Клубок тел покатился вниз по ступеням. Саша наотмашь колотил Пчелу по чему ни попадя, готовый его задушить, разорвать. Взбесившегося Белого Фил и Космос едва оторвали от почти не сопротивлявшегося Пчелы, но Саша еще успел несколько раз достать того ногами. И только когда Фил и Кос заломили ему руки за спину, Саша охнул от боли и как-то осел. В уголках губ у него выступила пена. Совершенно безумные глаза его, казалось, не видели уже ничего.
   Пчела, сидя на кафельном полу, прислонился к стене. По подбородку его стекала струйка крови:
   — Ты, Белов, охерел?!
   Космос и Фил, словно боксера после тяжелого нокдауна, встряхнули Сашу и поставили его на ноги.
   — Сука, — стирая кровь тыльной стороной ладони, добавил Пчела.
   Держась за стенку, он с трудом поднялся и, прихрамывая, стал спускаться вниз.
   — Братуха, что случилось? — пытался заглянуть в глаза Саше Фил.
   — Оля в порядке? Оля! Где Оля? Где? — тряс друга Космос.
   Саша лишь бессмысленно кивал, обводя товарищей невидящим взглядом.
   — Бегом за ней, — приказал Филу Кос. — Сейчас менты понаедут, надо сваливать.
   Фил через пять ступенек рванул наверх.


XI


   В общем, все оказались в квартире у Космоса. Куда еще было ехать? На сегодняшнюю ночь приключений и так всем хватило.
   Юрий Ростиславович, встретив их в прихожей, ничего расспрашивать не стал, а отправился на кухню варить кофе. Побольше и покрепче. Олю положили спать в комнате Холмогорова-юниора.
   Совет в Филях все никак не начинался. В гостиной висели клубы дыма и тягостное молчание. Пчела угрюмо сидел в стороне ото всех в углу комнаты, не глядя на друзей. И только Саша бросал время от времени в его сторону короткие взгляды.
   — Короче, братва, — из кабинета отца выплыл Космос, наряженный в академическую мантию и в черной квадратной шапочке на голове. Прямо — оксфордский профессор-звездочет. — Раз вы здесь все такие тупые, то Космос Юрьевич Холмогоров все за вас уже решил.
   Вошедший в гостиную Юрий Ростилавович бросил строго:
   — Сейчас же сними.
   — Папа, я думаю, — отмахнулся Космос.
   — Интересно, о чем? — как бы сам у себя поинтересовался Юрий Ростиславович, ставя горячий кофейник на журнальный столик.
   — В общем, ясно одно, — продолжил свою мысль Космос. — Крыса среди тех, кто знал о квартире.
   — То есть среди нас, — уточнил Фил.
   — Не факт, — позволил себе не согласиться Космос.
   Не сговариваясь, все уставились на Пчелу.
   — Что пялитесь? — не выдержал тот.
   — Да не о тебе речь, — заткнул его Космос. — Короче, Склифосовский. Идея, конечно, дурная, но чем черт не шутит. Фил, ты ж каскадер?
   — Участвую. Вот завтра — на съемки в Ялту с Иванычем.
   Космос понимающе кивнул и продолжил:
   — Собираем всех. И ты с Сашей едешь в Ялту. Ну, типа, каскадерить.
   — Ну и что? — как всегда, с первого раза не понял Фил.
   — Сань, ну до тебя-то хоть доперло? — воззвал к здравому смыслу вдохновленный своей идеей Космос.
   — Это ежик? — Саша вместо ответа ткнул под нос Косу засушенное тельце какого-то морского гада, усеянного острыми иглами. В квартире Коса всегда было предостаточно всякой экзотической дряни.
   — Нет, колобок, — огрызнулся Кос, машинально схватив мертвое сухое животное. В тот же момент оно укололо его. И пребольно. Космос чертыхнулся и бросил колючий колобок на стол, едва не расплескав кофе.
   — Ладно, давайте, — резко поднялся Саша. — Фил, собирай всю братву. Завтра с утра едем в аэропорт. Сейчас — всем спать, — приказал он. И, почувствовав, что это прозвучало слишком резко, решил исправиться, не слишком, впрочем, удачно: — А то у меня первая брачная ночь как-никак. Вы мне украсили ее, нечего сказать. Спасибо, братья, — в слова благодарности Саша, казалось, вложил всю желчь, на какую только был способен.
* * * * *
   Оля, оказалось, заснула. Она спала на кушетке прямо в свадебном платье, укрывшись пледом. «Бедная моя», — подумал Саша, садясь в ее ногах. Мятая фата печально свешивалась со стула.
   — Бедная моя девочка, — уже вслух прошептал он, поправляя прядь волос на щеке любимой.
   — Так странно, — совсем не сонным голосом проговорила Оля, не открывая глаз, — сегодня я могла бы маму с папой увидеть…
   Саша с трудом проглотил комок, как колючий еж, застрявший в горле:
   — Я… я не знаю, что ответить.
   — Саша, зло возвращается злом. — Оля так и не открывала глаз.
   — Я не делаю зла. Я живу, — тихо ответил он. Не столько ей, сколько себе самому.
   — Значит, твоя жизнь — зло, — спокойно пояснила она. Так маленьким детям втолковывают, что такое хорошо, а что такое плохо.
   Саша упрямо молчал. Оля все-таки открыла глаза и смотрела на него так, будто жалела. Его. И себя. И такую теперь лишнюю фату.
   — Оля, мне так стыдно. Прости меня, — опустил он виновато голову.
   — Тс-с, милый, — погладила она его по волосам. — Я же знала, кто ты. Просто я люблю тебя так — больше жизни.
   Саша опустил голову еще ниже, чтобы скрыть подступившие слезы. Он легонько и нежно коснулся губами запястья любимой.
   — Оленька моя, Оленька, — бормотал он, уже не скрывая слез, — будь со мной.
   Она обнимала его все крепче, стараясь стать еще ближе, ближе:
   — Муж мой, любимый мой… — И, уже после: — Боже мой… Люблю, люблю…
* * * * *
   В своем собственном лубянском кабинете Игорь Леонидович Введенский выглядел более уверенным, чем на совещании у генерала Хохлова. Здесь он был царь и бог. У него даже проявились яркие индивидуальные черты: волевая складка над переносицей, уверенные жесты и даже металл в голосе.
   Зато троих его сотрудников словно размножили на ксероксе. Очевидно, это такая профессиональная черта кадровых чекистов — уметь всегда и везде выглядеть в соответствии с исполняемой ролью. Высокого артистизма профессия.
   Демонстративно прикалывая кнопками фотографии бригады Белова к стенду, Игорь Леонидович расположил снимки так, что получилось нечто вроде креста. Символ, однако!
   — Вот они все тут, голубчики. — Введенский довольно оглядел композицию.
   Вернувшись к столу, он продолжил оперативку:
   — Итак, ситуация вокруг «Курс-Ин-Веста» чревата большой кровью. Мы будем наблюдать за конфликтом, пока не наступит критическая точка. Тогда мы вмешаемся. И Белов ляжет под нас, — сказал, как отрубил, он. — Или в могилу. Задача ясна?
   — Так точно, — хором ответили рядовые невидимого фронта…
   «Начинается посадка на самолет рейса двадцать три семнадцать до Симферополя. Повторяю…» — голос дикторши разносился под сводами зала ожидания аэропорта «Внуково».
   Возле выхода на посадку, с дорожными сумками в руках, стояли Саша с Филом. Рядом с ними — Космос, чуть в стороне хмурый Пчела и несколько бойцов.
   — Ну все, братва, мы полетели. — Саша помахал всем сразу.
   — Осторожнее здесь, — назидательно посоветовал Фил, легко забрасывая на плечо тяжеленную сумку.
   Космос снисходительно похлопал его по плечу:
   — Разберемся, не волнуйся.
   — Космос, береги себя, — поддел напоследок друга Саша. И обнял Пчелу: — Брат, прости меня. Я вчера обезумел совсем.
   — В принципе, проехали, — пожал плечами Пчела и несколько вымученно улыбнулся. — Но я еще не отошел, если честно, — тем не менее добавил он.
   Шутка ли — изрядно помятые бока и ссадина под глазом.
   — Ты прав. Не держи зла, ладно? — И Саша крепко пожал ему руку.
   Пчела едва заметно кивнул.
   — Кос, живот прихватило, — подскочил к Космосу белобрысый Миха. — Я в туалет, потом сразу к машине.
   — Давай, Мих.
   Саша и Фил двинули на посадку.
   — Фил, билеты у тебя? — полуобернувшись, спросил Саша.
   — У меня, у меня, — успокоил его Фил, помахивая билетами. — Банзай! — махнул он Пчеле.
   — Банзай! — вскинул руку повеселевший Пчела.
   Слева от выхода из аэропорта Миха обнаружил работающий телефон. Поминутно оглядываясь, он быстро набрал номер:
   — Але, это я. Облом… Слушай, я все сделал, не свезло… В аэропорту… Да не мог раньше. Он вылетает…
   И тут чья-то рука выхватила у него трубку. Это был Пчела. Он приложил трубку к уху, но услышал лишь гудки отбоя.
   Миха с ужасом смотрел на пацанов, окруживших его. Он, конечно, не надеялся найти у них сочувствие. Но никогда не думал, что его будут так ненавидеть.
   — Ошибся, тупоголовый, — смотрел на него в упор Белый. — Никуда я не вылетаю.



Часть 2

ВЕСНА-ЛЕТ0 1991 ГОДА

НАКАНУНЕ




XII


   Квартира была огромной. И, конечно, это впечатление создавали в первую очередь высоченные, в три с половиной метра, потолки. Окна выходили прямо на Яузу. А дальше открывался прямо-таки открыточный вид на старую Москву. Меж двух крыш даже была видна звездочка на одной из кремлевских башен.
   — Это самая большая комната? — оторвавшись от окна, спросила Олю бабушка.
   — Ну да, гостиная, — равнодушно ответила Оля. — Бабуль, тебе цейлонский или бергамот?
   — Цейлонский… — крикнула бабушка, перемещаясь в другую комнату.
   На прикрытых мешковиной коробках лежало несколько сабель. Некоторые — в богато украшенных ножнах, другие — просто так, наголо.
   — Кудряво живете, молодежь. — Елизавета Павловна осторожно потрогала острие одной из сабель. А потом, воровато оглянувшись на дверь, взяла в руку саблю, оказавшуюся легкой, и несколько раз молодцевато взмахнула ею над головой. Прямо красный командир в юбке. На пенсии.
   — А здесь что будет? — вернулась она к мирной жизни.
   — Не знаю, может, кабинет, — из кухни крикнула Оля.
   — Кабинет?! — бабушкино удивление было безмерно. — Да детская, — решила она по-своему.
   — Спальня-то! Зачем такая огромная? — старушку здесь удивляло решительно все.
   — Нормальная. Воздуха много… Иди, остынет, — умоляюще позвала ее Оля, которая уже обалдела от всех этих бабулиных вопросов.
   Но та никуда не торопилась. Она достала монетку из старенького портмоне. И, с трудом наклонившись, засунула денежку в щель между двумя паркетинами. На счастье. Так делали всегда. И ее бабушка. И бабушка ее бабушки… Замечательная все-таки у Оленьки квартира. Просто роскошная. И кухня какая… Большая!
   Аккуратно расправив подол парадного платья, она присела напротив внучки.
   — Ох, Олюшка, я так рада, что у вас есть свой дом… Я все вспоминаю, как мы в эвакуацию с твоим отцом по углам кочевали… Ему тогда еще и двух лет не было.
   — Сахар класть?
   — Нет, я с тортом… — И бабушка задумалась. Посмотрев на Олю повлажневшими глазами, она принялась за торт, попутно рассуждая: — Нет, все-таки Саша юноша хороший, по-своему порядочный. И друзья его уважают. Такую квартиру подарили…
   — А мы, может, переедем отсюда, — неожиданно вырвалось у Оли.
   — Вот те на! — всплеснула руками бабушка. — А что случилось?
   Оля поняла, что погорячилась. Вот уж с кем не стоило обсуждать эту тему!
   — Да… Не, я так, брякнула. Мы пойдем на Кремера? — ловко перевела она разговор.
   — Пойдем, пойдем. Только чай допьем. Прежде чем выпустить бабульку на лестничную площадку, Оля выглянула за дверь сама и внимательно оглядела порог и все углы. Сегодня гранат и прочей пиротехники не наблюдалось. И то хлеб. — Бабуль, пойдем пешком, а то лифт сломался. — Оля потянула бабушку за рукав, стараясь, чтобы та не заметила следов взрыва. Но бабушка все продолжала о своем:
   — Лифт-то починят. Только не вздумайте переезжать. Мне квартира понравилась.
   — Осторожно, здесь ступеньки крутые, — предупредила Оля.
   Но следы недавнего происшествия трудно было не заметить. Вся стена лестничного пролета была абсолютно черной, буквально как грифельная доска. Только в отличие от доски пачкалась не мелом, а сажей. Под ногами похрустывало стекло и мелкие кирпичные осколки. В стенах зияли выбоины, а металлические перила выгнулись так, будто какой-то безумный силач долго и упорно проверял на них силу своих мускулов.
   — Да-а, вот подъезд, конечно, запущен, что здесь было-то? — удивилась бабушка.
   — Баллончик взорвался, — отворачиваясь в сторону, соврала Оля.
   — Ничего себе баллончик, — фыркнула бабушка. — Как после бомбежки!


XIII


   В густом еловом лесу было сумрачно. Из неглубоких овражков поднимался слоистый туман. День уже близился к закату. Красноватые лучи солнца пробивались меж еловых стволов и ветвей, подсвечивали туманный воздух, придавая ему бледно-розовый оттенок. Остро пахло смолой и почему-то дымом — видимо, на ближних дачах жгли костры.
   Было тихо до звона в ушах. Городские звуки до этой чащобы не долетали. Кто бы мог подумать, что до кольцевой дороги всего каких-то пять километров!
   И только голос кукушки вдруг тревожно ворвался в тишину.
   — Семь, — загибая пальцы, считал Космос.
   — А я восемь насчитал, — поправил Пчела.
   — Мало что-то, — невесело подытожил Фил.
   — А такой жизни год за два. — Космос подтолкнул плечом мрачного Фила.
   Но тот почему-то не развеселился:
   — Один черт, мало.
   Бригада в полном составе выходила из леса на опушку. Впереди — Белый, за ним Космос, Фил и Пчела. Следом — бойцы, их маленькая грозная армия.
   До сих пор молчавший Белый обернулся. Вгляделся в лица пацанов:
   — Фил, я только сейчас въехал, а где Скиппи с Гошкой?
   Фил ответил не сразу. Ему совсем не хотелось поднимать эту тему именно сейчас. Но вопрос был задан.
   — У Скипона сотрясуха… — И он немного виновато пожал плечами.
   — А у Гохи нос загнулся, как клюшка Кохо Революшн, — пояснил Космос.
   — А что такое-то? — напрягся Саша.
   — На рынке с залетной братвой схватились. Саша нахмурился. Что за хрень? Во-первых, почему вовремя не доложили? Во-вторых, до каких пор его люди будут отгребать там, где вроде бы все схвачено?
   — Говорят, с Сибири каждую неделю новые бригады подтягиваются. — Космос со злостью пнул подвернувшуюся еловую шишку. Набросали тут, козлы!
   — Не знаю насчет Сибири, — задумчиво проговорил Фил. — По-моему, так из Шаолиня. Скиппи говорит, даже отмахнуться не смог.
   Белый ускорил шаг. Расстояние между ним и остальной бригадой неуловимо увеличивалось.
   Сегодня был его, Сашин, день. Но это ему почему-то совсем не нравилось. Конечно, все знали, зачем они поперлись в этот лес и что должны были сделать. Но окончательного решения ждали от него. И он отдал приказ. И еще он заметил, что многие отвернулись. Он же заставил себя смотреть до конца.
   Теперь они все были повязаны. Одним делом. Одной кровью. Этим вот еловым лесом. И все! Бардака больше не будет. За это он, Саша Белый, отвечает.
   Саша резко остановился и обернулся к бригаде. Все замерли.
   — У нас не безопасность, а хор мальчиков-зайчиков, — заводясь с пол-оборота и глядя исподлобья на Фила, бросил он.
   — Белый, ты же знаешь, всяко бывает, — попытался замять тему Фил. — На каждого бойца всегда найдется покруче. Я-то знаю.
   Но Саша уже рассвирепел:
   — А что еще ты знаешь? — глаза его были совершенно ледяными. — Что человек, которого ты привел, мне гранату подложил?.. Это твои люди, Валера. За их подготовку я с тебя спрошу. Это, кстати, всех касается! — Белый обвел взглядом притихших бойцов.
   Машины ждали их на берегу водохранилища.
   — Ну, поехали, зайчики! — скомандовал Саша, подходя к «линкольну».
   Космос, глядя на простор воды, остановился и негромко сказал:
   — Пусть земля ему будет пухом.
   И всем было ясно, что сегодняшний день они не забудут. Никогда…
* * * * *
   Саша встряхнул кожаный плащ и повесил его на плечики. На пол посыпались еловые иголки. В квартире было почти темно, только в дальнем конце коридора, из кухни, падал свет. Наверное, Оля уже легла. Это было совсем некстати. Саша был страшно голоден. Сейчас ему меньше всего хотелось ужинать в одиночестве. Однако он ошибался. Оля даже и не думала ложиться:
   — Мрачный муж пришел, — вышла она из кухни. — Ужинать будешь? Мясо.
   — Привет. Мясо буду.
   — Еще горячее. Мы были на чудном концерте Кремера. А ты что, за грибами ходил? — она смахнула иголку, застрявшую в обшлаге плаща.
   — Ну, типа да, — устало согласился Саша.
   Он притянул Олю к себе и легко поцеловал в щеку. Но когда он потянулся к ее губам, она отстранилась. На мгновение. И тут же приникла к нему. От Саши пахло лесом и немного дымом.
   Они прошли в комнату, и Саша тяжело опустился в кресло, зачем-то прихватив со стола маленькую скрипку.
   — На скрипке черти играют, дьяволы, ты в курсе? — он приставил инструмент к левому плечу, будто собираясь извлечь из нее какую-нибудь мелодию. Не иначе как дьявольскую.
   — Не говори глупостей, — нахмурилась Оля. — Это самая моя первая, бабуля нашла.
   Саша перехватил скрипку попривычнее — наперевес, как автомат, и прицелился прямо в Олю.
   — Белов! Положь инструмент, — строго приказала Оля и снова вернулась на кухню.
   — Ты мебель смотрела? — крикнул ей Саша. — Обставляться надо как-то.
   — Смысл? — донеслось до него. — Переедем — будем обставляться.
   — Куда переедем? — не понял Саша. — Тебе что, здесь не нравится? — спросил он уже на пороге кухни.
   Оля, не оборачиваясь, что-то колдовала над кастрюлей.
   — Не нравится? — Она недоуменно пожала плечами. — Нет, мне все нравится, даже очень. — Иронии она почти не скрывала.
   — А в чем тогда проблема? — Саша ее иронию принимать не желал.
   — Ни в чем. Все чудесно, — мерзко спокойным тоном ответила Оля, накладывая в тарелку тушеное мясо.
   Саша сдерживался уже с трудом. Что ж за день такой гребаный!
   — Оля, вот это плохая политика — капать на мозги, — ссориться ему совсем не хотелось. — Я тебе сто раз сказал — все улажено. Что ты начинаешь-то?
   — Саша, надо съезжать отсюда. — Оля резко сбросила обороты: ирония уступила место усталости. — Это все, чего я прошу. Не хочу вздрагивать каждый раз, когда подхожу к дверям.
   — А ты — не вздрагивай.
   Почувствовав, что переборщил, Саша постарался сгладить:
   — Оль, квартира — подарок пацанов, они старались, нашли алкашей этих, расселяли…
   — Блин! — вспыхнула Ольга. — Да кто тебе важнее — жена или пацаны твои?
   — Не задавай тупых вопросов. Сейчас.
   Оля же эти слова приняла почему-то слишком близко к сердцу.
   — Тупых? А ты с каких пор таким умным стал? Ты у нас кто, профессор Капица?
   Саша откашлялся и вполне беззлобно парировал:
   — Нет. Я ежик с окраины.
   — А в честь моего деда зал назван в консерватории! — Оля уже чуть не плакала. — И не надо со мной так обращаться! — прикрикнула она.
   — Да ты меня осчастливила просто… — хмыкнул Саша с неприятной улыбкой.
   — Ну, может, мы не такие богатые… — по инерции продолжала Оля.
   Но это была уже лишняя капля.
   — Короче! — перебил он ее. — Запомни, я такой, какой есть. И чем скорее ты это поймешь, тем лучше для нас обоих. Все, базар окончен.
   Оля, ни слова не говоря, выскочила, как ошпаренная, из кухни. Дверь хлопнула так, что посыпалась штукатурка.
   Да, денек, что и говорить, выдался на славу.


XIV


   Генерал Чуйков ценил опера Каверина. Конечно, старый милицейский лис на голубом глазу видел, что этот Володя Каверин далеко не так прост. Более того — этот опер был явно из тех, кто мать родную ни за понюшку табака продаст. Однако сыскарь он был классный. От бога или от дьявола — кому что больше нравится.
   Поэтому Чуйков взял за обыкновение вызывать Каверина непосредственно к себе, в кабинет в Главке. И поручал ему те дела, которыми, будь он помоложе, занялся бы сам.
   — Да, по поводу этих бриллиантов, — говорил он, прихлебывая горячий чай с лимоном. — Свяжись с прокуратурой и возьми показания с потерпевшего.
   — Хорошо, беру на контроль, — с готовностью отозвался Каверин, аккуратно фиксируя в блокноте приказ генерала. — Еще что-нибудь, Петр Ильич? — с готовностью, но без подобострастия спросил опер.
   — Еще?.. — Чуйков задумчиво пополировал ладонью лысину. — Еще один глухарь, вот глянь.
   Взяв со стола несколько черно-белых фотографий, генерал протянул снимки Каверину.
   Каверин сначала перетасовал их быстро, но потом, вглядевшись, начал перекладывать фото все медленнее и медленнее.
   Генерал оседлал любимую тему про птичек-глухарей и не обратил внимания, что Каверин аж с лица спал и заметно побледнел.
   — Грибники обнаружили. В ельнике. Сволочи. И чего им дома не сидится? Расхлебывай теперь…
   — Откуда? — не по чину перебил его Каверин. Чуйков не придал значения нарушению субординации:
   — Утром из области прислали.
   — Вы дайте мне, я проверю. Может, и не глухарь вовсе, — собирая фотографии в папочку, попросил Каверин.
   — Орел! — генералу нравилась такая наглая и здоровая самоуверенность.
   Через полчаса Каверин был уже в офисе « Курс-Ин-Веста».
   Бросив на стол Артура фотографии, он по-хозяйски уселся на вертящийся стул. И дал Артуру время полюбоваться на одутловатое лицо покойника Михи — ибо это именно он был запечатлен на фото, явно не предназначенном для семейного альбома.
   — Вот этот пацан, должник мой. Должен был Белова грохнуть. Но что-то там не срослось. — Каверин состроил гримасу сожаления и развел руками. — Что наша жизнь — игра, — деланно вздохнул он и добавил: — Случая.
   — Так подожди, подожди… — остановил его сбледнувший с лица Артур. — А какой-то он неживой, парнишка-то твой на фотографии…
   — Есть маленько, — не мог не признать Каверин.
   — Так это ж… — раздулся от возмущения Артур… — его грохнули! Слушай, ты ж урод просто, понимаешь? — заорал он, потрясая фотографиями. — Ты ж меня подставил. Ты мне что обещал? Я тебе бабки давал?
   — Давал, давал, — успокоил его Каверин. — Акела промахнулся. — Каверин побарабанил по столу пальцами. — Да ты не трясись так. Он не знал, кто, что… Все через посредников.
   Артур, ничего не говоря, лишь посмотрел на опера полным ненависти взглядом и достал из шкафа литровую бутылку водки. Налил себе рюмку и залпом выпил.
   — Белый что, идиот? — вытер он ладонью влажный рот. — Сам не доедет, кому надо было?
   — Есть такое дело, — согласился Каверин. И то ли в шутку, то ли серьезно предложил вдруг: — А ты не хочешь, пока такое дело, уехать куда-нибудь? В Монголию там? В Улан-Батор?
   — Да пошел ты! — огрызнулся Артур.
   — Я, — стукнул себя кулаком в грудь Каверин, — могу его устранить. Есть у меня еще один казачок на примете.
   — Ты уже один раз устранил, терминатор херов.
   — Теперь вот с этим, — он схватил со стола фотографии, — я его совершенно официально закрою. Сядет, а на этапах с зэками разное случается… Но это уже немножко другое вознаграждение, — Каверин набрал цифру на калькуляторе и развернул его к Артуру. На дисплее мерцала цифра 10 000.
   — Вот ты его сначала посади, а там поговорим насчет вознаграждения, — ответил Артур, лишь мельком глянув на цифру.
   — А у тебя выхода нет — масляно улыбнулся Каверин. — Белый — парень жесткий, ломом подпоясанный. Если я тебе не помогу, то кто ж тебе поможет?
   Артур задумался.
   Каверин положил перед ним чистый лист бумаги:
   — В общем, так. Вот тебе бумага, перо. Пиши заяву, как тебя злостно рэкетировала группа Белова.
   Не глядя, Артур скомкал лист и запустил им в урну. Надо же, попал.
   — Володя, а не пошел бы ты… — Артур не успел закончить, а Каверин — ответить.
   Из селектора раздался голос секретарши:
   — Артур Вениаминович! К вам Белов и Пчелкин.
   Товарищи по несчастью переглянулись. И, ровным счетом не зная, что делать, уселись друг напротив друга на подоконнике. Артур вытер рукавом пиджака лоб и отхлебнул водки прямо из бутылки. Каверин, как это у него обычно бывало в минуты волнения, по-утиному зашевелил губами, вытягивая их трубочкой.
   — Артур Вениаминович! — Людочка без стука ворвалась в кабинет. — Они уже поднимаются.
   Их там несколько машин приехало. Они же не спрашивают…
   Положение становилось критическим. Да что — становилось! Они были в полной заднице.
   Они пулей выскочили из кабинета. Правда, Каверин не забыл прихватить фотографии мертвого Михи, а Артур так и не расстался с бутылкой.
   — Быстро, быстро! — Каверин втащил за собой неповоротливого Артура в туалет и защелкнул задвижку. Уф! Успели! За дверью уже слышались приближающиеся шаги.
   Людочка тоже едва успела занять свою позицию. Принц Персии перешел уже на шестой уровень. За сегодня ему снова не повезло. Что и говорить — привходящие обстоятельства.
   В приемную уже ввалилась вся компания во главе с Пчелой и Космосом, которые приветливо лыбились. Как крокодилы.
   — Привет, Люда, Артур у себя? — спросил Пчела и, не дождавшись ответа, заорал дурным голосом: — Артурчик!
   Секретарша изумленно подняла брови:
   — А вы его не встретили? Он только что уехал.
   — Ладно, подождем его.
   Белый с Космосом были уже в Артуровом кабинете.
   — Извините, туда нельзя! — запоздало запричитала секретарша.
   — Я же соучредитель! — солидно напомнил ей Пчела.
   — Люда! Сделай мне кофе! — крикнул Саша из глубин кабинета.
   Люда не тронулась с места, всем своим видом изображая глухонемую.
   — Ну, в чем дело? Тебя же попросили? Что, непонятно? Кофе. А мне — водочки с лимоном. Где это?
   Людочка поняла, что сопротивление бесполезно и бессмысленно:
   — Здесь, — указала она на дверь кухни. Пчела, игриво приобняв Люду, скрылся с ней за этой дверью.