Страница:
Я не очень настаиваю на историчности "Трех толстяков" не потому, что меня одолевают сомнения и неуверенность, но что таким способом дозирую количество исторического жанра в произведении.
Принадлежность к историческому жанру, может быть, не так важна самим "Трем толстякам", как исследованию их: несомненно, возможности извлечения широких концепций из исторического жанра больше, чем из сказки.
Я глубоко убежден, что в художественном произведении есть все для исчерпывающего литературоведческого анализа. Поэтому я утверждаю, что исследователю нужно только хорошее издание произведений писателя. Дополнительный материал чаще всего показывает, что к художественному творчеству писателя он отношения не имеет.
В связи с этим сейчас я расскажу о том, что делал Юрий Олеша в газете "Гудок".
Я с огорчением думаю об этом рассказе, и особенно потому, что не жестокой судьбой и не превратностями жизни, а собственной охотой ставлю себя в положение автора критико-биографического очерка, к которому отношусь с глубоким и давним неуважением.
Я объясню, в чем дело.
Критико-биографический очерк сообщает нам как раз такую биографию и ровно в таком количестве, из которой решительно никакое творчество не проистекает.
Вышеупомянутая биография занимает первую главу, потому что она посвящена детству и отрочеству и заканчивается как раз перед первым стихотворением (рассказом, очерком, драмой, сценарием) героя.
Все главы, начиная со второй, трактуют лишь творческий процесс, который, таким образом, как бы проистекает прямо из младенчества.
Поэтому очерк жизни и творчества писателя правильнее было бы называть очерком отрочества и творчества.
Но имеем ли мы право утверждать, что автор такого очерка может в просвещении стать с веком наравне?
На такой вопрос следует ответить отрицательно.
Я пишу о "Гудке" не для того, чтобы показать творческий исток Юрия Олеши, а для того, чтобы помешать безудержному расползанию по отечественному литературоведению еще одного заблуждения. Во имя этого я готов на жертвы. Даже на критико-биографический очерк.
Своеобразие обстоятельств, в которых было написано первое крупное произведение Юрия Олеши, заключалось в том, что писатель начинал свой литературный путь в газете, в том, что газета была не литературная, что вместе с ним в этой газете работали ставшие потом известными писатели (среди них был замечательный писатель М. А. Булгаков) и многие незначительные, но впоследствии профессиональные литераторы, что газета стала прославленной. Критика видит прямую связь между высокими достоинствами художественных произведений Юрия Олеши и его работой в органе ЦК Союза рабочих железнодорожного транспорта "Гудок".
Установление этой связи становится почтенной традицией, и поэтому предполагается, что проверке и опровержению не подлежит.
Монографии1 и мемуары2, вступительные статьи3 и литературные портреты4, критико-биографические очерки5 и литературно-критические эссе6, автобиографические сборники7 и библиографические указатели8, художественные зарисовки9 и литературные энциклопедии10, предисловия11 и авторитетные высказывания читателей12 уверенно рассказывают нам о выдающейся роли четвертой полосы газеты "Гудок" в судьбах русской культуры.
1 Л. М. Яновская. Почему вы пишете смешно? М., 1963.
2 К. Паустовский. Книга скитаний. М., 1964.
3 Б. Галанов. Мир Юрия Олеши. В кн.: Юрий Олеша. Повести и рассказы. М., 1965.
4 Лео Славин. Портреты и записки. М., 1965.
5 Б. Брайнина. Валентин Катаев. М., 1960.
6 Лев Никулин. Годы нашей жизни. Юрий Олеша. "Москва", 1965, № 2.
7 Советские писатели. Автобиографии в двух томах. Том 1, М., 1959, с. 539.
8 Летопись периодических изданий СССР. 1955-1960 г.г. Часть II. Газеты. М., 1962.
9 И. Рахтанов. Рассказы по памяти. М., 1966.
10 Краткая литературная энциклопедия. Т. 1, М., 1961.
11 Константин Симонов. Предисловие. В кн.: Илья Ильф и Евгений Петров. Двенадцать стульев. Золотой теленок. М., 1951.
12 Слово читателей. - "Гудок", 1962, 14 февраля.
Эта традиция воздвигается монументально, как циклопическая стена.
Уже одно это обстоятельство должно насторожить исследователя, потому что циклопические стены воздвигаются для защиты от врагов и чаще всего бывают преувеличены не столько по необходимости, сколько по невежеству, от неумения рассчитать, на всякий случай, от увереннос-ти, что кашу маслом не испортишь, хуже не будет и пар костей не ломит.
Все это становится опасным и угрожающим и требует решительного вмешательства.
Утверждение прямой связи между высокими достоинствами художественных произведений Юрия Олеши и его работой в газете "Гудок" мне кажется несколько поспешным и, я бы сказал, даже чересчур априорным. Я не сомневаюсь, что и поспешность, и априорность вызваны только самыми лучшими намерениями, то есть желанием лишний раз подчеркнуть, что работать в газете это очень хорошо.
Газета, в которой работал Юрий Олеша, кажется столь соблазнительной и имеет глубокое методологическое значение, потому что ее легко представить в качестве образцовой кузницы писательских кадров.
"Гудок" поражает воображение исследователей (не "Гудка") ошеломляющим для нелитера-турной газеты списком имен.
Этот список действительно прекрасен, но не должен казаться совершенно неожиданным.
Дело в том, что почти все ставшие впоследствии прославленными писатели прибыли в "Гудок" из Одессы. Они потянулись друг за другом в Москву, потому что Москва кружила голову, потому что с насиженных мест тронулась вся страна, потому что появилась редкая в эти годы возможность устроиться на работу, а в Одессе нечего было делать и роскошная дореволюци-онная Одесса померкла, потому что это старая литературная традиция - молодой человек из провинции идет покорять столицу. У Олеши было особенно много причин стремиться в Москву: он был начинающим Растиньяком.
К сожалению, моя настойчивая попытка обнаружить постоянное благотворное влияние "Гудка" на творчество Юрия Олеши и открыть в событиях и людях, описанных в его книгах, прямое влияние сигналов читателей до сих пор не увенчалась успехом.
Таинственно и маняще мерцает осиянный громкими именами и окруженный почтительными шепотами "Гудок" на темнеющем небосводе историко-литературного процесса 20-х годов.
В связи с этим таинственным мерцанием чувствуется острая потребность в том, чтобы о "Гудке" была, наконец, написана не прочувствованная страница в монографии об Ильфе и Петрове, Катаеве или Олеше, а кандидатская диссертация.
Я надеюсь, что будущий кандидат филологических наук неопровержимо установит кричащее противоречие между самым лучшим намерением и плачевным результатом.
Это противоречие нужно установить немедленно, сейчас же. Потому что обнаруживается усиливающаяся тенденция стaвить "Гудок" в пример всему написанному Oлешей независимо от "Гудка".
Эту тенденцию настойчиво, последовательно и вдохновенно внедряет лучший знаток жизни и творчества Юрия Олеши Виктор Борисович Шкловский.
С научной точки зрения знаток жизни, творчества и окружения поступает безошибочно, потому что невозможно представить, чтобы кто-нибудь стал проверять его по пыльным, как провинциальные переулки, газетам, которым исполнилось сорок пять лет.
Тремя фразами Виктор Шкловский распахнул бескрайний литературоведческий простор и положил тайну писателя на абсциссе и ординате настоящей науки.
"Зубило" знал жизнь многих. Ю. К. Олеша-романист замкнулся в свою жизнь... - уверенно пишет Виктор Шкловский. - Он создавал арки и не мог сомкнуть их своды, - может быть, потому что... перестал быть "Зубилом", потому что вокруг него не было друзей-рабкоров"1.
Определив, насколько сделанное в "Гудке" лучше сделанного после "Гудка", Виктор Шкловский одной фразой безошибочно устанавливает генезис писателя.
"В стихотворном фельетоне, на ежедневной работе, на службе пролетариату вырос прекрасный писатель"2.
И вот уже становится совершенно ясным, что, только вернувшись на дороги своей молодости, писатель смог, наконец, довести себя до полного возрождения (пять фраз):
"В последние годы Ю. К. Олеша начал писать маленькие статьи... Он вернулся с новым опытом в газету и начал собирать новые кирпичи для того, чтобы построить здание, достойное времени... Он писал статьи о новой биографии Ленина. Он писал о поездке Н. С. Хрущева в Париж. Он писал о сегодняшнем, о самом главном"3.
А для того, чтобы читателю было понятно, каких вершин достиг Юрий Олеша с помощью газеты "Гудок", Виктор Шкловский делает сравнительные замеры славы Юрия Олеши и Демьяна Бедного.
"Поэт Демьян Бедный, который в то время был не очень стар и очень знаменит, говорил мне, что его знаменитость не может быть сравнима с известностью "Зубила"4.
1 Виктор Шкловский. Об авторе и его книге. Предисловие к "Ни дня без строки" Юрия Олеши. - "Октябрь", 1961, № 7, с. 148.
2 Там же, с. 147.
3 Там же, с. 148.
4 Там же, с. 147.
Нужно немедленно написать кандидатскую, нет, докторскую диссертацию, в которой со всей непреклонностью будет установлено, что Демьян Бедный в связи с присущей ему скромностью несколько покривил душой и слегка уклонился от истины, уделив много больше, чем следовало, от своих сочных и кудрявых лавров.
Самое сильное в концепции Виктора Шкловского это его юмор.
Людям, которые не знакомы с особенностями литературной жизни, нужно объяснить причины, заставившие меня так обстоятельно рассказывать о "Гудке".
Дело в том, что газета это коллектив. В отличие от никому не видимой работы писателя за своим столом в своем кабинете, да еще часто запертом на ключ, работа в газете происходит на людях, под присмотром. Это очень полезно писателю, особенно молодому, который еще не знает окружающей действительности, а уже лезет судить о важнейших вопросах общественной и государственной жизни, о воспитании молодых кадров. Поэтому работе в газете всегда придава-лось громадное значение. В связи с этим я вынужден обильно цитировать произведения Юрия Олеши, напечатанные в "Гудке".
Самая уязвимая точка в строгой концепции Виктора Шкловского это надежда на то, что никто не совершит путешествия по пустыне.
Я, ученик В. Б. Шкловского, отправился в путешествие и привез образцы проб.
Вот так выглядят эти самые образцы.
СКУЧНАЯ ИСТОРИЯ, ТРЕБУЮЩАЯ ОСВЕЩЕНИЯ
.......................................
Поэтому деловое предложение:
Пусть тот, кто давал распоряжение
О провозке состава такого
Под видом пустого,
Пусть (не откладывая, кстати)
Даст свое разъяснение в печати!
К тому же путь недалек:
К его услугам - "Гудок",
И чтоб вышло весело и мило,
Можно обратиться к
Зубило*
* "Гудок". Газета Центрального Комитета Союза рабочих железнодорожн. транспорта. 1924, 18 января, № 1102.
ЖИТИЕ СВЯТОГО ЕВГЕНИЯ
....................................
Сколько раз о долгогривых,
О попах, стихи писал,
О пузатых,
О блудливых,
А такого не видал!
Вот уж поп! Всем батям батя!
Где уж лучшего найти:
Сколько божьей благодати
Дальше некуда идти1.
ПОКА ГРОМ НЕ ГРЯНЕТ...
У нас дела такого рода,
Есть для несчастья тьма причин:
У башни нет громоотвода,
А рядом - в баках керосин!2
Разнообразны темы и метрика поэта: от керосина он переходит к вредному влиянию алкоголя, от четырехстопного ямба к четырехстопному хорею.
ВЕСЕЛЫЕ
Пьян Федот
Не тот и тот,
Оба пьяные до точки.
Пьян Макар
Открыл он рот,
А оттуда, как из бочки!3
Я процитировал четыре отрывка, из которых первый написан в одно время с " Тремя толстяками ", а четвертый - с "Завистью".
Однако в "Гудке" Юрий Олеша был не только оперативным фельетонистом Зубило, но и гражданским лириком.
Лучшее из этой лирики он издал отдельной книгой.
Вступительная статья к этой книге называется так: "Поэт труда и революции - Зубило"4.
1 "Гудок", 1925, 13 июля, № 158.
2 "Гудок", 1926, 25 мая, № 118.
3 "Гудок", 1927, 5 июля, №171.
4 И. С. Овчинников. Поэт труда и революции - Зубило. В кн.: Зубило. Салют. Стихи (1923-1926). М., изд. "Гудок", 1927.
Вот что обнаружено в этой книге.
РОЖДЕСТВО
......................................
Нам смешно: о небесах забота!
В рай - врата! Мы видим рай иной.
Через заводские мы ворота
В рай войдем, да только - в рай земной!1
С "ГУДКОМ"
.............................................
Быт. Житейское... Совсем пустяк!
В захолустном, так сказать, масштабе...
Петр Иваныч выпить не дурак,
Будет спать с компанией в ухабе...2
ЧТОБ ПОБЕДИТЬ...
.................................
Нас воля двигает к победе...
Но как же?... Ведь как было встарь...
Ведь нашей техники так беден,
Так примитивен инвентарь!3
Можно предположить, что стихи, напечатанные в книге, не требовали такой высокой оперативности, какой требовали газетные отклики. В частности, стихотворение, посвященное Академии наук, просуществовавшей к тому времени уже двести лет, как мною установлено, создавалось в сравнительно спокойной обстановке, а не в тревожной атмосфере возможного срыва графика. Несмотря на это, печать оперативности лежит на строфах и этого произведения.
Разве это не ясно из такого примера?
Разбив самодержавия оплот,
Пройдя сквозь кровь,
Через борьбу и муку,
Вернул освободившийся народ
Украденную у него науку...4
Все это убедительно говорит о том, что между произведениями, напечатанными в газете, и произведениями, напечатанными в книге, чудовищной пропасти нет.
1 Зубило. Салют. Стихи (1923-1926). М., 1927, с. 34.
2 Там же, с. 37.
3 Там же, с. 56.
4 Там же, с. 53.
Я настойчиво и обильно цитировал сатирические и лирические строфы поэта не для того, чтобы вскрыть, как плохо писал стихи Юрий Олеша. Я настойчиво и обильно цитировал для того, чтобы показать, что не на ежедневной работе, не на службе в газете "Гудок" вырос прекрасный писатель.
Впрочем, о роли "Гудка" в последовательном росте нашей художественной литературы написано так много проникновенных и научных слов, что мои попытки выяснить, что же было на самом деле, выглядят совершенно смехотворно.
Но особенно проникновенные и научные слова о "Гудке" написал сам Юрий Олеша.
Эти слова лучше всего показывают меня в самом невыгодном свете.
Вот что написал Юрий Олеша:
"Это было в эпоху молодости моей советской Родины, и молодости нашей журналистики, и моей молодости.
Когда я думаю сейчас, как это получилось, что вот пришел когда-то в "Гудок" неизвестный молодой человек, а вскоре его псевдоним "Зубило" стал известен чуть ли не каждому железнодо-рожнику, я нахожу только один ответ. Да, он, по-видимому, умел писать стихотворные фельетоны с забавными рифмами, припевками, шутками. Но дело было не только в этом. Дело не в удаче Зубила. Его фамилия была Юрий Олеша.
Дело было прежде всего в том, что его фельетоны отражали жизнь, быт, труд железнодорож-ников. Огромную роль тут играли рабкоры. Они доставляли материалы о бюрократах, расхитите-лях, разгильдяях и прочих "деятелях", мешавших восстановлению транспорта, его укреплению, росту, развитию. Вместе с рабкорами создавались эти фельетоны...
Зубило был, по существу, коллективным явлением - созданием самих железнодорожников. Он общался со своими читателями и помощниками не только через письма. Зубило нередко бывал на линии среди сцепщиков, путеобходчиков, стрелочников. Это и была связь с жизнью, столь нужная и столь дорогая каждому журналисту, каждому писателю"1.
С нежностью вспоминает Юрий Олеша "Гудок".
Это ему кажется, что он вспоминает "Гудок".
На самом деле он вспоминает не "Гудок", а свою первую славу.
Кроме славы, он вспоминает паровозы:
"Его обдавало паром от маневрирующих паровозов, оглушало лязгом металла"2.
1 Юрий Олеша. Ни дня без строчки. - "Октябрь", 1961, № 8, с. 135.
2 Там же.
Рабкоров:
"Сегодня сердечным словом хочется вспомнить рабкоров тех лет, очень часто безымянных, всегда горячих и смелых людей, помогавших в те времена строительству транспорта"1.
Стихи, напечатанные в "Гудке", написаны не первооткрывателем, прокладывающим новый жанр и еще робко нащупывающим дорогу. Дорога газетной поэзии в русской литературе была широкой и хорошо вымощенной. Она прокладывалась такими строками:
Назови мне такую обитель,
Я такого угла не видал,
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал?...
Выдь на Волгу: чей стон раздается
Над великою русской рекой?
Этот стон у нас песней зовется...2
Теперь, мы, конечно, хорошо понимаем, что писать такие "произведения" да еще печатать их за границей, клевеща на свою любимую Родину, отвратительно, мерзко. Но тогда, конечно, люди, стоящие на очень низком идейном уровне, этого понять не могли. Впрочем, что это были за люди? Перевертыши! Наследники Смердякова! Да и те, которые печатали клеветнические измышления в адрес своей любимой Родины у себя дома тоже были не лучше. Вот что писали такие "деятели" прямо под носом у правительства (уму непостижимо!):
От увлечений, ошибок горячего века
Только "полиция в сердце" спасет человека...
.......................................................
Мысль, например, расшалится в тебе не на шутку
Тотчас ее посади ты в моральную будку...
......................................................
Кровь закипит, забуянит в тебе через меру,
С ней, не стесняясь, прими полицейскую меру...
.........................................................
Знайте ж, российские люди - и старцы и дети:
Только с "полицией в сердце" есть счастье на свете3.
1 Там же.
2 У парадного крыльца. - "Колокол", лист 61 от 15 января 1860, с. 505. (Н. А. Некрасов. Размышления у парадного подъезда. Через три года после нелегальной публикации в Лондоне у Герцена было напечатано в России: Н. А. Некрасов. Стихотворения. СПб, 1863, ч. II, с. 127-191).
3 Дмитрий Минаев. Совесть. - "Русское слово", 1863, № 1, с. 18.
А то вот еще как:
Если мы дикарями богаты,
Если мы на словах тароваты,
Если лупит слугу либерал,
Если многие спины все гибки,
Если пошлостью пахнут улыбки,
Если силу имеет нахал,
Так ведь это одни исключенья,
И бледнеют они от сравненья
С тем, что ты нам так щедро дала,
О, великая русская гласность,
Все приведшая в яркую ясность...
Тра-ла-ла, тра-ла-ла, тра-ла-ла!1
1 Петр Вейнберг. Веселая песенка. - "Искра", 1862, № 10, с. 148. (Подписано "Гейне из Тамбова", напечатано в фельетоне "Отрывочные заметки").
Я цитирую эти стихи не для того, чтобы доказать, что другие писали лучше Олеши, а для того, чтобы не создавалось впечатления, будто я преувеличиваю газетный подвиг своего героя.
"Три толстяка" так мало похожи на фельетон из газеты "Гудок", что роман и эти стихи невозможно связать в какое-то единство и понять, как газета оказывала благотворное влияние на писателя.
Все, что делал Юрий Олеша в "Гудке", оказалось связанным не с "Тремя толстяками" и не с "Завистью".
Чрезвычайно плодотворное влияние "Гудка" скажется через десять лет, после "Трех толстяков", "Зависти", рассказов "Вишневой косточки" и "Списка благодеяний". К этому времени литературное поприще Юрия Олеши будет уже совершенно.
Мои попытки некоторого укрощения "Гудка" в истории отечественной культуры, вероятно, выглядят, по меньшей мере, столь же неуместно, как в свое время скептицизм Чаадаева, Гераклита, Эпикура, Декарта, и я отдаю себе в этом отчет.
Но в то же время в моем положении есть и некоторые преимущества. Так, например, автор "философического письма", рассуждая о "законе духовной жизни", вынужден привести в свидетели Небо, я же, размышляя о газете "Гудок", могу сослаться на нечто более вещественное.
И я ссылаюсь на 8-й номер 1965 года журнала "Новый мир", в котором напечатан "Театраль-ный роман" (первоначальный вариант названия "Записки покойника") бывшего сотрудника газеты "Гудок" М. А. Булгакова, который весьма подробно останавливается на том, что мысль о самоубийстве у него возникла главным образом в связи с работой в газете. Газета в "Театральном романе" не называется "Гудок". Она называется "Вестник пароходства".
Бывший сотрудник "Гудка" рассказал без ликования и литавр о легендарном органе в автобиографическом романе, и, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, что роман точно воспроизводит нагую истину, сообщил свое мнение о предмете в таком ответственном документе, каким, несомненно, является автобиография.
В этом документе мы читаем удивительные и поражающие наш воспитанный на лучших образцах слух следующие неделикатные слова:
"В Москве долго мучился; чтобы поддержать существование, служил репортером и фельето-нистом в газетах и возненавидел эти звания... Заодно возненавидел редакторов, ненавижу их сейчас и буду ненавидеть до конца жизни"1.
Такой неуместный негативизм был связан с тем, что "в 1921-1924 годы М.А.Булгаков работает в качестве хроникера и фельетониста в газете "Гудок" - вместе с В. Катаевым, И. Ильфом и Е. Петровым, И. Бабелем, Ю. Oлешей"2.
Кроме того, в газете "Гудок" он работал, как и Олеша, "в качестве обработчика. Так называ-лись в этой редакции люди, которые малограмотный материал превращали в грамотный и годный к печатанию..."3
Это очень похоже на то, что вспоминает Юрий Олеша:
"Жалобе рабкора, его правильной мысли, наблюдению, пожеланию придавалась стихотворная форма - и на газетной полосе появлялись злободневные вещи, находившие живой отклик у читателя".
Оба сообщения очень близки друг другу и дают прекрасное представление о том, как именно и над чем протекала работа в редакции газеты "Гудок".
Однако в важнейшем вопросе - оценке явления - писатели иногда расходятся. Вот как вспоминает об этих днях Михаил Булгаков:
"Одно могу сказать, более отвратительной работы я не делал во всю свою жизнь. Даже сейчас она мне снится. Это был поток безнадежной серой скуки, непрерывной и неумолимой. За окном шел дождь"4.
1 М.А. Булгаков. Автобиография. В кн.: Советские писатели. Автобиографии, т. III. M., I966. с. 85.
2 Там же, с. 93.
3 Там же.
4 М.А. Булгаков. Автобиография. В кн. Советские писатели, т. III. M., 1966, с. 94.
А вот как Юрий Олеша:
"И делается радостно при мысли о том, что и ты был вместе со всеми в начале славного пути, что и ты шел вместе с теми, кто прокладывал дорогу к этим сегодняшним дням..."1
Слова М. Булгакова вступают в ненужное противоречие с проникновенными словами Ю. Олеши и вызывают недоумение. В этой полемике мы должны безоговорочно поддержать Юрия Олешу. Тем более что Булгакова не поддерживает никто, а Юрия Олешу все, и особенно Виктор Шкловский:
"Самой интересной была редакция "Гудка", - сообщает нам Виктор Шкловский, - а в "Гудке" самой интересной - четвертая полоса, в которой работали рабкоры и молодые писатели.
В этих комнатах Дворца труда вырастала профсоюзная советская печать и одновременно вырастала советская литература...
Здесь начал работать и Юрий Карлович Олеша..."2
В отдалении от этой шумной, необыкновенно талантливой молодой толпы ("таланты водятся стайками", - сказал Олеша3, которая вскоре выделит из своей среды "механиков, чекистов, рыбоводов"4, поэтов и прозаиков) тихо стоял Бабель.
Так как я начал с того, что роман "Три толстяка" никакого отношения к газете не имеет, то теперь я вынужден сказать, к чему же он имеет отношение.
Железная последовательность критико-биографического очерка делает со мной, что хочет.
Незадолго до того, как Юрий Олеша стал писать стихи о паровозах, он писал стихи о королевских гробницах.
Эти стихи звучали так:
Согнув над миром острых два плеча,
Раскрой, о вечность, желтые страницы,
Где немы королевские гробницы
И тлеет византийская парча... 5
1 Юрий Олеша. Ни дня без строчки. "Октябрь", 1961, № 8, с. 136.
2 Виктор Шкловский. Об авторе и его книге. Предисловие к "Ни дня без строчки" Юрия Олеши. - "Октябрь", 1961, № 7, с. 147.
3 Лев Славин. Портреты и записки. М., 1965, с. 13.
4 Э. Багрицкий. Победители. Стихи. М.-Л., 1932, с. 25.
Большой друг и родственник Багрицкого Юрий Олеша всегда с восхищением повторял эти превосходные по форме и содержанию стихи:
Механики, чекисты, рыбоводы,
Я ваш товарищ, мы одной породы...
5 Цит. по кн.: И. Гринберг. Эдуард Багрицкий. Л., 1940, с. 5.
Эти стихи мало похожи на произведения, напечатанные в газете "Гудок", не только потому, что они касаются вопросов вечности и византийской парчи, в то время как газетные нацелены на прямо противоположные моменты, а главным образом в связи с тем, что они (я имею в виду именно эти стихи), несмотря на традиционализм, написаны совершенно профессионально.
Но такие хорошие стихи не стали большой литературой, потому что одно из обязательных условий большой литературы это отсутствие литературности.
Юрий Олеша, как и его одесские друзья, писал условно-исторические стихи, которых так много во всех литературах, которые никогда не становятся великой литературой, которые создаются от еще не пережитого удивления вдруг открывшимся миром поэзии и на которых большие писатели не задерживаются долго, которые стали прямыми предшественниками его первого романа.
Принадлежность к историческому жанру, может быть, не так важна самим "Трем толстякам", как исследованию их: несомненно, возможности извлечения широких концепций из исторического жанра больше, чем из сказки.
Я глубоко убежден, что в художественном произведении есть все для исчерпывающего литературоведческого анализа. Поэтому я утверждаю, что исследователю нужно только хорошее издание произведений писателя. Дополнительный материал чаще всего показывает, что к художественному творчеству писателя он отношения не имеет.
В связи с этим сейчас я расскажу о том, что делал Юрий Олеша в газете "Гудок".
Я с огорчением думаю об этом рассказе, и особенно потому, что не жестокой судьбой и не превратностями жизни, а собственной охотой ставлю себя в положение автора критико-биографического очерка, к которому отношусь с глубоким и давним неуважением.
Я объясню, в чем дело.
Критико-биографический очерк сообщает нам как раз такую биографию и ровно в таком количестве, из которой решительно никакое творчество не проистекает.
Вышеупомянутая биография занимает первую главу, потому что она посвящена детству и отрочеству и заканчивается как раз перед первым стихотворением (рассказом, очерком, драмой, сценарием) героя.
Все главы, начиная со второй, трактуют лишь творческий процесс, который, таким образом, как бы проистекает прямо из младенчества.
Поэтому очерк жизни и творчества писателя правильнее было бы называть очерком отрочества и творчества.
Но имеем ли мы право утверждать, что автор такого очерка может в просвещении стать с веком наравне?
На такой вопрос следует ответить отрицательно.
Я пишу о "Гудке" не для того, чтобы показать творческий исток Юрия Олеши, а для того, чтобы помешать безудержному расползанию по отечественному литературоведению еще одного заблуждения. Во имя этого я готов на жертвы. Даже на критико-биографический очерк.
Своеобразие обстоятельств, в которых было написано первое крупное произведение Юрия Олеши, заключалось в том, что писатель начинал свой литературный путь в газете, в том, что газета была не литературная, что вместе с ним в этой газете работали ставшие потом известными писатели (среди них был замечательный писатель М. А. Булгаков) и многие незначительные, но впоследствии профессиональные литераторы, что газета стала прославленной. Критика видит прямую связь между высокими достоинствами художественных произведений Юрия Олеши и его работой в органе ЦК Союза рабочих железнодорожного транспорта "Гудок".
Установление этой связи становится почтенной традицией, и поэтому предполагается, что проверке и опровержению не подлежит.
Монографии1 и мемуары2, вступительные статьи3 и литературные портреты4, критико-биографические очерки5 и литературно-критические эссе6, автобиографические сборники7 и библиографические указатели8, художественные зарисовки9 и литературные энциклопедии10, предисловия11 и авторитетные высказывания читателей12 уверенно рассказывают нам о выдающейся роли четвертой полосы газеты "Гудок" в судьбах русской культуры.
1 Л. М. Яновская. Почему вы пишете смешно? М., 1963.
2 К. Паустовский. Книга скитаний. М., 1964.
3 Б. Галанов. Мир Юрия Олеши. В кн.: Юрий Олеша. Повести и рассказы. М., 1965.
4 Лео Славин. Портреты и записки. М., 1965.
5 Б. Брайнина. Валентин Катаев. М., 1960.
6 Лев Никулин. Годы нашей жизни. Юрий Олеша. "Москва", 1965, № 2.
7 Советские писатели. Автобиографии в двух томах. Том 1, М., 1959, с. 539.
8 Летопись периодических изданий СССР. 1955-1960 г.г. Часть II. Газеты. М., 1962.
9 И. Рахтанов. Рассказы по памяти. М., 1966.
10 Краткая литературная энциклопедия. Т. 1, М., 1961.
11 Константин Симонов. Предисловие. В кн.: Илья Ильф и Евгений Петров. Двенадцать стульев. Золотой теленок. М., 1951.
12 Слово читателей. - "Гудок", 1962, 14 февраля.
Эта традиция воздвигается монументально, как циклопическая стена.
Уже одно это обстоятельство должно насторожить исследователя, потому что циклопические стены воздвигаются для защиты от врагов и чаще всего бывают преувеличены не столько по необходимости, сколько по невежеству, от неумения рассчитать, на всякий случай, от увереннос-ти, что кашу маслом не испортишь, хуже не будет и пар костей не ломит.
Все это становится опасным и угрожающим и требует решительного вмешательства.
Утверждение прямой связи между высокими достоинствами художественных произведений Юрия Олеши и его работой в газете "Гудок" мне кажется несколько поспешным и, я бы сказал, даже чересчур априорным. Я не сомневаюсь, что и поспешность, и априорность вызваны только самыми лучшими намерениями, то есть желанием лишний раз подчеркнуть, что работать в газете это очень хорошо.
Газета, в которой работал Юрий Олеша, кажется столь соблазнительной и имеет глубокое методологическое значение, потому что ее легко представить в качестве образцовой кузницы писательских кадров.
"Гудок" поражает воображение исследователей (не "Гудка") ошеломляющим для нелитера-турной газеты списком имен.
Этот список действительно прекрасен, но не должен казаться совершенно неожиданным.
Дело в том, что почти все ставшие впоследствии прославленными писатели прибыли в "Гудок" из Одессы. Они потянулись друг за другом в Москву, потому что Москва кружила голову, потому что с насиженных мест тронулась вся страна, потому что появилась редкая в эти годы возможность устроиться на работу, а в Одессе нечего было делать и роскошная дореволюци-онная Одесса померкла, потому что это старая литературная традиция - молодой человек из провинции идет покорять столицу. У Олеши было особенно много причин стремиться в Москву: он был начинающим Растиньяком.
К сожалению, моя настойчивая попытка обнаружить постоянное благотворное влияние "Гудка" на творчество Юрия Олеши и открыть в событиях и людях, описанных в его книгах, прямое влияние сигналов читателей до сих пор не увенчалась успехом.
Таинственно и маняще мерцает осиянный громкими именами и окруженный почтительными шепотами "Гудок" на темнеющем небосводе историко-литературного процесса 20-х годов.
В связи с этим таинственным мерцанием чувствуется острая потребность в том, чтобы о "Гудке" была, наконец, написана не прочувствованная страница в монографии об Ильфе и Петрове, Катаеве или Олеше, а кандидатская диссертация.
Я надеюсь, что будущий кандидат филологических наук неопровержимо установит кричащее противоречие между самым лучшим намерением и плачевным результатом.
Это противоречие нужно установить немедленно, сейчас же. Потому что обнаруживается усиливающаяся тенденция стaвить "Гудок" в пример всему написанному Oлешей независимо от "Гудка".
Эту тенденцию настойчиво, последовательно и вдохновенно внедряет лучший знаток жизни и творчества Юрия Олеши Виктор Борисович Шкловский.
С научной точки зрения знаток жизни, творчества и окружения поступает безошибочно, потому что невозможно представить, чтобы кто-нибудь стал проверять его по пыльным, как провинциальные переулки, газетам, которым исполнилось сорок пять лет.
Тремя фразами Виктор Шкловский распахнул бескрайний литературоведческий простор и положил тайну писателя на абсциссе и ординате настоящей науки.
"Зубило" знал жизнь многих. Ю. К. Олеша-романист замкнулся в свою жизнь... - уверенно пишет Виктор Шкловский. - Он создавал арки и не мог сомкнуть их своды, - может быть, потому что... перестал быть "Зубилом", потому что вокруг него не было друзей-рабкоров"1.
Определив, насколько сделанное в "Гудке" лучше сделанного после "Гудка", Виктор Шкловский одной фразой безошибочно устанавливает генезис писателя.
"В стихотворном фельетоне, на ежедневной работе, на службе пролетариату вырос прекрасный писатель"2.
И вот уже становится совершенно ясным, что, только вернувшись на дороги своей молодости, писатель смог, наконец, довести себя до полного возрождения (пять фраз):
"В последние годы Ю. К. Олеша начал писать маленькие статьи... Он вернулся с новым опытом в газету и начал собирать новые кирпичи для того, чтобы построить здание, достойное времени... Он писал статьи о новой биографии Ленина. Он писал о поездке Н. С. Хрущева в Париж. Он писал о сегодняшнем, о самом главном"3.
А для того, чтобы читателю было понятно, каких вершин достиг Юрий Олеша с помощью газеты "Гудок", Виктор Шкловский делает сравнительные замеры славы Юрия Олеши и Демьяна Бедного.
"Поэт Демьян Бедный, который в то время был не очень стар и очень знаменит, говорил мне, что его знаменитость не может быть сравнима с известностью "Зубила"4.
1 Виктор Шкловский. Об авторе и его книге. Предисловие к "Ни дня без строки" Юрия Олеши. - "Октябрь", 1961, № 7, с. 148.
2 Там же, с. 147.
3 Там же, с. 148.
4 Там же, с. 147.
Нужно немедленно написать кандидатскую, нет, докторскую диссертацию, в которой со всей непреклонностью будет установлено, что Демьян Бедный в связи с присущей ему скромностью несколько покривил душой и слегка уклонился от истины, уделив много больше, чем следовало, от своих сочных и кудрявых лавров.
Самое сильное в концепции Виктора Шкловского это его юмор.
Людям, которые не знакомы с особенностями литературной жизни, нужно объяснить причины, заставившие меня так обстоятельно рассказывать о "Гудке".
Дело в том, что газета это коллектив. В отличие от никому не видимой работы писателя за своим столом в своем кабинете, да еще часто запертом на ключ, работа в газете происходит на людях, под присмотром. Это очень полезно писателю, особенно молодому, который еще не знает окружающей действительности, а уже лезет судить о важнейших вопросах общественной и государственной жизни, о воспитании молодых кадров. Поэтому работе в газете всегда придава-лось громадное значение. В связи с этим я вынужден обильно цитировать произведения Юрия Олеши, напечатанные в "Гудке".
Самая уязвимая точка в строгой концепции Виктора Шкловского это надежда на то, что никто не совершит путешествия по пустыне.
Я, ученик В. Б. Шкловского, отправился в путешествие и привез образцы проб.
Вот так выглядят эти самые образцы.
СКУЧНАЯ ИСТОРИЯ, ТРЕБУЮЩАЯ ОСВЕЩЕНИЯ
.......................................
Поэтому деловое предложение:
Пусть тот, кто давал распоряжение
О провозке состава такого
Под видом пустого,
Пусть (не откладывая, кстати)
Даст свое разъяснение в печати!
К тому же путь недалек:
К его услугам - "Гудок",
И чтоб вышло весело и мило,
Можно обратиться к
Зубило*
* "Гудок". Газета Центрального Комитета Союза рабочих железнодорожн. транспорта. 1924, 18 января, № 1102.
ЖИТИЕ СВЯТОГО ЕВГЕНИЯ
....................................
Сколько раз о долгогривых,
О попах, стихи писал,
О пузатых,
О блудливых,
А такого не видал!
Вот уж поп! Всем батям батя!
Где уж лучшего найти:
Сколько божьей благодати
Дальше некуда идти1.
ПОКА ГРОМ НЕ ГРЯНЕТ...
У нас дела такого рода,
Есть для несчастья тьма причин:
У башни нет громоотвода,
А рядом - в баках керосин!2
Разнообразны темы и метрика поэта: от керосина он переходит к вредному влиянию алкоголя, от четырехстопного ямба к четырехстопному хорею.
ВЕСЕЛЫЕ
Пьян Федот
Не тот и тот,
Оба пьяные до точки.
Пьян Макар
Открыл он рот,
А оттуда, как из бочки!3
Я процитировал четыре отрывка, из которых первый написан в одно время с " Тремя толстяками ", а четвертый - с "Завистью".
Однако в "Гудке" Юрий Олеша был не только оперативным фельетонистом Зубило, но и гражданским лириком.
Лучшее из этой лирики он издал отдельной книгой.
Вступительная статья к этой книге называется так: "Поэт труда и революции - Зубило"4.
1 "Гудок", 1925, 13 июля, № 158.
2 "Гудок", 1926, 25 мая, № 118.
3 "Гудок", 1927, 5 июля, №171.
4 И. С. Овчинников. Поэт труда и революции - Зубило. В кн.: Зубило. Салют. Стихи (1923-1926). М., изд. "Гудок", 1927.
Вот что обнаружено в этой книге.
РОЖДЕСТВО
......................................
Нам смешно: о небесах забота!
В рай - врата! Мы видим рай иной.
Через заводские мы ворота
В рай войдем, да только - в рай земной!1
С "ГУДКОМ"
.............................................
Быт. Житейское... Совсем пустяк!
В захолустном, так сказать, масштабе...
Петр Иваныч выпить не дурак,
Будет спать с компанией в ухабе...2
ЧТОБ ПОБЕДИТЬ...
.................................
Нас воля двигает к победе...
Но как же?... Ведь как было встарь...
Ведь нашей техники так беден,
Так примитивен инвентарь!3
Можно предположить, что стихи, напечатанные в книге, не требовали такой высокой оперативности, какой требовали газетные отклики. В частности, стихотворение, посвященное Академии наук, просуществовавшей к тому времени уже двести лет, как мною установлено, создавалось в сравнительно спокойной обстановке, а не в тревожной атмосфере возможного срыва графика. Несмотря на это, печать оперативности лежит на строфах и этого произведения.
Разве это не ясно из такого примера?
Разбив самодержавия оплот,
Пройдя сквозь кровь,
Через борьбу и муку,
Вернул освободившийся народ
Украденную у него науку...4
Все это убедительно говорит о том, что между произведениями, напечатанными в газете, и произведениями, напечатанными в книге, чудовищной пропасти нет.
1 Зубило. Салют. Стихи (1923-1926). М., 1927, с. 34.
2 Там же, с. 37.
3 Там же, с. 56.
4 Там же, с. 53.
Я настойчиво и обильно цитировал сатирические и лирические строфы поэта не для того, чтобы вскрыть, как плохо писал стихи Юрий Олеша. Я настойчиво и обильно цитировал для того, чтобы показать, что не на ежедневной работе, не на службе в газете "Гудок" вырос прекрасный писатель.
Впрочем, о роли "Гудка" в последовательном росте нашей художественной литературы написано так много проникновенных и научных слов, что мои попытки выяснить, что же было на самом деле, выглядят совершенно смехотворно.
Но особенно проникновенные и научные слова о "Гудке" написал сам Юрий Олеша.
Эти слова лучше всего показывают меня в самом невыгодном свете.
Вот что написал Юрий Олеша:
"Это было в эпоху молодости моей советской Родины, и молодости нашей журналистики, и моей молодости.
Когда я думаю сейчас, как это получилось, что вот пришел когда-то в "Гудок" неизвестный молодой человек, а вскоре его псевдоним "Зубило" стал известен чуть ли не каждому железнодо-рожнику, я нахожу только один ответ. Да, он, по-видимому, умел писать стихотворные фельетоны с забавными рифмами, припевками, шутками. Но дело было не только в этом. Дело не в удаче Зубила. Его фамилия была Юрий Олеша.
Дело было прежде всего в том, что его фельетоны отражали жизнь, быт, труд железнодорож-ников. Огромную роль тут играли рабкоры. Они доставляли материалы о бюрократах, расхитите-лях, разгильдяях и прочих "деятелях", мешавших восстановлению транспорта, его укреплению, росту, развитию. Вместе с рабкорами создавались эти фельетоны...
Зубило был, по существу, коллективным явлением - созданием самих железнодорожников. Он общался со своими читателями и помощниками не только через письма. Зубило нередко бывал на линии среди сцепщиков, путеобходчиков, стрелочников. Это и была связь с жизнью, столь нужная и столь дорогая каждому журналисту, каждому писателю"1.
С нежностью вспоминает Юрий Олеша "Гудок".
Это ему кажется, что он вспоминает "Гудок".
На самом деле он вспоминает не "Гудок", а свою первую славу.
Кроме славы, он вспоминает паровозы:
"Его обдавало паром от маневрирующих паровозов, оглушало лязгом металла"2.
1 Юрий Олеша. Ни дня без строчки. - "Октябрь", 1961, № 8, с. 135.
2 Там же.
Рабкоров:
"Сегодня сердечным словом хочется вспомнить рабкоров тех лет, очень часто безымянных, всегда горячих и смелых людей, помогавших в те времена строительству транспорта"1.
Стихи, напечатанные в "Гудке", написаны не первооткрывателем, прокладывающим новый жанр и еще робко нащупывающим дорогу. Дорога газетной поэзии в русской литературе была широкой и хорошо вымощенной. Она прокладывалась такими строками:
Назови мне такую обитель,
Я такого угла не видал,
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал?...
Выдь на Волгу: чей стон раздается
Над великою русской рекой?
Этот стон у нас песней зовется...2
Теперь, мы, конечно, хорошо понимаем, что писать такие "произведения" да еще печатать их за границей, клевеща на свою любимую Родину, отвратительно, мерзко. Но тогда, конечно, люди, стоящие на очень низком идейном уровне, этого понять не могли. Впрочем, что это были за люди? Перевертыши! Наследники Смердякова! Да и те, которые печатали клеветнические измышления в адрес своей любимой Родины у себя дома тоже были не лучше. Вот что писали такие "деятели" прямо под носом у правительства (уму непостижимо!):
От увлечений, ошибок горячего века
Только "полиция в сердце" спасет человека...
.......................................................
Мысль, например, расшалится в тебе не на шутку
Тотчас ее посади ты в моральную будку...
......................................................
Кровь закипит, забуянит в тебе через меру,
С ней, не стесняясь, прими полицейскую меру...
.........................................................
Знайте ж, российские люди - и старцы и дети:
Только с "полицией в сердце" есть счастье на свете3.
1 Там же.
2 У парадного крыльца. - "Колокол", лист 61 от 15 января 1860, с. 505. (Н. А. Некрасов. Размышления у парадного подъезда. Через три года после нелегальной публикации в Лондоне у Герцена было напечатано в России: Н. А. Некрасов. Стихотворения. СПб, 1863, ч. II, с. 127-191).
3 Дмитрий Минаев. Совесть. - "Русское слово", 1863, № 1, с. 18.
А то вот еще как:
Если мы дикарями богаты,
Если мы на словах тароваты,
Если лупит слугу либерал,
Если многие спины все гибки,
Если пошлостью пахнут улыбки,
Если силу имеет нахал,
Так ведь это одни исключенья,
И бледнеют они от сравненья
С тем, что ты нам так щедро дала,
О, великая русская гласность,
Все приведшая в яркую ясность...
Тра-ла-ла, тра-ла-ла, тра-ла-ла!1
1 Петр Вейнберг. Веселая песенка. - "Искра", 1862, № 10, с. 148. (Подписано "Гейне из Тамбова", напечатано в фельетоне "Отрывочные заметки").
Я цитирую эти стихи не для того, чтобы доказать, что другие писали лучше Олеши, а для того, чтобы не создавалось впечатления, будто я преувеличиваю газетный подвиг своего героя.
"Три толстяка" так мало похожи на фельетон из газеты "Гудок", что роман и эти стихи невозможно связать в какое-то единство и понять, как газета оказывала благотворное влияние на писателя.
Все, что делал Юрий Олеша в "Гудке", оказалось связанным не с "Тремя толстяками" и не с "Завистью".
Чрезвычайно плодотворное влияние "Гудка" скажется через десять лет, после "Трех толстяков", "Зависти", рассказов "Вишневой косточки" и "Списка благодеяний". К этому времени литературное поприще Юрия Олеши будет уже совершенно.
Мои попытки некоторого укрощения "Гудка" в истории отечественной культуры, вероятно, выглядят, по меньшей мере, столь же неуместно, как в свое время скептицизм Чаадаева, Гераклита, Эпикура, Декарта, и я отдаю себе в этом отчет.
Но в то же время в моем положении есть и некоторые преимущества. Так, например, автор "философического письма", рассуждая о "законе духовной жизни", вынужден привести в свидетели Небо, я же, размышляя о газете "Гудок", могу сослаться на нечто более вещественное.
И я ссылаюсь на 8-й номер 1965 года журнала "Новый мир", в котором напечатан "Театраль-ный роман" (первоначальный вариант названия "Записки покойника") бывшего сотрудника газеты "Гудок" М. А. Булгакова, который весьма подробно останавливается на том, что мысль о самоубийстве у него возникла главным образом в связи с работой в газете. Газета в "Театральном романе" не называется "Гудок". Она называется "Вестник пароходства".
Бывший сотрудник "Гудка" рассказал без ликования и литавр о легендарном органе в автобиографическом романе, и, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, что роман точно воспроизводит нагую истину, сообщил свое мнение о предмете в таком ответственном документе, каким, несомненно, является автобиография.
В этом документе мы читаем удивительные и поражающие наш воспитанный на лучших образцах слух следующие неделикатные слова:
"В Москве долго мучился; чтобы поддержать существование, служил репортером и фельето-нистом в газетах и возненавидел эти звания... Заодно возненавидел редакторов, ненавижу их сейчас и буду ненавидеть до конца жизни"1.
Такой неуместный негативизм был связан с тем, что "в 1921-1924 годы М.А.Булгаков работает в качестве хроникера и фельетониста в газете "Гудок" - вместе с В. Катаевым, И. Ильфом и Е. Петровым, И. Бабелем, Ю. Oлешей"2.
Кроме того, в газете "Гудок" он работал, как и Олеша, "в качестве обработчика. Так называ-лись в этой редакции люди, которые малограмотный материал превращали в грамотный и годный к печатанию..."3
Это очень похоже на то, что вспоминает Юрий Олеша:
"Жалобе рабкора, его правильной мысли, наблюдению, пожеланию придавалась стихотворная форма - и на газетной полосе появлялись злободневные вещи, находившие живой отклик у читателя".
Оба сообщения очень близки друг другу и дают прекрасное представление о том, как именно и над чем протекала работа в редакции газеты "Гудок".
Однако в важнейшем вопросе - оценке явления - писатели иногда расходятся. Вот как вспоминает об этих днях Михаил Булгаков:
"Одно могу сказать, более отвратительной работы я не делал во всю свою жизнь. Даже сейчас она мне снится. Это был поток безнадежной серой скуки, непрерывной и неумолимой. За окном шел дождь"4.
1 М.А. Булгаков. Автобиография. В кн.: Советские писатели. Автобиографии, т. III. M., I966. с. 85.
2 Там же, с. 93.
3 Там же.
4 М.А. Булгаков. Автобиография. В кн. Советские писатели, т. III. M., 1966, с. 94.
А вот как Юрий Олеша:
"И делается радостно при мысли о том, что и ты был вместе со всеми в начале славного пути, что и ты шел вместе с теми, кто прокладывал дорогу к этим сегодняшним дням..."1
Слова М. Булгакова вступают в ненужное противоречие с проникновенными словами Ю. Олеши и вызывают недоумение. В этой полемике мы должны безоговорочно поддержать Юрия Олешу. Тем более что Булгакова не поддерживает никто, а Юрия Олешу все, и особенно Виктор Шкловский:
"Самой интересной была редакция "Гудка", - сообщает нам Виктор Шкловский, - а в "Гудке" самой интересной - четвертая полоса, в которой работали рабкоры и молодые писатели.
В этих комнатах Дворца труда вырастала профсоюзная советская печать и одновременно вырастала советская литература...
Здесь начал работать и Юрий Карлович Олеша..."2
В отдалении от этой шумной, необыкновенно талантливой молодой толпы ("таланты водятся стайками", - сказал Олеша3, которая вскоре выделит из своей среды "механиков, чекистов, рыбоводов"4, поэтов и прозаиков) тихо стоял Бабель.
Так как я начал с того, что роман "Три толстяка" никакого отношения к газете не имеет, то теперь я вынужден сказать, к чему же он имеет отношение.
Железная последовательность критико-биографического очерка делает со мной, что хочет.
Незадолго до того, как Юрий Олеша стал писать стихи о паровозах, он писал стихи о королевских гробницах.
Эти стихи звучали так:
Согнув над миром острых два плеча,
Раскрой, о вечность, желтые страницы,
Где немы королевские гробницы
И тлеет византийская парча... 5
1 Юрий Олеша. Ни дня без строчки. "Октябрь", 1961, № 8, с. 136.
2 Виктор Шкловский. Об авторе и его книге. Предисловие к "Ни дня без строчки" Юрия Олеши. - "Октябрь", 1961, № 7, с. 147.
3 Лев Славин. Портреты и записки. М., 1965, с. 13.
4 Э. Багрицкий. Победители. Стихи. М.-Л., 1932, с. 25.
Большой друг и родственник Багрицкого Юрий Олеша всегда с восхищением повторял эти превосходные по форме и содержанию стихи:
Механики, чекисты, рыбоводы,
Я ваш товарищ, мы одной породы...
5 Цит. по кн.: И. Гринберг. Эдуард Багрицкий. Л., 1940, с. 5.
Эти стихи мало похожи на произведения, напечатанные в газете "Гудок", не только потому, что они касаются вопросов вечности и византийской парчи, в то время как газетные нацелены на прямо противоположные моменты, а главным образом в связи с тем, что они (я имею в виду именно эти стихи), несмотря на традиционализм, написаны совершенно профессионально.
Но такие хорошие стихи не стали большой литературой, потому что одно из обязательных условий большой литературы это отсутствие литературности.
Юрий Олеша, как и его одесские друзья, писал условно-исторические стихи, которых так много во всех литературах, которые никогда не становятся великой литературой, которые создаются от еще не пережитого удивления вдруг открывшимся миром поэзии и на которых большие писатели не задерживаются долго, которые стали прямыми предшественниками его первого романа.