- Смотрите! - воскликнул Антони Итон.
   Все повернули головы. В трех местах шаровые буры просверлили защитное поле и, все так же бешено вращаясь, упорно пробивались к корпусу звездолета. Автоматическая служба безопасности корабля ставила новые волновые поля, но и это мало помогало. Новые заплаты просверливались быстрее, чем цельноскроенная защитная одежда.
   - Излучатели - к бою, - приказал Тарханов.
   Он надел защитные очки и посмотрел на экран. Экран пылал, как будто в глубине его вспыхивали тысячи сверхновых звезд. К концу лорианского дня в рубку влетел сияющий кибернетик.
   - Какой фейерверк, а? Готов тысячу лет воевать. - Он возбужденно ходил по рубке. - Командор, сколько здесь этой белой орды! Я захватил десяток шариков и запер их в изоляторе.
   С наступлением сумерек шары рассеялись, и ночь в звездолете прошла спокойно. А утром последовало продолжение. Шары прилетали поодиночке и группами, долго кружились, пока не находили своего места, выстраивались и, образовав одно огромное сверло, начинали бурить защитное поле. Защиту корабля Тарханов перепоручил кибернетику, а сам занялся исследованием плененных шаров. Нового ему ничего не удалось выяснить. Каждый шар в отдельности не представлял опасности. Тайну их раскрыть не удалось, хотя Тарханов был уверен, что шары изготовлены из антифотонов. Каким ни фантастичным казалось такое предложение, иного объяснения он не мог найти.
   Пять дней излучатели антиматерии сжигали шары. На шестой день они появились разрозненными группами и, покружившись часа полтора вокруг звездолета, улетели. Больше они не появлялись.
   Члены экспедиции много спорили о шарах и пришли к выводу, что ими управляют разумные существа. Против этой гипотезы Тарханов ничего не мог возразить, хотя в душе не верил ей. Позже выяснилось, что он был прав. Цивилизация здесь погибла. Остались шары. Они выполняли самые различные функции. Одни воевали, другие защищали от ураганов местную флору, третьи находились в космосе... Землянам удалось собрать и исследовать пятьдесят видов шаров. Цвета у них были разные белые, розовые, прозрачно-голубые... И внутреннее строение у них было разное, если вообще можно назвать внутренним строением небольшие уплотнения самых причудливых форм.
   Как и всякое новое явление, шары привлекали внимание ученых. За ними охотились с азартом. Тарханов считал, что, разгадав тайну шаров, удастся разгадать и тайну гибели лорианской цивилизации. Поэтому он не только не запрещал, а всячески поощрял охотничий азарт членов экспедиции, хотя каждый раз призывал к осторожности.
   В одной из поездок по планете Тарханов обнаружил на берегу моря бледно-зеленый дворец причудливой архитектуры. Издали он походил на огромную перевернутую колбу. Дворец был сложен из бледно-зеленых шаров. Тарханов настолько заинтересовался этим, что позволил себе подойти к глухой стене, чтобы взять несколько "кирпичиков" для пробы. Не успел он отнять руку от стены, как на него хлынул поток света и музыки. Перед глазами все кружилось. В, ушах звенела мелодия незнакомой музыки. Казалось, что где-то поет тысячеголосый женский хор. Мелодия так вкрадчиво входила в душу, так нежно убаюкивала, что Тарханов невольно расслабился и закрыл глаза. Ему захотелось сесть, и он действительно сел в бледно-зеленое кресло, очень удобное и мягкое. Очевидно, усаживался он не совсем удачно, потому что почувствовал острую боль в правой руке и сразу же пришел в себя. Он лежал у стены возле голубого валуна. Рука была в крови: падая, ударился ею об камень. В планетолете Тарханов сделал себе перевязку и полетел на базу.
   На перевязку сразу же обратили внимание. Тарханову пришлось рассказать о происшествии в бледно-зеленом дворце.
   - Какая-то шаровая цивилизация, - сказал астроботаник, выслушав Тарханова.
   - Я добуду "кирпичи" с этого здания! - воскликнул кибернетик.
   - Будьте осторожны, - сказал Тарханов. - Мне думается, эти шары как бы обволакивают сознание. - Он говорил это и ловил себя на мысли, что ему опять хочется окунуться в поток мелодий бледно-зеленого дворца. Желание было настолько сильным, что он на какую-то долю секунды потерял власть над собой. Никто вроде бы не заметил этого, но, оказывается, Иван Васильевич видел все. Когда они остались вдвоем, он мягко сказал:
   - Командор, вам придется принять три сеанса психотерапии. Расскажите, что вы почувствовали в этом дворце?
   Выслушав ответ Тарханова, он решил:
   - Вас подвергли психическому облучению, и это скверно. Я бы вернул инженера назад.
   - Так опасно?
   - Не могу утверждать, но лучше не рисковать.
   Тарханов рассмеялся:
   - Дорогой Иван Васильевич, мы всю жизнь тем и занимаемся, что рискуем.
   Ночью поднялся ураган. Звездолет укрылся под защитным полем. К двенадцати часам ветер достиг небывалой силы - сто десять метров в секунду. Тарханов сидел у себя в каюте и записывал свои впечатления о первых днях пребывания на Лории. Процедуры психотерапии подействовали освежающе. Голова была ясная, и работалось легко.
   Отодвинув бумаги, Тарханов задумался. Они многое сделали для того, чтобы обеспечить возвращение звездолета на Землю. Если бы действовал радиоцентр звездолета... Он перестал работать где-то на подступах к Мицару, когда корабль впервые встретился с белыми шарами. Быть может, все-таки отложить старт на год?
   Вошел астроботаник - лицо страдальческое, походка вялая.
   - Что с вами?
   - Тополиная долина, - простонал астроботаник. - Разрешите мне отправиться к ней...
   Тарханов посмотрел на приборы. Скорость ветра достигла ста двадцати метров в секунду. Да, это такая сила, что не только маленькие деревца, но и звездолет поднимет, как пылинку, если убрать защитное поле.
   - Не могу, Иван Васильевич. Сядьте, пожалуйста. Мы вырастим новые тополя. Правом, данным мне, командору звездолета, я откладываю старт на один земной год. - Тарханов достал из стола бортовой журнал. - Смотрите, записываю: старт назначается на двадцать ноль-ноль две тысячи...
   - Вы правы, - сказал астроботаник. - Мы должны разгадать тайну Лории...
   Некоторое время оба молчали. Тарханов думал о только что принятом решении. Пожалуй, все будут рады этому, за исключением его самого. Встреча с Землей отодвинулась на неопределенное время. Когда же человечество научится прессовать пространство, чтобы ему не были страшны никакие расстояния?
   - Беспокоюсь за инженера, - сказал он. - Ветер...
   - Зря. Наш инженер и из ада выберется невредимым, а вот из рая...
   - Договаривайте. Вы думаете, что бледно-зеленый дворец представляет для него большую опасность, чем ураган? Почему?
   - Инженер, насколько я понял, из тех, кого считают космическим волком. Он привык к борьбе со стихией. Космическая стихия - это его родная стихия. Он всю свою долгую жизнь сталкивался с опасностями. И психический лад его души настроен на преодоление этих опасностей. Тут он несгибаем. А встреча в бледно-зеленом дворце... - Иван Васильевич развел руками.
   Утром Тарханов проснулся с гнетущим ощущением беспокойства. Ему словно не хватало чего-то привычного. Но его чувство прошло, когда он прочитал сообщение кибернетика: "Ночь была роскошна, приступаю к выполнению задания".
   Одевшись, Тарханов вошел в рубку звездолета и включил обзорный экран. День был ясный. На Лории ничего не изменилось - только не было ураганного ветра да на шесть процентов уменьшилась радиация. Оказывается, и ураганы бывают полезными.
   Перед тем как засесть за работу, Тарханов решил пройти к тополиной долине. Он вышел из звездолета и оглянулся. Казалось, что в море за ночь выросли голубые горы - так были громадны волны. Он слышал шум прибоя, который с грохотом бился о берег. Обогнув звездолет, Тарханов остановился в изумлении. Он не мог поверить своим глазам. То, что он видел, ошеломило его. Тополиная роща выдержала натиск лорианского урагана. Но это же невозможно! Сон или мираж? Тарханов протер глаза. Молодые деревца стояли, как стояли вчера, и чуть покачивались, испуская острый запах Земли. Широкие листья весело шумели, радуясь теплу, легкому ветру и лорианскому солнцу.
   Тарханов рассмеялся. На душе у него стало легко и свободно. Астроботаника он нашел в глубине долины.
   - Иван Васильевич, объясните, как это случилось, что роща не пострадала?
   Астроботаник широко улыбнулся и показал рукой на конец долины.
   - Шары, - сказал он. - Я прибежал сюда на рассвете. Ветер все еще дул свирепыми порывами, а в долине стояла тишина. Ни одно дерево не пострадало. Стою, смеюсь и ничего не могу понять. Наконец осмотрелся - и не мог поверить своим глазам. Вся долина лежала под громадным колпаком из шаров. А когда ветер стих, они поднялись в небо и тучей повисли над рощей, потом медленно опустились и улеглись в конце долины. Видите, вон они.
   - Подойдем, рассмотрим вблизи.
   Рассмотреть шары не удалось. Зеленое облако вдруг зашевелилось. Некоторое время оно висело на высоте трех метров над долиной, потом плотной тучей строго по вертикали стремительно пошло в небо.
   - Шары-враги, шары-друзья, тары-помощники, - сказал Тарханов. - Жаль, что не удалось пополнить нашу коллекцию.
   - Не все улетели, командор. Смотрите.
   В листве ближайшего тополя застряло несколько шаров. Астроботаник осторожно снял их и передал Тарханову. Они отличались от своих собратьев из коллекции меньшими размерами и цветом. Внутри те же утолщения, но здесь они в виде трех скрещенных палочек, образующих подобие русской буквы "ж".
   - Мы стоим у порога загадки и не можем переступить его, сказал Тарханов, разглядывая шары.
   Они медленно обошли долину и не обнаружили ни одного пострадавшего дерева и кустика.
   - Со временем здесь будет кусок дальневосточной тайги, задумчиво сказал Тарханов. - Только вот птиц да зверей мало. Недокомплект.
   - Наши потомки привезут.
   - Потомки, - вздохнул Тарханов. И перевел речь на другое. - Как много дел... По существу, мы еще не занялись всерьез океанами Лорин. Наш океанолог недоволен, что я его использую не по назначению. А что я могу сделать?
   Они помолчали. Тополиная роща кончилась. Впереди висела громада звездолета. Астроботаник спросил:
   - Юханен не сообщил, как он провел эту ночь?
   - Пишет, что была роскошная ночь.
   Кибернетик вернулся к вечеру, весь облепленный бледно-зелеными шарами.
   - Вот вам и кирпичи, командор, - возбужденно сказал он и начал отделять от себя один шар за другим.
   Всего было двенадцать шаров. Они слились вместе и спокойно улеглись на столе. Тарханов осторожно дотронулся до одного из них и почувствовал пустоту.
   - В лабораторию, - сказал он кибернетику. - Расскажите.
   - Музыки не было, командор. Была война!
   - Война?
   - Да. Старинная. С пищалями, пиками, рыцарскими доспехами. Даже я участвовал в этой войне. Скакал на великолепном коне. Рубил секирой. На поле битвы на кострах жарили баранов. Девушки подносили роги с вином. Я ощутил такую полноту жизни... Просто великолепно. Это надо самому пережить.
   - Любопытно. Скажите,; что вы почувствовали, когда попали под облучение? - Астроботаник спросил так резко, что даже Тарханов удивился.
   - Впечатление такое, будто в голову одновременно воткнулись тысячи иголок. - Кибернетик, казкется, не меньше Тарханова был удивлен тону вопроса.
   Тарханов и Иван Васильевич переглянулись.
   - Вы были внутри дворца? - все так же резко спросил астроботаник.
   - Не помню. А что, собственно, случилось? Почему такой тон?
   - Как же вы выбрались оттуда? - не обращая внимания на возмущение кибернетика, продолжал астроботаник.
   - Откровенно говоря, меня вытащил робот. Я только лег подремать на лужайке. Даже сейчас ко сну клонит. Пойду лягу...
   Утром следующего дня, во время завтрака, Тарханов объявил о своем решении отложить старт на один год. Если бы он знал о последствиях своего решения, то в тот же день покинул бы Лорию. Но тогда решение казалось верным. Программа исследований не была выполнена. Зачем стартовать, когда перед тобой одна загадка за другой, когда ты должен понять, что произошло на этой планете? Где те существа, которые создали загадку марсианского шара? Почему они не хотят открыться землянам, здесь, на своей родине? Во всем этом надо было разобраться; ради этого стоило жить и умереть. Не каждому выпадает такое счастье - открыть новую цивилизацию, отдаленную от Земли бог знает какими расстояниями.
   Сообщение Тарханова приняли с восторгом. Океанолог сказал, что наконец-то он займется своим делом. Астрофизик просил, чтобы ему разрешили заняться главной обсерваторией планеты. "Там делаются все шары", - сказал он. Иван Васильевич заговорил о новых посадках.
   - Ладно, нас ждет завтрак, - сказал Тарханов, довольный, что его решение совпадает с мнением товарищей. - Прошу к столу.
   - Черт знает что! - вдруг воскликнул кибернетик и швырнул тарелку с салатом из хлореллы на пол. - Что за гадость мне подают? Где зажаренный баран? Я вас спрашиваю?
   Обычно кибернетик поедал все, что ему подавали. А подавали ему всегда одно и то же - хлореллу во всех видах. И глотал он ее с таким завидным аппетитом, что невольно вызывал зависть. И вдруг такая сцена. Тут уж было не до завтрака. Океанолог с недоумением уставился на Юханена. Один Иван Васильевич невозмутимо допил чай, вытер салфеткой рот и только после этого встал из-за стола.
   - Пойдем, - он взял кибернетика за руку.
   Тот покорно последовал за астроботаником. Через три часа Иван Васильевич появился в командорской рубке.
   - Что с Яном Юханеном? - оживился Тарханов.
   - Кибернетик болен.
   - Этого не может быть! Я бы поверил, если бы вы сказали болен океанолог Кузьма Мочкаш. Но кибернетик, Ян Юхансн?
   - Да, именно Ян Юханен.
   - Что с ним?
   - Очевидно, воздействие лучей бледно-зеленого дворца на кору головного мозга. Пока это предположительно. Придется исследовать весь организм Юханена. Лечение займет не менее месяца. Вас я тоже, пожалуй, подвергну обследованию.
   - Но я чувствую себя великолепно.
   - Посмотрим, - сказал астроботаник, вглядываясь в командора холодными, пронизывающими глазами исследователя. - Я этим шарам не особенно доверяю.
   Вопреки мрачным предсказаниям астроботаника, инженер на четвертый день появился в обеденном салоне и с прежним аппетитом стал поглощать котлеты и салат из хлореллы. Иван Васильевич не нашел особых нарушений в его организме, разрешил работать в звездолете, но категорически запретил путешествие по Лории хотя бы в течение месяца. Сколько ни уговаривал его инженер, всегда уступчивый Иван Васильевич на этот раз был неумолим. Он умел быть твердым.
   Настроение ученых поднялось. Готовились к поездкам в разные концы Лории, чтобы продолжить исследование планеты. Вновь в обеденном салоне искрился смех.
   Первым отправился в путешествие океанолог. Кибернетик собрал ему великолепный аппарат "Орел и рыба". Кто дал машине такое название - неизвестно. Но она действительно в море плавала, как рыба, а в воздухе парила, как орел. Потом в трехмесячную поездку по планете отправились Тарханов и Антони Итон. Антони Итон, англичанин по национальности, - самый молчаливый член экспедиции. Перед отъездом Тарханов еще раз поговорил с Иваном Васильевичем: может ли он разрешить поездку по планете кибернетику. В ответ астроботаник коротко бросил:
   - Нельзя!
   Тарханов покидал звездолет с тяжелым сердцем. Он верил Ивану Васильевичу и все же считал, что лучшим лечением для инженера было бы движение, смена впечатлений. Но приказать врачу Тарханов не мог.
   За два месяца Тарханов и Антони Итон изъездили тысячи километров по планете и собрали богатый научный материал. Но все это было не то, что они искали. В существовании на Лории высокоорганизованной цивилизации никто из землян не сомневался. И то, что здесь прошла, быть может, одна из самых страшных во Вселенной войн, тоже не вызывало сомнения. Ко времени, когда на Лорию прилетит комплексная экспедиция землян, ученые разберутся во всем и полностью разгадают зловещую тайну гибели жизни на планете. Пока же в распоряжении землян были только одни шары.
   Но и они оставались загадкой.
   В начале третьего месяца путешествия Тарханову и Итону, кажется, улыбнулось счастье. В южном полушарии среди безбрежных водных пространств они увидели остров, застроенный причудливыми зданиями. Ученые три раза пытались проникнуть на остров, но этого сделать не удалось - слишком велика была радиация: две тысячи рентген. Они пытались пробираться к острову с севера и юга, с запада и востока - радиация была всюду.
   Связь со звездолетом была регулярная. Иван Васильевич два раза в день докладывал о жизни на базе. В первые дни он делал это охотно. Потом, очевидно, это наскучило ему. Как-то он ограничился кратким сообщением:
   "У нас все в порядке, происшествий нет" и после этого два дня не выходил на связь. Тарханов и Итон терялись в догадках: что могло случиться? Они связались с Кузьмой Петровичем, но тот тоже ничего не мог сказать, только сообщил, что вчера он разговаривал с базой.
   Уже по пути домой Иван Васильевич появился в эфире в неурочное время и сказал всего два слова: "Немедленно возвращайтесь". Пока летели, изрядно переволновались. Строили разные догадки.
   Встретил их кибернетик. Он был в превосходном настроении. Что-то насвистывал. Помог поставить планетолет на место.
   - А где же Иван Васильевич? - спросил Тарханов, когда они через час собрались за обеденным столом.
   - Он арестован, - отчеканил кибернетик.
   Тарханова поразило слово "арестован". Он не сразу понял его значение, поскольку на Земле оно давно вышло из лексикона.
   - Что значит арестован? Насколько я понимаю, вы насильственно лишили астроботаника свободы?
   - Именно насильственно. Я понял, что подчинить человека своей воле - один из способов проявления радости жизни.
   Голос кибернетика звучал торжественно. Темно-синие глаза искрились.
   - Звездолетчик, встань! - Голос Тарханова был резок и повелителен.
   Лицо кибернетика перекосилось, он обхватил голову руками, плечи его вздрагивали; крупные капли пота блестели на лбу у корней волос. Казалось, какая-то невыносимая боль терзает его. Наконец он поднялся с места. Тарханов упорно смотрел на него. У кибернетика был отсутствующий взгляд. Он ничего не видел.
   - Голова болит, - с трудом промолвил он, впадая в беспамятство.
   - Найдите Ивана Васильевича, - распорядился Тарханов.
   Антони Итон вышел. Кибернетик в кресле не шелохнулся. Голова его свесилась на грудь. Он весь как-то обмяк, могучие плечи ссутулились. В старинном фантастическом романе Тарханов читал о живом Океане, который материализовал память человека. Здесь было нечто похожее. Может быть, бледно-зеленый дворец, облучая какие-то участки мозга, воздействовал на психику человека и менял ее в нужном ему направлении? Но для чего?
   Иван Васильевич, который больше суток просидел запертым у себя в каюте, с некоторым любопытством рассматривал кибернетика.
   - Рассказывайте, - предложил Тарханов.
   - Сначала займусь им. - Иван Васильевич взял кибернетика за руку, - Встань.
   Тот сразу же вскочил.
   - Иди за мной.
   Кибернетик раздраженно сбросил руку Ивана Васильевича.
   - Командор, мне надо добраться до каюты. Дай мне руку. Скоро все, пройдет. У меня было предчувствие... Да кет, вздор. Я сам не анаю, что говорю. Командор, помоги мне добраться до каюты.
   - Пойдем, - сказал Иван Васильевич.
   Когда за ним закрылась дверь, Тарханов обратился к астрофизику:
   - Что вы думаете обо всем этом, Антони?
   - Я должен подвергнуть себя облучению.
   - Зачем?
   - Чтобы ответить на ваш вопрос!
   - Не разрешаю.
   - Значит, я не могу ответить на ваш вопрос.
   Иван Васильевич вернулся через полчаса.
   - Антони Итон хочет подвергнуться облучению. Как вы это находите, Иван Васильевич?
   Астроботаник как-то странно посмотрел на Тарханова и тихо сказал:
   - Может быть, он прав. Я, например, подвергал себя облучению.
   Тарханов почувствовал, как все его тело наливается яростью и гневом. Но, собрав всю силу воли, он заставил себя улыбнуться:
   - Хороший пример для подчиненного. Вы же оставались за командора, Иван Васильевич.
   - Я нарушил инструкцию, но не мог поступить иначе. - Голос у астроботаника был спокоен. - Все началось через три недели после вашего отъезда. Инженер, кажется, выправился, много работал, вечерами засиживался у экрана. Жили мы мирно и даже подружились. Нашли общее...
   Тарханов невольно улыбнулся. Кибернетик и астроботаник во всем были противоположны друг другу. Один жил Большим Космосом, другой - Землей. Временами Тарханову даже казалось, что они представители разных цивилизаций.
   - Но потом, - продолжал Иван Васильевич, - произошла одна дикая сцена... Антони, включите видеозаписи...
   Астрофизик щелкнул тумблером механизма. Засветился экран. Тарханов увидел Юханена и Ивана Васильевича.
   - Я научу тебя жить, - почти зло бубнил кибернетик. - Научу наслаждаться. Для этого надо иметь власть. Много власти. Ради этого я готов перевернуть Вселенную.
   Тарханову стоило больших усилий, чтобы сидеть и слушать эту дребедень. Как могло случиться, что человек, увлеченный космосом и волшебством машин, человек, не раз смотревший смерти в глаза, вдруг несет эту чепуху? Результат облучения? Может быть. Облучение, пробуждающее и усиливающее те черты характера, которые дремлют в человеке со дня рождения. Какой примитив! До сих пор Тарханов был более высокого мнения о разумных существах, населявших Лорию. Но почему же инженер так легко клюнул на эту приманку?
   В свое время, когда земляне получили почти неограниченную власть над природой, ученые заволновались - подготовлен ли человек к этому эмоционально, нравственно, философски, и не перекосится ли его мышление, его психология в сторону чисто рассудочного понимания жизни? Нет, он остался человеком умным, талантливым, дерзновенным, а власть над природой воспринял как должное и необходимое для дальнейшего ее совершенствования. Отклонения от нормы? Да, были. Но они были во все времена существования человечества и, очевидно, всегда будут.
   На экране кибернетик оборвал свою речь, раскурил потухшую сигарету и огляделся вокруг. Взор его упал на Ивана Васильевича.
   - Дорогой Иван Васильевич, - начал он ласково, но в голосе его чувствовались холод и твердость стали. - Почему ты молчишь? Расскажи что-нибудь.
   Иван Васильевич поставил фужер на стол, откинулся на спинку кресла и тихо сказал:
   - Мне трудно с вами говорить. Вы несете чудовищные нелепости.
   С глухим возгласом, похожим на рев, инженер прыгнул к астроботанику и схватил его за руку. Иван Васильевич глядел ему прямо в глаза. Кибернетик держал его за руку выше локтя и, очевидно, сжал пальцы так, что Иван Васильевич вскрикнул от боли, повалился на бок. Инженер сел на свое место, закурил, сигарету и стал наблюдать. В глазах любопытство, удивление и вопрос: к чему все это? Потом поднялся и покинул салон.
   - Антони, выключите, пожалуйста, экран. - Тарханов повернулся к астроботанику: - После всего случившегося вы решили тоже вернуться в первобытное состояние?
   - Это был очень интересный эксперимент, - почему-то вздохнул Иван Васильевич. - Я шел сознательно, зная, что меня ожидает. Только поэтому я сейчас сижу перед вами. Адское давление на мозг. Временами мне хотелось выть от боли, И все-таки я не покинул бледно-зеленый дворец, пока достаточно не изучил его. Внутри, вы помните, он пустой, абсолютно пустой. Только бесшумно летают шары. Тысячи их роились над головой и все время держали ее в тисках. Только на одно мгновение я сознательно ослабил волю. Ну, как бы выдохнул из легких половину воздуха, а половину оставил. И этого было достаточно, чтобы почувствовать мощь облучения. Мне вдруг показалось, что какая-то сила качает и несет меня в мировом пространстве. Мерцающие искорки вспыхивали и пролетали мимо. Нескончаемо долго, целое столетие наслаждался я своим полетом. Когда мой полет начал замедляться, где-то ударил и загудел громадный колокол. Меня начало мотать из стороны в сторону. Голова освободилась от железных тисков. Мне как будто дали понять: освободись от воли, и ты почувствуешь блаженство. А где-то внутри кричало: "Берегись!" Гонг грохотал все яростнее. Я ждал каждого удара с невообразимым ужасом. Я крикнул: "Хватит!" - и сразу же все исчезло. Чуть болела голова. Шары продолжали кружиться, но они перестали действовать на меня...
   - Это называется проявить стойкость характера, - сказал Антони Итон.
   Один из выдающихся ученых Земли, Антони Итон настойчиво добивался назначения в экспедицию Тарханова. Его не пускали. Отказ мотивировали тем, что он крайне нужен на Земле. Особенно настаивали на этом Английская Академия наук и Совет Солнца. Итон в те годы занимался физикой Юпитера; работы там, конечно, было много, а экспедиция Тарханова могла обойтись без него. Эскалация экспедиций на Юпитер была настолько интенсивной, что едва ли Тарханов мог бы взять Итона к себе, если бы тот сам не настоял на этом. Итон действительно был большим ученым. О физике Юпитера он сказал все, что мог. "А технические стороны проблемы, - сказал он на заседании Звездного Совета, - меня не интересуют". Просьбу его удовлетворили, и Итон попал на Лорию. Он много работал, а все свободное время посвящал любимому увлечению: перебирал и перетирал старинные монеты, подолгу их рассматривал в лупу, делал описи, писал статьи для журнала "Нумизматика". Над ним добродушно посмеивались. Тарханову иногда приходила даже мысль: не желание ли пополнить свою коллекцию монетами инопланетных цивилизаций потянуло астрофизика Антони Итона в космос?