Я негромко предупредил:
   – Лгать не стоит, я все равно узнаю.
   Он опять побагровел и отрывисто бросил:
   – Знал. Когда сообщили о происшествии, он сидел здесь.
   – Спасибо. – Я встал и направился к двери.
   – Подождите...
   Не успел я дойти до двери, как он схватился за телефон; конечно, звонил Пангуину. Для меня бы лучше застать старого игрока врасплох, но ничего изменить я не мог. Миновав вестибюль и игорный зал, я остановился перед окошком кассира.
   – Добрый день, лейтенант, – сказал человек в окошке.
   – Пангуин у себя?
   – Сейчас посмотрю. – Он исчез и через минуту вернулся вместе с Пангуином.
   – Заходите, Макс.
   Щелкнул электрический замок, я открыл дверь и последовал за Пангуином в его кабинет. Комната была такой же, как и сам он: простой и бесцветной. Не было даже картин на стене. Люди типа Фрэнчи Мэлмена бывают очаровательны, но большинство управляющих казино безличны и неприметны, а тепла в них столько же, сколько в куске мороженого мяса.
   Пангуин указал на кресло перед письменным столом, обошел вокруг стола и тоже сел.
   – Чем могу служить?
   – Я хотел бы еще раз побеседовать с вами о Французе.
   – Вот как?
   – Подозреваю, вы могли бы рассказать о нем больше, чем любой другой. Верно?
   Он с минуту раздумывал. Его веки были так тяжелы, что нависали над самыми зрачками глаз, таивших в себе ледяной холод.
   – Ладно, – сказал он. – Может быть, я действительно знаю о Фрэнчи больше, чем другие. Но просто не понимаю, почему ваше ведомство поднимает вокруг него такую шумиху.
   – Это играет какую-то роль?
   – Следовательно, вы мне ничего говорить не хотите. Ладно, я не возражаю. Фрэнчи устроил меня на мою первую работу, еще в те годы, в Новом Орлеане. Тем самым – косвенно – он меня поставил и на это место. В то время он был большим человеком и оказывал мне некоторые любезности. Не спрашивайте, почему. Он не был щедр и любезен с людьми, кроме тех случаев, когда он что-то с этого имел.
   Я слушал молча.
   – Но все уже давно позади, а счастье непостоянно. Фрэнчи остался без гроша. Я встречал его время от времени, одалживал ему деньги – деньги, которые он мне всегда возвращал. В конце концов я приехал сюда, и Фрэнчи тоже здесь появился. Он был полным банкротом, и сам это знал. Но все еще оставался знаменитостью. Когда он входил в казино, туристы тянулись следом, как за кинозвездой.
   Пангуин умолк и, барабаня пальцами по стеклянной поверхности письменного стола, казалось, раздумывал, тщательно подбирая слова.
   – Я дал ему взаймы тысячу долларов. Он ее проиграл. Я дал еще тысячу, она последовала за первой. Он считал не совсем приличным проигрывать их здесь и ходил для этого в Звездную пыль ". Но когда он в третий раз пришел за деньгами, я сказал "нет ". Это стало бы просто бездонной бочкой.
   – Итак, вы его бросили?
   – Нет. Я предложил ему работу. Сто долларов в неделю, подсадной уткой. Он притягивал массу людей, как только подходил к игровому столу. Не спрашивайте меня, почему – от него, видимо, исходит такая аура.
   – И ему нравилась эта работа?
   – Совсем не нравилась. Но он не жаловался. Я сказал ему четко и ясно: его время прошло. Но если он будет вести себя соответственно, то продержится у нас до конца своих дней.
   Он замолчал, некоторое время раздумывая. Затем изобразил некоторое подобие улыбки.
   – Когда становишься старым, это плохо. Фрэнчи так гордился своей репутацией завзятого игрока, будто был национальным героем. Ну, это может случиться с каждым.
   – Значит, он был звездой – подсадной уткой с окладом сто долларов в неделю?
   – Да, так и было.
   – Но это еще не все. – Я посмотрел на него в упор. – Сейчас в Лас-Вегасе находятся три женщины, каждая из них утверждает, что она замужем за "Французом". И каждой из них он сообщил, что выиграл двести тысяч долларов и собирается прекратить играть, как только накопит четверть миллиона.
   Пангуин скривил губы.
   – Это типично для Фрэнчи. Он был просто помешан на женитьбах. В Новом Орлеане я за год дважды был у него свидетелем на бракосочетаниях.
   – Как же он это устраивал?
   – Чистый блеф. Просил какого-нибудь приятеля облачиться в черное, надеть воротничок задом наперед и сыграть комедию. Он даже заказывал печатать фальшивое свидетельство о браке.
   Это меня не удивило.
   – Вы ведь знали его жену Ирис, по прозвищу "Железные Штаны"? Или Фрэнчи о ней рассказывал?
   – "Железные Штаны"?
   – Француз женился на ней в двадцатые годы.
   Пангуин покачал головой.
   – Не припомню, чтобы когда-то слышал о ней.
   – А что вы думаете об этих двухстах тысячах долларов? Были у "Француза" шансы так много выиграть, и чтобы вы не знали?
   – Ни в коем случае. Мы с ним не желали допускать никакого риска. Каждую ночь перед уходом из казино его обыскивали. Вся история с двумя сотнями тысяч – его обычное надувательство. Этот человек просто не умел говорить правду. И прежде всего женщинам.
   – Еще кое-что, – продолжал я. – Когда пришло сообщение, что "Француз" потерял сознание, вы были в кабинете Дэниельса. Как выясняется, вы были старым другом Фрэнчи. Почему же вы не послали за врачом?
   Пангуин развел руками.
   – Я решил, что он просто пьян. У нас с ним была договоренность, что каждый раз, когда заведение угощает всех игроков, он тоже получает выпивку. И он никогда не пропускал. Это могло быть причиной того, что сердце в конце концов не выдержало.
   – Сердце тут ни при чем. Кто-то подмешал ему в выпивку наркотик.
   Я внимательно следил за Пангуином. Казалось, он был твердо убежден, что Фрэнчи умер нищим. Я бы тоже в это поверил, не будь того пакета на складе.
   Пангуин вскочил. Казалось, он вот-вот взорвется. С трудом проглотив слюну, он спросил:
   – Наркотик? В нашем отеле? Как это? Зачем кому-то давать Фрэнчи наркотик?
   Я игнорировал его возмущение.
   – Знай мы это, имели бы ответы на многие другие вопросы. Значит, вы уверены, что Мэлмен не мог выиграть двести тысяч долларов? Может быть, он играл на высоких ставках против какого-нибудь техасского нефтяного магната?
   – А что он мог поставить?
   Да, он прав. Но ведь деньги существовали! Они лежали у меня на душе тяжким камнем. Почему Джо принес их из отеля и положил в свой письменный стол? Может быть, он убил Француза? До сих пор я не отваживался задавать себе этот вопрос, но теперь и не мог от него уклоняться. Были еще какие-то обстоятельства, которых я не знал. Ведь не знал же я, что Китти когда-то была замужем за Мэлменом. Скажи мне кто-то об этом, тут же не предъявив доказательств, я бы тоже не поверил.
   Следовательно, Джо мог... Но это абсурд! Я не мог сомневаться в Джо.
   – Вы точно знаете, что это был наркотик? – Пангуин смотрел на меня, словно уличая во лжи.
   – Врач нашел в его желудке хлоралгидрат. Кто-то его умышленно отключил, а потом убил – в номере вашего отеля.
   Пангуин, как ракета, взлетел со стула.
   – Убил! Но послушайте...
   – Приходите завтра на слушание, и все узнаете. Все равно вы должны прийти. Вы-то знаете о Французе больше, чем все остальные.
   С тем я и вышел. Брошенный им последний взгляд меня вовсе не успокоил. Черные глаза пылали, осыпая меня искрами сдерживаемой ярости, будто он считал меня лично ответственным за смерть "Француза".
   Коктейль-бар был почти пуст. Я подошел к стойке и спросил Дору Ковски, однако той еще не было на работе. Тогда я позвонил в управление и велел Элу Фриду заехать за ней и ее мужем, привезти в отдел и ждать меня вместе с ними.
   По пути к выходу я еще раз остановился у стола старшего посыльного. Роб Хобарт разговаривал по телефону.
   – Добрый день, лейтенант, – вежливо поздоровался он, закончив разговор.
   Я кивнул.
   – Хочу еще раз спросить вас спросить: как все в деталях происходило в тот вечер, когда умер Фрэнчи?
   С минуту он молчал, раздумывая.
   – Ну, я сидел здесь и услышал, как в игровом зале вскрикнула женщина. Затем увидел, что все гости сбегаются к одному столу, и пошел посмотреть, что случилось. Протиснулся сквозь столпившихся людей и увидел Майка Ковски, склонившегося над "Французом". Я спросил, что произошло, и он сказал, что Фрэнчи лишился чувств и что я должен вызвать Пангуина. Тут же один из крупье сказал, что Пангуин в кабинете Дэниельса, поэтому я, оглядевшись по сторонам, увидел Фостера и послал его к шефу.
   – И сколько прошло времени, пока они оба пришли?
   – Самое большее три-четыре минуты. Охранники в зале немного оттеснили людей, и Фостер принес носилки. Мы с ним положили на них Фрэнчи, Пангуин пощупал пульс, а затем сказал Дэниельсу, что того нужно уложить в номере. Что мы и сделали.
   – А что происходило после этого?
   – Ну, ничего особенного. Мы положили его на кровать и укрыли одеялом; потом я пошел в кабинет, доложил Дэниельсу и спросил, следует ли вызвать врача. Он сказал, что Фрэнчи просто пьян, и он сам о нем позаботится. Поэтому я вернулся на свое место.
   – И это все?
   – Нет, не совсем. Люди, для которых был зарезервирован этот номер, прибыли около двадцати трех часов, и портье послал меня вывести оттуда Француза. Однако тот уже был мертв.
   – Тогда вы пригласили Дэниельса.
   – Да. А он сразу же вызвал вашего сотрудника, Болдинга.
   Остальное я знал, но все же спросил:
   – Значит ни один человек не видел Фрэнчи с того момента, как вы уложили его в номере, и до того, когда вы же нашли его мертвым.
   – Насколько мне известно, никто.
   – Ладно. Завтра состоится слушание этого дела. Приходите, вы вызываетесь как свидетель.
   У выхода мне встретился Клайд Болдинг. Я поручил ему опросить всех служащих отеля, которые могли проходить мимо номера, где лежал "Француз"; возможно, один из них видел, как кто-то туда входил. Он должен был также установить, что делал Фрэнчи в тот вечер, когда пришел в отель, с кем разговаривал, и не было ли в его поведении чего-то необычного.

10

   Ковски уже ожидали меня в кабинете. Майк был довольно сердит.
   – Что означает наша доставка сюда? Дора опаздывает на работу.
   Я сел за письменный стол, Фрид подпирал стену у двери.
   – Означает это, – ответил я, – что кто-то подмешал наркотик в бокал "Француза" в вечер его смерти. А именно – ваша жена.
   Ковски был по натуре бойцом и тут же закричал:
   – Если вы обвиняете Дору...
   Я устал и не имел желания тратить время на бесполезные диспуты.
   – Выведи его, – велел я Элу Фриду. – Подержи у себя в кабинете, пока я буду говорить с дамой.
   – Эй, подождите...
   Ковски, очевидно, собрался поскандалить, однако Эл о нем позаботился. Он не то чтобы очень силен, но умеет правильно приложить свою силу. В один миг Майк оказался в его захвате и сразу стал послушным. Эл открыл дверь, вытолкнул Ковски и закрыл ее за собой.
   Глаза женщины расширились от страха.
   – Что вы собираетесь с ним делать?
   – Ничего, если он будет правильно себя вести, а вы ответите на мои вопросы. Если вы в этом деле не замешаны, бояться нечего.
   – Но я действительно ничего не знаю. И Майк тоже.
   – Кто готовил напитки, которые вы разносили гостям?
   – Фред, бармен.
   – Мог ли он знать, какой именно бокал достанется "Французу"?
   – Не представляю, каким образом.
   – Сколько бокалов было у вас на подносе?
   Она задумалась.
   – Не знаю. Возможно, пять-шесть. Обычно бывает столько.
   – Значит, кроме вас едва ли кто-нибудь мог определить, какой бокал получит Фрэнчи?
   – Тут вы правы. Но я ничего не подсыпала в его бокал. Никогда в жизни я бы этого не сделала; я даже не знаю, как это делается.
   – Хорошо. Может быть, вы громко спрашивали у Фрэнчи, что он будет пить, и кто-то мог это услышать?
   – Я не спрашивала, он всегда пил одно и тоже: "скотч" с водой. Но сейчас мне вспомнилось кое-что, довольно забавное. В тот раз все гости заказали себе "скотч" с водой. Такое случается редко.
   Я откинулся на спинку стула. Шесть "скотчей" на одном подносе. Значит наркотик добавили в бокал уже после того, как его получил "Француз". Я уже верил, что она сказала правду. Большинство лгунов отвечают быстро и без колебаний.
   – Еще один вопрос: вы дали Фрэнчи бокал в руку или поставили его на полочку внизу игорного стола?
   – Он в этот момент был поглощен игрой, поэтому я поставила бокал на полку.
   Я позвонил Элу Фриду и велел привести ее мужа.
   – Подождите, пожалуйста, в коридоре.
   Она бросилась к двери, будто хотела от кого-то убежать. Ковски немного успокоился, но все еще ворчал.
   – Послушайте, Дора еще молода, и если ее запугать, может сказать все, что угодно.
   – Что вы имеете в виду?
   Он пожал плечами.
   – Я же не знаю, о чем вы ее спрашивали.
   – Ведь вы уже имели дело с полицией?
   Одно мгновение он помедлил.
   – Да, я работал в нелегальном игорном клубе в Новом Орлеане. Время от времени у нас случались облавы, и полицейские меня забрали. Но только взяли небольшой штраф.
   Я посмотрел на него с новым интересом.
   – Вы приехали в Лас-Вегас вместе с Пангуином?
   – Да.
   – И знали Фрэнчи прежде?
   – Конечно. Он постоянно бывал в том клубе.
   – Значит, Пангуин был вашим приятелем, раз привез вас сюда?
   – Никто меня не привозил, я сам приехал. В конце концов устаешь постоянно жить вне закона. Здесь, в Лас-Вегасе, я могу чувствовать себя таким же гражданином, как и любой другой.
   – Однако вы знали его достаточно хорошо, чтобы сразу получить работу?
   – Да, это верно.
   – А если бы Пангуин вас о чем-то попросил, вы бы выполнили его просьбу – вы или ваша жена?
   – Вы хотите сказать – добавить в выпивку наркотик? Может быть. Но Пангуин меня об этом не просил.
   Я взглянул на него. У него было продолговатое, узкое интеллигентное лицо. Таких парней не так легко вывести из себя.
   – Вы ведь говорили с Пангуином о Фрэнчи?
   Ковски усмехнулся.
   – Лейтенант, вы не там ищите. Пангуин никогда не разговаривал со мной о гостях. Он едва здоровается. Он холоден, как рыба. Он не разговаривает ни с кем из нас, кроме тех случаев, когда отдает распоряжения.
   – Вы оказались первым около "Француза" после того, как он упал. Как это получилось? За столом ведь было много людей?
   – Очень просто, – объяснил Ковски. – Когда Фрэнчи повернулся, у него в руках еще были кости. А крупье никогда не должны выпускать игральные кости из поля зрения, чтобы их не подменили.
   – Я знаю.
   – Когда он повернулся, я, естественно, посмотрел на него. Он сделал несколько шагов, как слепой. Я видел, как он пошатнулся и упал. Не раздумывая, я бросился к нему. В руках у меня еще была лопаточка. Я бросил ее и нагнулся к Фрэнчи. Он был без сознания.
   – Кто-нибудь пришел к вам на помощь?
   – Охранник. Я сказал, чтобы он сдерживал людей. А потом пришел Хобарт.
   Я отпустил его с женой. На каком основании я должен их задерживать? Против них нет никаких доказательств, абсолютно никаких. И к тому же, я устал. Недостаток сна в последние дни давал о себе знать.
   Дейв Мадиган вошел вместе с Элом Фридом и сообщил:
   – "Датч" Дитмар и Оскар Френд только что прибыли самолетом из Чикаго и направляются в "Флорентину". Звонили наши ребята из аэропорта.
   – Ладно, присмотрите немного за ними.
   Он кивнул, оба вышли. Мы старались следить за перемещениями известных криминальных элементов, не хотели видеть их в нашем городе и предпринимали необходимые меры безопасности. Часто коллеги из других городов предупреждали нас об отъезде того или иного известного преступника. Хотя "Датч" Дитмар и Оскар Френд не были крупными величинами в преступном мире, но судились за воровство и грабеж; я не хотел бы о них даже слышать. Однако в тот вечер я ничего больше предпринять не мог и вынужден был ждать утреннего доклада Мадигана.
   Потом я прочитал несколько телеграмм, закончил разные текущие дела и отметился у дежурного сержанта, сказав ему, что ухожу домой, и чтобы меня не беспокоили, разве что произойдет убийство.
   По дороге домой я заехал в аэропорт и захватил чемодан Норды, который утром для вида отвез туда, чтобы имитировать ее отъезд из города. Как оказалось, Норда уже приготовила ужин и очень обрадовалась своему чемодану, так ей не терпелось переодеться.
   После того, как я принял душ, мы сели ужинать. Норда надела светлое платье без рукавов, которое очень ей шло.
   – Ты что-нибудь узнал сегодня?
   – О чем? – спросил я.
   – О том, кто прислал мне письмо с угрозами.
   – Ты не единственная. Твои соперницы получили такие же.
   – В самом деле? – спросила она, не выказывая, однако, особого удивления. – Они уехали?
   Я покачал головой.
   – Ни одна не оказалась такой трусихой, как ты.
   Она поставила стакан, подошла ко мне, села на подлокотник кресла и посмотрела на меня сверху вниз. Последние лучи вечернего солнца, падая через большое окно, отражались в золоте ее волос. Я почувствовал запах каких-то духов, но такой слабый, что не мог определить, что это было.
   – Итак, это значит, что мне пора уходить?
   Я не хотел, чтобы она уходила. Я хотел, чтобы она осталась, хотел сжимать ее в своих объятиях.
   – Оставайся столько, сколько захочешь.
   Она обняла меня за шею, наклонилась и поцеловала. Губы были холодными и жесткими. Она подняла голову, но я вновь притянул ее к себе.
   – Еще, – сказал я.
   Она тихонько рассмеялась, потом принялась целовать меня снова. Теперь ее губы уже не были холодны.
   Через некоторое время она выпрямилась.
   – Не нужно, Хантер.
   Ее слова безжалостно спустили меня с розовых облаков на землю. Что только на меня нашло? У меня и без того достаточно забот. А теперь я собирался связаться с человеком, причастным к нераскрытому убийству.
   Но она было так привлекательна, и к тому же мне было немного жаль ее... Норда снова села на место и одним глотком опустошила свой стакан.
   – Поговорим о чем-нибудь другом.
   – Например?
   – Ну, о деньгах.
   – Послушай, девочка, даже если деньги найдутся, я не уверен, что ты хоть что-нибудь из них получишь.
   – Ты хочешь сказать, что у тех двоих лучшие шансы? Но ведь я последней вышла за него замуж.
   Может быть. Но у меня было такое чувство, что по-настоящему замужем за этим старым мошенником была только Китти.
   – Я видел сегодня два завещания, и оба были подписаны Фрэнчи.
   – Это ничего не значит, у меня тоже есть такое. – Она вскочила и почти бегом кинулась в спальню.
   Я слышал, как она копалась в своем багаже; затем с торжественным видом вернулась.
   У нее действительно было завещание. Точно так же, как и завещания двум другим женам, оно было подписано "Французом" и отменяло все предыдущие распоряжения. В нем Фрэнчи завещал все имущество своей жене, Норде Мэлмен.
   Теперь она вопросительно смотрела на меня.
   – Это ведь законное завещание, верно?
   – Не стал бы этого утверждать, но похоже так и есть.
   – И оно составлено семь лет назад. Разве это не самая последняя дата из всех трех завещаний?
   Я кивнул.
   – Значит деньги принадлежат мне.
   В этот момент зазвонил телефон. Эл Фрид сказал:
   – Приезжай в управление.
   – Что случилось?
   – Возможно ничего, но будет лучше, если ты приедешь.
   Я застонал и положил трубку.
   – Что случилось? – быстро спросила Норда.
   – Не знаю. Я должен ехать в управление.
   – Это в самом деле необходимо?
   Я кивнул.
   – Я не хочу оставаться одна.
   Я пожал плечами.
   – Запри двери. Тогда с тобой ничего не случится.
   – Не в этом дело. – Она подошла и положила руку мне на плечо. – Я чувствую себя так одиноко, Макс.
   Я поцеловал ее и уехал. Фрид уже ждал в моем кабинете, но не один. С ним сидела Дора Ковски.
   Я взглянул на стенные часы. Скоро полночь. Я даже не заметил, что уже так поздно.
   Фрид, кажется вздохнул с облегчением при виде меня.
   – Мне жаль, что я тебя побеспокоил, шеф.
   С тех пор, как я перебрался в кабинет Джо, он называл меня шефом, и мне это изрядно действовало на нервы.
   – Что случилось? – спросил я, взглянув на женщину и отметив, как та взволнована.
   – Возможно, это ничего не значит, – начал Фрид, – но все же лучше тебе послушать, что она говорит.
   Дора Ковски коротко откашлялась.
   – Возможно, я веду себя довольно глупо. – Однако по ее голосу не чувствовалось, что она так думает. – Майк убьет меня, если узнает, что я болтаю всякий вздор, но я больше просто не могу выдержать.
   – О чем идет речь?
   – В том-то и дело: я не знаю. После смерти "Француза" Майк ведет себя просто смешно.
   – Что значит "смешно"?
   Она поджала губы, пытаясь найти нужные слова.
   – Ну, совсем не так, как обычно. Обычно он всегда в хорошем настроении, ничто его не беспокоит, у него нет ни малейших забот. Иногда меня это даже злит, потому что он относится к делам не так серьезно, как следует.
   – И?
   – И вдруг он совершенно изменился. Когда мы сегодня возвращались из вашего управления, он очень нервничал и волновался. А по дороге вдруг сказал: "Мы должны быть откровенны, детка. Сейчас это важно". Я спросила его, что он, собственно имеет в виду, но он велел забыть об этом. Потом я ушла на работу. У Майка сегодня ночная смена, с полуночи до восьми часов утра.
   Она на мгновение остановилась, раздумывая.
   – Итак, я ушла на работу. А три часа назад мне позвонил Майк. И говорит, что я должна немедленно уйти из отеля и ждать его у подъезда. Я хотела узнать, в чем дело, но он сказал, чтобы я не задавала вопросов и никому ничего не говорила; нам нужно исчезнуть из города, и притом немедленно.
   – Он объяснил, почему?
   Она покачала головой, готовая заплакать.
   – Когда я его спросила об этом, он только накричал на меня.
   – Что дальше?
   – Ну, я разыскала бармена и отпросилась у него. Мне показалось неудобным просто исчезнуть, как велел Майк...
   – А потом?
   – Стала ждать Майка перед отелем; он обещал подъехать за мной около половины десятого. Прождала еще час, но он не приехал. Я начала беспокоиться и позвонила людям, которые живут рядом с нами, и те сказали, что Майк вынес из дома наши вещи, уложил их в машину, а ключ от дома оставил у них. Поэтому я пошла к ним.
   Фрид посмотрел на меня. Я снова взглянул на часы: почти полночь. Снял трубку телефона, позвонил в "Флорентину" и спросил в игорном зале, вышел ли на работу Майк Ковски. Нет, тот еще не появлялся. Я положил трубку. Дора начала плакать.
   – Номер вашего автомобиля?
   Наизусть она не помнила, но он был на брелоке с ключами.
   – Какой марки машина?
   – "Додж-купе". Синий.
   Я позвонил дежурному сержанту и приказал объявить розыск машины, а заодно известить полицию Калифорнии, Аризоны и Юты. Из Лас-Вегаса не так легко исчезнуть – дорог всего с полдюжины. Потом положил трубку и посмотрел на Дору.
   – Вы совершенно не представляете, в чем дело?
   Женщина покачала головой. Она все еще плакала, но теперь постепенно брала себя в руки.
   Помедлив, я спросил:
   – Вы можете вернуться домой? Полагаю, мебель и все прочее еще там?
   – Мы сняли дом меблированным, – ответила она. – Думаю, Майк забрал только одежду.
   – Хорошо, – кивнул я. – Подождите, пожалуйста, минутку. – И сделал Фриду знак выйти со мной в коридор.
   – Отправь ее домой с патрульной машиной и распорядись установить за домом наблюдение до тех пор, пока не разберемся, что все это значит. Что слышно о Дитмаре и Френде?
   – Они как будто собираются остаться здесь на несколько дней. По делам. Их навестил адвокат.
   Я поморщился.
   – Есть какие-нибудь предположения, что они замышляют?
   Он покачал головой.
   – Я оставил там Мадигана и сказал Сэму Шульцу, чтобы тот завтра утром сменил его.
   Я кивнул и пошел вниз к своей машине.
   Когда я свернул к гаражу, в доме было темно. Я воспользовался черным ходом, стараясь не шуметь. В кухне все блестело. Чисто вымытая посуда стояла на сушилке.
   Пришлось позволить себе порядочный глоток. Обычно я пью мало, ведь мы, в сущности, всегда на службе. Но теперь мне нужно было заснуть, а напряжение мешало. Я выключил свет и ощупью направился к дивану, чтобы тихо раздеться в темноте. Как по пути в ванную вдруг прозвучало:
   – Макс? – В ее голосе был страх. – Макс, это ты?
   – Да, – сказал я, продолжая чистить зубы.
   Когда я вернулся в гостиную, Норда снова позвала:
   – Макс, подойди ко мне на минутку.
   Я ощупью прошел в темную спальню.
   – Что случилось?
   – Да ничего особенного. Ничего, что касалось бы тебя. Спи дальше.
   – Я не могу заснуть. Давно уже лежу без сна и при каждом шорохе умираю от страха. Обними меня, пожалуйста, покрепче.
   Я колебался.
   – Пожалуйста, Макс. Тебя так долго не было...

11

   Опять телефон. Я вскочил, но не сразу взял трубку. На шторах вырисовывался светлый прямоугольник дневного света. Норда крепко спала рядом. Наконец я подошел к аппарату. Звонил Эл Фрид.
   – Извини, что бужу тебя, но нашли Майка Ковски.
   – Где?
   – В небольшом пруду за Парадиз-велли. Я подумал, что ты, возможно, сам захочешь посмотреть.
   Я чертыхнулся про себя. Сейчас у меня не было для этого ни малейшего желания. Однако в конце концов я буркнул:
   – Ладно, сейчас приеду.
   Одного у Норды нельзя было отнять: когда она наконец засыпает, ее и пушками не разбудишь.
   В кухне я быстро приготовил себе чашку кофе, побрился и оделся. Когда я вышел из дому, было без четверти пять, но солнце уже пригревало.
   Стало еще жарче, пока мы стояли на берегу мелкого пруда и смотрели вниз на синий "купе". Автомобиль был опрокинут. Ковски еще лежал в нем, его застывшее тело зажало рулевым колесом. Пришлось ждать, люди из лаборатории и от коронера еще не прибыли.