Останутся наши следы.
"Кажется, песенка из времен первых космонавтов", - подумал Тарханов.
- Командор, я скоро вернусь. - Артем еще раз поднял руку и исчез с экрана.
Тихо и сумрачно в рубке звездолета. Два циферблата на голубой стене: часы Земли и часы звездолета. Они показывали разное время. Была среда. Был час дня по московскому времени. Да, именно в среду, двадцать четвертого февраля, в час дня по московскому времени решилась судьба Тарханова. Как только Звездный Совет утвердил состав экспедиции, Тарханов сразу же улетел в заволжские леса к Наташе. У них был чудесный дом на берегу озера. Они много гуляли, рыбачили, загорали; ночью смотрели на Большую Медведицу. Смеясь, Наташа Говорила:
"Не влюбляйся там в инопланетянку".
Весна и лето пролетели удивительно быстро.
В сентябре, накануне отъезда, Тарханов стал приводить в порядок бумаги. Взор упал на круглый белый шар. Тарханов нашел его на Марсе. "Какая-то детская игрушка", - подумалось тогда звездолетчику. Но откуда она здесь, на Марсе? Шар, несомненно, был делом человеческих рук. Сквозь белую оболочку его просматривалось изображение человека, сделанное в голубых тонах. Изображение как бы находилось внутри шара. Тарханов испытывал такое чувство, словно кто-то внимательно и пытливо рассматривает его из голубого шара. "Наваждение какое-то", - с недоумением думал он.
На Земле шар исследовали в самых различных институтах. Спектральные и прочие анализы показали, что шар состоит из элементов, известных на Земле, хотя внутреннее устройство его и назначение оставались неясными. Самое любопытное: шар излучал слабый поток фотонов.
Тарханов долго думал о загадке шара. Почему он оказался именно на Марсе?
Вспомнился отчет командора корабля "Сатурн". Он встречал подобные шары. Они мчались в космосе. Если они летели по прямой, - а расчеты говорили именно об этом, - то они вырвались откуда-то из района Большой Медведицы...
Шар, несомненно, был продуктом инопланетной цивилизации.
И тогда, готовясь к полету, Тарханов уложил шар в ящик и размашисто написал: "В Музей космонавтики".
Что же еще не доделано на Земле? Взгляд упал на разбросанные повсюду бумаги. Тарханов собрал и сложил их в аккуратную стопку. Письма. Заметки. Отчет об испытательном полете "Уссури". Трактат о диффузии земной цивилизации. Он сложил бумаги в папку и запер в ящике секретера. Вернется займется и отчетом и трактатом.
В кабинет вошла Наташа. Тарханов внимательно посмотрел на нее. Она изменилась за три года. Когда он с ней встретился впервые, она была неуклюжим подростком. Теперь перед ним стояла молодая женщина в полном расцвете сил. Почему он расстается с ней? Кто гонит его в звездную бездну? Но она всегда будет рядом с ним. Her, не будет. Почему в дальние полеты нельзя взять любимую?..
Было начало осени, когда они покинули заволжский дом. Безоблачное небо висело над землей. Дорога показалась короткой. И вот перед ними - огромная площадь космодрома. Вдали, задрав нос к небу, возвышалась громада звездолета "Уссури". Напротив переполненные трибуны. Переливы красок разноцветных одежд. Шум, похожий на гул вулкана.
Председатель Звездного Совета вручил Тарханову рейсовые документы и бортовой журнал.
Тарханов любил эти предстартовые минуты. Но сегодня почему-то он не испытывал обычного душевного подъема.
Ровно в двенадцать часов звездолетчики в белых космических костюмах на белых машинах выехали из главных ворот, чтобы сделать традиционный круг прощания с землянами. Десятки тысяч людей аплодировали звездолетчикам. Потом они стояли лицом к лицу и смотрели друг на друга - звездолетчики и провожающие их в далекий путь. Минута молчания перед расставанием Минута, длинная, как вечность, последняя, единственн&я. Тарханов посмотрел на небо,, на Наташу, поднял руку и сказал:
- Прощайте, земляне!
Пестрое море колыхнулось перед ним яркими косынками, белыми панамками, соломенными шляпами:
- Доброго тебе пути, звездолетчик!
Тарханов приветливо поднял руку и сделал шаг к лестнице. Ступенька. Еще ступенька. Последняя. И дорога к звездолету. Прямая, длинная, зеленая. Дорога к звездам. Она всегда зеленая - зимой и летом, весной и осенью. По ней ходят только звездолетчики. Когда улетают. И когда прилетают.
Наташа шла следом за ним, потом взяла его за руку. Тарханов медленно перевел взгляд на жену и подумал:
"Тебе тяжелее, чем мне". Эскалатор поднял их в кабину командора. Наташа села в кресло. Тарханов подошел к светло-голубой панели со множеством кнопок.
- Ты уже далеко от меня, Ритмин, - услышал он голос Наташи.
Тарханов круто повернулся и подошел к ней, приподнял на руки.
- Посиди здесь, Ната, - сказал он. - Кресло командора. Мое кресло. Я буду сидеть на нем долгие-долгие годы н управлять кораблем. Я...
Металлический голос из репродуктора не дал договорить:
- До старта осталось тридцать минут. Тридцать минут до старта. Наталья Андреевна Тарханова, просим вас покинуть звездолет.
Она посмотрела на Ритмина:
- Уже?
Он кивнул головой:
- Прощай, родная.
- Боже, какое жестокое слово...
...Воздушные тягачи с двух сторон подхватили гигантский звездолет и плавно поплыли в небо. В иллюминаторы Тарханов видел, как Наташа медленно брела по звездной дороге к трибунам. Потом исчезла. Мелодичный звон предупреждал, что звездолет вышел на стартовую высоту. Связь с внешним миром автоматически прервалась.
Тарханов нажал на стартовую кнопку. Бесконечная радость движения охватила его. Двигаться навстречу новым мирам, новым солнцам...
Звездолет летел со скоростью шестьдесят тысяч километров в секунду. Скорость громадная по земным масштабам и ничтожно малая - по космической шкале. Тарханов сидел в глубоком кресле и с каким-то детским удивлением рассматривал звездный мир. В эти минуты он забыл обо всем на свете. Куда ни глянь, везде звезды. Их больше, они ярче, чем на Земле. А созвездия? Вытянув шею и распластав крылья, летит Лебедь. Прямым поясом из трех звезд затянут Орион. Кассиопея... Как же вы далеки, сверкающие миры!
Ровно мигают зеленые глазки приборов. Будущее неопределенно, но в неопределенности своей радостно и интересно. Прошлое еще рядом и властно над мыслью, но уже далеко-далеко и с каждой секундой становится все дальше. И каждый миг все глубже и шире развертывается пропасть между прошлым и настоящим, и так ясно понимается сладостный ужас быстро бегущего и не останавливающегося времени. Еще ярки и милы и красками жизни сверкают покинутые дорогие лица, но уже пала на них слабая, еле зримая тень. Беззвучно реют они перед глазами, улыбаются, но в улыбке их тихая грусть. А звездолет несется все дальше в глубь Вселенной. Торжественно и согласно чеканят приборы: "Пи-пи-пи". Они как бы тоже прощаются с Землей и тоже грустят о прошлом. Грусть нужна человеку так же, как победа в дальнем походе в звездный мир.
Еще не наступило время собраться всем обитателям звездолета вместе. Это время придет. Сейчас каждый посвоему грустит о прошлом, что осталось на Земле. Священные минуты грусти, облегчающие души, помогающие долгие годы выдержать субсветовые скорости, преодолеть бездну времени и пространства.
Наташа плохо помнит, как она приехала с космодрома домой. Ее угнетала бесконечная усталость. Она не знала, за что приняться, и в каком-то полузабытьи лежала в постели, не в силах ни думать, ни пошевельнуться.
Утром к ней приехал представитель Звездного Совета. Он сказал, что хочет поговорить с ней по поручению командора Тарханова.
- Где он? - спросила она, едва представитель Звездного Совета поднялся на веранду.
- Еще в пределах Солнечной системы. Полет продолжается нормально.
- Нормально... А как же я?
- У вас другие обязанности перед землянами, и перед командором тоже. - Голос представителя Звездного Совета мягок и спокоен. - Я понимаю, как тяжело обрекать себя на долгие годы ожидания.
- И одиночества.
- Только не одиночества. Неужели командору будет легко в долгом пути, если он узнает, что вы малодушны? Будьте же достойны его. Завтра после обеда Тарханов начнет новое ускорение. Завтра вы еще, можете встретиться с ним у экрана. Последний раз до его возвращения на Землю. Завтра я приеду за вами. И мы поедем на звездодром. Журналистам я скажу, что вы встретитесь с ними, хак только почувствуете себя лучше. А скорее всего сейчас.
- Хорошо. Я постараюсь.
Наташа встала, вышла на веранду. В воздухе стоял аромат увядающей природы. Листья тронуты первой желтизной осени. Она знала: журналисты выше всего ценят Прямой и откровенный разговор. Что же, она готова к такому разговору. Во имя любви. Но что она скажет им?
- Друзья, - тихо начала она, чуть наклонив голову. - В большую жизнь Планеты меня ввел командор Тарханов, и мысли мои о нем. Я люблю его. Он был большим моим другом. Я говорю был, потому что нет его сейчас рядом со мной. Его похитило пространство. И вот я, простая землянка, спрашиваю вас: когда же человечество покорит время и пространство? Философы говорят, что время и пространство - форма существования материи. Так почему же нельзя изменить эту форму? Изменить так, чтобы я и тысячи таких же, как я, жен, матерей, сестер звездолетчиков по первому желанию могли очутиться рядом с ними? Я вижу скептические улыбки на ваших лицах. Вы, очевидно, считаете, что я несу несусветную чушь. Может быть. Философские идеи я формулирую по-женски. Что ж, скажите вашим читателям, слушателям, зрителям, что настало время открыть дорогу женщине за пределы Солнечной системы. Я прошу от имени тех, кто долгие годы ждет своих возлюбленных, сыновей и отцов...
На следующий день за ней прилетел автоплан и увез на Памир, где на склоне одного из высочайших хребтов расположилась станция галактической связи. Наташу ждали.
В сопровождении дежурного станции она поднялась на скоростном лифте в огромный сводчатый зал и очутилась перед экраном объемного телевидения. Инженер придвинул кресло поближе к экрану. Наташа села. В таких же креслах, как она, сидело еще несколько человек. Торжественный звон - сигнал связи. Засветился экран. В зале наступил полумрак. Наташа увидела людей в противоперегрузочных костюмах. Пять человек. Улыбались. Переговаривались между собой. Потом разом повернулись лицом к экрану,
Наташа не слышала, как члены экспедиции обменивались короткими фразами со своими близкими, сидящими в зале галактической связи, она неотрывно смотрела на Тарханова. Он тоже смотрел на нее. Этот безмолвный разговор длился бесконечно долго. Наташе казалось, что Ритмин находится рядом, стоит протянуть руки - и коснешься его. Но это невозможно. Они отделены друг от друга сот. нями миллионов километров. И с каждым мигом со скоростью сто тысяч километров в секунду он уходил все дальше в глубь космоса. Наташа невольно закрыла глаза.
- Тебе плохо, Ната? - услышала она знакомый голос. С экрана по-прежнему пристально, как бы стараясь проникнуть в душу Наташи, смотрел Ритмин. Она чуть улыбнулась. Но улыбка получилась печальной.
- Я, Ритмин, хорошо себя чувствую. Ты не волнуйся. Я буду ждать тебя. - Она вдруг запнулась и чуть слышно произнесла: - У нас будет сын.
Глаза Тарханова заблестели. Он на мгновение опустил голову, а когда поднял ее, лицо, как всегда, было спокойным и мужественным.
- Мы будем ждать тебя, Ритмин. - Она чувствовала, что вот-вот зарыдает, и знала, что не смеет этого делать, но слезы ручьем катились из глаз.
- Не надо, Ната. - Голос Тарханова впервые дрогнул. Будь сильной и живи. Живи ради нашего сына, живи для людей это мое пожелание и моя просьба. Прощай, Ната.
Тарханов взглянул в иллюминатор. Лория погружалась в ночь. Из-за оранжевого горизонта появились оба спутника планеты и понеслись по небу. Это были два великолепных шара желтый и бело-синий. За ночь они делали по три оборота вокруг Лории. Позже всходил третий спутник. Он плыл по небу медленно, но стремительно вращался вокруг своей оси, поражая каскадом красок - красных, синих, белых, голубых, зеленых. Не спутник, а сплошная земная радуга, волшебной рукой собранная в чудесный сверкающий шар.
"Три луны, а жизни на планете нет", - вздохнул Тарханов. Он подошел к столику, на котором лежал корабельный журнал. Пробежал записи сегодняшнего дня. Дата. Координаты Лории. Прочерки в графе о самочувствии членов экспедиции. Тарханов горько улыбнулся. Много-много лет назад, когда стартовал звездолет, их было пятеро. Остался он один. Остальные погибли. Их взял космос. Да еще Артем, единственный житель Лории, зачисленный в состав экспедиции семнадцать лет назад. Об этом имеется соответствующая запись в корабельном журнале.
Тарханов перелистал его и положил в сейф. Люди могут погибнуть, но их деяния должны жить. Когда-нибудь земляне прочтут записи и узнают о судьбе экспедиции, о жизни землян в звездном мире, одиночестве, отчаянии, борьбе.
Закрыв сейф, Тарханов подержал в руке ключи. "Дубликаты хранятся на Земле, - почему-то вспомнилось ему. - Я могу не вернуться на Землю, а сейф когда-нибудь вернется..."
Сигнал к ужину - такой же, как и в первый день по лета. Тарханов вошел в обеденный салон. Здесь ничего не изменилось. Белоснежные скатерти на столах. Серебро и хрусталь. Акварель на стене. До блеска натертый пол. Все так, как там, на Земле. Эта подчеркнутая приближенность к родной планете сейчас почему-то раздражала Тарханова. Там все это выглядело естественно. Здесь же не было этой естественности.
Ужин стоял на столе. Фужер вина. Два свежих помидора. Два яблока. Ломтики сыра. Кусок холодного мяса. Салфетка. Заботами роботов экспедиция все эти годы ни разу не испытывала перебоев в питании. А запасы чая кончились пять лет назад он здесь не выращивался, а был взят с Земли.
Поужинав, Тарханов прошел к себе в каюту и лег спать. Но сон не шел. Тарханов поднялся и подошел к телескопу, всегда наведенному на Солнце. Там Земля, там Наташа... Ему вдруг показалось, что через толстые кварцевые иллюминаторы корабля, через огромное пространство звездного мира слышится голос Наташи: "Я люблю тебя, родной". Тарханов тяжело вздохнул и выключил свет...
В открытые иллюминаторы входил свежий утренний воздух Лории. Высоко висело чистое густо-синее небо. Слева, в двух километрах от звездолета, грохотал прибой Уссурийского моря, названного астронавтами в честь дальневосточной реки. Справа тополиная роща пела знакомую с детства земную песню. Впереди лежала голая голубая пустыня с далекими контурами мертвых городов.
Тарханов вышел из звездолета и медленно двинулся к тополиной роще, к домику, в котором жил последние годы астроботаник Иван Васильевич.
Домик тремя окнами смотрел на звездолет. Тарханов открыл дверь и переступил его порог. Казалось, хозяин только что ушел - так чисто и домовито убраны комнаты. Вон и кресло, в котором он просиживал долгие часы в обществе астроботаника. Тарханов опустился на мягкое сиденье и скрестил руки на груди. Вошел робот и молча поставил на стол сковородку жареного кроличьего мяса. Из буфета молча достал графин с освежающим соком, помедлил минуту и опять полез в буфет. Астроботаника десять лет как нет в живых, а робот продолжает подавать ему обед.
Окна были открыты. Шелест листвы действовал успокаивающе. Тарханов сел на скамейку возле веранды. Где-то среди деревьев мелькнула тяжелая фигура робота и исчезла. Жужжали пчелы. Из-за кустов выскочил бурундук, поднялся на задние лапки, почесал ушко и побежал дальше. Тарханов проводил его восхищенным взглядом, с жадным вниманием приглядываясь ко всему живому в долине. Все занимало его: зеленые листья, бурые породы моха на стволах, высокая осока, кроличьи норы, аккуратные грядки огородов, фруктовый сад... Астроботаник многое сделал, чтобы привить на Лории земную флору и фауну. Тарханов почувствовал острую тоску по другу. Иван Васильевич был великим оптимистом и в часы отчаяния умел вселять в людские души веру в жизнь.
Шел девятый год путешествия. "Уссури" вклинился в пространство между Мицаром и Алькором. Члены экспедиции седьмой месяц находились в частичном анабиозе. Бодрствовал один командор. Беззвучно работали приборы. Разноцветные огоньки мигали на панелях. На обзорном экране висел белый кружок - туда, к Лории, с субсветовой скоростью мчался звездолет "Уссури". И с каждой секундой она, эта незнакомая планета, увеличивалась в размерах.
"Пора будить людей", - подумал Тарханов и нажал на кнопку. Автомат замигал кварцевыми глазами. Во всех кабинетах и каютах, отсеках и центральном коридоре зажегся искусственный утренний свет. А через три часа ученые собрались в столовую, на первый завтрак после долгого сна. Ели с аппетитом. Смеялись. Расспрашивали, долго ли лететь до Лории. Тарханов отвечал, отшучивался, у него было превосходное настроение, потому что люди были веселые, как будто и не находились в анабиозе.
- Командор, - обратился кибернетик Ян Юханен к Тарханову, - вы уверены, что на планете, куда мы стремимся, есть разумные существа?
За девять земных лет путешествия этот вопрос не раз обсуждался членами экспедиции. И, пожалуй, один Тарханов был уверен, что им, пятерым землянам, впервые придется встретиться с инопланетной цивилизацией. Как пройдет эта встреча, он не знал. И не знал об уровне жизни на незнакомой планете.
Тарханов внимательно посмотрел на кибернетика. Он, кажется, понимал его. Ян Юханен больше ста лет путешествовал в космосе, и за сто лет ему не приходилось еще встречаться сразумными существами. А жажда встречи с инопланетной цивилизацией у каждого космонавта так же велика, как велика жажда у путника, пробирающегося во пустыне.
Тарханов сказал:
- Я верю, что мы встретимся с разумными существами. Я верю, что они похожи на людей. И трижды верю, что нам удастся установить контакт.
- Интересно, очень интересно, - сказал астроботаник и подошел к иллюминатору. За кормой корабля тянулся световой шлейф аннигиляции. За шлейфом лежала черная пустота. - Да, пустота... Я первый раз в космосе. Все так интересно...
Тарханов подошел к роялю. Пальцы неуверенно коснулись клавиш.
Вдруг резкий пронзительный сигнал тревоги поднял звездолетчиков из-за стола. Оборвалась музыка. Приборы неистовствовали. Потом зажглись красные огни. Непривычные огни.
Не один световой год бороздил Тарханов космос. Были разные сигналы тревоги, но этот... Сигнал войны. Перед Тархановым в стенке кабины висел круглый ярко-красный циферблат. Никогда никто его не открывал. Звездолетчики шутя говорили: "Пуговка, украшение". Такие же "пуговки" имелись в рубке командора, в его кабинете, в спальне, в обеденном салоне, в библиотеке...
Войны на Земле давно исчезли. И все-таки, отправляя звездолетчиков в далекое космическое плавание, на Земле программировали электронный центр на "войну". И сейчас, глядя на зловещий сигнал, Тарханов растерялся.
По уставу звездной навигации циферблат мог открыть только командор, а в случае его гибели - ближайший помощник. Если не будет и помощников - электронный центр сам должен был принимать решение. В уставе говорилось, что командору разрешается вступить в переговоры с космическим противником и только в случае провала переговоров принимать необходимые меры для защиты звездолета. Если же противник, несмотря на предупреждение, попытается напасть на корабль, устав предлагал применить оружие. А оружие было такой силы, что могло сокрушить любое препятствие на пути звездолета.
И все-таки Тарханов не решался. Начать войну в космосе? Он чувствовал, как по спине пробежал холодок. Сигнал звучал все тревожнее. Что ж, пора. Тарханов сорвал планку. В небольшой выемке были вмонтированы две кнопки. Белая. Черная. Под первой зажглась буква "П", под второй - "У". Они означали: "Приготовиться к ответному удару" и "Удар". Тарханов, не задумываясь, нажал на белую кнопку - приготовиться к обороне никогда не мешает. Он только защищается, принимает меры, чтобы враг не захватил островок Земли во Вселенной.
В рубку вошел кибернетик. Глаза его сверкали:
- Командор, пора!
- Не торопи. От имени Земли я один должен принимать решение.
Кибернетик ушел. Легкий треск в пульте управления. А вообще была обычная тишина. Не чувствовалось, чго звездолет посланец Земли - встретился с враждебной силой. А электронный центр, получив сигнал "приготовиться", во все концы отдавал приказы. В приборы вводились новые программы. На корабле заработали долго бездействовавшие кибернетические машины. Бесшумно задраивались специальной сеткой иллюминаторы.
"Сейчас электронный центр проинформирует о приготовлениях", - подумал Тарханов. Он еще не совсем верил в опасность. Он рассекал космические просторы, чтобы нести в разумные миры дружбу и братство Земли. Он жил этой мечтой. А иные миры, оказывается, не хотят дружбы. Быть может, электронный центр ошибся?
На обзорном экране исчезло изображение планеты, к которой все эти годы мчался звездолет. Экран был белый, аамутненный. Радарные установки не предсказывали никакой опасности. Тарханов вызвал членов экспедиции - в такие минуты лучше быть всем вместе. На панели ручного управления вспыхнул зеленый огонек. Тарханов усилил громкость микрофона.
- Докладывает главный ЭЛЦ. Звездолет приготовился к ответному удару. Все оружие в боевой готовности. Вокруг корабля создано тридцатикилометровое защитное поле. Звездолет окружают белые шары. Расстояние сорок три километра. Температура по Кельвину - пять градусов. Я кончил.
- Н-да! - Тарханов посмотрел на обзорный экран. Там стояла сплошная белая пелена. - Пока никакой опасности не видно. А температура у них всегда пять градусов абсолютного.
Белая пелена на экране двигалась, мерцая золотистыми вспышками. Постепенно она стала приобретать форму шаров. Тарханов впился в них - какая же опасность угрожает звездолету? Шары, каждый размером с футбольный мяч, все плотнее окружали звездолет. Очень давно на Марсе Тарханов видел такой же белый шар. Он держал этот шар в руке. Совершенно безобидный, легкий, как пушинка, с изображением человека внутри. Но это же невозможно, немыслимо, чтобы между марсианским шаром и теми, которые окружали звездолет, было что-то общее. Тот не летал. А эти летают с такой же и даже большей скоростью, чем звездолет.
- Иван Васильевич, - обратился Тарханов к астроботанику, - прошу достать бортовой журнал, он в том ящике... Благодарю. - Сделав соответствующую запись, он отложил журнал в сторону. - Садитесь, товарищи. Нам ничего не остается делать, как ждать. Радиорубка?
- Радиорубка слушает, - металлическим голосом ответил робот.
- Запишите радиограмму. Галактика, Млечный Путь, планетная система Солнца, планета Земля, Хабаровск, Звездный Совет, председателю Комитета галактической связи. Звездолет "Уссури" попал в окружение белых шаров. Координаты звездолета...
- Радиограмма принята.
Тарханов включил микрофон и повернулся к обзорному экрану. Белые шары приближались к защитному полю звездолета. Казалось, что это пчелиный рой летит в поисках пристанища. Шары кружились, отскакивали, прижимались к защитному полю, вновь отскакивали и вновь касались поля, потом замирали.
- Такое впечатление, будто каждый старается принять наиболее удобную для себя позицию, - тихо сказал астрофизик Антон Итон.
Скопление белых шаров вокруг звездолета принимало форму огромных буртов хлопка. Проходила минута, вторая, третья... Проходил час, еще час... Звездолет мчался с такой же скоростью, как и раньше.
- Радиоаппаратура внешней связи вышла из строя во время передачи.
- Причины?
- Не удается выяснить.
- Возможности исправления?
- Ноль.
Тарханов выключил микрофон и некоторое время сидел молча. "Случилось самое страшное", - подумал он и тихо оповестил товарищей:
- Связь с Землей прервана.
- Что это, по-вашему, командор? И что они собираются делать? - Астроботаник внимательно посмотрел на Тарханова. Вы извините меня, я впервые в космосе и впервые встречаюсь с шарами. Быть может, для всех эта обычное явление...
- В том-то и дело, что не обычное... Если бы я знал, что они собираются делать...
Звездолетчики с напряжением следили за экраном. На панели загорелся зеленый огонек.
- Докладывает главный ЭЛЦ. Скорость корабля сто тысяч километров в секунду... Скорость девяносто семь тысяч... Скорость девяносто три тысячи... Скорость восемьдесят семь тысяч... Курс корабля изменился на две секунды...
- Тяга? - с волнением спросил Тарханов.
- Тяга нормальная. Антивещество поступает в нормальных дозах.
- Слушай меня, ЭЛЦ! Управление беру на себя. Управление беру на себя. Скорректировать курс корабля. Восхождение двадцать секунд.
- Есть восхождение двадцать секунд.
Скорость корабля продолжала падать.
- По местам, друзья. Через пять минут начнем ускорение.
Тарханов опять соединился с главным электронно-вычислительным центром:
- Расстояние до планеты?
- Ноль пять парсека.
Ровно через пять минут Тарханов дал в дюзы двойную порцию антивещества. Это было рискованно при такой громадной массе покоя корабля. Но Тарханов вынужден был пойти на этот риск. Перегрузка вдавила его в эластичное кресло. Он посмотрел на обзорный экран. Белый рой не маячил впереди корабля. "Освободились", - с облегчением подумал Тарханов. Постепенно тяжесть в теле прошла. Он придвинул к себе бортовой журнал и записал:
"Тринадцать часов двадцать пять мин. кор. вр. С помощью ускорения сбито скопление белых шаров".
В центре обзорного экрана снова появилось изображение Лории, куда долгие годы пробирались земляне...
"Кажется, песенка из времен первых космонавтов", - подумал Тарханов.
- Командор, я скоро вернусь. - Артем еще раз поднял руку и исчез с экрана.
Тихо и сумрачно в рубке звездолета. Два циферблата на голубой стене: часы Земли и часы звездолета. Они показывали разное время. Была среда. Был час дня по московскому времени. Да, именно в среду, двадцать четвертого февраля, в час дня по московскому времени решилась судьба Тарханова. Как только Звездный Совет утвердил состав экспедиции, Тарханов сразу же улетел в заволжские леса к Наташе. У них был чудесный дом на берегу озера. Они много гуляли, рыбачили, загорали; ночью смотрели на Большую Медведицу. Смеясь, Наташа Говорила:
"Не влюбляйся там в инопланетянку".
Весна и лето пролетели удивительно быстро.
В сентябре, накануне отъезда, Тарханов стал приводить в порядок бумаги. Взор упал на круглый белый шар. Тарханов нашел его на Марсе. "Какая-то детская игрушка", - подумалось тогда звездолетчику. Но откуда она здесь, на Марсе? Шар, несомненно, был делом человеческих рук. Сквозь белую оболочку его просматривалось изображение человека, сделанное в голубых тонах. Изображение как бы находилось внутри шара. Тарханов испытывал такое чувство, словно кто-то внимательно и пытливо рассматривает его из голубого шара. "Наваждение какое-то", - с недоумением думал он.
На Земле шар исследовали в самых различных институтах. Спектральные и прочие анализы показали, что шар состоит из элементов, известных на Земле, хотя внутреннее устройство его и назначение оставались неясными. Самое любопытное: шар излучал слабый поток фотонов.
Тарханов долго думал о загадке шара. Почему он оказался именно на Марсе?
Вспомнился отчет командора корабля "Сатурн". Он встречал подобные шары. Они мчались в космосе. Если они летели по прямой, - а расчеты говорили именно об этом, - то они вырвались откуда-то из района Большой Медведицы...
Шар, несомненно, был продуктом инопланетной цивилизации.
И тогда, готовясь к полету, Тарханов уложил шар в ящик и размашисто написал: "В Музей космонавтики".
Что же еще не доделано на Земле? Взгляд упал на разбросанные повсюду бумаги. Тарханов собрал и сложил их в аккуратную стопку. Письма. Заметки. Отчет об испытательном полете "Уссури". Трактат о диффузии земной цивилизации. Он сложил бумаги в папку и запер в ящике секретера. Вернется займется и отчетом и трактатом.
В кабинет вошла Наташа. Тарханов внимательно посмотрел на нее. Она изменилась за три года. Когда он с ней встретился впервые, она была неуклюжим подростком. Теперь перед ним стояла молодая женщина в полном расцвете сил. Почему он расстается с ней? Кто гонит его в звездную бездну? Но она всегда будет рядом с ним. Her, не будет. Почему в дальние полеты нельзя взять любимую?..
Было начало осени, когда они покинули заволжский дом. Безоблачное небо висело над землей. Дорога показалась короткой. И вот перед ними - огромная площадь космодрома. Вдали, задрав нос к небу, возвышалась громада звездолета "Уссури". Напротив переполненные трибуны. Переливы красок разноцветных одежд. Шум, похожий на гул вулкана.
Председатель Звездного Совета вручил Тарханову рейсовые документы и бортовой журнал.
Тарханов любил эти предстартовые минуты. Но сегодня почему-то он не испытывал обычного душевного подъема.
Ровно в двенадцать часов звездолетчики в белых космических костюмах на белых машинах выехали из главных ворот, чтобы сделать традиционный круг прощания с землянами. Десятки тысяч людей аплодировали звездолетчикам. Потом они стояли лицом к лицу и смотрели друг на друга - звездолетчики и провожающие их в далекий путь. Минута молчания перед расставанием Минута, длинная, как вечность, последняя, единственн&я. Тарханов посмотрел на небо,, на Наташу, поднял руку и сказал:
- Прощайте, земляне!
Пестрое море колыхнулось перед ним яркими косынками, белыми панамками, соломенными шляпами:
- Доброго тебе пути, звездолетчик!
Тарханов приветливо поднял руку и сделал шаг к лестнице. Ступенька. Еще ступенька. Последняя. И дорога к звездолету. Прямая, длинная, зеленая. Дорога к звездам. Она всегда зеленая - зимой и летом, весной и осенью. По ней ходят только звездолетчики. Когда улетают. И когда прилетают.
Наташа шла следом за ним, потом взяла его за руку. Тарханов медленно перевел взгляд на жену и подумал:
"Тебе тяжелее, чем мне". Эскалатор поднял их в кабину командора. Наташа села в кресло. Тарханов подошел к светло-голубой панели со множеством кнопок.
- Ты уже далеко от меня, Ритмин, - услышал он голос Наташи.
Тарханов круто повернулся и подошел к ней, приподнял на руки.
- Посиди здесь, Ната, - сказал он. - Кресло командора. Мое кресло. Я буду сидеть на нем долгие-долгие годы н управлять кораблем. Я...
Металлический голос из репродуктора не дал договорить:
- До старта осталось тридцать минут. Тридцать минут до старта. Наталья Андреевна Тарханова, просим вас покинуть звездолет.
Она посмотрела на Ритмина:
- Уже?
Он кивнул головой:
- Прощай, родная.
- Боже, какое жестокое слово...
...Воздушные тягачи с двух сторон подхватили гигантский звездолет и плавно поплыли в небо. В иллюминаторы Тарханов видел, как Наташа медленно брела по звездной дороге к трибунам. Потом исчезла. Мелодичный звон предупреждал, что звездолет вышел на стартовую высоту. Связь с внешним миром автоматически прервалась.
Тарханов нажал на стартовую кнопку. Бесконечная радость движения охватила его. Двигаться навстречу новым мирам, новым солнцам...
Звездолет летел со скоростью шестьдесят тысяч километров в секунду. Скорость громадная по земным масштабам и ничтожно малая - по космической шкале. Тарханов сидел в глубоком кресле и с каким-то детским удивлением рассматривал звездный мир. В эти минуты он забыл обо всем на свете. Куда ни глянь, везде звезды. Их больше, они ярче, чем на Земле. А созвездия? Вытянув шею и распластав крылья, летит Лебедь. Прямым поясом из трех звезд затянут Орион. Кассиопея... Как же вы далеки, сверкающие миры!
Ровно мигают зеленые глазки приборов. Будущее неопределенно, но в неопределенности своей радостно и интересно. Прошлое еще рядом и властно над мыслью, но уже далеко-далеко и с каждой секундой становится все дальше. И каждый миг все глубже и шире развертывается пропасть между прошлым и настоящим, и так ясно понимается сладостный ужас быстро бегущего и не останавливающегося времени. Еще ярки и милы и красками жизни сверкают покинутые дорогие лица, но уже пала на них слабая, еле зримая тень. Беззвучно реют они перед глазами, улыбаются, но в улыбке их тихая грусть. А звездолет несется все дальше в глубь Вселенной. Торжественно и согласно чеканят приборы: "Пи-пи-пи". Они как бы тоже прощаются с Землей и тоже грустят о прошлом. Грусть нужна человеку так же, как победа в дальнем походе в звездный мир.
Еще не наступило время собраться всем обитателям звездолета вместе. Это время придет. Сейчас каждый посвоему грустит о прошлом, что осталось на Земле. Священные минуты грусти, облегчающие души, помогающие долгие годы выдержать субсветовые скорости, преодолеть бездну времени и пространства.
Наташа плохо помнит, как она приехала с космодрома домой. Ее угнетала бесконечная усталость. Она не знала, за что приняться, и в каком-то полузабытьи лежала в постели, не в силах ни думать, ни пошевельнуться.
Утром к ней приехал представитель Звездного Совета. Он сказал, что хочет поговорить с ней по поручению командора Тарханова.
- Где он? - спросила она, едва представитель Звездного Совета поднялся на веранду.
- Еще в пределах Солнечной системы. Полет продолжается нормально.
- Нормально... А как же я?
- У вас другие обязанности перед землянами, и перед командором тоже. - Голос представителя Звездного Совета мягок и спокоен. - Я понимаю, как тяжело обрекать себя на долгие годы ожидания.
- И одиночества.
- Только не одиночества. Неужели командору будет легко в долгом пути, если он узнает, что вы малодушны? Будьте же достойны его. Завтра после обеда Тарханов начнет новое ускорение. Завтра вы еще, можете встретиться с ним у экрана. Последний раз до его возвращения на Землю. Завтра я приеду за вами. И мы поедем на звездодром. Журналистам я скажу, что вы встретитесь с ними, хак только почувствуете себя лучше. А скорее всего сейчас.
- Хорошо. Я постараюсь.
Наташа встала, вышла на веранду. В воздухе стоял аромат увядающей природы. Листья тронуты первой желтизной осени. Она знала: журналисты выше всего ценят Прямой и откровенный разговор. Что же, она готова к такому разговору. Во имя любви. Но что она скажет им?
- Друзья, - тихо начала она, чуть наклонив голову. - В большую жизнь Планеты меня ввел командор Тарханов, и мысли мои о нем. Я люблю его. Он был большим моим другом. Я говорю был, потому что нет его сейчас рядом со мной. Его похитило пространство. И вот я, простая землянка, спрашиваю вас: когда же человечество покорит время и пространство? Философы говорят, что время и пространство - форма существования материи. Так почему же нельзя изменить эту форму? Изменить так, чтобы я и тысячи таких же, как я, жен, матерей, сестер звездолетчиков по первому желанию могли очутиться рядом с ними? Я вижу скептические улыбки на ваших лицах. Вы, очевидно, считаете, что я несу несусветную чушь. Может быть. Философские идеи я формулирую по-женски. Что ж, скажите вашим читателям, слушателям, зрителям, что настало время открыть дорогу женщине за пределы Солнечной системы. Я прошу от имени тех, кто долгие годы ждет своих возлюбленных, сыновей и отцов...
На следующий день за ней прилетел автоплан и увез на Памир, где на склоне одного из высочайших хребтов расположилась станция галактической связи. Наташу ждали.
В сопровождении дежурного станции она поднялась на скоростном лифте в огромный сводчатый зал и очутилась перед экраном объемного телевидения. Инженер придвинул кресло поближе к экрану. Наташа села. В таких же креслах, как она, сидело еще несколько человек. Торжественный звон - сигнал связи. Засветился экран. В зале наступил полумрак. Наташа увидела людей в противоперегрузочных костюмах. Пять человек. Улыбались. Переговаривались между собой. Потом разом повернулись лицом к экрану,
Наташа не слышала, как члены экспедиции обменивались короткими фразами со своими близкими, сидящими в зале галактической связи, она неотрывно смотрела на Тарханова. Он тоже смотрел на нее. Этот безмолвный разговор длился бесконечно долго. Наташе казалось, что Ритмин находится рядом, стоит протянуть руки - и коснешься его. Но это невозможно. Они отделены друг от друга сот. нями миллионов километров. И с каждым мигом со скоростью сто тысяч километров в секунду он уходил все дальше в глубь космоса. Наташа невольно закрыла глаза.
- Тебе плохо, Ната? - услышала она знакомый голос. С экрана по-прежнему пристально, как бы стараясь проникнуть в душу Наташи, смотрел Ритмин. Она чуть улыбнулась. Но улыбка получилась печальной.
- Я, Ритмин, хорошо себя чувствую. Ты не волнуйся. Я буду ждать тебя. - Она вдруг запнулась и чуть слышно произнесла: - У нас будет сын.
Глаза Тарханова заблестели. Он на мгновение опустил голову, а когда поднял ее, лицо, как всегда, было спокойным и мужественным.
- Мы будем ждать тебя, Ритмин. - Она чувствовала, что вот-вот зарыдает, и знала, что не смеет этого делать, но слезы ручьем катились из глаз.
- Не надо, Ната. - Голос Тарханова впервые дрогнул. Будь сильной и живи. Живи ради нашего сына, живи для людей это мое пожелание и моя просьба. Прощай, Ната.
Тарханов взглянул в иллюминатор. Лория погружалась в ночь. Из-за оранжевого горизонта появились оба спутника планеты и понеслись по небу. Это были два великолепных шара желтый и бело-синий. За ночь они делали по три оборота вокруг Лории. Позже всходил третий спутник. Он плыл по небу медленно, но стремительно вращался вокруг своей оси, поражая каскадом красок - красных, синих, белых, голубых, зеленых. Не спутник, а сплошная земная радуга, волшебной рукой собранная в чудесный сверкающий шар.
"Три луны, а жизни на планете нет", - вздохнул Тарханов. Он подошел к столику, на котором лежал корабельный журнал. Пробежал записи сегодняшнего дня. Дата. Координаты Лории. Прочерки в графе о самочувствии членов экспедиции. Тарханов горько улыбнулся. Много-много лет назад, когда стартовал звездолет, их было пятеро. Остался он один. Остальные погибли. Их взял космос. Да еще Артем, единственный житель Лории, зачисленный в состав экспедиции семнадцать лет назад. Об этом имеется соответствующая запись в корабельном журнале.
Тарханов перелистал его и положил в сейф. Люди могут погибнуть, но их деяния должны жить. Когда-нибудь земляне прочтут записи и узнают о судьбе экспедиции, о жизни землян в звездном мире, одиночестве, отчаянии, борьбе.
Закрыв сейф, Тарханов подержал в руке ключи. "Дубликаты хранятся на Земле, - почему-то вспомнилось ему. - Я могу не вернуться на Землю, а сейф когда-нибудь вернется..."
Сигнал к ужину - такой же, как и в первый день по лета. Тарханов вошел в обеденный салон. Здесь ничего не изменилось. Белоснежные скатерти на столах. Серебро и хрусталь. Акварель на стене. До блеска натертый пол. Все так, как там, на Земле. Эта подчеркнутая приближенность к родной планете сейчас почему-то раздражала Тарханова. Там все это выглядело естественно. Здесь же не было этой естественности.
Ужин стоял на столе. Фужер вина. Два свежих помидора. Два яблока. Ломтики сыра. Кусок холодного мяса. Салфетка. Заботами роботов экспедиция все эти годы ни разу не испытывала перебоев в питании. А запасы чая кончились пять лет назад он здесь не выращивался, а был взят с Земли.
Поужинав, Тарханов прошел к себе в каюту и лег спать. Но сон не шел. Тарханов поднялся и подошел к телескопу, всегда наведенному на Солнце. Там Земля, там Наташа... Ему вдруг показалось, что через толстые кварцевые иллюминаторы корабля, через огромное пространство звездного мира слышится голос Наташи: "Я люблю тебя, родной". Тарханов тяжело вздохнул и выключил свет...
В открытые иллюминаторы входил свежий утренний воздух Лории. Высоко висело чистое густо-синее небо. Слева, в двух километрах от звездолета, грохотал прибой Уссурийского моря, названного астронавтами в честь дальневосточной реки. Справа тополиная роща пела знакомую с детства земную песню. Впереди лежала голая голубая пустыня с далекими контурами мертвых городов.
Тарханов вышел из звездолета и медленно двинулся к тополиной роще, к домику, в котором жил последние годы астроботаник Иван Васильевич.
Домик тремя окнами смотрел на звездолет. Тарханов открыл дверь и переступил его порог. Казалось, хозяин только что ушел - так чисто и домовито убраны комнаты. Вон и кресло, в котором он просиживал долгие часы в обществе астроботаника. Тарханов опустился на мягкое сиденье и скрестил руки на груди. Вошел робот и молча поставил на стол сковородку жареного кроличьего мяса. Из буфета молча достал графин с освежающим соком, помедлил минуту и опять полез в буфет. Астроботаника десять лет как нет в живых, а робот продолжает подавать ему обед.
Окна были открыты. Шелест листвы действовал успокаивающе. Тарханов сел на скамейку возле веранды. Где-то среди деревьев мелькнула тяжелая фигура робота и исчезла. Жужжали пчелы. Из-за кустов выскочил бурундук, поднялся на задние лапки, почесал ушко и побежал дальше. Тарханов проводил его восхищенным взглядом, с жадным вниманием приглядываясь ко всему живому в долине. Все занимало его: зеленые листья, бурые породы моха на стволах, высокая осока, кроличьи норы, аккуратные грядки огородов, фруктовый сад... Астроботаник многое сделал, чтобы привить на Лории земную флору и фауну. Тарханов почувствовал острую тоску по другу. Иван Васильевич был великим оптимистом и в часы отчаяния умел вселять в людские души веру в жизнь.
Шел девятый год путешествия. "Уссури" вклинился в пространство между Мицаром и Алькором. Члены экспедиции седьмой месяц находились в частичном анабиозе. Бодрствовал один командор. Беззвучно работали приборы. Разноцветные огоньки мигали на панелях. На обзорном экране висел белый кружок - туда, к Лории, с субсветовой скоростью мчался звездолет "Уссури". И с каждой секундой она, эта незнакомая планета, увеличивалась в размерах.
"Пора будить людей", - подумал Тарханов и нажал на кнопку. Автомат замигал кварцевыми глазами. Во всех кабинетах и каютах, отсеках и центральном коридоре зажегся искусственный утренний свет. А через три часа ученые собрались в столовую, на первый завтрак после долгого сна. Ели с аппетитом. Смеялись. Расспрашивали, долго ли лететь до Лории. Тарханов отвечал, отшучивался, у него было превосходное настроение, потому что люди были веселые, как будто и не находились в анабиозе.
- Командор, - обратился кибернетик Ян Юханен к Тарханову, - вы уверены, что на планете, куда мы стремимся, есть разумные существа?
За девять земных лет путешествия этот вопрос не раз обсуждался членами экспедиции. И, пожалуй, один Тарханов был уверен, что им, пятерым землянам, впервые придется встретиться с инопланетной цивилизацией. Как пройдет эта встреча, он не знал. И не знал об уровне жизни на незнакомой планете.
Тарханов внимательно посмотрел на кибернетика. Он, кажется, понимал его. Ян Юханен больше ста лет путешествовал в космосе, и за сто лет ему не приходилось еще встречаться сразумными существами. А жажда встречи с инопланетной цивилизацией у каждого космонавта так же велика, как велика жажда у путника, пробирающегося во пустыне.
Тарханов сказал:
- Я верю, что мы встретимся с разумными существами. Я верю, что они похожи на людей. И трижды верю, что нам удастся установить контакт.
- Интересно, очень интересно, - сказал астроботаник и подошел к иллюминатору. За кормой корабля тянулся световой шлейф аннигиляции. За шлейфом лежала черная пустота. - Да, пустота... Я первый раз в космосе. Все так интересно...
Тарханов подошел к роялю. Пальцы неуверенно коснулись клавиш.
Вдруг резкий пронзительный сигнал тревоги поднял звездолетчиков из-за стола. Оборвалась музыка. Приборы неистовствовали. Потом зажглись красные огни. Непривычные огни.
Не один световой год бороздил Тарханов космос. Были разные сигналы тревоги, но этот... Сигнал войны. Перед Тархановым в стенке кабины висел круглый ярко-красный циферблат. Никогда никто его не открывал. Звездолетчики шутя говорили: "Пуговка, украшение". Такие же "пуговки" имелись в рубке командора, в его кабинете, в спальне, в обеденном салоне, в библиотеке...
Войны на Земле давно исчезли. И все-таки, отправляя звездолетчиков в далекое космическое плавание, на Земле программировали электронный центр на "войну". И сейчас, глядя на зловещий сигнал, Тарханов растерялся.
По уставу звездной навигации циферблат мог открыть только командор, а в случае его гибели - ближайший помощник. Если не будет и помощников - электронный центр сам должен был принимать решение. В уставе говорилось, что командору разрешается вступить в переговоры с космическим противником и только в случае провала переговоров принимать необходимые меры для защиты звездолета. Если же противник, несмотря на предупреждение, попытается напасть на корабль, устав предлагал применить оружие. А оружие было такой силы, что могло сокрушить любое препятствие на пути звездолета.
И все-таки Тарханов не решался. Начать войну в космосе? Он чувствовал, как по спине пробежал холодок. Сигнал звучал все тревожнее. Что ж, пора. Тарханов сорвал планку. В небольшой выемке были вмонтированы две кнопки. Белая. Черная. Под первой зажглась буква "П", под второй - "У". Они означали: "Приготовиться к ответному удару" и "Удар". Тарханов, не задумываясь, нажал на белую кнопку - приготовиться к обороне никогда не мешает. Он только защищается, принимает меры, чтобы враг не захватил островок Земли во Вселенной.
В рубку вошел кибернетик. Глаза его сверкали:
- Командор, пора!
- Не торопи. От имени Земли я один должен принимать решение.
Кибернетик ушел. Легкий треск в пульте управления. А вообще была обычная тишина. Не чувствовалось, чго звездолет посланец Земли - встретился с враждебной силой. А электронный центр, получив сигнал "приготовиться", во все концы отдавал приказы. В приборы вводились новые программы. На корабле заработали долго бездействовавшие кибернетические машины. Бесшумно задраивались специальной сеткой иллюминаторы.
"Сейчас электронный центр проинформирует о приготовлениях", - подумал Тарханов. Он еще не совсем верил в опасность. Он рассекал космические просторы, чтобы нести в разумные миры дружбу и братство Земли. Он жил этой мечтой. А иные миры, оказывается, не хотят дружбы. Быть может, электронный центр ошибся?
На обзорном экране исчезло изображение планеты, к которой все эти годы мчался звездолет. Экран был белый, аамутненный. Радарные установки не предсказывали никакой опасности. Тарханов вызвал членов экспедиции - в такие минуты лучше быть всем вместе. На панели ручного управления вспыхнул зеленый огонек. Тарханов усилил громкость микрофона.
- Докладывает главный ЭЛЦ. Звездолет приготовился к ответному удару. Все оружие в боевой готовности. Вокруг корабля создано тридцатикилометровое защитное поле. Звездолет окружают белые шары. Расстояние сорок три километра. Температура по Кельвину - пять градусов. Я кончил.
- Н-да! - Тарханов посмотрел на обзорный экран. Там стояла сплошная белая пелена. - Пока никакой опасности не видно. А температура у них всегда пять градусов абсолютного.
Белая пелена на экране двигалась, мерцая золотистыми вспышками. Постепенно она стала приобретать форму шаров. Тарханов впился в них - какая же опасность угрожает звездолету? Шары, каждый размером с футбольный мяч, все плотнее окружали звездолет. Очень давно на Марсе Тарханов видел такой же белый шар. Он держал этот шар в руке. Совершенно безобидный, легкий, как пушинка, с изображением человека внутри. Но это же невозможно, немыслимо, чтобы между марсианским шаром и теми, которые окружали звездолет, было что-то общее. Тот не летал. А эти летают с такой же и даже большей скоростью, чем звездолет.
- Иван Васильевич, - обратился Тарханов к астроботанику, - прошу достать бортовой журнал, он в том ящике... Благодарю. - Сделав соответствующую запись, он отложил журнал в сторону. - Садитесь, товарищи. Нам ничего не остается делать, как ждать. Радиорубка?
- Радиорубка слушает, - металлическим голосом ответил робот.
- Запишите радиограмму. Галактика, Млечный Путь, планетная система Солнца, планета Земля, Хабаровск, Звездный Совет, председателю Комитета галактической связи. Звездолет "Уссури" попал в окружение белых шаров. Координаты звездолета...
- Радиограмма принята.
Тарханов включил микрофон и повернулся к обзорному экрану. Белые шары приближались к защитному полю звездолета. Казалось, что это пчелиный рой летит в поисках пристанища. Шары кружились, отскакивали, прижимались к защитному полю, вновь отскакивали и вновь касались поля, потом замирали.
- Такое впечатление, будто каждый старается принять наиболее удобную для себя позицию, - тихо сказал астрофизик Антон Итон.
Скопление белых шаров вокруг звездолета принимало форму огромных буртов хлопка. Проходила минута, вторая, третья... Проходил час, еще час... Звездолет мчался с такой же скоростью, как и раньше.
- Радиоаппаратура внешней связи вышла из строя во время передачи.
- Причины?
- Не удается выяснить.
- Возможности исправления?
- Ноль.
Тарханов выключил микрофон и некоторое время сидел молча. "Случилось самое страшное", - подумал он и тихо оповестил товарищей:
- Связь с Землей прервана.
- Что это, по-вашему, командор? И что они собираются делать? - Астроботаник внимательно посмотрел на Тарханова. Вы извините меня, я впервые в космосе и впервые встречаюсь с шарами. Быть может, для всех эта обычное явление...
- В том-то и дело, что не обычное... Если бы я знал, что они собираются делать...
Звездолетчики с напряжением следили за экраном. На панели загорелся зеленый огонек.
- Докладывает главный ЭЛЦ. Скорость корабля сто тысяч километров в секунду... Скорость девяносто семь тысяч... Скорость девяносто три тысячи... Скорость восемьдесят семь тысяч... Курс корабля изменился на две секунды...
- Тяга? - с волнением спросил Тарханов.
- Тяга нормальная. Антивещество поступает в нормальных дозах.
- Слушай меня, ЭЛЦ! Управление беру на себя. Управление беру на себя. Скорректировать курс корабля. Восхождение двадцать секунд.
- Есть восхождение двадцать секунд.
Скорость корабля продолжала падать.
- По местам, друзья. Через пять минут начнем ускорение.
Тарханов опять соединился с главным электронно-вычислительным центром:
- Расстояние до планеты?
- Ноль пять парсека.
Ровно через пять минут Тарханов дал в дюзы двойную порцию антивещества. Это было рискованно при такой громадной массе покоя корабля. Но Тарханов вынужден был пойти на этот риск. Перегрузка вдавила его в эластичное кресло. Он посмотрел на обзорный экран. Белый рой не маячил впереди корабля. "Освободились", - с облегчением подумал Тарханов. Постепенно тяжесть в теле прошла. Он придвинул к себе бортовой журнал и записал:
"Тринадцать часов двадцать пять мин. кор. вр. С помощью ускорения сбито скопление белых шаров".
В центре обзорного экрана снова появилось изображение Лории, куда долгие годы пробирались земляне...