У него осталось чувство, что тревожная музыка балета, мрачная сценография и ритмичные движения балерин предвещали перемены. Какие? Бог весть. Ясно было лишь одно — прежней жизни, прежней страны уже не будет никогда…

 



Часть 3

ОКТЯБРЬ-ДЕКАБРЬ 1993

ЧЕТКИ ФАРХАДА




XXV


   Все-таки наших не переделаешь. В этом чертовом Майами пили круче, чем в каком-нибудь Урюпинске. Да и то сказать — братва понаехала со всего бывшего Союза. Уточняли сферы влияния. Уточнили. Это теперь мода такая, серьезные вопросы перетирать или в горах Швейцарии, или здесь. Черт! Как же трещит голова! Саша даже застонал, приложив холодную бутылку пива ко лбу. Так пиво, похоже, помогало лучше, чем при употреблении внутрь.
   Впрочем, в Майами не только пили. И не только делили. Серьезные люди свели Сашу с крупными местными бизнесменами. Из наших, из эмигрантов. Эти разбогатевшие бывшие советские очень хотели вкладывать деньги в Россию, особенно в Москву. Но, мягко говоря, побаивались. Да и вправду, если судить о ситуации по штатовскому телевидению и газетам, то создавалось впечатление, будто в России на сегодняшний день оставались одни сплошные отморозки. И это если даже учитывать беременных женщин и младенцев обоего пола.
   Местных Саша, конечно, успокоил и обещал всяческое содействие. За определенный процент, естественно, вполне, кстати, божеский. Не в последнюю очередь и потому божеский, что в этих вот очень серьезных деловых контактах Саша увидел возможность выбраться на иной уровень бизнеса. Легального и престижного бизнеса. Пора было соскакивать с криминальных рельсов и становится под стать фамилии пушистым и белым.
   В современной России открывались колоссальные возможности — приватизация, неисчерпаемые запасы нефти и газа, банковское дело, инвестиции в бурно развивающееся строительство. Это было золотое дно. Точнее, пока это была золотая вершина, которая звала и манила. Но как же болит голова!!!
   — Простите, вы хорошо себя чувствуете?
   — А? — оторвавшись от иллюминатора, Саша не сразу сообразил, чего же от него хотят. Миловидная стюардесса с сочувственной улыбкой склонилась над ним и еще раз повторила свой вопрос.
   — Ох, маленькая моя, — страдальчески поморщился Саша, — не дай бог тебе так же…
   — Извините. — Похоже, стюардесса его хорошо поняла.
* * * * *
   «Уважаемые дамы и господа! — раздался ровный голос из динамиков. — Просьба занять свои места и пристегнуть ремни. Наш самолет через двадцать минут совершит посадку в аэропорту Шереметьево-2. Сегодня понедельник, третье октября 1993 года. Московское время 11 часов 44 минуты. Температура воздуха в Москве — плюс семь градусов».
   Фил с Космосом в VIP-зале аэропорта ожидали самолет из Майами. Ждать было не скучно:
   благодаря прямой трансляции CNN они развлекались по полной. Русские пушки обстреливали русский же Белый дом! Тот самый, который два года назад вышла защищать вся Москва. Их пацаны тоже возили туда бутерброды и медикаменты, которые тогда, к счастью, не понадобились. Зато теперь, судя по всему, все может закончиться кровавой баней.
   Наконец объявили посадку рейса Белова. Резво поднявшись из кресел, пацаны с хрустом потянулись — засиделись уж — и направились в зону прилета.
   — Вот где реальный беспредел, — ткнул в огромный экран телевизора Космос.
   — Да, понедельник день тяжелый, — со вздохом согласился Фил.
   — Три по пятьдесят… — Космос на ходу отдал распоряжение бармену. Фил махнул водителю:
   — Володь, машину подгоняй…
   Саша в белоснежном плаще и белых штанах показался в дальнем конце аэропортовского коридора, ярко освещенного солнцем:
   — А что ж так рано, ей же месяц еще?.. — кричал он в трубку мобильного телефона. — Кать, ну ты гинеколог, не я… Да еду, еду… Давай, не прощаюсь. — Саша, помахав рукой пацанам, уже проходил через металлоискатель: — Привет, братья!
   — Здравствуй, брат! — Фил и Космос приветственно вскинули вверх руки.
   — Что у вас тут творится-то? — с несколько вымученной улыбкой спросил Саша, поочередно обнимая друзей.
   Космос, как это у него обыкновенно бывало при особом волнении, зачастил:
   — Сань, прикинь, там у Белого дома реальная разборка. На Арбате танки стоят, не проехать.
   — Вертолет надо в таких случаях! — пошутил Саша.
   Ему сейчас только вертолета не хватало. Для полного-то кайфа.
   — Какой вертолет! — почти всерьез возразил Фил. — Собьют на хрен. Счас поедем, сам увидишь.
   — Ладно, это все суета, — приобнял Сашу Фил, участливо посматривая в несколько затуманенные Сашины глаза. — Как сам-то?
   — Да хреново, — признался Саша. — Со вчерашнего. Выпили там вчера…
   Фил с Космосом за спиной Саши многозначительно переглянулись. Космос щелкнул пальцами официанту. Поднос с тремя хрустальными рюмками и веточкой винограда возник перед ними, словно в восточной сказке.
   — О, клево! Кстати… — проглотив слюну, Саша потянулся к рюмке.
   — За свободу демократии! — поднимая рюмку, ляпнул Фил.
   Тут уж настала очередь переглянуться Саше с Космосом: вечно Фил со своим неуместным гражданским пафосом! Прямо пионер — всегда готов!
   — Хорош, хорош! — приостановил его Космос.
   И провозгласил торжественно: — За будущего сына, Сань!
   — Не дай бог, если дочь… — пробормотал как заклинание Саша и закусил виноградиной.
   — За настоящего пацана! — опрокинул в себя рюмку Космос.
   — Ладно, пошли.
   На Ленинградском шоссе никаких признаков событий, сотрясавших телеэфиры, не наблюдалось. Наоборот — вовсю светило солнце и хотелось радоваться жизни. Единственное, что смущало Сашу, это отсутствие свежей информации. А нужна она была ему каждые пять минут. Еще бы — Оля рожала, да еще и на месяц раньше срока. Номер роддома все время отвечал короткими гудками.
   — Ну что, Сань, как слетал-то? Отлично? — Космос не пытался отвлечь друга от беспокойных мыслей, ему и вправду было интересно.
   В отличие от него, Саше было не до деловых разговоров, тем более если речь шла о дне вчерашнем.
   — Да так, более-менее ничего, — отбрехнулся он.
   — Ну, а погода-то как в Майами? — не отставал Космос.
   Они с Филом, вольготно развалившись на заднем сиденье, все еще надеялись на подробный и красочный отчет о заграничной командировке командора.
   — Да я не помню, я и океана-то не видел. Там братва с Урала подтянулась, мы пили в основном, — слабо защищался Саша, все набирая и набирая злосчастный номер.
   — А кто был? Кабан был? — решил прояснить обстановку и Фил.
   — Был, и Мурат был.
   — Ну, и как Кабан?
   — Да так… — неопределенно хмыкнул Саша. Фил эту его неопределенность воспринял как сигнал тревоги, все-таки безопасность была его головной болью:
   — Чего, какие-то проблемы, что ли?
   — Да нет… — отрицательно мотнул головой Саша. О, кажется, дозвонился.
   — Вообще Кабан проблемный… — нахмурился Фил.
   — Да что Кабан! — жизнерадостно встрял Космос. — Вот когда я на островах был, там такая негритяночка была… — И он смачно зачмокал влажными губами.
   — Братцы, я не слышу ни хрена! — рыкнул на раздухарившихся опричников Саша.
   Космос убавил звук, но остановиться не мог, продолжая тихо втолковывать Филу:
   — А она, прикинь, раздевается, а там — все белое… Сань, да ты расслабься, — хлопнул он по плечу Белова, у которого опять сорвался звонок. — Подумаешь, на месяц раньше…
   — Я вообще семимесячным родился, — с неподдельной гордостью сообщил Фил.
   — Ну! А разве по нему скажешь? — радостно завопил Космос. — Все будет по уму, Санек! Родится Ванька — ножки обмоем, свозим, окрестим в Свято-Даниловском…
   — Постучи по дереву. — Саша сам постучал костяшками пальцев по иконке, закрепленной у лобового стекла. — Ладно. Лирика… Что там у Фархада?
   Фил удрученно покачал головой:
   — А у Фархада, Саня, полный аллее…


XXVI


   «Дамы и господа! Наш самолет, следующий рейсом Душанбе — Москва, совершил посадку в аэропорту Домодедово. Температура за бортом — семь градусов тепла», — даже профессионально бодрый голос стюардессы не вывел Фархада из оцепенения. Перебирая в руках четки, он был словно не в Москве, а в своем доме, в Душанбе. Одни и те же мрачные мысли не оставляли его ни там, ни здесь. Теперь к ним добавились еще и воспоминания…
* * * * *
   В своем благоухающем осенними плодами саду Фархад не находил себе места. Неприятности он предчувствовал заранее — как зверь, инстинктивно. Пытаясь отвлечься, он вытащил из кухни повара Рахмата. Все равно после обеда тот ничем не занимался, бездельничал, подкручивая холеные усы.
   — Сейчас мы с тобой поиграем в Робин Гуда.
   — Это кто? — не понял Рахмат, но напрягся. Голос хозяина ничего хорошего не предвещал.
   — Конь в пальто, — по-русски пояснил Фархад и добавил опять на родном: — Вставай туда. И яблоко возьми.
   — Куда яблоко? — Рахмат точно ничего не знал про Робин Гуда.
   Пришлось Фархаду самому организовать полную диспозицию. Он взял за локоть повара, подвел его к щиту, куда обычно прикреплял мишень, упражняясь в стрельбе из лука. Когда же Фархад установил на голове несчастного Рахмата большое красное яблоко, тот прозрел. По меньшей мере догадался, каким же образом развлекался этот загадочный Робин Гуд.
   — Фархад, может, не надо? — жалобно простонал Рахмат, когда уже третья стрела вонзилась на расстоянии двух пальцев от его правого уха.
   — Надо, надо. Должен же я когда-нибудь попасть… — снова прицелился Фархад.
   — Фархад, — окликнули его от дома, — к нам гости!
   Оглянувшись, Фархад одновременно отпустил тетиву. Стрела вонзилась точно в яблоко, пригвоздив его к щиту.
   Рахмат, не веря, что остался жив, кончиками пальцев стер капли со лба и лизнул влажные пальцы. Вместо вкуса крови он почувствовал восхитительную сладость яблока.
   — Аллах акбар! — прошептал он еле слышно.
   — Вы видели, вы видели?! — восторженно закричал на весь сад Фархад. Ему хотелось, чтобы весь мир разделил его триумф.
   Но пришедшие к нему «старшие товарищи» были далеки от его детских восторгов.
   — Фархад, есть разговор, — суровый Абдула-Нури поглаживал свою седую бородку, что само собой не предвещало ничего хорошего.
   — Какой? — Вопрос этот просто так сорвался с его губ.
   Будто Фархад не знал, о чем с ним хотят говорить!
   — Фархад, они деньги заберут. Нам не оставят. Толку от них не будет, — тонкие усики Далера топорщились от возбуждения. Сквозь его длинные воздушные волосы просвечивало синее небо.
   — Он правду говорит. Этот Белый — как черная нить на нашем дастархане, — вмешался лощеный Ораз, который несмотря на свой исключительно европейский вид всегда выражался по-восточному пышно.
   — Вы что, с ума сошли? Какой дастархан? — всплеснул руками возмущенный Фархад: достали эти их иносказания! — Да Белый весь риск, всю опасность взял на себя. Он создал эту дорогу. И вообще, он мой кровный брат.
   — Постой, Фархад. Успокойся. — Абдула-Нури по-отечески положил ему руку на плечо и легонько сжал. Его голос из вкрадчивого стал жестким. Он уже не уговаривал, а приказывал. — Сядь на место. Ты до сих пор юнец. Ты забыл об уважении к старшим. Тебе ближе этот Белый, чем все твои родные и близкие. — Он тяжело ронял слова, будто ледяные капли на раскаленный камень. — Завтра же поедешь в Москву, к этому Белому. И если не сможешь завершить это дело, то — мы поедем! Я два раза не повторяю. Не повторяю! — повторил он тем не менее дважды…
* * * * *
   — Молодой человек, Москва, — стюардесса тоже повторяла эту фразу уже не в первый раз. Заснул он, что ли, этот восточный красавец?
   — Спасибо, — очнулся наконец Фархад.
   Достав из сумки сотовый телефон, Фара набрал номер. Саша ответил сразу:
   — Але, Фарик! Здорово, брат!
   — Я в Москве.
   — Привет от нас передай — Космос с Филом строили Саше приветливые рожи.
   Саша глазами показал им: не мешайте, пацаны, не до вас.
   Справа по ходу промелькнули огромные буквы «МОСКВА» — бригадирский кортеж въезжал в мятежную столицу.
   — Не по телефону, брат, — нахмурился Саша. — Встретимся, перетрем. Тебя Пчела встречает. — Закончив разговор, он повернулся к водителю: — Сейчас, Володь, заезжаем в офис, берем Фару и в роддом, все равно по пути.
   Оля рожала в Институте матери и ребенка, это было на Юго-Западе, чуть ли не единственное место в Москве, где роженицу можно было поместить в отдельную палату. Правда, и за отдельную плату.
   Но, увы, никакими деньгами нельзя облегчить страдания всех женщин всех времен и всех народов.
   Схватки терзали Олю уже несколько часов. Процесс не столько шел, сколько затягивался. Больно было нестерпимо. Когда накатывало, Оля вообще ничего не соображала. Существовала только боль, она занимала все пространство, не оставляя места ни мыслям, ни чувствам, ни желаниям. Кроме одного: скорее бы все это кончилось.
   — Тужься, тужься. Старайся, — уговаривала Олю пожилая акушерка.
   — Больно, — жалобно простонала Оля, когда боль на минуту отступила.
   — Э-э, милая, — ласково улыбнулась акушерка, — а ты как думала? Просто так, что ли, над детками потом так трясутся? Ты старайся, дыши глубже.
   — Дыши, Оленька, дыши. — Катя, Сашина тетка, погладила Олю по руке.
   Вновь накатила боль. Боже, когда-нибудь это кончится?


XXVII


   Едва проскочили Речной вокзал, как тормознули гаишники. Вечно они не вовремя.
   — Ну что, командир, лавэ готовь, — раздраженно пробормотал Белый. — Счас будет…
   — Ребятки, всем спокойно, без кипежа, — передал по рации Фил. — Никто из машин не выходит. Если что, сам разберусь.
   Однако гаишник в оранжевом жилете к ним даже не подошел. Похоже, у него была другая задача. Он только заставил их машины прижаться к обочине.
   Мимо них тяжело и неторопливо проследовала в сторону центра колонна бэтээров с расчехленным вооружением.
   — Вот и они, родненькие, ничего себе! — ошарашенно произнес Саша.
   Он, конечно, уважал военную технику. Но в мирное-то время, да в столице нашей Родины…
   — А чего ты хотел, свободная страна. Так и живем, братишка, — философски вздохнул Космос.
   Дальше, по Ленинградке и Садовому ехали почти без задержек, если не считать обычных остановок у светофоров…
   Телевизор в кабинете транслировал все одно и то же. Правда, по Белому дому уже не стреляли, но из окон верхних этажей валил черный дым.
   — Слышь, выключи телек, ну его на фиг. — Саше сейчас только общегосударственных проблем не хватало. — Слышь, где Фарик?
   — Да приедет, куда денется, — пожал плечами Фил.
   Саша только сейчас обратил внимание, что на фарфоровой кружке, сиротливо стоявшей возле малахитового чернильного прибора, была надпись «ПАПА». «Подхалимаж, что ли? — про себя усмехнулся он. — Вот чудаки! Вроде они все братья!»
   И все-таки поинтересовался, когда Фил потянулся за кружкой:
   — Фил, папа кто у нас? — подначил он.
   И тут только до него дошло. Никаким подхалимажем и не пахло. А папа он, Белов Александр Николаевич, в чисто человеческом виде. Правда, малость поторопились.
   — Кружка твоя. — Фил поставил было кружку на место.
   — Да ладно, пей, шучу я, — рассмеялся Саша. Неужто на самом деле — папа?
   Космос, больше всех уставший от бесконечного ожидания, выудил из ящика стола стрелки для дартса с разноцветным оперением.
   — Ну что, Фил, тебе какие?
   — Желтые, — не задумываясь, выбрал Фил.
   — А мне розовенькие, что ли? — заржал Космос.
   — Это что такое? — заинтересовался Саша.
   — А это новая игра, — серьезно, «для непонятливых», пояснил Космос. — «Смертельная стрела» называется. — И тут же вместо мишени запустил стрелкой в Фила.
   Ошарашенный подобным произволом, Фил выхватил из его рук несколько стрелок и принялся планомерно расстреливать обидчика. С пол-оборота в дурацкую игру включился и Саша. И даже немного заигрался, зачем-то выхватив пистолет и размахивая им в воздухе.
   — Спокойно, спокойно, — закричал он.
   — Осторожнее с оружием! — напомнил ему глава службы безопасности, нажимая кнопку на запиликавшей рации. Охранник снизу просил его спуститься. Что-то там, видимо, стряслось.
   — Сейчас иду, — бросил он, отмахиваясь от летевших в него с двух сторон стрел. Уже в дверях в спину ему вонзилось целых три — две розовых и одна желтая.
   — Фил, не снимай, так лучше! — хором орали ему разрезвившиеся друзья.
   Фил быстро сбежал вниз, в комнату охранника.
   — Валер, глянь! — показал ему тот на экран монитора. В зоне видимости камеры, как раз на площадке перед дверью их офиса, метались два парня, почти мальчишки. Один из них обнаружил, наконец, звонок и теперь жал на него, не отпуская.
   — Пусти их, — распорядился Фил. — Белый! — заорал он во весь голос, напрочь забыв о существовании внутренней громкой связи, которую сам же с такой любовью налаживал.
   Мальчишки в пятнистой форме и кроссовках вбежали в коридор.
   — Стоять! — рявкнул Фил.
   На военных мальчишки походили не особо, но приказание выполнили четко.
   — Кто, откуда? — отрывисто спросил Белый.
   — Ребят, времени нет, — взмолился тот, что был чуть повыше и явно побойчее. — Мы из Белого дома, нас ОМОН ищет.
   — Белый, не вздумай! — на ухо Саше прохрипел Космос.
   — Ребята, что делаем? — обернулся к ним стоявший чуть ниже Фил.
   — Пропустите! — приказал Саша.
   — Давайте наверх, — уточнил его приказ Фил, энергично замахав парнишкам рукой: поторапливайтесь, дескать…
* * * * *
   — Может все-таки стимуляцию, Екатерина Николавна? — в который раз спросила акушерка Катю.
   — Нет. Сама должна. Ну, давай, девочка, давай. Еще немного… — Катя, опытный врач, считала, что не стоит идти против природы. Все эти обезболивания, кесаревы, стимуляции бог знает как еще скажутся в будущем на здоровье ребеночка. Пока есть возможность родить по старинке, не стоит вмешиваться.
   Снова отпустило.
   — Саша… Где Саша? Он прилетел? — Оля с трудом шевелила губами.
   — Прилетел, позвонил из аэропорта, — терпеливо и ласково улыбнулась Катя. — Сказал, любит тебя, скоро будет здесь… Думай о себе, Оленька…
   Оля, уже не слыша, вдруг застонала-закричала неожиданно низким голосом. Катя обернулась к акушерке:
   — Давайте стимуляцию.
   И снова боль. Еще более непереносимая. «Нет, — кричала Оля, — так не бывает!» На самом деле она только чуть слышно стонала…
* * * * *
   Очнулась Оля от ненатурально бодрого голоса Кати:
   — А вот и Иван Александрович собственной персоной… Ну-ка, ну-ка…
   Оля приоткрыла глаза. Катя стояла перед ней и торжественно поднимала над головой красного пищащего младенца:
   — Точно, Ванька! — провозгласила Катерина, и Оля слабо улыбнулась.
   Надо же, оказалось, она не разучилась улыбаться…
   Поначалу, как только выехали из аэропорта, Пчела все пытался растормошить Фархада. Но потом понял, что Фарик сегодня как никогда мало расположен к общению с к крутым «металлом». Так, молча, но под грохот динамиков и доехали до самого Цветного.
   — Не спи, замерзнешь, — еще раз попробовал улыбнуться Пчела.
   — Приехали? — только-то и спросил в ответ Фара, помрачневший, казалось, еще больше.
   — Приехали. Ты вообще был здесь? — показал на недавно отремонтированное парадное крыльцо их офиса.
   — Был, был. Раз сто уже был, — невесело усмехнулся Фара.
   — Ух, счас кофейку дернем, — потянулся Пчела. — Я что-то не выспался, — пояснил он и, поднявшись на крыльцо, надавил кнопку домофона. С той стороны никто не отозвался. Пчела приблизил физиономию к глазку телекамеры и состроил рожу.
   И тут же получил по почкам! Да еще так, что едва дыхание перевел! Фарины, что ли, восточные шутки?
   Но Фарой тут и не пахло. Точнее, Фаре тоже, как и ему самому, мгновенно заломили руки бойцы в черных масках, выскочившие невесть откуда, — словно черти из табакерки.
   — Менты! Не открывайте! — благим матом орал Пчела, пытаясь отскочить подальше от двери, чтобы там свои увидели, кто к ним на Пчелином хвосте пожаловал. Но держали его такой железной хваткой, что он и дернуться не смог. Только губами шевелил. Весело это, должно быть, смотрелось!
   В общем, и вправду весело. Обхохочешься…
* * * * *
   — Что-то домофон сломался, — нажимая на бесполезную кнопку, пожаловался флегматичный охранник вошедшему в дежурку Филу.
   Прихлебывая из «кружки-папы» кофе, Фил посмотрел на искаженное оптикой и гневом лицо Пчелы в мониторе. Позади него маячил мрачный Фара, который тоже что-то кричал.
   — Открывай, заснул, что ли? — беззлобно рявкнул на охранника Фил. — Пусти, а то обидятся!
   Электронный замок щелкнул, и дверь, как показалось Филу, распахнулась так, будто с внешней стороны ее выбили небольшой бомбочкой. Этак в полкилограмма, в тротиловом эквиваленте!
   Пятнистые черти в черных масках и с десантными автоматами наперевес хлынули в образовавшуюся брешь, мгновенно, как ядовитый газ, распространяясь по всему офису.
   — Белый, у нас гости! — заорал Фил, стараясь перекричать матерный боевой ор бравых омоновцев. Мгновенно оценив перевес нападавших, он вскинул вверх руки, — «кружка-папа» упала на мягкий пол, расплескивая во все стороны так и не допитый кофе.
   Мерзкая вонь кирзы и пота вмиг перекрыла все прочие запахи.
   — Все на пол! Лицом вниз! — скорее для острастки прорычал один из чертей, судя по интонации, старший.
   И Сашу в белоснежном плаще, и Космоса уже и так завалили на пол, заламывая руки. Это они хорошо умели! Выучились.
   — Командир, я не понимаю, в чем дело? — попытался сохранить спокойствие Белый. — Это офис частной фирмы! — Он охнул от боли — кованый кирзовый башмак врезался ему в бок, аккурат по печени.
   — Обыщи его! — приказал Старшой.
   Чьи-то руки обшарили Сашины карманы. Быстро и без затей — будто не живого человека, а труп. «Изъятые» ключи от сейфа один боец ловко перекинул другому.
   — Где они? Падла, тебя спрашивают? Где они?! — заглушая в сознании все звуки, клацнул затвор автомата, и холодное дуло больно уперлось в Сашин затылок.
   — Повторяю вопрос. Где мятежники?!
   — Я тебе говорил… — из последних сил выворачивая голову в Сашину сторону, просипел Космос. На его запястьях тоже щелкнули наручники.
   — Шпаны нет, — крикнул кто-то из соседнего кабинета — именно того, куда они пустили мальчишек. «Что за бред! Что за…» — матерился про себя Белый.
   Старшой, удовольствия ради поддав Саше еще раз в бок, убрал автомат.
   — Окно разбили и ушли, — доложили ему. В ответ тот лишь виртуозно выругался. — А эт-то что?
   Его подручные выволокли на середину комнаты брезентовый мешок с оружием — там был весь бригадный арсенал, хранившийся в сейфе.
   — Коммерсанты, мать вашу… Полный боекомплект. Ты знаешь, на сколько это потянет? — глянул он на поднявшего голову Белова.
   — У нас разрешение, — сквозь зубы отбрехался Саша.
   — И у нас тоже разрешение, — издевательским тоном прокомментировал Старшой. — Я тебе сейчас такой шмон, бля, устрою, мало не покажется. Морду в пол, руки на голову!
   Перед крыльцом под омоновскими стволами уже лежали Пчела и Фархад. Пчела еще пытался крутить курчавой головой из стороны в сторону, пока у него в кармане не заверещал сотовый. Тут он получил сполна — прикладом меж лопаток:
   — Лежать!
   Фархад с отсутствующим взглядом бормотал молитву.
   А с крыльца уже сводили остальных пацанов и охрану, всех — в наручниках и с руками на затылке.
   — Больно, сука! — огрызнулся кто-то.
   — Руки, руки не переломай! — морщился и Саша.
   — С приездом, брат, — успел он крикнуть, встретившись взглядом с «отдыхающим» на асфальте Фарой.
   — Здравствуй, брат! — через силу усмехнулся тот.
   «Воронок» не задержался — будто давно уже стоял наготове, тут, за углом.


XXVIII


   — Первый, пошел!
   Космос в синей рубашке и сбившемся набок галстуке спрыгнул на землю из приоткрытой двери автозака. Его обычно подвижное лицо напоминало гипсовую маску.
   — Поживее, поживее. Руки за спину! Направо, лицом к стене!
   — Второй, пошел!
   Фил, расстегнув воротник, будто тот душил его, был следующим.
   — Руки за спину, поживее!
   — Третий, пошел!
   Пчела перед прыжком вниз аккуратно придержал полы длинного желтого пальто. Он был спокоен и вроде как даже равнодушен. Выплюнув жвачку, он шагнул в сумрак «приемного отделения».
   Фархад с развевающимися волосами, весь в черном, напоминал лермонтовского Демона.
   Белов даже попробовал улыбнуться. «Вовремя вырядился, — про себя усмехнулся он, — весь в белом. Белый всадник без белого коня!»
   — Направо, лицом к стене!
   Саша, подвинув плечом Фила, занял свое место. Точно по центру.
   — Лицом к стене!
   Перед этой безликой машиной они сейчас были не людьми, а фамилиями.
   — Пчелкин!
   — Чего?
   — Ничего, отвечайте на поставленные вопросы. Фара бормотал по-своему не то молитву, не то стихи.
   — Не нервничай, Фарик, — подмигнул ему Саша.
   — Пчелкин Виктор Павлович.
   — Год рождения?
   — Шестьдесят девятый.
   — Место рождения?
   — Москва.
   — Проходите.
   — Куда нас привезли? — поинтересовался коренной москвич Космос.
   — Да в Бутырку, — снисходительно пояснил Фил.
   — Прекратите разговоры! Филатов!
   — Да молчу я, молчу.
   Фара все бормотал свой бесконечный восточный стих.