Лицо Арбитра похоже на серый воск, губы у него очень красные, глаза недобро поблескивают. Он обезумел: то набедренные повязки, то длинные платья, то бритые головы, то прически в стиле денди восемнадцатого века, то тоги, то джеллабы. Всем приходится постоянно ходить, имея при себе большой чемодан.
 
   Вагдас, Город Знаний – точка, откуда паломники отправляются в Западные Земли. Поскольку опасности, которые могут встретиться по пути, весьма разнообразны и специфичны для каждого пилигрима, можно только предполагать, какое снаряжение и провизия могут потребоваться ему. Но каким бы загадочным, изысканным, утонченным, эксцентричным, александрийским ни оказался ваш заказ, Ваги его выполнят.
   Город переполнен преподавателями рискованных практик и поставщиками наркотиков, вызывающих опасные иллюзии: Магический Пузырь вызывает видения озера, населенных городов, храмов, проспектов, по которым паломник шагает, освободившись от своего тела, не ведая ни усталости, ни голода, ни жажды. Но проходит несколько часов и видение исчезает, оставляя путешественника наедине с его голодом, жаждой, плотскими потребностями, неуклюжим, неловким телом, скучной, колючей, тупиковой вселенной, где все остается точно таким же, как всегда. Ни тайны тебе, ни волшебства. Смерть так же прозаична, как ежедневная газета для плоского ума, как судно под кроватью для терминального ракового больного. Этот мир не скрывает ничего за собой, потому что ничего собой не являет – это мертвое пустое место, не имеющее ни смысла, ни цели. Неудачливый путешественник, который потратил все свои средства на Магический Пузырь… ЧПОК… грязная поверхность, за которой ничего нет.. запах горелого пластика и гнилых апельсинов.
   Путешественник останавливается перед бетонной стеной, разрисованной пастельно-голубыми и бледно-розовыми пирамидками, сломанный ящик, что-то вроде токарного станка – пустой бетонный мешок. Конструкция, расположенная возле стены, поддерживает пластиковую крышу – пластик местами треснул, зазубренные края разломов. К стенам примерзли какие-то тощие уродцы, похожие на тени людей, оставшиеся на стенах Хиросимы после взрыва атомной бомбы. Тени неподвижны. Судя по окнам, здесь когда-то был магазин… прейскурант на балке из светлого дерева.
   Ты знаешь, что за стеной никого нет. И вообще все это только фотография. Посмотри на тени, которые должны плясать на ветру. Но они неподвижны. Посмотри на большое темно-серое окно: слева то, что могло бы быть ногой тощего человека-палки с подтяжкой для носок. А голова – по правую сторону от окна, рот открыт, усики.
 
   Таги орудовали в Индии в первой половине девятнадцатого века, до появления железных дорог. В то время путешественники и паломники передвигались группами, и могло пройти не менее недели или даже месяца, прежде чем исчезновение группы оказывалось замеченным. Лицедеи-Душители присоединялись к каравану путешественников поодиночке, делая вид, что не знакомы друг с другом. У каждого была своя легенда: кто-то выдавал себя за купца, кто-то за аптекаря, солдата или кузнеца, причем каждый из них действительно владел этим ремеслом. Жертв своих они именовали битхо (чужаки).
   Как только раздавался сигнал, Душители набрасывались на путешественников, убивали их и грабили. Затем они пробивали трупы мотыгами во многих местах, для того чтобы газы, выделяющиеся при разложении, не привлекли собак, гиен или шакалов, и хоронили их в земле, разведя над могилой бивуачный костер. По оценкам Душители убили за двадцать лет где-то около миллиона битхо. Это был один из крупнейших преступных заговоров в истории. Все таги поклонялись Кали, богине разрушения.
 
   Паломники в Западные Земли путешествуют группами через области, в которых орудуют вооруженные по последнему слову техники современные Душители. Во время биваков разыгрывается множество сцен, достойных мыльной оперы:
   Вот перед нами молодая пара под навесом. Она – либеральная вассарианка47, он – стареющий Душитель в амплуа инженю. Лицедейство помогает ему выглядеть молодым.
   ОНА: Нам давно пора поговорить о наших отношениях.
   ОН: А о чем тут говорить, радость моя? По-моему, у нас все славненько.
   ОНА: Славненько? Славненько – и всего-то, Джерри.
   ОН: Венди, не двигайся!
   Он подстреливает навскидку черную мамбу, которая тянулась к жемчужному горлышку Венди.
   ОН (глядя на мертвую змею): Видишь, Венди, что я имел в виду под «славненько». Это когда один человек может надеяться на другого перед лицом смерти.
   ОНА: Похоже, я поняла, Джерри. Пока мы вместе, у нас всегда будет так.
   Битхо!
   Ее зрачки расширяются от ужаса, а лицо бледнеет. Она падает на пол. Он вытирает окровавленный нож; выражение его лица при этом – спокойное, безразличное, даже безмятежное.
 
   Бывший полицейский и два хулигана пьют вместе, поставив бутылки и стаканы на упаковочные ящики, выполняющие роль импровизированного бара.
   – Садимся в тачку, едем, находим какого-нибудь лоха… подзываем его по-дружески, «Эй, уважаемый, подойдите к нам на минутку», он тут к нам подходит, лыбится на нас. – Тут говорящий оскаливает свои отвратительные желтые зубы в кошмарной гримасе. – А затем даем ему прямо в зубы. – Он гримасничает еще раз. – А затем даем ему прямо в зубы.
   Полицейский говорит:
   – Лучше ткни ему в яйца своей палкой. Тут ему и крышка, и можешь делать с ним все, что хочешь.
   – А затем даем ему прямо в зубы…
   БИТХО!
   Третий выпивоха достает из кармана пистолет с глушителям, стреляет рассказчику прямо в пасть, затем стреляет полицейскому в пах.
 
   Сигнальщик – тот, кто кричит «битхо!», – должен иметь опыт, потому что именно ему предстоит выбрать удобный момент для нападения. Некоторые специализируются на психологии межличностных отношений и доходят даже до того, что влюбляются в битхо и спасаются с места бойни вместе с ней (или ним). Но клич «битхо!» проникает в самую душу человека:
   сколько раз доводилось наблюдать самые что ни на есть трогательные отношения между мужчиной-тагом и женщиной-битхо, но звучит клич, и приходится выполнять свой долг перед Кали.
   Бивак паломников. Наводнение задержало их в пути на несколько дней. Они сидят и греются у костров или же бесцельно и беспокойно слоняются по лагерю. Все беседы окутаны дымком двусмысленности и скрытого страха. Люди обмениваются репликами, надеясь, что они что-нибудь да значат. У них нечего друг другу сказать, но они боятся молчать, поэтому все, что они говорят, кажется плоским, пресным и бессмысленным. Тень смерти омрачает лицо каждого. Каждый боится своего соседа, и не без оснований, ибо плата за знакомство с Лицедеем – Смерть.
 
   Гор Неферти слегка подустал постоянно играть роль инженю, вечно изображать жизнерадостного мальчишку: Но жизнерадостность – мощное оружие, которое не раз выручало его из разных передряг, к тому же – это оружие, которое мало весит. Киловатты следует экономить. Иначе в самый критический момент у тебя возьмет и сгорит предохранитель.
   Сумерки царят в трущобах Некрополиса. Стены домов такие высокие, что на уровне улиц местами всегда ночь. Свет здесь – драгоценнейший товар. И улицы эти все глубже и глубже уходят под землю, потому что их разрыхляют бестолковые, бессвязно лепечущие мертвецы… слой за слоем могил, все глубже и глубже во тьму. Богачи живут на солнечной стороне, вдоль Светлых Улиц, куда каждые сутки на один час проникает солнечный свет. Другие же зарываются все глубже и глубже в мрачную бездну.
   Неферти где-то на засыпанных камнями окраинах Некрополиса, в глубокой долине, но все еще над поверхностью земли. Надвигаются ранние сумерки, и в сером полумраке воздуха, насквозь пропахшего смертью, с десяток собак-трупоедов подбираются к нему, а за ними по следу ползет оборванная шайка рычащих в предвкушении добычи расхитителей гробниц.
   Он смотрит на них, улыбается и пускает в ход свою жизнерадостность. Сначала он испускает слабый лучик, не сильнее огонька светлячка, от которого собаки начинают еще сильнее урчать и тянуться к его паху, горлу, поджилкам. Когда не знаешь, что делать, не делай ничего. Вот он чувствует его – огненный шар где-то в области пупка, который поднимается к горлу и брызжет из его глаз сверкающей россыпью света. Собак и грабителей отшвыривает назад. Они убегают, скуля и повизгивая.
 
   Гор Неферти заходит в Монтажную – место, где мечты становятся явью. Иногда, разумеется. Происходит это следующим образом: ты прокручиваешь в голове некий сценарий, составленный из отдельных сновидений. Сложное электронное оборудование материализует сны. Впрочем, «материализует» – неточное слово, потому что существует несколько уровней материализации. Смертельно Твердая Материя может убить тебя. Вырубить медным кастетом, как призрак Джо Варланда в «Короткой дороге домой».
   Рыхлая, призрачная сила, вложенная в последний крепкий удар.
   В этой вселенной Смертельно Твердая Материя играет роль чего-то вроде универсального стандарта. Некоторые люди слишком жмутся, дорогуша. Заказывают обед, а затем пытаются улизнуть, не заплатив по счету. Вот новость для вас, жмоты: ни хрена у вас те получится. Потому что это ваш счет.
   Если люди слегка порезвятся, не позволяя себе лишнего, никаких проблем. Побарахтаются на мелком месте, фигурально выражаясь. Мы никогда не теряем ни одного сновидца – ну, разве только если он ненароком не заплывет туда, где глубоко. Как работает эта машина? В основном, путем концентрации наличного материала. Усилитель снов. Неферти лениво прогуливается, веки сонно опущены, на лице – выражение скучающего презрения… проводники, зазывалы, барыги, шлюхи всех мастей. На пути у него встает барыга. – Отменный Монтажный Джанк!
   Монтажный Джанк – самое жуткое, на что только можно подсесть. В первый раз приход длится восемь часов. Затем, когда кайф кончается, испытываешь кокаиновый отходняк, алкогольно-барбитуратное похмелье и героиновую ломку в одном флаконе. Дозу приходится постоянно повышать, а приход длится все короче и короче.
   Он отмахивается от барыги легким жестом руки. Магазины здорового питания гарантируют натуральное происхождение продуктов… змеиный яд, насекомые, рыбы и моллюски. По большей части совершенно неисследованная территория. Яд каменной рыбы содержится в зазубренных шипах, которые отламываются от ее тела, когда впиваются в плоть, и причиняют, наверное, самую мучительную боль, какую только может испытать человек. Впрочем, укол героина снимает болевой синдром – ну а что будет, если смешать его с ядом королевской кобры или полосатого осьминога? Ощущение пронзает все тело. Моча с запахом гнилой рыбы.
   Техник, занимавшийся расфасовкой сухого яда кобры, случайно вдохнул небольшое количество порошка. Он испытал ощущение острой эйфории. Яд кобры, под торговым названием кобраксин, использовался в 30-е годы как обезболивающее на терминальных стадиях рака. Потом его изъяли из продажи из-за высокой стоимости производства и… «Мы не хотим, чтобы нам пришлось бороться еще с одним видом зависимости, – сказал высокопоставленным наркочиновник. – Не дай Бог, начнут грабить зоопарки».
   Один старый змеелов во Флориде кололся ядом кобры каждый день на протяжении сорока лет и выглядел весьма молодо для своего возраста, который ведал один только Бог, да и Тот запамятовал. Он был, наверное, единственным человеком на земле, который мог выжить после смертельной дозы яда кобры.
   Нейротоксины, такие как яд кобры, морской змеи, крайта, тигровой змеи, мамбы или полосатого осьминога, не причиняют боли и в определенных дозах могут вызывать даже приятный эффект. Гемотоксины, такие как яд гремучей змеи, мокассиновой змеи, сколопендр и большинства гадюк, вызывают болезненные отеки и вздутия. И к тому же всегда существует опасность гангрены или других затяжных инфекций. Многие змеи, например, габонская гадюка, имеют яд, обладающий одновременно гемотоксическим и нейротоксическим действием. Экстракты животного яда можно переработать в препараты для инъекций и для вдыхания.
   Денди в восемнадцатом веке нюхали табак из табакерок. Буфотенин, извлеченный из ядовитых желез жабы, при вдыхании вызывает крапивницу, и слюна приобретает розоватый оттенок. Некоторые безумцы предпочитают принимать снадобье перанально. В этом случае они вступают в сношение с Духом Мамбы, лицо их принимает зеленоватый оттенок, и зеленые слюни свисают у них с подбородка до самой земли.
 
   Неферти натыкается на нескольких старых знакомых по Городам Красной Ночи, и они отправляются в ближайший змеиный притон, просто чтобы немного развлечься – почему бы и нет? Два полубезумных молодых пидора с маленькими крылышками купидонов на спине вскакивают и обмениваются выстрелами дротиков, смоченных в змеином яде. Смерть или Наслаждение, вероятность пятьдесят на пятьдесят – что может быть приятнее? Бар обставлен со вкусом, в древнегреческом педерастическом стиле: мраморные статуи и стелы вдоль стен, колоннады, под которыми прохлаждаются обнаженные юноши.
   Попадание! Ужаленный ноша падает на колени, на лице его написана идиотическая похоть, губы и язык опухают, кровь стучит у него в висках, нарисованное голубое небо темнеет, он умирает, извергая семя… остальные юноши берут его на руки, смотрят на него с улыбкой ужасной сопричастности на устах, с бесстыдным пониманием рассматривают своего любовника вплоть до последнего, ломающего кости спазма. Из фаллоса умирающе! о юноши вырывается фонтан крови, с губ слетай крик экстаза.
   – В какие дурацкие игры играют здесь!
   Кучка голых сколопендровых людей сидят с идиотскими ухмылками друг на друге, покрытые эрогенными язвами, проникающими до самой кости. Они медленно расчесывают радужные болячки, которые лопаются под их ласковыми пальцами, извергая по токи отвратительно пахнущего желтого гноя, смешанного с кровью, и содрогаются при этом в гальванических спазмах.
   Но для нас это не более чем забавное зрелище. Мы не балуемся наркотиками, доставляющими эти животные радости. Многие пуристы предпочитают брать яд от живой змеи, как это делала Клеопатра, подвергавшая себя укусам аспида; по их уверениям, им удается достигнуть такой степени взаимопонимания со змеей и даже с пауком, что те впрыскивают именно ту дозу яда, которая необходима.
   Два Дюки по очереди прикладывают к себе ядовитые зубы огромной урчащей габонской гадюки весом не менее тридцати фунтов. У них начинается приход.
   кровь брызжет из их глаз, задниц и членов, сочится из каждой поры кожи; потом, по мере того как начинает действовать нейротоксин, потоки ее становится слабее. Вот они лежат в коме, покрытые кровью, и их личные врачи направляются к ним, чтобы вколоть противоядие и провести симптоматическое лечение, когда Дюки уже находятся на грани смерти. Змея испускает сонный стон и отправляется пожирать брошенную ей тушку кролика.
   Ну, и разумеется, неизбежный педераст, одетый царицей Клеопатрой, дорогуша, в хороший день он выглядит на все девяносто, лет семьдесят назад он пользовался славой самого красивого мужчины на свете, вот он появляется, сжимая в руке аспида, театральным жестом прикладывает его к своей груди, в то время как медики вкалывают ему в ягодицу дозу противоядия.
   – Клеопатра, годится ли с людьми так поступать?
   – Годится. И особенно с царицей… ах, ах, солдат…48 Он делает вперед несколько вихляющих шагов, затем мешком валится на пол. Сердечный приступ. Или, может быть, противоядие подвело. Короче говоря, умер, как настоящая царица.
   Сумасшедшие, которые хотят выглядеть особенно отвратительно, прогуливаются со скорпионами и сколопендрами, ползающими по всему их телу. «Ах, дорогуша, я в такой депрессии, только Пендра может поднять мне настроение!» И прямо посреди заведения стягивает штаны и прикладывает футовую сколопендру к своему набухшему члену. Обедающие надолго запомнят это зрелище.
   – Посмотри, он у него полностью переродился в рубцовую ткань!
   Голливудские магнаты, расслабляющиеся возле бассейна, атакованы полосатыми осьминогами. Пьяный сценарист внезапно вскакивает с места, его шатает.
   – Что с тобой, Джо?
   Все замолкают. Джо извлекает из своего портфеля нечто, похожее на крошечные голубые тарелки-фрисби, на руках у него резиновые перчатки.
   – Вы думали, что можно купить талант, а затем, когда он иссякнет, выбросить его на помойку? Сейчас я вам покажу, что такое подлинный талант!
   Он начинает разбрасывать голубые тарелочки… Плюх, на впалую грудь… Плюх, на жирную круглую морду.
   Они плавают в бассейне, словно огромные дохлые карпы, белые животы уставились в небо, все еще по дернутое серой дымкой.
 
   Звук способен оказывать болеутоляющее воздействие. К сожалению, в настоящее время мы еще не располагаем музыкой, обладающей боевой эффективностью.
   Вспомните старый анекдот про английского джентльмена в Индии: как-то раз он столкнулся с невоспитанным местным юнцом, который не захотел уступить ему дорогу. Когда слуга англичанина направился к молодому человеку, чтобы столкнуть его с тропы, тот выхватил из-за пояса флейту, словно это было оружие. Затем он умчался прочь.
   В правительственном рестхаузе, несмотря на шесть порций виски, англичанин так и не мог заснуть: его мучили кошмары.
   «В три часа ночи я проснулся от самого отвратительного и мерзкого звука, который я когда-либо слышал. Словно покойник свистел мне на ухо – я не могу найти других слов, чтобы описать это. Я не стыжусь признаться в том, что, схватив мои брюки, я тут же обратился в паническое бегство. На следующий день я обнаружил, что моя собака и бой из туземцев не успели вовремя спастись бегством… глаза выкатились из орбит, на лицах застыла гримаса ужаса, столь чудовищная, что я не могу заставить себя рассмотреть ее подробнее. Я приказал немедленно поместить тела в гробы и заколотить крышки. В этой проклятой музыке была заключена какая-то столь отвратительная тайна, что ни один человек в здравом уме не мог выслушать ее и не умереть».
   Собака, судя по всему, тоже была в здравом уме.
   Все мечтают об абсолютном оружии… о каких-нибудь лучах, каком-нибудь приспособлении. Нет ничего более жуткого, чём стоять перед опасным и злобным врагом; не имея в своем распоряжении ничего, кроме психического оружия, которое может сработать, а может и не сработать. Но только в том случае, когда душа уходит от страха в пятки, можно наткнуться на идею подлинного стоппера.
   Индуизм учит, что Небесный Мир представляет для души большую опасность, чем Мир Адский, потому что он более обманчив и может привести к фатальному заблуждению, заключающемуся в повышенное самомнении и ощущении собственной неуязвимости. Словно борец, душа должна постоянно тренироваться, иначе она может размякнуть на своем эфемерном троне. Так блеск дворца, постоянные парады, величественные корабли, золото и ляпис-лазурь, ко десницы и лучники могут постепенно заставить человека забыть о предельной реальности вселенского конфликта…
   «Спокойствие – лишь маска перемен. /Мы улыбаемся, не чувствуя подвоха»49.
   Словно семейный альбом Романовых. Церемонии с утра до вечера. Каждый обед – государственное со бытие. Как можно сохранить хотя бы толику разума и выдержки на бессмысленном и банальном маскараде? Они и не смогли сохранить. Стали такими же пустыми и банальными, как роль, которую они сыграли в распаде Российской империи… летние дворцы яхты, матросы и марширующие войска, государственные банкеты и охоты – сплошные развлечения и никакой пищи для души. Неудивительно, что они не замечали сгущавшихся туч, очевидных для бесстрастного объектива фотоаппарата.
   Разумеется, блеск Древнего Египта был несравненно ярче. Повсюду золото и бриллианты, рабы и войны, все опьяняющие ловушки неограниченной власти. Отрезанные руки, истекающие кровью на столбах в саду. Он был Главным Псарем, но злоумышленники отравили пять отборных мастифов, привезенных с севера. Мало что представляет для души такую опасность, как абсолютная власть. Помните, она дается с определенной целью, ради выполнения четко определенных задач. Наша цель – КОСМОС.
   В Вагдасе цели или заранее согласованы, или не признаются никем. Что же касается способа достижения цели, существует множество теоретических и практических расхождений, сильные разногласия. При условии соблюдения одного правила – единая авторитарная система будет гибельна для цели и приведет только к возвращению всех застарелых обманов, к возрождению старых иерархических структур.
   Разумеется, подобной свободой могут воспользоваться и пользуются группировки, которые, не покладая рук, работают над тем, чтобы уничтожить свободу и установить Однопартийное Единобожие. Но они вымирают одна за другой. Мы присвоили многим из них категорию 00 – Общественной Опасности – и избавляемся от них, как избавляются от больных ящуром коров.
 
   Фильм, который разворачивается кадр за кадром… а теперь представь себе, что ты умер и вся твоя жизнь предстает у тебя перед глазами в виде пространственной панорамы, огромного лабиринта комнат, улиц, ландшафтов, расположенных не во временной последовательности, а в ассоциативной, которая к тому же подвержена постоянным переменам. Комната на чердаке в Сент-Луисе перетекает в нью-йоркский лофт, из которого ты можешь выйти на танжерскую улицу. Все, с чем ты когда-либо был знаком, будет представлено там. Это, разумеется, случается в снах В этом случае, когда имеешь дело с противником стратегия заключается в том, чтобы заманить его или ее на свою территорию. Вместо того чтобы Пересекать реку, перемани людей с другого берега на свой берег, где тебе известна местность и где ты можешь призвать на помощь своих союзников.
 
   Город, похожий на Танжер, расположенный на берегу реки с сильными приливами, которая протекает на том месте, где располагалась Авенида де Эспанья Я вместе с Уорингом и его слугой Таргуисти нахожусь в Пансионе на Набережной. Мы на балконе с видом на реку, сидим в плетеных креслах и наблюдаем в свете заката, как акульи плавники мелькают по переливчатой поверхности воды между плывущими по реке лодками. Пахнет водорослями и стоячей морс кой водой. Приятная, ленивая обстановка: мы потягиваем плантаторский пунш, или джин-слинг, или иногда ром с кокосовым молоком, но во всем этом имеется одна фальшивая нота.
   В тот же самый пансион каждый вечер приходит питаться старый набожный козел, потому что его жена слишком религиозна, чтобы готовить еду, читает Библию до глубокой ночи, а еще в нем ошивается около трех десятков этих отвратительных типов, которые именуют себя свидетелями Иеговы. Мы вместе с Уорингом разрабатываем план, как избавиться от них раз и навсегда, пожаловавшись на них зятю Таргуисти, который служит в полиции в звании капитана. С такими уродами, как эти, любые средства хороши.
   Как это часто случается, судьба подталкивает мою руку. Как-то под вечер я стою на задах пансиона, и тут ко мне бочком, словно злой старый краб, подкатывает этот богоизбранный козел и говорит: «Ты считаешь, что Миссури – это кусок дерьма? Так вот, я из Миссури», – а затем направляется в вестибюль, чтобы усесться там читать свою Библию. Я вижу, как его жена перед каркасным домом постройки 1910-х годов где-то футах в семидесяти от меня сплетничает еще с одним куском венерианского говна по имени Сестра Уиллоуби. Тогда я взлетаю в воздух футов на пятьдесят просто ради хохмы – собственно говоря, почему бы и нет? Она замечает меня и верещит: «Сатана! Сатана! Сатана!» – кидается в дом и выскакивает оттуда с ружьем в руках.
   Моя Вселенная еще менее стабильна, чем Вселенная Дона-Хуана; временами я – безупречный воин, временами я веду себя как робкий житель пригородов из карикатуры в «Нью-Йоркере». Но в настоящий момент я как раз нахожусь в отличной боевой форме, поэтому я скатываюсь к ней с неба, словно на невидимых санях, выхватываю ружье из ее рук и загоняю ее, визжащую и брыкающуюся, на ближайший холм, где превращаю ее в кролика и застреливаю из ружья, а затем беру тушку и отношу ее в пансион на кухню, чтобы повар приготовил ее на ужин.
   За ужином этот отъевший жопу библейский пердун со своим безобразно жирным сынком, который выглядит так, словно его вылепили из одного куска протухшего сала, все время постанывает: «Господи, о Господи, куда же подевалась моя спутница жизни?» И бросает на меня взгляды – не подозрительные взгляды, а такие, каких он удостаивает любого невоздержанного распутника, употребляющего пиво за ужином. Я совсем позабыл о том, что он – вегетарианец, так что мне не придется насладиться зрелищем того, как он пожирает свою вторую половину В любом случае, нельзя терять времени. Мы должны успеть в комиссариат, прежде чем он подаст туда за явление об исчезновении своей супруги и прежде чем Сестра Уиллоуби начнет пророчествовать языками.
   – Извините, что беспокою вас делами соседей, но эта старуха Уиллоуби совсем спятила и обзывает американских школьных учительниц, полноправных владелиц карточек «Америкэн Экспресс» вавилонскими блудницами, а Пансион на Набережной вот-вот разорится, потому что преподобный Нортон читает проповеди о вреде пьянства прямо в баре… эти люди могут распугать туристов.