Вернулся я, когда утюг благополучно, без жертв, выпорхнул в форточку.
   Остап лежал на койке лицом к стене.
   - А с этим что делать? - спросил я от порога.
   - Если обнаружишь ценную вещичку - разбуди...
   Но я не нашел ничего даже мало-мальски достойного внимания разочарованного подпольного руководителя.
   И Бендер снова провел две недели - а может и поболее уткнувшись в подушку.
   Но бурная весна подняла Остапа на ноги.
   Он был угрюм, серьезен и решителен.
   - Хватит миндальничать... Флибустьеры предпочитали погружению в негостеприимные глубины отчаянный абордаж... Дуй в закрома... Да, и захвати бутылку рома, отметим объявление войны этому поганому жуткому миру.
   После короткого, но буйного застолья Остапа потянуло на философские занятия. Он достал с антресолей чемодан студента-анархиста, пылившийся там в маловероятном ожидании возвращения общительного хозяина, и замер перед ним в позе йога-любителя.
   - Думаешь, в этом сундуке - тайна мироздания?
   - Нет, в нем нечто другое, способное прокормить даже такого проглота, как я.
   - Скатерть-самобранка!
   - Почти угадал... Ключ от квартиры, где деньги лежат.
   - Без шуток.
   - Инструменты классической экспроприации.
   - Покажи.
   - Этот чемодан послан небом. С волками жить - по-волчьи выть. Трепещи, греховный, развратный, пресытившийся Рим. Юный варвар готов завоевать тебя с потрохами.
   И Остап, хищно скалясь, продемонстрировал содержимое анархистского чемодана.
   Походный несессер с набором отмычек.
   Легендарный ломик - фомка.
   Ручная дрель.
   Разнокалиберные сверла.
   Молоток.
   И прочая слесарная мелочь, используемая не по прямому назначению.
   - Богато?
   - Хочешь заделаться медвежатником?
   - Для дебюта освою карьеру домушника, а там поглядим.
   - Тюрьма, каторга, ссылка - полный ассортимент?
   - Ну, во-первых, каждый мало-мальский порядочный человек должен попробовать кандального звона, а во-вторых, ты же прекрасно знаешь, я не создан для изнурительного ежедневного труда... Часок риска и полгода упоительного прозябания. Игра стоит свеч.
   - Могу постоять на стреме.
   - Остен-Бакен ты мой, Остен-Бакен... Маман и папан будут весьма недовольны в случае провала дерзкой операции по выемке излишних ценностей у буржуазии.
   - Чтобы иметь гарантию успеха, надо правильно выбрать объект.
   - Входишь во вкус уголовщины... Я тоже предпочитаю отсутствие злых собак, индивидуумов мужского полу и огнестрельного оружия.
   - Есть весьма соблазнительный вариант. Мой родитель недавно обзавелся золотой коронкой высокой пробы...
   - Милый, добрый Остен-Бакен, - Остап, нагнувшись через чемодан, обнял меня за плечи. - Я отказываюсь принять твою жертву.
   - Не об том речь.
   - Ах, извините, милорд, - Остап выпустил меня из крепких объятий и вынул из чемодана молоток. - Я думал, здесь намечается предательская комбинация - мне зуб, тебе наследство, достаточное для скромного безбедного сущестования.
   - Чем обвинять меня в изуверстве, лучше послушай, где обзавелся коронкой родитель.
   - В белом особняке с готической крышей.
   - Значит, и ты подумывал о вдове Гольцевича?
   - Зубной техник - женщина. Романтично и волнительно. А как вспомнишь, что кроме практики своего знаменитого мужа, ей досталось немало золота для клиентов и камешков для себя, так хочется сразу проникнуть в ее альковы.
   - Зловредная скелетоообразная мымра. Полгорода ее ненавидит, полгорода ей завидует. Безжалостно и принципиально одинока. Такую и ограбить не грешно.
   - Федор Михайлович Достоевский, - Остап взмахнул молотком. - Собрание сочинений, том третий, страница сто сорок пятая.
   - Но ты же не собираешься разможить ей голову?
   - Да я еще недостаточно нахлебался морцовки... А вот, скажи мне, Коля Остен-Бакен, почему ее, такую одинокую и такую богатую, до сих пор никто не прищучил?
   - Наверное, откупается от кого положено?
   - Или у нее мощные тайные покровители, которых опасаются даже заядлые профессионалы ночных дел... В любом случае это дает нам большие шансы... Не ждет она дерзкого предутреннего визита без приглашения.
   - А вдруг ее ангелы-хранители отоспятся на нас?
   - Я не намерен оставлять даже словесный портрет и приблизительный адрес. Сработаем под гастролеров. Темная ночь, плащ, маска... Эх, не мог студент оставить в чемодане пару револьверов... Впрочем, сгодится и чугунный утюг... Да, Коля Остен-Бакен, я не буду потеть и дрожать от страха, вскрывая сейф, я не буду вслепую шарить в поисках драгоценностей... Войду в спальню, взмахну для острастки утюгом - и получу...
   - На блюдечке с голубой каемочкой!
   - Знатная фраза.
   - Да, тут на днях родственничек по материнской линии к нам нагрянул. Стюардом работает на пароходе. Манеры - тихий ужас...
   - Не судите и судимы не будете... Утюг - оружие павших и обездоленных... На блюдечке, говоришь?
   - С голубой каемочкой...
   Наша подготовка к дебютному грабежу прошла успешно.
   Я старательно, на два слоя, выкрасил в ужасающий черный цвет утюг, а на гладящей поверхности вдобавок изобразил белый отвратный череп и вывел под ним славянской вязью алый девиз: "Анархия - мать порядка!"
   Бендер усиленно питался, доводя нашу смирную кухарку до кипения.
   - Что я, готовлю почтенному семейству али солдатской роте?
   - Сирота переживает кризис, - успокаивал ее мой психоаналитический родитель, зачитывающийся Фрейдом. - С помощью пищи он компенсирует потерю отца и преодолевает комплекс отверженного.
   Бендер усиленно тренировался в беге, лазанью по заборам и прыжкам с крыши на дрова, будоража соседей.
   Особо нервные грозились сжечь флигель.
   Мой родитель не пытался их урезонить, а запасся противопожарным инвентарем.
   Я же не мог до самого выхода на дело налюбоваться шедевром рук своих - анархо-синдикалистским утюгом.
   Стояла тихая безлунная ночь.
   Вручив Остапу "фигуру устрашения", я перекрестил сначала утюг, потом дерзкого отважного юношу и засел в одуряюще пахнущих кустах, покрытых свежей листвой.
   Во мраке у крыльца слабо прозвенели четки отмычек, скрипнула податливо дверь.
   А минут через пять, прорвавшись сквозь кусты, я удирал, как обезумевший заяц, - от крика, света и провала самонадеянного Бендера, возомнившего себя Робин Гудом, Стенькой Разиным и Емельяном Пугачевым в одном лице.
   Глава 7.
   В ПЛЕНУ ВДОВЫ
   "Ближе к телу, как
   говорит Мопассан".
   О.Б.
   Эта сука вся в розовом.
   Давай-давай!
   А перед - обедом обязательная порция Мопассана а ля франсе.
   Клянется, что любит.
   Тварь ненасытная.
   Утю-тю-тю.
   Мой маленький.
   Еще, еще!
   А после - холодная телятина, красное вино и Мопассан.
   Корова худосочная.
   Так! Так!
   Мопассан.
   Шлюха оручая.
   А-А-А-А!!!
   О-О-О-О!!!
   Ты не будешь, котик, скучать без своей киски?
   Брысь!
   А теперь- сюда, сюда!
   И Мопассан.
   Надо же было этому сифилитику Ги Де столько томов напакостить.
   Библия дебелых самок.
   Ну! Ну! Ну!
   Гнида неуемная.
   Так - или примерно так(за лексический подбор не ручаюсь, но правильность эмоции гарантирую) отзывался о достойной мадам Гольцевич ( как-никак - зубной техник высшей квалификации с работой по золоту и платине), Остап Бендер появившийся у нас через месяц после того - излишне самонадеянного акта грабежа, одетый с иголочки, по последнему крику местной бульварной моды, с золотыми рифлеными запонками на безжалостно накрахмаленных манжетах и с рубиновой заколкой на контрабандном парижском галстуке. Выглядел он на три, с натяжкой на четыре года старше своих безусых лет и уже по-мужски басил и держался вальяжно и раскованно, как преуспевающий маклер или фортунистый бильярдист.
   Я встретил его опережающе виноватой фразой:
   - А ты разве не в тюряге паришься на нижних нарах у параши?
   Меня подучил наш дальний родственник этими словами встречать нежданных гостей.
   Была заготовлена еще одна многоэтажная отшивающая тирада, но я не рискнул воспользоваться ею против ухоженного красавца, правда, с несколько усталым лицом, на котором выделялись припухшие искусанные губы и невыспанные глаза.
   - Не бойся, бить не буду.
   - За что?
   - За утюг проклятый, с анархистской символикой. Я из-за него влип, как муха в мед. Нажрался до приторности.
   - Она же закричала диким голосом.
   - В первое мгновение, пока не зажгла свет... А потом разглядела утюг и размякла. Ой, говорит ласково, вы на нужды партии собираете?.. Разумеется, - отвечаю суровым голосом профессионального революционера-боевика - На партию кровососов-вампиров проживающих в катакомбах... Я вам дам, дам - запричитала жертва ночного налета... Ну я и развесил уши... Принесу...
   - На блюдечке с голубой каемочкой.
   - А на розовом не хочешь? Розовый халатик и все прочее тоже розовое, и простыня, и поддодеяльник, и наволочки, и даже чехол на пуфике.
   - Она тебя соблазнила? - прошептал я завистливо.
   - Ох, Остен-Бакен, помнишь ту веселую проституточку, крашеную, которая уездила и тебя и меня?
   - Спрашиваешь!
   - Так вот, моя ля фам терибль обойдет ее на две головы и глазом не моргнет.
   - А по виду не скажешь.
   - Заманила в спальню, завалила, овладела.
   - И ты не сопротивлялся?
   - Утюг по глупости оставил на ночном столике.
   - Теперь понятно, почему к ней никто не совался.
   - Фантазия у нее, Коля Остен-Бакен, как у Гофмана Амадея забыл отчество, свирепо готическая с дантистским уклоном... Я себе в этом идиотском крутящемся зубоврачебном кресле все коленки поотшибал... Она, падла, в восторге, а я без содрогания смотреть не могу на ее садистские инструменты для выдирания и выковыривания корней - шкафик-то стеклянный под самым носом... В общем, Фрейду такое и не снилось... Рассказать бы твоему родителю в подробностях...
   - Лучше не надо... Маман не любит экскурсов в психоанализ.
   - Не жизнь - ночная потная каторга. - Остап вынул из нагрудного кармана наутюженный, сложенный треугольником носовой батистовый розовый платок и провел тугой гладкой гранью по утомленным губам. - Лучше тачки катать с камнями.
   Меня вдруг осенило:
   - Ты сбежал из ее объятий навсегда?
   - Обрадовался... Увы, налетчик из меня не получился, а вот к альфонсизму выявилась явная склонность, - Остап убрал платок в карман, оставив снаружи игривый уголок. - Се ля ви, Коля Остен-Бакен, се ля ви...
   - Положим, в этом положении есть своя положительная сторона.
   - Одет, обут, жру от пуза деликатесы и пикантности, днем отсыпаюсь... Самое глупое - снится исключительно вулкан Фудзияма, готовый к разрушительному извержению... Спроси-ка у своего родителя что бы это значило... Впрочем, не спрашивай... Я, наверное, затылком порядочно звезданулся, когда выпал из гамака.
   - Откуда?
   - Из ложа любви, уютно подвешенного в зале между буфетом из красного дерева и пейзажем - " стога в ночном".
   - Тебе не позавидуешь.
   - Буду держаться, пока хватит сил.
   - Я бы помог...
   - В гамаке и так тесно... Учись лучше, Коля Остен-Бакен, предметам более нужныи и прозаичным, готовь себя к карьере стряпчего или товарища прокурора... А мне пора... Амуры трубят в ерихонские трубы и хулиганят отравленными страстью и похотью стрелами... Постель зовет!
   Глава 8.
   ПАСЬЯНС "СОБЛАЗНИТЕЛИ"
   "Митрополит Двулогий
   благословляет чинов
   министерства народного
   просвещения в день
   трехсотлетия дома
   Романовых."
   О.Б.
   Устать от женщины так же просто, как от надоедливого приставучего соседа (как здоровье? как погода? За сколько вчера брали копченую кильку?), как от надоедливой жужжащей мухи, как от далекого африканского слона, который смачно плюет на саванну из под задорно вздыбленного хобота и виляет куцым, с редкими рыжими волосами хвостом, и громко хлопает лопуховидными ушами, на которые можно навешать по полтонны отборнейшей первосортной лапши, и топает столбо-телеграфными ножищами, и урчит паровозным брюхом, и жует, жует, жует, жует, жует бананы, финики и засахаренные в лимонном сиропе абрикосы, и косит на слониху, беременную от вожака, маленькими заплывшими жиром (неумеренное, несбалансированное, перевитамизированное питание) глазятами, и валит, не стесняясь, пахучие вавилонские кучи, и трубит, как пьяный горнист, и бегает вдоль багрового (закат-с) горизонта, и топчет ни в чем не повинных работящих, молчаливых, термитов, и муравьев це-це, и тычется кривыми полированными бивнями в баобабы и пальмы, и задирает (по глупости) молодого слона, У которого куцый хвост покрыт редкими рыжими волосами...
   Уф!
   Как я безобразно и мерзко устал от этого проклятущего, стилистически-символического слона.
   Вот так и Бендеру обрыдла его любвеобильная мадам.
   Остап все чаще и чаще стал появляться во флигеле, но все никак не мог сообразить грандиозную комбинацию, чтобы одним махом избавиться и от притязаний ненасытной вдовушки, и от потребности в ее столь необходимых в повседневные будни - а тем более в редкие праздники - деньгах.
   Иногда мы выбираем события (свадьбы, похороны), иногда события (официоз) - нас.
   Торжественно, с помпой, из мрачной глыби суровых веков пришло-приехало трехсотлетие дома Романовых.
   Остап встретил намечающиеся торжества с распростертыми объятиями человека, понимающего толк в царских династиях, гербах, линиях наследования и околотронных родственниках.
   Он натащил во флигель уйму великокняжеских фотопортретов: все как один, в мундирах с аксельбантами, все усатые, все благородные, а самое существенное, все богатые.
   Я в этом орденоносном пасьянсе сначала не уловил истинного смысла и заподозрил тусующего фотографии Бендера ни больше ни меньше, как в модном терроризме.
   - Лавры Каляева не дают покоя? - спросил я прямо - и как можно ехиднее - дабы расстроить его жуткие планы.
   - Не Каляева, а Петра Ильича.
   - Это которого?
   - Бескультурное ты образование, Остен-Бакен... Чайковского надо бы знать.
   - Композитора?
   - Композитора, композитора - отметь, гениального в своем роде.
   - Хочешь создать ораторию во славу дома Романовых? Или осилишь симфонию "Славься его императорское величество"?
   - Я выбрал оперу.
   - На чье либретто?
   - Собственного сочинения.
   - А позвольте название шедевра музыкальной жизни?
   - "Не соблазняй меня без нужды"!
   - Тогда причем здесь великокняжеский пасьянс?
   - Он компенсирует мое незнание нотной грамоты.
   - Конечно, я не сомневаюсь в твоей способности написать оперу без нот, но выгода в чем?
   - Этой опере музыка не нужна... Как известно из богемных альковов, Петр Ильич жил, не стесняясь, с великим князем, ныне покойным, и при этом еще удачно шантажировал Надежду Филаретовну фон Мекк. Она щедро оплачивала его молчание, чтобы он не афишировал, что предпочел ей великого князя.
   - Нет, я не хочу и слышать о подобном... Лучше до старости пробыть альфонсом, лучше зарабатывать на жизнь тяжким честным трудом...
   - Ты думаешь, Коля Остен-Бакен, я выискиваю, кому принести себя в вакхическую жертву? И глубоко ошибаешься. Я ищу жертву, которой можно предъявить счет за соблазненного мальчика. Им нужен в столь торжественный момент всенародного ликования скандал?
   - А где ты возьмешь мальчика?
   - Моя ля фам терибль хочет вывезти мое уставшее тело на крымское солнце. А почему бы мне мимоходом не заглянуть в места отдыха их величеств и не зарыдать пред ихней женой в горьком раскаянии, и не признаться в содомском грехе, сотворенном ейным уважаемым мужем над невинным, слабым существом - нуждающимся и страждущим.
   - Заарестуют.
   - Пусть только попробуют... Государь никому не простит испорченного праздника... Главное, не промахнуться в выборе соблазнителя... Вот, глянь, Павел Александрович... Подойдет он к моей нежной натуре?
   - Типичный солдафон.
   - А этот, Дмитрий Константинович, как? Смотрится вроде неплохо?
   - Слишком меланхоличен.
   - Ну, а против бравого Александра Михайловича будут возражения?
   - Туповат-с.
   - Зато каков его старший брат Николай Михайлович!
   - Хлыщ заморский.
   - Остен-Бакен, с каких это пор в тебе гнездится антимонархизм?
   - Я отдаю предпочтение реформатору Петру Великому, венценосному столяру, коронованному плотнику, пьянчуге-слесарю, любвеобильному токарю, двухметровому кузнецу, разбудившему Русь звоном набатного молота о закостеневшую восточную наковальню, а не Николаю Кровавому, Тщедушному, начавшему с Ходынки!
   - Пафоса-то - на троих записных патриота хватит... Впрочем, признаки прогрессирующего вырождения императорской фамилии налицо, хотя и фотографическое... Что за страна? Что за правители? Отдаться некому.
   - Чего с ними гадать?.. На роль жертвы сгодится любой.
   - Обоснуй.
   - Если у него "рыло в пуху", то обвинения лягут в унавоженную почву, если нет, то сработает боязнь компрометации...
   - Правильно рассуждаешь - пусть отвечают скопом за грех.
   - Только бы не заарестовали...
   - Раскаркался... Завтра едем... Приходи провожать...
   Когда Остап удалился, я долго еще раскладывал так и эдак кандидатов в соблазнители.
   Слон, - думал я - Бендер, молодой, не щадящий ни себя, ни других слон, идущий в атаку без боязни обломать недавно прорезавшиеся бивни, слон, которому ни почем и облезлый хорохорящийся лев, и даже впавшая в мистицизм и кликушество львица с выводком благородных, но утративших хватку предков, львят, слон, не предполагающий цепей, вольеры в зоосаде, цирковой арены или лесоповала, слон, нагло расталкивающий на водопое и гордых заносчивых жирафов, и увальней-бегемотов, и тупых околоточных- носорогов, и презрительно фыркающих высокопоставленных гривасто-хвостатых антилоп-гну, и каторжных, с политической, окраской зебр, и прочую травоядножующую, парнокопытную, крупно - и мелкорогатую фауну.
   А пасьянс все никак не сходился, пророча великомученику Остапу трудное житие...
   Глава 9.
   И НЕ ПЕТР, И НЕ ИЛЬИЧ, И НЕ ЧАЙКОВСКИЙ
   "Удар состоялся"
   О.Б.
   Остап отсутствовал довольно прилично, хамски не сообщая о себе ничего, хотя клялся и божился на пристани высылать ежедневные открытки: если с видом на море - полный порядок, если - с горами - значит не очень-то вытанцовывается.
   Я мысленно скорбел по истоптанному, растерзанному, попранному безжалостными жандармами телу...
   Но вот тело вернулось: здоровенькое - здоровей не бывает - стиснуло меня, отпустило, изобразило руками Казбек с Эльбрусом и объявило, что оно - морально потерпевшее.
   - Помнишь? - Остап вздохнул полной грудью, и голос его приобрел заунывный оттенок разочарованного поэта. - Помнишь, Коля Остен-Бакен, как, вдохновенно озаренный, отправлялся я на юбилейный шантаж?
   - Помню, - ответил я с лирической, все понимающей грустью.
   - Так забудь мой позор.
   - Позор?
   - Другое слово найти случившемуся трудновато... С первых шагов я ощутил злой рок!
   - Рок?
   - Издевательскую усмешку этой шлюхи - фортуны... Пароход отчаливает по расписанию. Я бодро вышагиваю, любуясь неподдельным " айвазовским" - и вдруг за спасательными шлюпками обнаруживаю двух элегантно экипированных, заметь, с тросточками и пенсне, джентльменов о чем-то горячо спорящих... Ну, я, само собой разумеется, подкрался ближе, навострил уши - и чуть не отдал концы... Это было хуже морской болезни, хуже чумы и холеры вместе взятых... Знаешь, кем оказались холеные джентльмены?
   - Шпиками, которые выслеживали тебя по доносу твоей сожительницы, извиняюсь, покровительницы.
   - Хуже... Гораздо хуже...
   - Неужели ты подумал, что я настучал?
   - Не с твоими способностями катать убедительные доносы... Так что и не пытайся в дальнейшем.
   - Постараюсь, - пообещал я твердо.
   - Лучше, Коля Остен-Бакен, угадай, о чем джентльмены спорили?
   - Кому вздернуть тебя на рее?
   - Романтика давно угасла, не оставив и копоти... Солнце наживы греет сердца... Мои нечаянные спутники рьяно спорили о распутной Ницце и не менее распутном Баден-Бадене.
   - И тебя взволновала эта географическая дуэль?
   - Каждый из них упрямо, в риторически выдержанных, тщательно аргументированных выражениях добивался Ниццы, и ни тот, ни другой не хотел уступать.
   - Бедный, несчастный, невезучий Баден-Баден!
   - И добавь... Бедный, несчастный, невезучий Бендер... Джентльмены-то готовились в соблазненные мальчики и бурно делили курорты, где могло их постигнуть сиятельное насилие.
   - Нездоровая конкуренция!
   - Вот имено - нездоровая... Впрочем я употребил к ретивым конкурентам весьма эффективное лекарство, после которого их в принудительном порядке посадили на диету и обеспечили покой.
   - Ты сообщил капитану, что они собираются угнать пароход в Турцию?
   - Нет, коварный Остен-Бакен, я поступил как истинный верноподанный гражданин, Сын Отечества, слуга Царя... Всего-навсего передал услышанный разговор капитану, густо краснея при этом и отворачивая глаза.
   - Но при чем, здесь позор?
   - Да при том, что в дальнейшем соблазненные мальчики стали попадаться чаще, чем полицейские чины, которых, в свою очередь, хватало за глаза. Среди мальчиков встречались немощные парализованные, в колясках стариканы и безногие бодрые инвалиды. Было около десятка слепых, трое немых и бессчетное количество застарелых сифилитиков, хрипящих и сипящих. И все наперебой хвастались своими близкими связями с великими князьями, и все грозились получить соответсвующую компенсацию. Естественно,: вся чистота и прелесть замысла была скомпрометирована этой неуемной, сворой гоняемой неутомимыми церберами с "селедками".
   - Выходит, идея носилась в воздухе.
   - Это не может служить оправданием... Неужели, думал я в минуты своего материализованного позора, неужели я такой же, как они, не сумевший выжать из трехсотлетия дома Романовых ничего путного...
   - Тебя подвел вынужденный простой.
   - Но времени для смывания позора и забвения неудачи вполне достаточно... Не будем ждать четырехсотлетия дома Романовых.
   - Не будем!
   - Я же не просто нежился. Я исправно штудировал родную историю и пришел к выводу: Рюриковичи куда занятней, чем Романовы.
   - Иван Грозный один чего стоит.
   - Улавливаешь... Вдарим Рюриковичами по царствующей династии... Рубли - полетят!
   - На блюдечко...
   - С голубой каемочкой!
   - Но где мы найдем хотя бы одного чистопородистого Рюриковича? Они же все вымерли как мамонты.
   - А мы будем иметь дело с их нетленными душами.
   - Спиритизм?
   - Да, Коля Остен-Бакен, спиритизм чистой воды... Организуем теплую встречу с Иваном Калитой или Владимиром Мономахом... Только я еще полностью не уверен, как поэффектней, без пошлого прыгающего блюдечка, без приевшегося чревовещания организовать сеанс роскошного дворцового спиритизма.
   - Иван Васильевич...
   - Ну, понимаю, опричнина, дыба, плахи, медведи ревущие, отравления таинственные, сыноубийство... Под каким соусом подать - вот вопрос?
   - А если в стиле времени? Что-нибудь этакое, декадентско-розановско-мирискуственническое?
   - Надо думать...
   - Спиритизм?
   - Да, Коля Остен-Бакен, спиритизм чистой воды... Организуем теплую встречу с Иваном Калитой или Владимиром Мономахом... Только я еще полностью не уверен, как поэффектней, без пошлой прыгающей тарелочки, без приевшегося чревовещания, без лягающихся столиков, без выстукивающих бесовскую морзянку стульев, без мрачно пророчащих загробным скрипом шкафов, организовать сеанс роскошного дворцового спиритизма.
   - Иван Васильевич?..
   - Ну, понимаю, опричнина, дыба, плахи, медведи ревущие, отравления таинственные, сыноубийство... Под каким соусом подать - вот вопрос?
   - А если в стиле времени? Что-нибудь этакое, декадентско-розановско-мирискусственническое?
   - Надо мыслить...
   Глава 10
   ЧЛЕНОВРАЩЕНИЕ
   "Да. Да. Побольше
   непонятного."
   О.Б.
   Через неделю у нас все было готово для проведения фаллическо-спиритических сеансов.
   Мы сознательно отказались от массовости, предпочтя строго индивидуальный подход: мы организовали предварительную запись раздельно для особей обоего пола: мы сузили ожидавшиеся откровения до сугубо интимной тематики.
   Когда я усомнился в начинании, корректно предположив, что трудность попадания к нам на сеанс отпугнет потенциальную клиентуру, Остап веско заметил, что как раз наоборот любители оккультных забав будут штурмом брать флигель.
   Судя по длинному списку очередников, в прогнозе Бендер не ошибся.
   Теперь и я поверил в успех.
   Осталось несколько точных штрихов, чтобы довести интерьер мистического флигеля до кондиции.
   А картина получалась убедительная.
   Стены украшали выполненные фаллообразным шрифтом (собственное изобретение - увы, так и не запатентованное) цитаты из несусветно-модного Розанова - идола извращенцев всех мастей, гимназисток-старшеклассниц, истеричных институток, старых дев, професоров-естесственников, активных и пассивных антисемитов, вечных студентов, поэтов-графоманов, эстетов, впавших в декаданс, чиновников-импотентов и офицеров-садистов.
   КАКОВЫ ДУШИ, ТАКОВЫ И ОРГАНЫ!
   САМОЕ ИНТИМНОЕ - ОТДАЮ ВСЕМ!
   На удивление, зубно-протезные деньги щедро выделялись Остапу на его новое увлечение - и тратил их я.
   Фаллические, бронзовые, выполненные на заказ, канделябры.
   Розовые фаллические свечи.
   Фаллические пирожные - для дам.
   Фаллические сигары - для мужчин.
   Скатерть, искусно вышитая (Инга постаралась) эротическим алфавитом и разбитая на соответствующие сектора. Каждая буква представляла сцену античных любовных поз.