Страница:
Масленица
писал в 1902 году поэт-журналист Р. Меч.
С Масленицей кончался долгий холодный зимний сезон.
Нынче масленой недели —
Шумный, праздничный разгар.
И совсем «осоловели»
Мы от масленичных чар.
От утра до поздней ночи
(Спать приходится едва)
Веселится что есть мочи
Добродушная Москва.
С бубенцами мчатся тройки,
Жизнь столичная шумна.
Учиняются попойки...
При участии блина —
Тогда все рестораны, как в центре, так и на окраинах города, «ломились» от посетителей. В Петровский парк, например, зазывал ресторан «Эльдорадо». Его хозяин, И. А. Скалкин, празднично и роскошно отделал помещение. Ресторан имел чудный зимний сад с живыми растениями. У Скалкина в распорядителях работали господа с красивыми фамилиями: С. Н. Разумовский и А. И. Крылов. Кухня была – «под наблюдением Д. В. Чубукова». На сцене пели хоры: «Русский соединенный», «Большой малороссийский», цыганский Я. С. Рожкова. Играли разные оркестры, в том числе и «Венский дамский».
На Масленице все театры делали полные сборы. А поскольку «в одну руку всего не загребешь», даже захудалым из них в эти дни бывал приличный доход, хотя в другие они могли представлять из себя пустыни со случайными посетителями. Частные же театры, зная такую ежегодную ситуацию, ставили пьесы кое-как, спустя рукава. Актеры ленились, расслаблялись. Потому играли в театрах паршиво, спектакли шли какие-то «серенькие».
Что касалось публики, то и она чудила в масленичные представления. Многие торговцы, рабочий люд, каждый, кто приходил в театр, приносил в него, сообразно своим возможностям, кульки орехов, сладостей, «яблоков», часто – сытные пироги. Созерцая сцену и переживая за героев, зрители поедали все принесенное, наслаждаясь буквально «всласть». Они часто смеялись, находя смешное там, где того и вовсе не было.
Широкое городское гулянье устраивалось ежегодно в московском Манеже. Там собиралось несметное количество публики со всего города и его окраин: ежедневно Манеж могло посетить около 5 тыс. человек.
К примеру, на масленичных гуляньях 1902 года в Манеже особенным успехом пользовались акробаты Григори, проделывавшие поразительные пируэты, наездник Энрико Писсиути, клоун Брагин со своими дрессированными собаками. Здесь выступал лучший итальянский цирк под управлением Оресто Писсиути. Под куполом здания летали дрессированные орлы Дрейфюса, а на сцене показывались пантомимы.
В Манеже тогда в Сырную неделю (с 17 по 24 февраля) «дирекция приложила все старания, чтобы заставить смеяться всех» (так писали газетчики). Выступали: Георгий Фабич – «единственный одноногий феномен», гладиатор господин Аполлон, чтец и рассказчик В. М. Днепров, певец-балалаечник Ушканов, характерные комики трио Вадимовых, три оркестра музыки, ансамбль балалаечников, многие другие.
Завлекательным и чудесным было предпринятое грандиозное шествие «Обозрение Москвы в лицах». По идее дирекции Манежа, прошедшее в предыдущих годах представлялось зрителям в картинно-карикатурном виде, но не по-злому, никого не обижая.
Порядок шествия костюмированных образов был следующий: 1) «Матушка Москва»; 2) «Декадентская выставка картин»; 3) «Клубы»; 4) «Водопровод»; 5) «Канализация» (!); 6) «Бани, цена 6 копеек» (!! Конечно, нагих демонстрантов не было); 7) «Прогресс освещения»; 8) «Улицы»; 9) «Дачные местности»; 10) «Охотный ряд»; 11) «Толкучка»; 12) «Готовое платье в рассрочку»; 13) «Пожарный кум»; 14) «Извозчик-лихач»; 15) «Разносчики – уличные певцы»; 16) «Капризный домовладелец»; 17) «Ресторан 1-го разряда»; 18) «Широкая Масленица»; 19) «Итоги Масленицы». То есть здесь промелькнула история московского быта начала ХХ века. Видимо, не было проблемы с юмором, и фантазии имели широкий размах.
Вход оплачивали: днем – по 55 копеек, вечером – по 1 рублю 10 копеек. Дети пропускались только в дневное время, за ребенка платили по 30 копеек.
Топонимика старой Масленицы
Издавна русские люди праздник Масленицы называют: «честная Масленица», «широкая Масленица», «веселая Масленица».
А в церковных книгах Масленица обозначена как Сырная неделя.
В нашем городе в старину по набережным Москвы-реки проходили масленичные катания. А праздничные горы и балаганы строились на самой реке напротив Воспитательного дома (огромного здания, ныне занимаемого Военной академией имени Петра Великого). Все это пространство, между Москворецким и Устьинским мостами, наполнялось многочисленным народом, специально пришедшим сюда погулять.
Зимы в Москве часто бывали снежными и морозными. Но вот в начале 1840 года на Масленицу была такая оттепель, что вода выступила поверх льда и грозила разрушить раскинутые здесь балаганы и карусели. Комедианты и содержатели увеселительного зверинца вынуждены были перебраться на время Масленицы в лежавшие напротив этой местности лабазы и там показывать своих зверей и разнообразные фокусы.
С того года, во избежание возможных несчастий, московские власти запретили устраивать балаганы на москворецком льду.
Широкое празднование Масленицы перевели на Новинский бульвар, и гулянье стали называть «Подновинское».
Тогда Новинское от самого Кудрина до Смоленского рынка почти сплошь покрывалось различными палатками, балаганными сооружениями. В конце рынка ставили большой театр, прозванный в народе «Колокола».
В «Колоколах» откупщики устанавливали винные бочки и продавали вино для распива на месте. Началом гулянья считалась противоположная сторона, на Кудринской площади, у деревянной кофейни. Ее в то время содержал московский трактирщик Печкин. Его кофейная во время масленичного гулянья была наполнена самым отборным обществом Москвы.
Всю Масленицу на гулянье звучала музыка, пели цыгане.
Шампанское лилось рекой. Позади кофейни устраивались горы, за ними в балаганах и палатках за невысокую цену можно было получить чай, водку, вино, разные кушанья. В течение всего дня за несколько копеек простой человек мог и нагуляться, и неплохо наесться. Ближе к Смоленскому рынку, до самых «Колоколов», стояло много качелей, расписанных красками, украшенных травами.
Катанья в экипажах под Новинским были так многочисленны, что иногда тянулись в два ряда непрерывной цепью до Зубовского бульвара с объездом всего Новинского вала.
Шикарным катанием по Москве считалась дорога от Кремля через Маросейку и Покровку по Старой Басманной улице на Разгуляй. Оттуда многие проезжали и дальше – через село Покровское-Рубцово до Покровского моста через Яузу, иногда и за него.
На Масленицу было самое модное и людное гулянье в году. Те, кому не нравилась его монотонность, шли на ухарские катания в пригородные ямские слободы: Тверскую, Рогожскую, Дорогомиловскую. В субботу и в Прощеное воскресенье там лихо мчались в обгон тройки с глухарями (так называли бубенцы).
В давность на берегах Неглинной против Потешного дворца происходили кулачные бои, приблизительно такие, что показаны в фильме о России Никиты Михалкова. Бои бывали также на Бабьем городке, чуть выше Большого Каменного моста, и около Красного пруда, на том месте, где позднее архитектор Константин Тон построил здание Николаевского вокзала. Еще бойцы встречались у Москворецкого и Дорогомиловского мостов, на Крутицах и на Красном холме. Казалось, что все мужское простонародье Москвы жаждало на Масленицу показать свои удаль и силу.
Особую память оставили о себе московские кулачные бои, не раз проходившие еще в 1800-х годах в присутствии большого до них любителя Алексея Григорьевича Орлова.
Перед его зимним домом, что в Нескучном (здание известно как Александринский дворец, нынче занятое Президиумом Российской академии наук), было устроено хозяином специальное наблюдательное место – «фонарик». Именно из него Орлов смотрел на зрелище.
Загодя перед боем к дому целыми возами привозили рукавицы. Большими группами собирались фабричные работники с разных московских производств, мясники и целовальники (так назывались продавцы в пивнушках, некоторые судебно-полицейские исполнители).
Наблюдать за боями к Орлову приходили купцы в лисьих шубах, другие господа.
Участники боя выстраивались друг против друга в две стены. В небольших боях драку начинали мальчишки, а в больших заправских – заводские мужики один на один. Потом к ним присоединялись другие. Шли «стенка на стенку». В стороне стояли запасные бойцы. Они принимали участие в драке только при ослаблении своей команды.
Бывало, что выходил драться и сын самого графа, который отличался необыкновенной природной силой. Но он боролся не в стене, а только один на один с противником.
Граф Алексей Орлов был очень азартен, когда на бой шли его бойцы: с виду худенький, поджарый приказный чиновник Ботин («Драчливый петух жирен не бывает»), фабричный рабочий Соколик и огромного роста силач, тоже фабричный, Семен Трещала. О последнем говорили, что он один мог свалить целую шеренгу бойцов и что он легко вышибал кулаком изразцы из печи.
Однажды, уже не на широкую Масленицу, а другим днем, случилось так.
В трактире играл Трещала с чиновником Ботиным на бильярде. В игре поссорились. Развернулся Трещала и попал кулаком мимо соперника в печь, разбил в ней кирпич. Но тут в ответ ударил Ботин, он угодил Трещале прямо в висок. Трещала был убит. После этого случая Ботина стали таскать по судам, однако Орлов его выручил. До конца своей жизни граф покровительствовал этому щуплому, но удачливому драчуну...
Самая «серая» публика собиралась на масленичное гулянье на Девичьем поле. Но не под стенами Новодевичьего монастыря, как показано в том же фильме Михалкова. Девичье поле находилось ближе к нынешнему Садовому кольцу (там, где сейчас сквер с памятником Льву Толстому и где были построены университетские клиники).
Особенностью здешних кулачных боев было то, что перед боем бойцы-соперники предварительно обнимались и троекратно, как на Пасху, целовались.
Журналисты, не переставая, ежегодно упрекали заправил города и московскую интеллигенцию за то, что в балаганах Девичьего поля многочисленному «простому народу не дается никакой здоровой духовной пищи», что здесь увеселители, вроде некоего господина Черепанова, предлагали свои пьесы, дурно переделывая их из спектаклей модного репертуара...
Веками россияне жили, соблюдая старые народные традиции, и никогда так задорно не веселились, как на последних днях Масленицы.
Pазныe дни Масленой недели имеют свои названия: понедельник – встреча, вторник – заигрыши, среда – лакомка, четверг – разгул, перелом, широкий четверг, пятница – тещины вечерки, суббота – золовкины посиделки, воскресенье – проводы, прощанья, целовник, прощеный день.
Особенных, настоящих «гулевых» дней на Масленице было только три. Москвичи бурно гуляли в пятницу, субботу и часть дня воскресенья (в последний масленичный день – только до 4 часов пополудни). В этот час на колокольнях городских церквей начинали звонить к вечерне. Вослед за Масленицей наступал Великий пост, в который, как говаривали, «настоящий русский народ уже веселиться не будет». Мерный печальный удар колокола служил сигналом того, что разгульная Масленица закончилась, назавтра начинался Великий пост – время покаяния и молитвы. «В Москве толсто звонят, да тонко едят».
С первым ударом колокола в день Прощеного воскресенья заметно менялась вся жизнь на улицах Москвы: вдруг повсеместно наступало затишье, пустели мостовые.
Обыватели приходили «прощаться» (то есть получать прощение) к старшим в семьях родственникам. Здесь предстояло «заговеться» после прощения скоромными яствами на весь длинный пост, до самого Светлого Христова воскресенья.
Москва имела собственный добрый масленичный обычай. После вечерни редких проезжавших и проходивших по городу людей звали к воротам и подъездам домов. Их бесплатно угощали блинками, жареной рыбой. Некоторые люди, случаем заехавшие в Москву, не знали этой традиции и шарахались в сторону, не произнося слов благодарности, чувствуя какой-то подвох. Москвичи на них не обижались, так как день для них был особенный. Они продолжали это делать каждое масленичное Прощеное воскресенье: перед постом все в городе должны быть накормленными. Такой традицией златоглавая славилась еще с глубокой старины.
А в церковных книгах Масленица обозначена как Сырная неделя.
В нашем городе в старину по набережным Москвы-реки проходили масленичные катания. А праздничные горы и балаганы строились на самой реке напротив Воспитательного дома (огромного здания, ныне занимаемого Военной академией имени Петра Великого). Все это пространство, между Москворецким и Устьинским мостами, наполнялось многочисленным народом, специально пришедшим сюда погулять.
Зимы в Москве часто бывали снежными и морозными. Но вот в начале 1840 года на Масленицу была такая оттепель, что вода выступила поверх льда и грозила разрушить раскинутые здесь балаганы и карусели. Комедианты и содержатели увеселительного зверинца вынуждены были перебраться на время Масленицы в лежавшие напротив этой местности лабазы и там показывать своих зверей и разнообразные фокусы.
С того года, во избежание возможных несчастий, московские власти запретили устраивать балаганы на москворецком льду.
Широкое празднование Масленицы перевели на Новинский бульвар, и гулянье стали называть «Подновинское».
Тогда Новинское от самого Кудрина до Смоленского рынка почти сплошь покрывалось различными палатками, балаганными сооружениями. В конце рынка ставили большой театр, прозванный в народе «Колокола».
В «Колоколах» откупщики устанавливали винные бочки и продавали вино для распива на месте. Началом гулянья считалась противоположная сторона, на Кудринской площади, у деревянной кофейни. Ее в то время содержал московский трактирщик Печкин. Его кофейная во время масленичного гулянья была наполнена самым отборным обществом Москвы.
Всю Масленицу на гулянье звучала музыка, пели цыгане.
Шампанское лилось рекой. Позади кофейни устраивались горы, за ними в балаганах и палатках за невысокую цену можно было получить чай, водку, вино, разные кушанья. В течение всего дня за несколько копеек простой человек мог и нагуляться, и неплохо наесться. Ближе к Смоленскому рынку, до самых «Колоколов», стояло много качелей, расписанных красками, украшенных травами.
Катанья в экипажах под Новинским были так многочисленны, что иногда тянулись в два ряда непрерывной цепью до Зубовского бульвара с объездом всего Новинского вала.
Шикарным катанием по Москве считалась дорога от Кремля через Маросейку и Покровку по Старой Басманной улице на Разгуляй. Оттуда многие проезжали и дальше – через село Покровское-Рубцово до Покровского моста через Яузу, иногда и за него.
На Масленицу было самое модное и людное гулянье в году. Те, кому не нравилась его монотонность, шли на ухарские катания в пригородные ямские слободы: Тверскую, Рогожскую, Дорогомиловскую. В субботу и в Прощеное воскресенье там лихо мчались в обгон тройки с глухарями (так называли бубенцы).
В давность на берегах Неглинной против Потешного дворца происходили кулачные бои, приблизительно такие, что показаны в фильме о России Никиты Михалкова. Бои бывали также на Бабьем городке, чуть выше Большого Каменного моста, и около Красного пруда, на том месте, где позднее архитектор Константин Тон построил здание Николаевского вокзала. Еще бойцы встречались у Москворецкого и Дорогомиловского мостов, на Крутицах и на Красном холме. Казалось, что все мужское простонародье Москвы жаждало на Масленицу показать свои удаль и силу.
Особую память оставили о себе московские кулачные бои, не раз проходившие еще в 1800-х годах в присутствии большого до них любителя Алексея Григорьевича Орлова.
Перед его зимним домом, что в Нескучном (здание известно как Александринский дворец, нынче занятое Президиумом Российской академии наук), было устроено хозяином специальное наблюдательное место – «фонарик». Именно из него Орлов смотрел на зрелище.
Загодя перед боем к дому целыми возами привозили рукавицы. Большими группами собирались фабричные работники с разных московских производств, мясники и целовальники (так назывались продавцы в пивнушках, некоторые судебно-полицейские исполнители).
Наблюдать за боями к Орлову приходили купцы в лисьих шубах, другие господа.
Участники боя выстраивались друг против друга в две стены. В небольших боях драку начинали мальчишки, а в больших заправских – заводские мужики один на один. Потом к ним присоединялись другие. Шли «стенка на стенку». В стороне стояли запасные бойцы. Они принимали участие в драке только при ослаблении своей команды.
Бывало, что выходил драться и сын самого графа, который отличался необыкновенной природной силой. Но он боролся не в стене, а только один на один с противником.
Граф Алексей Орлов был очень азартен, когда на бой шли его бойцы: с виду худенький, поджарый приказный чиновник Ботин («Драчливый петух жирен не бывает»), фабричный рабочий Соколик и огромного роста силач, тоже фабричный, Семен Трещала. О последнем говорили, что он один мог свалить целую шеренгу бойцов и что он легко вышибал кулаком изразцы из печи.
Однажды, уже не на широкую Масленицу, а другим днем, случилось так.
В трактире играл Трещала с чиновником Ботиным на бильярде. В игре поссорились. Развернулся Трещала и попал кулаком мимо соперника в печь, разбил в ней кирпич. Но тут в ответ ударил Ботин, он угодил Трещале прямо в висок. Трещала был убит. После этого случая Ботина стали таскать по судам, однако Орлов его выручил. До конца своей жизни граф покровительствовал этому щуплому, но удачливому драчуну...
Самая «серая» публика собиралась на масленичное гулянье на Девичьем поле. Но не под стенами Новодевичьего монастыря, как показано в том же фильме Михалкова. Девичье поле находилось ближе к нынешнему Садовому кольцу (там, где сейчас сквер с памятником Льву Толстому и где были построены университетские клиники).
Особенностью здешних кулачных боев было то, что перед боем бойцы-соперники предварительно обнимались и троекратно, как на Пасху, целовались.
Журналисты, не переставая, ежегодно упрекали заправил города и московскую интеллигенцию за то, что в балаганах Девичьего поля многочисленному «простому народу не дается никакой здоровой духовной пищи», что здесь увеселители, вроде некоего господина Черепанова, предлагали свои пьесы, дурно переделывая их из спектаклей модного репертуара...
Веками россияне жили, соблюдая старые народные традиции, и никогда так задорно не веселились, как на последних днях Масленицы.
Pазныe дни Масленой недели имеют свои названия: понедельник – встреча, вторник – заигрыши, среда – лакомка, четверг – разгул, перелом, широкий четверг, пятница – тещины вечерки, суббота – золовкины посиделки, воскресенье – проводы, прощанья, целовник, прощеный день.
Особенных, настоящих «гулевых» дней на Масленице было только три. Москвичи бурно гуляли в пятницу, субботу и часть дня воскресенья (в последний масленичный день – только до 4 часов пополудни). В этот час на колокольнях городских церквей начинали звонить к вечерне. Вослед за Масленицей наступал Великий пост, в который, как говаривали, «настоящий русский народ уже веселиться не будет». Мерный печальный удар колокола служил сигналом того, что разгульная Масленица закончилась, назавтра начинался Великий пост – время покаяния и молитвы. «В Москве толсто звонят, да тонко едят».
С первым ударом колокола в день Прощеного воскресенья заметно менялась вся жизнь на улицах Москвы: вдруг повсеместно наступало затишье, пустели мостовые.
Обыватели приходили «прощаться» (то есть получать прощение) к старшим в семьях родственникам. Здесь предстояло «заговеться» после прощения скоромными яствами на весь длинный пост, до самого Светлого Христова воскресенья.
Москва имела собственный добрый масленичный обычай. После вечерни редких проезжавших и проходивших по городу людей звали к воротам и подъездам домов. Их бесплатно угощали блинками, жареной рыбой. Некоторые люди, случаем заехавшие в Москву, не знали этой традиции и шарахались в сторону, не произнося слов благодарности, чувствуя какой-то подвох. Москвичи на них не обижались, так как день для них был особенный. Они продолжали это делать каждое масленичное Прощеное воскресенье: перед постом все в городе должны быть накормленными. Такой традицией златоглавая славилась еще с глубокой старины.
Весенние радости
Во всем христианском мире Пасха является наиважнейшим из всех праздников. На Руси Пасху очень любили и почитали. Она отмечалась по особому церковному расчету, и ее начало в православном календаре приходилось на разные даты между 22 марта и 25 апреля. Длилась неделю и заканчивалась в канун воскресенья, называемого Красной горкой. А с Красной горки начиналась Фомина неделя.
В старину православные праздники встречали в народе иначе, нежели сейчас.
К встрече Святого воскресенья готовились заранее. Городские газеты начала XX века были напичканы объявлениями о различных предпраздничных продажах. Вроде таких:
«К празднику Святой Пасхи приготовлен большой выбор перчаток. Магазин Бонне, Кузнецкий мост»;
«Базар для Пасхи. Яйца с сюрпризами от 5 коп. до 25 руб. Игрушки-игры, занятия, работы, цены дешевые; при покупке от 3 руб. прилагается сюрприз. Магазин Тарасова. Большая Никитская, угол Леонтьевского переулка»;
«Мюр и Мерилиз», Кузнецкий мост, дом князя Гагарина. Музыкальные инструменты в большом выборе для подарков к праздникам: скрипки, гитары, мандолины, цитры, флейты, гармонии и проч.»;
«Только с 22 марта по 4 апреля ДАРОМ по примеру прошлых годов Парижский магазин Л. Дюпен и K°, Тверская, дом Полякова рядом с Абрикосовым, будет выдавать каждому при покупке не менее 5 рублей золотое 58 пробы ПАСХАЛЬНОЕ ЯИЧКО; при покупке же не менее 3 руб. серебряное 84 пробы ЯИЧКО»;
«Для подарков! Американские карманные ручки с золотым пером и резервуаром для чернил. Перо не портится, пишет всегда одинаково; постоянно чернила при себе; шикарно и полезно:
Верба на Красной площади.
Памятник Минину и Пожарскому. Сенат
а) с малым золотым пером за штуку 2 р. 25 коп. и 3 р. 30 коп.
б) с крупным золотым пером за штуку 4 р. 40 коп. до 13 р. 75 коп.
в) с подвинчивающимся колпачком (новость) за штуку 5 р. 50 коп. до 9 р. 65 коп.
Подробное описание выдается бесплатно. Торговый дом ЗАКС и ЯРРЕС. Никольская, в доме Бостанджогло, против Келера. Магазин письменных принадлежностей и предметов для подарков»;
«К празднику Святой Пасхи в булочной и кондитерской П. С. Самсонова у Красных ворот принимаются заказы на куличи и пасхи, греческие и польские бабы»;
«Большой выбор мылов в форме яйца, 12 штук в коробке, от 35 коп. за коробку. Парфюмерия высшего качества. А. Сиу и K°».
Кондитерское товарищество Эйнем предлагало на базаре для Пасхи свою продукцию, состоявшую более чем из 50 наименований изделий в форме яйца.
«В Москве калачи как огонь горячи!»
На юмористических страницах помещались картинки на темы приготовлений к Святому воскресенью. К примеру, под одной из них были написаны слова кухарки: «Вот тоже, я говорю, удивление! Я успела накрасить полсотни яиц, а барыня все еще с одной своей физиономией не может справиться!»
В кулинарных премудростях предлагался рецепт пасхи:
«Пасха. Взять шесть фунтов отжатого творогу и протереть через сито. Положить затем 10 сырых яиц, 1 фунт сливочного масла, 2 фунта сметаны. Сложить все это вместе с творогом в чистую кастрюлю, поставить на плиту и мешать деревянною ложкою или лопаточкою, чтобы не пригорело. Как только покажется первый пузырик, тотчас снять с плиты и кастрюлю поставить на лед, продолжая мешать, пока не остынет. Затем положить сахару до 2 фунтов или по вкусу (нужно брать не песок, а мелко истолченый и просеянный обыкновенный рафинадный сахар), один стакан толченого очищенного сладкого миндаля. Все это хорошенько размешать, сложить в форму, предварительно выложенную чистым полотном, и поставить на сутки под пресс в холодное место (только не в погреб)».
Москвичи охотно следовали советам и делали покупки в соответствии со своими возможностями. В домах убирались особенно тщательно. Кухни приготавливались к окончанию поста.
В ночь на Святой день почти никто не ложился спать. Церкви были переполнены прихожанами. Каждый москвич посещал свою церковь, не стремился попасть в главные. Здесь в момент провозглашения «Христос Воскресе!» все переживали неописуемую радость и ликование. Шли бесконечные поздравления знакомых и незнакомых людей.
Для встречи рассвета многие москвичи заполняли городские возвышенности, чтобы посмотреть на чудесной красоты, особенное в этот день, явление природы. Небо, как правило, было расцвечено в розовые нежные и ярко-красные тона. Солнышко купалось и плескалось в нем.
После обедни в Святое воскресенье большинство зажиточных обывателей делали пышные визиты или принимали поздравителей у себя. В среднем классе и в простонародье после раннего обеда богатырски спали. Некоторые отправлялись, как в первый день праздника, так и в продолжение всей Святой недели, при торжественном красном колокольном звоне, в Кремль, в соборы, на поклонение святым мощам, взбирались на Ивановскую колокольню, чтобы увидеть панораму Москвы. От колокольни прогуливались к Спасскому мосту либо шли на Никольскую к ограде Казанского собора или на Варварский и Ильинский перекрестки. Чтобы посмеяться – в квасные и холщовые ряды поглазеть на лубочные картины (листы), специально для праздника вывешенные на Сретенке у церкви Троицы на Листах. Туда, где около Сухаревской башни по Земляному валу проходила в петровские времена северная граница старой Москвы. Эти листы печатались у церкви Успения, что в Печатниках.
Многие обыватели от мала до велика в пасхальные дни ехали на гулянье «под Новинским». Здесь располагались балаганы, кружало – кабак в виде большого колокола, качели, карусели, зверинцы. Отсюда не уходили до самой темной ночи. За несколько копеек можно было отдохнуть «на всю катушку».
Как повелось со стародавних времен, в Пасхальную неделю царские особы и священнослужители посещали больницы, приюты, богадельни, тюрьмы. Здешним обитателям дарились пасхальные яйца, куличи, некоторая одежда, обувь. Заведениям выделялись пожертвования.
К празднику Пасхи иногда приурочивали важные события. Так, в 1849 году, когда Пасха началась 3 апреля, в Москве открывали новый Кремлевский дворец (архитектор К. А. Тон). Тогда из Северной Пальмиры в златоглавую пожаловала царская семья.
Открытие прошло на высоком уровне, согласно расписанному по деталям ритуалу.
Здесь имели место и некоторые происшествия, которые были отмечены в казенном объявлении от московского обер-полицейместера Лужина: «7 апреля во время маскарада при Высочайшем Дворе найден орден Св. Анны 3 степени, дворянская медаль в память 1812 года и знак отличия беспорочной службы за 15 лет. Потерявшие означенные знаки приглашаются за получением их в мою канцелярию с надлежащими на принадлежность доказательствами». Это объявление прошло в нескольких номерах, потом было снято, видимо, по причине явки кавалеров-растеряш.
Пасха проходила весело, в радости ко всему живому. В пасхальные дни не принято было ходить на кладбища.
После Пасхальной недели наступал Фомин понедельник – день, который москвичи ожидали с некоторым корыстным интересом. Почему? По простой общеизвестной, ныне вовсе забытой причине-правилу: в русской купеческой среде издавна повелось, что дни Пасхи были рубежом старого и нового коммерческих годов. Приводились в порядок годовые счета, исчислялся доход. Удачливые московские купцы вскладчину выкупали должников из Временной тюрьмы «Ямы», что была у Иверских ворот (к примеру, в 1849 году таких счастливчиков оказалось 52 человека). В различные небогатые городские учреждения безвозмездно и бескорыстно вносились немалые денежные средства.
На Фоминой неделе шла торговля по сниженным ценам: добротный товар продавался дешево. Среди купцов считалось, что почин хорошей торговли определял удачу на весь год, говорилось, что «не должно упускать первого покупщика, хотя бы продать и без барыша».
Но Фомина неделя вместе с магазинными радостями несла и некоторую грусть. Так как именно она, а не светлая Пасха, предназначалась для поминания усопших родственниками. Считалось, что на Фоминой неделе покойники ждали родных и радовались христосованию с ними. Радонице на кладбищах можно было увидеть и слезы, и радостные лица, услышать слова, обращенные к усопшим. Ничего удивительного в том не было: на земле продолжалась жизнь, а покой и умиротворение оставались в вечности.
С понедельника или со вторника этой недели православные с любовью посещали могилы родных и близких людей. Здесь оставлялась пища и питье нищим и птицам для поминовения покойников...
Считалось, что они радовались тем встречам вместе с живыми.
Потому и неделю в народе называли еще Радоницею, или «Навьевой неделей» (слово «навье» в русском говоре означало «покойник»).
Замечательные стихи на Радоницу написал поэт Л. И. Пальмин:
Для посещений кладбищ в русском календаре отводились еще и другие дни.
За обрядами, посиделками приходили повседневные запланированные и не расписанные заранее заботы обывателей. Эмоциональный всплеск стушевывался, затихал. Наступали так называемые табельные (рабочие) дни. Газеты отражали уже новые бытовые сюжеты и события в стране.
Однако, несмотря на праздники, русские люди не забывали, что, «апрель-батюшка в поле зовет» и «апрель ленивого не любит, проворного голубит». Москвичи апрелем – маем встречали долгожданные теплые дни.
В старину православные праздники встречали в народе иначе, нежели сейчас.
К встрече Святого воскресенья готовились заранее. Городские газеты начала XX века были напичканы объявлениями о различных предпраздничных продажах. Вроде таких:
«К празднику Святой Пасхи приготовлен большой выбор перчаток. Магазин Бонне, Кузнецкий мост»;
«Базар для Пасхи. Яйца с сюрпризами от 5 коп. до 25 руб. Игрушки-игры, занятия, работы, цены дешевые; при покупке от 3 руб. прилагается сюрприз. Магазин Тарасова. Большая Никитская, угол Леонтьевского переулка»;
«Мюр и Мерилиз», Кузнецкий мост, дом князя Гагарина. Музыкальные инструменты в большом выборе для подарков к праздникам: скрипки, гитары, мандолины, цитры, флейты, гармонии и проч.»;
«Только с 22 марта по 4 апреля ДАРОМ по примеру прошлых годов Парижский магазин Л. Дюпен и K°, Тверская, дом Полякова рядом с Абрикосовым, будет выдавать каждому при покупке не менее 5 рублей золотое 58 пробы ПАСХАЛЬНОЕ ЯИЧКО; при покупке же не менее 3 руб. серебряное 84 пробы ЯИЧКО»;
«Для подарков! Американские карманные ручки с золотым пером и резервуаром для чернил. Перо не портится, пишет всегда одинаково; постоянно чернила при себе; шикарно и полезно:
Памятник Минину и Пожарскому. Сенат
а) с малым золотым пером за штуку 2 р. 25 коп. и 3 р. 30 коп.
б) с крупным золотым пером за штуку 4 р. 40 коп. до 13 р. 75 коп.
в) с подвинчивающимся колпачком (новость) за штуку 5 р. 50 коп. до 9 р. 65 коп.
Подробное описание выдается бесплатно. Торговый дом ЗАКС и ЯРРЕС. Никольская, в доме Бостанджогло, против Келера. Магазин письменных принадлежностей и предметов для подарков»;
«К празднику Святой Пасхи в булочной и кондитерской П. С. Самсонова у Красных ворот принимаются заказы на куличи и пасхи, греческие и польские бабы»;
«Большой выбор мылов в форме яйца, 12 штук в коробке, от 35 коп. за коробку. Парфюмерия высшего качества. А. Сиу и K°».
Кондитерское товарищество Эйнем предлагало на базаре для Пасхи свою продукцию, состоявшую более чем из 50 наименований изделий в форме яйца.
«В Москве калачи как огонь горячи!»
На юмористических страницах помещались картинки на темы приготовлений к Святому воскресенью. К примеру, под одной из них были написаны слова кухарки: «Вот тоже, я говорю, удивление! Я успела накрасить полсотни яиц, а барыня все еще с одной своей физиономией не может справиться!»
В кулинарных премудростях предлагался рецепт пасхи:
«Пасха. Взять шесть фунтов отжатого творогу и протереть через сито. Положить затем 10 сырых яиц, 1 фунт сливочного масла, 2 фунта сметаны. Сложить все это вместе с творогом в чистую кастрюлю, поставить на плиту и мешать деревянною ложкою или лопаточкою, чтобы не пригорело. Как только покажется первый пузырик, тотчас снять с плиты и кастрюлю поставить на лед, продолжая мешать, пока не остынет. Затем положить сахару до 2 фунтов или по вкусу (нужно брать не песок, а мелко истолченый и просеянный обыкновенный рафинадный сахар), один стакан толченого очищенного сладкого миндаля. Все это хорошенько размешать, сложить в форму, предварительно выложенную чистым полотном, и поставить на сутки под пресс в холодное место (только не в погреб)».
Москвичи охотно следовали советам и делали покупки в соответствии со своими возможностями. В домах убирались особенно тщательно. Кухни приготавливались к окончанию поста.
В ночь на Святой день почти никто не ложился спать. Церкви были переполнены прихожанами. Каждый москвич посещал свою церковь, не стремился попасть в главные. Здесь в момент провозглашения «Христос Воскресе!» все переживали неописуемую радость и ликование. Шли бесконечные поздравления знакомых и незнакомых людей.
Для встречи рассвета многие москвичи заполняли городские возвышенности, чтобы посмотреть на чудесной красоты, особенное в этот день, явление природы. Небо, как правило, было расцвечено в розовые нежные и ярко-красные тона. Солнышко купалось и плескалось в нем.
После обедни в Святое воскресенье большинство зажиточных обывателей делали пышные визиты или принимали поздравителей у себя. В среднем классе и в простонародье после раннего обеда богатырски спали. Некоторые отправлялись, как в первый день праздника, так и в продолжение всей Святой недели, при торжественном красном колокольном звоне, в Кремль, в соборы, на поклонение святым мощам, взбирались на Ивановскую колокольню, чтобы увидеть панораму Москвы. От колокольни прогуливались к Спасскому мосту либо шли на Никольскую к ограде Казанского собора или на Варварский и Ильинский перекрестки. Чтобы посмеяться – в квасные и холщовые ряды поглазеть на лубочные картины (листы), специально для праздника вывешенные на Сретенке у церкви Троицы на Листах. Туда, где около Сухаревской башни по Земляному валу проходила в петровские времена северная граница старой Москвы. Эти листы печатались у церкви Успения, что в Печатниках.
Многие обыватели от мала до велика в пасхальные дни ехали на гулянье «под Новинским». Здесь располагались балаганы, кружало – кабак в виде большого колокола, качели, карусели, зверинцы. Отсюда не уходили до самой темной ночи. За несколько копеек можно было отдохнуть «на всю катушку».
Как повелось со стародавних времен, в Пасхальную неделю царские особы и священнослужители посещали больницы, приюты, богадельни, тюрьмы. Здешним обитателям дарились пасхальные яйца, куличи, некоторая одежда, обувь. Заведениям выделялись пожертвования.
К празднику Пасхи иногда приурочивали важные события. Так, в 1849 году, когда Пасха началась 3 апреля, в Москве открывали новый Кремлевский дворец (архитектор К. А. Тон). Тогда из Северной Пальмиры в златоглавую пожаловала царская семья.
Открытие прошло на высоком уровне, согласно расписанному по деталям ритуалу.
Здесь имели место и некоторые происшествия, которые были отмечены в казенном объявлении от московского обер-полицейместера Лужина: «7 апреля во время маскарада при Высочайшем Дворе найден орден Св. Анны 3 степени, дворянская медаль в память 1812 года и знак отличия беспорочной службы за 15 лет. Потерявшие означенные знаки приглашаются за получением их в мою канцелярию с надлежащими на принадлежность доказательствами». Это объявление прошло в нескольких номерах, потом было снято, видимо, по причине явки кавалеров-растеряш.
Пасха проходила весело, в радости ко всему живому. В пасхальные дни не принято было ходить на кладбища.
После Пасхальной недели наступал Фомин понедельник – день, который москвичи ожидали с некоторым корыстным интересом. Почему? По простой общеизвестной, ныне вовсе забытой причине-правилу: в русской купеческой среде издавна повелось, что дни Пасхи были рубежом старого и нового коммерческих годов. Приводились в порядок годовые счета, исчислялся доход. Удачливые московские купцы вскладчину выкупали должников из Временной тюрьмы «Ямы», что была у Иверских ворот (к примеру, в 1849 году таких счастливчиков оказалось 52 человека). В различные небогатые городские учреждения безвозмездно и бескорыстно вносились немалые денежные средства.
На Фоминой неделе шла торговля по сниженным ценам: добротный товар продавался дешево. Среди купцов считалось, что почин хорошей торговли определял удачу на весь год, говорилось, что «не должно упускать первого покупщика, хотя бы продать и без барыша».
Но Фомина неделя вместе с магазинными радостями несла и некоторую грусть. Так как именно она, а не светлая Пасха, предназначалась для поминания усопших родственниками. Считалось, что на Фоминой неделе покойники ждали родных и радовались христосованию с ними. Радонице на кладбищах можно было увидеть и слезы, и радостные лица, услышать слова, обращенные к усопшим. Ничего удивительного в том не было: на земле продолжалась жизнь, а покой и умиротворение оставались в вечности.
С понедельника или со вторника этой недели православные с любовью посещали могилы родных и близких людей. Здесь оставлялась пища и питье нищим и птицам для поминовения покойников...
Считалось, что они радовались тем встречам вместе с живыми.
Потому и неделю в народе называли еще Радоницею, или «Навьевой неделей» (слово «навье» в русском говоре означало «покойник»).
Замечательные стихи на Радоницу написал поэт Л. И. Пальмин:
И вы, и мы – такие ж в мире гости...
Пасхальный пир прошел, как светлый сон.
Свой праздник мы с живыми совершили.
Замолк церквей веселый, громкий звон;
Теперь пойдем отдать поклон могиле
Усопшему сказать «Христос воскрес!»
По старому обычаю святому,
Ему вещав святой глагол небес.
Усопший брат – ведь все же брат живому,
Пускай его могила заросла.
Но зарастет ведь точно так и наша.
Житейская им выпита была
Пока у нас недопитая чаша.
Христос воскрес! Почившие друзья,
А также те, что были нам врагами,
Но в мир иной из мира бытия
Ушли и здесь уснули под крестами...
Христос воскрес! Да смолкнут мысли зла
Средь суеты без дум и без рассудка,
Ведь и вражда меж нами-то была
Не глупая ль одна лишь только шутка,
Нелепый бред и детская игра?
Христос воскрес! Мой бедный брат уснувший!
Пусть Божий луч прощенья и добра
Теперь блеснет над злобою минувшей!
И мы уснем ведь так же, как и вы,
Средь мирных недр праматери природы.
И, как теперь, над зеленью травы
Блеснут весной над нами небосводы,
И наша вся безумная вражда,
И шумный трест упреков и проклятий
Тут под крестом умолкнут без следа
В сырой земле, меж примиренных братий...
И так в тиши, у ветхого креста,
Друзьям, врагам, почившим в мире здешнем,
Передадим святой глагол Христа
В сиянии и радостном, и вешнем.
Христос воскрес! Почившие друзья!
С врагами тут сошлися вы без злости.
Христос воскрес! Мы все – одна семья.
Для посещений кладбищ в русском календаре отводились еще и другие дни.
За обрядами, посиделками приходили повседневные запланированные и не расписанные заранее заботы обывателей. Эмоциональный всплеск стушевывался, затихал. Наступали так называемые табельные (рабочие) дни. Газеты отражали уже новые бытовые сюжеты и события в стране.
Однако, несмотря на праздники, русские люди не забывали, что, «апрель-батюшка в поле зовет» и «апрель ленивого не любит, проворного голубит». Москвичи апрелем – маем встречали долгожданные теплые дни.
Встреча в тюрьме
По обычаю, когда приближался Великий пост, правивший государь прежде всего заботился о том, чтобы святость этих дней не нарушалась ничем, что бы противоречило церковным предписаниям. Поэтому в последний день Масленицы думному дьяку приказывалось на первой и Страстной седмицах Великого поста следить за закрытием всех кружечных дворов и чтобы винная торговля в эти святые дни нигде не производилась. Поведение народа должно было быть благопристойным.
В последний день Сырной недели царь повелевал ограничить торговлю и съестными припасами, за исключением калачей, квасов и всяких конских кормов. Он строго наблюдал, чтобы во весь Великий пост рыбы и икры не продавали, а нарушителям того указывалось «чинить большое наказание».
Каждый царь с глубокой старины в домашней жизни аскетически исполнял правила воздержания и был образцом послушания церкви. Например, Алексей Михайлович в Великий пост обедал только три раза в неделю, а в остальные дни кушал по куску черного хлеба с солью, по соленому грибу или огурцу и пил по стакану полпива. Рыбу он ел только два раза за весь Великий пост.
До нас дошли описания царского стола Алексея Михайловича в Великий и Успенский посты, когда ему готовились следующие кушанья: капуста сырая и гретая, грузди и рыжики соленые, сырые и гретые, ягодные яства. Но все это было без масла, кроме Благовещеньева дня. «И ест Царь в те посты в неделю (то есть в воскресенье. – Т. Б.), во вторник, в четверг, в субботу по единожды на день, а пьет квас; в понедельник, и в среду, и в пятницу во все посты не ест и не пьет ничего». Вся царская семья держалась того же порядка и той же еды, лишь царские малолетние дети были в исключении, и им Великим постом разрешали кушанья «рыбные и пирожные с маслом», так как на Руси больным, старым и тем, что «еще в младых летах пост содержати не мочно».
В последний день Сырной недели царь повелевал ограничить торговлю и съестными припасами, за исключением калачей, квасов и всяких конских кормов. Он строго наблюдал, чтобы во весь Великий пост рыбы и икры не продавали, а нарушителям того указывалось «чинить большое наказание».
Каждый царь с глубокой старины в домашней жизни аскетически исполнял правила воздержания и был образцом послушания церкви. Например, Алексей Михайлович в Великий пост обедал только три раза в неделю, а в остальные дни кушал по куску черного хлеба с солью, по соленому грибу или огурцу и пил по стакану полпива. Рыбу он ел только два раза за весь Великий пост.
До нас дошли описания царского стола Алексея Михайловича в Великий и Успенский посты, когда ему готовились следующие кушанья: капуста сырая и гретая, грузди и рыжики соленые, сырые и гретые, ягодные яства. Но все это было без масла, кроме Благовещеньева дня. «И ест Царь в те посты в неделю (то есть в воскресенье. – Т. Б.), во вторник, в четверг, в субботу по единожды на день, а пьет квас; в понедельник, и в среду, и в пятницу во все посты не ест и не пьет ничего». Вся царская семья держалась того же порядка и той же еды, лишь царские малолетние дети были в исключении, и им Великим постом разрешали кушанья «рыбные и пирожные с маслом», так как на Руси больным, старым и тем, что «еще в младых летах пост содержати не мочно».