, так тщательно прячущие противного магоненавистника в своих рядах, любезно махали приезжему эльфу. Народный герой Фред Кругер с одобрением смотрел на Эринрандира ап-Телемнара с высоты постамента и, казалось, желал удачи несгибаемому борцу с мажеством и нечистью. Жизнь, еще вчера казавшаяся бесповоротно испорченной, стремительно налаживалась.
О! Ко всему прочему, мужественный бронзовый Кругер отсалютовал Эрину вилами. Какой чудесный денек!
Едва лишь мартовская ночь за окном слегка посерела, мороки начали потихоньку отступать. Проклятье. Неужели мне удалось выстоять? Все-таки мне повезло с предками и с их наследством – слепой яростью, горячей ненавистью и бешеной гордостью. Вот так-то. Я выдержала – и все закончилось…
Ничего не закончилось, Нол, не обольщайся. На смену острым всплескам пришла боль – тупая, глухая и пульсирующая. Жить можно, а вот работать и думать – пока нет. При попытке ощутить мысле-поле меня снова скрутило. Роскошно. Я выжила, но не могу воспользоваться… ничем! Потому что без моей графомагии и мыслечтения я и есть ничто. Ладно… разберемс-с-ся… А пока надо оценить ущерб.
Я уныло полюбовалась на подсохшую вчерашнюю царапину на щеке и свеженький лиловый синяк на лбу. Надо хоть волосами прикрыть это безобразие, а то и так на собственный труп похожа. Вокруг глаз круги, морда бледная, синюшная, глаза лихорадочно блестят, взор безумный. Пострадавший мизинец на ноге, кстати, тоже посинел и распух. Поздравляю вас, миледи. Просто красавица. Словно только что с передовой… зараза, а ведь так оно и есть, по сути. И есть у меня нехорошее подозрение, что следующую битву я могу и проиграть. Впрочем, посмотрим еще, кто кого.
Через силу совершив утренние омовения и одевшись, я прихватила ноут и тихонько, чтоб не потревожить домовладельца, выбралась на улицу. Колдубинск еще видел десятый сон, а я уже дошагала до пресловутой кафешки напротив магистрата и засела там, поглощая «кофейный напиток». Гадость, конечно, редкостная, однако чем-то помогает. Во всяком случае, голова стала болеть меньше. А вот нога все не унималась – но это и неудивительно. Надо обязательно улучить минутку и обратиться к Шакире Кинконговне, вот только афишировать свои травмы я не собираюсь. Значит, выберу такой момент, когда моего вездесущего напарника не будет поблизости. Тем более что в расследовании от меня сегодня толку будет мало. Какое мыслечтение, если мне даже просто думать больно? И вечером я ничегошеньки не сделала из того, что собиралась. А ведь какие планы были!
Ничего. Сегодня наверстаю. Обязательно.
Скользнув невидящим взглядом по напарнице, энчечекист тем не менее вежливо поздоровался и с ней, и с сыном Иприта, который заранее стал готовиться к грядущему Весеннему Равноденствию, заплетая на ночь бороду в меленькие косички. Нолвэндэ тоже выглядела совсем неплохо. Ей весьма шла аристократическая бледность.
– Хорошо выспался? – спросил Зарин, недоумевая по поводу безмятежного вида капитана ап-Телемнара, еще вчера демонстрировавшего склонность к истерике и аффекту.
– Великолепно, – улыбнулся эльф.
– И не один, надо полагать, – тихо прошипела Нол.
Следователь иронично выгнул бровь:
– А как вы угадали, миледи?
Право слово, крысу он вспоминал чуть ли не со слезами умиления. Как-никак родственная душа! Сокровище, а не… животное.
Нолвэндэ отвернулась и промолчала. Тоже верно! Незачем изливать свет очей на недостойный предмет обстановки. Кто вообще обращает внимание на цвет и раскраску ковриков, лежащих под входной дверью?
– Я тут подумал, что надо съездить и познакомиться с руководством колдубинского гиганта Фарминдустрии.
– Ха, – ухмыльнулся гном, – хочешь с Михой знакомство свести? Это мы в два счета устроим, – и потянулся за телефоном, но был остановлен Эрином.
– Нет, предупреждать его заранее нет нужды. Мы нежданчиком нагрянем, – заявил Эринрандир и подмигнул коллеге: – Экспромт.
При посадке в машину позвонил Ытхан (ах, ну кто бы сомневался, право слово):
– Ты чего вечером трубу не брал?
– Я?
Тут-то Эрин обнаружил, что у него висит десять непринятых вызовов. Многовато, даже для Ытхана Нахыровича.
– Ты, ап-Телемнар, драконы тя раздери! Я полночи звонил.
– А я спал, – безмятежно промурлыкал эльф.
На той стороне эфира подозрительно засопели.
– Обязательно! Беги домой.
Дождавшись, когда джинсовая курточка Кати перестанет мелькать светлым пятнышком между деревьями, энчечекист побрел в Колдубинск.
Погорячился он с марш-броском, ох и погорячился. Идти пришлось долго, а в голову одна за другой настойчиво лезли разные подлые мысли: от сомнений в эффективности ведущегося расследования до недовольства очередным поворотом в судьбе самого ап-Телемнара.
Вот теперь скажите на милость, как среди трех с половиной тысяч колдубинцев искать опаснейшего чародея, сумевшего превратить целый лес в балрог знает что такое. Самое неприятное, что Эрин не представлял даже, с какой стороны подступиться к выявлению злоумышленника. Хватать каждого встречного и с помощью одной высокоморальной леди потрошить их разум? Так у Нолвэндэ силенок не хватит, а у Эринрандира не хватит выдержки, чтобы терпеть ее бесконечные закидоны. Почему-то раньше они с напарницей могли вместе работать, и даже отдыхать получалось без стычек и обид. Чуяло сердце – нечего Нол делать в Колдубинске.
И то ли пагубное влияние Гадского леса продолжало сказываться, то ли отворотное гоблинское зелье подействовало через штанину, но к общежитию Эринрандир подошел уже совсем невменяемый – злой, мрачный, угрюмый и страстно мечтающий о… чучеле дятла.
Сейчас бы как вмазать этим самым чучелом сначала себе по голове, а потом по капоту припаркованного на стоянке «нуэно». Потом снова по голове, а следом башкой об капот.
О! Эрин еще не знал, что его ждет в общежитии. Знал бы, обошелся бы без чучела дятла.
Бродить в темноте по незнакомому городу и пинать от злости пивные банки – это последнее дело. Конечно, мне сейчас нестерпимо хотелось… нет, не плакать! Напиться и подраться, очнуться в полицейском участке, опозориться окончательно и застрелиться. Ага, именно в такой последовательности. Вариант «выпить водки, добыть из багажника „нуэно“ канистру бензина, пристрелить напарника и поджечь это гнездо разврата, подперев дверь снаружи, а застрелиться уже потом», конечно, более заманчивый, но вряд ли осуществимый. Несмотря на обуревающие меня очень теплые чувства, заживо сжигать десяток-другой безоружных женщин я не стану. Хотя очень хочется.
«Поймаю этого урода и переведусь куда-нибудь подальше отсюда, – решила я. – Пусть Арк меня к себе пристроит… Или в армию завербуюсь. А что? Достаточно не упоминать титул и умолчать о специализации – и пожалуйста, обычная девчонка с улицы. Может, так будет лучше для всех?»
В конце концов, при должном усердии красивое родовое имя я могу заработать и сама. Какие мои годы, а? Стать просто Нолвэндэ, а не леди Анарилотиони-младшей…
Мысли мои перескочили на такой забавный предмет, как имена. Смех да и только – по аналогу с представителями других рас наш наследственный титул все воспринимают почему-то как фамилию. Разумеется, это не так. У эльфов не бывает фамилий, и мы не меняем имена, вступая в брак. Аэриэн Каноррониэн стала леди Анарилотиони не потому, что вышла замуж за Таурендила ап-Нимгиля… Невозможно убежать от себя и от своей крови. Даже спустя пару сотен лет, сменив пяток мужей (хотя это уж вряд ли), я все равно останусь леди Анарилотиони, и ничего с этим не поделаешь. Балрог!
Вот так, усталая, грязная и расстроенная, я и добралась до своего временного пристанища. По-хорошему, следовало зайти куда-нибудь поужинать (а заодно и пообедать), но после всех сегодняшних событий желудок у меня завязался узлом, и одна лишь мысль о еде вызывала тошноту, Я не то что есть, я курить не могла. И возможно, это было своего рода наказание за все мои подвиги, как знать.
От пылких фантазий дриад в холле было жарко, как в парнике. Никакой влажный дождевой лес, даже самый реликтовый, не идет ни в какое сравнение по влажности и температуре с почти осязаемыми взглядами разнаряженных барышень. И хотя дождались эльфа лишь самые стойкие особи, включая Липу Пальмер, но Эрину от этого легче не стало. Он чувствовал себя отбившимся от экспедиции ботаником, потерявшимся в первобытной чаще и обнаружившим себя в зарослях гигантских плотоядных росянок. А кроме того, ему отчаянно захотелось выпить. Вот прямо сейчас, на пороге, развернуться и рысью поскакать в круглосуточный магазинчик в противоположном крыле общаги.
– Добрый вечер, товарищ ап-Телемнар, – ласково промурлыкала администраторша, едва он попытался сделать шаг в сторону стойки. – Тут ваша напарница заходила.
В пронизанном взглядами и желаниями воздухе повисла напряженная пауза.
– И? – не выдержал эльф.
– Она не пожелала вас дожидаться, а оставила ключи от машины. – Ядовитым млечным соком сочился голос дриады.
– Спасибо, Мелисса Флавоноидовна, – буркнул Эрин и протянул ладонь.
Нет, это были не ключи. Это был обжигающий сгусток ненависти и презрения. Только чудом энчечекист удержался, чтобы не выронить связку на пол. От концентрированной, хорошо настоявшейся злобы у него пальцы свело судорогой.
Паучий случай! Да за что же?! Что? Что он сделал Нолвэндэ плохого, чтобы так самозабвенно его ненавидеть? Она желает переломать ему все кости? Как это мило с ее стороны – снизойти до такого выродка.
Капитан ап-Телемнар в глубочайшем шоке поднялся к себе в номер и застал там крысу. Наглая тварь развалилась прямо у него на кровати. Некоторое время совершенно обезумевший от ярости эльф гонял хвостатую хамку по комнате, роняя и переворачивая мебель, шипя под нос самые гнусные ругательства, с единственным желанием – поймать и оторвать голову. И, видимо, своим буйством до того перепугал весь здешний похотливый гербарий, что ни Мелисса, ни Липа не рискнули постучаться в дверь и потребовать тишины. Эрин разбил себе костяшки пальцев, отдавил палец на ноге, загнал в ладонь огромную занозу, но крысу так и не поймал.
– У меня сегодня очень плохой день, очень плохой, – свистящим шепотом пригрозил он серой негодяйке. – Так что лучше сиди в своей норе и носа оттуда не показывай. Я за себя не отвечаю.
Выпить хотелось еще сильнее. Аж во рту пересохло. Но энчечекист все еще надеялся на какие-то поблажки от судьбы. Наивный эльфийский мальчик! В умывалке его ждало следующее, то бишь очередное, разочарование в устройстве мироздания – воды не было, ни холодной, ни горячей, никакой. Не исключено, что иссушенные плотскими желаниями дриады просто вылакали последние ее запасы.
Пнув для острастки по ржавой трубе и ругнувшись так, что смущенные тараканы-мамы закрыли уши тараканам-детишкам, грязный и немытый Эрин вернулся к себе и просто остолбенел в дверном проеме. Крыса принесла ему кусок сыра. В подарок. Сама щедрая дарительница сидела рядом с угощением и глядела на эльфа с сочувствием и печалью.
– Ты мне сочувствуешь?
По всему выходило, что так. Эру Всемогущий! Ну почему – коллеги уважают, Ытхан ценит, Леготар с Динэс не гнушаются, дриады обожают, крыса жалеет, а Нолвэндэ Анарилотиони ненавидит? Судя по остаточному фону на связке ключей – искренне и всем сердцем.
И тогда капитан лорд ап-Телемнар сделал наконец то, к чему стремилась его бессмертная, но израненная душа, – он пошел в магазин и купил бутылку водки. Потом так же целеустремленно отправился обратно в номер, достал из кармана пузырек с зельем Эфы и без доли колебания выпил его содержимое. А следом отправилась вся бутылка «Тол-Эрессеа Платинум» (объемом 0,33 литра) залпом.
И пала тьма на ненавидимый энчечекистом город Колдубинск.
Бурат Карлович был дома, причем не просто дома, а на веранде. Совсем как вчера, старый леший посиживал за самоваром, а на крытом клеенкой в цветочек столике терпеливо дожидались своего часа две чашки, сахарница, пепельница и несколько розеток с медом.
– Нолочка! – радостно возгласил Пинофилло и, кряхтя, принялся вставать из-за стола: – Миледи! Как же вы долго!
– Работа такая, Бурат Карлович. – Я устало пожала плечами и виновато улыбнулась. – Ничего не поделаешь.
– Да… да, понимаю, конечно… – забормотал домовладелец, поглядывая на меня с растущей тревогой. – Нолочка, деточка… что это с вами? Вы не ранены?
– Нет, ну что вы! – Я нахмурилась, пытаясь понять, а что, собственно, не так.
– Точно? Я смотрю, у вас царапина…
– А! Это! – Я рассмеялась. – Да нет, Бурат Карлович, ничего страшного! Это я неудачно в куст залезла, ерунда.
– Беспечность современной молодежи меня просто поражает. – Леший покачал головой. – Присаживайтесь, миледи, выпейте чайку. Вы же наверняка не ужинали с этим вашим расследованием? Давайте я вас угощу.
– Ох нет, спасибо, я неголодна. Правда, Бурат Карлович, есть не хочется ни капельки. Не переживайте так!
– Ну как же не переживать! – Леший всплеснул руками. – Вот вы одна ходите по темноте, милая барышня, а у нас в округе знаете что творится?
– Представьте себе, знаю, – уже значительно суше, чем прежде, сказала я. – Бурат Карлович, я вынуждена снова вам напомнить, что являюсь офицером НЧЧК и, поверьте, мне эти погоны не за красивые глаза дали. У меня всегда при себе табельное оружие, и стреляю я неплохо. Так что вы напрасно беспокоитесь за мою безопасность. Я-то не боюсь ваших убийц, это они пусть меня боятся. Никто не уйдет от правосудия, Бурат Карлович, так или иначе, мы все равно остановим этот ужас…
– Мы – это вы и ваш напарник? – поинтересовался леший.
– Мы – это Энчечека! – гордо отчеканила я и смягчила свою речь улыбкой. – Но вот от чая я, пожалуй, все-таки не откажусь.
– Вот и отлично! – Старик принялся деловито наполнять чашки. – Вот и славно, дорогая барышня! Кстати, миледи… Если вы хотите смыть с себя пыль сражений, то в бане у меня есть почти полный бак горячей воды. Ключик вот тут висит, на гвоздике, видите? Если пожелаете, то хоть сейчас, хоть позже – в любое время, как вам угодно будет. Спокойно пользуйтесь. И постирать если что-то надо, то у меня есть знакомая, которая за сущие гроши приведет в порядок вашу одежду и обувь…
– Право, я надеюсь, что мне не придется задерживаться здесь так надолго, чтобы пользоваться услугами вашей знакомой, – задумчиво протянула я. – А вот насчет помыться идея весьма неплоха, спасибо. Честно говоря, сегодняшняя прогулка по окрестностям вашего славного города прошла несколько сложнее, чем я рассчитывала. Благодарю, я с удовольствием воспользуюсь вашим любезным предложением.
– Вот и отлично! – обрадованно кивнул леший. – Да вы пейте, пейте чаек, миледи! И мед на булку намазывайте! Надо же, какая худенькая…
Я снова улыбнулась и с удовольствием принялась за чай с медом, предвкушая грядущую помывку – о! да я же и голову помыть смогу! Ура! – и спокойный крепкий сон после целого дня на свежем воздухе.
Странно, но о капитане лорде ап-Телемнаре я в тот момент не только не думала, но даже ни разу не вспомнила. Словно его и не было никогда.
…Я шла по лесу. Не гуляла, а именно шла – четко, целенаправленно, не глядя по сторонам. Цель, которая звала меня вперед, маячила где-то в глубине чащи, и я не собиралась отступать. Там, в самом сердце леса, кто-то отчаянно взывал о помощи, и не ответить на этот зов было немыслимо, недостойно… А может быть, это звал меня сам Лес – несчастный, страдающий лес, который был так добр ко мне?..
Вокруг творилось что-то непонятное. Было абсолютно темно, но я почему-то совершенно не тяготилась тем, что не вижу дорогу. Я ее просто чувствовала и уверенно продвигалась дальше, не обращая внимания на стоны и скрежеты вокруг и позади меня. Страх и темнота сгустились так, что я кожей ощущала, как тяжело мне двигаться, словно не ночной воздух я рассекаю своим полуобнаженным телом, а глубокую воду…
Телом?.. Почему я неодета? И… где, балрог подери, мое оружие и удостоверение?!
Стоило мне только подумать об этом – и давление усилилось. Теперь меня словно что-то толкало в спину, не давая остановиться и подумать, а зов становился все громче и жалобней. Я должна спешить! Мне нужно успеть! Если я не спасу…
Пистолет. Что я там сделаю без пистолета? Где же он?.. А! Вот! Странно… а где он был до этого?
Сжимая ребристую рукоятку невесть откуда взявшегося «куталиона», я вновь двинулась на зовущий меня то ли голос, то ли стон, ускорила шаг и… со всего размаху ударилась босой ногой о что-то острое и твердое.
– Уй! – вскрикнула я – и открыла глаза.
Вокруг было темно и тихо. Дико болел и пульсировал мизинец на левой ноге – Эру, уж не сломала ли я себе палец?! Стоп! Как я могла сломать себе палец… во сне? И почему, балрог меня дери, я стою лицом к входной двери, на веранде, в одной футболке и с намертво зажатым пистолетом в руках?!
– Валар… – прошептала я, с ужасом осознавая, чем мог закончиться для меня этот сон. Никогда прежде я не замечала за собой привычки разгуливать по ночам с закрытыми глазами – значит, это не может быть вызвано естественными причинами. Тогда…
Я попыталась подумать дальше – и чуть было в голос не взвыла от буквально расколовшей голову боли. Ощущение было таким, словно кто-то приложил меня кувалдой по затылку. Смаргивая выступившие на глазах слезы, я слепо развернулась, сделала несколько неверных шагов – и врезалась лбом в дверной косяк. Проклятье! Натыкаясь на стены и мебель, я кое-как доковыляла до комнаты, уперлась руками в стол и попыталась отдышаться и унять хотя бы сотрясающую меня крупную дрожь, если уж с болью мне не справиться… Не вышло. Стоило мне лишь чуть-чуть успокоиться и начать различать хоть что-то сквозь плавающие перед глазами цветные круги и непролившиеся слезы, как я услышала некий странный хриплый звук – прерывистый, громкий, аритмичный. На то, чтоб сообразить, что так теперь звучит мое собственное дыхание, у меня ушло несколько минут или часов. Я не склонна сейчас была доверять своему чувству времени. Я вообще ни одному своему чувству доверять не могла.
Холодно… пусто… темно. Темнота давит, она, словно живое многорукое существо, пытается заползти в уши, проникнуть через глаза в мозг и пожрать меня изнутри, оставив после себя лишь полностью опустошенную оболочку… Она повсюду, вокруг меня и уже во мне, и очень скоро, я осознаю это, ледяные щупальца дотянутся до лихорадочно стучащего сердца и остановят его навеки… Не в силах сдвинуться с места, я все-таки хотя бы внутренне забилась, словно то ли муха в паутине, то ли заживо погребенная. И та и другая аналогия были одинаково верны – я не могла выбраться и запутывалась все больше в липких объятиях темной пустоты, но она еще и давила, не давала дышать, не давала не только позвать на помощь, но даже подумать об этом…
– Элберет… – выдавила я последним глотком воздуха, который у меня еще оставался.
Как ни странно (а впрочем, что же странного?), это помогло. Во всяком случае, я снова могла дышать и чувствовать что-то еще, кроме всепожирающей пустоты и холода… Холод. Меня, оказывается, пот прошиб так, что футболку можно было выжимать. Да что же это такое?!
Все еще цепляясь за стол одной рукой и сжимая пистолет в другой, я добралась до настольной лампы и щелкнула выключателем. И – ничего не произошло. Свет так и не зажегся. Пробки вылетели, что ли?.. Или… «Чары!» – успела подумать я, прежде чем скрючилась от нового приступа боли и ужаса. И слезы все-таки пролились.
Я очнулась снова, уже сидя на полу и уткнувшись лицом в согнутые колени. Не знаю, сколько времени я провела так, сжавшись и тихонько поскуливая от страха, однако в комнате по-прежнему было темно. Полно, а наступит ли день вообще?!
«Лес, – подумала я, – мне нужно в лес…»
И тотчас же ощутила прилив сил. Темнота, предостерегающе рыча, отползла куда-то и затаилась, давая мне пространство и возможность для движения. Я немедленно же попыталась этим воспользоваться и ползком метнулась к сумке с ноутбуком и даже успела открыть и включить его (хвала Единому, батарея заряжена!), прежде чем меня скрутил следующий приступ. Но этого-то я и ждала, а потому оказалась более готовой. По крайней мере, я уже больше не выла, только всхлипывала. И пришла в себя немного быстрей. Однако голова болела по-прежнему, и темнота никуда не делась.
Проклятье! Да неужто я все еще маленькая девочка, которая верит, что под кроватью прячутся шелобы? Ведь не боялась же я так в детстве, помню, не боялась. Пару раз утаскивала из оружейной мамин наградной меч и отважно охотилась на чудовищ… Так что же теперь трясусь? Возьми себя в руки, леди Нолвэндэ. Встать! Немедленно! Вставай на ноги, соплячка, и дерись!
– Врешь… – шептала я, поднимаясь на четвереньки. – Не возьмешь… меня так просто…
И поползла в угол, поближе к окну и креслу, волоча за собой ноут.
Ментальные щиты. Я должна сомкнуть щиты, даже если придется орать в голос. Сомкнуть щиты и держаться, пока не наступит рассвет…
За попытку закрыться я была немедленно наказана, но, подвывая, упрямо продолжала ползти. Ох… неужто удалось… Потряхивая головой, словно слепая лошадь, я влезла на кресло, свернулась там, подобно младенцу в утробе, и перетерпела еще одну волну боли.
Волны. Давление не постоянно. Я доживу до утра, если выясню, где кроется закономерность… Ох! Снова!..
Что ж, наверное, ко всему можно привыкнуть… а эльфы известны своей живучестью. Я пережила это. Снова. И даже одержала маленькую победу – дотянулась до телефона. Глаза застилала красная пелена, а пальцы сами набирали на память номер…
«Абонент в настоящее время не отвечает. Пожалуйста, перезвоните позже».
Вот так, Нолвэндэ. Смалодушничала, решила позвать на помощь – получи теперь. Никто тебе не поможет, девочка. Ты одна… одна, и некого позвать, и никто не защитит тебя. Ты одна в темноте. Беги, девочка. Беги! Спасайся!..
Стоп. Это не мои мысли. Ах, твари…
От ярости и стыда я тихонько зарычала, и темнота прянула от меня, удивленная.
– Да вы вконец обнаглели, гады, – вслух сказала я – спокойно и даже отчасти удивленно. – Когда это эльдар бегали?.. В нашем семье такого не случалось. Точно. Так что не дождетесь, сволочи, не дождетесь…
Бормоча, словно припадочная, я отложила подальше телефон и выпрямилась. Голова… а что – голова? Это кость всего лишь. Я доживу до рассвета, если не стану думать… хорошо, я не стану, не стану… не подчинюсь! Нашли чем пугать. Твари. Ненавижу. Убью.
Пустоту нелегко заполнить, но там, где пасует любовь, иногда может прийти на помощь ненависть. Моя ненависть была горячей и алой, она была живой, и, согретая ею, я стала дожидаться зари. Темнота и страх все еще были здесь, рядом, но гордость и ярость, словно две армии, стойко держали оборону. Мои воины. Малосимпатичные, но верные. До самого утра я тихонько напевала им марши.
Это было даже не похмелье. Никакой головной боли или других привычных симптомов. Лишь звенящая пустота разверзнувшейся бездны. От каждой мысли возникало бесконечное эхо и долго-долго витало внутри полой черепной коробки.
Э-рин-ран-дир! ИР! Ир! ир! Ты жи-вой? ОЙ! Ой! ой!
Очень даже живой, причем даже не в одиночестве.
Когда Эрин открыл глаза, крыса сладко спала у него на груди, совершенно счастливая от выпавшей возможности разделить ложе со своим кумиром. По крайней мере, именно такое выражение было на ее морде. Но энчечекист не возмутился и уж тем более не стал сбрасывать животное на пол. Она единственная, кто посочувствовал и остался с ним в миг отчаяния, кто согрел в ночи.
– Тебя тоже никто не любит, сестра моя по несчастью?
Да, да, да! Никто ее не любил, коты охотились, мальчишки бросались камнями, и даже синеглазый эльф поначалу пытался обидеть бедную усатую девушку. А теперь он точно знает, как это обидно и больно, когда ненавидят и презирают за серую шкуру и чешуйчатый хвост. Знает ведь? То-то же!
Воздушным шариком воспарив над кроватью, Эрин включил автопилот и легкокрылым дирижаблем уплыл в умывалку, где оказалось полным-полно восхитительно холодной с несравненно-ржавым оттенком воды. Она с ревом вырывалась из сорванного с резьбы крана. Ну чем не полноценный душ, милостивые господа?
Крысуля на прощание послала ему воздушный поцелуй и поклялась весь день ждать своего друга сердечного, не отходя от окна.
Завтракал Эрин в компании с Липой и Софорой теми самыми заветными оладушками с джемом и сметаной. Конкурирующие за его благосклонность дамы нежно переругивались, как бы невзначай наступали друг другу на ноги и чуть было не одарили эльфа незабываемым зрелищем «Драка дриад в баке с грязной водой». Вузеллин бы обзавидовался.
И только садясь за руль «нуэно», Эрин отметил краем сознания, что за все это время с мига пробуждения ни разу не испытал сколь-либо сильной и негативной эмоции. Словно и не было в его жизни вчерашнего вечера и жгучей обиды на жестокую мыслечтицу и графомагшу. Ну и славненько! Стало быть, подействовало бабкино зелье.
Удивительная легкость ощущалась ап-Телемнаром во всем теле, просто удивительная, и весь мир казался обновленным и сияющим свежими красками.
Добрые колдубинцы, так тщательно прячущие противного магоненавистника в своих рядах, любезно махали приезжему эльфу. Народный герой Фред Кругер с одобрением смотрел на Эринрандира ап-Телемнара с высоты постамента и, казалось, желал удачи несгибаемому борцу с мажеством и нечистью. Жизнь, еще вчера казавшаяся бесповоротно испорченной, стремительно налаживалась.
О! Ко всему прочему, мужественный бронзовый Кругер отсалютовал Эрину вилами. Какой чудесный денек!
Едва лишь мартовская ночь за окном слегка посерела, мороки начали потихоньку отступать. Проклятье. Неужели мне удалось выстоять? Все-таки мне повезло с предками и с их наследством – слепой яростью, горячей ненавистью и бешеной гордостью. Вот так-то. Я выдержала – и все закончилось…
Ничего не закончилось, Нол, не обольщайся. На смену острым всплескам пришла боль – тупая, глухая и пульсирующая. Жить можно, а вот работать и думать – пока нет. При попытке ощутить мысле-поле меня снова скрутило. Роскошно. Я выжила, но не могу воспользоваться… ничем! Потому что без моей графомагии и мыслечтения я и есть ничто. Ладно… разберемс-с-ся… А пока надо оценить ущерб.
Я уныло полюбовалась на подсохшую вчерашнюю царапину на щеке и свеженький лиловый синяк на лбу. Надо хоть волосами прикрыть это безобразие, а то и так на собственный труп похожа. Вокруг глаз круги, морда бледная, синюшная, глаза лихорадочно блестят, взор безумный. Пострадавший мизинец на ноге, кстати, тоже посинел и распух. Поздравляю вас, миледи. Просто красавица. Словно только что с передовой… зараза, а ведь так оно и есть, по сути. И есть у меня нехорошее подозрение, что следующую битву я могу и проиграть. Впрочем, посмотрим еще, кто кого.
Через силу совершив утренние омовения и одевшись, я прихватила ноут и тихонько, чтоб не потревожить домовладельца, выбралась на улицу. Колдубинск еще видел десятый сон, а я уже дошагала до пресловутой кафешки напротив магистрата и засела там, поглощая «кофейный напиток». Гадость, конечно, редкостная, однако чем-то помогает. Во всяком случае, голова стала болеть меньше. А вот нога все не унималась – но это и неудивительно. Надо обязательно улучить минутку и обратиться к Шакире Кинконговне, вот только афишировать свои травмы я не собираюсь. Значит, выберу такой момент, когда моего вездесущего напарника не будет поблизости. Тем более что в расследовании от меня сегодня толку будет мало. Какое мыслечтение, если мне даже просто думать больно? И вечером я ничегошеньки не сделала из того, что собиралась. А ведь какие планы были!
Ничего. Сегодня наверстаю. Обязательно.
Скользнув невидящим взглядом по напарнице, энчечекист тем не менее вежливо поздоровался и с ней, и с сыном Иприта, который заранее стал готовиться к грядущему Весеннему Равноденствию, заплетая на ночь бороду в меленькие косички. Нолвэндэ тоже выглядела совсем неплохо. Ей весьма шла аристократическая бледность.
– Хорошо выспался? – спросил Зарин, недоумевая по поводу безмятежного вида капитана ап-Телемнара, еще вчера демонстрировавшего склонность к истерике и аффекту.
– Великолепно, – улыбнулся эльф.
– И не один, надо полагать, – тихо прошипела Нол.
Следователь иронично выгнул бровь:
– А как вы угадали, миледи?
Право слово, крысу он вспоминал чуть ли не со слезами умиления. Как-никак родственная душа! Сокровище, а не… животное.
Нолвэндэ отвернулась и промолчала. Тоже верно! Незачем изливать свет очей на недостойный предмет обстановки. Кто вообще обращает внимание на цвет и раскраску ковриков, лежащих под входной дверью?
– Я тут подумал, что надо съездить и познакомиться с руководством колдубинского гиганта Фарминдустрии.
– Ха, – ухмыльнулся гном, – хочешь с Михой знакомство свести? Это мы в два счета устроим, – и потянулся за телефоном, но был остановлен Эрином.
– Нет, предупреждать его заранее нет нужды. Мы нежданчиком нагрянем, – заявил Эринрандир и подмигнул коллеге: – Экспромт.
При посадке в машину позвонил Ытхан (ах, ну кто бы сомневался, право слово):
– Ты чего вечером трубу не брал?
– Я?
Тут-то Эрин обнаружил, что у него висит десять непринятых вызовов. Многовато, даже для Ытхана Нахыровича.
– Ты, ап-Телемнар, драконы тя раздери! Я полночи звонил.
– А я спал, – безмятежно промурлыкал эльф.
На той стороне эфира подозрительно засопели.