Страница:
горных егерей удалось продвинуться до реки Западная Лица. Это километров 30
на восток от государственной границы. На рубеже их остановили части нашей
14-й армии. Надежная связь с обороняющимися отсутствовала. Командование
армии и флота, чтобы оперативно получать сведения о складывающейся
обстановке на этом участке фронта, приняло решение установить в
непосредственной близи от него, в губе Западной Лицы, дежурство катеров
дивизиона морских охотников.
Наш МО-123 под командованием энергичного лейтенанта Василия Лозовского
впервые вошел в губу Западной Лицы 6 июля 1941 г. Вместе с катером МО-141
лейтенанта Владимира Гущина мы должны были установить связь с частями 14-й
армии и заодно обстрелять противника, пытавшегося форсировать водную
преграду. После удачно выполненного задания наш катер еще не раз побывал там
с той же задачей. А потом принял участие в высадке десанта моряков на
западный берег губы, в тыл наступавшему противнику.
Может, потому, что нашему МО-123 чаще других приходилось дежурить в
этом горячем районе, друзья Лозовского - командиры других катеров в шутку
прозвали его "'старожилом Западной Лицы". Каждые сутки он по радио передал в
штаб флота сведения об изменениях в положении войск. Для того чтобы получить
такие сведения от армейских командиров, двое из нашего экипажа поочередно
ходили на передовую.
По запросам армейского командования МО-123 несколько раз подходил к
самому устью реки и обстреливал позиции немцев. Однажды такой рейд чуть не
закончился для нас печально. Разворачиваясь при отходе, катер попал на
песчаную отмель, моторы заглохли. Пока мы, мотористы - старшина Иван Котляр,
Яков За-
* © С.Ы. Завизионов
196
харин, Иван Федотов и я, - старались вновь запустить их, комендорам
пришлось прямой наводкой вести беглый огонь по позициям горных егерей.
Сноровисто действовали у носовой пушки старшина комендоров Александр Лазарев
и Валентин Гладышев, в кормовом расчете - Иван Фомин и Владимир Белый.
Короткими очередями били пулеметчики - боцман, ленинградец Борис Цы-бин и
архангельский парень Александр Пуляев (после войны был капитаном плавбазы
"Рыбный Мурман"). "Приключение" закончилось для нас благополучно.
19 июля в Западную Лицу пришла землеотвозная шаланда "Те-риберка" с
пушками и снарядами для армейских частей. С разгрузкой ее почему-то не
торопились, и немецкие бомбардировщики потопили у скалы Нерпичьей шаланду
вместе с ценным грузом. Чтобы достать пушки и боезапас к ним из-под воды,
пришлось здорово потрудиться водолазам. А нам поручили охранять их.
Лозовский даже распорядился, чтобы был выставлен дозор, передовая от нас
была всего в каких-нибудь 2 км. Числа 22 или 23 июля (точно уже не помню) в
дозор отправились старшина рулевых Федор Рагушин (он из Архангельска и после
войны плавал механиком грузового судна) и я. Вооружены мы были винтовкой и
ручным пулеметом Дегтярева.
Замаскировались в камнях. Ближе к вечеру смотрим: через кусты низеньких
березок идет кто-то в черном. Сперва мы приняли его за своего - мы обычно
ходили в черных кожанках. Но когда неизвестный подошел к нам ближе, то
смотрим - это же горный егерь! Мы сперва даже опешили, но, оправившись от
изумления, скомандовали ему: "Хенде хох! Бросай оружие!" Вздрогнув от
неожиданности, почти двухметрового роста детина бросил автомат и поднял
руки. Федор Рагушин сказал мне: "Забери оружие!", а сам - у пулемета.
Я кое-как набрался смелости, вышел из засады и поднял автомат. А потом
мы гуськом стали спускаться вниз, к катеру. Рагушин шел вперед, немец -
посредине, а я замыкающим, с автоматом на плече и винтовкой, направленной в
спину пленному. Я все. опасался, что этот громила опомнится и рискнет
напасть на нас, сбросит обоих со скалы. Но он покорно шел по узкой крутой
тропе, куда ему указывал старшина.
В этот час, отужинав, вся команда катера собралась на перекур на корме.
Мы подошли не замеченными вахтенным, с большим усилием втроем подтянули
катер за носовой конец и поднялись на палубу. Увидев здоровенного живого
немца, все оторопели. А по-
797
том посыпались вопросы: где его взяли и как удалось справиться с таким?
Командир катера тоже изумлен. Старшина Рагушин доложил ему: "Вот пришел к
нам закусывать. Напоили перед наступлением..."
Лозовский распорядился, чтобы его накормили, и мы ужинали втроем. Немцу
понравилась наша еда. А наши парни все разглядывали горного егеря, его
нашивки на черной форме. Тем временем командир доложил по радио в штаб
флота. Вскоре пришел катер и забрал от нас "трофейного" немца. А наш МО-123
остался в Западной Лице до памятных для всех нас дней 2 и 3 августа.
Тогда враг в который раз предпринял попытку наступления. В небе висели
бомбардировщики и истребители немцев. Второго августа комендоры нашего
МО-123 отбили три ожесточенные атаки "мессершмиттов". Один истребитель мы
сбили. Но из-за сильной и близкой бомбежки в один из моментов боя заборная
вода через выхлопные трубы попала в цилиндры моторов, и мы никак не могли их
завести. Мой правый мотор завелся было на предельных оборотах, но тут же
захлебнулся. Старшина Иван Котляр доложил об этом трагичном положении
командиру катера. Лейтенант Лозовский уже намеревался заминировать корабль и
при необходимости взорвать. А экипаж должен был сойти на берег,
предварительно сняв кое-что из вооружения.
Но тут подошел "спаситель наших душ" - катер МО-121 под командованием
лейтенанта Михаила Миронова (он уроженец Архангельска) и взял нас на буксир.
Дал полный ход, и вода от скорости, через подводный выхлоп, сама вытянулась
из моторов. Так наш "сто двадцать трети?" снова обрел ход и жизнь. Лозовский
сердечно поблагодарил Миронова за братскую выручку.
Вместе с другими катерами дивизиона наш МО-123 занялся снятием
выполнившего свою задачу десанта с западного берега губы и переброской его
на восточный. Потом мы приняли в кубрики и на палубу более 80 раненных и
ушли в Полярное. Там нам дали "добро" на поочередной технический осмотр
моторов. Когда же сняли крышку блока правого мотора как самого надежного, то
было страшно смотреть на его выхлопные клапаны. Все они было точно изгрызены
крысами. На других моторах вид клапанов был еще хуже. Но дошли же мы своим
ходом до базы, и это было удивительно для нас и дивизионного механика.
Так удачно закончились наши дежурства в губе Западная Лица.
198
* * *
Десятого августа 1941 г. командиры четырех катеров - охотников за
подводными лодками получили приказание: экипажам в полном составе отбыть в
Мурманск. Сборы были недолгими, и вот мы уже в поезде. Выгрузились в
Беломорске. У входа в Бело-морско-Балтийский канал нас уже ожидали четыре
новеньких катера типа MO-IV. Поле проводки в шлюзах канала их оборудованием
занимались рабочие Ленинградского судостроительного завода и разношерстные
экипажи чуть ли не из участников Цусимы и краснофлотцев-первогодков во главе
с мичманом Хачатурян-цем (до этого он был старшиной роты в Военно-морском
училище имени М.В. Фрунзе).
Приняв от них катера, мы своим ходом направились в Архангельск. Там
довооружились: установили крупнокалиберные пулеметы ДШК взамен ШКАСов,
погрузили запасные части для моторов, гребные винты и валы, взяли еще
пулеметы ДШК для других катеров, поскольку на большей части их имелось
только по одному крупнокалиберному пулемету. Особенно в Архангельске не
задерживались - пошли в Полярное.
С нашим прибытием на Северном флоте стало 18 катеров МО. Командование
решило разделить их на два дивизиона. Командиром 3-го дивизиона судов охраны
водного района Главной базы стал капитан-лейтенант Морозов. Три новых катера
- наш 161, 162 и 163-й - лейтенантов Лозовского, Кравченко, Федулаева вошли
в этот дивизион. Базировались мы в Тюва-губе, где раньше была база "тюлькина
флота". Так называли северяне дрифтер-боты прибрежного лова объединения
"Морлов".
Утром 2 октября трем катерам -161, 162, 163-му - было приказано выйти в
губу Порчниху, что близ Дальних Зеленцов. По данным разведки, там могла
оставаться немецкая подводная лодка в ожидании проходивших мимо судов с
военными грузами. Да и от постов наблюдения (СНиС) на побережье несколько
раз поступали донесения о появлении в этих водах перископов и даже подлодок
в надводном положении. Ранее в том районе в течение нескольких суток вел
поиск подлодок врага МО-121. Только накануне нашего выхода он вернулся на
базу для пополнения боезапаса и продуктов. Как докладывал его командир
лейтенант Михаил Миронов, там ничего подозрительного за то время не было
обнаружено. Зато экипажу МО-121 хватало стычек с немецкими самолетами,
возвращавшимися после бомбежки Мурманска и аэродро-
199
мов. Катерники "сто двадцать первого" сбили один Ю-88 и совместно с
МО-112 повредили истребитель Ме-109.
И все же перед нами была поставлена задача найти и уничтожить подлодку
врага. Еще перед выходом минеры предварительно подготовили серию глубинных
бомб к сбрасыванию. И хотя катера проходили Кильдинской салмой при
готовности "три", но все были готовы к встрече с любым врагом.
Нам уже после всего передали, что береговые сигнальные посты Рынды и
Териберки видели идущую на вест в надводном положении немецкую лодку. При
подходе к Кильдину она погрузилась, и сигнальные посты потеряли ее след. Не
зная этого, тройка наших катеров на средних оборотах спокойно шла проливом и
уже приблизилась к восточному выходу из него. Одновременно к этому же месту
подошла вражеская подлодка и, видимо для ориентирования в узкости, подняла
перископ. Его-то и увидели с палубы нашего МО-161 старшина мотористов Иван
Котляр и вышедший из рубки радист Александр Иванов.
Пораженные такой неожиданной встречей с обнаглевшим подводным врагом,
они все же не растерялись и буквально в один голос крикнули о перископе
командиру лейтенанту Лозовскому. Реакция последовала моментально -
прозвучали сигнал боевой тревоги и голос командира: "Атака подводной лодки!"
Сигнал атаки отрепетовали на следовавших в кильватер катерах. Наш акустик
Вячеслав Потемкин и его дублер - молодой краснофлотец (фамилию его я
запамятовал) - быстро включили акустическую установку "Тамир" и сразу взяли
пеленг на подлодку, уходившую на глубину.
Лозовский торопливо, энергичным жестом показал и прокричал команду "сто
шестьдесят третьего" лейтенанту Федулаеву, чтобы тот перекрыл курс лодке, а
командиру "сто шестьдесят второго" лейтенанту Кравченко - начать атаку
вместе. Наш старший минер Гоша Гольнев почему-то понял размашистые жесты и
возгласы Лозовского как приказ начать бомбежку и поторопился выкатить за
корму две большие глубинные бомбы. Командиру ничего не оставалось, как дать
полный ход катеру и тут же сбавить его, чтобы не выскочить на берег. Опасно
близкие взрывы глубинок даже подбросили катера, а внутри них все
незакрепленное полетело вниз.
Минеры МО-162 Алексей Корнеев и Василий Цебро, МО-163 Петр Зелинский и
Федор Перепелица, а также нашего катера поочередно и теперь уже строго по
сигналам командиров сбрасыва-
200
ли черные цилиндры бомб в бурлящую от взрывов воду. Израсходовав в этой
стремительной атаке 14 больших и 24 малые глубинные бомбы, катера
расположились полукругом возле места, где была обнаружена подлодка врага и
застопорили моторы. Комендоры нашего катера во главе с Ликарионом Воронцовым
были готовы открыть огонь, если бы лодка попыталась всплыть. Но акустики
доложили, что она остановила моторы и залегла у берега Кильдина на песчаном
грунте на глубине около 60 м.
На успокоившейся поверхности моря стало видно, как из-под воды
поднимаются пузыри воздуха и фонтанчиком бьет соляр. Потом стали всплывать и
различные предметы. Минеры по-прежнему стояли у бомбовых стеллажей, готовые
снова обрушить смертельные черные бочонки на лодку, если бы она попыталась
уйти. Акустики сперва докладывали о стуке внутри нее. Видимо, немецкие
подводники отчаянно вели борьбу за живучесть, пытались заделать пробоины, но
потом все постепенно замерло. Лодка лежала без движения. Так проходил час за
часом. С карауливших катеров смотрели на продолжавший вытекать из цистерн
лодки соляр, широкую ленту которого уносило течением в море. Моторист Иван
Федоров ради любопытства спустился на привальный брус и зачерпнул каской
солярку. Подал ее товарищам: "Сохраните для подтверждения!'" Акустики
продолжали нести свою безмолвную вахту. Несмотря на холод октябрьской ночи и
утра, команды катеров соблюдали полнейшую тишину. Даже подмерзшие не
позволяли себе согреваться стуча ногой о ногу.
Утром же 3 октября прошли Кильдинской салмой катера МО-121 и МО-112
лейтенантов Миронова и Макковеева. Они снова направлялись в район к норду от
острова Мало-оленьего для несения противолодочной и противовоздушной
обороны. По просьбе лейтенанта Лозовского, придержавшего на всякий случай
свои глубинные бомбы, эти катера сбросили по паре бомб на обвехованное
место, где лежала вражеская лодка. Соляр забил сильнее, и опять стали
всплывать какие-то предметы. "Сто двадцать первый" и "сто двадцатый" ушли в
сторону Мало-оленьего. Не доходя до него, с катера Макковеева на берег
высадили группу краснофлотцев. Они пошли к видневшемуся на краю долины
подбитому бомбардировщику Ю-88. Экипажа "юнкерса" катерники не обнаружили, а
на память выломали из приборной доски часы. Вероятно, по вызову этого
экипажа и спешила к Кильдину немецкая подлодка, чтобы снять летчиков с этого
участка неохраняемого берега. Операция не удалась: помешали катера.
ДОКУМЕНТЫ
РУССКИЙ СЕВЕР.
СОЦИАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ С СОЮЗНИКАМИ
Первый английский конвой в составе шести транспортов прибыл в Мурманск
31 августа 1941 г. С того дня сотрудничество государств Антигитлеровской
коалиции с СССР стало осуществляться в практической сфере деятельности, и ее
главными действующими лицами являлись уже не члены правительственных
кабинетов и высокопоставленные чиновники, а моряки-союзники и население
портовых городов. Надо признать, что взаимоотношения между ними на советской
территории складывалось далеко не просто и подчас даже драматично. К
сожалению, советская историография весьма однобоко и скудно освещала
социальные контакты союзников. Почти 50 лет документальные материалы этой
тематики хранились в архивах под грифом "секретно". Запрет
партийно-идеологического аппарата на публикацию документов имел глубоко
политическое значение, ибо в них как в зеркале отображалась вся гамма
социально-политических противоречий двух государственных систем и жизненная
трагедия людей в тоталитарной державе. Есть среди них материалы как
официального, так и неофициального происхождения. Многие документы, пройдя в
свое время руководящие инстанции на уровне констатации фактов, так и осели
бесследно в архивных хранилищах. Иные же, более редкие, доходили до Кремля и
удостаивались "заслуженного" внимания в правительственных кругах, а с ним
получали соответствующий резонанс и имели определенные
социально-политические последствия.
Именно словами "заслуженного внимания" заканчивалось препроводительное
письмо заместителя наркома иностранных дел С.А. Лозовского заместителю
председателя ГКО и наркому иностранных дел В.М. Молотову к докладной записке
корреспондента Совинформбюро, члена Союза советских писателей В.П.
Беляева1, написанной в начале марта 1944 г. Что же вызвало
озабоченность замнаркома в записке писателя? Слово автору:
202
Разгрузка союзных пароходов в Мурманске
"Сообщаемое ниже ни в коей мере не может претендовать на полное
освещение вопроса о союзниках, прибывающих в порты советского Севера.
Единственными материалами, которыми я располагаю, были мои личные
наблюдения, беседы с капитанами американских и английских пароходов, а также
с работниками интерклубов - Мурманского, Архангельского и
Молотовского2.
Сплошь и рядом каждый советский человек, общающийся с иностранцами на
Севере, слышит от них упреки в том, что они не встречают к себе должного
дружеского отношения, что их чуждаются, что их боятся приглашать к себе
домой подобно тому, как, скажем, англичане у себя на острове охотно зазывают
домой русских моряков и армейцев.
Английский капитан Питер Сквайр, проживший больше года в Архангельске,
сказал мне: "С англичанами из русских может встречаться либо самоубийца,
либо человек, тайно работающий в органах НКВД".
Английский лейтенант (в прошлом журналист и фабрикант) Алекс Пэн
неоднократно и систематически рассказывает о том, как дружески обращались
русские моряки и англичане на борту
203
советской подводной лодки командира Братишко, стоявшей в Англии. Вместе
пили, ходили сообща в гости к знакомым девушкам. Однако стоило лодке
завершить свой долгий путь из Америки через Англию в Россию, как мгновенно
связь между пришедшими на ее борт англичанами и русской командой оборвалась,
будто кто-то ее рассек ножом. Советские военные моряки якобы прямо заявляют
англичанам, что никакого личного общения, кроме служебного, у них в
Советском Союзе с англичанами быть не может, так как это запрещается
начальством свыше.
Равным образом многие капитаны американских и английских транспортов
все время жалуются, что "порядочные люди и в особенности представители
советской интеллигенции общаться с ними боятся" и их удел - общение лишь с
женщинами легкого поведения.
В результате всего этого якобы имело место антисоветское обращение в
зарубежную печать группы английских моряков, побывавших осенью 1943 г. в
СССР. Они жаловались на советские порядки, запрещающие вовсе взаимоотношению
с союзниками широкому населению.
Лейтенант Алекс Пэн заявил мне: "90% моряков, побывавших в северных
портах, вследствие местных порядков уезжает врагами советской власти и
русского народа".
Справедливы ли их упреки?
Да, действительно особенно представители советской интеллигенции на
Севере чуждаются связей с союзниками, не будучи уверены, каковы будут
последствия отношений между союзными странами.
Основным контингентом лиц, общающихся с союзниками в личной жизни, не
по служебным заданиям, являются женщины и девушки, которые видят прежде
всего личную выгоду. Американцы и англичане приносят в русские дома шоколад,
продукты, сигареты - взамен этого довольно обнаженно они получают то, чего
добиваются, и, ясно, уносят не очень лестное представление о таких женщинах,
которых можно купить за две плитки шоколада. Довольно большое количество
подобных экземпляров женского пола является частыми посетительницами
интерклубов, не случайно поэтому в обиходе называют архангельский интерклуб
"бардаком имени Черчилля".
Вполне понятно, что время от времени органы НКВД и НКГБ делают изъятия
наиболее разложившихся девушек, на мой взгляд совершенно правильные. Разве
девушка, за две плитки шоколада поступающая на одну ночь в личное
пользование иностранца, не
204
является разложившимся, аморальным и подчас социально опасным
элементом? Привыкая к легкой жизни и заграничным продуктам, подобные лица
могут служить и прекрасной питательной средой для действий агентов
иностранных разведок. Однако каждый такой случай репрессирования вызывает
необычный шум в иностранной колонии и используется ею как доказательство
"большевистского террора" и вмешательства диктатуры даже в личную жизнь
людей. Подобные сведения проникают и в зарубежную печать.
Существует вместе с тем еще и такое положение: девушки, общающиеся с
иностранцами короткое время, в случае их репрессирования заявляют, что они
делали это потому, что были голодны, и тогда часто их оставляют в покое.
Однако стоит девушке заявить, что она любит американского моряка, как это
осуждается гораздо строже, благодаря чему среди англичан и американцев
утвердилась точка зрения, что за проституцию советские власти карают менее
строго, чем за нормальные отношению между людьми.
Что бесспорно в жизни иностранцев на Севере?
Несомненно, на всякий ли случай или заведомо точно они
рассматривают Север как возможный плацдарм для вторжения
англо-американских войск в Россию, как территорию, на которой
прежде всего может быть повторена интервенция.
В связи с этим и повышенная деятельность английской и аме
риканской разведки и тщательное изучение "впрок" каждого рус
ского человека, каждого явления общественной жизни и вообще
всей обстановки.
Отсюда стремление как можно глубже проникнуть в глубь со
ветского народа, разузнать его действительные настроения, окутать
себя мифом "благодетелей", абсолютно безупречных людей и т.д.
Естественно поэтому, что никому из союзников, а в первую
очередь представителям миссий, не нравятся те препятствия, кото
рые чинят представители советской власти на пути общения с ни
ми. Эти препятствия мешают разведчикам работать так же пра
вильно, как, скажем, в Аргентине, и легко строить козни против
советской власти.
Однако это все вышесказанное и бесспорное не дает нам права оставлять
широкие массы тружеников - американских и английских моряков, в симпатиях
которых мы всегда были заинтересованы, людей, которые, рискуя своей жизнью,
возят все-таки оружие в СССР, - за пределами нашего внимания, за
своеобразной "китайской стеной".
205
Нельзя, чтобы, уходя из СССР, они уносили представление о девушках СССР
как о проститутках, которые только и требуют "дай, дай", или о мальчишках,
которые, дергая их на улицах за куртки, кричат: "Инглиш, продай сигарет!" А
так как благодаря существующему положению моряки предоставлены только такому
контингенту людей, то такое превратное представление о русских людях как о
попрошайках может у них сложиться.
Мне кажется, что, имея в виду совершенно особую специфику Архангельска,
Мурманска, Молотовска (пребывание подолгу команд иностранных пароходов на
берегу, возможность их постоянно общения с советскими людьми украдкой в
домах), следует время от времени разрешать вечера встреч советских,
американских и английских моряков, вечера встреч моряков союзников с
советской интеллигенцией, врачами, актерами, педагогами, инженерами и т.д.
Надо коренным образом улучшить работу всех северных интерклубов,
выделив их из системы ВЦСПС в самостоятельные единицы с весьма
квалифицированным особым руководством. Инструкторский штат интерклубов
следует отнести в снабжении к группам научных работников, чтобы эти наши
люди с высшим образованием, беседующие с союзными моряками и по существу
являющиеся главными и основными нашими пропагандистами, не голодали бы и не
ходили в рваной одежде и стоптанных ботинках. Надо в системе интерклубов
выделили комнаты для офицеров, подобно тому как это существует у нас.
Следует раз и навсегда посчитаться с тем обстоятельством, что по
Архангельску и Мурманску десятки тысяч прибывающих туда союзных моряков
делают представление о всем Советском Союзе. Это представление делают не
отдельные утонченные, брюзжащие дипломаты, а представители двух народов -
кочегары, механики, рулевые и т.д., т.е. люди, которым у них на родине
простой народ поверит без всяких. И вот, если такой кочегар у себя в Америке
расскажет, как убивают русские люди в Архангельске друг друга, чтобы влезть
в трамвай, или как толпы ребятишек атакуют на улицах Архангельска каждого
иностранного моряка, чуть ли не силой требуя от него сигарет, то это мнение
принесет плохую славу СССР и эти рассказы очевидцев в какой-то степени
парализуют нашу пропаганду в союзных странах.
Вот почему мне кажется, что города Севера давно пора сделать
образцовыми городами СССР.
Следует добиться того, чтобы зимой Архангельск не сидел половину
вечеров без света, чтобы туда приезжали лучшие, хорошие
206
артисты, чтобы было в нем много бань и не ломали бы себе ноги прохожие
на архангельских тротуарах и чтобы культурно работала архангельская милиция
и т.д., и т.д.
Мне кажется, что давно назрела необходимость доукомплектовать кадры
ответственных работников такого города, как Архангельск, культурными,
всесторонне развитыми работниками широкого кругозора, сделав это в порядке
особой, единовременной партийной мобилизации.
Но прежде всего следовало бы послать в города Севера полномочную
комиссию с дипломатическими функциями, которая на месте бы выяснила, почему
многие моряки прибывающих судов уносят враждебное мнение о Советском Союзе,
которая не в общем централизованном порядке, относящемся ко всем городам, а
именно в применении к городам Севера, учитывая их особую специфику, решила
бы ряд вопросов о коренном улучшении жизни этих городов. Выводы такой
комиссии были бы гораздо более конкретны и полны, чем это письмо, которое ни
в какой степени не претендует на исчерпывающее освещение
вопроса"3.
Конечно же, докладная записка или письмо писателя было результатом его
глубоких внутренних и гражданских переживаний. Вместе с тем вполне очевидно,
на восток от государственной границы. На рубеже их остановили части нашей
14-й армии. Надежная связь с обороняющимися отсутствовала. Командование
армии и флота, чтобы оперативно получать сведения о складывающейся
обстановке на этом участке фронта, приняло решение установить в
непосредственной близи от него, в губе Западной Лицы, дежурство катеров
дивизиона морских охотников.
Наш МО-123 под командованием энергичного лейтенанта Василия Лозовского
впервые вошел в губу Западной Лицы 6 июля 1941 г. Вместе с катером МО-141
лейтенанта Владимира Гущина мы должны были установить связь с частями 14-й
армии и заодно обстрелять противника, пытавшегося форсировать водную
преграду. После удачно выполненного задания наш катер еще не раз побывал там
с той же задачей. А потом принял участие в высадке десанта моряков на
западный берег губы, в тыл наступавшему противнику.
Может, потому, что нашему МО-123 чаще других приходилось дежурить в
этом горячем районе, друзья Лозовского - командиры других катеров в шутку
прозвали его "'старожилом Западной Лицы". Каждые сутки он по радио передал в
штаб флота сведения об изменениях в положении войск. Для того чтобы получить
такие сведения от армейских командиров, двое из нашего экипажа поочередно
ходили на передовую.
По запросам армейского командования МО-123 несколько раз подходил к
самому устью реки и обстреливал позиции немцев. Однажды такой рейд чуть не
закончился для нас печально. Разворачиваясь при отходе, катер попал на
песчаную отмель, моторы заглохли. Пока мы, мотористы - старшина Иван Котляр,
Яков За-
* © С.Ы. Завизионов
196
харин, Иван Федотов и я, - старались вновь запустить их, комендорам
пришлось прямой наводкой вести беглый огонь по позициям горных егерей.
Сноровисто действовали у носовой пушки старшина комендоров Александр Лазарев
и Валентин Гладышев, в кормовом расчете - Иван Фомин и Владимир Белый.
Короткими очередями били пулеметчики - боцман, ленинградец Борис Цы-бин и
архангельский парень Александр Пуляев (после войны был капитаном плавбазы
"Рыбный Мурман"). "Приключение" закончилось для нас благополучно.
19 июля в Западную Лицу пришла землеотвозная шаланда "Те-риберка" с
пушками и снарядами для армейских частей. С разгрузкой ее почему-то не
торопились, и немецкие бомбардировщики потопили у скалы Нерпичьей шаланду
вместе с ценным грузом. Чтобы достать пушки и боезапас к ним из-под воды,
пришлось здорово потрудиться водолазам. А нам поручили охранять их.
Лозовский даже распорядился, чтобы был выставлен дозор, передовая от нас
была всего в каких-нибудь 2 км. Числа 22 или 23 июля (точно уже не помню) в
дозор отправились старшина рулевых Федор Рагушин (он из Архангельска и после
войны плавал механиком грузового судна) и я. Вооружены мы были винтовкой и
ручным пулеметом Дегтярева.
Замаскировались в камнях. Ближе к вечеру смотрим: через кусты низеньких
березок идет кто-то в черном. Сперва мы приняли его за своего - мы обычно
ходили в черных кожанках. Но когда неизвестный подошел к нам ближе, то
смотрим - это же горный егерь! Мы сперва даже опешили, но, оправившись от
изумления, скомандовали ему: "Хенде хох! Бросай оружие!" Вздрогнув от
неожиданности, почти двухметрового роста детина бросил автомат и поднял
руки. Федор Рагушин сказал мне: "Забери оружие!", а сам - у пулемета.
Я кое-как набрался смелости, вышел из засады и поднял автомат. А потом
мы гуськом стали спускаться вниз, к катеру. Рагушин шел вперед, немец -
посредине, а я замыкающим, с автоматом на плече и винтовкой, направленной в
спину пленному. Я все. опасался, что этот громила опомнится и рискнет
напасть на нас, сбросит обоих со скалы. Но он покорно шел по узкой крутой
тропе, куда ему указывал старшина.
В этот час, отужинав, вся команда катера собралась на перекур на корме.
Мы подошли не замеченными вахтенным, с большим усилием втроем подтянули
катер за носовой конец и поднялись на палубу. Увидев здоровенного живого
немца, все оторопели. А по-
797
том посыпались вопросы: где его взяли и как удалось справиться с таким?
Командир катера тоже изумлен. Старшина Рагушин доложил ему: "Вот пришел к
нам закусывать. Напоили перед наступлением..."
Лозовский распорядился, чтобы его накормили, и мы ужинали втроем. Немцу
понравилась наша еда. А наши парни все разглядывали горного егеря, его
нашивки на черной форме. Тем временем командир доложил по радио в штаб
флота. Вскоре пришел катер и забрал от нас "трофейного" немца. А наш МО-123
остался в Западной Лице до памятных для всех нас дней 2 и 3 августа.
Тогда враг в который раз предпринял попытку наступления. В небе висели
бомбардировщики и истребители немцев. Второго августа комендоры нашего
МО-123 отбили три ожесточенные атаки "мессершмиттов". Один истребитель мы
сбили. Но из-за сильной и близкой бомбежки в один из моментов боя заборная
вода через выхлопные трубы попала в цилиндры моторов, и мы никак не могли их
завести. Мой правый мотор завелся было на предельных оборотах, но тут же
захлебнулся. Старшина Иван Котляр доложил об этом трагичном положении
командиру катера. Лейтенант Лозовский уже намеревался заминировать корабль и
при необходимости взорвать. А экипаж должен был сойти на берег,
предварительно сняв кое-что из вооружения.
Но тут подошел "спаситель наших душ" - катер МО-121 под командованием
лейтенанта Михаила Миронова (он уроженец Архангельска) и взял нас на буксир.
Дал полный ход, и вода от скорости, через подводный выхлоп, сама вытянулась
из моторов. Так наш "сто двадцать трети?" снова обрел ход и жизнь. Лозовский
сердечно поблагодарил Миронова за братскую выручку.
Вместе с другими катерами дивизиона наш МО-123 занялся снятием
выполнившего свою задачу десанта с западного берега губы и переброской его
на восточный. Потом мы приняли в кубрики и на палубу более 80 раненных и
ушли в Полярное. Там нам дали "добро" на поочередной технический осмотр
моторов. Когда же сняли крышку блока правого мотора как самого надежного, то
было страшно смотреть на его выхлопные клапаны. Все они было точно изгрызены
крысами. На других моторах вид клапанов был еще хуже. Но дошли же мы своим
ходом до базы, и это было удивительно для нас и дивизионного механика.
Так удачно закончились наши дежурства в губе Западная Лица.
198
* * *
Десятого августа 1941 г. командиры четырех катеров - охотников за
подводными лодками получили приказание: экипажам в полном составе отбыть в
Мурманск. Сборы были недолгими, и вот мы уже в поезде. Выгрузились в
Беломорске. У входа в Бело-морско-Балтийский канал нас уже ожидали четыре
новеньких катера типа MO-IV. Поле проводки в шлюзах канала их оборудованием
занимались рабочие Ленинградского судостроительного завода и разношерстные
экипажи чуть ли не из участников Цусимы и краснофлотцев-первогодков во главе
с мичманом Хачатурян-цем (до этого он был старшиной роты в Военно-морском
училище имени М.В. Фрунзе).
Приняв от них катера, мы своим ходом направились в Архангельск. Там
довооружились: установили крупнокалиберные пулеметы ДШК взамен ШКАСов,
погрузили запасные части для моторов, гребные винты и валы, взяли еще
пулеметы ДШК для других катеров, поскольку на большей части их имелось
только по одному крупнокалиберному пулемету. Особенно в Архангельске не
задерживались - пошли в Полярное.
С нашим прибытием на Северном флоте стало 18 катеров МО. Командование
решило разделить их на два дивизиона. Командиром 3-го дивизиона судов охраны
водного района Главной базы стал капитан-лейтенант Морозов. Три новых катера
- наш 161, 162 и 163-й - лейтенантов Лозовского, Кравченко, Федулаева вошли
в этот дивизион. Базировались мы в Тюва-губе, где раньше была база "тюлькина
флота". Так называли северяне дрифтер-боты прибрежного лова объединения
"Морлов".
Утром 2 октября трем катерам -161, 162, 163-му - было приказано выйти в
губу Порчниху, что близ Дальних Зеленцов. По данным разведки, там могла
оставаться немецкая подводная лодка в ожидании проходивших мимо судов с
военными грузами. Да и от постов наблюдения (СНиС) на побережье несколько
раз поступали донесения о появлении в этих водах перископов и даже подлодок
в надводном положении. Ранее в том районе в течение нескольких суток вел
поиск подлодок врага МО-121. Только накануне нашего выхода он вернулся на
базу для пополнения боезапаса и продуктов. Как докладывал его командир
лейтенант Михаил Миронов, там ничего подозрительного за то время не было
обнаружено. Зато экипажу МО-121 хватало стычек с немецкими самолетами,
возвращавшимися после бомбежки Мурманска и аэродро-
199
мов. Катерники "сто двадцать первого" сбили один Ю-88 и совместно с
МО-112 повредили истребитель Ме-109.
И все же перед нами была поставлена задача найти и уничтожить подлодку
врага. Еще перед выходом минеры предварительно подготовили серию глубинных
бомб к сбрасыванию. И хотя катера проходили Кильдинской салмой при
готовности "три", но все были готовы к встрече с любым врагом.
Нам уже после всего передали, что береговые сигнальные посты Рынды и
Териберки видели идущую на вест в надводном положении немецкую лодку. При
подходе к Кильдину она погрузилась, и сигнальные посты потеряли ее след. Не
зная этого, тройка наших катеров на средних оборотах спокойно шла проливом и
уже приблизилась к восточному выходу из него. Одновременно к этому же месту
подошла вражеская подлодка и, видимо для ориентирования в узкости, подняла
перископ. Его-то и увидели с палубы нашего МО-161 старшина мотористов Иван
Котляр и вышедший из рубки радист Александр Иванов.
Пораженные такой неожиданной встречей с обнаглевшим подводным врагом,
они все же не растерялись и буквально в один голос крикнули о перископе
командиру лейтенанту Лозовскому. Реакция последовала моментально -
прозвучали сигнал боевой тревоги и голос командира: "Атака подводной лодки!"
Сигнал атаки отрепетовали на следовавших в кильватер катерах. Наш акустик
Вячеслав Потемкин и его дублер - молодой краснофлотец (фамилию его я
запамятовал) - быстро включили акустическую установку "Тамир" и сразу взяли
пеленг на подлодку, уходившую на глубину.
Лозовский торопливо, энергичным жестом показал и прокричал команду "сто
шестьдесят третьего" лейтенанту Федулаеву, чтобы тот перекрыл курс лодке, а
командиру "сто шестьдесят второго" лейтенанту Кравченко - начать атаку
вместе. Наш старший минер Гоша Гольнев почему-то понял размашистые жесты и
возгласы Лозовского как приказ начать бомбежку и поторопился выкатить за
корму две большие глубинные бомбы. Командиру ничего не оставалось, как дать
полный ход катеру и тут же сбавить его, чтобы не выскочить на берег. Опасно
близкие взрывы глубинок даже подбросили катера, а внутри них все
незакрепленное полетело вниз.
Минеры МО-162 Алексей Корнеев и Василий Цебро, МО-163 Петр Зелинский и
Федор Перепелица, а также нашего катера поочередно и теперь уже строго по
сигналам командиров сбрасыва-
200
ли черные цилиндры бомб в бурлящую от взрывов воду. Израсходовав в этой
стремительной атаке 14 больших и 24 малые глубинные бомбы, катера
расположились полукругом возле места, где была обнаружена подлодка врага и
застопорили моторы. Комендоры нашего катера во главе с Ликарионом Воронцовым
были готовы открыть огонь, если бы лодка попыталась всплыть. Но акустики
доложили, что она остановила моторы и залегла у берега Кильдина на песчаном
грунте на глубине около 60 м.
На успокоившейся поверхности моря стало видно, как из-под воды
поднимаются пузыри воздуха и фонтанчиком бьет соляр. Потом стали всплывать и
различные предметы. Минеры по-прежнему стояли у бомбовых стеллажей, готовые
снова обрушить смертельные черные бочонки на лодку, если бы она попыталась
уйти. Акустики сперва докладывали о стуке внутри нее. Видимо, немецкие
подводники отчаянно вели борьбу за живучесть, пытались заделать пробоины, но
потом все постепенно замерло. Лодка лежала без движения. Так проходил час за
часом. С карауливших катеров смотрели на продолжавший вытекать из цистерн
лодки соляр, широкую ленту которого уносило течением в море. Моторист Иван
Федоров ради любопытства спустился на привальный брус и зачерпнул каской
солярку. Подал ее товарищам: "Сохраните для подтверждения!'" Акустики
продолжали нести свою безмолвную вахту. Несмотря на холод октябрьской ночи и
утра, команды катеров соблюдали полнейшую тишину. Даже подмерзшие не
позволяли себе согреваться стуча ногой о ногу.
Утром же 3 октября прошли Кильдинской салмой катера МО-121 и МО-112
лейтенантов Миронова и Макковеева. Они снова направлялись в район к норду от
острова Мало-оленьего для несения противолодочной и противовоздушной
обороны. По просьбе лейтенанта Лозовского, придержавшего на всякий случай
свои глубинные бомбы, эти катера сбросили по паре бомб на обвехованное
место, где лежала вражеская лодка. Соляр забил сильнее, и опять стали
всплывать какие-то предметы. "Сто двадцать первый" и "сто двадцатый" ушли в
сторону Мало-оленьего. Не доходя до него, с катера Макковеева на берег
высадили группу краснофлотцев. Они пошли к видневшемуся на краю долины
подбитому бомбардировщику Ю-88. Экипажа "юнкерса" катерники не обнаружили, а
на память выломали из приборной доски часы. Вероятно, по вызову этого
экипажа и спешила к Кильдину немецкая подлодка, чтобы снять летчиков с этого
участка неохраняемого берега. Операция не удалась: помешали катера.
ДОКУМЕНТЫ
РУССКИЙ СЕВЕР.
СОЦИАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ С СОЮЗНИКАМИ
Первый английский конвой в составе шести транспортов прибыл в Мурманск
31 августа 1941 г. С того дня сотрудничество государств Антигитлеровской
коалиции с СССР стало осуществляться в практической сфере деятельности, и ее
главными действующими лицами являлись уже не члены правительственных
кабинетов и высокопоставленные чиновники, а моряки-союзники и население
портовых городов. Надо признать, что взаимоотношения между ними на советской
территории складывалось далеко не просто и подчас даже драматично. К
сожалению, советская историография весьма однобоко и скудно освещала
социальные контакты союзников. Почти 50 лет документальные материалы этой
тематики хранились в архивах под грифом "секретно". Запрет
партийно-идеологического аппарата на публикацию документов имел глубоко
политическое значение, ибо в них как в зеркале отображалась вся гамма
социально-политических противоречий двух государственных систем и жизненная
трагедия людей в тоталитарной державе. Есть среди них материалы как
официального, так и неофициального происхождения. Многие документы, пройдя в
свое время руководящие инстанции на уровне констатации фактов, так и осели
бесследно в архивных хранилищах. Иные же, более редкие, доходили до Кремля и
удостаивались "заслуженного" внимания в правительственных кругах, а с ним
получали соответствующий резонанс и имели определенные
социально-политические последствия.
Именно словами "заслуженного внимания" заканчивалось препроводительное
письмо заместителя наркома иностранных дел С.А. Лозовского заместителю
председателя ГКО и наркому иностранных дел В.М. Молотову к докладной записке
корреспондента Совинформбюро, члена Союза советских писателей В.П.
Беляева1, написанной в начале марта 1944 г. Что же вызвало
озабоченность замнаркома в записке писателя? Слово автору:
202
Разгрузка союзных пароходов в Мурманске
"Сообщаемое ниже ни в коей мере не может претендовать на полное
освещение вопроса о союзниках, прибывающих в порты советского Севера.
Единственными материалами, которыми я располагаю, были мои личные
наблюдения, беседы с капитанами американских и английских пароходов, а также
с работниками интерклубов - Мурманского, Архангельского и
Молотовского2.
Сплошь и рядом каждый советский человек, общающийся с иностранцами на
Севере, слышит от них упреки в том, что они не встречают к себе должного
дружеского отношения, что их чуждаются, что их боятся приглашать к себе
домой подобно тому, как, скажем, англичане у себя на острове охотно зазывают
домой русских моряков и армейцев.
Английский капитан Питер Сквайр, проживший больше года в Архангельске,
сказал мне: "С англичанами из русских может встречаться либо самоубийца,
либо человек, тайно работающий в органах НКВД".
Английский лейтенант (в прошлом журналист и фабрикант) Алекс Пэн
неоднократно и систематически рассказывает о том, как дружески обращались
русские моряки и англичане на борту
203
советской подводной лодки командира Братишко, стоявшей в Англии. Вместе
пили, ходили сообща в гости к знакомым девушкам. Однако стоило лодке
завершить свой долгий путь из Америки через Англию в Россию, как мгновенно
связь между пришедшими на ее борт англичанами и русской командой оборвалась,
будто кто-то ее рассек ножом. Советские военные моряки якобы прямо заявляют
англичанам, что никакого личного общения, кроме служебного, у них в
Советском Союзе с англичанами быть не может, так как это запрещается
начальством свыше.
Равным образом многие капитаны американских и английских транспортов
все время жалуются, что "порядочные люди и в особенности представители
советской интеллигенции общаться с ними боятся" и их удел - общение лишь с
женщинами легкого поведения.
В результате всего этого якобы имело место антисоветское обращение в
зарубежную печать группы английских моряков, побывавших осенью 1943 г. в
СССР. Они жаловались на советские порядки, запрещающие вовсе взаимоотношению
с союзниками широкому населению.
Лейтенант Алекс Пэн заявил мне: "90% моряков, побывавших в северных
портах, вследствие местных порядков уезжает врагами советской власти и
русского народа".
Справедливы ли их упреки?
Да, действительно особенно представители советской интеллигенции на
Севере чуждаются связей с союзниками, не будучи уверены, каковы будут
последствия отношений между союзными странами.
Основным контингентом лиц, общающихся с союзниками в личной жизни, не
по служебным заданиям, являются женщины и девушки, которые видят прежде
всего личную выгоду. Американцы и англичане приносят в русские дома шоколад,
продукты, сигареты - взамен этого довольно обнаженно они получают то, чего
добиваются, и, ясно, уносят не очень лестное представление о таких женщинах,
которых можно купить за две плитки шоколада. Довольно большое количество
подобных экземпляров женского пола является частыми посетительницами
интерклубов, не случайно поэтому в обиходе называют архангельский интерклуб
"бардаком имени Черчилля".
Вполне понятно, что время от времени органы НКВД и НКГБ делают изъятия
наиболее разложившихся девушек, на мой взгляд совершенно правильные. Разве
девушка, за две плитки шоколада поступающая на одну ночь в личное
пользование иностранца, не
204
является разложившимся, аморальным и подчас социально опасным
элементом? Привыкая к легкой жизни и заграничным продуктам, подобные лица
могут служить и прекрасной питательной средой для действий агентов
иностранных разведок. Однако каждый такой случай репрессирования вызывает
необычный шум в иностранной колонии и используется ею как доказательство
"большевистского террора" и вмешательства диктатуры даже в личную жизнь
людей. Подобные сведения проникают и в зарубежную печать.
Существует вместе с тем еще и такое положение: девушки, общающиеся с
иностранцами короткое время, в случае их репрессирования заявляют, что они
делали это потому, что были голодны, и тогда часто их оставляют в покое.
Однако стоит девушке заявить, что она любит американского моряка, как это
осуждается гораздо строже, благодаря чему среди англичан и американцев
утвердилась точка зрения, что за проституцию советские власти карают менее
строго, чем за нормальные отношению между людьми.
Что бесспорно в жизни иностранцев на Севере?
Несомненно, на всякий ли случай или заведомо точно они
рассматривают Север как возможный плацдарм для вторжения
англо-американских войск в Россию, как территорию, на которой
прежде всего может быть повторена интервенция.
В связи с этим и повышенная деятельность английской и аме
риканской разведки и тщательное изучение "впрок" каждого рус
ского человека, каждого явления общественной жизни и вообще
всей обстановки.
Отсюда стремление как можно глубже проникнуть в глубь со
ветского народа, разузнать его действительные настроения, окутать
себя мифом "благодетелей", абсолютно безупречных людей и т.д.
Естественно поэтому, что никому из союзников, а в первую
очередь представителям миссий, не нравятся те препятствия, кото
рые чинят представители советской власти на пути общения с ни
ми. Эти препятствия мешают разведчикам работать так же пра
вильно, как, скажем, в Аргентине, и легко строить козни против
советской власти.
Однако это все вышесказанное и бесспорное не дает нам права оставлять
широкие массы тружеников - американских и английских моряков, в симпатиях
которых мы всегда были заинтересованы, людей, которые, рискуя своей жизнью,
возят все-таки оружие в СССР, - за пределами нашего внимания, за
своеобразной "китайской стеной".
205
Нельзя, чтобы, уходя из СССР, они уносили представление о девушках СССР
как о проститутках, которые только и требуют "дай, дай", или о мальчишках,
которые, дергая их на улицах за куртки, кричат: "Инглиш, продай сигарет!" А
так как благодаря существующему положению моряки предоставлены только такому
контингенту людей, то такое превратное представление о русских людях как о
попрошайках может у них сложиться.
Мне кажется, что, имея в виду совершенно особую специфику Архангельска,
Мурманска, Молотовска (пребывание подолгу команд иностранных пароходов на
берегу, возможность их постоянно общения с советскими людьми украдкой в
домах), следует время от времени разрешать вечера встреч советских,
американских и английских моряков, вечера встреч моряков союзников с
советской интеллигенцией, врачами, актерами, педагогами, инженерами и т.д.
Надо коренным образом улучшить работу всех северных интерклубов,
выделив их из системы ВЦСПС в самостоятельные единицы с весьма
квалифицированным особым руководством. Инструкторский штат интерклубов
следует отнести в снабжении к группам научных работников, чтобы эти наши
люди с высшим образованием, беседующие с союзными моряками и по существу
являющиеся главными и основными нашими пропагандистами, не голодали бы и не
ходили в рваной одежде и стоптанных ботинках. Надо в системе интерклубов
выделили комнаты для офицеров, подобно тому как это существует у нас.
Следует раз и навсегда посчитаться с тем обстоятельством, что по
Архангельску и Мурманску десятки тысяч прибывающих туда союзных моряков
делают представление о всем Советском Союзе. Это представление делают не
отдельные утонченные, брюзжащие дипломаты, а представители двух народов -
кочегары, механики, рулевые и т.д., т.е. люди, которым у них на родине
простой народ поверит без всяких. И вот, если такой кочегар у себя в Америке
расскажет, как убивают русские люди в Архангельске друг друга, чтобы влезть
в трамвай, или как толпы ребятишек атакуют на улицах Архангельска каждого
иностранного моряка, чуть ли не силой требуя от него сигарет, то это мнение
принесет плохую славу СССР и эти рассказы очевидцев в какой-то степени
парализуют нашу пропаганду в союзных странах.
Вот почему мне кажется, что города Севера давно пора сделать
образцовыми городами СССР.
Следует добиться того, чтобы зимой Архангельск не сидел половину
вечеров без света, чтобы туда приезжали лучшие, хорошие
206
артисты, чтобы было в нем много бань и не ломали бы себе ноги прохожие
на архангельских тротуарах и чтобы культурно работала архангельская милиция
и т.д., и т.д.
Мне кажется, что давно назрела необходимость доукомплектовать кадры
ответственных работников такого города, как Архангельск, культурными,
всесторонне развитыми работниками широкого кругозора, сделав это в порядке
особой, единовременной партийной мобилизации.
Но прежде всего следовало бы послать в города Севера полномочную
комиссию с дипломатическими функциями, которая на месте бы выяснила, почему
многие моряки прибывающих судов уносят враждебное мнение о Советском Союзе,
которая не в общем централизованном порядке, относящемся ко всем городам, а
именно в применении к городам Севера, учитывая их особую специфику, решила
бы ряд вопросов о коренном улучшении жизни этих городов. Выводы такой
комиссии были бы гораздо более конкретны и полны, чем это письмо, которое ни
в какой степени не претендует на исчерпывающее освещение
вопроса"3.
Конечно же, докладная записка или письмо писателя было результатом его
глубоких внутренних и гражданских переживаний. Вместе с тем вполне очевидно,