Большаков Валерий. Кентурион

   – Похоже на пилон! – возбужденно сказал Искандер.
   – Старики рассказывали, – подключился Ахми, – что давным-давно башен было две. Одинаковые, они стояли рядом, как близнецы…
   – Вот откуда пилоны пошли! – воскликнул Эдик.
   – А Нотр Дам де Пари? – напомнил Искандер. – И еще множество католических храмов! У них тот же принцип… будет – две башни, между ними портал, а за ним – колонный зал. Чем не египетский храм?
   – А ты будто и не рад, – обратился Сергий к Ахми.
   – Да не то чтобы не рад… – зябко повел плечами ливиец. – Просто… Какая-то Башня… не башенная! Прадед моего прадеда, Тахенна, приходил сюда, об этом все в племени рассказывают. Так он долго взбирался по высокой стене! Вход-то с крыши… А здесь-то чего взбираться?
   – Это ж сколько песку насыпало… – покачал головой Гефестай, оглядывая котловину.
   – А, по-моему, – подал голос Уахенеб, – мы не о том думаем! Если башенный колодец пересох, нам придется тащиться всю ночь обратно к оазису-ашебу! И дойдем ли?
   – Не каркай! – буркнул Акун.
   – А чего мы стоим? – удивился Эдик. – Полезли!
   – Полезай первым, – решил Сергий, – ты у нас скалолаз…
   – Дайте лучше мне, – вызвалась Сара.
   – Тут высоко! – предупредил девушку Эдик.
   Сара только улыбнулась. Скинув сандалии, она шагнула на стену, цепляясь за межшовные щели, и полезла вверх. Сергий до трех сосчитать не успел, а Сара уже махала им с верхней площадки.
   – Как муха! – впечатлился Эдик.
   – Веревку кидайте! – крикнула Сара.
   Гефестай тут же метнул моток. Девушка скрылась из виду, но быстро вернулась и сбросила конец вниз.
   – Все, закрепила! – доложила она. – Полезайте!
   Эдик, разумеется, полез по следам Сары и провозился не секунды, а долгие минуты.
   – Камни какие-то скользкие… – смущенно пробормотал он, перелезая парапет.
   – Гнутие ствола! – ядовито прокомментировал Искандер.
   Сергий влез последним. Верхняя площадка Башни была обширна – двадцать локтей на тридцать – и покрыта толстым слоем занесенного ветрами песка. Почти посередине у нее имелось квадратное возвышение, похожее на сруб колодца, сверху его прикрывала толстая базальтовая плита с рельефным, полустершимся изображением нагой женщины с гигантским бюстом.
   – Это Великая Богиня, – с придыханием сказал Искандер, – Мать Богов!
   Влагалище богини было отмечено треугольником из ямочек, в руках она держала какой-то плод и сосуд, за покатыми плечами угадывались крылья, да и ноги заканчивались не ступнями, а когтистыми птичьими лапами.
   – А ведь это базальт, ребята, – негромко сказал Искандер. – Это ж сколько лет прошло, прежде чем он так стерся…
   – Взялись! – коротко сказал Сергий и ухватился за плиту.
   Общими усилиями плиту сдвинули, открывая темный колодец входа.
   – А что, ступеней тут нет? – заглянул внутрь Эдик. – Смотрите, тут как будто ямки в стене…
   Наклонившись, он ощупал одну из «ямок».
   – Глубокие! Нога поместится!
   Не желая более отдавать первенство Саре, Эдик живо перекинул ноги, укрепился и полез вниз, раз за разом нащупывая новую точку опоры.
   Сергий приник поближе к колодцу – не потому, что следил за спуском Эдика. Просто воздух, поднимаясь из древней постройки, приятно холодил лицо – поднявшееся солнце упорно долбило череп, меча раскаленные копья и дротики лучей. И ни разу не промахнулось.
   – Я на дне! – долетел снизу глухой голос. – Спускайтесь! Тут легко!
   – А факелы-то мы не взяли! – завопил Искандер.
   – У нас есть, – сообщила Саджах, и выудила из своей торбы лампу.
   Мирьям и Сара достали еще две бронзовые светильни, а Эсха с Суламифью вынули по кувшинчику масла. Неферит продемонстрировала огниво и сухую истолченную кору в мешочке.
   – Учитесь! – поднял палец Сергий. – Вот кто предусмотрителен.
   – А то! – улыбнулась Неферит.
   По одному все спустились вниз, на твердый каменный пол. Камни стен, постепенно сдвигаясь, образовывали свод, а их поверхность цвела красками – черной, красной, желтой. Зеленый и синий колер угадывались, облупившись за долгие тысячи лет. Фрески изображали торжественное шествие – люди, босые, в юбочках типа схенти, топали строем, ведомые то ли жрецом, то ли вождем в леопардовой шкуре. В руках они несли дары – меры зерна, кувшины, огромные бивни. Или это была дань? Бог весть…
   Люди были нарисованы приблизительно, по-детски, зато животные, изображенные на противоположной стене, поражали живостью и знанием деталей. Бегемоты, слоны, жирафы, крокодилы, носороги, львы, буйволы, гигантские гиены-бории, единороги… А между ними – деревья. Пальма финиковая и пальма дум, сикомора, папирус и прочая флора.
   – И все это здесь было… – тихо сказал Искандер. – Все это росло здесь… Бегало, хрумкало травку, попадалось на зубок…
   – Старики говорят, – важно вступил Ахми, – что люди были наказаны за непослушание богам, и те наслали Великую Сушь. Сначала исчезли леса, потом высохла степь… И пришли пески.
   – Смотрите! – воскликнул Тиндарид, подбегая к третьей стене, где в несколько рядов тянулись значки: паук, змея, крест, птица. – Это не узор! Видите? Знаки не повторяются, они идут вразбивку. И вот – тут у паука шесть лап, а у этого – восемь!
   – А у этого, – подхватил Эдик, – слева шесть, а справа четыре!
   – И кресты… Тут косой, и тут косой, а тут обычный!
   – Хотите, я прочту их? – улыбнулась Неферит.
   – Конечно!
   Паллакида стала читать по слогам:
   – Хо… Рем… Ти… Ка… Мее… Снеб… – дальше она не стала озвучивать, только губами шевелила и вела пальцами по вырубленным в камне значкам.
   – «В тридцать третий год после Большой Воды, – заговорила Неферит с выражением, – боги перестали дарить людей своим благословением, и земля Аменти покорилась злым демонам. Иссякли родники и реки показали дно, леса посохли, а поля Иалу перестали родить. И тогда царь аментийский Дхаути принес в жертву богам сына своего, и боги смилостивились, и указали путь к спасению. И был Исход, и переселились люди на берега Великой Реки, дарованной богами…»
   – Здорово… – выдохнул Искандер.
   – Не понимаю! – пожаловалась Неферит. – Разве могли люди жить в загробном мире? И как могли иссохнуть поля в раю?
   – Это вы сейчас так понимаете, – попытался объяснить начитанный сын Тиндара. – И говорите: «Он ушел на запад, в страну Аменти!» Имеется в виду, что человек умер. А на самом деле Аменти была вашей прародиной! Нильская долина в те времена была сплошным болотом, а Дельта – и вовсе заливом. Пришла Великая Сушь, и болото пересохло, Хапи стал нормальной рекой, такой, как сейчас…
   – А Большая Вода – это что? – спросил Гефестай. – Всемирный Потоп, что ли?
   – Спроси чего полегче!
   – Ладно, историки-любители, – энергично сказал Сергий. – У вас весь день впереди! Давайте-ка сначала отыщем то, за чем пришли.
   Девчонки довольно-таки быстро добыли огонь и запалили лампы. Экскурсия началась…
   Две противоположные стены «прихожей» были скрыты за рядами мощных квадратных колонн. В той стене, что направо, имелся проход в наклонный коридор. Ступеней под ногами не было, вниз уходил каменный пандус, поворачивая под прямым углом и опускаясь локтей на двадцать в глубину. Сергий, Эдик, Искандер и Гефестай шли впереди и переговаривались:
   – Сколько ж всему этому лет, интересно?
   – Ой, да ну… Тыщ десять, как минимум…
   – Ха, десять! А двадцать не хочешь?
   – Двадцать пять! Кто больше?
   – Пересмотрим историю?
   – Да ее давно уже надо пересматривать. Мы же как учим: древнее Египта и Шумера ничего. А потом – раз! – и Чатал-Хююк. Семь тысяч до нашей!
   – Так то семь, а тут, ты сам говоришь, двадцать. Есть же разница!
   – Какая?!
   – Да просто египтянам повезло с Нилом. Все условия от природы – живи, не хочу! Река и поит, и удобряет, только зерно сажай. Место исключительное, потому я и не удивляюсь почтенному возрасту Башни…
   – И что это за башня, еще надо разобраться. Боевая? Наблюдательная? Или тут храм был?
   – Все равно, двадцать тысяч – многовато будет… Неолит!
   – Тридцать тысяч, Гефестай. Гляди!
   Они спустились на самый низ и вышли в просторный длинный зал с клиновидным потолком. В трепещущем свете ламп показались два гигантских черепа с бивнями. Черепа стояли друг против друга, отодвинутые к стенам, но бивни, прямые и толстые в основании, странного зеленоватого оттенка, заходили промеж себя, вытягиваясь на добрых восемь локтей.
   – Это не слоны были, – зачарованно произнес Искандер, поднимая лампу повыше, – это мастодонты, наверное…
   – А здесь что? – Сергий склонился и присел на четвереньки.
   Прямо на полу лежало много всяких вещичек – амулетов, бус, дощечек из золота с выбитыми на них значками, лопнувших кожаных мешочков, полных золотого песка или каменьев – рубинов, изумрудов, сапфиров. Отдельно лежали куски бирюзы с нацарапанными на них значками и фигурками.
   – Это подношения… – сказал Ахми дрогнувшим голосом. – А вот и дар моего пра-пра-пра…
   Ливиец бережно взял в руки пожелтевшую шкатулку из слоновой кости, на крышке которой был вырезан сложный символ, похожий на переплетение нескольких букв.
   – Это клеймо нашего рода, – выдохнул Ахми, и открыл крышку. В глаза брызнули зеленовато-голубым сверканьем крупные бериллы.
   – Забирай ее с собой, – посоветовал Сергий.
   – Как можно?!
   – Тебе, – надавил Сергий, – можно. Это был твой предок!
   – Жену купишь, – принялся соблазнять ливийца Эдик, – а лучше две или три! Дом выстроишь. Скотину заведешь…
   – Боги не обеднеют, – успокоил ливийца Искандер.
   – Ладно… – заколебался Ахми, но шкатулку поставил обратно. – Я… потом…
   Сергий усмехнулся, и посветил вперед. Переступив бивни (и пожалев зверюг – этакую тяжесть таскали!), он медленно двинулся по залу. Плиты пола, если они вообще были, в глаза не бросались – под ногами лежала утоптанная глина. То ли нанесли, то ли так было задумано. Вдоль стен стояли каменные кубы – тутошняя «мебель», а пространство между стен было уставлено и усыпано вещами самыми разными, то странными и непонятными, то вполне ясного назначения.
   Связка обычных, слоновьих бивней. Череп крокодила, в пасти которого мог спокойно растянуться даже огромный Гефестай. Куча трухи – все, что осталось от пучков трав, или что тут еще могло лежать подобного? Горшки, украшенные налепленными поясками. Сосуды, выточенные из камня, алебастра и хрусталя. Ножи, лезвиями которым служили огромные клыки – саблезубых тигров, надо полагать. Гранитный шар в локоть поперечником. Зеркало из полированного камня. Полуистлевший ковер с интересным орнаментом из ромбов, крестиков, квадратных и шестиугольных спиралей…
   Лобанов шел как зачарованный. Когда-то у него кружилась голова от мысли, что он шагает под сводами, выставленными три тысячи лет тому назад. А теперь этой голове вообще положено принять положение набекрень – тридцать тысяч лет дышали в затылок! Бездна времен! По всему северу тогда люди на мамонтов охотились, на юге каменными топорами от пещерных львов отбивались, а здесь строили храмы… С ума сойти!
   Свет лампы высветил торцевую стену, где выделялась ниша с полукруглым верхом. В глубине ниши виднелся рисунок, сделанный черной и белой краской, покрывавшей глубоко врезанные линии. Нарисована была длинноклювая птица.
   – Ибис! – воскликнула за спиной Неферит.
   – И что? – нахмурился Сергий. – Молиться теперь на него?
   – А ты попробуй, толкни, – посоветовала Неферит.
   Роксолан попробовал. Плита с изображением ибиса, птицы, посвященной Тоту, хоть и с трудом, но сдвинулась с места, загудела, отодвигаясь вглубь, укатываясь от усилия руки. Сергий глянул на пол и увидел уже знакомые ему ложбинки, выдолбленные под шары-каточки.
   Откатив плиту шагов на пять, Роксолан открыл в боковой стене еще один проем, запертый каменной «дверью», теперь уже со знаком скарабея.
   – Ага!
   Сергий оставил в покое плиту с ибисом и переключился на ту, что отмечена жуком.
   – Ой! – вскрикнула Неферит. – Она движется!
   Сергий обернулся. Плита с ибисом медленно катилась обратно – видать, древние умельцы проложили ей путь с таким ничтожным уклоном, что и двигать по ней каменную глыбу было не слишком трудно, и запирать не требовалось – дверь закрывалась сама. И как он потом выйдет, если она затворится?!
   – Гефестай! – позвал Сергий, придерживая плиту. – Постой тут, подержи!
   – Держим! – прогудел кушан, упираясь в камень могутным плечом и подмигивая Неферит.
   Сергий тем же манером нажал на дверь со скарабеем. Ан нет! Не пошло!
   – Тут дырка… – проговорила Неферит, наклоняясь.
   – Вставляй амулет!
   Девушка просунула каменного скарабея в овальное отверстие.
   – Ай, он туда провалился!
   Сергий толкнул стену. Пошла!
   – Так и надо было, – успокоил он Неферит. – Жучара сработал как гирька, перевесил там что-то – и убрал засов. Механика!
   Дверь с жуком докатилась, куда надо, и глухо ударилась о стену. Справа от Сергия открылась ниша, а в ней, на диске из слоновой кости, лежал крест с верхним концом в виде овала. Или петли.
   – Анкх… – прошептала Неферит.
 
   – Ты поглянь! – хмыкнул Гефестай, рассматривая диск. – Это не простая слоновая кость, а выпрямленная. Видишь, как волокна пошли? Или ее как-то размягчили…
   – «Эллинский секрет»? – улыбнулся Искандер.
   – Похоже…
   – А что это за рисуночки?
   Неферит отобрала диск и сказала:
   – Это не рисуночки, а карта. По ним мы найдем Хи-ку-Дхаути!
   – А-а…
   – Так… – разбиралась Неферит. – Вот наш обратный путь – столп, двугорбая скала… Хапи! Та-ак… Хм…
   – Что? – спросил Сергий.
   Он в это время любовался анкхом. Анкх был древнейшим символом жизни, и одновременно считался ключом от ворот смерти. Древние мастера сработали крест из метеоритного железа – других металлов, кроме самородного золота, у них не было, эпоха металлургии еще не пришла… Анкх лежал на ладони увесисто, мелкие значки покрывали его глубокой чеканкой.
   – Не понимаю… – растерянно проговорила Неферит. – Получается, что Крепость духа Тота скрывается совсем рядом с «Пер-Исфет»!
   – Чего-чего?! – вытаращился Эдик.
   – Ты уверена? – быстро спросил Сергий.
   – Совершенно! Вот, смотри сам. – Неферит сунула ему под нос диск с картой. – Видишь? Вот – Хапи, а вот эта «пила» означает порог реки. И это второй порог! Видишь?
   – Похоже на анкх… – пригляделся Сергий. – Столбик креста – это порог, перекладина – река, а овал…
   – А овал, – горячо подхватила Неферит, – это кольцо гор, окружающих «Пер-Исфет»! Вернее, это теперь там каменоломни, а что было тогда… Не знаю! Но дорога ведет туда.
   – А куда именно? – заинтересовался Искандер, и посмотрел на Сергия. Оба подумали об одном и том же.
   – Та-ак… – затянула Неферит. – Нам нужно прорвать кольцо гор в одном месте, где дорога сначала раздваивается, а потом…
   – Расходится в три стороны! – дуэтом ответили Сергий и Искандер. И рассмеялись.
   – А вы откуда знаете? – нахмурилась паллакида.
   – Мы там были! – объяснил Тиндарид и рассказал о Ленточном каньоне.
   – Стоило в пустыню переться! – фыркнул Гефестай.
   – Умник нашелся! – сердито сказал Искандер. – А откуда мы знали? И, кстати, ты там тоже бывал! Чего ж не нашел пути к Хи-ку-Дхаути?
   – Да это вы все! – отмахнулся Гефестай. – «Воду нам ищи! За пчелками следи!» Вломились в один тупичок, а в остальные даже не заглянули. Слышь, Неферит, а куда идти надо было? Ну, там, где дорога натрое?
   – В крайний слева!
   – О! Что я говорил? А мы в тот, что справа, вломились!
   – Что за шум, а драки нет? – подоспел Эдик.
   Известие о том, что самые страшные секреты «Дважды великого и трижды величайшего» были у них под боком, оставили Чанбу равнодушным.
   – А мы колодец зато нашли! – гордо заявил он. – Вода чистая, холодная!
   – Взаправду холодная? – спросил Сергий с интересом.
   – Аж зубы ломит!
   – Веди. Идемте все! Напьемся, доедим, что осталось, и отдыхаем. Солнце сядет – и в путь!
 
   Через час голоса под тяжелыми сводами древнего полухрама-полукрепости утихли. Контуберний и девушки Кадешим устраивались поспать. Сергий забил себе местечко накуче трухи – постелил сверху плащ, и лег. Было мягко и не холодно – пустыня грела.
   Укоротив фитилек лампы, Лобанов превратил ее в ночничок, и приготовился уже закрывать глаза, когда вдруг увидел Саджах, бредущую к нему. Девушка несла перед собой такую же лампу, защищая огонь ладонью. Трепетный свет озарял спокойное и красивое лицо. Саджах подняла взгляд и улыбнулась.
   Поставив свою лампу на пол, она скинула с себя плащ. Со спокойной непосредственностью маленькой девочки. Две лампы создали тусклую подсветку, рельефно выделив нагое тело, прекрасное и совершенное.
   Саджах опустилась на колени и стянула с Сергия его схенти. И легла рядом, прижимаясь к нему грудью и животом, закидывая бедро, потянулась губами, провела ладонью по его ноге, скользнула в одно место… Ласковая деловитость девушки могла бы вызвать и раздражение, но только не в этот момент. Роксолан слишком устал, чтобы проявлять активность даже в любви. Саджах все сделала сама, исцеловав его, изгладив, изнежив.
   Когда все кончилось, Саджах немного посидела на нем, сжимая бедрами, покачалась, ловя последние отзвуки сладострастья, потом наклонилась, касаясь грудями, поцеловала и осторожно освободила лоно от пленительного сопряжения.
   Сергий лежал и улыбался. Зашелестел плащ, покрывая темным светлое, и гибкая рука подхватила лампион.
   Лобанов зажмурился, но возбуждение не унималось, и он открыл глаза. И увидел, что лампион возвращается. Только огонек теперь освещал другое лицо. К нему шла Сара.
   Девушка присела на корточки, поставила лампу, разделась. Сергий хотел что-то сказать, как-то оправдать грядущий неуспех, но мягкие губы Сары закупорили его рот. Руки его сами скользнули, трогая упругие груди, теребя отвердевшие соски. Сара вела себя как Лилит, первоженщина, созданная для услад праотцу Адаму. Она целовала его то страстно и горячо, то нежно, едва касаясь губами, отодвигаясь и щекоча волосами сначала грудь, потом живот, потом бедра. Лобанов и сам не верил, что способен так быстро восстановиться, но Сара-таки подняла ему настроение… Девушка была податлива и ласкова, Сергий овладел ею не спеша, с толком и большим чувством…
   …Проводив глазами трепетный огонечек, он уже не закрывал глаз. И правильно. Третьей к нему пришла Мирьям.
   – Вряд ли ты будешь довольна мной… – прошептал Роксолан.
   Мирьям улыбнулась. Наклоняясь и вжимаясь грудью, она прошептала ему на ухо:
   – Буду!
   Что творила с ним Мирьям, Лобанов мог рассказать потом только себе. Она могла лизать ему правое ухо, одновременно защипывая кожу в каких-то ей одной известных точках, там надавливая пальцем, здесь покусывая. Девушка осталась довольна Сергием…
   Он проводил Мирьям глазами, и стал ждать следующую девушку Кадешим. Было ли это обрядом? Или девушки просто выражали свою симпатию? Не спрашивать же об этом…
   В темноте затеплился огонечек – это шла Суламифь…
 
   Вышли под вечер. Миновали долину и пошагали глубокими душными западинами, похожими на ущелья, между пересыпавшимися дюнами, огромными огнедышащими горами песка. Путь шел крутыми извилинами, Ахми и Сергий обходили сыпучие склоны, но ноги все равно вязли в рыхлом песке. Близился вечер, слепящий золотисто-серый свет пригасал, междурядья полнились лиловыми тенями.
   Лобанов оглядывался на Эдика, на Гефестая, на Искандера, но ни одного хитрого взгляда не перехватил, ни одной подначки, ни одного красноречивого жеста. Видать, друзья крепко спали, пока он предавался любовным утехам. И девушки Кадешим по-прежнему не выделяли его, в их отношении не было подчеркнутой ласковости, они не слали ему тех расслабленных улыбок, чье значение открыто лишь для двоих. Для восьмерых, подумал Сергий и усмехнулся. Удивительно, но «ночь любви» не так уж и утомила его. Нет, усталость в теле жила, но без надлома, без мертвящего равнодушия, – приятная истома, когда потянешься хорошенько – и мышцы приятно напруживаются, готовые к могучему действию.
   И все-таки… Сергий вздохнул. Он бы с удовольствием променял «любовь ввосьмером» на одно свидание с Авидией. Девушки Кадешим были прекрасны, восхитительны, великолепны, желанны, сексуальны и так далее, но Авидия Нигрина была ему родной. Девушки утешили его, с ними ему было очень хорошо, но у любви своя арифметика, хитрая арифметика, и единица там равна восьми…
 
   Дюны мельчали, понижаясь, пока не рассыпались грудами затвердевшего, слежавшегося песка. Контуберний и девушки Кадешим пошли по низкому ровному плоскогорью, усыпанному черными россыпями пирамидальных камешков, перекатывавшихся под ногами, по хрустящему грубому песку, по плотным желтым глинам солончаков, изборожденным темными трещинами, пошли, вглядываясь в темнеющую даль, застланную маревом горячего воздуха.
   Зашло солнце, накал ослабел и бесконечные валы пустыни, днем размытые в сероватой мге перегретого воздуха, стали видны отчетливо.
   Ночь была безлунной и безветренной, храня мертвенный покой и молчание пустыни, но кончилась и она – на востоке стал виден пильчатый край тассили. Переждав горнило дня в знакомой расселине, напившись до бульканья в животах, люди сделали второй ночной переход, и ранним утром, когда Ра затопил розовым сиянием половину неба, вышли к храму Хатхор.
   Робкие жрицы были рады неожиданному паломничеству – они накормили изголодавшийся отряд и даже позволили искупаться в храмовом бассейне, где плескалась чистая вода. Проспав до обеда, Сергий скомандовал подъем и себе, и друзьям, и подругам.
   Натянув выстиранные плащи-покрывала, отряд поплелся к барке. Ахми снова «оторвался от коллектива».
   – Пойду я… – неуверенно молвил он.
   Сергий крепко пожал ему руку, и сказал:
   – Спасибо тебе! И… Погодь минутку! – Он порылся в своей торбе и вынул оттуда шкатулку с бериллами. – Держи! Я сам прибрал эти камешки, так что пусть боги на меня и сердятся. Ты тут ни при чем.
   Сияя, ливиец принял шкатулку своего пра-пра-пра и отошел, вскидывая руку в жесте прощания.
   – Прощай! – хором закричали девушки Кадешим.
   – Удачи! – пожелал Эдик.
   – Бывай! – прогудел Гефестай.
   Ахми помахал рукой, медля поворачиваться спиной, и стоял на берегу, пока барка не отчалила и не выгребла за скалистый мыс.
   – Не страшно возвращаться? – спросил Эдик Сергия.
   Лобанов подумал.
   – Страшновато, – пожал он плечами, – а что делать? Другой дороги нет! Попробуем прошмыгнуть, изобразим свиту при великой жрице Неферит, отправившейся на богомолье, а если не получится по-хорошему… Не знаю. Придется, наверное, взять кого-нибудь в заложники… Посмотрим!
   Дорогу до первой заставы, где стоял глинобитный заборчик, а в скале была вырублена пещерка под святилище, одолели быстро. К удивлению Сергия, легионеров на посту не стояло. Приятное наблюдение тут же зародило в нем неясные подозрения.
   – Чего это они? – удивился Гефестай. – Изменили режим содержания?
   – У них сегодня день открытых дверей! – тут же ввернул Эдик.
   Но Сергию было не до смеха. Он невольно прибавлял шаг, и до «Пер-Исфет» они добрались мигом.
   – Что за… – начал Гефестай ворчливо, и не закончил.
   Сергий мрачно обвел котловину взглядом. Полнейшее молчание стыло кругом. Ни от стен каструма, ни от шене не доносилось ни звука. Зато повсюду валялись трупы мере, среди них попадались убитые легионеры.
   – Мертвая тишина, – пробормотал Эдик, – так это называется…
   – Это называется бунт, – поправил его Искандер, – бессмысленный и беспощадный!
   Грифы-стервятники скакали от тела к телу, взмахивая крылами. Скакали лениво, видать, обожрались мертвечиной.
   – Пошли! – выговорил Сергий, и двинулся мимо шене. Нестерпимая вонь коснулась носа.
   – Ну и духан… – пробормотал Эдик.
   – Сейчас проверим источник… – сказал Гефестай, поднимая увесистый камень.
   Он швырнул его, перебрасывая через обе стены шене, и над работным домом всклубилась черная туча, орущая и хлопающая крыльями, словно легион бесов явился за душами грешными, дабы уволочь их в ад.
   – Эй, там кто-то живой! – воскликнул Регебал, указывая на шене.
   Из ворот работного дома выбрался патлатый мужик, кое-как обмотавший тряпьем исхудалые чресла. Он брел, опираясь на палку, одну из тех, которыми орудовали надсмотрщики.
   – Да это Ахавер! – ахнул Эдик. – Офигеть!
   Ахавер приблизился, и протянул дрожащую руку.
   – Поесть бы! – проскулил мере.
   Неферит поджала губы, но лепешку из торбы вытащила и сунула Ахаверу.
   – На!
   Мере с жадностью вцепился в ячменный хлебец, смакуя каждую крошку и урча.
   – А где все? – спросил Кадмар.
   Ахавер сперва проглотил, давясь, огрызок лепешки, и лишь потом дал невнятный ответ:
   – А вы ушли, и тут как затрясется земля! Полстены обвалилось в шене. Отсюда не видно, это с той стороны… Римляне забегали, надсмотрщики примчались, кричат: «Хатиаи убили! Хатиаи убили!» А главный надсмотрщик тут же себя управителем новым объявил. А остальные не захотели, чтоб он, и ну драться! А мы на них кинулись! Римляне пока спохватились, а мы – вот они! Дали им жизни…
   – Так где все? – терпеливо повторил Кадмар.
   – Не знаю… – промямлил Ахавер. – Римляне убежали, наших побили…
   – Ладно, – сказал Сергий, – доедай и проваливай! Римляне как убежали, так и прибегут. Бунта вам никто не простит, спросят по полной!