Пока эти мысли проносятся в моей голове, ребята прикидывают наличие кислорода и находят единственный вариант, при котором можно помочь Мысловскому и Балыбердину и попытаться совершить восхождение. Сработало предварительное обсуждение вариантов штурма. Значит, так: двойка с запасом кислорода поднимается к Володе и Эдику и оказывает им необходимую помощь. Если ребята после этого смогут самостоятельно продолжить спуск, то ночью попытаться выйти на вершину. Вторая двойка, экономя кислород, ожидает их возвращения в палатке. Только при благополучном исходе первой части плана у второй двойки появляется надежда на штурм. В таком варианте запаса кислорода может хватить для штурма вершины нашей четверке и для спуска Эдика и Володи в лагерь IV, где есть какой-то запас кислорода. Нам кажется, что на раздумья ушло совсем немного времени, минут 15, а база уже который раз запрашивает о нашем решении. Я раздраженно передаю:

   -- К базе у нас сейчас ничего нет. Давайте мы сейчас

   будем регламентировать связь. Если это проходит, то связь

   кончаю.

   Переговоры отвлекают нас от сборов. Надо спешить. Скоро стемнеет.

   Тамм отвечает мне спокойно:

   -- Это проходит, но я еще раз повторяю, что можно

   подключить Казбека, чтобы для вас подняли кислород из

   * Подлинная запись разговора. По уточненным данным, лагерь V

   находился на высоте ближе к отметке 8500,--Ред. j

   294

   лагеря III в лагерь IV и выше. Вот это мне нужно знать для хода дела. Можете выходить на связь не через час, но регулярно.

   Я хорошо понимаю ситуацию в базовом лагере. Морально им значительно тяжелее, чем нам. Чем можно помочь снизу? Только советом. Всегда лучше самому что-то делать, чем ждать, что смогут сделать другие. Отрезвленный спокойным голосом Тамма, уже мягче отвечаю:

   -- Нам сейчас никто не поможет. Казбек слишком

   далеко. Для нас сейчас кислород есть здесь и в лагере IV, а

   о дальнейшем поговорим позже, .

   Мне не приходится отдавать каких-то распоряжений.

   Бершов и Туркевич начинают собираться, не успев полно

   стью раздеться после дневного перехода. Да, они сейчас,

   пожалуй, находятся в отличной спортивной форме. Впереди

   скальный рельеф, а Сережа и Миша быстрей нас идут по

   скалам за счет великолепной техники, отточенной на

   многочисленных соревнованиях по скалолазанию. Время

   сейчас решает все не только для нашей группы, но и для

   всей экспедиции. bull;

   Правда, мне все время казалось, что Миша побаивается высоты. Наверное, у Ефимова такое же чувство, поэтому он предлагает Мише заменить его в этом выходе. Миша отказывается. Значит, все в порядке. Около 18 часов Бершов и Туркевич, взяв по 3 баллона кислорода, кошки для Мысловского, маску и редуктор для Балыбердина, карманное питание, медикаменты и наполнив все имеющиеся фляги горячим компотом, покидают уютную палатку. Ефимов успевает всунуть Мише фонарь, и они быстро исчезают из поля зрения. Еще есть немного светлого времени, и его надо максимально использовать.

   Ветра почти нет. Смеркается. На небе полная луна. Погода, кажется, благосклонна к нам на этот раз. Так бы всю ночь! Оставшись вдвоем в палатке без рации, обсуждаем случившееся. Теперь мы слепы и глухи. Остается только ждать. Если все будет хорошо, то после встречи и оказания необходимой помощи Бершов и Туркевич готовы штурмовать вершину. Это единственный вариант, когда нам хватит кислорода. Второй попытки не будет. Если дела плохи, то экспедиции конец--спасательные работы затянут всех.

   Свой шанс на восхождение оцениваем как один против ста. Столько лет тренировок, надежд, сборов, отборов, медицинских контролен, и вот... Мы под вершиной... Силы есть... Неужели придется идти вниз без вершины? Где-то все-таки теплится огонек: а вдруг...

   Изредка Ефимов высовывается из палатки, прислушивается, кричит. Чувство беспомощности угнетает нас.

   Вылезаем из палатки и поднимаемся выше по перильной веревке. Западный гребень закрывает обзор склона. Ребят нигде не видно. Дальше идти без кислорода бесполезно, а тратить его нельзя. Возвращаемся в палатку.

   Не раздеваясь, залезаем в пуховые мешки и напряженно прислушиваемся ко всем шорохам за палаткой. Нас беспокоит, как бы в темноте ребята не проскочили место схода с Западного гребня. Это уже будет катастрофа. От палатки до него 2--3 веревки. Снова и снова кричим в надежде, что поможем ребятам сориентироваться. Поздно ночью включаю приемник и ловлю Москву. "Маяк" передает последние известия. В спортивных новостях слышу сообщение о покорении Эвереста двойкой советских альпинистов. Оперативно! Но где они сейчас?

   Кончилось 4 мая. Вышли все намеченные нами сроки возвращения. Может, ребята закопались в снег и пережидают ночь? Так поступало большинство восходителей, застигнутых на спуске ночью. Вряд ли. Миша и Сережа будут тянуть к палатке хоть ползком.

   Пытаемся немножко поспать. Отдых необходим, иначе утром наша работоспособность будет низкой.

   Сережа вспоминает, что у нас есть почти пустой баллон, в нем всего 30 атмосфер. Этого должно хватить на

   1,5--2 часа сна при минимально возможной подаче. Заглушив 2 штуцера распределителя и присоединив к двум оставшимся кислородные маски, включаем подачу менее 0,5 литра в минуту на двоих. Тут же засыпаем, а когда кончается кислород, одновременно просыпаемся.

   Высовываемся, кричим.

   Луна зашла.

   Темень.

   Зажигаем примус.

   Решаем с рассветом выходить на помощь.

   Через некоторое время послышались голоса. Светает... Сережа открывает палатку, смотрит вверх и что-то кричит. Я в нетерпении тормошу его:

   Все ли идут?

   Он отвечает:

   Кажется, все.

   Вздох облегчения. .

   Ребята живы, и теперь-то мы их в любом виде доставим в базовый лагерь. Все спускаются самостоятельно. Значит, самое страшное--обморожения и переутомления. В палатке все есть для восстановления сил: кислород, примус, бензин, еда, аптечка. . bull; bull; .

   Первым вваливается в палатку Бершов. Он без кислорода.

   Живы?

   Живы.

   Были?

   Были.

   Сергей расплывается в улыбке, а мы стискиваем его в объятиях. За ним появляется Туркевич и тоже чуть не остается без головы. Они сделали почти невозможное: спустили Мысловского и Балыбердина да еще ночью поднялись на вершину Эвереста!

   Затем помогаем залезть в палатку Эдику и Володе. Ребята предельно утомлены. Говорят невнятно. Закоченели. Сами не могут раздеться. Даем им горячий чай, снимаем ботинки, растираем ноги и руки. У Эдика почернели кончики пальцев на руках. Ребята понемногу приходят в себя. Шестерым в палатке тесно. Бершов и Туркевич дают нам "добро" на выход.

   Быстро собираемся и освобождаем палатку. У нас появилась реальная возможность взять вершину. На морозе начинаю сражаться с кошками, закрепляя их на ботинках. Металл липнет к коже. Пальцы отказываются повиноваться. Ефимов уже отошел от палатки и натянул связывающую нас веревку. Я начинаю злиться. На себя--что никак не справлюсь с кошками, на Сережу--что так рано ушел и мерзнет на ветру. В конце концов залезаю в палатку и в тепле быстро привязываю кошки. У нас за спиной по 2 полных баллона с кислородом, этого хватит при подаче 2 литров в минуту где-то на 10 часов, да и в лагере остается достаточное количество для спуска ребят.

   &&&

   Путь к вершине

   Сознание того, что сейчас четверка в лагере V вне опасности, создает нам хорошее настроение. Даже ветер и мороз не кажутся страшными. Движемся по рыжим скалам, придерживаясь Западного гребня. Где-то левее по склону тянется красный репшнур. Этот участок пути в 1979 г. пройден югославскими альпинистами. Путь по гребню нам кажется проще, чем по склону. Высматриваем скальный взлет V категории трудности, о котором знаем из литературы.

   Темп подъема очень медленный, так как то у меня, то у Сережи соскакивают кошки. С досадой останавливаемся и на сильном морозе помогаем друг другу крепить их. Надо же! Сколько лет готовились к этому дню, сколько раз подгоняли, прилаживали, продумывали, пробовали снаря

   295

   жение, а тут на тебе! Создается впечатление, что мы больше сидим, чем идем.

   А вот и скальный барьер. Гребень упирается в 60-метровую стену. Уходим влево и вдоль красного репшнура, с переменной страховкой поднимаемся к большому снежному полю. На плитах неглубокий снег. В левой части склона виден выход из большого кулуара, по которому в 1963 г. поднимались американцы. За ним снежный склон продолжается до Северного ребра. Здесь в течение 30 лет пытались подняться англичане. Где-то на нашем уровне последний раз видели Мэллори и Ирвина. До вершины не так далеко. Возможно, они и добрались до нее в том далеком 1924 г.

   Подъем снова становится простым, и мы стремимся выйти на гребень. Под очередной стеной (вторым барьером) находим новенький желтый баллон. Чей он? Возможно, прошлогодней японской экспедиции, не дошедшей до вершины какие-то 100 м по высоте. В связи с поздним временем они были вынуждены вернуться, не рискуя провести здесь ночь без палаток и спальных мешков.

   На стене натыкаюсь на рюкзак Балыбердина. Наверное, отсюда просил Володя выйти им навстречу. Пытаюсь поднять его. Тяжело. С удивлением заглядываю внутрь. Там кинокамера "Красногорск", которую мы забираем на вершину, "трофейные" японские рация и редуктор, большое количество камней--сувениры с вершины. Невдалеке на нашем уровне видна Южная вершина Эвереста. Значит, скоро и главная. Балансируя над пропастью, с попеременной страховкой преодолеваем узкий скальный гребень и начинаем подъем по снежному ножу, переходящему в снежный гребень.

   В облаках не видим вершины, но чувствуем, что она рядом. Неожиданно соединяющая нас 20-метровая веревка начинает натягиваться. Я уже выпустил все кольца, но почему-то продолжаю отставать от Сережи. Никак не могу понять, в чем дело. Может, он увидел вершину и пошел быстрее? Начинаю сердиться: "Ну не могу я быстрее идти, разве не чувствуешь?" Тут Сережа, как будто угадав мои мысли, обернулся и жестом показал, чтобы я увеличил подачу кислорода. Смотрю на индикатор: кислород не идет. Так вот в чем дело! Оставляю на склоне пустой баллон, подсоединяю новый и включаю подачу на 3 литра в минуту. Сразу же пошлось легче. И тут мы вышли на вершину.

   Все произошло так неожиданно и буднично, что мы сначала просто стояли и смотрели друг на друга, на торчащий из-под снега металлический штырь с прикрепленными к нему вымпелами альпклуба "Донбасс" и ЦС "Авангарда", на 2 пустых баллона, привязанных к треноге, на высокие вершины, торчащие из-под плотных облаков, и открывающиеся равнины Тибетского нагорья.

   Непальское время 13.20. Поздравляем друг друга. Я достаю рацию, а Сережа кинокамеру.

   Я: База, база. Я--вершина. Как слышишь? Прием.

   Тамм: База слушает, база слушает. Валя, где находитесь?

   Я: Мы на вершине!

   Тамм: Поздравляю вас, поздравляю вас. Сколько у вас кислорода осталось?

   Я: По целому баллону.

   Откапываем треногу так, чтобы ее можно было узнать. К ней прикреплен чей-то флаг. Он вмерз в фирн, и достать его невозможно. Камера не работает. Просим к рации кинооператора:

   -- Дима, давай командуй, что делать с камерой. Она не крутится.

   . Коваленко: Ребята, дорогие, поздравляю. Спрячьте камеру под пуховку на 10--15 минут, и она должна заработать.

   Пока Сережа держит камеру под пуховкой, осматриваемся. К небольшой вершинной шапке сходятся 3 гребня,

   296

   образуя между гранями 3 стены, из-под которых растекаются ледники Кхумбу, Ронгбук и Кангчунг. В сторону ледника Кангчунг свисают огромные карнизы. Все долины Непала забиты облаками, даже Лхоцзе еле видна. На западе над облаками возвышается Чо-Ойю. Над Тибетом время от времени растягивает облака и видна равнина. Горы быстро переходят в нагорье.

   Камера заработала. Сережа делает круговую съемку. Счетчик не работает. Открываем камеру и обнаруживаем, что пленка кончилась. Когда? Может быть, ничего не сняли? Пытаемся зарядить новую кассету. Без навыка на морозе это не так-то просто. Легкий нажим, неосторожное движение--и пленка ломается. Потеряна вся кассета. С последней кассетой обращаемся более аккуратно. Кое-как заправляем пленку. Прогон, одна петля исчезает, и вернуть ее на место мы никак не можем. Решаем снимать так. Сережа повторяет все сначала.

   По просьбе офицера связи даем детальное описание вершины и всего, что на ней находится. В эфир врывается корреспондент ТАСС Юрий Родионов:

   -- Ребята! Если можете, скажите пару слов для печати

   о том, что вы чувствуете, взойдя на вершину. Для советских

   читателей.

   Конечно, можем, и я толкаю речь:

   -- С этой самой высокой трибуны мира мы хотели бы

   поздравить весь коллектив нашей экспедиции с большим

   успехом, с огромнейшей проделанной работой. Титаниче

   ский труд! Такие маршруты в общем-то ходятся не часто и

   под силу только действительно хорошему коллективу. Я

   хотел бы поздравить альпинистов всей страны, которые

   долго ждали этого успеха в Гималаях. Я хотел бы поблаго

   дарить всех радиослушателей и читателей, всех наших

   многочисленных помощников на всех этапах подготовки

   этого огромнейшего мероприятия. Всем им еще раз огром

   ное спасибо! Еще раз я хочу подчеркнуть, что это восхожде

   ние мы посвятили 60-летию образования нашего государ

   ства--Союза Советских Социалистических Республик!

   Затем я берусь за кинокамеру. Отхожу на край вершины, даю наезд на лагерь американской экспедиции, расположенный далеко внизу, на леднике Ронгбук, затем перевожу камеру на Ефимова, крепящего к треноге вымпел Уральского политехнического института. От него--вниз на окружающие горы. Я очень рад своей находке. Это лучшее, что мне удалось снять в жизни. Но Сережа открывает камеру, а там "салат"--клубок перепутанной пленки. Обидно до слез, но сделать больше ничего нельзя. Пленка кончилась. Вынимаем кассету, а камеру оставляем на вершине. Теперь в ход пошли фотоаппараты.

   Мы уже более полутора часов на вершине. Чувствую, что пора начинать спуск, и тороплю Сережу, но он все тянет и тянет. В начале четвертого покидаем вершину. На леднике Ронгбук вижу двойку, идущую от склона Эвереста к американскому лагерю. Интересно, видят ли они нас?

   На спуске у Сережи ломается одна из кошек, и темп движения падает. Без кошек на этих заснеженных плитах недолго и улететь. Как это Мысловский и Балыбердин шли без них ночью? Чаще идем попеременно. На крутых и опасных местах подстраховываю спуск товарища. - К вечерней связи возвращаемся в лагерь V. Сразу продолжить спуск к лагерю IV тяжеловато, а после отдыха будет поздно. К тому же узнаем, что он уже занят. Туда поднялись Валиев и Хрищатый, поднося лекарства. Бершов, bull;Туркевич, Мысловский и Балыбердин на подходе к лагерю III. Молодцы, ребята! Высота 7800 для нас уже почти привычная. Снизу в лагерь III подошли Ильинский и Чепчев. Впервые за 2 месяца группа Ильинского должна была собраться вместе, но обстоятельства не позволили сделать этого.

   Снимаем кошки. Сматываем веревку (она нам больше не нужна: до Западного цирка натянуты перила). Снова нам

   предстоит бессонная ночь. В баллонах у нас по 20 атмосфер. Это только часа на 2--3.

   С рассветом покидаем лагерь. Горы, как алмазы, вспыхивают в лучах восходящего солнца. В долинах еще темно, в них ночуют облака. Очень холодно, но ветра почти нет. Высота 8500. Идем без кислорода. Сильно мерзнут руки и ноги. Приходится изредка останавливаться и приводить их в порядок.

   К утренней связи спускаюсь в лагерь IV и отогреваюсь в компании Валиева и Хрищатого. Подходит Ефимов, и я освобождаю насиженное место. В 11.20 подхожу к лагерю III. Время позднее, но еще никто из обитателей лагеря не тронулся в путь. Туркевич торопит Мысловского с выходом. Надоела ему эта высота, да и всем нам тоже. Мне хочется сегодня добраться до ледника. Ильинский долго прилаживает кислородную маску и уходит вверх. Бершов и Туркевич сопровождают Мысловского вниз. Он тоже идет с кислородом. Балыбердин в лагере III уже полностью отошел и остался со мной ждать Ефимова, который захватил из-под вершины Володин рюкзак. Готовим чай. Подходит Ефимов. Он не торопится вниз. Говорит, что плохо переносит резкую потерю высоты. Володя уходит догонять ребят.

   И снова мы с Сережей одни. Скоро 14-часовой сеанс связи. После него решим вопрос о дальнейшем спуске. Если в лагере II будет свободное место, Сережа останется там переночевать. Договорившись с Хомутовым о дополнительной связи, оставляю Ефимову рацию и продолжаю спуск. Не задерживаясь в лагере II, к закату солнца спускаюсь в Западный цирк. Туркевич уже в "Зиме". Он ушел пораньше из лагеря И, чтобы к приходу остальных приготовить чай и ужин. Вскоре подходит Балыбердин. Около самого лагеря он угодил в трещину. Хорошо, что рюкзак не дал провалиться. В темноте подходят Бершов и Мысловский. Ефимов сегодня ночует в лагере II с тройкой Хомутова.

   7.05.82. Бершов делает Мысловскому плановый укол, и четверка отправляется в последний переход к базовому лагерю. Я же остаюсь ждать Ефимова. А его все нет и нет. Часто высовываюсь из палатки и всматриваюсь в склоны Эвереста. Уже 12, а на стене никакого движения.

   Около последней перильной веревки разошелся ледник, обнажив глубочайшую трещину. Одно неосторожное движение--и... Умудрился же Москальцов упасть в трещину с лестницы, по которой много раз ходил! А вчера Балыбердин...

   Ушедшей вниз четверки уже давно не видно... Остается только ждать... Время тянется медленно. На солнце в палатке становится жарко.

   Снова и снова перебираю в памяти события, связанные с экспедицией. Все-таки молодец Евгений Игоревич! Поднять такое дело! Ему больше всех пришлось работать в Москве и здесь, в Непале. Колоссальная ответственность в принятии сложных, порой весьма спорных решений. Такие перегрузки легли на его плечи, что просто приходится удивляться: как такое можно выдержать?

   А Овчинников! Более надежной опоры для начальника экспедиции трудно представить. Анатолий Георгиевич всегда ратовал за совершение сильного восхождения в Гималаях. Я рад, что его идеи восторжествовали. Со стороны Непала на сегодня сложней маршрута нет. Всеми своими достижениями в альпинизме я обязан Анатолию Георгиевичу, который личным примером многому научил меня. Большинство труднейших восхождений было совершено с ним в одной команде. Когда же в группе Овчинников, то чувствуешь себя на редкость спокойно и уверенно.

   Вспоминаю неутомимого труженика Михаила Ивановича Ануфрикова, для которого эта экспедиция стала делом всей жизни. Без его многолетних усилий она вряд ли состоялась бы. Всего неделю после отъезда руководства в Непал мне пришлось с Михаилом Ивановичем решать в Москве оставшиеся экспедиционные дела, но за это время я полностью

   ощутил неимоверные нагрузки, выпавшие на его долю. Вечером я просто приползал домой и ждал 9 марта--дня вылета основной части команды.

   Ну вот и сбылась мечта не только нас, участников экспедиции, но и многих, многих альпинистов разных поколений, долгие годы грезивших гималайскими высотами: Кузьмина, Абапакова, Белецкого, Боровикова, Хохлова, Галкина, Ерохина и многих, многих других.

   Я рад, что смог подвести команду к пику формы в нужное время и что мы оказались 4 мая в лагере V. Рад, что всей четверке удалось подняться на Эверест, хотя и не вместе, как мы мечтали.

   Скоро дневная связь. Наконец-то вижу Ефимова. Он быстро, почти бегом, спускается по перилам и к 14.00 уже в палатке. Последний взгляд на стену. Теперь она останется только в нашей памяти и на фотографиях. Для нас это уже история, а там, наверху, ураганный ветер и сильный мороз не позволили сегодня Валиеву и Хрищатому подняться из лагеря V выше Западного гребня.

   Задолго до нашего прихода все обитатели базового лагеря высыпали на смотровую площадку. Теплая встреча. Нас обнимают, поздравляют с победой. Теперь-то мы дома. Справляемся у Света Орловского о состоянии здоровья ребят и идем в кают-компанию пить сок, компот, чай--все, что приберег Володя Воскобойников к этому дню.

   &

   Завершение экспедиции

   Очередная бессонная и тревожная ночь в базовом лагере с 7 на 8 мая. Вечером Валиев и Хрищатый, уловив момент в перемене погоды, вышли на штурм Эвереста. Проходит час за часом, а от них никаких известий. Постоянно на приеме дежурят несколько раций.

   Где-то около 2 часов ночи кто-то пытается выйти на связь. Это Валиев. Больше некому. Но что он хотел сказать? В полудреме проходит ночь, а на рассвете в эфир вышел Ерванд Ильинский и спросил, нет ли у нас сведений от Валиева.

   8.30. Утренний сеанс связи. И опять от двойки никаких известий. По всем раскладкам сильнейшая алма-атинская связка должна уже вернуться. Ильинский и Чепчев готовятся к выходу из лагеря V. А в 9.00 Ерванд сообщил, что установил с ребятами голосовую связь. Они возвращаются с победой! После длительной паузы начинается серия переговоров. По согласованию с тренерским советом, Тамм отдает распоряжение Ильинскому и Чепчеву сопровождать уставших Валиева и Хрищатого. И это из-под Вершины, до которой осталось несколько часов работы! Не просто из-под вершины, а из-под Эвереста!

   9.05.82. День Победы. На торжественной линейке Тамм зачитывает праздничный приказ. Этот день мы отметили еще одним успешным штурмом Эвереста Хомутовым, Пучковым и Гблодовым. Грандиозный успех! 11 человек по новому сложнейшему пути, не имея опыта восхождений в Гималаях, в плохую погоду смогли подняться на вершину вершин!

   12.05.82. Все собрались в базовом лагере, а через 2 дня началась его эвакуация. Первая часть экспедиции уходила в штормовой ветер, приносивший колючие снежные заряды. Напоследок Эверест устроил нам проверку по всем статьям. И когда мы в жуткую непогоду прошли ледник и наконец выбрались на морену, выглянуло солнце. Свежевыпавший снег слепил глаза и обжигал кожу. Вот и Лобуче. Первые постройки, способные защитить путника от любого ненастья. А к наступлению темноты мы окунулись в цветущие заросли рододендронов близ Тхъянгбоче.

   297

   Сергей Ефимов

   "Жизнь в двух состояниях"

   ...Дни как таковые ничего не значили, были периоды. Период работы и период отдыха.. Первый--когда наверху заставляешь делать себя то, что необходимо; второй -- когда внизу ешь, спишь, читаешь... Полтора месяца--эти три периода внизу и три наверху, затем полтора дня на траве под деревьями монастыря Тхъянгбоче, и там время шло не на дни, а на часы, каждый из которых дарил теплую зелень, воздух, плотность которого просто физически ощущалась, ровный, без признаков удушья сон, и никакого кашля... А потом штурм... Вот и вся экспедиция.

   Из письма к П. С. Рототаеву

   Караван

   4 огромных грузовика с высоченными, доверху заполненными бортами выехали из ворот советского посольства. В конце 130-километровой дороги наши грузы примут на свои плечи 400 носильщиков, которые, как говорил представитель фирмы "Непал Трекинг Прайвет ЛТД" господин Тава, должны нас ждать. С нашей группой сопровождения едут 9 шерпов, которые будут работать на склонах Эвереста. Это альпинисты, у которых за плечами по нескольку высотных экспедиций. Едут повар (он обслуживал 10 экспедиций), 2 представителя фирмы "Непал Трекинг" и десятка три носильщиков. Квадратная кабина грузовика, в которой мы едем со Славой Онищенко, раскрашена и снаружи и внутри. Блестящая бахрома, цветные картинки. Многорукий Шива с семейством. Шива, играющий на мандолине, рядом -- обнаженная красотка. Шофер что-то поет. При разъезде на крутой горной дороге со встречной машиной идущая вниз сворачивает к обочине и останавливается. Многочисленные полицейские посты со шлагбаумами (регистрация всех передвижений в государстве). Машина останавливается. Помощник водителя выпрыгивает, подставляет камень под колесо и бежит отмечаться. Выбегает, убирает камень и уже на ходу влезает в кузов.

   Солнечное утро 7 марта начинается с уже привычной работы -перекидывания 30-килограммовых баулов. Готовится первая партия носильщиков (человек 70). Остальные, как объясняет Тава, должны подойти завтра. Ильинский отмечает подготовленные баулы, представитель фирмы сидит за веревкой, ограждающей нашу площадку, регистрирует выносимые грузы. Носильщики снуют от мешка к мешку, выбирают; баулы берут охотно, газовые баллоны и пластиковые бочки оставляют. Появляется проблема с веревкой. Надо увязывать грузы носильщикам. Это для нас новость, в договоре об этом не упоминалось. Все надо держать в поле зрения. Вот один носильщик хватает баул из другой партии и тащит. Леня Трощиненко отнимает. Второй приценивается к ящику. Останавливаю, но первый снова тянет понравившийся ему груз. Круговерть продолжается. Нашли веревку, режем. Вдруг среди всей кутерьмы и шума вижу Леню. Сидит молча на ящике, руки опущены, взгляд уперся в одну точку, в глазах безысходность. Не могу удержаться, хохочу и опускаюсь на соседний баул. Медленно поднимает на меня взгляд, усмехается: ты, мол, что?

   Площадка постепенно пустеет. Первая партия отправилась в путь. С ними уходят трое шерпов, Слава Онищенко и Валентин Венделовский. Можно наконец позавтракать. Сегодня караван из 100 носильщиков выходит к Лукле. Далее через Намче-Базар еще 4 дня пути до базового лагеря. По нашим подсчетам, первая группа должна быть уже на подходе к конечному пункту. Наша группа--четвертая.