Так уж сложилось исторически, что разум мы привыкли отождествлят с жизнью. События на Кампанелле заставляют взглянуть на проблему под иным углом. Все началось, с предположения Рональда о том, что мы имеем дело с некоей автоматической системой. Действительно, изучение макул не привело к выявлению свойств, присущих биологическим объектам. Но при всей мимолетности наблюдений явственны как способность макул к целенаправленной деятельности, так и способность приспосабливаться к меняющимся условиям в ходе выполнения задачи, — несомненные признаки разума. Если это автоматическая система, остается поражаться заложенным в нее возможностям. Реджинальд, склонный к аналогиям из мира искусства, вспомнил о мертвой, но функционирующей голове, образе, придуманным одним старорусским поэтом. Что-то в этом есть. Прощайте! Командор САЯН.
 
   ДАЛЬНЯЯ КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ.
   ЛАЙНЕР ГАМАМЕЛИС — ТК ЗВЕЗДНЫЙ ВИХРЬ.
 
   Приступил жесткому торможению. Прибуду через 3 геомесяца. Десантные группы сформированы.
   КАРАДЖИЧ.

10. ТРАНСЦЕНДЕНТНЫЙ КАНАЛ

   Настало время, когда в прежде густонаселенной базе «Орешец» остались только двое ветеранов из прежней Рональдовой команды. Словно почуяв, что при дальнейшем промедлении можно остаться без добычи, появились макулы.
   Первая из них материализовалась в тот момент, когда Игнац принимал дежурство у Хосе, минут через пять после отлета шнелльбота. Она ткнулась в силовое поле и остановилась, явно озадаченная.
   — Что, силенок не хватает? — сочувственно спросил Игнац.
   Но тут приползла вторая, потом еще одна. Вместе они так ткнулись, что от вибрации купола вокруг базы загудел воздух.
   — Это уже не шутки, — нахмурился Хосе. — Вызываю Мбойе.
   — Вижу, — откликнулся Александер. — Потерпите немного, высылаю Бертрана.
   — Барановский ближе.
   — Яцек пока занят. За Ио с Франческой гонится еще одна макула.
   — Вторая?
   — Да. Первая отрезала их от флигеров. А вторая...
   — Что — вторая?
   — Вторая умеет летать.
   Игнац и Хосе переглянулись. Хосе пробарабанил пальцами по окну. Сквозь него было видно, что на границе энергетического барьера разрастается чернота.
   — Такого еще не бывало.
   — Поэтому быть не может?
   — Не утверждаю.
   Макулы уплощались, растягиваясь вдоль барьера, часть подлезала снизу, отчего «пол» силового поля деформировался и приподнимался.
   — Удивительно, — сказал Хосе, — неужели поле представляет для них серьезное препятствие?
   — Не вижу другого объяснения.
   — А я вижу, — сказал Игнац. — Что, если они притворяются?
   — Зачем?
   — Боюсь, что скоро узнаем.
   Хосе нажал кнопку вызова. Вместо Мбойе откликнулась Маша.
   — Не пора ли нам покинуть базу? — спросил Хосе. — У нас есть спасательная ракета.
   Маша отрицательно качнула головой.
   — Ио и Франческа успели взлететь на одном из уцелевших «Годдардов». Сейчас они имеют скорость четыре километра в секунду, но макулы не отстают. Это значит, что на ракете вы не убежите, а защита базы пока эффективна.
   — Что же делать?
   — Ждать.
   — Бертрана?
   — Нет. При том количестве макул, что вас окружает, возможностей дестроера не хватит. Ждите нас всех.
   — Не понял.
   — Мы только что сбросили аннигиляционное топливо внешней подвески, — спокойно пояснила Маша. — «Вихрь» снижается.
   — Вы войдете в атмосферу?!
   — Только в верхние слои. Будем цеплять вас энергетическим ковшом.
   — Маша, отмените маневр! — вдруг вмешался Игнац. — Похоже, именно этого макулы и добиваются! Используется принцип наживки. И самая крупная рыба — это «Вихрь»!
   Маша еще раз качнула головой.
   — Выбора нет. Мы не можем вас бросить. Кроме того, рано или поздно, но решительная схватка неизбежна. А пока... Соберите половинки базы воедино. Это позволит уменьшить поверхность защитного поля. А плотность увеличится.
   — Понял, — сказал Хосе. — Выполняю.
   Обе полусферы базы пришли в движение. Обратившись срезанными поверхностями друг к другу, они слились в единый шар. База перекатилась так, что помещения обитаемого модуля заняли вертикальное положение. Все четыре гантелеобразных концентратора поля подтянулись к его бокам. Поле сгустилось до максимума, что вызвало некоторое замешательство среди макул.
   — Может, и пронесет, — неуверенно сказал Игнац.
   Хосе с сомнением пожал плечами. Из грунта выпячивались все новые макулы.
   — Растут как грибы...
* * *
   Черная пелена над «Орешцем» сомкнулась. Но мощь всех реакторов корабля уже потекла в щупальца силовых полей. Гильгамеш вылепил из них полую трубу, которой упорно продавливал слой макул. Через несколько секунд звенящей тишины, царящей на борту, спасительная рука крейсера соприкоснулась с энергетическим куполом станции. Внизу сверкнули молнии.
   — Есть контакт! Единое поле сформировано.
   — Приступить к подъему!
   — Есть приступить к подъему.
   Тело крейсера ощутимо дрогнуло. Изрыгая струи раскаленной плазмы, «Вихрь» медленно пошел вверх, подтягивая за собой силовой канал. Там, где он соединялся с полем базы, разлетались клочья тьмы. Далеко внизу в просвете трубы обозначился черный шарик.
   — Перегрузки нормальные, — донесся голос Игнаца. — Но кругом творится что-то несуразное. Видите?
   — Видим.
   Несуразное заключалось в том, что макулы сдаваться не собирались. Напротив, они плотно облепили контур энергетической капсулы «Орешца», повиснув на ней невесть откуда взявшейся тяжестью.
   База поднималась трудно, дергаясь и раскачиваясь. Вскоре обозначилось ее отставание.
   — Плотность полей падает, — доложил Гильгамеш. — Канал растягивается! Какие будут указания?
   — Можно переложить часть нагрузки на дюзы? — быстро спросил Мбойе. — Если мы снизимся, канал сократится, а плотность стенок возрастет.
   — Резервы есть. Но риск кораблю возрастет, — ответил софус.
   — Снижайся, — приказала Маша.
   — На сколько?
   — На столько, на сколько позволяет запас мощности. Ну... и резерв на всякий случай оставь.
   — Сколько?
   — Десять процентов.
   — Принято к исполнению.
   Рев дюз приглох. Перегрузки на миг сменились невесомостью, и тела людей всплыли, но тут же были схвачены ремнями безопасности.
   — Плотность полей восстановлена. Мы потеряли полтора километра высоты. Подъем возобновляю.
   Двигатели взревели на полной тяге. Секунду «Вихрь» завис в неустойчивом равновесии, затем тяжело выкарабкался из мертвой точки. И пошел, пошел, набирая ход. Несмотря на перегрузки, в зале послышались торжествующие крики. Увы, радость оказалась явно преждевременной. На площади вокруг «Орешца», одолевшего только первые сотни метров подъема, вспухли многочисленные черные буфы. Сливаясь, макулы устремились к месту схватки. Через считанные секунды плотность в канале упала сразу на порядок. Маша почувствовала немой вопрос экипажа. Было совершенно ясно, что эту нагрузку «Вихрь», имеющий огромную собственную массу, уже не потянет. Пришло время кардинального решения, и малейшее промедление могло дорого стоить. Решение же могло быть только одним. И Маша его приняла.
   — Внимание! Старший офицер, разрешаю применить ударное оружие. Стрелять ювелирно. Помните, кто находится внизу.
   В последнем предупреждении надобность отсутствовала, поскольку прицелы контролировал софус. На минимально допустимом расстоянии вокруг базы, точно, будто обведенные гигантским циркулем, взметнулись султаны мощных взрывов. Пространство вокруг канала скрылось в тучах пыли и дыма.
   — Здорово бабахнули, — сообщил Игнац. — Голова гудит.
   — Как вы там?
   — Экскурсия по преисподней.
   — Нагрузка на канал уменьшилась в три раза. В четыре. В семь раз, — доложил Гильгамеш. — Но там творится что-то странное.
   — Покажи.
   — Включаю четвертый вспомогательный. Комбинированная радарно-инфракрасная панорама. Цвета приближены к естественным.
   На экране вокруг зоны поражения растекалась черная пленка макул. Они отступили от «Орешца» и покрыли сплошным слоем область примерно в тридцать квадратных километров. По поверхности этого слоя закручивались вихреобразные волны. Добегая до периметра огромного пятна, они тормозились, застывали, потом начинали громоздиться друг на друга. При этом края черного озера быстро поднимались. За его пределами из грунта прорезались все новые и новые черные точки.
   — Подкрепления прибывают, — проворчал Мбойе. — Что делать?
   — База поднимается?
   — Да. Но... медленнее, чем края пятна. Они растут со скоростью восемьсот... нет, уже девятьсот метров в секунду. Такое впечатление, что макулы на время оставили «Орешец», чтобы...
   — Чтобы заняться нами?
   — Вот именно.
   — Что ж, этого следовало ожидать.
   Очертания пятна быстро менялись. Кромка черного поля становилась все более размытой. В трех местах из нее росли суживающиеся лепестки тьмы, вершины которых стремительно летели вверх.
   — Похоже, что только сейчас началась настоящая охота, — сказал Мбойе.
   — Бросайте базу! — крикнул Клорр. — Мы не в состоянии их спасти!
   Маша упрямо качнула головой.
   — Прошу соблюдать тишину.
   С полным напряжением сил крейсер уползал от Кампанеллы, медленно подтягивая к себе шарик «Орешца». Но даже на глаз, без всякой измерительной техники, было видно, что черные смерчи настигают.
   — Гильгамеш, попробуй их сбить.
   Полыхнули боевые лазеры «Вихря».
   — Эффекта нет, — доложил софус.
   Действительно, стремительный рост языков тьмы ничуть не затормозился. Более того, их вершины продолжали набирать ускорение.
   — Послушайте, — сказал Генрих. — Не может ли быть так, что макулы поедают энергию, которой мы стремимся уничтожить эту черноту? После каждого удара их становится все больше.
   — Да кто же знает, — ответила Маша.
   — Стоит ли тогда стрелять?
   — А что делать?
   — Не знаю.
   — Понятно. Гильгамеш, используй весь арсенал.
   — Выполняю. Ракеты вышли из хранилищ. Дейтериевые боеголовки активированы.
   — Залп!
   — Есть залп.
   На экранах радиолокаторов слежения шесть блестящих точек веерообразно рассыпались в стороны. Гильгамеш не поскупился, отправив по паре зарядов на каждую цель.
   Мбойе срочно связался с «Орешцем»:
   — Братцы, мы дали залп.
   — Это очень утешает.
   — Держитесь зубами за воздух!
   Прошли томительные секунды. Если бы ракеты не сработали, наверное, никто бы особо не удивился. Но они сработали.
   Ослепительный свет опоясал горизонт.
   — Одна, две, три, четыре, пять... — считал Мбойе. — Есть детонация пяти боеголовок!
   Сияние становилось невыносимым. Гильгамеш затемнил экраны, но адский пламень пробивался даже через двойные звездные фильтры. Взрывы всколыхнули огромные воздушные массы. Вскоре ударные волны наткнулись на силовое поле корабля, заставив его упруго вогнуться, а затем распрямиться. Страшный грохот потряс крейсер. Его швырнуло в сторону и вверх.
   Некоторое время никто ничего не видел и не слышал. Затем на экранах появились первые смутные пятна. Еще через минуту контуры сделались узнаваемыми.
   Термоядерный удар произвел эффект, но эффект своеобразный. Макулы не исчезли, но размазались тонкой пленкой, покрывшей огромную площадь. Все три тянувшихся вверх языка оказались срезанными под корень, на их месте росли и ширились чудовищные грибы дыма, пепла, пыли.
   — ...надцать тысяч рентген. Проникшая доза — шестьдесят. Неполадки в сетях устраняются. Конфигурация полей восстановлена. Прогиб демпферов...
   — «Орешец», «Орешец», как он, не потерян?
   — Кратковременный разрыв канала ликвидирован. База начала было падать, но ее удалось подхватить. Наверстываем высоту.
   — Экипаж?
   — Контужены. Начинают приходить в себя, — сообщил софус.
   И с электронным спокойствием присовокупил.
   — Мелочи.
   — Не стоит давать оценки тому, что сам не ощущаешь, — проворчал Кнорр.
   — Замечание принято.
   «Вихрь» поднялся в стратосферу. Оставалось совсем немного времени до выхода на низкую орбиту.
   — Экстренное сообщение! Шестая ракета возвращается.
   — Не понял, — сказал Мбойе. — Какая еще ракета?
   — Та, что не взорвалась. На ней сработали программы отмены удара и отзыва на борт. Причина непонятна. Какие будут распоряжения?
   — Расстояние?
   — Девяносто восемь километров.
   — Только не вздумайте ее принимать! — завопил Кнорр.
   — Не вздумаем. Гильгамеш, расстрелять лазерами.
   — Первое разумное решение за весь полет! Поздравляю.
   — Можно мне? — подала голос Луиза.
   Мбойе мотнул головой:
   — Некогда. Гильгамеш, залп!
   Мятежная ракета взорвалась. Еще один термоядерный гриб украсил многострадальную Кампанеллу.
   — Да с кем же мы сражаемся, черт возьми?! — воскликнул старший офицер.
   — Очень может быть, что со своим страхом, — сказала Маша.
   Мбойе попытался осмыслить ее реплику, но обстоятельства не позволили. Внизу происходили новые изменения. Черная пелена там растеклась в пятно радиусом в добрые триста километров. Края его упрямо выгибались вверх, быстро образуя нечто вроде огромной чаши.
   И тут наступила кульминация. Внезапно время как бы остановилось, а когда его течение было возобновлено, оказалось, что края чаши достигли орбитальной высоты и уже нависали над «Вихрем». Круг свободного пространства вверху быстро сокращался. Не дожидаясь команды, софус включил полную тягу. Страшные перегрузки припечатали экипаж к креслам. Многие, в том числе и Маша, потеряли сознание. В этой обстановке мало кто успел заметить, что энергетический трос оборвался.
   «Орешец» падал. Способа спасти его уже не было, поскольку все ресурсы корабля поглощала борьба за собственное выживание. Только непосредственная угроза давала Гильгамешу право принимать решения без одобрения людей, особенно решения драматические. И только при отсутствии времени на консультации. По-видимому, оба условия имелись, иначе софус не смог бы сделать то, что сделал.
   Мбойе попытался сжать кулаки, но не смог. Серая пелена застилала глаза, свинцовая тяжесть заполнила тело. Он понимал, что «Орешец» не разобьется. В нужный момент сработают посадочные патроны. Но после этого Игнац и Хосе окажутся в полной власти макул. Старший офицер никак не мог примириться с бессилием вверенного ему крейсера. И никак не мог поверить в то, что все они потерпели поражение.
   Те, кто создавал и программировал макулы, были уверены, что прилетевшие на помощь Кампанелле люди рано или поздно на планету высадятся, а оставшиеся на корабле ни за что не захотят бросить тех, кто высадился. Те, кто управлял макулами, не ошиблись. Они хорошо поняли объект охоты. Ловушка на гуманизм сработала.
* * *
   «Вихрь» продолжал борьбу. Но силы его иссякали. Остатки энергии теперь затрачивались только на питание кокона силовых полей. Находившийся в пункте технического управления кораблем инженер Мерконци контролировал этот последний рубеж обороны. Для верности он подключился к сенсорным датчикам.
   После провала в зев макулы ощущения появились необычайные. Сначала как будто все тело покрылось то ли медицинскими банками, то ли пиявками. Это означало отток давления вокруг полей, окутавших корабль. Но каков отток! Нормальный забортный вакуум Джанкарло не ощущал, так уж была настроена аппаратура. Нулевая точка. Между тем кожу словно растаскивало по сторонам. Что это могло значить? Техника подвела? Либо там, в том, что окружало «Вихрь», вакуум стал вакуумее вакуума? Если это так, то куда утекло пространство? И ведь можно было предполагать, что они находились внутри немалой планеты!
   Джанкарло на миг увидел безумные глаза помощника, усмехнулся, пожал плечами.
   — Бред, бред, бред... — бормотал помощник.
   — А ты ожидал увидеть земляничную поляну, Сах?
   — Может быть, тебе лучше отключиться? — опасливо спросил Сахнун. — Мало ли что! Будем следить по приборам.
   — Вот и следи.
   — А ты?
   Джанкарло нетерпеливо отмахнулся. «Растаскивание» усилилось до уровня боли. Бдительный Джекил умерил силу связи нервов человека с датчиками полей. Полегчало.
   — Техника вроде работает, — неуверенно сказал Сахнун. — У тебя физиономия красная.
   Джанкарло кивнул.
   — А у тебя — баклажановая.
   — Связаться с центром?
   — Ну свяжись.
   — Хелло, центральный пост!
   — Да? — отозвался Мбойе.
   — Что у вас на экранах?
   — Не знаю. Чернота исчезла. Молоко какое-то. А у вас?
   — То же самое. Ты знаешь, за пределами полей давление отрицательное. Спроси Угрюмова, это возможно?
   — Он головой трясет. Невозможно. Впрочем, существование канала, в который мы провалились, тоже невозможно.
   Внезапно экраны заработали. По крайней мере что-то на них проявилось. Что-то вроде багрового пищевода, между стенками которого перемещался «Вихрь».
   — Семьсот метров в секунду, — определил Гильгамеш.
   Свечение стенок усиливалось.
   — Мы приближаемся к центру планеты?
   — Точно ответить в столь необычных условиях сложно. Но больше вроде некуда.
   Клубок ярких молний оплел корабль, и экраны вновь ослепли. Сколько это продолжалось, определить не удалось, приборы показывали сущую нелепицу. На миг, на час, а может быть, и на год, возникли перегрузки. Они не исчезли и потом, когда пространство распахнулось, словно со всех сторон отдернули сверкающие шторы.
   Кампанелла исчезла. Вокруг на фоне черного бархата остро и болезненно светило звездное море. Разговаривать было невозможно, хотя сознания тогда никто не терял. Бессильным что-либо предпринять людям осталась лишь роль наблюдателей. Гораздо более крепко скроенный и сшитый Гильгамеш пробовал как-то повлиять на движение корабля маневровыми дюзами, но либо вскоре, либо через бесконечно долгое время, он оставил эти попытки за их полной неэффективностью. Ко всему прочему, команды на включение и выключение зажигания проходили не каждый раз, с большими задержками и не одновременно. Часть проприоцепторов — стражей состояния корабля указывала на наличие скручивающих деформаций корпуса. Другая часть свидетельствовала о том же самом, но с противоположным знаком. В видимом спектре за бортами ничего особого не происходило, а радары показывали, что вдоль оси полета периодически то возникали, то исчезали очертания канала, причем частота пульсаций возрастала, если было можно доверять атомным часам.
   Для инициативного и физически очень сильного Мбойе вынужденная пассивность означала настоящее страдание. Однако все, что ему удавалось, так это слабо шевелиться и малоразборчиво бормотать нечто вроде «во влипли». Впрочем, создавшееся положение принесло не только отрицательные эмоции.
   — Проходим систему Сириуса, — вдруг объявил Гильгамеш.
   В его обычно суховатом голосе сквозило изумление, и было отчего. «Вихрь» скакнул на десятки световых лет! Возникали естественные сомнения, но они сразу рассеялись, поскольку в нескольких астрономических единицах от линии курса плавала маленькая белая звезда. Даже беглого взгляда на ее характеристики хватало, чтобы ее узнать. Это был Сириус Б, или Щенок. Из-за него выглядывал более объемный, но менее плотный Сириус А. Обе звезды смещались по экранам левого борта в сторону кормы.
   — Тринадцать тысяч километров в секунду, — определил Гильгамеш. И когда только успели набрать скорость?
   Довольно близко мелькнуло расплывшееся облако газа с вкраплениями металлических обломков. Обонятельные сенсоры внешней среды даже успели уловить запах — запах подгоревшего бекона.
   — Останки яхты «Абракадабра», — флегматично сообщил софус.
   Сэмюэл Пип прохрипел что-то неразборчивое.
   — Скорость — тридцать тысяч километров в секунду, — продолжал изумляться Гильгамеш.
   Самостоятельно такой скорости «Вихрь» мог достигнуть только за короткое время.
   Сквозь свист и хрипы в динамики внешней связи прорвался недоумевающий женский голос:
   — Сириус-диспетчер Повилайтене — неизвестному судну в секторе SBZ-1. Откуда вы взялись? Назовитесь!
   Гильгамеш отправил позывные встречи, но ответа диспетчера Повилайтене дождаться было не суждено: минуту шел радиосигнал, несколько секунд Сириус-диспетчер озадаченно молчала, а потом экраны вновь заполнило молоко. А когда оно рассеялось, Гильгамеш определился уже около совсем другой звезды, вращавшейся вокруг «черной дыры».
   — Поздравления экипажу. Система Геминга! Скорость — семьдесят семь тысяч километров в секунду.
   Придавленный перегрузками экипаж воспринял это сообщение хладнокровно. Геминга так Геминга. Если был Сириус, отчего не быть Геминге? Гильгамеш включил тормозные двигатели, но крейсер как ни в чем не бывало продолжал наращивать скорость.
   — Не трать горючее, — приказал Мбойе. — Даже скорости света совершенно недостаточно, чтобы в мгновение ока поменять систему Сириуса на систему Геминги.
   Маша поняла, что он хотел сказать. «Вихрь» на какое-то время уже развивал немыслимую скорость, явно перешагнув роковой порог. Сначала — в одну сторону, затем — в противоположную, вынырнув у коллапсара. И все живы. Даже вроде бы здоровы.
   После следующего прыжка «Вихрь» миновал систему еще одного коллапсара, на этот раз — Кроноса. На некотором расстоянии от «черной дыры» располагалась небольшая звезда с единственной планетой. Тем самым Феликситуром, где нашли странную серную жизнь и где впервые наблюдали макулу. Над планетой висела покинутая орбитальная станция «Гравитон-4».
   Но и у Кроноса «Вихрь» задерживаться не стал. Он разогнался до двухсот пятидесяти пяти тысяч. Так быстро не летал еще ни один пилотируемый корабль Земли. А для неведомой силы, упорно толкавшей звездолет к неведомой цели, это оказалось не пределом. Цифры лага продолжали мелькать. Был побит рекорд скорости автоматических экспериментальных зондов. Давно уже должно было сказаться предсказываемое теорией относительности и многократно подтвержденное опытами уменьшение массы тел, приближающихся к абсолютной единице, то есть к скорости света. Но этого не происходило. А перегрузки начали спадать.
   — Генрих, что происходит? — спросила Маша.
   Угрюмов страдальчески морщился. С усилием оторвав голову от мягкого ложа, он поочередно рассматривал свои руки, удивляясь тому, что они все такие же, как и прежде, и их не больше двух.
   — Одно могу сказать, капитан: мы вроде живы. Гильгамеш, взвешивание производится пружинными датчиками?
   — Пьезоэлементами. Такими же, как и на исследовательских зондах. Кроме того, учитывается весь объем упругих деформаций кресла под тяжестью тела.
   — Тогда мне нечего возразить. Если приборы и врут, то делают это на редкость дружно. А на редкость дружно они могут врать только тогда, когда не врут вовсе.
   «Вихрь» плавно миновал отметку в двести девяносто восемь тысяч километров за секунду, потом — в двести девяносто девять, после чего лаг отказал, поскольку никому в голову не приходило откалибровать его на значения, превышающие скорость света в вакууме. Но по видимому уменьшению оптической звезды Винтим, входящей в систему Кроноса, можно было без труда догадаться, что скорость по-прежнему растет.
   — Вот мы и на том свете, — сказал Реджинальд. — Со всеми своими грехами и пороками.
   Вопреки обыкновению, голос его прозвучал едва ли не печально. Спохватившись, острослов добавил.
   — Одно радует: Луизке тоже досталось.
   Но никто не смеялся. Настал момент, когда движение окрестных звезд уже различалось невооруженным глазом. Тригонометрические вычисления давали результат, выражающийся в миллионах километров за секунду, — скорость света была превышена в десятки раз. Мало того, «Вихрь» совершил еще один прыжок, и когда вынырнул, звезды посыпались, как снежинки, налетая спереди и исчезая позади, одновременно описывая медленные круги по отношению к оси полета. Это было совершенно не похоже на картину звездного неба при релятивистских скоростях, хорошо известную любому образованному человеку. Это было похоже на кадры безграмотного фантастического фильма. При реальном околосветовом полете такое не наблюдается. В реальности все звезды окружающего мира собираются в слабое светящееся пятнышко прямо по курсу. А за кормой, после зоны густого фиолета, скапливается непроглядная тьма. Таковы уж законы досветового мира.
   Законы, которые «Вихрь» явно обогнал и все продолжал ускоряться. Казалось, еще чуть-чуть, и раскаленные частицы космического снега не успеют уступить дорогу. Один раз огромное, косматое от протуберанцев светило, пылающее доброй сотней Солнц, пронеслось так близко, что заставило замереть и без того тяжело бьющиеся сердца. Удивительно, но его успели рассмотреть. Потом выяснилось, что относительно нормальной оставалась только кардиограмма Угрюмова.
   Астрофизик успел уверовать в надежность эксперимента, проделываемого над кораблем и экипажем. Перестав волноваться за собственную судьбу, он упивался уникальностью происходящего, с увлечением следил за развитием событий.
   Происходил самый очевидный прорыв к столь отдаленным горизонтам, которые из земных лабораторий попросту не различались. Прорыв к настоящей свободе перемещений. Все то, что удалось достигнуть до этого момента, воспринималось как детское, смешное топтание перед световым барьером. Так, и только так, разум достоин скользить во Вселенной — со скоростью своей собственной мысли, не обременяясь заботами о способах достижения какого угодно места. Участие в событии подобного размаха, что и говорить, захватывало. Новизна ощущений потрясала. Генрих чувствовал себя острием раскаленной иглы, легко пронзающей податливую мглу. Ничто не могло встать на его пути. Он потерял представление о бренном теле. Осталось одно сознание, замершее в немом восторге перед мощью пробудившихся сил. Ничего подобного ни ему, ни любому другому члену команды переживать не приходилось. Да и никому из землян вообще.