Тарзан задрожал от желания сразиться со своим давним врагом – змеей Гистой. Ему хотелось также помочь своим друзьям мангани – большим обезьянам. Мысль о том, что признают ли они его за друга или нападут на него, как на врага, не отпугнула его.
Он быстро прыгнул на дерево, где происходила битва, но на ветку, расположенную выше питона.
Участники этой первобытной драмы были так поглощены ее исходом, что никто не осознал присутствия Тарзана, пока он не заговорил, желая узнать, понимают ли они его, подобно Тантору.
– Криг-ах! – крикнул он. – Тарзан бундоло Гистах. Обезьяны замерли и посмотрели вверх. Они увидели почти нагого человека, балансировавшего на ветке выше питона. В его руке блестел клинок.
– Бондоло! – закричали они, что означало: «Убей!»
Тарзан очень обрадовался, что они его поняли. Потом он прыгнул на питона. Сильные пальцы сжали, как клещами, шею питона, а острый клинок глубоко вонзился в извивающееся тело. Кольца конвульсивно вздрогнули, освободили молодую обезьяну и попытались опутать тело Тарзана. Отчаянно борясь за жизнь, питон отпустил ветки дерева, за которые держался, и свалился вниз, увлекая за собой Тарзана.
Другие ветви сдерживали их падение, и Тарзан не ушибся. Удав так извивался, что Тарзану никак не удавалось повторить удар ножом. Не смотря на то, что змея была тяжело ранена, она все же оставалась грозным противником. Если бы ей удалось схватить Тарзана своими мощными кольцами, его тело было бы тут же раздавлено.
Четыре обезьяны спрыгнули одна за другой на землю. Обезьяны с рычанием и криками отодрали кольца питона от человека, что дало Тарзану возможность снова нанести удар ножом, и отрубленная голова змеи покатилась по земле. Затем он повернулся к обезьянам лицом, поставив ногу на мертвую голову, и, подняв лицо к небу, испустил победный клич обезьяны-самца. Клич прозвучал дико и таинственно в густом лесу, и на несколько минут все голоса в джунглях замерли.
Обезьяны посмотрели на человека. Испокон веков его порода была их естественным врагом.
Был ли этот странный человек их другом или врагом?
Тарзан ударил себя в грудь и сказал:
– Тарзан.
Обезьяны кивнули и повторили его имя.
На языке больших обезьян это слово означало:
«Белая кожа».
– Тарзан йо, – сказал человек. – Мангани йо?
– Мангани йо, – ответил самый старший и крупный самец, подтверждая тем самым, что обезьяны – друзья Тарзана.
Неожиданно послышался шум, но тот, который вызывается сильным порывом ветра – шелест и шуршание листьев и ветвей. Обезьяны и человек выжидающе замерли на месте. Все обезьяны узнали источник шума, человеку же было не известно, что он мог предвещать.
Вскоре он увидел десять или двенадцать огромных черных фигур, несшихся к ним по деревьям. Обезьяны спрыгнули на землю и окружили Тарзана. Они примчались на его пронзительный крик, чтобы узнать его причину, ведь это мог быть победный крик самца из враждебного племени или вызов на битву.
Обезьяны подозрительно рассматривали Тарзана, некоторые из них оскалили клыки. Он был человеком, их природным врагом. Они смотрели то на Тарзана, то на Угло, самого старшего и самого крупного из самцов. Угло указал на человека и произнес:
– Тарзан йо.
Потом на своем примитивном языке, дополняемом знаками и жестами, он рассказал о том, что сделал Тарзан. Вновь прибывшие кивали головами в знак понимания, все, кроме одного – Ойу. Полный сил молодой орангутанг угрожающе обнажил свои клыки.
– Ойу бундоло! – прорычал он, что означало:
«Ойу убьет!»
Ванда, мать маленькой обезьянки, спасенной от питона, прижалась к Тарзану, поглаживая его грубой мозолистой лапой.
Она встала между человеком и Ойу, но Тарзан осторожно отодвинул ее в сторону.
Ойу бросил ему вызов, который Тарзан не мог не принять, если хотел сохранить уважение племени. Он знал это и, хотя вовсе не испытывал желания драться, вытащил свой нож и направился к рычащему Ойу.
Стоя на лапах, Ойу достигал почти шести футов в высоту и весил не менее трехсот фунтов. Это был действительно грозный противник. Его длинные передние лапы, огромные бицепсы, громадные клыки и сильные челюсти могли поспорить в эффективности с оружием Тарзана.
Ойу тяжело двинулся вперед, мозолистые пальцы его ног опирались на землю.
Угло хотел вмешаться и сделал было нерешительный жест, чтобы встать между ними, но Угло уже начал стареть. Он знал, что Ойу непрочь был бы заменить его на посту вожака. Если он сейчас вмешается, то только может ускорить момент своего свержения с престола. Он передумал. Зато Ванда отчаянно бранилась, ей помогали в этом другие обезьяны, бывшие свидетелями самоотверженного подвига Тарзана.
Однако, Ойу это не могло удержать.
Переваливаясь с ноги на ногу, он самоуверенно приближался к противнику, полный презрения к этому представителю хилых людей. Он может свалить его на землю одним ударом. И он вытянул вперед свою длинную лапу. Это была его тактическая ошибка. Тарзан тут же изменил план действий. Взяв нож в рот и сжимая его лезвие зубами, он прыгнул и ухватился сильными пальцами за протянутую лапу Ойу, а именно, за запястье, быстро повернулся, наклонился вперед и перебросил орангутанга через голову. Тот тяжело грохнулся на спину.
Ревя от ярости, Ойу неуклюже поднялся на ноги. Тарзан быстро прыгнул ему на спину, пока тот не опомнился, обвил ногами его тело, а левой рукой – шею. Потом он прижал острие своего ножа к боку зверя и нажал на него, пока Ойу не закричал от боли.
– Ка-года? – спросил Тарзан.
Это слово на обезьяньем языке означало капитуляцию.
В ответ Ойу протянул свою длинную лапу за спину, чтобы схватить противника.
Нож снова воткнулся, на этот раз еще глубже. Снова Тарзан спросил:
– Ка-года?
Чем больше Ойу стремился сбросить своего противника со спины, тем глубже нож проникал в его тело. Тарзан мог убить его, но не хотел этого. Сильный молодой самец нужен был племени, а это племя было настроено к нему очень дружелюбно.
Ойу продолжал упорствовать, хотя кровь заливала его бок. Тарзан передвинул острие ножа к шее Ойу и воткнул его так, чтобы вызвать новое кровотечение и причинить острую боль.
– Ка-года! – прорычал Ойу.
Тарзан тут же отпустил его. Ойу тяжело отошел и присел на корточки зализывать свои раны. Тарзан знал, что он нажил себе врага, но врага, который всегда будет бояться его.
Он знал также, что упрочил свое положение как равного в племени. Теперь они навсегда останутся его друзьями.
Он обратил внимание Угло на следы людей на тропе.
– Тармангани? – спросил он.
– Сорд тармангани, – ответил Угло, что означало:
«Плохие белые люди».
Тарзан знал, что для больших обезьян все белые люди – плохие, поэтому он и захотел разузнать о прошедших здесь путниках поподробнее: они могли оказаться очень полезными союзниками.
Он спросил Угло, есть ли у этих белых людей какой-нибудь лагерь, или они проходили здесь только мимо. Угло сказал, что у них есть лагерь. Тарзан спросил как далеко их месторасположение. Угло протянул свои лапы во всю длину к солнцу, затем поставил ладони одна против другой на расстоянии приблизительно фута – столько солнце проходит за час.
Тарзан понял, что лагерь белых был приблизительно на расстоянии трех миль – столько, сколько обезьяны обычно проходят за час.
Он влез на дерево и двинулся в направлении лагеря тармангани. На языке обезьян не существовало слова «до свидания», и члены племени невозмутимо вернулись к своей обычной деятельности. Ойу залечивал свои раны, но все еще свирепел и обнажал свои клыки на каждого, кто только приближался к нему.
Он быстро прыгнул на дерево, где происходила битва, но на ветку, расположенную выше питона.
Участники этой первобытной драмы были так поглощены ее исходом, что никто не осознал присутствия Тарзана, пока он не заговорил, желая узнать, понимают ли они его, подобно Тантору.
– Криг-ах! – крикнул он. – Тарзан бундоло Гистах. Обезьяны замерли и посмотрели вверх. Они увидели почти нагого человека, балансировавшего на ветке выше питона. В его руке блестел клинок.
– Бондоло! – закричали они, что означало: «Убей!»
Тарзан очень обрадовался, что они его поняли. Потом он прыгнул на питона. Сильные пальцы сжали, как клещами, шею питона, а острый клинок глубоко вонзился в извивающееся тело. Кольца конвульсивно вздрогнули, освободили молодую обезьяну и попытались опутать тело Тарзана. Отчаянно борясь за жизнь, питон отпустил ветки дерева, за которые держался, и свалился вниз, увлекая за собой Тарзана.
Другие ветви сдерживали их падение, и Тарзан не ушибся. Удав так извивался, что Тарзану никак не удавалось повторить удар ножом. Не смотря на то, что змея была тяжело ранена, она все же оставалась грозным противником. Если бы ей удалось схватить Тарзана своими мощными кольцами, его тело было бы тут же раздавлено.
Четыре обезьяны спрыгнули одна за другой на землю. Обезьяны с рычанием и криками отодрали кольца питона от человека, что дало Тарзану возможность снова нанести удар ножом, и отрубленная голова змеи покатилась по земле. Затем он повернулся к обезьянам лицом, поставив ногу на мертвую голову, и, подняв лицо к небу, испустил победный клич обезьяны-самца. Клич прозвучал дико и таинственно в густом лесу, и на несколько минут все голоса в джунглях замерли.
Обезьяны посмотрели на человека. Испокон веков его порода была их естественным врагом.
Был ли этот странный человек их другом или врагом?
Тарзан ударил себя в грудь и сказал:
– Тарзан.
Обезьяны кивнули и повторили его имя.
На языке больших обезьян это слово означало:
«Белая кожа».
– Тарзан йо, – сказал человек. – Мангани йо?
– Мангани йо, – ответил самый старший и крупный самец, подтверждая тем самым, что обезьяны – друзья Тарзана.
Неожиданно послышался шум, но тот, который вызывается сильным порывом ветра – шелест и шуршание листьев и ветвей. Обезьяны и человек выжидающе замерли на месте. Все обезьяны узнали источник шума, человеку же было не известно, что он мог предвещать.
Вскоре он увидел десять или двенадцать огромных черных фигур, несшихся к ним по деревьям. Обезьяны спрыгнули на землю и окружили Тарзана. Они примчались на его пронзительный крик, чтобы узнать его причину, ведь это мог быть победный крик самца из враждебного племени или вызов на битву.
Обезьяны подозрительно рассматривали Тарзана, некоторые из них оскалили клыки. Он был человеком, их природным врагом. Они смотрели то на Тарзана, то на Угло, самого старшего и самого крупного из самцов. Угло указал на человека и произнес:
– Тарзан йо.
Потом на своем примитивном языке, дополняемом знаками и жестами, он рассказал о том, что сделал Тарзан. Вновь прибывшие кивали головами в знак понимания, все, кроме одного – Ойу. Полный сил молодой орангутанг угрожающе обнажил свои клыки.
– Ойу бундоло! – прорычал он, что означало:
«Ойу убьет!»
Ванда, мать маленькой обезьянки, спасенной от питона, прижалась к Тарзану, поглаживая его грубой мозолистой лапой.
Она встала между человеком и Ойу, но Тарзан осторожно отодвинул ее в сторону.
Ойу бросил ему вызов, который Тарзан не мог не принять, если хотел сохранить уважение племени. Он знал это и, хотя вовсе не испытывал желания драться, вытащил свой нож и направился к рычащему Ойу.
Стоя на лапах, Ойу достигал почти шести футов в высоту и весил не менее трехсот фунтов. Это был действительно грозный противник. Его длинные передние лапы, огромные бицепсы, громадные клыки и сильные челюсти могли поспорить в эффективности с оружием Тарзана.
Ойу тяжело двинулся вперед, мозолистые пальцы его ног опирались на землю.
Угло хотел вмешаться и сделал было нерешительный жест, чтобы встать между ними, но Угло уже начал стареть. Он знал, что Ойу непрочь был бы заменить его на посту вожака. Если он сейчас вмешается, то только может ускорить момент своего свержения с престола. Он передумал. Зато Ванда отчаянно бранилась, ей помогали в этом другие обезьяны, бывшие свидетелями самоотверженного подвига Тарзана.
Однако, Ойу это не могло удержать.
Переваливаясь с ноги на ногу, он самоуверенно приближался к противнику, полный презрения к этому представителю хилых людей. Он может свалить его на землю одним ударом. И он вытянул вперед свою длинную лапу. Это была его тактическая ошибка. Тарзан тут же изменил план действий. Взяв нож в рот и сжимая его лезвие зубами, он прыгнул и ухватился сильными пальцами за протянутую лапу Ойу, а именно, за запястье, быстро повернулся, наклонился вперед и перебросил орангутанга через голову. Тот тяжело грохнулся на спину.
Ревя от ярости, Ойу неуклюже поднялся на ноги. Тарзан быстро прыгнул ему на спину, пока тот не опомнился, обвил ногами его тело, а левой рукой – шею. Потом он прижал острие своего ножа к боку зверя и нажал на него, пока Ойу не закричал от боли.
– Ка-года? – спросил Тарзан.
Это слово на обезьяньем языке означало капитуляцию.
В ответ Ойу протянул свою длинную лапу за спину, чтобы схватить противника.
Нож снова воткнулся, на этот раз еще глубже. Снова Тарзан спросил:
– Ка-года?
Чем больше Ойу стремился сбросить своего противника со спины, тем глубже нож проникал в его тело. Тарзан мог убить его, но не хотел этого. Сильный молодой самец нужен был племени, а это племя было настроено к нему очень дружелюбно.
Ойу продолжал упорствовать, хотя кровь заливала его бок. Тарзан передвинул острие ножа к шее Ойу и воткнул его так, чтобы вызвать новое кровотечение и причинить острую боль.
– Ка-года! – прорычал Ойу.
Тарзан тут же отпустил его. Ойу тяжело отошел и присел на корточки зализывать свои раны. Тарзан знал, что он нажил себе врага, но врага, который всегда будет бояться его.
Он знал также, что упрочил свое положение как равного в племени. Теперь они навсегда останутся его друзьями.
Он обратил внимание Угло на следы людей на тропе.
– Тармангани? – спросил он.
– Сорд тармангани, – ответил Угло, что означало:
«Плохие белые люди».
Тарзан знал, что для больших обезьян все белые люди – плохие, поэтому он и захотел разузнать о прошедших здесь путниках поподробнее: они могли оказаться очень полезными союзниками.
Он спросил Угло, есть ли у этих белых людей какой-нибудь лагерь, или они проходили здесь только мимо. Угло сказал, что у них есть лагерь. Тарзан спросил как далеко их месторасположение. Угло протянул свои лапы во всю длину к солнцу, затем поставил ладони одна против другой на расстоянии приблизительно фута – столько солнце проходит за час.
Тарзан понял, что лагерь белых был приблизительно на расстоянии трех миль – столько, сколько обезьяны обычно проходят за час.
Он влез на дерево и двинулся в направлении лагеря тармангани. На языке обезьян не существовало слова «до свидания», и члены племени невозмутимо вернулись к своей обычной деятельности. Ойу залечивал свои раны, но все еще свирепел и обнажал свои клыки на каждого, кто только приближался к нему.
ГЛАВА XII
Джерри страдал от угрызений совести.
– Я чувствую себя подлецом, – сказал он. – Я оставил парней на произвол судьбы, а сам спрятался. Но я не мог рисковать и бросить вас одну, Корри, чтобы вы попали в плен.
– Даже если бы меня здесь не было, – утешала его Корри, – самое лучшее было сделать именно то, что вы сделали. Если бы вас взяли в плен вместе с ними, вы бы не смогли никак помочь им. Теперь, возможно, вы, Тарзан и я сможем что-нибудь предпринять и спасти их.
– Благодарю за такие слова, однако, я… Он внезапно замолк, прислушиваясь.
– Кто-то идет, – произнес он шепотом. Он потащил девушку обратно в кусты. Из своего укрытия они могли ясно видеть тропу на добрых пятьдесят ярдов, до того места, где она поворачивала и скрывалась из виду. Вскоре они отчетливо услышали голоса.
– Японцы! – прошептала Корри.
Она взяла стрелы из колчана, вставила одну в свой лук. Джерри усмехнулся и последовал ее примеру. Минуту спустя из-за поворота появились два японца. Они шли медленно и беспечно, винтовки болтались у них за спиной. Они считали, что им нечего бояться.
Они выполняли приказ офицера и отправились искать трех пропавших белых, но не хотели утруждать себя сидением в засаде. Теперь они медленно брели в лагерь и собирались доложить, что ими были проведены самые тщательные поиски.
Корри придвинулась ближе к Джерри и прошептала:
– Вы берите левого, а я возьму правого. Джерри кивнул и поднял лук.
– Позволим им приблизиться на двадцать футов, – сказал он. – Когда я скажу «пора», мы выстрелим вместе.
Они стали ждать. Японцы приближались очень медленно, о чем-то беспечно болтая.
– Обезьяний язык, – заметила Корри. – Тс-с! – Предостерегла она.
Она встала, натягивая лук так, что перья стрелы касались ее уха.
Джерри поглядел на нее краешком глаза. «Жанна д'Арк с Суматры», – подумал он.
Японцы приближались к роковой черте.
– Пора, – сказал Джерри.
Две тетивы зазвенели одновременно.
Мишень, в которую целилась Корри, упала лицом вниз со стрелой в сердце.
Прицел Джерри был не так точен. Его жертва схватилась за древко стрелы, вошедшей глубоко в шею.
Джерри прыгнул на тропу, где раненный японец пытался снять с плеча винтовку. Ему почти удалось это сделать, когда Джерри нанес ему страшный удар в подбородок. Солдат упал, и пилот нагнулся над ним с ножом. Дважды он вонзил нож в сердце человека. Солдат конвульсивно дернулся и затих.
Джерри поднял глаза и увидел Корри, снимавшую винтовку с другого японца. Она стояла над своей жертвой как богиня возмездия.
Три раза она пронзила штыком грудь солдата.
Американец, не отрываясь, смотрел на лицо девушки. Оно было искажено гневом, ненавистью и жаждой мщения.
Она повернулась к Джерри.
– Это то, что я хотела сделать за смерть моего отца. Теперь я чувствую себя удовлетворенной.
– Вы великолепны, – сказал Джерри. Он взял винтовку другого солдата, патронные ленты и амуницию обоих солдат, затем с помощью Корри оттащил трупы в кустарник.
– Вы сможете попасть в цель и из огнестрельного оружия, – сказал Джерри. Он ухмыльнулся.
– Вы убили своего первого человека.
– Я убила не человека, – возразила девушка. – Я убила японца.
– «Безжалостная ненависть надменной Юноны», – процитировал Джерри.
– Вы считаете, что женщина не должна ненавидеть? – спросила Корри. – Вам никогда не могла бы понравиться женщина, которая ненавидит?
– Вы мне нравитесь, – сказал Джерри спокойно и серьезно.
– И вы мне нравитесь, Джерри. Вы были так хороши. Вы все были хорошими. Вы не давали мне почувствовать, что я девушка, и я чувствовала себя, как мужчина среди мужчин.
– Боже упаси, – воскликнул Джерри. Они оба засмеялись.
Передвигаясь по деревьям, Тарзан не переставал наблюдать за тропой. Внезапно он остановился и замер.
Впереди он увидел человека, сидевшего на корточках на платформе, построенной на дереве. Этот человек мог видеть тропу как раз в том направлении, откуда приближался Тарзан. Человек этот был белым и хорошо вооруженным.
Очевидно, его оставили наблюдать за тропой, по которой мог приблизится враг.
Тарзан осторожно двинулся в сторону от тропы. Если бы он уже не был осведомлен в притупленной наблюдательности цивилизованных людей, то был бы очень удивлен, что парень сразу же не заметил его приближения.
Сделав крюк, он миновал часового и несколько минут спустя очутился на дереве, стоявшем на краю маленькой горной лужайки, и смотрел вниз на примитивно и беспорядочно сооруженный лагерь. Около двух десятков мужчин лежали в тени деревьев. Бутылка переходила у них из рук в руки, вернее, от одного рта к другому. Все мужчины сильно обросли бородами. Единственное исключение составлял молодой человек, который сидел вместе со всеми и изредка делал из бутылки глоток-другой.
Мужчины были вооружены револьверами и ножами. Кроме того, каждый имел под рукой винтовку. Это была малопривлекательная компания.
Тарзан решил, что чем меньше он будет иметь дел с этими людьми, тем лучше будет.
Как раз в эту минуту сук, на котором он стоял, внезапно обломился, и он упал на землю в ста футах от них. Он сильно стукнулся головой и потерял сознание.
Когда Тарзан пришел в себя, он лежал под деревом. Руки его были связаны. Мужчины и женщины сидели на корточках или стояли вокруг него. Когда они увидели, что он пришел в себя, один из мужчин заговорил с ним по-голландски…
Тарзан понял его, но покачал головой, сделав вид, что не понимает.
Парень спросил у него, кто он такой и почему шпионит за ними. Другой попытался повторить вопрос по-французски – на первом языке цивилизованных людей, который Тарзан изучил.
Тарзан снова покачал головой. Молодой человек попытался говорить с ним по-английски. Тарзан притворился, что не понимает, и обратился к ним на языке магометан из племени банту из Занзибара и Восточного берега Африки, будучи уверен, что они не поймут его.
– Звучит вроде по-японски, – сказал один из мужчин.
– Тем не менее, это не японский, – возразил другой, знавший этот язык.
– Может быть, это дикий человек? У него нет никакой одежды, носит он лук и стрелы и упал с дерева, подобно обезьяне.
– Это проклятый шпион.
– Какой толк от шпиона, который не знает ни одного цивилизованного языка?
Они поразмыслили и, кажется, отказались от подозрения, что их пленник может быть шпионом. По крайней мере, на некоторое время. Их ждали более важные дела.
– Да, черт с ним, – заявил гигант с затуманенными глазами. – Я хочу выпить.
Он пошел назад к своей бутылке, оставшейся лежать под одним из деревьев, под которыми они отдыхали. Другие последовали за ним. Все кроме молодого человека с приятным лицом. Он все еще стоял на коленях возле Тарзана спиной к своим удалявшимся компаньонам. Когда те оказались на безопасном расстоянии, и их внимание вновь было привлечено бутылкой, он заговорил шепотом по-английски.
– Я уверен, что вы или американец, или англичанин. Возможно, вы один из американцев с бомбардировщика, который был недавно сбит. Если это так, вы можете доверять мне. Я фактически здесь пленник. Но не показывайте им, что вы говорите со мной. Если вы решите, что можете доверять мне, то сделайте какой-нибудь знак, что вы меня поняли.
Тарзан не двинул ни одним мускулом лица и не сделал ни одного жеста и смотрел ничего не выражавшим взглядом. Это не остановило молодого человека, видно, его уверенность в правильности своей догадки была достаточно велика, и он продолжал тихо говорить.
– Вы попали в банду головорезов. За исключением некоторых, они все были освобождены из тюрем, когда японцы захватили остров. Большинство женщин – тоже преступницы, отбывавшие наказание в тюрьме. Другие не лучше, а даже хуже. Когда пришли японцы и освободили их, эти люди убежали в горы. Они не пытались даже помочь нашим вооруженным силам, а думали только о том, как спасти свою шкуру. После того, как мой отряд капитулировал, я сумел убежать. Я наткнулся на эту банду и, предполагая, что это партизанский отряд, присоединился к ним. Узнав о моем происхождении, они были готовы убить меня, если бы среди них не было двух человек, которым я помог в прошлом. Но они не доверяют мне. Вы знаете, в горах скрываются настоящие партизаны, которые так же охотно убили бы этих приятелей, как убивают японцев. Эти парни боятся, что я встречусь с ними и укажу им расположение этого лагеря. Самое лучшее из того, что эти люди делали до сих пор, так это обмен врагами. Но они собираются выдать нас японцам в обмен на ягоды можжевельника, боеприпасы и рис. Тот факт, что японцы позволяют им иметь боеприпасы, говорит о многом. Однако, это лишь вооруженное перемирие, и ни одна из сторон не доверяет другой. Туземцы служат посредниками между ними и осуществляют обмен товарами.
Узнав, что его судьба предопределена, Тарзан понял, что ничего не добьется своими попытками ввести в заблуждение молодого человека. А если будет с ним откровенным, то добьется его расположения. Он взглянул на остальных. Все они были заняты тем, что наблюдали за шумной ссорой двух парней и ни на что другое не обращали внимания.
– Я – англичанин, – признался он. Молодой человек улыбнулся.
– Благодарю за доверие. Меня зовут Тэк ван дер Бос. Я офицер запаса.
– Моя фамилия – Клейтон. Хотите ли вы уйти от этих людей?
– Да, но что можно сделать? Куда мне идти? В конце концов, я обязательно попаду в руки японцев, если меня раньше не разорвет тигр. Если бы я знал, где расположен один из наших партизанских отрядов, у меня бы был хоть какой-то шанс. Но я не знаю.
– В моей группе пять человек, – сказал Тарзан. – Мы пробираемся к южному берегу острова. Если нам повезет, мы надеемся достать лодку и достичь Австралии.
– Довольно смелый план, – заметил Ван дер Бос. – До ближайшего пункта на Австралийском континенте около тысячи двухсот миль. И около пятисот миль до южного берега этого острова.
– Да, – согласился Тарзан, – мы знаем это, но хотим рискнуть. Мы все чувствуем, что лучше умереть, пытаясь хоть что-то сделать, чем бесцельно прятаться в лесу, подобно преследуемым зайцам.
Ван дер Бос задумался, помолчав немного, а затем сказал:
– Я хочу пойти с вами и думаю, что смогу помочь вам. Я найду лодку гораздо ближе, чем вы предполагаете. Я знаю, где живут дружественные туземцы, которые и помогут нам. Но сначала мы должны уйти от этих парней, а это будет не так-то просто. Из этой маленькой долины выводит только одна тропа, которая охраняется и днем, и ночью.
– Да, я видел часового и прошел близко от него. Я смогу его снова обойти так же просто. Но с вами – иное дело. Я не уверен, что вы сможете сделать то же самое. Но если вы к ночи достанете мне нож, я проведу вас мимо часового.
– Я попытаюсь. Если они достаточно напьются, это будет просто сделать. Я перережу ваши путы, и вы сможете уйти.
– Я могу разорвать эти путы, когда захочу, – сказал Тарзан.
Ван дер Бос никак не отреагировал на это заявление.
«Этот парень, – подумал он, – очень самоуверен, даже слишком самоуверен».
Голландец начал сомневаться, умно ли он поступил, согласившись идти с незнакомцем. Он знал, что ни один человек не сможет разорвать эти путы.
– Они очень строго охраняют вас ночью? – спросил Тарзан.
– Меня не стерегут совсем, ведь это страна тигров. Вы над этим разве сами не думали?
– О, да. Но мы должны рискнуть.
– Я чувствую себя подлецом, – сказал он. – Я оставил парней на произвол судьбы, а сам спрятался. Но я не мог рисковать и бросить вас одну, Корри, чтобы вы попали в плен.
– Даже если бы меня здесь не было, – утешала его Корри, – самое лучшее было сделать именно то, что вы сделали. Если бы вас взяли в плен вместе с ними, вы бы не смогли никак помочь им. Теперь, возможно, вы, Тарзан и я сможем что-нибудь предпринять и спасти их.
– Благодарю за такие слова, однако, я… Он внезапно замолк, прислушиваясь.
– Кто-то идет, – произнес он шепотом. Он потащил девушку обратно в кусты. Из своего укрытия они могли ясно видеть тропу на добрых пятьдесят ярдов, до того места, где она поворачивала и скрывалась из виду. Вскоре они отчетливо услышали голоса.
– Японцы! – прошептала Корри.
Она взяла стрелы из колчана, вставила одну в свой лук. Джерри усмехнулся и последовал ее примеру. Минуту спустя из-за поворота появились два японца. Они шли медленно и беспечно, винтовки болтались у них за спиной. Они считали, что им нечего бояться.
Они выполняли приказ офицера и отправились искать трех пропавших белых, но не хотели утруждать себя сидением в засаде. Теперь они медленно брели в лагерь и собирались доложить, что ими были проведены самые тщательные поиски.
Корри придвинулась ближе к Джерри и прошептала:
– Вы берите левого, а я возьму правого. Джерри кивнул и поднял лук.
– Позволим им приблизиться на двадцать футов, – сказал он. – Когда я скажу «пора», мы выстрелим вместе.
Они стали ждать. Японцы приближались очень медленно, о чем-то беспечно болтая.
– Обезьяний язык, – заметила Корри. – Тс-с! – Предостерегла она.
Она встала, натягивая лук так, что перья стрелы касались ее уха.
Джерри поглядел на нее краешком глаза. «Жанна д'Арк с Суматры», – подумал он.
Японцы приближались к роковой черте.
– Пора, – сказал Джерри.
Две тетивы зазвенели одновременно.
Мишень, в которую целилась Корри, упала лицом вниз со стрелой в сердце.
Прицел Джерри был не так точен. Его жертва схватилась за древко стрелы, вошедшей глубоко в шею.
Джерри прыгнул на тропу, где раненный японец пытался снять с плеча винтовку. Ему почти удалось это сделать, когда Джерри нанес ему страшный удар в подбородок. Солдат упал, и пилот нагнулся над ним с ножом. Дважды он вонзил нож в сердце человека. Солдат конвульсивно дернулся и затих.
Джерри поднял глаза и увидел Корри, снимавшую винтовку с другого японца. Она стояла над своей жертвой как богиня возмездия.
Три раза она пронзила штыком грудь солдата.
Американец, не отрываясь, смотрел на лицо девушки. Оно было искажено гневом, ненавистью и жаждой мщения.
Она повернулась к Джерри.
– Это то, что я хотела сделать за смерть моего отца. Теперь я чувствую себя удовлетворенной.
– Вы великолепны, – сказал Джерри. Он взял винтовку другого солдата, патронные ленты и амуницию обоих солдат, затем с помощью Корри оттащил трупы в кустарник.
– Вы сможете попасть в цель и из огнестрельного оружия, – сказал Джерри. Он ухмыльнулся.
– Вы убили своего первого человека.
– Я убила не человека, – возразила девушка. – Я убила японца.
– «Безжалостная ненависть надменной Юноны», – процитировал Джерри.
– Вы считаете, что женщина не должна ненавидеть? – спросила Корри. – Вам никогда не могла бы понравиться женщина, которая ненавидит?
– Вы мне нравитесь, – сказал Джерри спокойно и серьезно.
– И вы мне нравитесь, Джерри. Вы были так хороши. Вы все были хорошими. Вы не давали мне почувствовать, что я девушка, и я чувствовала себя, как мужчина среди мужчин.
– Боже упаси, – воскликнул Джерри. Они оба засмеялись.
Передвигаясь по деревьям, Тарзан не переставал наблюдать за тропой. Внезапно он остановился и замер.
Впереди он увидел человека, сидевшего на корточках на платформе, построенной на дереве. Этот человек мог видеть тропу как раз в том направлении, откуда приближался Тарзан. Человек этот был белым и хорошо вооруженным.
Очевидно, его оставили наблюдать за тропой, по которой мог приблизится враг.
Тарзан осторожно двинулся в сторону от тропы. Если бы он уже не был осведомлен в притупленной наблюдательности цивилизованных людей, то был бы очень удивлен, что парень сразу же не заметил его приближения.
Сделав крюк, он миновал часового и несколько минут спустя очутился на дереве, стоявшем на краю маленькой горной лужайки, и смотрел вниз на примитивно и беспорядочно сооруженный лагерь. Около двух десятков мужчин лежали в тени деревьев. Бутылка переходила у них из рук в руки, вернее, от одного рта к другому. Все мужчины сильно обросли бородами. Единственное исключение составлял молодой человек, который сидел вместе со всеми и изредка делал из бутылки глоток-другой.
Мужчины были вооружены револьверами и ножами. Кроме того, каждый имел под рукой винтовку. Это была малопривлекательная компания.
Тарзан решил, что чем меньше он будет иметь дел с этими людьми, тем лучше будет.
Как раз в эту минуту сук, на котором он стоял, внезапно обломился, и он упал на землю в ста футах от них. Он сильно стукнулся головой и потерял сознание.
Когда Тарзан пришел в себя, он лежал под деревом. Руки его были связаны. Мужчины и женщины сидели на корточках или стояли вокруг него. Когда они увидели, что он пришел в себя, один из мужчин заговорил с ним по-голландски…
Тарзан понял его, но покачал головой, сделав вид, что не понимает.
Парень спросил у него, кто он такой и почему шпионит за ними. Другой попытался повторить вопрос по-французски – на первом языке цивилизованных людей, который Тарзан изучил.
Тарзан снова покачал головой. Молодой человек попытался говорить с ним по-английски. Тарзан притворился, что не понимает, и обратился к ним на языке магометан из племени банту из Занзибара и Восточного берега Африки, будучи уверен, что они не поймут его.
– Звучит вроде по-японски, – сказал один из мужчин.
– Тем не менее, это не японский, – возразил другой, знавший этот язык.
– Может быть, это дикий человек? У него нет никакой одежды, носит он лук и стрелы и упал с дерева, подобно обезьяне.
– Это проклятый шпион.
– Какой толк от шпиона, который не знает ни одного цивилизованного языка?
Они поразмыслили и, кажется, отказались от подозрения, что их пленник может быть шпионом. По крайней мере, на некоторое время. Их ждали более важные дела.
– Да, черт с ним, – заявил гигант с затуманенными глазами. – Я хочу выпить.
Он пошел назад к своей бутылке, оставшейся лежать под одним из деревьев, под которыми они отдыхали. Другие последовали за ним. Все кроме молодого человека с приятным лицом. Он все еще стоял на коленях возле Тарзана спиной к своим удалявшимся компаньонам. Когда те оказались на безопасном расстоянии, и их внимание вновь было привлечено бутылкой, он заговорил шепотом по-английски.
– Я уверен, что вы или американец, или англичанин. Возможно, вы один из американцев с бомбардировщика, который был недавно сбит. Если это так, вы можете доверять мне. Я фактически здесь пленник. Но не показывайте им, что вы говорите со мной. Если вы решите, что можете доверять мне, то сделайте какой-нибудь знак, что вы меня поняли.
Тарзан не двинул ни одним мускулом лица и не сделал ни одного жеста и смотрел ничего не выражавшим взглядом. Это не остановило молодого человека, видно, его уверенность в правильности своей догадки была достаточно велика, и он продолжал тихо говорить.
– Вы попали в банду головорезов. За исключением некоторых, они все были освобождены из тюрем, когда японцы захватили остров. Большинство женщин – тоже преступницы, отбывавшие наказание в тюрьме. Другие не лучше, а даже хуже. Когда пришли японцы и освободили их, эти люди убежали в горы. Они не пытались даже помочь нашим вооруженным силам, а думали только о том, как спасти свою шкуру. После того, как мой отряд капитулировал, я сумел убежать. Я наткнулся на эту банду и, предполагая, что это партизанский отряд, присоединился к ним. Узнав о моем происхождении, они были готовы убить меня, если бы среди них не было двух человек, которым я помог в прошлом. Но они не доверяют мне. Вы знаете, в горах скрываются настоящие партизаны, которые так же охотно убили бы этих приятелей, как убивают японцев. Эти парни боятся, что я встречусь с ними и укажу им расположение этого лагеря. Самое лучшее из того, что эти люди делали до сих пор, так это обмен врагами. Но они собираются выдать нас японцам в обмен на ягоды можжевельника, боеприпасы и рис. Тот факт, что японцы позволяют им иметь боеприпасы, говорит о многом. Однако, это лишь вооруженное перемирие, и ни одна из сторон не доверяет другой. Туземцы служат посредниками между ними и осуществляют обмен товарами.
Узнав, что его судьба предопределена, Тарзан понял, что ничего не добьется своими попытками ввести в заблуждение молодого человека. А если будет с ним откровенным, то добьется его расположения. Он взглянул на остальных. Все они были заняты тем, что наблюдали за шумной ссорой двух парней и ни на что другое не обращали внимания.
– Я – англичанин, – признался он. Молодой человек улыбнулся.
– Благодарю за доверие. Меня зовут Тэк ван дер Бос. Я офицер запаса.
– Моя фамилия – Клейтон. Хотите ли вы уйти от этих людей?
– Да, но что можно сделать? Куда мне идти? В конце концов, я обязательно попаду в руки японцев, если меня раньше не разорвет тигр. Если бы я знал, где расположен один из наших партизанских отрядов, у меня бы был хоть какой-то шанс. Но я не знаю.
– В моей группе пять человек, – сказал Тарзан. – Мы пробираемся к южному берегу острова. Если нам повезет, мы надеемся достать лодку и достичь Австралии.
– Довольно смелый план, – заметил Ван дер Бос. – До ближайшего пункта на Австралийском континенте около тысячи двухсот миль. И около пятисот миль до южного берега этого острова.
– Да, – согласился Тарзан, – мы знаем это, но хотим рискнуть. Мы все чувствуем, что лучше умереть, пытаясь хоть что-то сделать, чем бесцельно прятаться в лесу, подобно преследуемым зайцам.
Ван дер Бос задумался, помолчав немного, а затем сказал:
– Я хочу пойти с вами и думаю, что смогу помочь вам. Я найду лодку гораздо ближе, чем вы предполагаете. Я знаю, где живут дружественные туземцы, которые и помогут нам. Но сначала мы должны уйти от этих парней, а это будет не так-то просто. Из этой маленькой долины выводит только одна тропа, которая охраняется и днем, и ночью.
– Да, я видел часового и прошел близко от него. Я смогу его снова обойти так же просто. Но с вами – иное дело. Я не уверен, что вы сможете сделать то же самое. Но если вы к ночи достанете мне нож, я проведу вас мимо часового.
– Я попытаюсь. Если они достаточно напьются, это будет просто сделать. Я перережу ваши путы, и вы сможете уйти.
– Я могу разорвать эти путы, когда захочу, – сказал Тарзан.
Ван дер Бос никак не отреагировал на это заявление.
«Этот парень, – подумал он, – очень самоуверен, даже слишком самоуверен».
Голландец начал сомневаться, умно ли он поступил, согласившись идти с незнакомцем. Он знал, что ни один человек не сможет разорвать эти путы.
– Они очень строго охраняют вас ночью? – спросил Тарзан.
– Меня не стерегут совсем, ведь это страна тигров. Вы над этим разве сами не думали?
– О, да. Но мы должны рискнуть.
ГЛАВА XIII
Окруженные солдатами, подталкиваемые в бока и в спины штыками, Розетти и Бубенович были доставлены в туземную деревню. Здесь их бросили в хижину, связав им руки и ноги, и, наконец, оставили в покое. Американцы стали отводить душу, посылая проклятья в адрес японцев. После упоминания всех предков японцев до Хирохито включительно, и особенно предков лейтенанта Кумайра Тэда на колоритном и непечатном жаргоне Чичеро, Бруклина и армии, они снова принялись обрабатывать Хирохито.
– Какая от этого польза? – спросил Бубенович. – Мы только поднимаем у себя кровяное давление.
– Я поднимаю свою ненависть, – возразил Розетти. – Теперь я знаю, что чувствует Корри по отношению к ним.
Они спали недолго в эту ночь. Веревки врезались им в руки и ноги, в горле пересохло.
Им не давали ни пищи, ни воды. Ночь длилась целую вечность. Когда рассвело, они услышали звуки шаркающих шагов, приближающихся к хижине.
– Я думаю, это за нами, – сказал Бубенович. – Ну, прощай, друг.
– Прощай, Бэм.
Два солдата вошли в хижину. Они перерезали веревки и попытались поставить пленников на ноги, но те не могли стоять и тут же упали на пол. Тогда солдаты, смеясь, начали пинать их ногами в животы и бить по головам, затем потащили к двери и, словно тюки, спустили с лестницы одного за другим.
Тэда вышел из своей хижины и посмотрел на них.
– Вы готовы отвечать на мои вопросы? – спросил он.
– Нет, – ответил Бубенович.
– Встать! – закричал японец.
Кровообращение восстановилось в их онемевших телах и, наконец, после нескольких попыток пленникам удалось встать, хотя они и шатались, как пьяные. Все происходило в самом центре деревни. Солдаты и туземцы обступили их кругом. Тэда стоял с обнаженным мечом в руках.
Он заставил пленников опуститься на колени и вытянуть головы вперед. Тэда занес меч над головой Бубеновича.
Когда лагерь затих, и большинство мужчин и женщин забылись в пьяном сне, Тэк ван дер Бос подполз к Тарзану.
– Вы их разорвали? – спросил голландец. Он был изумлен.
– Да. Теперь пойдем. Постарайтесь двигаться бесшумно. Дайте мне нож.
Пройдя небольшое расстояние по лесу, Тарзан остановился. – Ждите меня здесь, – приказал он.
Он влез на дерево и скрылся.
Тарзан медленно передвигался по деревьям, часто останавливаясь, чтобы прислушаться и втянуть ноздрями воздух. Наконец он определил месторасположение часового и перебрался на дерево, где была построена платформа, на которой сидел человек.
Тарзан расположился прямо напротив головы часового, и внимательно посмотрел вниз. В темноте он различил контуры часового и прыгнул на него с ножом в руке.
Раздался звук упавших на платформу тел. Часовой умер молча: его горло было перерезано от уха до уха.
Тарзан сбросил тело на тропу и спустился вниз. Захватив винтовку часового, он пошел назад.
– Пойдемте, – сказал он дожидавшемуся его ван дер Босу. – Теперь вы можете пройти мимо часового.
Когда они дошли до тела убитого, ван дер Бос споткнулся об него.
– Чисто сработано! – сказал он.
– Не так уж чисто, – возразил Тарзан. – Он обрызгал меня всего кровью. Пока мы не дойдем до воды, я буду ходячей приманкой для полосатых. Возьмите его револьвер и патроны. Мне хватит винтовки. Теперь пошли.
Они быстро пошли по тропе. Тарзан шел впереди. Вскоре им на пути повстречался маленький ручей, и они оба стали смывать с себя кровь, так как голландец тоже перепачкался, когда снимал с убитого патроны.
Ни один тигр не побеспокоил их, и они через некоторое время пришли к развилке на тропе, где Тарзан оставил своих товарищей.
Их запахи не сохранились, они пошли по тропе. Было уже светло, когда они услышали впереди поблизости выстрел.
Джерри и Корри решили остаться там, где и были, и дождаться Тарзана. По их расчетам, они были не так далеко, и что Тарзан должен скоро вернуться. Для большей безопасности они забрались на дерево, где уселись довольно рискованно и неудобно в двадцати футах над землей.
Джерри беспокоила судьба Бубеновича и Розетти и, наконец, он решил, что надо что-то предпринять. Ночь тянулась бесконечно, а Тарзан почему-то не возвращался.
– Я не уверен, что он скоро придет, – сказал Джерри. – Вероятно, с ним что-нибудь случилось. Во всяком случае, я не собираюсь больше бездействовать. Я пойду и попытаюсь узнать, где находятся Бубенович и Розетти. Тогда, если Тарзан придет, мы, по крайней мере, будем знать, где они, и, может быть, вместе сможем разработать план их спасения. Вы оставайтесь здесь, пока я не вернусь. Здесь вы в большей безопасности, чем на земле.
– А предположим, вы не вернетесь?
– Я не знаю, что тогда, Корри. Это самое трудное решение, которое я когда-либо должен был принимать – снова мне надо выбирать между вами и теми двумя парнями. Но я решил и надеюсь, что вы меня поймете. Они в плену у японцев, а мы все знаем, как японцы обращаются с пленными.
– Вы могли принять единственно правильное решение. Я знала, что вы пойдете за ними, и я пойду с вами.
– Это невозможно, – решительно ответил Джерри. – Вы останетесь здесь.
– Это приказ?
– Да.
Он услышал легкий смех.
– Когда вы приказываете в вашем самолете, капитан, даже генерал должен повиноваться вам, но вы не командир на этом дереве. А теперь идемте!
Корри соскользнула с ветки, на которой сидела, на землю.
Джерри последовал за ней.
– Вы победили, – сказал он. – Я должен был лучше знать, как пытаться командовать женщиной.
– Две винтовки лучше, чем одна, а я – хороший стрелок!
Они двинулась по тропе бок о бок. Время от времени их руки соприкасались. Когда Корри поскользнулась в грязной луже, Джерри подхватил ее, чтобы не упала. Он подумал: «Я часто обнимал ту девушку в Оклахома-сити, но никогда не испытывал такого волнения. Похоже, что вы влюбились в эту маленькую шалунью, Джерри. Я думаю, вам придется туго, Джерри».
– Какая от этого польза? – спросил Бубенович. – Мы только поднимаем у себя кровяное давление.
– Я поднимаю свою ненависть, – возразил Розетти. – Теперь я знаю, что чувствует Корри по отношению к ним.
Они спали недолго в эту ночь. Веревки врезались им в руки и ноги, в горле пересохло.
Им не давали ни пищи, ни воды. Ночь длилась целую вечность. Когда рассвело, они услышали звуки шаркающих шагов, приближающихся к хижине.
– Я думаю, это за нами, – сказал Бубенович. – Ну, прощай, друг.
– Прощай, Бэм.
Два солдата вошли в хижину. Они перерезали веревки и попытались поставить пленников на ноги, но те не могли стоять и тут же упали на пол. Тогда солдаты, смеясь, начали пинать их ногами в животы и бить по головам, затем потащили к двери и, словно тюки, спустили с лестницы одного за другим.
Тэда вышел из своей хижины и посмотрел на них.
– Вы готовы отвечать на мои вопросы? – спросил он.
– Нет, – ответил Бубенович.
– Встать! – закричал японец.
Кровообращение восстановилось в их онемевших телах и, наконец, после нескольких попыток пленникам удалось встать, хотя они и шатались, как пьяные. Все происходило в самом центре деревни. Солдаты и туземцы обступили их кругом. Тэда стоял с обнаженным мечом в руках.
Он заставил пленников опуститься на колени и вытянуть головы вперед. Тэда занес меч над головой Бубеновича.
Когда лагерь затих, и большинство мужчин и женщин забылись в пьяном сне, Тэк ван дер Бос подполз к Тарзану.
– Вы их разорвали? – спросил голландец. Он был изумлен.
– Да. Теперь пойдем. Постарайтесь двигаться бесшумно. Дайте мне нож.
Пройдя небольшое расстояние по лесу, Тарзан остановился. – Ждите меня здесь, – приказал он.
Он влез на дерево и скрылся.
Тарзан медленно передвигался по деревьям, часто останавливаясь, чтобы прислушаться и втянуть ноздрями воздух. Наконец он определил месторасположение часового и перебрался на дерево, где была построена платформа, на которой сидел человек.
Тарзан расположился прямо напротив головы часового, и внимательно посмотрел вниз. В темноте он различил контуры часового и прыгнул на него с ножом в руке.
Раздался звук упавших на платформу тел. Часовой умер молча: его горло было перерезано от уха до уха.
Тарзан сбросил тело на тропу и спустился вниз. Захватив винтовку часового, он пошел назад.
– Пойдемте, – сказал он дожидавшемуся его ван дер Босу. – Теперь вы можете пройти мимо часового.
Когда они дошли до тела убитого, ван дер Бос споткнулся об него.
– Чисто сработано! – сказал он.
– Не так уж чисто, – возразил Тарзан. – Он обрызгал меня всего кровью. Пока мы не дойдем до воды, я буду ходячей приманкой для полосатых. Возьмите его револьвер и патроны. Мне хватит винтовки. Теперь пошли.
Они быстро пошли по тропе. Тарзан шел впереди. Вскоре им на пути повстречался маленький ручей, и они оба стали смывать с себя кровь, так как голландец тоже перепачкался, когда снимал с убитого патроны.
Ни один тигр не побеспокоил их, и они через некоторое время пришли к развилке на тропе, где Тарзан оставил своих товарищей.
Их запахи не сохранились, они пошли по тропе. Было уже светло, когда они услышали впереди поблизости выстрел.
Джерри и Корри решили остаться там, где и были, и дождаться Тарзана. По их расчетам, они были не так далеко, и что Тарзан должен скоро вернуться. Для большей безопасности они забрались на дерево, где уселись довольно рискованно и неудобно в двадцати футах над землей.
Джерри беспокоила судьба Бубеновича и Розетти и, наконец, он решил, что надо что-то предпринять. Ночь тянулась бесконечно, а Тарзан почему-то не возвращался.
– Я не уверен, что он скоро придет, – сказал Джерри. – Вероятно, с ним что-нибудь случилось. Во всяком случае, я не собираюсь больше бездействовать. Я пойду и попытаюсь узнать, где находятся Бубенович и Розетти. Тогда, если Тарзан придет, мы, по крайней мере, будем знать, где они, и, может быть, вместе сможем разработать план их спасения. Вы оставайтесь здесь, пока я не вернусь. Здесь вы в большей безопасности, чем на земле.
– А предположим, вы не вернетесь?
– Я не знаю, что тогда, Корри. Это самое трудное решение, которое я когда-либо должен был принимать – снова мне надо выбирать между вами и теми двумя парнями. Но я решил и надеюсь, что вы меня поймете. Они в плену у японцев, а мы все знаем, как японцы обращаются с пленными.
– Вы могли принять единственно правильное решение. Я знала, что вы пойдете за ними, и я пойду с вами.
– Это невозможно, – решительно ответил Джерри. – Вы останетесь здесь.
– Это приказ?
– Да.
Он услышал легкий смех.
– Когда вы приказываете в вашем самолете, капитан, даже генерал должен повиноваться вам, но вы не командир на этом дереве. А теперь идемте!
Корри соскользнула с ветки, на которой сидела, на землю.
Джерри последовал за ней.
– Вы победили, – сказал он. – Я должен был лучше знать, как пытаться командовать женщиной.
– Две винтовки лучше, чем одна, а я – хороший стрелок!
Они двинулась по тропе бок о бок. Время от времени их руки соприкасались. Когда Корри поскользнулась в грязной луже, Джерри подхватил ее, чтобы не упала. Он подумал: «Я часто обнимал ту девушку в Оклахома-сити, но никогда не испытывал такого волнения. Похоже, что вы влюбились в эту маленькую шалунью, Джерри. Я думаю, вам придется туго, Джерри».