- Нет! - жестко сказал я. Мне было погано. Вечер так хорошо начинался, а тут этот безобразный скандал.
- Вот как?! - крикнула Лилия и залилась все же слезами. Я не отреагировал и тогда она подняла голову и твердо сказала мне:
- Вот что, Валера. Давай так. Если ты хочешь сохранить наши отношения, ты завтра поведешь меня к себе и представишь твоим родителям. Этим ты докажешь, что не считаешь меня недостойной, что хочешь быть рядом.
- А что если нет? - спросил я резко.
- Ты хоть понимаешь, что обижаешь меня этим? - спросила Лилия, - как сильно обижаешь? Если ты не сделаешь этого мы... мы больше не будем видеться! Я не хочу быть рядом с тем, кто меня презирает!
Вот этого я уже не стерпел. Я очень не люблю... просто ненавижу, когда мне ктото диктует условия! Особенно, когда это делает женщина! У нас был такой красивый роман, но ее тупое упрямство рушило все на глазах! Черт побери, я же человек, а не добрый сказочник, у меня тоже есть свои желания! А эта Лилька стоит передо мной и считает себя без пяти минут королевой! Диктует свои условия, при том, что сама из себя ничего не представляет!! Стоит пялится с вызовом - обычная стервозная деваха! Я не сумел сдержать гнева и он выплеснулся наружу чередой обидных и злых слов:
- Ну и черт с тобой! - заорал я, - Уходи... иди, вали отсюда! Тоже выискалась еще! Что ты из себя строишь?! Что ты из себя представляешь?! Да ты хоть знаешь, куда ты лезешь!! Обойдусь без тебя! Легко! Я...
Тут она резко повернулась и ушла, оборвав мою обличительную тираду. Я стоял, смотрел на ее удаляющийся силуэт и мне было муторно и противно, и душила меня лютая злоба - все новые, непривычные, чувства. Была еще горечь, тоска, но более всего превалировало раздражение оттого, что она уходит - насколько я понимаю, это было мое первое крупное поражение в жизни. В кой то веки все, вместо того, чтобы гармонично развиваться, пошло наперекосяк. Отвратительный жизненный опыт - и все из-за нее! Вот, что принесла в мою жизнь эта женщина - не мудрено, что кончилось все тем, что она в обнимку стащила меня с моих рельс в темный кювет вслед за собой.
Возвращаясь домой, я с трудом мог вести машину - так велика была моя злость. Но вместе с тем... да, вместе с тем я неожиданно понял, что вместе с яростью ощущаю и непонятное облегчение. Словно некий ненужный груз свалился с моих плеч - глыба, которую я непонятно во имя каких целей взялся тащить.
Чувство было смутное и неосознанное, и только теперь, вспоминая те давно минувшие дни, я знаю, что оно было. И задаю себе вопрос - может быть, я тогда уже чувствовал? Понимал, что не это мне нужно.
Но ведь любовь то была! И с каждым новым днем, проведенным рядом с Лилией, она только роса и укреплялась!
Два прошло в напряженной нервотрепке, усугубляемой неприятным чувством вины - я же тоже не бездушный камень. А на третий день Лилия позвонила мне и, заливаясь слезами, стала просить прощения, называя себя неблагодарной требовательной дурой.
- Я сама виновата! - сказала Лилька, - сама... а ты ведь обиделся, да? А тут подумала - я же такое счастье теряю... такого ж как ты... его же не найдешь нигде. Ты особенный! Ну, прости меня, Валер, ну!
Я молча выслушал (и про себя согласился с ее самоопределением), и сказал:
- Я не сержусь.
- И ладно с ними, с родителями! - продолжила она, всхлипывая в трубку, - не хочешь не надо! Ты не оставляй меня только... Я ведь не хотела... не специально...
- Я не сержусь, - повторил я.
Кто из нас был откровенен во время того разговора? Я - точно нет. Но никогда бы не признался перед ней в этом. Однако ее виноватые слезы, изливающиеся в мое правое ухо, оказались отличным средством для укрепления самомнения. Я все же в очередной раз победил - довольно жестоко, но не всем же быть мягкими размазнями.
Просто люди слишком быстро привыкают к хорошему, и иногда их надо припугнуть, лишив на время того, в чем они так нуждаются. Лилия во мне нуждалась - вот тогда я это понял.
Как в награду за покладистость после следующего же свидания я предложил ей присутствовать на семейном ужине - проявления характера следует поощрять. Я тщательно проинструктировал Лилию на счет поведения за столом и все прошло отлично. Откровенно говоря, мои родители никогда не были особенно требовательны - просто я подсознательно ставил их запросы на один уровень с моими. Но на самом то деле мои были выше! А от матери я получил весьма лестный отзыв, что мол, в наше время не так уж много таких по настоящему хороших девушек. Слышала бы она, как эта по настоящему хорошая девушка ставит мне ультиматумы!
Размышляя над прошедшим Лилькиным перфомансом, я неожиданно для себя сделал очередной вывод - она очень хорошо держалась после моего инструктажа.
Следовательно - она МОГЛА быть на уровне. При некоторой моей помощи. Да, она не была моим идеалом, но у нее был потенциал для роста! Рядом со мной, она вполне могла бы расцвести!
Вот эта то мысль и решила все наши дальнейшие отношения. Вместо того, чтобы дать Лилии отворот поворот ввиду полнейшей бесперспективности, я пригласил ее на очередную прогулку и там сделал признание, в кой то веки сказав правду от чистого сердца.
То был уже конец августа - но погода стояла теплая, даже душная, словно у лета оставалось в запасе несколько неизрасходованных в июле жарких деньков. Мы стояли на мосту и смотрели на ленивую речную воду, а оттуда на нас глядели речные, подернутые рябью, звезды.
Настоящие звезды - по-летнему крупные и яркие взирали на нас сверху. Чудо была что за ночь - звездный полог как на картинке, лента млечного пути над головой, да тонкий изящный месяц, похожий на серебряную диадему, положенную на бок.
Мы с Лилией стояли в обнимку (что к тому времени уже было для нас нормой) и смотрели, как речная вода пытается смыть звездное отражение. Мне было уютно - жизнь была правильна, да, вселенная вращалась, все возвращалось на круги своя и словно не было в мире никаких раздоров. Я верил, что смогу сделать из этой девушки достойную мне. Я верил, что все образуется и все будет хорошо - как было все хорошо до этого. Вот это чувство да еще ощущение покоя и уюта под большими яркими звездами и подвигнули меня на столь редкую откровенность.
- Лилия... - сказал я, - Лиля, я люблю, когда ты рядом со мной.
- Я тоже люблю тебя, - сказала она и я нашел это очень правильным.
Так мне и запомнился этот момент - яркие-яркие звезды, благодушно моргающие мне свысока, теплый бок Лилии, моя рука у нее на плече, и безмерное чувство гордости за себя.
Через полгода мы с Лилией поженились.
Наша свадьба была образцом пышности. Съехалась вся моя родня, все мои нужные и ненужные приятели, а также их приятели, а также немногочисленные друзья и родственники Лилии, а еще какие то совсем непонятные личности, которые были оставлены для придания мероприятию масштаба. В загс мы катили роскошным кортежем из серебряной "чайки" с серыми сидениями, моей белой "волги" и черной "волги"
моего отца, так что немногочисленные машины шарахались от нас в разные стороны под выкрики веселящихся гостей. Уходила зима, развевались по ветру цветы и ослепительно сияли на пригревающем солнце золоченые кольца на крыше машины.
Мое же кольцо, которое я надел на палец Лилии под торжественный свадебный марш, было из белого золота и скорее напоминало тот августовский месяц. Нас снимали на фотопленку и даже на кинокамеру - у меня до сих пор остался этот фильм: Лилия в шикарном белом приталенном платье, в котором она как никогда сильно смотрелась голливудской кинозвездой из далеких тридцатых и я в темно-синем костюме с бабочкой, представительный как никогда. Наверное, мы хорошо, смотрелись - вновь поздравления и рукопожатия сыпались на нас одно за другим, а я видел, какими глазами приятельницы приятелей смотрят на Лилию и мне становилось лучше. Вот снимок на фоне "чайки", а вот мы выпускаем в синее мартовское небо двух голубей.
Они разлетелись и Лилия очень расстроилась, и даже пускала слезы, пока я не сказал ей не позориться на посторонних.
После, конечно было бурное застолье в одном из столичных ресторанов, который был снят на целую ночь. Было шумно и бестолково, многие обпились, люди танцевали, кричали "горько", били посуду. Мы с Лилей сидели во главе стола как царственные особы - красивые, как на картинке. Я не знаю, что думала в тот момент Лилия (и думала ли вообще), но я снисходительно взирал на разошедшийся народ и они - вопящие, шатающиеся, нелепо машущие руками и обожающие нас с Лилей - живо напоминали мне... ну да, правильно, обезьяний питомник в Сухуми.
Нет, определенно так и должно быть - кто-то сверху, кто-то снизу. И тем, что снизу, должно славить вышестоящих - просто потому, что эти люди ушли по ступенькам эволюции чуть дальше. И если уж ты наверху - веди себя достойно своего положения. Не забывай, что есть ты - а есть вот эта толпа. Ей никогда не подняться до твоего уровня, а тебе совсем не зачем опускаться до ее.
Вот так Лилия стала моей женой.
Ну что тут можно сказать?
Любуясь розой,
Помни, что цвет облетит,
Будут лишь шипы...
Что такое семейная жизнь? Это - доверие, уважение, взаимопонимание партнеров.
Так написано в книжке, подаренной нам на свадьбу скучными родителями Лилии. Мои купили нам квартиру в ближнем Подмосковье - пятнадцатиэтажный кирпичный дом с видом на реку - улучшенная планировка, три комнаты, раздельный, светлые обои - рай на земле. Здесь мы должны были строить наш семейный быт.
Перед тем как заселить сие улучшенное гнездышко мы с Лилией целый месяц провели в Сочи - гуляли по треснутым бетонным пандусам среди жестколистных самшитовых зарослей и я ей читал стихи в живописном окружении поросших мхом лиан. Мы посетили Красную поляну, Сухумский обезьянник, в котором было два вида обезьян - те, что в клетках и их сторожа, побывали на смотровой площадке на горе Ахун - тут у нас тоже остался снимок - Лилия ловит легкую соломенную шляпу, а я в это время лучезарно улыбаюсь в камеру. Видно, что мы очень счастливы.
А еще было море, где я грыз зрелую южную кукурузу, а Лилька обгорала на солнце и не замечала того. Хорошие дни, с какой стороны не глянь. Кончался застой, но веяния нового времени еще не были столь сильны, чтобы бросаться в глаза.
Иногда в горах мы останавливались и я покупал Лилии горного меда - она очень любила его. А мне нравилось, выходя из арендованной машины, скупать у сморщенных тяжкой жизнью местных весь любовно скопленный запас их сладостей. Кончалось, правда, тем, что Лилю начинало тошнить от меда и остатки приходилось выбрасывать. А один раз на соты села пчела и моя жена чуть было не проглотила ее вместе с медом - пчела ужалила ее в десну, после чего Лилька стала похожа на жертву экстремальной зубной боли стопроцентный флюс. Она долго терпела и не говорила мне, пока я не заметил, что лицо у нее все перекосило и посоветовал обратиться к врачу, пока она окончательно не потеряла товарный вид.
Отдохнувшие и загорелые, мы вернулись домой и принялись обустраивать семейную жизнь, чем и занимались последующие полгода. Занудную книжку я поспешил задвинуть подальше - я достаточно развит, чтобы обустроить свой брак самостоятельно.
С самого начала я сказал Лилии, что всех этих слюней с разделением зарплаты, семейного общака и прочего бреда у нас не будет - это оставим для семей младших научных сотрудников.
- Скоро я закончу вуз и меня уже ждут в МИДе, так что с деньгами проблем не будет, - сказал я, - ты не привыкла обращаться с большими деньгами, поэтому распоряжаться ими буду я. Просто, если тебе вдруг что-то понадобиться, подойди ко мне и попроси. Только не ставь перед фактом, ладно?
- Как скажешь, - улыбнулась она, - не в деньгах ведь счастье!
- Конечно, - произнес я и кивнул.
Мы потихоньку стали устраиваться - новая мебель в квартире - в модном прибалтийском стиле, черно-белый телевизор "горизонт" в оправе из вишневого шпона, хрустальная люстра с множеством позвякивающих висюлек. У нас было очень светло и просторно - в жаркие дни тут пахло нагревшимся паркетным деревом и для меня этот запах всегда ассоциировался с новой жизнью, новыми надеждами. На двери нашей спальни висел красный плетеный коврик с золотым китайским драконом, а на другой двери повесил полотняный гобелен со знаком "инь-янь" - и объяснил Лилии его значение. Пусть всегда помнит, что ее половина - темная.
Мы купили гладильную доску и на следующий же день Лилия спросила меня, не хочу ли я опробовать это замечательное приобретение.
- В смысле ты хочешь, чтобы я погладил себе брюки?
- Что-то вроде этого, - сказал она и лукаво на меня посмотрела (ох, эти ее маленькие женские хитрости - да я видел ее насквозь!) Первое правило из той книжки - никогда не врать своей второй половине.
- Никогда не гладил себе брюки, - честно сказал я.
- А я думала, ты все умеешь.
- Я умею, но это не значит, что я собираюсь их гладить. В конце концов, это тебе купили доску.
Она недовольно сжала губы и принялась за заботу. Впрочем, неделю спустя она уже делала тоже самое, лучезарно мне улыбаясь. Вот так воспитывается характер, друзья!
Мы купили сервант, который я тут же заполнил умными книгами - они замечательно смотрелись стоя корешком к корешку. Тут была почти вся классика. Книжки, которые читал я сам - они обретались на стеллажах в спальне.
Надо отдать мне должное - я старался как мог, облегчая Лилии работу по дому.
Модерновая по тем временам телескопическая швабра для работы по дому чтобы легче было мыть пол. Пылесос, под названием "тайфун" - работающий со звуком грозного вихря давшего ему название - для того, чтобы убирать ковры. Пару раз, она пыталась заставить пылесосить меня, но елки-палки, для чего я тратил деньги, покупая эти облегчающие быт вещи? Кроме того, по чьей просьбе я это покупал? Я сам, вполне мог мыть пол и сакральной половой тряпкой! А ей купил швабру и пылесос, и при этом она еще недовольна. Пару раз у нас даже случился разговор на повышенных тонах, и когда Лилия почти начала кричать, я взял ее за руку и попытался спокойно все объяснить:
- Послушай Лиля, я понимаю, что тебе неприятно. Но не все же в жизни нам приятно. Ты помнишь, что говорилось в той книжке? Жить рядом - это большая ответственность для обоих, тут требуется терпение и выдержка. У нас у каждого есть свои желания, и мы должны уважать, а иногда просто закрывать на них глаза.
Быть терпимее друг с другом.
- Но ты вполне можешь пылесосить ковры! - сказала она резко, - сделай уступку.
- Ты знаешь, я могу пылесосить ковры с утра до вечера. Но, скажи, мне, радость моя, кто тогда купит тебе новый пылесос? А? Если я буду занят уборкой?!
Она ничего не сказала, лишь неопределенно покачав головой. Я был доволен - хорошо иметь понятливую жену, которой всегда можно объяснить свои доводы. Она промолчала, а вечером мы смотрели на луну и мечтали. Милые бранятся - как известно только тешатся.
Эх, если бы тогда я знал, что означает это женское молчание! Увы, друзья, в своей жизни я совершил совсем немного ошибок - но в своей собственной жене я не разглядел подводных камней - лишь рябь сверху и отраженные звезды. Лилия оказалась и впрямь умной женщиной, может быть, даже на моем уровне и она не играла со мной в открытую. Горестно и тяжело это признавать, но ведь в итоге я исправил ошибку? Так ведь? Радикальным способом, но исправил, и никто теперь не скажет, что она переиграла меня!
Впрочем, тогда я был доволен - мне все больше казалось, что я иду самым правильным и верным путем. Семейная жизнь, которой меня пугали многочисленные оженившиеся и разведенные приятели, на проверку оказалась настоящей пасторалью.
Я бы уверен, что, если в доме есть сильная рука, то никаких тяжких конфликтов в нем просто не возникнет. Особенно, если роль сильной руки исполняю я.
Мне это было очень приятно - из честолюбивого юноши с идеальной родословной и хорошими перспективами я на глазах превращался в обеспеченного главу семейства, который правит своей жизнью сам. Я на глазах набирал вес и скоро даже умудренные седовласые мужи пожимали мне руку с некоторой подобострастностью и называли по имени-отчеству. Причем, делали они это, скорее всего, неосознанно, такое уж я просто производил впечатление.
В солнечный осенний денек - поразительно ясный и приятный я впервые отправился на работу - на непыльную административную должность в МИДе. Массивное здание с гербами, наша черная "волга" у подъезда, мой отец, пожимающий руку Очень Большим Людям. Очень Большие Люди задушевно улыбались и жали руку мне, обещая, что для такого блестящего молодого специалиста у них припасена столь же блестящая карьера и вы оглянуться не успеете, как он будет командирован за границу, и ездить будет даже не на личной "волге", а вовсе на "мерседесе".
Я улыбался ничуть не менее душевно, и принимал сии высказывая без всякого смущения. Я был достоин их. И мое новое начальство это чувствовало.
Но рабочий день - есть рабочий день. Я уходил в восемь и возвращался домой к шести. На столе меня ждал ужин, а подле - моя жена Лилия, которой я рассказывал, как прошли трудовые будни. Настоящая пастораль - идиллия! Как правило, мой рассказ со дня сегодняшнего перетекал в будущее и я начинал в красках рисовать перед Лилией нашу дальнейшую совместную жизнь. По мне получалось, что жизнь эта будет похожа на бесконечный карнавал - в котором равно или поздно осуществятся все ваши мечты (если, конечно они у вас не чересчур абстрактны).
- Лиля, мы не будем жить как все эти вокруг, что занимают до зарплаты! Не будем каждый день горбатиться за гроши, не видя белого света! Нет! У нас все будет подругому!
В конечном итоге так и получилось. Одно интересно - верила ли мне тогда Лилия?
Она сидела напротив, подпирая щеку рукой, отчего казалась похожей на женскую версию Роденовского мыслителя и тепло смотрела на меня.
Не стоит, однако забывать, что она сказала после демонстрации радужной перспективы грядущих чудес.
- Было бы очень хорошо, что бы там, в завтра, мне не пришлось стирать в холодной воде руками.
Но, вот об этом отдельный разговор.
Лилия имела распространенную женскую привычку говорить намеками - она вообще не стремилась вступать со мной в открытую конфронтацию. Мне тогда казалось, что это из-за ее характера - слишком пассивного, чтобы скандалить, и я совсем забыл о той, первой нашей размолвке, погруженный в свои радужные планы.
Тогда она не говорила мне - "пойди купи хлеба", или, скажем, молока, или еще какую ни будь мелочь - она говорила - "у нас кончился хлеб". Странно, но я только теперь понял, что это была скрытая форма приказа. Тогда же ее намеки проходили мимо.
- Валер, у нас кончился хлеб, - говорила она.
Я кивал, обычно погруженный в какое ни будь чтиво.
- Хлеба нет, - повторяла она настойчиво.
- Ну нет, и что? - спрашивал я с искренним удивлением и через некоторое время она суховатым тоном заявляла мне, что идет у булочную. Я обычно говорил ей, чтобы купила рогаликов, и на том она уходила.
Кончилось все тем, что она поняла бессмысленность своих намеков и говорила уже конкретно и по существу. Но это было уже потом. Кроме того, как-то повелось, что за продуктами ходила она, а я занимался интеллектуально-культурным ростом.
Так или иначе, но стирать в холодной воде ей и вправду не пришлось, потому что я, проверив свои финансы и немного заняв у родителей, внутренне скрипя сердцем, купил Лилии стиральную машину - модный в те времена полуавтомат с крашенной белой краской стальной облицовкой. В режиме сушки машинка ревела как аэробус на взлете, но в остальном же была идеальна.
Видите? Я все делал, все! Под моим руководством Лилия все больше уподоблялась цветку, давшему ей имя и расцветала на глазах. Я заботился не только о материальных благах, но и о благах духовных, давая своей жене читать качественную литературу. Она безропотно читала ее, но зачастую уклонялась от дискуссий, аргументируя это заботами по дому. Мне приходит в голову, что она, как примерная жена, старалась угодить мне во всем, как я, порой, играл на общество, поступаясь своими мелкими желаниями. Но я не скажу, что был очень ряд этому открытию. К счастью, когда я его сделал, было уже слишком поздно и все уже закончилось.
Вот эти вот мелкие бытовые подробности всегда меня здорово раздражали. Я вообще считаю, что никогда не стоит делать акцент на всякой жизненной мелочевке - она заслоняет от нас главное и по настоящему ценное.
Сакральный спор о мусорном ведре - точка преткновения всех молодых супругов - случился и у нас. Как-то утром, Лилия попыталась вручить мне этот дурнопахнущий объект, дабы я вынес его по пути к гаражу. Я уже собрался на работу, нацепив один четырех своих лучших костюмов и даже золоченый зажим для галстука, и тут мне с милой улыбкой предлагается пластиковое обшарпанное вместилище разлагающихся отбросов. Я смерил ведро взглядом:
- Лилия, ты чего! - спросил я возмущенно, - ты хоть представляешь, как я буду с ним выглядеть? В костюме, я буду нести ведро на глазах у всего двора? Ты хоть понимаешь, как это ударит по имиджу?
- То есть ты его не понесешь? - спросила она и сжала губы (я уже успел изучить что означает этот жест), - а я и не знала, что ты брюзга!
- Просто надо иметь совесть! - с жаром сказал я, - и чувство собственного достоинства. И уж если одел костюм, не бери в руки мусорное ведро.
Она оделась и вышла за дверь, волоча за собой дурнопахнущий аромат. Я пожал плечами - начинался новый день, и я выкинул ведро из головы. Мелкие ссоры, они неизбежны, вы же понимаете! Надо просто быть терпимее и все, и все конфликты решать логически обоснованными доводами.
Забравшись достаточно высоко по социальной лестнице, я стал завсегдатаем культурных мероприятий в моем министерстве. Тут довольно часто случались фуршеты, банкеты и чествования, всегда многолюдные и официальные. Мне они всегда очень нравились, гораздо больше, чем эти стихийные и бессмысленные пьянки в институте. Тонкий поклонник красоты и изящества, я предпочитал неспешно фланировать по начищенному паркету с бокалом дорогого шампанского в руках, под классическую музыку, кивая присутствующим здесь официальный лицам, и чувствуя себя ничуть не ниже их. Замечательное ощущение - солнечный свет падал через высокие окна, отбрасывая на паркет яркие световые квадраты и каждый раз наступая в них, я чувствовал себя в свете софитов. Пылинки плясали в луче солнечного прожектора воздухе, наполняя меня ощущением блаженства.
Естественно, я брал с собой жену - и, думаю, часть этих выражений признательности получал из-за нее. Ну, тут все было в сборе - костюм, солидный вид, зажим для галстука, дорогие ботинки и Лилия. Я потратил уйму денег ей на наряды, хотя она противилась этому - врожденная скромность, знаете ли. Но на банкетах мы всегда блистали - так, что я вполне выполнил свое обещание на счет жизни, похожей на фейерверк - жизнь Лили представляла собой череду шикарных по тому времени балов. Только представьте - балы не реже двух раз в месяц, в то серое время! Это когда большая часть их видела только по телевизору в постановке "Войны и мира!" Ну конечно она была довольна. Хотя изредка и пыталась вытащить меня то в парк на прогулку, то в кино, как во времена наших свиданий. Но я противился, так как не видел в этом ни малейшего смысла - в парке нас никто не видел, а значит, КПД такой прогулки стремился к нулю. То же касалось и кино, которое я, к тому же, терпеть не мог. Прелесть брака в том, что можно снять романтическую маску и поступать как хочешь. Жаль, не до всех это доходит.
Можно сказать, что мы жили душа в душу - вернее, это я так считал. Второго камня преткновения всея семейного быта - беспочвенной ревности мы опять же успешно избежали, и в том исключительно заслуга Лилии - ее все же достаточно замкнутый и не слишком общительный характер препятствовал фривольным разговорам, она была не склонна увлекаться и предпочитала отвечать односложно. А я не был особенно ревнив.
Тогда, не был. Я считал, что моя харизма достаточно сильна, чтобы удержать Лилию подле в любой ситуации. Случались моменты, когда я раздражался по этому поводу (довольно регулярно - на ежегодной встрече нашей старой студенческой компании, когда на Лилю то и дело бросались откровенные взгляды, в которых читалось к тому еще и удивление - такая тихоня вдруг превратилась ослепительную леди!), но никогда не показывал вида. На мой взгляд, нет ничего гаже, чем публичное выражение ревности. Это делает тебя жалким! Я все держал при себе.
Как всегда.
Однажды, у нас все же случился разговор на эту щекотливую тему разумный, доверительный и логичный - как всегда.
- Сердце красавицы склонно к измене, - сказал я в шутку.
- Почему именно мое? - возмутилась Лилия, - почему, скажем, не ты?
- Я однолюб. И не меняю своих взглядов со временем. У нас хорошая семья, Лиля, и я никогда не поставил бы ее под удар, изменяя тебе.
- А любовь? - спросила она.
- Моя всегда со мной...
- Нет, если у тебя вдруг возникнут такие сильные чувства к кому-то... кому то другому? По настоящему сильные! Которые заставят тебя бросить меня, и ты будешь бессилен? Что тогда?
- Я не буду бессилен. И всегда учусь на чужих ошибках, ты же знаешь. Но если такое все же произойдет... я ничего не буду от тебя скрывать. Это бессмысленно.
Я скажу тебе все сразу и это будет наиболее безболезненно для нас обоих.
- Но Валер, - Лилия замялась, - а тебе не кажется, что таким образом ты как раз и поставишь всю семью под удар? Все ошибаются.
- Вот как?! - крикнула Лилия и залилась все же слезами. Я не отреагировал и тогда она подняла голову и твердо сказала мне:
- Вот что, Валера. Давай так. Если ты хочешь сохранить наши отношения, ты завтра поведешь меня к себе и представишь твоим родителям. Этим ты докажешь, что не считаешь меня недостойной, что хочешь быть рядом.
- А что если нет? - спросил я резко.
- Ты хоть понимаешь, что обижаешь меня этим? - спросила Лилия, - как сильно обижаешь? Если ты не сделаешь этого мы... мы больше не будем видеться! Я не хочу быть рядом с тем, кто меня презирает!
Вот этого я уже не стерпел. Я очень не люблю... просто ненавижу, когда мне ктото диктует условия! Особенно, когда это делает женщина! У нас был такой красивый роман, но ее тупое упрямство рушило все на глазах! Черт побери, я же человек, а не добрый сказочник, у меня тоже есть свои желания! А эта Лилька стоит передо мной и считает себя без пяти минут королевой! Диктует свои условия, при том, что сама из себя ничего не представляет!! Стоит пялится с вызовом - обычная стервозная деваха! Я не сумел сдержать гнева и он выплеснулся наружу чередой обидных и злых слов:
- Ну и черт с тобой! - заорал я, - Уходи... иди, вали отсюда! Тоже выискалась еще! Что ты из себя строишь?! Что ты из себя представляешь?! Да ты хоть знаешь, куда ты лезешь!! Обойдусь без тебя! Легко! Я...
Тут она резко повернулась и ушла, оборвав мою обличительную тираду. Я стоял, смотрел на ее удаляющийся силуэт и мне было муторно и противно, и душила меня лютая злоба - все новые, непривычные, чувства. Была еще горечь, тоска, но более всего превалировало раздражение оттого, что она уходит - насколько я понимаю, это было мое первое крупное поражение в жизни. В кой то веки все, вместо того, чтобы гармонично развиваться, пошло наперекосяк. Отвратительный жизненный опыт - и все из-за нее! Вот, что принесла в мою жизнь эта женщина - не мудрено, что кончилось все тем, что она в обнимку стащила меня с моих рельс в темный кювет вслед за собой.
Возвращаясь домой, я с трудом мог вести машину - так велика была моя злость. Но вместе с тем... да, вместе с тем я неожиданно понял, что вместе с яростью ощущаю и непонятное облегчение. Словно некий ненужный груз свалился с моих плеч - глыба, которую я непонятно во имя каких целей взялся тащить.
Чувство было смутное и неосознанное, и только теперь, вспоминая те давно минувшие дни, я знаю, что оно было. И задаю себе вопрос - может быть, я тогда уже чувствовал? Понимал, что не это мне нужно.
Но ведь любовь то была! И с каждым новым днем, проведенным рядом с Лилией, она только роса и укреплялась!
Два прошло в напряженной нервотрепке, усугубляемой неприятным чувством вины - я же тоже не бездушный камень. А на третий день Лилия позвонила мне и, заливаясь слезами, стала просить прощения, называя себя неблагодарной требовательной дурой.
- Я сама виновата! - сказала Лилька, - сама... а ты ведь обиделся, да? А тут подумала - я же такое счастье теряю... такого ж как ты... его же не найдешь нигде. Ты особенный! Ну, прости меня, Валер, ну!
Я молча выслушал (и про себя согласился с ее самоопределением), и сказал:
- Я не сержусь.
- И ладно с ними, с родителями! - продолжила она, всхлипывая в трубку, - не хочешь не надо! Ты не оставляй меня только... Я ведь не хотела... не специально...
- Я не сержусь, - повторил я.
Кто из нас был откровенен во время того разговора? Я - точно нет. Но никогда бы не признался перед ней в этом. Однако ее виноватые слезы, изливающиеся в мое правое ухо, оказались отличным средством для укрепления самомнения. Я все же в очередной раз победил - довольно жестоко, но не всем же быть мягкими размазнями.
Просто люди слишком быстро привыкают к хорошему, и иногда их надо припугнуть, лишив на время того, в чем они так нуждаются. Лилия во мне нуждалась - вот тогда я это понял.
Как в награду за покладистость после следующего же свидания я предложил ей присутствовать на семейном ужине - проявления характера следует поощрять. Я тщательно проинструктировал Лилию на счет поведения за столом и все прошло отлично. Откровенно говоря, мои родители никогда не были особенно требовательны - просто я подсознательно ставил их запросы на один уровень с моими. Но на самом то деле мои были выше! А от матери я получил весьма лестный отзыв, что мол, в наше время не так уж много таких по настоящему хороших девушек. Слышала бы она, как эта по настоящему хорошая девушка ставит мне ультиматумы!
Размышляя над прошедшим Лилькиным перфомансом, я неожиданно для себя сделал очередной вывод - она очень хорошо держалась после моего инструктажа.
Следовательно - она МОГЛА быть на уровне. При некоторой моей помощи. Да, она не была моим идеалом, но у нее был потенциал для роста! Рядом со мной, она вполне могла бы расцвести!
Вот эта то мысль и решила все наши дальнейшие отношения. Вместо того, чтобы дать Лилии отворот поворот ввиду полнейшей бесперспективности, я пригласил ее на очередную прогулку и там сделал признание, в кой то веки сказав правду от чистого сердца.
То был уже конец августа - но погода стояла теплая, даже душная, словно у лета оставалось в запасе несколько неизрасходованных в июле жарких деньков. Мы стояли на мосту и смотрели на ленивую речную воду, а оттуда на нас глядели речные, подернутые рябью, звезды.
Настоящие звезды - по-летнему крупные и яркие взирали на нас сверху. Чудо была что за ночь - звездный полог как на картинке, лента млечного пути над головой, да тонкий изящный месяц, похожий на серебряную диадему, положенную на бок.
Мы с Лилией стояли в обнимку (что к тому времени уже было для нас нормой) и смотрели, как речная вода пытается смыть звездное отражение. Мне было уютно - жизнь была правильна, да, вселенная вращалась, все возвращалось на круги своя и словно не было в мире никаких раздоров. Я верил, что смогу сделать из этой девушки достойную мне. Я верил, что все образуется и все будет хорошо - как было все хорошо до этого. Вот это чувство да еще ощущение покоя и уюта под большими яркими звездами и подвигнули меня на столь редкую откровенность.
- Лилия... - сказал я, - Лиля, я люблю, когда ты рядом со мной.
- Я тоже люблю тебя, - сказала она и я нашел это очень правильным.
Так мне и запомнился этот момент - яркие-яркие звезды, благодушно моргающие мне свысока, теплый бок Лилии, моя рука у нее на плече, и безмерное чувство гордости за себя.
Через полгода мы с Лилией поженились.
Наша свадьба была образцом пышности. Съехалась вся моя родня, все мои нужные и ненужные приятели, а также их приятели, а также немногочисленные друзья и родственники Лилии, а еще какие то совсем непонятные личности, которые были оставлены для придания мероприятию масштаба. В загс мы катили роскошным кортежем из серебряной "чайки" с серыми сидениями, моей белой "волги" и черной "волги"
моего отца, так что немногочисленные машины шарахались от нас в разные стороны под выкрики веселящихся гостей. Уходила зима, развевались по ветру цветы и ослепительно сияли на пригревающем солнце золоченые кольца на крыше машины.
Мое же кольцо, которое я надел на палец Лилии под торжественный свадебный марш, было из белого золота и скорее напоминало тот августовский месяц. Нас снимали на фотопленку и даже на кинокамеру - у меня до сих пор остался этот фильм: Лилия в шикарном белом приталенном платье, в котором она как никогда сильно смотрелась голливудской кинозвездой из далеких тридцатых и я в темно-синем костюме с бабочкой, представительный как никогда. Наверное, мы хорошо, смотрелись - вновь поздравления и рукопожатия сыпались на нас одно за другим, а я видел, какими глазами приятельницы приятелей смотрят на Лилию и мне становилось лучше. Вот снимок на фоне "чайки", а вот мы выпускаем в синее мартовское небо двух голубей.
Они разлетелись и Лилия очень расстроилась, и даже пускала слезы, пока я не сказал ей не позориться на посторонних.
После, конечно было бурное застолье в одном из столичных ресторанов, который был снят на целую ночь. Было шумно и бестолково, многие обпились, люди танцевали, кричали "горько", били посуду. Мы с Лилей сидели во главе стола как царственные особы - красивые, как на картинке. Я не знаю, что думала в тот момент Лилия (и думала ли вообще), но я снисходительно взирал на разошедшийся народ и они - вопящие, шатающиеся, нелепо машущие руками и обожающие нас с Лилей - живо напоминали мне... ну да, правильно, обезьяний питомник в Сухуми.
Нет, определенно так и должно быть - кто-то сверху, кто-то снизу. И тем, что снизу, должно славить вышестоящих - просто потому, что эти люди ушли по ступенькам эволюции чуть дальше. И если уж ты наверху - веди себя достойно своего положения. Не забывай, что есть ты - а есть вот эта толпа. Ей никогда не подняться до твоего уровня, а тебе совсем не зачем опускаться до ее.
Вот так Лилия стала моей женой.
Ну что тут можно сказать?
Любуясь розой,
Помни, что цвет облетит,
Будут лишь шипы...
Что такое семейная жизнь? Это - доверие, уважение, взаимопонимание партнеров.
Так написано в книжке, подаренной нам на свадьбу скучными родителями Лилии. Мои купили нам квартиру в ближнем Подмосковье - пятнадцатиэтажный кирпичный дом с видом на реку - улучшенная планировка, три комнаты, раздельный, светлые обои - рай на земле. Здесь мы должны были строить наш семейный быт.
Перед тем как заселить сие улучшенное гнездышко мы с Лилией целый месяц провели в Сочи - гуляли по треснутым бетонным пандусам среди жестколистных самшитовых зарослей и я ей читал стихи в живописном окружении поросших мхом лиан. Мы посетили Красную поляну, Сухумский обезьянник, в котором было два вида обезьян - те, что в клетках и их сторожа, побывали на смотровой площадке на горе Ахун - тут у нас тоже остался снимок - Лилия ловит легкую соломенную шляпу, а я в это время лучезарно улыбаюсь в камеру. Видно, что мы очень счастливы.
А еще было море, где я грыз зрелую южную кукурузу, а Лилька обгорала на солнце и не замечала того. Хорошие дни, с какой стороны не глянь. Кончался застой, но веяния нового времени еще не были столь сильны, чтобы бросаться в глаза.
Иногда в горах мы останавливались и я покупал Лилии горного меда - она очень любила его. А мне нравилось, выходя из арендованной машины, скупать у сморщенных тяжкой жизнью местных весь любовно скопленный запас их сладостей. Кончалось, правда, тем, что Лилю начинало тошнить от меда и остатки приходилось выбрасывать. А один раз на соты села пчела и моя жена чуть было не проглотила ее вместе с медом - пчела ужалила ее в десну, после чего Лилька стала похожа на жертву экстремальной зубной боли стопроцентный флюс. Она долго терпела и не говорила мне, пока я не заметил, что лицо у нее все перекосило и посоветовал обратиться к врачу, пока она окончательно не потеряла товарный вид.
Отдохнувшие и загорелые, мы вернулись домой и принялись обустраивать семейную жизнь, чем и занимались последующие полгода. Занудную книжку я поспешил задвинуть подальше - я достаточно развит, чтобы обустроить свой брак самостоятельно.
С самого начала я сказал Лилии, что всех этих слюней с разделением зарплаты, семейного общака и прочего бреда у нас не будет - это оставим для семей младших научных сотрудников.
- Скоро я закончу вуз и меня уже ждут в МИДе, так что с деньгами проблем не будет, - сказал я, - ты не привыкла обращаться с большими деньгами, поэтому распоряжаться ими буду я. Просто, если тебе вдруг что-то понадобиться, подойди ко мне и попроси. Только не ставь перед фактом, ладно?
- Как скажешь, - улыбнулась она, - не в деньгах ведь счастье!
- Конечно, - произнес я и кивнул.
Мы потихоньку стали устраиваться - новая мебель в квартире - в модном прибалтийском стиле, черно-белый телевизор "горизонт" в оправе из вишневого шпона, хрустальная люстра с множеством позвякивающих висюлек. У нас было очень светло и просторно - в жаркие дни тут пахло нагревшимся паркетным деревом и для меня этот запах всегда ассоциировался с новой жизнью, новыми надеждами. На двери нашей спальни висел красный плетеный коврик с золотым китайским драконом, а на другой двери повесил полотняный гобелен со знаком "инь-янь" - и объяснил Лилии его значение. Пусть всегда помнит, что ее половина - темная.
Мы купили гладильную доску и на следующий же день Лилия спросила меня, не хочу ли я опробовать это замечательное приобретение.
- В смысле ты хочешь, чтобы я погладил себе брюки?
- Что-то вроде этого, - сказал она и лукаво на меня посмотрела (ох, эти ее маленькие женские хитрости - да я видел ее насквозь!) Первое правило из той книжки - никогда не врать своей второй половине.
- Никогда не гладил себе брюки, - честно сказал я.
- А я думала, ты все умеешь.
- Я умею, но это не значит, что я собираюсь их гладить. В конце концов, это тебе купили доску.
Она недовольно сжала губы и принялась за заботу. Впрочем, неделю спустя она уже делала тоже самое, лучезарно мне улыбаясь. Вот так воспитывается характер, друзья!
Мы купили сервант, который я тут же заполнил умными книгами - они замечательно смотрелись стоя корешком к корешку. Тут была почти вся классика. Книжки, которые читал я сам - они обретались на стеллажах в спальне.
Надо отдать мне должное - я старался как мог, облегчая Лилии работу по дому.
Модерновая по тем временам телескопическая швабра для работы по дому чтобы легче было мыть пол. Пылесос, под названием "тайфун" - работающий со звуком грозного вихря давшего ему название - для того, чтобы убирать ковры. Пару раз, она пыталась заставить пылесосить меня, но елки-палки, для чего я тратил деньги, покупая эти облегчающие быт вещи? Кроме того, по чьей просьбе я это покупал? Я сам, вполне мог мыть пол и сакральной половой тряпкой! А ей купил швабру и пылесос, и при этом она еще недовольна. Пару раз у нас даже случился разговор на повышенных тонах, и когда Лилия почти начала кричать, я взял ее за руку и попытался спокойно все объяснить:
- Послушай Лиля, я понимаю, что тебе неприятно. Но не все же в жизни нам приятно. Ты помнишь, что говорилось в той книжке? Жить рядом - это большая ответственность для обоих, тут требуется терпение и выдержка. У нас у каждого есть свои желания, и мы должны уважать, а иногда просто закрывать на них глаза.
Быть терпимее друг с другом.
- Но ты вполне можешь пылесосить ковры! - сказала она резко, - сделай уступку.
- Ты знаешь, я могу пылесосить ковры с утра до вечера. Но, скажи, мне, радость моя, кто тогда купит тебе новый пылесос? А? Если я буду занят уборкой?!
Она ничего не сказала, лишь неопределенно покачав головой. Я был доволен - хорошо иметь понятливую жену, которой всегда можно объяснить свои доводы. Она промолчала, а вечером мы смотрели на луну и мечтали. Милые бранятся - как известно только тешатся.
Эх, если бы тогда я знал, что означает это женское молчание! Увы, друзья, в своей жизни я совершил совсем немного ошибок - но в своей собственной жене я не разглядел подводных камней - лишь рябь сверху и отраженные звезды. Лилия оказалась и впрямь умной женщиной, может быть, даже на моем уровне и она не играла со мной в открытую. Горестно и тяжело это признавать, но ведь в итоге я исправил ошибку? Так ведь? Радикальным способом, но исправил, и никто теперь не скажет, что она переиграла меня!
Впрочем, тогда я был доволен - мне все больше казалось, что я иду самым правильным и верным путем. Семейная жизнь, которой меня пугали многочисленные оженившиеся и разведенные приятели, на проверку оказалась настоящей пасторалью.
Я бы уверен, что, если в доме есть сильная рука, то никаких тяжких конфликтов в нем просто не возникнет. Особенно, если роль сильной руки исполняю я.
Мне это было очень приятно - из честолюбивого юноши с идеальной родословной и хорошими перспективами я на глазах превращался в обеспеченного главу семейства, который правит своей жизнью сам. Я на глазах набирал вес и скоро даже умудренные седовласые мужи пожимали мне руку с некоторой подобострастностью и называли по имени-отчеству. Причем, делали они это, скорее всего, неосознанно, такое уж я просто производил впечатление.
В солнечный осенний денек - поразительно ясный и приятный я впервые отправился на работу - на непыльную административную должность в МИДе. Массивное здание с гербами, наша черная "волга" у подъезда, мой отец, пожимающий руку Очень Большим Людям. Очень Большие Люди задушевно улыбались и жали руку мне, обещая, что для такого блестящего молодого специалиста у них припасена столь же блестящая карьера и вы оглянуться не успеете, как он будет командирован за границу, и ездить будет даже не на личной "волге", а вовсе на "мерседесе".
Я улыбался ничуть не менее душевно, и принимал сии высказывая без всякого смущения. Я был достоин их. И мое новое начальство это чувствовало.
Но рабочий день - есть рабочий день. Я уходил в восемь и возвращался домой к шести. На столе меня ждал ужин, а подле - моя жена Лилия, которой я рассказывал, как прошли трудовые будни. Настоящая пастораль - идиллия! Как правило, мой рассказ со дня сегодняшнего перетекал в будущее и я начинал в красках рисовать перед Лилией нашу дальнейшую совместную жизнь. По мне получалось, что жизнь эта будет похожа на бесконечный карнавал - в котором равно или поздно осуществятся все ваши мечты (если, конечно они у вас не чересчур абстрактны).
- Лиля, мы не будем жить как все эти вокруг, что занимают до зарплаты! Не будем каждый день горбатиться за гроши, не видя белого света! Нет! У нас все будет подругому!
В конечном итоге так и получилось. Одно интересно - верила ли мне тогда Лилия?
Она сидела напротив, подпирая щеку рукой, отчего казалась похожей на женскую версию Роденовского мыслителя и тепло смотрела на меня.
Не стоит, однако забывать, что она сказала после демонстрации радужной перспективы грядущих чудес.
- Было бы очень хорошо, что бы там, в завтра, мне не пришлось стирать в холодной воде руками.
Но, вот об этом отдельный разговор.
Лилия имела распространенную женскую привычку говорить намеками - она вообще не стремилась вступать со мной в открытую конфронтацию. Мне тогда казалось, что это из-за ее характера - слишком пассивного, чтобы скандалить, и я совсем забыл о той, первой нашей размолвке, погруженный в свои радужные планы.
Тогда она не говорила мне - "пойди купи хлеба", или, скажем, молока, или еще какую ни будь мелочь - она говорила - "у нас кончился хлеб". Странно, но я только теперь понял, что это была скрытая форма приказа. Тогда же ее намеки проходили мимо.
- Валер, у нас кончился хлеб, - говорила она.
Я кивал, обычно погруженный в какое ни будь чтиво.
- Хлеба нет, - повторяла она настойчиво.
- Ну нет, и что? - спрашивал я с искренним удивлением и через некоторое время она суховатым тоном заявляла мне, что идет у булочную. Я обычно говорил ей, чтобы купила рогаликов, и на том она уходила.
Кончилось все тем, что она поняла бессмысленность своих намеков и говорила уже конкретно и по существу. Но это было уже потом. Кроме того, как-то повелось, что за продуктами ходила она, а я занимался интеллектуально-культурным ростом.
Так или иначе, но стирать в холодной воде ей и вправду не пришлось, потому что я, проверив свои финансы и немного заняв у родителей, внутренне скрипя сердцем, купил Лилии стиральную машину - модный в те времена полуавтомат с крашенной белой краской стальной облицовкой. В режиме сушки машинка ревела как аэробус на взлете, но в остальном же была идеальна.
Видите? Я все делал, все! Под моим руководством Лилия все больше уподоблялась цветку, давшему ей имя и расцветала на глазах. Я заботился не только о материальных благах, но и о благах духовных, давая своей жене читать качественную литературу. Она безропотно читала ее, но зачастую уклонялась от дискуссий, аргументируя это заботами по дому. Мне приходит в голову, что она, как примерная жена, старалась угодить мне во всем, как я, порой, играл на общество, поступаясь своими мелкими желаниями. Но я не скажу, что был очень ряд этому открытию. К счастью, когда я его сделал, было уже слишком поздно и все уже закончилось.
Вот эти вот мелкие бытовые подробности всегда меня здорово раздражали. Я вообще считаю, что никогда не стоит делать акцент на всякой жизненной мелочевке - она заслоняет от нас главное и по настоящему ценное.
Сакральный спор о мусорном ведре - точка преткновения всех молодых супругов - случился и у нас. Как-то утром, Лилия попыталась вручить мне этот дурнопахнущий объект, дабы я вынес его по пути к гаражу. Я уже собрался на работу, нацепив один четырех своих лучших костюмов и даже золоченый зажим для галстука, и тут мне с милой улыбкой предлагается пластиковое обшарпанное вместилище разлагающихся отбросов. Я смерил ведро взглядом:
- Лилия, ты чего! - спросил я возмущенно, - ты хоть представляешь, как я буду с ним выглядеть? В костюме, я буду нести ведро на глазах у всего двора? Ты хоть понимаешь, как это ударит по имиджу?
- То есть ты его не понесешь? - спросила она и сжала губы (я уже успел изучить что означает этот жест), - а я и не знала, что ты брюзга!
- Просто надо иметь совесть! - с жаром сказал я, - и чувство собственного достоинства. И уж если одел костюм, не бери в руки мусорное ведро.
Она оделась и вышла за дверь, волоча за собой дурнопахнущий аромат. Я пожал плечами - начинался новый день, и я выкинул ведро из головы. Мелкие ссоры, они неизбежны, вы же понимаете! Надо просто быть терпимее и все, и все конфликты решать логически обоснованными доводами.
Забравшись достаточно высоко по социальной лестнице, я стал завсегдатаем культурных мероприятий в моем министерстве. Тут довольно часто случались фуршеты, банкеты и чествования, всегда многолюдные и официальные. Мне они всегда очень нравились, гораздо больше, чем эти стихийные и бессмысленные пьянки в институте. Тонкий поклонник красоты и изящества, я предпочитал неспешно фланировать по начищенному паркету с бокалом дорогого шампанского в руках, под классическую музыку, кивая присутствующим здесь официальный лицам, и чувствуя себя ничуть не ниже их. Замечательное ощущение - солнечный свет падал через высокие окна, отбрасывая на паркет яркие световые квадраты и каждый раз наступая в них, я чувствовал себя в свете софитов. Пылинки плясали в луче солнечного прожектора воздухе, наполняя меня ощущением блаженства.
Естественно, я брал с собой жену - и, думаю, часть этих выражений признательности получал из-за нее. Ну, тут все было в сборе - костюм, солидный вид, зажим для галстука, дорогие ботинки и Лилия. Я потратил уйму денег ей на наряды, хотя она противилась этому - врожденная скромность, знаете ли. Но на банкетах мы всегда блистали - так, что я вполне выполнил свое обещание на счет жизни, похожей на фейерверк - жизнь Лили представляла собой череду шикарных по тому времени балов. Только представьте - балы не реже двух раз в месяц, в то серое время! Это когда большая часть их видела только по телевизору в постановке "Войны и мира!" Ну конечно она была довольна. Хотя изредка и пыталась вытащить меня то в парк на прогулку, то в кино, как во времена наших свиданий. Но я противился, так как не видел в этом ни малейшего смысла - в парке нас никто не видел, а значит, КПД такой прогулки стремился к нулю. То же касалось и кино, которое я, к тому же, терпеть не мог. Прелесть брака в том, что можно снять романтическую маску и поступать как хочешь. Жаль, не до всех это доходит.
Можно сказать, что мы жили душа в душу - вернее, это я так считал. Второго камня преткновения всея семейного быта - беспочвенной ревности мы опять же успешно избежали, и в том исключительно заслуга Лилии - ее все же достаточно замкнутый и не слишком общительный характер препятствовал фривольным разговорам, она была не склонна увлекаться и предпочитала отвечать односложно. А я не был особенно ревнив.
Тогда, не был. Я считал, что моя харизма достаточно сильна, чтобы удержать Лилию подле в любой ситуации. Случались моменты, когда я раздражался по этому поводу (довольно регулярно - на ежегодной встрече нашей старой студенческой компании, когда на Лилю то и дело бросались откровенные взгляды, в которых читалось к тому еще и удивление - такая тихоня вдруг превратилась ослепительную леди!), но никогда не показывал вида. На мой взгляд, нет ничего гаже, чем публичное выражение ревности. Это делает тебя жалким! Я все держал при себе.
Как всегда.
Однажды, у нас все же случился разговор на эту щекотливую тему разумный, доверительный и логичный - как всегда.
- Сердце красавицы склонно к измене, - сказал я в шутку.
- Почему именно мое? - возмутилась Лилия, - почему, скажем, не ты?
- Я однолюб. И не меняю своих взглядов со временем. У нас хорошая семья, Лиля, и я никогда не поставил бы ее под удар, изменяя тебе.
- А любовь? - спросила она.
- Моя всегда со мной...
- Нет, если у тебя вдруг возникнут такие сильные чувства к кому-то... кому то другому? По настоящему сильные! Которые заставят тебя бросить меня, и ты будешь бессилен? Что тогда?
- Я не буду бессилен. И всегда учусь на чужих ошибках, ты же знаешь. Но если такое все же произойдет... я ничего не буду от тебя скрывать. Это бессмысленно.
Я скажу тебе все сразу и это будет наиболее безболезненно для нас обоих.
- Но Валер, - Лилия замялась, - а тебе не кажется, что таким образом ты как раз и поставишь всю семью под удар? Все ошибаются.