Страница:
Она решила, что первой остановкой станет магазин «У Хизер-Мэри-Мари». Улыбка тронула ее губы. Он был так назван в честь трех сестер, отец которых открыл тут торговлю в начале столетия, и, если судить по рассказам Джоша, все еще оставался местной достопримечательностью.
Поначалу магазин был всего-навсего дыркой в стене и снабжал всякой всячиной скотоводов и лесорубов, работавших и живших на этой земле. Дело процветало, ширилось, и три сестры работали бок о бок с отцом, Грэмом Ньюэллом. Сестры считались старыми девами, пока старшая из них, Хизер, не вышла в сорок три года за здоровяка лесоруба, Саймона Хауарда. Согласно местной легенде, это было потрясающим событием. В достаточно преклонном возрасте, в сорок восемь лет, Хизер вновь дала пищу сплетницам, родив дочку. Она назвала ее Хизер-Мэри-Мари.
Нынче, как подозревала Шелли, «У Хизер-Мэри-Мари» больше всего походил на добрую бакалейную лавку времен фронтира на Диком Западе. Хотя имел гордое название «Магазин подарков». Шелли хорошо была с ним знакома, потому что проработала здесь несколько сезонов, с того времени как ей исполнилось пятнадцать, и до отъезда из долины.
Это была идея Джоша. Шелли не могла забыть иронию и терпение в его глазах, когда он впервые заговорил об этом. «Послушай, малыш, — сказал он, — ты только что приехала домой из пансиона, и я знаю, что ты запланировала на лето массу вещей, совершенно не включающих в себя работу в магазине. Но подумай: тебя почти год не было в долине и ты потеряла с ней контакт. Работая в магазине, ты получишь шанс встретить гораздо больше людей, чем три-четыре теперешние заветные подруги. — И, глядя на ее негодующее личико, добавил: — Давай договоримся: ты попробуешь поработать здесь две недели. И если в конце этого срока возненавидишь это занятие, я отпущу тебя на волю». Шелли улыбнулась, вспоминая тот разговор. После первоначального взрыва досады она полюбила эту работу. И Джош оказался прав. В магазине ей пришлось общаться практически со всеми жителями долины. И это помогло укрепить связь с родиной.
Работать в магазине «У Хизер-Мэри-Мари» оказалось интересно, и Шелли с удовольствием вспомнила последнее лето, когда его хозяйка, Клеопатра, брала ее с собой на торговые выставки и помогала выбирать подарки для продажи. В лавке-универмаге торговали не только подарками. На нескольких полках размещались книги, ботинки, носки и майки. На длинных стойках вдоль дальней стены висели платья с оборочками для девочек. Там же можно было сделать копии на ксероксе. А если вам нужно было новую блузку, шарф, подарок на рождение ребенка или на свадьбу, то идти нужно было только сюда. Книжки-раскраски, цветные карандаши, игрушки, кухонные и банные полотенца, часы, стеклянная посуда, наклейки, похоронные гирлянды из пластмассовых цветов, карточки и небольшой выбор конфет всегда были там под рукой. Ребенком Шелли считала, что это самое замечательное место в мире… лучше, чем Диснейленд.
Эта лавка занимала весь конец большого и длинного бревенчатого строения в центре города. Чтобы узнать последние новости, вы отправлялись к «Хизер-Мэри-Мари». Похоронные объявления по-прежнему прикрепляли к дверям лавки. Наряду с почтовым отделением, рынком Джо на южном конце города и «Магуайром», самым большим зеленным магазином долины, эта лавка была местом расклейки объявлений. Чтобы отыскать кого-нибудь в городе, вам обязательно стоило заглянуть к «Хизер-Мэри-Мари», войти в стеклянные качающиеся двери.
Припарковавшись перед бревенчатым зданием, Шелли выключила зажигание и с минуту посидела не шевелясь, просто глядя вокруг. Здание совсем не изменилось: зеленая металлическая крыша, сверкающие окна и двери, заклеенные разнообразными объявлениями — о распродаже сдобы, сборе пожарных, параде на День матери и родео, ярко выделявшимися на потемневшем дереве.
Она сидела в машине, понимая, что зря тратит время, медля, всячески откладывая волнующий момент. Затем, вздохнув, она откинула тяжелую гриву рыжевато-белокурых волос и заставила себя вылезти из «бронко», прошагала к главному входу и вошла внутрь. Старомодный колокольчик над дверью громко звякнул, возвещая о ее приходе.
Волна воспоминаний захлестнула ее. Так же полнились товарами стойки, тот же серый цемент пола, а налево — стеклянная витрина, доверху забитая украшениями: серебряными пряжками для поясов, золотыми сережками с Блэк-Хиллз, кожаными галстуками, одеколонами… А сверху, сверкая и позванивая на ветру, свисали с потолка гроздья колокольчиков. Детская радость охватила ее.
Женщина за низким деревянным прилавком напротив фасада лавки подняла глаза. Она была высокой и пышнотелой. Волосы ее были невероятного рыжего цвета, а возраст явно перевалил за шестьдесят пять, хотя, если учесть сверкающе-алую полоску помады, подрисованные брови и болтающиеся серебряные серьги, она не сдавалась годам. Долгую минуту она молчала, глядя на Шелли. Затем улыбка, широченная, сердечная, теплая, озарила ее лицо.
— Черт меня побери! — воскликнула она голосом, напоминающим звон удара монтировки о днище бочки из-под виски. — Да это же маленькая Шелли Грейнджер! Да такая взрослая! Иди сюда, девочка. Дай тебя обнять.
Шелли еле сдержала внезапный приступ слез: при звуках этого голоса воспоминания хлынули водопадом. Клеопатра Хейл была первоначально той самой Хизер-Мэри-Мари, пока не решила в восемнадцать лет, что имя у нее старомодное, и не поменяла его законным путем. Она утверждала, что Клеопатра звучит шикарнее и лучше соответствует ее облику. Пять мужей внесли в ее образ свой вклад, причем последний, пятнадцатилетней давности, подарил ей фамилию Хейл. Джош говорил, что Клео не стала больше выходить замуж, решив, что фамилия Хейл прекрасно сочетается с ее именем.
С лучезарной улыбкой на некрасивом лице Клео распростерла руки и, обогнув прилавок, заключила гостью в объятия. Растроганная Шелли утонула в ее медвежьей хватке, знакомом аромате одеколона «Чарли» и запахе сигарет «Кул».
Они довольно долго обнимались, пока Клео не оттолкнула ее.
— Пожалуй, на сегодня достаточно. Какого черта ты так долго не возвращалась? Даже по телефону не звонила… не говоря уже о визите?
Шелли, растроганная, только усмехнулась:
— Так получилось. Не могу объяснить как.
Клео фыркнула.
— Конечно. — Ее лицо смягчилось, и она лишь коротко сжала ее плечо. — Мне очень жаль Джоша. Тебе, должно быть, это тяжко далось.
Шелли кивнула:
— Спасибо. Это было… да и есть… я все еще в это не верю. — Она глубоко вздохнула. — И я возвратилась насовсем. Больше не вернусь в Новый Орлеан.
— Что ж, по крайней мере что-то хорошее вышло из самоубийства Джоша. — Клео бросила на нее быстрый оценивающий взгляд. — Здесь много дней только об этом и говорили.
Разговоры немного стихли лишь на прошлой неделе. Но о тебе ходят всякие толки… что ты станешь делать, когда явишься в город, как долго здесь пробудешь, растолстела ли и подурнела ли за все эти годы… Ну и в таком духе. Шелли ухмыльнулась:
— Ну и что скажешь, повидав меня? Что станешь всем рассказывать?
— Скажу, что ты не слишком изменилась. — Клео внимательно изучала ее лицо, блестящие голубые глазки быстро обегали лицо и фигуру. — И что все перемены к лучшему. — Клео улыбнулась. — Интересно, как позеленеет от зависти наша миссис Умней-и-Выше-Всех, Риба Стэнтон, когда услышит, что ты такая же красивая, как всегда, и остаешься здесь жить. Поверь, мне будет особенно приятно сообщить ей это.
Какое-то мгновение Шелли не могла сообразить, о ком идет речь, и с сомнением полюбопытствовала:
— Ты имеешь в виду Рибу Коллиер?
— Ее самую. Она вышла замуж за милого, беспечного и веселого парня, Боба Стэнтона, примерно одиннадцать, нет, двенадцать лет тому назад. С тех пор его счастливым не назовешь.
Бряканье колокольчика над дверью заставило обеих женщин посмотреть туда. Шелли напряглась, готовая встретить еще кого-то из прошлого, кто не будет так радостно ее приветствовать, как Клео, и тут же расслабилась, поняв, что приближавшийся к прилавку худой мужчина старше ее совсем ей незнаком. На нем была красная бейсболка, белый передник шеф-повара, надетый поверх джинсов и ковбойки, в одной руке он держал маленький коричневый бумажный пакет, который с ироническим полупоклоном положил перед Клео. Шелли еще с минуту изучала его доброе лицо, уютное, повидавшее жизнь, лохматые седеющие брони и аккуратную седую бородку клинышком. Она была уверена, что никогда раньше с ним не встречалась… Разве что семнадцать лет изменили его до неузнаваемости. Шелли отвернулась и направилась в глубь лавки.
— О нет, постой. — Решительно схватив Шелли за руку, ео потащила ее к новоприбывшему. — Хэнк, разреши пред-ставить Шелли Грейнджер. Шелли, это Хэнк О'Хара. Они с сестрой Меган держат новый ресторан «Голубой гусь»… Переехав сюда семь лет назад, они привели в порядок старую гостиницу через дорогу. — Глаза Клео лукаво блеснули. — Неплохое местечко, чтобы поесть.
Хэнк театрально схватился за сердце, карие глаза его смеялись.
— А-ах! Моя дорогая, вы нанесли мне смертельную рану: «Неплохое местечко, чтобы поесть»… Какая жестокая несправедливость! — Он послал ухмылку Шелли и протянул ей руку: — Счастлив видеть вас. И позвольте пригласить вас отведать одну из наших прекрасных трапез и лично убедиться, как эта злоязычная ведьма чернит «Голубого гуся».
— Лучше быть злоязычной ведьмой, чем сладкоречивым ирландским краснобаем! — с удовольствием отбрила его Клео. Рот Хэнка растянулся до ушей.
— О-о, это очень хорошо сказано, дорогая. А я-то принес вам ленч. — Он подмигнул Шелли. — Не верьте тому, что она говорит обо мне и моей стряпне. Эта женщина влюблена в меня и не в силах сдержать себя.
С восторгом Шелли заметила, что щеки Клео порозовели. Но боевой блеск ее глаз не угас, и Клео тут же откликнулась:
— А вы, если будете продолжать нести чушь, можете немедленно отправляться через дорогу. — И она стала перекладывать какие-то лежавшие перед ней бумажки. — Идите, идите. Я занята. — И вполголоса добавила: — Влюблена в него, черта с два. Прочь отсюда!
Хэнк весело хмыкнул и пробормотал Шелли:
— Разве она не прелесть, когда сердится? — Клео фыркнула, а он продолжал ухмыляться. — Исполнив миссию милосердия, я возвращаюсь в соляные копи к своим рабским цепям. — Он посмотрел на Шелли и добавил: — Если захотите попробовать, как мы готовим, первая трапеза за мой счет, мисс Грейнджер. — Шелли воочию увидела тот миг, когда он сообразил, кто она. Лицо его помрачнело, и он забормотал: — Грейнджер, Грейнджер. Вы та сестра, что живет в Новом Орлеане! Джош был вашим братом, ведь так? — И когда Шелли кивнула, продолжал: — О, мне очень жаль, что Джош ушел от нас. Он приходил в «Голубой гусь» по три-четыре раза в неделю… иногда просто выпить кофе с пирогом. Мы всегда были ему рады… Когда мы с Мегги впервые приехали в долину, он один пришел нас приветствовать. Познакомил со всеми и сделал так, чтобы мы почувствовали себя частью общины. Он был отличным парнем. Нам будет его не хватать. Многим будет его не хватать.
— Спасибо. — Шелли с трудом проглотила комок в горле. Джош действительно был прекрасным человеком. Даже если — тут она ощутила укол совести — даже если не всегда поступал правильно.
Едва Хэнк вышел за порог, как в лавку забрели еще двое покупателей, и Клео занялась ими. А Шелли подошла к стене с майками. Колокольчик над дверью звякал еще несколько раз, люди входили, но Шелли решила, что оставит разговоры с Клео на потом. Она перебирала майки и блузки в стиле Дикого Запада и вдруг увидела золотую майку с оскалившимся тигром, которая просто вопила: «Купи меня». Еще одна майка ей вовсе не была нужна, и так ее гардероб состоял из одних маек и джинсов, но, горестно улыбнувшись, она все же сняла ее с вешалки. Приложив ее к себе, Шелли посмотрелась в большое, в полный рост, зеркало, расположенное между двумя крохотными кабинками для переодевания в углу лавки. Неплохо. И поскольку бывали дни, когда она была готова зарычать, как тигр, эта вещь явно подойдет к такому настроению. Все еще улыбаясь, она круто повернулась… и оказалась лицом к лицу со Слоаном Боллинджером.
Он стоял в каких-нибудь шести футах, облокотившись на прилавок с джинсами и носками, и его золотистые глаза были устремлены на нее. У нее перехватило дыхание, а сердце бешено застучало. О Господи! К этому она не была готова. И почему, черт бы его побрал, он выглядел таким красивым? Таким мужественным? Она ощущала, что вот-вот растает в лужицу меда… только оттого, что он не сводит с нее глаз.
Она внутренне сжалась, стремясь подавить предательские эмоции, рвавшие ее на части. О нет. Только не снова. Она не станет опять проходить через эту боль и разочарование. Каким бы соблазнительным ни выглядел этот подарок. Вздернув подбородок, через силу улыбнувшись, она протянула ему руку:
— Привет, Слоан. Давно не виделись. — Она могла гордиться небрежной беспечностью, с которой это произнесла. Голос ее не дрогнул. Такой милый, любезный тон.
Он оттолкнулся от прилавка, выпрямился во весь рост, заставив ее сразу почувствовать себя хрупкой и женственной.
— Да, давненько, — протянул он незабываемым низким, чуть хрипловатым, как от виски, голосом. О дьявольщина, у нее от этого голоса пробежала по спине теплая сладкая дрожь удовольствия.
— Ты хорошо выглядишь, — пробормотал он.
Улыбка Шелли застыла. Ей казалось, что лицо сейчас расколется пополам от напряжения, но она удержала все-таки любезное выражение.
— Могу сказать то же самое о тебе.
Слоан провел большой рукой по черным волосам.
— Послушай, — сдержанно произнес он, — я сожалею о твоей утрате.
— Но не о том, что он умер, — ровным голосом произнесла она.
Он покачал головой.
— Ты знаешь, как я к нему относился. И своего мнения не изменил. Я никогда не желал ему смерти, но только лишь потому, что он умер, не стоит считать его святым.
— Я никогда святым его не считала. Он был просто человеком… со слабостями и достоинствами, как и любой другой. Ты же всегда видел только его недостатки. Но никогда — достоинства.
Лицо Слоана напряглось.
— Я подошел к тебе не для того, чтобы вступать в спор… во всяком случае, не насчет Джоша.
— Что ж, тогда наш разговор себя исчерпал. До свидания.
Его пальцы сомкнулись на ее предплечье, и когда она попыталась протиснуться мимо него, резко развернул ее к себе лицом. Внезапно оказавшись прижатой к его сильному телу, она ощутила, что на нее хлынули волной воспоминания о другом времени. Когда они стояли так же, прижавшись друг к другу, и между ними бурлила страсть… Колени ее ослабели. Подкосились под тяжестью прошлого, под памятью о страстных свиданиях, о ночах, проведенных в его объятиях, о полуденных встречах, когда они занимались любовью под жарким летним солнцем. К своему ужасу, она обнаружила, что ее предательское тело все еще откликается на него… а его на нее, если верить давлению чего-то твердого, вдруг упершегося в ее живот.
Он даже не пытался скрыть свою реакцию на нее, но с грустной иронией смотрел ей в глаза.
— Кажется, время не многое изменило в том, что между нами.
Шелли высвободила руку и сделала шаг назад.
— Боюсь, что не понимаю, о чем ты, — произнесла она ледяным тоном, игнорируя бурю в своей крови. — Между нами ничего нет. То, что могло бы быть, кончилось семнадцать лет назад. Или ты забыл?
— Я ничего не забыл! Ничегошеньки. Особенно то, что ты поверила вранью этого ублюдка и сбежала от меня.
— Он не был ублюдком, — сквозь зубы процедила она. — И он не врал. Я слышала своими ушами, что ты говорил той ночью. Я видела тебя с ней. — Она мило улыбнулась. — Кстати, как поживает твоя прелестная женушка? Известно ли ей, что ты разгуливаешь по окрестностям и пристаешь к другим женщинам?
Лицо Слоана окаменело.
— Он тебе не рассказал?
— О чем?
— Что моей жены нет в живых, — сухо произнес он. — Нэнси погибла четыре года назад в автокатастрофе.
Его слова врезались в нее, как товарный поезд.
— О Боже! Слоан, прости! — воскликнула она, и зеленые глаза ее, полные жалости и сочувствия, остановились на нем. — Я ничего не знала. Джош никогда об этом не говорил.
Слоан готов был изо всех сил ударить кулаком в стену. Меньше всего он хотел от нее жалости… Особенно по этому поводу. Тряхнув головой, он горько заметил:
— Я удивлен, что он ничего тебе не сказал и не сообщил свою версию случившегося. Но ведь твой дорогой братец умел держать рот на замке, когда ему это было выгодно.
Шелли сдержала вспыхнувший гневный протест, пронзившее ее мгновенное стремление защитить Джоша.
— А я-то поверила, когда ты сказал, что не собираешься спорить со мной по поводу Джоша. — Она грустно улыбнулась. — Некоторые вещи не меняются. Не так ли? — И когда он открыл рот, чтобы ей ответить, поспешно подняла руку: — Нет. Остановись. Я не хочу ничего слышать. Это наш с тобой старый спор, и я вернулась сюда не для того, чтобы начинать с того же места, на котором мы его закончили. Просто оставим друг друга в покое. Договорились?
Слоан покачал головой.
— Нет, — тихо произнес он. — То, что было между нами, никогда не кончится… даже если ты захочешь зарыть голову в песок и притвориться, что это не так. Между мной и тобой осталось незаконченное дело, и на этот раз я хочу его завершить.
— Что ж, прости, но я несогласна, — ответила Шелли. Страх и предвкушение странно смешались в ее душе при этой угрозе… и обещании, звучавшем в его словах.
Он улыбнулся, но улыбка эта не дошла до его золотистых глаз, которые пристально вглядывались в нее.
— Ты можешь не соглашаться сколько угодно. Это ничего не изменит.
— Посмотрим, — отрезала Шелли. Отбросив мысли о вежливом завершении разговора, она старалась сдержать рвущуюся наружу ярость. Не обращая на него внимания, словно не ощущала близости его высокой широкоплечей фигуры прямо за собой, она повесила на вешалку выбранную майку: всякое удовольствие от нее развеялось перепалкой со Слоаном. Обернувшись, она бросила на него гневный взгляд и пробормотала:
— Ты все еще самый надменный мужчина из всех, кого я имела несчастье встретить в жизни.
Он весело ухмыльнулся. Уголки золотистых глаз обольстительно приподнялись, от чего сердце Шелли екнуло.
— Ага. Мне говорили, что это часть моего обаяния.
— Ну так относительно меня, — объявила она, царственно проплывая мимо, — это сильно преувеличено.
Добравшись до переднего прилавка магазина и не желая задерживаться, хоть Клео и стояла в одиночестве, она приветливо махнула ей рукой и на ходу сказала:
— Увидимся позже… может быть, ты приедешь ко мой на кофе?
— Конечно. Я тебе позвоню, и мы назначим время.
Спасаясь, словно от огня, Шелли кинулась к двери и исчезла.
Когда Слоан медленно вышел из-за дальнего прилавка, Клео с отвращением на лице покачала головой.
— Ничему тебя жизнь не учит, — укорила она его. — Ты что, не мог промолчать об этом? Или сказать какую-нибудь банальность?
Слоан пожал плечами:
— Ладно. Я повел себя глупо. Я не хотел начинать спор… — Он смущенно улыбнулся. — А может, и хотел. Лучше пусть злится на меня, чем обращается с этой ледяной грейнджеровской вежливостью.
— Я никак не могу понять эту современную манеру ухаживать, — громко посетовала Клео, лукаво поглядывая на Слоана. — В мои дни, если мальчик интересовался девочкой, он старался быть с ней любезным. Хотел ей угодить.
— Прежде всего я не мальчик, — отозвался Слоан. Глаза его смеялись. — А во вторых, я не интересуюсь Шелли Грейнджер.
— Ах вот как? — На Клео его слова явно не произвели впечатления. — Ты меня чуть не обманул. — Она бросила взгляд на свои алые ногти. — Джош Грейнджер святым не был… любой, кто его знал, с этим согласится. — И когда Слоан хотел ее прервать, взмахнула рукой. — Минуточку, потом придет твой черед. — Она пристально посмотрела на него. — Так вот, я знаю, что у тебя есть все основания его ненавидеть. И нисколько тебя не виню. Но, Слоан, ради себя самого, тебе нужно об этом забыть. Оставь это в прошлом. Иначе ненависть разъест тебя изнутри и уничтожит. Ты хочешь дать Джошу такую власть над собой?
Слоан скривился, ощущая себя десятилетним мальчишкой. В словах Клео было слишком много правды, чтобы их игнорировать.
— Ладно, ладно. Я над этим подумаю. Это тебя устроит?
— Может быть… если ты крепко подумаешь. — И когда он повернулся уходить, добавила: — Одно ты не должен забывать: он ее любил. И все, что он делал, совершалось именно по этой причине.
— Да, — мрачно отозвался Слоан. — Я тоже.
Глава 5
Поначалу магазин был всего-навсего дыркой в стене и снабжал всякой всячиной скотоводов и лесорубов, работавших и живших на этой земле. Дело процветало, ширилось, и три сестры работали бок о бок с отцом, Грэмом Ньюэллом. Сестры считались старыми девами, пока старшая из них, Хизер, не вышла в сорок три года за здоровяка лесоруба, Саймона Хауарда. Согласно местной легенде, это было потрясающим событием. В достаточно преклонном возрасте, в сорок восемь лет, Хизер вновь дала пищу сплетницам, родив дочку. Она назвала ее Хизер-Мэри-Мари.
Нынче, как подозревала Шелли, «У Хизер-Мэри-Мари» больше всего походил на добрую бакалейную лавку времен фронтира на Диком Западе. Хотя имел гордое название «Магазин подарков». Шелли хорошо была с ним знакома, потому что проработала здесь несколько сезонов, с того времени как ей исполнилось пятнадцать, и до отъезда из долины.
Это была идея Джоша. Шелли не могла забыть иронию и терпение в его глазах, когда он впервые заговорил об этом. «Послушай, малыш, — сказал он, — ты только что приехала домой из пансиона, и я знаю, что ты запланировала на лето массу вещей, совершенно не включающих в себя работу в магазине. Но подумай: тебя почти год не было в долине и ты потеряла с ней контакт. Работая в магазине, ты получишь шанс встретить гораздо больше людей, чем три-четыре теперешние заветные подруги. — И, глядя на ее негодующее личико, добавил: — Давай договоримся: ты попробуешь поработать здесь две недели. И если в конце этого срока возненавидишь это занятие, я отпущу тебя на волю». Шелли улыбнулась, вспоминая тот разговор. После первоначального взрыва досады она полюбила эту работу. И Джош оказался прав. В магазине ей пришлось общаться практически со всеми жителями долины. И это помогло укрепить связь с родиной.
Работать в магазине «У Хизер-Мэри-Мари» оказалось интересно, и Шелли с удовольствием вспомнила последнее лето, когда его хозяйка, Клеопатра, брала ее с собой на торговые выставки и помогала выбирать подарки для продажи. В лавке-универмаге торговали не только подарками. На нескольких полках размещались книги, ботинки, носки и майки. На длинных стойках вдоль дальней стены висели платья с оборочками для девочек. Там же можно было сделать копии на ксероксе. А если вам нужно было новую блузку, шарф, подарок на рождение ребенка или на свадьбу, то идти нужно было только сюда. Книжки-раскраски, цветные карандаши, игрушки, кухонные и банные полотенца, часы, стеклянная посуда, наклейки, похоронные гирлянды из пластмассовых цветов, карточки и небольшой выбор конфет всегда были там под рукой. Ребенком Шелли считала, что это самое замечательное место в мире… лучше, чем Диснейленд.
Эта лавка занимала весь конец большого и длинного бревенчатого строения в центре города. Чтобы узнать последние новости, вы отправлялись к «Хизер-Мэри-Мари». Похоронные объявления по-прежнему прикрепляли к дверям лавки. Наряду с почтовым отделением, рынком Джо на южном конце города и «Магуайром», самым большим зеленным магазином долины, эта лавка была местом расклейки объявлений. Чтобы отыскать кого-нибудь в городе, вам обязательно стоило заглянуть к «Хизер-Мэри-Мари», войти в стеклянные качающиеся двери.
Припарковавшись перед бревенчатым зданием, Шелли выключила зажигание и с минуту посидела не шевелясь, просто глядя вокруг. Здание совсем не изменилось: зеленая металлическая крыша, сверкающие окна и двери, заклеенные разнообразными объявлениями — о распродаже сдобы, сборе пожарных, параде на День матери и родео, ярко выделявшимися на потемневшем дереве.
Она сидела в машине, понимая, что зря тратит время, медля, всячески откладывая волнующий момент. Затем, вздохнув, она откинула тяжелую гриву рыжевато-белокурых волос и заставила себя вылезти из «бронко», прошагала к главному входу и вошла внутрь. Старомодный колокольчик над дверью громко звякнул, возвещая о ее приходе.
Волна воспоминаний захлестнула ее. Так же полнились товарами стойки, тот же серый цемент пола, а налево — стеклянная витрина, доверху забитая украшениями: серебряными пряжками для поясов, золотыми сережками с Блэк-Хиллз, кожаными галстуками, одеколонами… А сверху, сверкая и позванивая на ветру, свисали с потолка гроздья колокольчиков. Детская радость охватила ее.
Женщина за низким деревянным прилавком напротив фасада лавки подняла глаза. Она была высокой и пышнотелой. Волосы ее были невероятного рыжего цвета, а возраст явно перевалил за шестьдесят пять, хотя, если учесть сверкающе-алую полоску помады, подрисованные брови и болтающиеся серебряные серьги, она не сдавалась годам. Долгую минуту она молчала, глядя на Шелли. Затем улыбка, широченная, сердечная, теплая, озарила ее лицо.
— Черт меня побери! — воскликнула она голосом, напоминающим звон удара монтировки о днище бочки из-под виски. — Да это же маленькая Шелли Грейнджер! Да такая взрослая! Иди сюда, девочка. Дай тебя обнять.
Шелли еле сдержала внезапный приступ слез: при звуках этого голоса воспоминания хлынули водопадом. Клеопатра Хейл была первоначально той самой Хизер-Мэри-Мари, пока не решила в восемнадцать лет, что имя у нее старомодное, и не поменяла его законным путем. Она утверждала, что Клеопатра звучит шикарнее и лучше соответствует ее облику. Пять мужей внесли в ее образ свой вклад, причем последний, пятнадцатилетней давности, подарил ей фамилию Хейл. Джош говорил, что Клео не стала больше выходить замуж, решив, что фамилия Хейл прекрасно сочетается с ее именем.
С лучезарной улыбкой на некрасивом лице Клео распростерла руки и, обогнув прилавок, заключила гостью в объятия. Растроганная Шелли утонула в ее медвежьей хватке, знакомом аромате одеколона «Чарли» и запахе сигарет «Кул».
Они довольно долго обнимались, пока Клео не оттолкнула ее.
— Пожалуй, на сегодня достаточно. Какого черта ты так долго не возвращалась? Даже по телефону не звонила… не говоря уже о визите?
Шелли, растроганная, только усмехнулась:
— Так получилось. Не могу объяснить как.
Клео фыркнула.
— Конечно. — Ее лицо смягчилось, и она лишь коротко сжала ее плечо. — Мне очень жаль Джоша. Тебе, должно быть, это тяжко далось.
Шелли кивнула:
— Спасибо. Это было… да и есть… я все еще в это не верю. — Она глубоко вздохнула. — И я возвратилась насовсем. Больше не вернусь в Новый Орлеан.
— Что ж, по крайней мере что-то хорошее вышло из самоубийства Джоша. — Клео бросила на нее быстрый оценивающий взгляд. — Здесь много дней только об этом и говорили.
Разговоры немного стихли лишь на прошлой неделе. Но о тебе ходят всякие толки… что ты станешь делать, когда явишься в город, как долго здесь пробудешь, растолстела ли и подурнела ли за все эти годы… Ну и в таком духе. Шелли ухмыльнулась:
— Ну и что скажешь, повидав меня? Что станешь всем рассказывать?
— Скажу, что ты не слишком изменилась. — Клео внимательно изучала ее лицо, блестящие голубые глазки быстро обегали лицо и фигуру. — И что все перемены к лучшему. — Клео улыбнулась. — Интересно, как позеленеет от зависти наша миссис Умней-и-Выше-Всех, Риба Стэнтон, когда услышит, что ты такая же красивая, как всегда, и остаешься здесь жить. Поверь, мне будет особенно приятно сообщить ей это.
Какое-то мгновение Шелли не могла сообразить, о ком идет речь, и с сомнением полюбопытствовала:
— Ты имеешь в виду Рибу Коллиер?
— Ее самую. Она вышла замуж за милого, беспечного и веселого парня, Боба Стэнтона, примерно одиннадцать, нет, двенадцать лет тому назад. С тех пор его счастливым не назовешь.
Бряканье колокольчика над дверью заставило обеих женщин посмотреть туда. Шелли напряглась, готовая встретить еще кого-то из прошлого, кто не будет так радостно ее приветствовать, как Клео, и тут же расслабилась, поняв, что приближавшийся к прилавку худой мужчина старше ее совсем ей незнаком. На нем была красная бейсболка, белый передник шеф-повара, надетый поверх джинсов и ковбойки, в одной руке он держал маленький коричневый бумажный пакет, который с ироническим полупоклоном положил перед Клео. Шелли еще с минуту изучала его доброе лицо, уютное, повидавшее жизнь, лохматые седеющие брони и аккуратную седую бородку клинышком. Она была уверена, что никогда раньше с ним не встречалась… Разве что семнадцать лет изменили его до неузнаваемости. Шелли отвернулась и направилась в глубь лавки.
— О нет, постой. — Решительно схватив Шелли за руку, ео потащила ее к новоприбывшему. — Хэнк, разреши пред-ставить Шелли Грейнджер. Шелли, это Хэнк О'Хара. Они с сестрой Меган держат новый ресторан «Голубой гусь»… Переехав сюда семь лет назад, они привели в порядок старую гостиницу через дорогу. — Глаза Клео лукаво блеснули. — Неплохое местечко, чтобы поесть.
Хэнк театрально схватился за сердце, карие глаза его смеялись.
— А-ах! Моя дорогая, вы нанесли мне смертельную рану: «Неплохое местечко, чтобы поесть»… Какая жестокая несправедливость! — Он послал ухмылку Шелли и протянул ей руку: — Счастлив видеть вас. И позвольте пригласить вас отведать одну из наших прекрасных трапез и лично убедиться, как эта злоязычная ведьма чернит «Голубого гуся».
— Лучше быть злоязычной ведьмой, чем сладкоречивым ирландским краснобаем! — с удовольствием отбрила его Клео. Рот Хэнка растянулся до ушей.
— О-о, это очень хорошо сказано, дорогая. А я-то принес вам ленч. — Он подмигнул Шелли. — Не верьте тому, что она говорит обо мне и моей стряпне. Эта женщина влюблена в меня и не в силах сдержать себя.
С восторгом Шелли заметила, что щеки Клео порозовели. Но боевой блеск ее глаз не угас, и Клео тут же откликнулась:
— А вы, если будете продолжать нести чушь, можете немедленно отправляться через дорогу. — И она стала перекладывать какие-то лежавшие перед ней бумажки. — Идите, идите. Я занята. — И вполголоса добавила: — Влюблена в него, черта с два. Прочь отсюда!
Хэнк весело хмыкнул и пробормотал Шелли:
— Разве она не прелесть, когда сердится? — Клео фыркнула, а он продолжал ухмыляться. — Исполнив миссию милосердия, я возвращаюсь в соляные копи к своим рабским цепям. — Он посмотрел на Шелли и добавил: — Если захотите попробовать, как мы готовим, первая трапеза за мой счет, мисс Грейнджер. — Шелли воочию увидела тот миг, когда он сообразил, кто она. Лицо его помрачнело, и он забормотал: — Грейнджер, Грейнджер. Вы та сестра, что живет в Новом Орлеане! Джош был вашим братом, ведь так? — И когда Шелли кивнула, продолжал: — О, мне очень жаль, что Джош ушел от нас. Он приходил в «Голубой гусь» по три-четыре раза в неделю… иногда просто выпить кофе с пирогом. Мы всегда были ему рады… Когда мы с Мегги впервые приехали в долину, он один пришел нас приветствовать. Познакомил со всеми и сделал так, чтобы мы почувствовали себя частью общины. Он был отличным парнем. Нам будет его не хватать. Многим будет его не хватать.
— Спасибо. — Шелли с трудом проглотила комок в горле. Джош действительно был прекрасным человеком. Даже если — тут она ощутила укол совести — даже если не всегда поступал правильно.
Едва Хэнк вышел за порог, как в лавку забрели еще двое покупателей, и Клео занялась ими. А Шелли подошла к стене с майками. Колокольчик над дверью звякал еще несколько раз, люди входили, но Шелли решила, что оставит разговоры с Клео на потом. Она перебирала майки и блузки в стиле Дикого Запада и вдруг увидела золотую майку с оскалившимся тигром, которая просто вопила: «Купи меня». Еще одна майка ей вовсе не была нужна, и так ее гардероб состоял из одних маек и джинсов, но, горестно улыбнувшись, она все же сняла ее с вешалки. Приложив ее к себе, Шелли посмотрелась в большое, в полный рост, зеркало, расположенное между двумя крохотными кабинками для переодевания в углу лавки. Неплохо. И поскольку бывали дни, когда она была готова зарычать, как тигр, эта вещь явно подойдет к такому настроению. Все еще улыбаясь, она круто повернулась… и оказалась лицом к лицу со Слоаном Боллинджером.
Он стоял в каких-нибудь шести футах, облокотившись на прилавок с джинсами и носками, и его золотистые глаза были устремлены на нее. У нее перехватило дыхание, а сердце бешено застучало. О Господи! К этому она не была готова. И почему, черт бы его побрал, он выглядел таким красивым? Таким мужественным? Она ощущала, что вот-вот растает в лужицу меда… только оттого, что он не сводит с нее глаз.
Она внутренне сжалась, стремясь подавить предательские эмоции, рвавшие ее на части. О нет. Только не снова. Она не станет опять проходить через эту боль и разочарование. Каким бы соблазнительным ни выглядел этот подарок. Вздернув подбородок, через силу улыбнувшись, она протянула ему руку:
— Привет, Слоан. Давно не виделись. — Она могла гордиться небрежной беспечностью, с которой это произнесла. Голос ее не дрогнул. Такой милый, любезный тон.
Он оттолкнулся от прилавка, выпрямился во весь рост, заставив ее сразу почувствовать себя хрупкой и женственной.
— Да, давненько, — протянул он незабываемым низким, чуть хрипловатым, как от виски, голосом. О дьявольщина, у нее от этого голоса пробежала по спине теплая сладкая дрожь удовольствия.
— Ты хорошо выглядишь, — пробормотал он.
Улыбка Шелли застыла. Ей казалось, что лицо сейчас расколется пополам от напряжения, но она удержала все-таки любезное выражение.
— Могу сказать то же самое о тебе.
Слоан провел большой рукой по черным волосам.
— Послушай, — сдержанно произнес он, — я сожалею о твоей утрате.
— Но не о том, что он умер, — ровным голосом произнесла она.
Он покачал головой.
— Ты знаешь, как я к нему относился. И своего мнения не изменил. Я никогда не желал ему смерти, но только лишь потому, что он умер, не стоит считать его святым.
— Я никогда святым его не считала. Он был просто человеком… со слабостями и достоинствами, как и любой другой. Ты же всегда видел только его недостатки. Но никогда — достоинства.
Лицо Слоана напряглось.
— Я подошел к тебе не для того, чтобы вступать в спор… во всяком случае, не насчет Джоша.
— Что ж, тогда наш разговор себя исчерпал. До свидания.
Его пальцы сомкнулись на ее предплечье, и когда она попыталась протиснуться мимо него, резко развернул ее к себе лицом. Внезапно оказавшись прижатой к его сильному телу, она ощутила, что на нее хлынули волной воспоминания о другом времени. Когда они стояли так же, прижавшись друг к другу, и между ними бурлила страсть… Колени ее ослабели. Подкосились под тяжестью прошлого, под памятью о страстных свиданиях, о ночах, проведенных в его объятиях, о полуденных встречах, когда они занимались любовью под жарким летним солнцем. К своему ужасу, она обнаружила, что ее предательское тело все еще откликается на него… а его на нее, если верить давлению чего-то твердого, вдруг упершегося в ее живот.
Он даже не пытался скрыть свою реакцию на нее, но с грустной иронией смотрел ей в глаза.
— Кажется, время не многое изменило в том, что между нами.
Шелли высвободила руку и сделала шаг назад.
— Боюсь, что не понимаю, о чем ты, — произнесла она ледяным тоном, игнорируя бурю в своей крови. — Между нами ничего нет. То, что могло бы быть, кончилось семнадцать лет назад. Или ты забыл?
— Я ничего не забыл! Ничегошеньки. Особенно то, что ты поверила вранью этого ублюдка и сбежала от меня.
— Он не был ублюдком, — сквозь зубы процедила она. — И он не врал. Я слышала своими ушами, что ты говорил той ночью. Я видела тебя с ней. — Она мило улыбнулась. — Кстати, как поживает твоя прелестная женушка? Известно ли ей, что ты разгуливаешь по окрестностям и пристаешь к другим женщинам?
Лицо Слоана окаменело.
— Он тебе не рассказал?
— О чем?
— Что моей жены нет в живых, — сухо произнес он. — Нэнси погибла четыре года назад в автокатастрофе.
Его слова врезались в нее, как товарный поезд.
— О Боже! Слоан, прости! — воскликнула она, и зеленые глаза ее, полные жалости и сочувствия, остановились на нем. — Я ничего не знала. Джош никогда об этом не говорил.
Слоан готов был изо всех сил ударить кулаком в стену. Меньше всего он хотел от нее жалости… Особенно по этому поводу. Тряхнув головой, он горько заметил:
— Я удивлен, что он ничего тебе не сказал и не сообщил свою версию случившегося. Но ведь твой дорогой братец умел держать рот на замке, когда ему это было выгодно.
Шелли сдержала вспыхнувший гневный протест, пронзившее ее мгновенное стремление защитить Джоша.
— А я-то поверила, когда ты сказал, что не собираешься спорить со мной по поводу Джоша. — Она грустно улыбнулась. — Некоторые вещи не меняются. Не так ли? — И когда он открыл рот, чтобы ей ответить, поспешно подняла руку: — Нет. Остановись. Я не хочу ничего слышать. Это наш с тобой старый спор, и я вернулась сюда не для того, чтобы начинать с того же места, на котором мы его закончили. Просто оставим друг друга в покое. Договорились?
Слоан покачал головой.
— Нет, — тихо произнес он. — То, что было между нами, никогда не кончится… даже если ты захочешь зарыть голову в песок и притвориться, что это не так. Между мной и тобой осталось незаконченное дело, и на этот раз я хочу его завершить.
— Что ж, прости, но я несогласна, — ответила Шелли. Страх и предвкушение странно смешались в ее душе при этой угрозе… и обещании, звучавшем в его словах.
Он улыбнулся, но улыбка эта не дошла до его золотистых глаз, которые пристально вглядывались в нее.
— Ты можешь не соглашаться сколько угодно. Это ничего не изменит.
— Посмотрим, — отрезала Шелли. Отбросив мысли о вежливом завершении разговора, она старалась сдержать рвущуюся наружу ярость. Не обращая на него внимания, словно не ощущала близости его высокой широкоплечей фигуры прямо за собой, она повесила на вешалку выбранную майку: всякое удовольствие от нее развеялось перепалкой со Слоаном. Обернувшись, она бросила на него гневный взгляд и пробормотала:
— Ты все еще самый надменный мужчина из всех, кого я имела несчастье встретить в жизни.
Он весело ухмыльнулся. Уголки золотистых глаз обольстительно приподнялись, от чего сердце Шелли екнуло.
— Ага. Мне говорили, что это часть моего обаяния.
— Ну так относительно меня, — объявила она, царственно проплывая мимо, — это сильно преувеличено.
Добравшись до переднего прилавка магазина и не желая задерживаться, хоть Клео и стояла в одиночестве, она приветливо махнула ей рукой и на ходу сказала:
— Увидимся позже… может быть, ты приедешь ко мой на кофе?
— Конечно. Я тебе позвоню, и мы назначим время.
Спасаясь, словно от огня, Шелли кинулась к двери и исчезла.
Когда Слоан медленно вышел из-за дальнего прилавка, Клео с отвращением на лице покачала головой.
— Ничему тебя жизнь не учит, — укорила она его. — Ты что, не мог промолчать об этом? Или сказать какую-нибудь банальность?
Слоан пожал плечами:
— Ладно. Я повел себя глупо. Я не хотел начинать спор… — Он смущенно улыбнулся. — А может, и хотел. Лучше пусть злится на меня, чем обращается с этой ледяной грейнджеровской вежливостью.
— Я никак не могу понять эту современную манеру ухаживать, — громко посетовала Клео, лукаво поглядывая на Слоана. — В мои дни, если мальчик интересовался девочкой, он старался быть с ней любезным. Хотел ей угодить.
— Прежде всего я не мальчик, — отозвался Слоан. Глаза его смеялись. — А во вторых, я не интересуюсь Шелли Грейнджер.
— Ах вот как? — На Клео его слова явно не произвели впечатления. — Ты меня чуть не обманул. — Она бросила взгляд на свои алые ногти. — Джош Грейнджер святым не был… любой, кто его знал, с этим согласится. — И когда Слоан хотел ее прервать, взмахнула рукой. — Минуточку, потом придет твой черед. — Она пристально посмотрела на него. — Так вот, я знаю, что у тебя есть все основания его ненавидеть. И нисколько тебя не виню. Но, Слоан, ради себя самого, тебе нужно об этом забыть. Оставь это в прошлом. Иначе ненависть разъест тебя изнутри и уничтожит. Ты хочешь дать Джошу такую власть над собой?
Слоан скривился, ощущая себя десятилетним мальчишкой. В словах Клео было слишком много правды, чтобы их игнорировать.
— Ладно, ладно. Я над этим подумаю. Это тебя устроит?
— Может быть… если ты крепко подумаешь. — И когда он повернулся уходить, добавила: — Одно ты не должен забывать: он ее любил. И все, что он делал, совершалось именно по этой причине.
— Да, — мрачно отозвался Слоан. — Я тоже.
Глава 5
Шелли выбежала из лавки. Лишь бы оказаться скорее подальше от Слоана Боллинджера! Нащупывая в кармане ключи от машины, она перебирала в уме все, что могла еще сказать ему. Так, не глядя вокруг, она налетела на неподвижный объект — высокого широкоплечего помощника шерифа.
— Ух ты, ах ты! Где горит? — пророкотал полузабытый голос, а мощные руки схватили ее за плечи и чуть отстранили, чтобы лучше разглядеть.
Смущенная и растерянная, Шелли подняла глаза на загорелое лицо, нижнюю часть которого скрывали пышные черные усы. Хотя голос показался ей знакомым, Шелли никак не могла сообразить, кому он принадлежит. Она не узнавала его. Хотя в таком виде его, наверное, только мать и могла бы признать. Усы заменяли маску, а черные зеркальные очки от солнца и кремовая ковбойская шляпа практически скрывали его черты. Впрочем, было в нем что-то такое… Она и сама-то была немаленькой, но стоявший перед ней мужчина был огромен. Больше Слоана, решила она. Что-то в его лице и размерах было мучительно знакомым. Если он кто-то из тех, кого она знала в прошлом, рост и мощная фигура должны были сделать его незабываемым. Ускользающий образ не давался в руки.
Он ухмыльнулся, и ее, словно молния, пронзило воспоминание.
— Джеб, — вскричала она с восторгом. — Я на миг тебя не узнала.
— Наконец-то, — басом проворчал он, выпуская ее. Он снял солнцезащитные очки и положил в карман. — Меня это обижает. Не узнать собственного двоюродного брата! Ну, ты даешь, Шелли. Сколько парней моих габаритов ты встречала в жизни? В Сент-Галене или во вселенной вообще?
Глядя в черные смеющиеся глаза, она сама разулыбалась.
— Да, с такими-то размерами я обязана была узнать тебя немедленно. — Она протянула ему запястья: — Так как? Арестуешь меня за плохую память?
Он вроде бы задумался.
— Не-ет. Слишком много бумаг писать, — произнес он, посмеиваясь. Широко раскинув руки, он предложил: — Лучше обними меня, малышка. Давненько мы не виделись. Я соскучился по виду твоей дерзкой попки.
Шелли подавила смешок и бросилась к нему в объятия. Джеб Дилэни всегда был одним из ее любимцев, хотя они не слишком хорошо друг друга знали. Препятствием служила прежде всего десятилетняя разница в возрасте. По годам Джеб был ближе к Джошу, чем к ней. Они были родственниками через предков: ее дед и бабка Джеба, Анна, были братом и сестрой. Когда Анна вышла замуж за Минго Дилэни, это вызвало бурю негодования, потому что мать Минго была из Боллинджеров. И остальные Грейнджеры были возмущены, как это Анна посмела связаться с кем-то из ненавистного клана. Затем Анна разъярила родичей тем, что назвала первенца Джебом, в честь родоначальника, Джеба Грейнджера. А Джеб Дилэни-старший, следуя традиции, назвал и своего первенца Джебом. Он и стоял перед ней. Шелли вспомнила, как Джош жаловался на высокомерных Боллинджеров, укравших родовое имя Грейнджеров. Он часто ворчал по этому поводу, утверждая, что это имя должно принадлежать ему, а не какому-то жалкому родственнику Боллинджеров. Шелли мудро помалкивала, что Джеб точно так же был и их родственником.
Ей все это казалось невероятно глупым, ведь имя не чья-то собственность, и ее родители могли назвать сына Джебом, а не Джошем, если бы хотели. Заливаясь смехом и глядя в лицо Джеба, она решила, что настал момент укрепить легкую дружбу, всегда существовавшую между ними.
В таком маленьком городке, как Сент-Гален, их пути неизбежно пересекались, и, несмотря на семейный разлад, она и Джеб общались мирно. В юности он беспощадно дразнил ее, но также позаботился, чтобы она знала, что может на него положиться. Наверное, больше всего ее восхищало в нем то, что он чихать хотел на их семейную вражду. «Эй, — как-то сказал он ей, — спор-то случился между старыми Йорком и Джебом, а не между нами. И если твой надменный братец был бы таким умным, как себя воображает, он бы давным-давно это сообразил. Так что, если мы с тобой притворимся, будто остальные родичи просто полоумные?» Шелли, ухмыляясь, без колебания согласилась. Ее очаровал этот высокий красавец кузен. Ну, пусть дальний кузен… Ее привлекло и то, что ей ведено было его игнорировать, и его обаятельный и дружелюбный характер. То, что ее предостерегали от общения с ним и, разумеется, со всеми остальными Боллинджерами, привело к противоположному эффекту. В семнадцать лет она отчаянно увлеклась Джебом и страдала по нему все лето, пока не вернулась осенью в пансион. Она испытывала к нему неувядающую благодарность за то, что он притворился, будто не замечает ее детских попыток понравиться ему. Более того, с поразительной для его возраста сдержанностью он никогда этим ее не дразнил. И слава Богу! У Джоша точно был бы припадок, если бы он узнал, как часто в то лето она старалась попадаться Джебу на пути. Даже теперь она чувствовала, что краснеет, вспоминая, на какие уловки пускалась, чтобы привлечь его внимание. Если бы Джош тогда узнал об этом… Она содрогнулась. Джош едва терпел Джеба, она даже подумывала, не было ли между ними какой-то другой причины, кроме семейных легенд, для взаимной неприязни.
— Ух ты, ах ты! Где горит? — пророкотал полузабытый голос, а мощные руки схватили ее за плечи и чуть отстранили, чтобы лучше разглядеть.
Смущенная и растерянная, Шелли подняла глаза на загорелое лицо, нижнюю часть которого скрывали пышные черные усы. Хотя голос показался ей знакомым, Шелли никак не могла сообразить, кому он принадлежит. Она не узнавала его. Хотя в таком виде его, наверное, только мать и могла бы признать. Усы заменяли маску, а черные зеркальные очки от солнца и кремовая ковбойская шляпа практически скрывали его черты. Впрочем, было в нем что-то такое… Она и сама-то была немаленькой, но стоявший перед ней мужчина был огромен. Больше Слоана, решила она. Что-то в его лице и размерах было мучительно знакомым. Если он кто-то из тех, кого она знала в прошлом, рост и мощная фигура должны были сделать его незабываемым. Ускользающий образ не давался в руки.
Он ухмыльнулся, и ее, словно молния, пронзило воспоминание.
— Джеб, — вскричала она с восторгом. — Я на миг тебя не узнала.
— Наконец-то, — басом проворчал он, выпуская ее. Он снял солнцезащитные очки и положил в карман. — Меня это обижает. Не узнать собственного двоюродного брата! Ну, ты даешь, Шелли. Сколько парней моих габаритов ты встречала в жизни? В Сент-Галене или во вселенной вообще?
Глядя в черные смеющиеся глаза, она сама разулыбалась.
— Да, с такими-то размерами я обязана была узнать тебя немедленно. — Она протянула ему запястья: — Так как? Арестуешь меня за плохую память?
Он вроде бы задумался.
— Не-ет. Слишком много бумаг писать, — произнес он, посмеиваясь. Широко раскинув руки, он предложил: — Лучше обними меня, малышка. Давненько мы не виделись. Я соскучился по виду твоей дерзкой попки.
Шелли подавила смешок и бросилась к нему в объятия. Джеб Дилэни всегда был одним из ее любимцев, хотя они не слишком хорошо друг друга знали. Препятствием служила прежде всего десятилетняя разница в возрасте. По годам Джеб был ближе к Джошу, чем к ней. Они были родственниками через предков: ее дед и бабка Джеба, Анна, были братом и сестрой. Когда Анна вышла замуж за Минго Дилэни, это вызвало бурю негодования, потому что мать Минго была из Боллинджеров. И остальные Грейнджеры были возмущены, как это Анна посмела связаться с кем-то из ненавистного клана. Затем Анна разъярила родичей тем, что назвала первенца Джебом, в честь родоначальника, Джеба Грейнджера. А Джеб Дилэни-старший, следуя традиции, назвал и своего первенца Джебом. Он и стоял перед ней. Шелли вспомнила, как Джош жаловался на высокомерных Боллинджеров, укравших родовое имя Грейнджеров. Он часто ворчал по этому поводу, утверждая, что это имя должно принадлежать ему, а не какому-то жалкому родственнику Боллинджеров. Шелли мудро помалкивала, что Джеб точно так же был и их родственником.
Ей все это казалось невероятно глупым, ведь имя не чья-то собственность, и ее родители могли назвать сына Джебом, а не Джошем, если бы хотели. Заливаясь смехом и глядя в лицо Джеба, она решила, что настал момент укрепить легкую дружбу, всегда существовавшую между ними.
В таком маленьком городке, как Сент-Гален, их пути неизбежно пересекались, и, несмотря на семейный разлад, она и Джеб общались мирно. В юности он беспощадно дразнил ее, но также позаботился, чтобы она знала, что может на него положиться. Наверное, больше всего ее восхищало в нем то, что он чихать хотел на их семейную вражду. «Эй, — как-то сказал он ей, — спор-то случился между старыми Йорком и Джебом, а не между нами. И если твой надменный братец был бы таким умным, как себя воображает, он бы давным-давно это сообразил. Так что, если мы с тобой притворимся, будто остальные родичи просто полоумные?» Шелли, ухмыляясь, без колебания согласилась. Ее очаровал этот высокий красавец кузен. Ну, пусть дальний кузен… Ее привлекло и то, что ей ведено было его игнорировать, и его обаятельный и дружелюбный характер. То, что ее предостерегали от общения с ним и, разумеется, со всеми остальными Боллинджерами, привело к противоположному эффекту. В семнадцать лет она отчаянно увлеклась Джебом и страдала по нему все лето, пока не вернулась осенью в пансион. Она испытывала к нему неувядающую благодарность за то, что он притворился, будто не замечает ее детских попыток понравиться ему. Более того, с поразительной для его возраста сдержанностью он никогда этим ее не дразнил. И слава Богу! У Джоша точно был бы припадок, если бы он узнал, как часто в то лето она старалась попадаться Джебу на пути. Даже теперь она чувствовала, что краснеет, вспоминая, на какие уловки пускалась, чтобы привлечь его внимание. Если бы Джош тогда узнал об этом… Она содрогнулась. Джош едва терпел Джеба, она даже подумывала, не было ли между ними какой-то другой причины, кроме семейных легенд, для взаимной неприязни.