— Нельзя, Санька, потерпи чуть-чуть, — она удрученно покачала головой и предложила тихо, чуть слышно. — Ну, давай по-другому. Хочешь?
   — Да ладно, потерпим. — Саша с сожалением потянулся. — По-настоящему хочется, чтоб с криками. Ладно, давай спать. Как говорится в детских сказках, утро вечера мудреней…
   День завтра, как, впрочем, и почти всегда в последнее время, предстоял тяжелый. Фарик со своими басмачами должны были первый раз продать товар в Москве. Ох, как Саше не нравилось все это. Но все. Поезд ушел. Оставалось только надеяться на лучшее.
   Саша посмотрел на жену, уже прикрывшую глаза и, кажется, даже задремавшую. И на сына, так и сопевшего между ними. Привстав с кровати, Саша выключил торшер. И только теперь стало видно, что в небе над Москвой вовсю светила полная луна.


XXXIV


   Холод завернул почти зимний. Хотя снега пока как-то не предвиделось. Оттого все выглядело как в дурном сне — еще не успевшая окончательно опасть листва чернела прямо на деревьях. Трава на газонах была белесой и ломкой. И птиц этим холодным утром не было слышно, будто они все повымерли.
   Из гостиницы «Космос» вышли четверо. Они были в приподнятом настроении и почти не замечали холода. Впрочем, эта нечувствительность могла идти и от излишней взволнованности. Буквально на грани нервного срыва. Первый раз — он всегда самый трудный. Фархад, хоть и хорохорился, но уже немного жалел, что согласился с Далером не привлекать к этому делу людей Белого. Далеру очень хотелось доказать всем, что они сами с усами.
   Фархад с Далером шли впереди, на полшага опережая своих охранников. В руках одного из охранников была большая тяжелая десятикилограммовая сумка с невинной надписью «VII съезд педиатров России».
   — Короче, если все хорошо, говори по-узбекски, — отрывисто инструктировал Фархад. — Если что-то не так — по-таджикски.
   — А если убивать будут? — с деланной небрежностью поинтересовался Далер.
   — Кричи по-русски, — с нервным смешком ответил Фархад.
   Обнявшись на прощание, они сели в две разные машины. Фархаду с товаром было ехать совсем рядом, на ВДНХ, так что пока еще оставалось время, они двинулись по проспекту Мира в сторону центра, чтобы там позже развернуться. Машина Далера — в противоположную сторону, к Лосиному острову, где недалеко от МКАД была назначена встреча для получения денег. Все продумали вроде бы заранее. Так что особых проблем не предвиделось.
* * * * *
   На дело приехали гастролеры. Их только что пацаны Бека встретили на Ярославском вокзале. И передали им металлический кейс с деньгами.
   Гастролеров было двое. Никакими особыми приметами они не отличались. Разве что ростом. Одеты были скромно и просто, как и большинство жителей нашей необъятной Родины. Маленький — в короткую кожаную куртку, темные джинсы и темный же свитер. Большой оказался непредусмотрительнее по части погоды. На нем были дутая китайская куртка, стандартные джинсы и ботинки на рифленой подошве.
   — Ну и погода, как в Антарктике, — ежился Маленький. — Вроде с севера приехал, а здесь холодней, чем дома.
   — А ты летом приезжай, — хохотнув, бросил ему Грек, его сегодняшний напарник и водитель.
   — Да был я, ничего хорошего. — Маленький действительно здесь был летом. Когда нужно было урегулировать отношения с бывшими коллегами, которые чего-то там не хотели понимать. А чего именно — Маленького не касалось. Он был просто исполнитель. За это и получал бабки. Между прочим, неплохие. Того, что ему заплатят за сегодняшнюю работу, хватит на классный джип. Пусть пока и не новый. И еще хватит на хорошо погулять.. В Москве.
   Большой приехал днем раньше. Давно уж пора перебираться в столицу. Размах здесь другой. Настоящий.
   С Маленьким они знакомы были давно. Еще в Афгане вместе служили. Там-то их и прозвали Большой-Маленький. С тех пор так и повелось. Но последнее время встречались в основном по работе, зато часто.
   — Счастливо! — машина Маленького рванула переулками к проспекту Мира. Конечным пунктом была ВДНХ.
   — Счастливо! — водитель Большого выбрал маршрут через Сокольники. Им надо было поторапливаться. На дальний край Лосиного острова — путь не близкий.
* * * * *
   «Рабочий и Колхозница» встречали въезжавших на территорию выставки вечным приветствием, высоко в небо взметнув навеки соединенные руки с серпом и молотом. Сразу позади монумента возвышался стеклянный фасад павильона «Москва». Чуть левее, ближе к центральному входу, медленно крутилось Колесо обозрения. Чертово колесо.
   Фархад с Касымом прошли на территорию через Восточный вход. Тот, что поближе к монументу.
   Касым отставал на полшага — его тормозила тяжелая сумка. Глянув на раскачивающиеся кабинки, Фархад заговорил задумчиво:
   — Слышь, Касым, сто лет уж в парке не был. Да, точно, помню. В восемьдесят втором я в последний раз на аттракционе катался.
   Касым не ответил, молча кивнув направо. Оттуда неторопливым шагом шли двое: маленький неприметный мужичонка в короткой кожаной куртке и амбал в вязаной шапочке. Похоже, они.
   В кабинку с номером 32 вошли все четверо.
   — Поехали! — сказал Маленький и внимательно осмотрел окрестности. Все было чисто…
* * * * *
   Успели вовремя. Повезло — пробок не было. Большой вышел из машины первым, поставил металлический кейс под ноги. Разминаясь, чуток понаклонялся.
   — Ну что, готов к труду и обороне? — спросил он напарника, передавая тому кейс.
   — Всегда готов, — отрапортовал тот.
   Лес безмолвствовал. Большой с напарником спустились по тропинке к пруду. Вода была неподвижной и темной, почти черной.
   На берегу их уже ждали. Таджик с охранником.
   Далер посмотрел на часы. Было ровно девять. Он приветственно улыбнулся и махнул рукой.
   Большой коротко кивнул. И приказал напарнику:
   — Давай.
   Кейс открыли прямо на влажной траве.
   Далер пересчитал купюры в одной пачке, помощник считал количество пачек. Срослось.
   — Хорошо, хорошо. — Далер аккуратно протер очки и внимательно посмотрел на Большого.
   Тот невозмутимо кивнул. Почти синхронно достали мобильники.
   — Да, Фархад, все в порядке, — по-узбекски сказал Далер, поворачиваясь спиной к Большому. Ему не хотелось, чтобы тот видел выражение его лица.
   — Доля, все спокойно, я передал. — Фархад тоже говорил по-узбекски. Кажется, все шло по намеченному плану. Без осложнений.
   — Я передал, — условная фраза Большого означала начало операции.
   — Я получил, — спокойный голос Маленького означал ровно то же самое. — Нож достану, — сказал он уже Фархаду.
   Фархад моментально напрягся, но тут же расслабился. Маленький, открыв нож, надрезал мешок с дурью и попробовал порошок.
   — Гут, — кивнул Маленький удовлетворенно. Товар был — высший класс, выше не бывает…
   — Доля, деньги у тебя?.. — Фархад еще говорил с Далером. — Будь осторожен. Аллах акбар. — Он напряженно следил за Маленьким, не торопившимся прятать нож, но так и не успел заметить быстрого профессионального броска. — Э… Ты чего? — Фара беспомощно поднял руку, пытаясь защититься от летящего ножа, но было поздно. Слишком поздно. Второй нож столь же молниеносно воткнулся под левую лопатку опешившего Фариного помощника. Это уже напарник Маленького постарался. Тоже не хухры-мухры. Профессионал.
   — Закрывай! Бери, быстро, — кивнул Маленький на сумку «VII съезд педиатров России».
   И они на ходу выскочили из кабинки. Катайтесь без нас, ребята. Нам пока рано на небо. Здесь еще дел много…
* * * * *
   Большой работал с заточками абсолютно виртуозно. Очкастый чурка и пикнуть не успел. Чайник, однако, спину подставил прямо как теленок на бойне…
   Работник аттракциона усаживал молодую пару в очередную кабину. Вдруг откуда-то сверху на лоб ему упала красная капля. Он провел рукой по лбу, размазывая по лицу чужую кровь. Еще не врубаясь, он поднял голову, но увидел только шестеренки могучего механизма.
   А в кабине, медленно удалявшейся наверх, сидели с ножами в горле Фархад и его охранник, что прилетел за нелепой смертью из далекого солнечного Душанбе…
   Тип-топ. Побеждает сильнейший. Кейс вернулся к прежним владельцам.
* * * * *
   — Все, снимаемся. Документы забери у них. — Большой несколько брезгливо кивнул помощнику на трупы.
   Один лежал лицом в воде, его мертвая рука все еще сжимала в кармане рукоятку пистолета, который он так и не успел вытащить.
   Далер остался на суше. Уткнувшись лицом в землю, он будто бы подложил руку под голову. Вроде как лег отдохнуть. Навеки. Спи спокойно, дорогой товарищ! Пусть тебе приснятся деньги. Не твои. Чужие…
   Операция завершилась. Со счетом четыре:ноль. Всухую…
* * * * *
   Коляски стояли рядами. Прямо целая автоколонна. Всех цветов радуги и не радуги, разнообразнейших размеров и форм. Глаза разбегались. Голова слегка кружилась от механических сладких мелодий, которые вызванивала какая-то навороченная колясища с пестрым пышным балдахином.
   — Нет, это какие-то аляповатые. — Оля напрочь отвергла балдахиновый вариант и потянула мужа, застрявшего у маленьких машинок: — Идем дальше! И вообще, нам не нужна прогулочная.
   — А вот, смотри! Как «харлей-дэвидсон»! — неугомонный Белов все-таки вытащил из стройной линии маленькую коляску и, жужжа, лихо прокатил ее мимо жены.
   — Саш, ну нам же не мотоцикл нужен. — Оля укоризненно посмотрела на него. Какой же все-таки Сашка несерьезный! А ведь правильно выбрать коляску — это очень важно. Очень.
   — Вот эта ничего, по-моему. — Она, кажется, нашла удобную по форме и приятного цвета. Покатав ее взад-вперед, Оля убедилась — на ходу машина. — А, Саш? Как ты считаешь?
   — Голубая? — возмутился Саша.
   — Да не голубая она, а синяя! — Оля начинала сердиться.
   — Голубая для моего сына?! — Сашка вопил на весь магазин. Хорошо, хоть нет никого. — Никогда! Вот, смотри какая. Серая!
   — Серую не хочу. А вот эта… — Оля нашла еще. одну, тоже синюю, но потемнее.
   Саша скептически оглядел ее выбор:
   — Слишком простая.
   — Ну, Саш, ну что, надо обязательно с бриллиантами? — так они сто лет будут выбирать!
   — Мой сын на драндулете кататься не будет, — заносчиво заявил Белов, поддразнивая жену. Уж больно серьезно та относилась к покупке. Будто корову торговала. — А вот зеленая. Цвета хаки! Этот мир цвета ха-аки… — запел он из любимого «Наутилуса».
   Звонок мобильного прервал песню. Саша слушал, что ему говорил Космос, и не верил. Не верил, не верил, не хотел верить! Фара… Не может быть… Фарик, брат… Как же так?
   Мир вокруг перестал существовать. Саша быстрыми шагами пошел, почти побежал к выходу. Вслед ему неслись Олины слова:
   — Не хочу цвета хаки… хаки… хаки… — Ее голос множился, расслаивался, как в дурном сне. Но это был не сон.
   — Саш! — резкий окрик удивленной жены вернул его назад, в магазин.
   — Какую ты хочешь? — Он подошел к Оле, стараясь не смотреть на нее. Ей-то уж совсем ни к чему знать о Фаре. Потом расскажет. Позже. Когда сам осознает эту нелепую смерть. Первую смерть близкого друга. Эх, Фара, Фара…
   — Вот эту, синюю, — указала Оля.
   Саша выдернул коляску из общего строя и взял Олю под руку, поторапливая:
   — Поехали.
   Хотя спешить, в общем-то, было некуда. Мертвые умеют ждать…
* * * * *
   Бек с Левой, естественно, жрали. Вообще, как понял, наконец, Каверин, это был сущий идиотизм — устроить офис и, так сказать, штаб непосредственно при ресторане. Только идиот-обжора Бек мог до такого додуматься. Ну да ладно, может, не так долго ему жировать осталось. Будет и на Володиной улице праздник.
   «Съездовскую» сумку с героином Каверин тащил в правой руке, металлический кейс с непотраченными баксами — в левой.
   — Привет добрым людям. Приятного аппетита. Как ни зайду, вы все обедаете, — с некоторой издевкой проговорил Каверин.
   — А люблю пожрать. — Бек даже не обратил внимания на Володину интонацию, отламывая хвост от огромного красного омара. Ошметки летели во все стороны. — Ну что там?
   — А все. — Эти слова Каверин проговорил так, что даже толстокожий Бек почуял, что за ними стоит нечто очень серьезное. — Чужим на нашей земле ловить нечего, — усмехнулся Каверин.
   Бек покосился на оба кейса, которые Каверин поставил на четвертый, пустой, стул.
   — Деньги, дурь? — для проформы поинтересовался Лева, уже все поняв.
   — Все. Все здесь. — Каверин был невероятно спокоен, наслаждаясь произведенным эффектом. Он умел ждать. И дождался. Теперь-то с ним все будут считаться. Не то, что раньше. — Дурь продать? — обратился он к Беку, игнорируя Леву. Вопрос, впрочем, прозвучал явно риторически.
   — Продай, Володя… — Возможно, сегодня первый раз в жизни Бек посмотрел на этого бывшего мента с искренним интересом. Вытерев жирные губы салфеткой, он добавил: — А ты свой хлеб не зря ешь. Я доволен, — добавил он, отдуваясь как объевшийся котяра.
   Каверин, словно пес, получивший долгожданную команду «можно», налил себе вина и оторвал солидный кусок лаваша. Одним махом опрокинув в себя содержимое бокала, он откусил лаваша. И, свысока поглядывая на своих «хозяев», принялся остервенело жевать.


XXXV


   Чартерный рейс в Душанбе заказали через военных. Так что лететь надо было не из привычных аэропортов, а из Кубинки. Зато там была пустота, в смысле пассажиров. И молчаливые, ко всему привыкшие летчики и спецы, которые в свое время перевезли из Афгана тонны подобного груза. Груза, который какие-то армейские бюрократы назвали грузом №200.
   Въехали прямо по бетонке к самому «борту», стоявшему под парами.
   «Груз № 200» с телами Фархада, Далера и Касыма уже был готов к отправке. Цинковые гробы поместили в большие деревянные ящики и на специальном погрузчике доставили на взлетную полосу.
   Белый дал команду открывать грузовой люк.
   — Ну все, братья. Давай! — Саша, с окаменевшим, казалось, навсегда лицом, обнимался на прощание с друзьями.
   — Саня, ты знаешь, — попробовал зайти издалека хитрый Пчела, — я никогда ни во что не лезу, но сейчас ты делаешь грубую ошибку!
   — Иначе — война! — отрезал Белый. Все доводы «за» и «против» он продумал уже не трижды, а сто раз по трижды. И выходило одно и то же, как ни крути. — Первый, на кого бы я думал на их месте, — он посмотрел на друзей, — это Саша Белый.
   Космос, словно мельница размахивая руками, хватался за последнюю соломинку здравого смысла, как сам его понимал:
   — Саня, да пусть думают! Было бы с кем воевать, правда, Пчел? — апеллировал он к Вите, всегда отличавшемуся некоторой бесшабашностью и, уж точно, бесстрашием в вопросах «войны».
   — Нам работать с ними надо, а не воевать, — продолжал объяснять им Белый. — Мы дорогу терять не можем. — Впрочем, все понимали, что это все не те доводы, которые заставили Белого принять такое решение: лететь в гордом и опасном одиночестве.
   — Сань, нужно лететь вместе, — уже ни на что особо не надеясь, проговорил Фил.
   — Нет, Фил, я полечу один. Иначе с этими людьми вопрос не решить.
   — Одного тебя порвут! — Фил старался быть спокойно-убедительным, но получилось излишне эмоционально, почти с вызовом.
   — Все! Базар закончен. — Белый поднялся на погрузчик, на крыше которого стояли деревянные ящики с гробами. — Вы пока тут разберитесь, откуда ноги растут, — не приказал, а попросил он.
   За всех негромко, но уверенно ответил Фил:
   — Братишка, мы их найдем.
   — Погружай! — скомандовал Саша.
   Через несколько минут самолет взмыл в небо и взял курс на юго-восток.
* * * * *
   В Душанбе его встретили и, обыскав, усадили в машину. Молчаливые «басмачи» оставили ему и бумажник, и сотовый телефон. Только забрали четки Фархада. Оружия же у него с собой никакого не было. На кой оно было бы нужно при таком раскладе?
   Была уже полная темнота, именно та, что бывает осенью только в Средней Азии, когда не видно буквально ни зги. Ехали они довольно долго, около сорока минут, забирая все выше, в горы.
   Наконец остановились возле большого дома, вход которого был освещен парой фонарей и обвит виноградной лозой.
   Сашу провели в большую комнату. И он не сразу увидел, что в глубине ее, на низком диване сидит человек с короткой седой бородой, одетый в таджикский халат и с повязкой на голове. Саша сразу понял, что это — Гафур, отец Фары. Саша кивнул ему и начал рассказывать свою историю. В какой-то неуловимый момент такой комок засвербил у него в горле, что он вынужден был замолчать, едва сдерживая подступившие слезы.
   — Почему он замолчал? — куда-то в пространство вопросил старый Гафур.
   Один из встречавших «басмачей» кивнул Белому и плеснул в пиалу немного зеленого чая. Саша краем глаза увидел это, но не стал брать в руки пиалу и продолжил. Уверенно и, насколько это было возможно, спокойно:
   — Имея то, что я имею, — говорил он, глядя прямо перед собой, — я легко бы мог укрыться в любой стране мира и жить там мирно и спокойно хоть до ста лет. И никто никогда не нашел бы меня. Но я прилетел…
   Старый Гафур едва заметно кивнул.
   — Я мог бы сделать еще хуже, — чуть громче сказал Белый. — Я мог послать к вам своих людей, и они устроили бы мои дела, пролив при этом много крови…
   На руке второго «басмача» сверкнул выхваченный из ножен кинжал. Старик едва заметным движением глаз остановил его движение.
   — Но я приехал сам и один… — продолжил Саша. И как бы в подтверждение его слов третий встречавший его таджик, тот, что сидел рядом с Гафуром, достал из кармана четки Фархада и протянул их старику.
   — Это его четки… — объяснил всем очевидное Саша.
   И, наконец, сказал самое важное, самое главное:
   — Я прилетел потому, что Фара был мне как брат, и я любил его, как брата…
   Взяв четки, старик опустил голову и несколько секунд сидел молча, борясь со слезами. Мужчины не должны плакать. То есть: никто не должен видеть, как мужчина плачет. Наконец он поднял глаза и посмотрел на Белого:
   — Фархад говорил, что у тебя родился сын.
   — Да, — едва слышно ответил Саша.
   — Как ты его назвал? — почему-то всем было ясно, что именно ответы на такие вот простые вопросы сейчас больше всего интересуют старика.
   — Иваном.
   — Когда умер твой отец?
   — Я его почти не помню, — отвернулся в сторону Саша.
   — Я ему верю. Отпустите его к сыну, — распорядился старик.
   И никто не мог его ослушаться.
* * * * *
   Мерный и мирный гул самолетных двигателей навевал то ли сон, то ли дрему с яркими, будто запечатленными на цветной пленке видениями.
   Вот молодой солдат Фархад набивает косяк и, повернув голову к подходящему Саше, улыбается и отдает ему папиросу. Так они познакомились…
   Вот Саша и Фархад танцуют какой-то дикий танец посреди казармы, обняв друг друга за плечи. Это день, когда они узнали о дембеле…
   А вот они, обняв друг друга за плечи, идут по части, и солнце уже почти скрывается за гребнем ближайшей вершины. И говорят. О вещах, которые не всегда можно выразить словами.
   — Я не знаю, прощаемся вроде, получается? — сказал тогда Саша.
   — Да перестань! — уверенно, как всегда, ответил Фархад. — Ты знаешь, один философ сказал: если души не умирают, значит, прощаться — это отрицать разлуку…
   А вот они с автоматами уходят в караул по горной тропе. Саша почему-то отстает, не может нагнать друга, а тот постепенно скрывается в утреннем тумане. Не догнать его. Никак не догнать…
   «Наш самолет, следующий рейсом Душанбе-Москва через двадцать минут произведет посадку в аэропорту „Домодедово"“.
   Над Сашей склонилась стюардесса:
   — Простите, вам плохо?
   — Мне хорошо.
   Стюардесса протянула ему поднос с «Взлетными». «Какие „Взлетные“, когда уже Москва?» — подумал он, но конфетку взял.
* * * * *
   Встречали его все вместе — Космос, Пчела, Фил.
   — Здорово, братья! — как всегда, обнялся со всеми по очереди.
   — Здорово! Ну, как погода? — не удержался от любимого вопроса Космос.
   — Жарко, — усмехнулся в ответ Саша.
   Фил чуть придержал Белого перед выходом из аэропорта:
   — Братишка, мы их нашли. — Кто?
   — Поехали.
   На крышу головной машины нацепили мигалку. До офиса домчались за двадцать минут — с воем и ветерком.
* * * * *
   В маленьком серебристом магнитофоне крутилась пленка. Звучал голос Каверина: «Абсолютно левый азиат. Работает с Белым, но не при делах».
   Ему отвечал голос Бека, явно что-то в этот момент жующего: «Ну, тогда сведи его с пацанами». Дальше все только трещало и шипело.
   Палец Каверина нажал кнопку «стоп», а глаза его смотрели то на стоявшего рядом Фила, то на Пчелу, устроившегося в глубоком кресле, то на Космоса, постукивавшего пальцами по краю стола. Но все молчали, ожидая, что скажет Белый, который стоял в стороне ото всех, отвернувшись к окну, будто надеялся за ним найти ответы на все мучавшие их вопросы.
   Так и не обернувшись, Белый спросил довольно резко и неприязненно:
   — А с чего ты нам помочь решил?
   Каверин пожал сначала левым, потом правым плечом. Физиономия его выражала полное недоумение и даже обиду:
   — Я не знал, что Бек его валить будет… А с вами, — и он вновь обвел взглядом присутствующих, — мне с вами ссориться не хочется.
   Саша резко повернулся от окна:
   — Ты извини, но мы тебя обыщем. Вдруг ты и нас тоже пишешь, а потом кому-нибудь пленку передашь?
   — Это разумно, — согласился Каверин едва ли не с удовольствием.
   Во всяком случае, удивления или возмущения он явным образом не демонстрировал.
   Фил быстро и профессионально охлопал Каверина по бокам, спине, между ног. И отрицательно покачал головой: весь его «улов» состоял из початой пачки «Мальборо», которую он тут же и отдал хозяину.
   — Угощайся, — предложил Каверин.
   — Не курю, — ответил ему Фил.
   Повисла неловкая пауза, которую разрешил, наконец, Саша Белый:
   — Будем считать, что мы друзья.
   Рукопожатие было крепким. Но не слишком дружелюбным. Этот Володя показался Саше типом достаточно скользким. Хотя, конечно, об истинных чувствах Каверина Саша и не подозревал. И даже представить себе не мог, что его скромная персона вызывает у этого лысоватого потрепанного господинчика столь сильные эмоции.


XXXVI


   К новогодним праздникам Москва была готова, хотя до Нового года оставалась почти неделя. Но так уж повелось, что праздновать начинали с католического Рождества, чтобы потом гулять аж до Старого Нового года. Город сверкал огнями, на улицах было полно народу, хотя было холодно. Очень холодно.
   Сашу везли культурно отдыхать: в консерваторию. Они ехали по веселящейся что было сил Тверской.
   Порядком подмерзший Дед Мороз отплясывал негритянский танец возле наряженной елки. Впрочем, он и был негром, этот заиндевевший «дед».
   — Иси наступаюшьим Новьим Годом! Тики-тики-тики-ту, я из пушки в небо уйду! — что было сил вопил черный Мороз, выдавая замысловатые коленца. Его тяжелая шуба ходила ходуном. Окружавшая его пьяненькая толпа подростков радостно кричала, запивая веселье водкой из пластмассовых стаканчиков.
   Из-за пробок приехали впритык. У консерватории было многолюдно и тоже шумно, хотя водку, похоже, не пили.
   — Бабуле открой, — попросил Саша Макса, сам помогая выбраться из машины Оле.
   Макс, которому Белов наконец-то начал доверять, последнее время совмещал должности его шофера и телохранителя.
   — Сколько по времени концерт идет? — нейтрально поинтересовался он у жены.
   — Два часа, потерпи, мой сладкий, — засмеялась радостно возбужденная Оля.
   — Ах ты, моя маленькая… — он поцеловал ее за ушком. Сладко пахнуло духами.
   — Мы опаздываем? — забеспокоилась Елизавета Павловна. Она привыкла приезжать на концерт за полчаса до начала, а не так вот, впопыхах.
   — Нет, нет, время еще есть, — успокоила ее Оля. Их места были в директорской ложе. В первом, между прочим, ряду.
   Усадив дам, Саша было достал мобильник — музыканты еще настраивали свои инструменты. Оля мягко, но решительно взяла телефон и отключила его.
   Наконец начали играть.
   — «Щелкунчик», — шепнула мужу Оля. Саша прикрыл глаза. Два часа — это совсем не мало. Музыка приятно убаюкивала. Но Саша не спал. Не имел на то права. Главное сегодня происходило не в этом зале, а в других местах.
* * * * *
   От «Белорусской» по Тверской катил Большой в своем почти новом джипе «чероки». Настроение у него, понятное дело, было выше крыши, как и денег. Мало того, что пацаны помогли тачку у какого-то барыги по дешевке купить, еще и новая работа намечалась на днях — перед самым Новым годом. И это было как раз кстати.
   Возле магазина «Подарки» его машину тормознула роскошная девица в шубке едва ли не на голое тело.
   Большой, само собой, остановился, приоткрыл дверь:
   — Ну, чего, принцесса, замерзаешь?
   — До Маяковки подбросишь? — кокетливо поинтересовалась та.
   — Садись, если не боишься.
   — Вы на что намекаете? — тоном, уже вовсе не оставляющим сомнений в ее любвеобильных намерениях, проговорила девица.
   — Садись, холодно, — поторопил ее Большой.
   — Холодно, черт, — согласилась та, присаживаясь рядом с ним на переднее сиденье.
   Но тут еще какой-то тип постучал в стекло со стороны Большого.
   — Тебе чего? — раздраженно рявкнул Большой, опуская стекло и глядя на парня в светлой куртке.
   И это было последнее, что в своей жизни он видел. Оказалось, что не только он был мастером втыкать заточки в жизненно важные места человеческого организма. Его сегодняшний визави оказался не хуже. Заточка вонзилась в шею Большого ровно на три сантиметра ниже затылка…