Башкиров Михаил. Юность Остапа, или Тернистый путь к двенадцати стульям

   На фронт пожаловали высокопоставленные инспектора-генералы, и Ермолая Ермолаевича, честно заработавшего язву на казенных харчах, и Федора Федоровича, так и не удостоившегося пышных похорон, и забубнившегося гамадрила, и не успевшего развернуться Остапа Бендера-Славянского (не Хрюгера) и не вполне удовлетворенную курсистку Женечку отправили в срочном порядке обратно в тыловую жизнь.
   Уже в поезде я узнал о потрясшем всю Российскую армию прецеденте.
   Только и было разговоров о белом рояле, доставленном из Берлина и бережно перенесенном через минные поля и колючую проволоку в дар вражескому батальонному командиру.
   Так что, Остен-Бакен, семена мои пали в хорошую почву, правда, нуждающуюся в регулярном внесении навоза и других органических удобрений.
   Оцени труды как специалист.
   Ответа не жду.
   Жаль покидать обжитой флигель.
   Надеюсь на скорую встречу в столичном борделе.
   Остап-Сулейман-Берта-Мария Бендер бей."
   Письмо это я перечитал не меньше десяти раз.
   Окопная правда успокаивала.
   Но все же я думаю, насчет белого рояля Остап прихвастнул. Скорей всего над позициями проплывало пианино, на худой конец, фисгармония, а вероятнее всего - губная гармошка...
   Глава 13
   ПЕТУХ С ЗОЛОТЫМИ ЯЙЦАМИ
   "Выбор неплохой. Камни, я
   вижу, подобраны со вкусом."
   О.Б.
   Остап объявился в Петрограде - вместе с революцией.
   - Коля Остен-Бакен! - кричал он, растирая обмороженные февральским ветром щеки и выбивая классическую чечетку щегольскими, не по сезону, штиблетами. - Цепляй на широкую грудь красный бант порасфуфыристей, и за мной - на улицу!
   - Побьют ненароком.
   - Да мы теперь сами кому хошь рыло начистим! Такое поле для активной, самостоятельной деятельности!.. Угадай, что мне всего больше нравится в настоящем моменте?
   - Грядущие демократические перемены.
   - Нет, изумительный лозунг большевиков. "Грабь награбленное" или, выражаясь кондовым партийным языком, "экспроприация эскпроприаторов".
   - Боишься опоздать к разделу собствености?
   - Эх, Остен-Бакен, Остен-Бакен! Не чувствуешь задницей пульса времени. Или ты добровольно сольешься с массами голодных и рабов, или тебя шлепнут, как чуждый элемент.
   - Тогда я - с тобой.
   - Сделай милость... И не забудь захватить что-нибудь из тары. Ящиков и бочек не надо. Желательно не бросающееся в глаза. Вот как, например, мой конспиративный акушерский саквояж.
   - С инструментом?
   - Гинекологические принадлежности были обменены на одном захолустном полустанке на две буханки ситного.
   - Кому они там могли понадобиться?
   - Хозяйке понравился их лучезарный блеск и строгое изящество форм.
   - Думаешь, нам не хватит одного саквояжа на двоих?
   - Остен-Бакен, ты, как всегда, не в меру мудр. Действительно, не собираемся же мы кантовать мебеля и прочую рухлядь. Брать будем исключительно золото и камушки. Учти, серебро - игнорируем.
   - А хозяева будут терпеливо взирать на наше самоуправство?
   - Самые знатные и самые богатые задали деру и уже финишируют где-нибудь в районе шведской границы. Я уверен спасая свои жалкие, никчемные душонки от праведного народного гнева, они побросали добро, слуг и декоративных собачек. Так что поспешим в беспризорные закрома.
   - А вдруг напоремся на прислугу?
   - Для этих запуганных растерянных существ мы представители комитета свободных студентов. Ищем место для штаба.
   - Всю разговорную часть возьмешь на себя?
   - Нет, доверюсь твоему почвоведческому косноязычью...
   Увенчав груди бантами, мы ринулись в круговорот взбаламученной жизни.
   Долго не раздумывая, Остап выбрал особняк побогаче и решительно направился к тяжелым забронзовевшим дверям.
   Потерзал звонок.
   - Кажется, мы на правильном пути.
   Остап навалился плечом на дверь, и она послушно поддалась.
   - Удавлюсь, если до нас здесь побывала хоть одна сволочь.
   Но Остап напрасно волновался.
   Комнаты встретили нас чистотой, уютом и порядком, как будто хозяева вышли куда-то на минутку и вот-вот вернутся, чтобы на изысканном французском осведомиться о наших преступных намерениях.
   Остап пританцовывал на коврах, Остап открывал все шкафы и шкафчики подряд, Остап упадал на канапе и кресла, Остап ронял книги с золотыми обрезами и массивные хрустальные пепельницы.
   Я понуро, в ожидании женского истеричного крика или разгневанного холеного баритона, тащился за упивающимся экспроприатором из комнаты в комнату.
   - Остен-Бакен, глянь, какая прелесть - неописуемой стоимости!
   И Остап уступил мне место перед стеклянными полками, сплошь уставленными ювелирными изделиями.
   - Знаменитые пасхальные яйца работы Фаберже, - сказал я отсутствующим голосом, касаясь одним пальцем россыпи бриллиантов по золоту. - Утеха особ, приближенных к императорскому величеству.
   - Согласен на яйца, - Остап раскрыл саквояж. - Подавай-ка аккуратненько сии безделушечки.
   Вдруг за окнами зашумело, заорало, загремело.
   Остап защелкнул принявший сокровища саквояж и отодвинул портьеру.
   - Хозяева вернулись? - спросил я, торопливо открывая дверцу просторного зеркального шкафа.
   - Хуже... Конкуренты... Придется отстреливаться.
   - Чем?
   - Ах да, я впопыхах забыл свой любимый пулемет.
   - Много?
   - Еще сколько! - Остап перешел к противоположному окну. Взяли в кольцо... Ты, Остен-Бакен, предпочитаешь быть растерзанным мозолистыми лапами пролетариев, аккуратно расстрелянным пьяной солдатней или оприходованным дюжими матросиками?
   - Может, они не посмеют ворваться внутрь?
   - Подожди, им еще надо выяснить, у кого на это больше прав. Пока они лупцуются, надо искать выход из окружения.
   - Спустимся по водосточной трубе, как в детстве.
   - Нет, я еще не дозрел до изображения медленно движущейся мишени...
   - Тут в шкафу целая куча платьев...
   - Хочешь зарыться?
   - Имеются трусики с кружавчиками, лифчики с рюшечками, накрахмаленные переднички и капорочки с тесемочками... Переоденемся горничными...
   - Соблазненными негодяем - тайным советником. Тебе, Остен-Бакен, явно пойдет двадцативосьми недельный живот из подушки. Но вот моя небритая физия вряд ли сойдет за миловидное глупое личико.
   - Тогда переквалифицируемся в капельдинеров.
   - А нас не заставят сдавать экзамен по обслуживанию новоиспеченных господ?
   - Да, с подносом мне не управиться... К тому же, я слишком солидно слеплен для забитого слуги.
   - Домашние псы тоже из нас не получатся. А то бы я изящно свернулся калачиком на пуфе и преданно смотрел бы в глаза и дружелюбно помахивал хвостом... У тебя, Остен-Бакен, случайно не завалялось в карманах пары породистых хвостов?
   - Давай просто прикинемся хозяйскими детьми.
   - И получим за простоту по девять граммов отличного свинца? Мое молодое сердце отказывается от такого груза.
   Дверь внизу отчаянно возвестила о непрошеных визитерах.
   - Ладно, Остен-Бакен, хоть узнаем, кто победил, за право безнаказанного мародерства.
   И Остап направился к парадной лестнице.
   - Может, спрячемся под кровать?
   - Не канючь, - Остап бережно качнул саквояж, как больного младенца. - Зубозаговаривание - мое природное свойство... Не зевай и давай деру только по моему сигналу... Бежать придется быстрее пули.
   - В каком смысле, прямом или переносном?
   Остап не ответил, смело шагнув навстречу судьбе, которая уже, топоча, подымалась по лестнице в бушлатах и бескозырках.
   - Братва, буржуй канает!
   - Товарищ буревестник революции, вы ошибаетесь, - Остап демонстративно поправил бант на груди.
   - Хто? Я? - арьергардный матрос ловко сдернул с плеча винтовку и лязгнул затвором.
   - Нет, ваш коллега, - Остап мило одарил улыбкой подоспевшего детину.
   - Ах, ты гад! - детина нацелился штыком в бант Остапа. Кишки выпущу!
   На штыке покачивались нанизанные пухлые портмоне выпотрошенных господ.
   Я, обмирая, насчитал девять штук и осел за колонну.
   - Не трепыхайте без толку могучими крыльями, попутчики революционной, грозной для эксплуататоров бури! - Остап попробовал ногтем трехгранный штык. - Мне по авральному надо до вашего ко..., то есть до гла..., короче - старшого!
   Детина перегнулся через перила:
   - Семен! Тут выблядок буржуйский с тобой хочет свидеться для последней исповеди.
   Окруженный взволнованными, еще не остывшими после уличной драки матросами, показался щуплый субъект в кожаной тужурке, с бородкой клинышком и в запотевшем пенсне.
   - Главное - порядок и дисциплина. Правда - за нами. Новый мир надо строить чистыми руками!
   Остап, не обращая внимания на перекрестье винтовок, медленно, но настойчиво двинулся навстречу начальству.
   Тот прервал речь неожиданно звонким чихом.
   Окружающие матросы густо покраснели, стыдясь своего отменного кронштадского здоровья.
   Прочихавшись, кожаный снял пенсне и достал носовой платок:
   - Позвольте в порядке большевистской бдительности узнать, кто вы будете в классовом аспекте?
   Остап преодолел еще пару ступеней и гаркнул во всеуслышание:
   - Петух с золотыми яйцами!
   Матросня грохнула прокуренным смехом и в припадке неудержимого нарастающего хохота начала ронять винтовки и неистово рвать на груди тельняшки, обнажая идейно-эротические татуировки.
   Кожаный не улыбнулся.
   Он кончив протирать пенсне, водрузил его на утомленный застарелым казематным чиханием нос и, не торопясь, расстегнул кобуру:
   - Не понял?
   - Петух, который несет золотые яйца, - Остап перешел на доверительный конфиденциальный тон. - В общий котел революции, на правое дело.
   - Петуха вижу, - кожаный извлек маузер. - Показывай яйца!
   - Нервных просим не смотреть, - Остап раскрыл саквояж.
   Торопливо спрятав маузер, старшой скинул кожанку и расстелил на площадке.
   - Сыпь сюда, только аккуратно.
   - В фонд партии, - Остап опорожнил саквояж. - Только не простудитесь...
   Притихшие, завороженные матросы, оттесняя Остапа, сгрудились над волшебно мерцающими бриллиантами.
   - Едрена феня!
   - Глаз ломит!
   - Нажили, паскуды!
   - Теперича нашенское!
   - А ежели прикладом навернуть - вдрызг!
   - Худа они, интересуюсь, эти цацки ладили?
   - А ежели с оттяжечкой, каблуком!
   - Главное - дисциплина, товарищи. Революция переварит буржуазную отрыжку...
   Но не успевшую разгореться речь прервал болезненный приступ неконтролируемого чихания.
   Матросы безропотно и мужественно принимали на себя эти многочисленные свидетельства мрачных тюрем и долгих ссылок в сельскую сибирскую местность.
   Я благополучно спустился за Бендером к самым дверям, как ввалилось еще пять бескозырок.
   Перегарно-многоголовое лаокоонообразное чудище опутанное гирляндами пулеметных лент, надвигалось хищно и неумолимо.
   - Там братва коньяк делит, марочный, - сказал Бендер укоризненно. - Полную корзину.
   - У-у-у!
   - А-а-а!
   - О-о-о!
   - Э-э-э!
   - И-и-и!
   Последнее, что мы слышали за нашими спинами, было по детски наивное, растерянное, искреннее:
   - Мать честная, это же яйца!
   И грозное, суровое, повелительное.
   - А где, позвольте узнать, петух?
   И чих, как выстрел вдогонку...
   Глава 14
   ТАЙНЫЙ АГЕНТ ВИЛЬГЕЛЬМА
   "Вот в Китае разыскать
   нужного человека трудновато."
   О.Б.
   Моя хозяюшка, добрая, отзывчивая, сдобная женщина широких до безобразия взглядов, устроила молодца Остапа к своему тщедушному старшему брату домашним учителем.
   На брата хозяйки, добропорядочного, конформистского лояльного судейского чиновника, отречение царя от престола повлияло самым плачевным образом. Он дома стал вести себя как на уголовном процессе по зверскому убийству, а в суде наоборот, как дома, с анекдотцами, питьем чая, лежанием и газетами. И при этом никто не протестовал, не возмущался его странным поведением (а кто доподлинно знает, как надо вести себя во время смут и революций, чтобы уцелеть хотя бы как физическое тело, потребляющее кислород, белки, углеводы и обильные указы, приказы, манифесты новых властей).
   Доставалось от этой житейской круговерти только Бендеру.
   Не успевал Остап пересечь гостиную, как на него налетал лысый мундирный беркут.
   - Заседание продолжается, - объявлял присяжный поверенный и усаживал подзащитного за фикус, на кованый сундук.
   Тут же набегала детвора и оккупировала кожаный широкий диван с кособокими валиками.
   - Господа присяжные заседатели, - высокопарно и взволнованно обращался истовый чиновник к хихикающему дивану. - Взгляните в чистые невинные глаза подзащитного! Мог ли юноша столь благородного происхождения и благородного воспитания посягнуть на преступное деяние, от которого холодеет в жилах кровь?
   - Мог!
   - Еще как мог.
   - Выпороть его!
   Диван неистовствовал.
   Мое появление восстанавливало порядок, и я разом превращался в главного свидетеля.
   - Скажите, уважаемый, вы наблюдали этого смиренного, законопослушного юношу в припадке гнева?
   - Никогда! - отвечал я правдиво и твердо. - Никогда! Даже после рюмки кальвадоса.
   - Лед тронулся, господа присяжные заседатели. Лед тронулся!
   Но диван был уже пуст.
   Присяжные ловко ускользнули в детскую.
   - Придется отложить опрос свидетелей до завтра.
   Голос присяжного поверенного источал невыразимую печаль и горечь по поводу затягивающегося на неопределенный срок процесса.
   Я извлекал задремавшего подзащитного из-за фикуса, и он наконец получал возможность приступить к исполнению педогогических обязанностей.
   С тремя шустрыми погодками (мальчик - девочка - мальчик) Остап проводил регулярные, но не обременительные занятия. Впрочем, ученики оказались чрезвычайно понятливыми и сообразительными.
   - В чем счастье? - спрашивал Остап.
   - В миллионе! - отвечали дети в унисон.
   - А на чем принесут этот злосчастный миллион?
   - На блюдечке с голубой каемочкой!
   - А кому вы дадите ключ от квартиры, где деньги лежат?
   - Бендеру!
   - А какой город самый лучший в мире?
   - Ри-о-де-Жа-ней-ро!
   Во время июльских событий семнадцатого Остап дал подопечным наглядный урок арифметических действий.
   - Мои маленькие друзья, - сказал он, показывая через окно на толпу взвинченных и страждущих пролетариев. - Не сливайтесь с массами - это весьма бесперспективное сложение, так как обыкновенно за глупым сложением следует шумное, с избытком плачевных эффектов, пиф-паф! - вычитание. А в сумме пример людской дурости венчает мостовая, заваленная нулями.
   Дети присяжного поверенного обожали Бендера. Звали его в своем кругу Осей и втихаря дополнительно подкармливали, делясь последним.
   А Остап, терпеливо снося шалости погодков и не менее терпеливо принимая участие в ежедневных судебных заседаниях, все никак не мог забыть о трагично-утраченных фабержевских яйцах и активно искал повода насолить большевикам.
   Наконец его мечта приняла реальные очертания.
   - Смотри, какие деньжища обещают за поимку главного немецкого шпиона! - Бендер потряс передо мной свежей газетой.
   - Ты еще шпионов не ловил. Наверняка опасное занятие!
   - Этого шпиона можно взять голыми руками.
   - И кто же он?
   - Ленин. Оказывается, его еще в Швейцарии с потрохами купил Вильгельм.
   - Обожди... Ленин? Ленин?.. Какая-то цаца у большевиков?
   - Вспомни, Остен-Бакен, Финляндский вокзал. Плюгавый истерик в кепчонке, длин-н-нющ-щ-щую речугу закатил с броневика. Я еще в него кирпичом зафитилил.
   - Ну, во- первых, не кирпичом, а булыжником средних размеров, а во-вторых, - попал в какого-то грузинистого типа с усами.
   - Это не я ошибся - булыжник.
   - Неодушевленному предмету можно простить ошибку. А вот ты уверен, что Ленин - агент вражеской разведки?
   - В пломбированные вагоны за красивые глазки и картавость не сажают.
   - Допустим...
   - Нет, если я не сдам Ленина властям, спать не буду. Ох, и заплачут у меня большевики горючими слезами. Где это видано - экспроприировать у честного экспроприатора законно экспроприированные яйца экспроприаторов!
   - Не петушись. Нам все равно Ленина не найти. Сидит он где-нибудь на берегу тихого озера в шалаше из сена и дышит свежим воздухом.
   - Ты хоть соображаешь, Остен-Бакен, какую несусветную чепуху несешь? Человек масштаба и влияния лидера большевиков и дня не продержится без цивилизованных удобств. Можешь ты представить себе товарища Ленина, вульгарно сидящего на корточках в кустах и мнущего лист лопуха? Трава колется, комары кусаются. Нет, он лучше выберет привычное благоустройство тюремной камеры, чем переносить подобное издевательство.
   - Итак, заседание продолжается, - в комнату энергичным шагом вошел присяжный поверенный и выхватил у Остапа газету. - Ну-с?
   - По-моему, Ленину резон замаскироваться под рабочего и раствориться в родственной среде? - сказал я поспешно, дабы не дать присяжному поверенному приступить к опросу свидетелей.
   - Вздор, молодой человек, сущий вздор... Я, например, случайно осведомлен, что главный петроградский дворник активно помогает прятаться разбежавшимся, как зайцы, большевикам, а его брат, состоящий при кавалергардском полку принимает особо опасных преступников...
   - За мной, - Остап чуть не сшиб чиновника с газетой. - Остен-Бакен, не отставать!
   Я догнал Бендера уже на улице.
   - Обидел человека, сорвал заседание.
   - Не идиотствуй... Я знаю, где Ленин... В кавалергардских казармах!
   - Он что, самоубийца или псих?
   - В этом-то и соль. Там его искать никому и в голову не взбредет.
   - Проверить можно.
   - Не можно, а нужно, и без промедления, а то будет поздно.
   Через час мы с Бендером припали носами к мутным стеклинам кавалергардской дворницкой.
   Там двое, в новых брезентовых фартуках с бляхами резались в карты.
   Рядом высились девственные метлы.
   - Который Ленин? - спросил я шепотом. - Тощенький?
   - Да ты на другого смотри.
   - Это же грузин, тот самый, с Финляндского вокзала, познакомившийся с твоим булыжником.
   - Попались, большивечки!
   Мы осторожно перебрались к окну с открытой форточкой.
   Тощенький вдруг отшвырнул карты:
   - Коба, ты опять смухлевал!
   - Расклад такой, уважаемый кацо, Михаил Иванович Калинин, - грузин любовно потеребил усы. - Расклад.
   Мы удалились, не замеченные, игроками возобновившими партию.
   - Давай-ка, Остен-Бакен, сдадим этих олухов ближайшему шпику и продолжим погоню за Лениным.
   - Вон как раз один из-за столба фонарного выглядывает. В котелке, с тросточкой и моноклем.
   - Они бы еще на лбах у себя писали заглавными буквами название ведомства, - Остап досадливо сплюнул. - Нет, с кем приходится иметь дело...
   Мы прогулочно и беззаботно миновали пустынную мостовую.
   - Чего изволите? - шпик прогнулся и осклабился гнилыми зубами.
   - Почем берешь за немецкого агента?
   - Смотря по весу: За Ленина сто червонцев не пожалею.
   - А за соратников?
   - Имеется адресок? - шпик выдернул из кармана узкую записную книжку и обгрызок синего жирного карандаша.
   - Мы согласны отдать грузина за полцены.
   - Грузина? - переспросил шпик, возвращая блокнот в карман, отяжеленный револьвером.
   - В кавалергардской дворницкой сидит - по кличке Коба.
   - Уморили, ой уморили, - шпик прислонился к столбу. Чтобы я вам платил червонцы за нашего человека.
   - Шутите?
   - Пшли отсюдова к чертовой бабушке, Шерлок-Холмсы недоделанные. Не мешайте профессионалам тайного сыска.
   - Теперь двинули в морг, - сказал Остап решительно.
   - Думаешь, за свежемороженого Ленина тоже заплатят?
   - Это мозги у тебя свежемороженые... Морг - самое надежное место в городе для нелегального пребывания.
   Служитель, провонявший формалином, долго пялился на нас из-под сонных век.
   - Папаньку, родненького, давеча тараканы с нагайками затоптали, прямо в кухне, - запричитал Остап. - Маманька говорит, без папаньки не возвращайтесь!
   - Идите, шукайте , только в обморок не падайте. У меня нашатырь казенный на исходе.
   - Сдюжим,- Остап обернулся ко мне. - Ты, кажется, уже посещал анатомический театр по контрамарке?
   - "Разделка безымянного трупа" - в трех частях, без антракта и буфета.
   Служитель, натужно крякнув, открыл дверь ледника.
   - Пожалуйте, господа хорошие.
   Остап шагнул первым к скорбным заиндевелым стеллажам.
   Дверь за нами закрылась тихо и надежно.
   Мы медленно и настороженно крались вдоль неподвижных желтых пяток.
   Вдруг впереди, откуда лился зыбкий неровный свет, раздался осипший голос:
   - Товарищ Орджоникидзе, ну вы опять скидываете не в масть.
   - Ах, товарищ Аллилуев, я не нарочно. Пальцы едва сгибаются.
   - А вы картишки к пузу прижимайте, к пузу.
   - Соскальзывают.
   - Кажется, опять кто-то родственников ищет?
   - Ложитесь быстрей, Григорий Константинович, да не туда, не туда, а то в прошлый раз я вас с трудом отклеил от этой женщины.
   - Карты, карты спрячьте.
   - Мы их сюда, под дедушку.
   Наступила мертвая тишина.
   Остап громко кашлянул и повернул к выходу.
   - У вас там, знаете, покойнички слишком разговорчивые, - сказал Остап зевающему служителю.
   - Льду маловато, вот гады и оттаивают.
   - Большевики?
   - А как же, самые стойкие.
   После морга мы передислоцировались в центр - но и здесь нас поджидала неудача.
   Навстречу нам двигалась толпа ошалелых зевак. Они явно сопровождали какое-то шествие.
   - Ну все, кранты, нас опередили, - сказал Остап грустно-грустно. - Ленина поймали.
   - Посмотрим, а?
   Усиленно работая локтями, животами, головами, коленями и языками, мы кое-как пробились к цели.
   Но Ленина так и не увидели - ни живого, ни мертвого, ни полуживого, ни полумертвого, ни настоящего, ни фальшивого.
   Ядром всеобщего внимания была свирепого вида псина, восседавшая в черном лакированном открытом английском автомобиле.
   - Какая это порода? - спросил я Бендера с восторженным придыханием.
   - То ли буль-буль-муму, то ли муму-буль-буль, точно не помню.
   - Как вам не стыдно, молодой человек! - атаковала Остапа ближняя старушка с растрепанным ребристым зонтиком, используя сию принадлежность на манер легкого меча. - Как не стыдно! Не узнать знаменитейшую ищейку Тгефа!
   Блокируя обеими руками вялые удары зонтика, Остап вежливо поинтересовался:
   - Теперь все столичные собаки будут разъезжать в автомобилях?
   Зонтик активизировался, несмотря на потрескивание каркаса.
   - У Тгефа особое задание!
   - Смущать нравственность законопослушных граждан?
   - Ленина вынюхивает, Ленина, гегманского гезидента.
   - Бабусь, а чего псина бабочку на шею нацепила? Траур по рухнувшему абсолютизму?
   - Это пгезент самого Кегенского Александга Федоговича!
   - Понятно, больше вопросов не имеем.
   Мы втиснулись в спасительную толпу, которая могучей волной отнесла от нас чересчур бойкий зонтик и чересчур осведомленную старушку.
   - Нам бы такую транспортную единицу, Остен-Бакен, сказал мечтательно Бендер, оправляя подмятые любопытствующей стихией одежды. - Мы бы Ленина из под земли достали.
   - Да, ноги уже отказываются маршировать.
   - Спокойно, еще пара переходов - и будет объявлен бивак, с женщинами легкого поведения, струнной музыкой и холодной сладкой простоквашей.
   Но вместо простокваши нас засосал очередной уличный водоворот.
   По мостовой, под усиленным вооруженным конвоем, вели на задних лапах гневно рычащего медведя.
   - Почему ты, Остен-Бакен, не спросишь, какой породы это замечательное, исконно русское, сказочно-фольклорное животное?
   - Вот именно - гусское!
   Между мной и Остапом вклинилась до боли надоевшая старушка с неунывающим зонтиком.
   - Бугого медведя, сибигского пгоисхождения, Ленин собственногучно вскогмил холодными котлетами. Завтгакает, понимаете, господин Ульянов , на швейцагском кугогте, а в связи с личными пгоблемами семейного свойства наблюдается частичное отсутствие аппетита. Ну, он тогда на велосипед - и к телеггафу и недокушанную котлетку, ценной бандеголью медведю нашенскому, в зоосад.
   - Котлеты, видно, были не совсем свежие. Вон как, выкормыш, жалуется.
   - Ошибаетесь, молодой человек, ошибаетесь. Звегушка благодагность публично выгажает и хочет лично засвидетельствовать свое почтение благодетелю.
   - А гавриков с винтовками Ленин наверняка не подкармливал. На такую ораву котлет не напасешься.
   - Надеются, что медведь их пгямиком выведет к японскому гезеденту, - старушка добродушно огрела Бендера зонтиком.
   - Не могли бы вы изредка охаживать по приметным частям тела моего визави, розовощекого студента?
   Но риторический вопрос повис в воздухе, так как обладательница зонтика внезапно исчезла в неизвестном направлении.
   - Какой я идиот, какой идиот, - вскричал вдруг Остап, безумно озираясь. - Это была не старушенция.
   - Граф Монте-Кристо?
   - Хуже, Ленин!
   - Эх, не организовали проверку на лысину.
   - Нет, Остен-Бакен, я больше органически не вынесу массового параноидального психоза. Пойдем-ка за любимый фикус, на жесткий сундук...
   И мы, огорченные, поплелись на неминуемое заседание к присяжному поверенному.
   Там нас у порога встретили радостные дети.
   - Ося! Ося! Твой Ленин на подводной лодке удрал!
   - Врешь, Катька, не на подводной лодке, а на миноносце!
   - Оба вы врете, не на лодке и не на миноносце, а на этом, как его... А-э-ро-пла-не! - резюмировал старший.
   - Устами младенца глаголет истина, - сказал Бендер устало и сжал кулаки. - Ну, попадись мне когда-нибудь этот Ленин в лапы - рыло начищу до блеска!