– Понял…
Внезапно из-за щитов показался Торнай. Он вскочил на пьедестал статуи, изображавшей царственную пару – Птолемея Лагида и супругу его Беренику, – и заорал:
– Люди! Вы меня знаете! И я подтверждаю – священную барку увел и осквернил Зухос!
Толпа заволновалась.
– Чем докажешь? – крикнули из задних рядов.
– Я сам угонял барку! – сделал признание Торнай. – По приказу Зухоса. Я не мог не исполнить приказа, Зухос заставил меня. А этот человек, – он указал на Сергия, – снял с меня заклятье! Не верьте Зухосу! Он убийца и вор!
Толпа взвыла, люди перемешались и яростно заспорили – повторялась та же история, что и в «столице» Буколии. Кто-то продолжал швыряться камнями, но былого единства уже не было – посеянные сомнения раскололи общую массу, разобщили строй. Крикуны, подосланные Кааром, старались вовсю, но бедные роме уже не знали, кого слушать.
Мало-помалу толпа начала расходиться, не дожидаясь, пока их вытолкают щитами, наподдавая древками копий.
– Я уж думал, придется кровь пускать, – усмехнулся Сезий.
– Обошлось… – выдохнул Лобанов. – Что стоишь? Командуй!
– Цепью стройся! – зычный голос Турпиона облетел площадь.
Загремели щиты, легионеры быстро перестроились и начали растягиваться в цепь. – Пошли!
Ракотис попал в окружение. Облава на «Крокодила» началась.
Отряд римлян, ведомый Неферит, отправился обыскивать Серапейон, а Сезий Турпион повел три кентурии на Ракотис. Сергий пристроился рядом. Впереди легионеров он прошел под гулкими сводами арки в большой внутренний двор пятиэтажной инсулы, занимавшей все место между двумя переулками. Инсула – многоквартирный дом – была совсем новой. В четырехугольный двор выходили галереи всех этажей, на каждую галерею вела своя лестница – на первые два этажа она была сложена из камня, а дальше тянулись лестницы деревянные – домовладелец порой, когда квартиранты залезали в долги, попросту вынимал ступени, и жильцы, не имея возможности спуститься, кричали, жаловались, но доставали-таки заначки и расплачивались с хитроумным хозяином.
– Клавдий – на пятый и четвертый! – распоряжался Сезий. – Гонорий – на третий и второй! Валерию окружить дом с улицы! Вперед!
Лобанов поднялся по лестнице, стараясь не касаться перил – слишком близко проходила канавка, служившая для смыва отходов жизнедеятельности. Поднявшись на галерею четвертого этажа, он увидел ряд дверей, прорезавших стену. Все косяки были выкрашены в красный цвет, а рядом, в желтом песчанике несущей стены, была выбита фамилия жильца. В глубоко врезанные буквы строители втерли синюю пасту, и имена «Теофил из Мемфиса» или «Хеб-Ур, писец» смотрелись приятно для глаз – синее на желтом.
Впрочем, двери висели не везде, частенько створку заменяла грязная занавесь, а то и вовсе пустой проем вел в жилище, откуда несло теплым смрадом.
Легионеры тарабанили в двери, требуя отворить, и входили, отстраняя трусивших хозяев – те льстиво улыбались и частили скороговоркой, убеждая власти в своей абсолютной лояльности. Римляне их не слушали – обходили комнаты с факелами в руках, заглядывая во все углы, и покидали жилое помещение, не прощаясь и не тратя время на извинения.
В одну из подозрительных квартир Сергий вошел первым. Пробравшись одним узким коридором, он попал в другой, с высоким сводчатым потолком, отражавшим свет факелов. Стену коридора прорезали два проема, ведущие в маленькие комнатушки, светлые и даже уютные, с распахнутыми настежь решетчатыми ставнями. Окна выходили на площадь Серапеум, по которой как раз двигался римский отряд, во главе которого шагала Неферит.
Лобанов улыбнулся, и перешел в другую комнату. Он настолько был занят мыслями, что едва среагировал на угрозу. Но все же поспел – коренастый человек в длинной тунике бросился на него из-за резной двери, и ударил ножом – снизу вверх, целя в живот. Сергий рефлекторно отшагнул назад, разворачиваясь боком и пропуская руку с ножом, кривым и остро наточенным. Перехватив ее, он не стал выкручивать конечность, а мотнул коренастого и приложил его к стене. Тот впечатался так, что кирпичная перегородка загудела, но ножа не выпустил, хоть и разбил лицо в кровь.
– Какой ты невежливый, – ворковал Роксолан, нанося удар локтем в челюсть, – разве так встречают гостей?
Он отпустил хозяина, и тот упал на спину, роняя оружие. Перекатился, встал на колени, потянулся на потерей… Сергий заехал ему между ног, наклонился и добавил для верности кулаком по шее. Руки и ноги у коренастого разъехались в стороны.
– А, вот он где прятался! – радостно вскричал курчавый Клавдий, входя в комнату. – Это Анан, – пояснил он для преторианца, – приохотился матрон грабить на Соме! Подбегал, выхватывал кошелек, и деру! А в толпе срезал с пояса… Эмилий, Тит! Заберите эту падаль отсюда!
Два дюжих легионера протиснулись в комнату, сразу будто уменьшившуюся в размерах, и поволокли Анана прочь. Тот вяло трепыхался, стонал и размазывал кровь по избитой морде.
– Тут его нет, – определил Сергий. – Двигаем дальше!
Дальше по улице располагался дом в виде «Г», занимая весь угол между улицами Ракотида и Керамик. Дом был громоздкий, с толстыми облезлыми стенами из ракушечника, со сводами из выщербленных гранитных плит, опертых на колонны. Пологие скаты крыши краснели рядками черепицы, положенной на раствор. А обитали в этом дому нищие из нищих – носильщики, метельщики, чистильщики каналов, по которым в море сбрасывались нечистоты. Тут же проживали дешевые проститутки, обслуживающие матросов и портовых грузчиков, престарелые жонглеры и акробаты, потерявшие вместе со здоровьем и свои жалкие заработки. Сюда Сергий даже подниматься не стал – Зухосом тут и не пахло.
К обеду вышли к Агоре и соединились с теми, кто прочесывал Ракотис от улицы Сомы.
– Проверено, – завопил Эдик, увидав Сергия, – крокодилов нет!
– Гляди в оба, минер хренов… – пробурчал Сергий.
Итак, половина квартала была прочесана. Остался тот район, что лежал к западу от Агоры.
Полторы тысячи римлян шли тесно, дистанция между воинами в цепи становилась все меньше, и это подогревало азарт, придавало смелости малодушным. Дома, дворы, сады, парки, улицы и переулки – александрийская застройка уже рябила, сливаясь для Лобанова в одно расплывчатое пятно.
Ближе к вечеру, когда осталось обыскать всего три или четыре дома, тошнотворные сомнения закопошились в Роксолане – а тут ли Зухос?!
– Окружай! – шумел Сезий Турпион. – Клавдий, веди своих!
Легионеры побежали по лестницам вверх, спотыкаясь на ступеньках – набегались за день.
– Неужто упустили? – пробормотал Гефестай, подходя к Лобанову.
– Да не должны вроде…
И вот последний дом – богатая инсула для платежеспособных постояльцев, с балкончиками, с портиками вокруг, в нишах статуи, в арках – полуколонны. Весь контуберний собрался неподалеку, потом подошли девушки Кадешим.
Сергий стоял, слушал недовольные вопли хозяев, и рявканье озлившихся легионеров, и думал: «Неужто и тут пустой номер?»
– Ушел! – разнесся крик Неферит.
Паллакида выскочила из-под арки подъезда, и бросилась к Сергию.
– Ушел он! – выдохнула она. – Через погреб в катакомбы сквозанул, гад такой!
Лобанов зарычал.
– Сезий! – окликнул он. – Посылай своих вниз! Факелы только не забудьте! А катакомбы, – обернулся он к Неферит, – они куда ведут? За стены выходят?
– К Некрополю? Н-не знаю… Может, и выходят!
– Сезий! Пошли сотню в Некрополь, за стены!
Турпион махнул рукой, принимая совет. А Неферит задумалась. Сергий с силой потер лицо, и спросил ее:
– О чем думаешь? У тебя даже морщинка на лбу появилась!
Неферит слабо улыбнулась его тону, и покачала головой.
– Зухос не выйдет в Некрополе… – промолвила она. – Что ему там делать? С христианами он не дружен, да и вообще… Где спрячешься в Городе мертвых? И куда двинешься из него? Ведь Зухос бежит, он спасается! А куда бежать из Александрии? Обратно в Дельту? Глупо. На запад, в Киренаику? Так там все голо, не спрячешься! Нет, Зухос кто угодно, но не дурак! У него только один путь отступления…
– Порт! – быстро договорил Сергий, и сердце его забилось.
– Да! – подтвердила Неферит. – Египет для него закрыт, а иной дороги, кроме морской, просто нет.
– И поплывет он не куда-нибудь, а в Рим… – почесал в затылке Сергий. – Тут Торнай прав…
Оглядевшись, он обнаружил искомое – коня. Подбежав и вскочив в седло, Лобанов крикнул Гефестаю и Эдику:
– Скачите за мной! Все! В порт!
Он пустил коня рысью, но ожидать слишком долго не пришлось – бодрый топот за спиной возвестил о том, что подкрепление не отстает. Сергий оглянулся, и увидел контуберний в полном составе. И Сезия Турпиона впридачу.
Кавалькада поскакала напрямки, дворами и проулками, пересекла вечно шумную Канопскую, и вырвалась к гавани Эвност – длинному ряду причалов, поперек которого шли сухие доки под черепичными крышами. У причалов покачивалось несколько торговых судов, широких и пузатых. На рейде стояло огромное судно-катамаран, загруженное гранитным обелиском – пошла такая мода, увозить египетские древности и устанавливать на своих площадях и форумах.
Роксолан направил коня к говорливой компании матросов и купцов, и спросил:
– Никакие корабли после обеда не уходили?
Все обернулись, и посмотрели на него со странным выражением.
– А ты кто такой, чтобы спрашивать? – нахмурился мореход, чьи голые мускулистые руки от пальцев до крутых плеч покрывала татуировка.
– Я – Сезий Турпион! – выехал вперед прими-пил. – И я повторяю вопрос своего товарища: уходили корабли после обеда?
Настроение в толпе несколько изменилось.
– Ситагога ушла сразу после обеда, – пробурчал мореход с тэту. – Моя ситагога! «Изида»!
– Да не ушла она! – поправил его купец-египтянин в белой тунике и с накрашенными глазами. – Угнали ее!
– Кто?! – Сергий аж с седла привстал.
– Да не знаем мы! – с досадой ответил татуированный. – С утра поставили мы ее под погрузку, а после обеда прихожу – нету! Ушла недогруженной! Ее еще дня два грузить, а где она?!
– Так… – протянул Лобанов, соображая, и сказал решительно: – Сезий, в Кибот!
Кони с места сорвались в галоп, и поскакали к военной гавани. Никто бы контуберний не пропустил, но Турпион послужил пропуском – примипила, приближенного к префекту, знали.
Киботская гавань была искусственной, ее вырыли еще при Птолемеях, дабы было где размещать военный флот и не мешать при этом флоту торговому. Гавань квадратом врезалась в берег, и радовала порядком – боевые триремы и либурны стояли как по линеечке, даже реи развернуты один в один. Кибот был окружен высокой каменной оградой – военный объект! – а на воротах скучали четверо стражей в анатомических панцирях и при мечах. Сезия Турпиона они узнали и вскинули руки в салюте, а при виде контуберния слегка напряглись. Сезий бросил небрежно:
– Они со мной! – и стража успокоилась, расступилась.
Контуберний проник на охраняемую территорию. Пробежавшись вдоль причалов, Искандер с Эдиком обнаружили небольшой миапарон, парусно-гребной корабль размером с сехери. Рассчитанным на десять гребцов, миапароном пользовались как кораблем курьерским или разведовательным, поскольку его отличала быстроходность. Что и требовалось доказать. Однако комендант Кибота, суровый, почти монументальный Авл Цезий по прозвищу Скилла, наотрез отказался передавать миопарон «неизвестно кому и непонятно зачем».
– Послушай, Скилла! – сказал Сезий, почти выходя из себя. – Я не для себя прошу! И не для них! Речь об интересах Рима!
Скилла презрительно усмехнулся, и выговорил:
– Ради Рима я всех трирем не пожалею! Но отдавать хороший корабль просто так…
– Мы заплатим! – рубанул Сергий.
– Обойдусь! – величественно сказал Скилла.
Тогда Роксолан перемигнулся с контубернием, и напряг волю. Вытянув руку, как это делали гипнотизеры, он произнес властно и раздельно:
– Ты отдаешь нам миапарон!
Скилла посмотрел на него и махнул рукой.
– Да забирайте… – сказал он, и Сергий опять не понял, что тут подействовало – его умение или просто в коменданте вредности убавилось?
– Пошли, пока он не передумал! – проговорил Лобанов.
Контуберний попрыгал на палубу миапарона, и сел на весла. Уахенеб, как более сведущий в мореходстве, занял место у кормила. Как и в любой другой день, дул северный ветер, поэтому порт Александрии покидали на веслах.
– Отойдем подальше, – крикнул Уахенеб, – ветер переменится!
Гребли, однако, долго. Уже и берег пропал за волнами, один маяк торчал над горизонтом.
– Так и стемнеет скоро, – тревожился Искандер, – и как мы ночью ситагогу эту найдем?
– Ситагога – лоханка большая, – проговорил Гефестай, – разглядим как-нибудь!
– Есть тут один плюс, – вставил Сергий, – нас тоже будет трудно разглядеть с ее палубы.
И тут задул соланус – ветер с востока.
– Ура, – спокойно сказал Эдик, и первым занялся парусом.
Слушаясь Уахенеба, контуберний тягал шкоты и брасы, гордени и топенанты. Стойкий соланус поддувал хорошо, миапарон даже кренился на левый борт, но ход развил скорый. Солнце окунулось за горизонт, перекрасив недавно еще лазурное море и синее небо во все оттенки красного и золотого. И вот тогда глазастый Фиванец заметил за окоемом маленький черный горбик. Это была ситагога.
– Верным путем идете, товарищи! – возвестил Эдик.
– Ты это уже говорил! – покривился Искандер. – Повторяешься!
– Верным курсом следуете, товарищи! – поправился тот. – Так лучше?
Искандер молча отмахнулся, и сказал:
– Вот будет фокус, если никакого Зухоса на ситагоге нет!
– А почему тогда она незагруженная ушла? – поинтересовался Гефестай. – Это ж тебе не сехери! Тут таких всего три плавает – «Сиракузы», «Церера» и «Изида»! И каждая везет столько зерна… Сейчас посчитаю…
– Что там считать? – перебил его Искандер. – И что спорить? Подгребем поближе, и все узнаем!
«Подгребать» пришлось долго. Уже и закат угас, и небо покрылось звездами, а черный силуэт ситагоги вырос не намного.
– Весла на воду! – скомандовал Сергий. – Добавим ходу!
Скорости прибавилось, и корма ситагоги «Изида» постепенно делалась ближе, нависая над миапароном. Еще бы! Палуба гигантского зерновоза качалась на высоте четвертого этажа! Груженая, ситагога опустилась бы пониже, но «Изида» шла порожняком.
– И как туда забраться? – шепотом спросил Эдик.
Гефестай, вместо ответа, прошел на нос и показал маленький бронзовый якорь.
– А добросишь?
Гефестай фыркнул, и посмотрел на Лобанова. Тот покачал головой.
– Лучше не надо, – сказал он, – наделаем шуму… Подойдем к рулевому веслу, я попробую по нему…
Уахенеб подвел корабль почти к самому рулевому веслу ситагоги – громадному бревну, окованному медными обручами. Скинув сандалии, Сергий примерился, перескочил с борта миапарона на рулевое весло, и чуть не сорвался – древесина скользила под пальцами.
– Держись! – придушенно крикнул Эдик.
– Держусь… – прокряхтел Роксолан.
Бревно под ним гуляло, и ползти по нему в темноте было делом не самым приятным. Цепляясь за обручи, Сергий добрался до солидной бревенчатой рамы, на которой держалось весло, привязанное толстенными канатами. Пара рулевых весел, по одному с каждого борта, соединялась поперечиной с рукоятками. За них-то и хваталась пара вахтенных – голых по пояс матросов, удерживавших корабль на курсе. То ли сонные, то ли пьяные, морячки еле стояли, и проскользнуть мимо них Роксолану удалось легко. Огромная палуба ситагоги уходила к носу локтей на сто двадцать. Две громадные мачты, растянутые массой веревочных снастей, несли на себе по два паруса каждая. И как морячки только поднимают их? Бантов не было, на мачту залезали по канату.
Палуба впереди чернела, как один бездонный трюм, но восходившая Луна подсветила ее, проложив косые тени – вот, дескать, твердый настил, ступай, не бойся.
Лобанов заскользил, пригибаясь, вдоль борта, и вышел к маленькой надстройке-будке, прикрывавшей спуск в каюты. Дверь надстройки была отперта. Сергий прислушался. Броде идет кто-то… Шум моря заглушал звуки, но шаги, шаркающие и шлепающие, были различимы. Потом по стенкам надстройки забегал свет, и снизу показалась лысая голова человека. Не лысая – бритая! Во рту у Сергия пересохло. Это Зухос!
«Тот-Кто-Велит» поднимался на палубу, держа перед собой бронзовый фонарь с окошками, заделанными слюдой. Роксолан мягко отступил в тень.
Покашливая и шаркая сандалиями, Зухос вышел на палубу. И вдруг замер. Моментально пригнулся, отшвыривая фонарь за борт, и развернулся к Сергию. Лицо Того-Кто-Велит, освещенное луной, казалось мертвенно-синим. Впечатление усиливалось резкими тенями в западинах глазниц.
– Привет, Зухос, – ухмыльнулся Лобанов, чувствуя в душе подъем. – Вот и свиделись!
Каар отступил, и уперся спиной в мачту.
– Сергий… – глухо проговорил он. – Сергий Роксолан…
– Догадлив, крокодил!
– Послушай, – сказал Зухос доверительно, – я не понимаю, зачем нам ссориться? Я уже предлагал тебе свою дружбу, повторяю снова – будь мне товарищем! И мы с тобой такие дела завернем… Ух! Ты представь только – я пройду во дворец к императору Адриану и стану его другом! Никто меня не увидит, а только принцепс будет говорить и делать то, что я ему скажу! Подговорю его назначить тебя прокуратором… Нет, сначала мы с Адрианом тебя во всадники выведем!
– Мы с Адрианом! – усмехнулся Сергий. – Скромник ты, однако…
Он медлил с применением силы – поджидал друзей, а перед тазами все стояла средневековая картинка: «Искушение Св. Антония»…
– А чего скромничать?! – горячо заговорил Зухос, медленно переводя руку к поясу. – Да кто он такой, этот Адриан?! Можно ли сравнивать его и меня? Или тебя? Разве мы не достойны трона?
– Не примерялся как-то, – пожал плечами Лобанов. – И вообще, у меня другое задание – тебя шлепнуть! Так что не отвлекай меня больше всеми этими глупостями и позволь исполнить мои прямые служебные обязанности…
Все это время он смотрел прямо в глаза Зухосу, хотя поймать их выражение в лунном свете было невозможно. Но, когда готовишься прирезать человека, невольно глянешь туда, куда собираешься пырнуть. Зухос чуть склонил голову, будто примериваясь, и в тот же миг выхватил узкий стилет. Ударил без замаха, но Сергий бдил. Перехватив руку Зухоса, он резко вывернул ее, и крепко приложил «Того-Кто-Велит» о мачту. Стилет жалобно зазвякал, прыгая по доскам палубы.
– А-х-ха! – выдохнул Каар, но быстро оттолкнулся от мачты, нанес сильный удар ногой назад.
Сергий не ожидал от него такой прыти, и пропустил удар, только развернулся боком, чтобы принять его вскользь. При этом он выпустил руку Зухоса. «Крокодил» тотчас же воспользовался предоставленной свободой и кинулся за стилетом. Напрасно. Сергий опередил своего опасного противника, как следует врезав ему по печени. Зухоса отнесло обратно к мачте. Привстав на колени и разогнувшись, «Крокодил» изменил тактику. Не вставая с колен, он вытянул вперед руки, и заговорил глухим голосом:
– Повинуйся! Повинуйся мне! Служи! Служи!
– Хватит тут цирк устраивать! – грубо сказал Лобанов, со страхом ощущая, как цепенеет тело, и руки наливаются свинцом. С трудом повернув голову, он заметил подбегавших друзей – Искандера, Эдика, Уахенеба. – Помогайте! – еле выговорил он непослушными губами, словно онемевшими на морозе.
Контуберний выстроился за его спиной, набычил шеи, устремил взгляды на коленопреклоненного Зухоса.
Сергий с облегчением почувствовал, как отпускает его чужая воля. Понял это и Зухос. Яростно взвизгнув, он вскочил и кинулся на Роксолана, скрючивая пальцы. Лобанов уловил исходящую от него злобу, но и отчаяние чувствовалось, и страх. А вот силы не было, отсутствовало тяжкое, липкое ощущение подавления, потери себя – друзья общими усилиями «гасили» Зухоса.
Сергий легко увернулся от выпада, перехватил «Того-Кто-Велит», и отбросил к мачте. Глаза Зухоса расширились, он словно провидел участь свою.
Лобанов сконцентрировался, и провел удар, который кельты называли «геройским изгибом острия копья» – сложил пальцы руки в наконечник и пробил Зухосу грудь, разрывая кожу, ломая ребра. Сердце «Крокодила», полное крови, лопнуло. Брезгливо выдергивая пальцы, Сергий отступил назад, и Зухос рухнул ему под ноги. Рухнул с застывшим на лице выражением ненависти. Лобанов безразлично глянул на «Того-Кто-Велел», и отвернулся, переводя дыхание.
– Все! – выкрикнул Эдик. – Все! Зухос – капут!
Яркая луна высветила всю палубу. Труп Того-Кто-Велел отбрасывал самую короткую тень. Но самую черную…
Весь следующий день Сергий провел в беготне. Ситагогу оставили у причала, и купец, разрываясь между жадностью и чувством благодарности, не знал, какую дать награду «перехватчикам». Лобанов отмахнулся от него, и торгаш не был в претензии… Труп Зухоса унесли, и тут же установили несколько сходен. Рабы-грузчики, выстроившись цепочками, потащили на ситагогу амфоры, полные зерна.
Сезий Турпион сиял, и тут же поволок Роксолана к префекту Египта. Тот спал, и сильно разгневался на своего секретаря-корникулярия за раннюю побудку, но известие о гибели Зухоса мигом взбодрило префекта. Лобанов удостоился аудиенции, был обласкан и покинул Цезареум с увесистым мешочком.
Золотые динарии честно поделили, после чего контуберний получил увольнительную. Эдика Сергий заметил под ручку с Суламифью, Гефестая утащила Сара… Куда и с кем делся Искандер, Роксолан не приметил. Очень возможно, что Тиндарид засел в Библиотеке…
А Сергий весь день шатался по городу, пялился на достопримечательности, заходил в храмы, гулял по парку Панейона – бездумно, бездельно, не тревожась ни о чем. Все страшное и опасное будто смыло с души.
Под вечер он вернулся в Регию, послушал одинокое эхо, заплутавшее в переходах, и вышел в Алебастровый зал. Здесь его ждала Неферит. На паллакиде был легкий хитон из полупрозрачного виссона, заколотый на плече золотой фибулой в форме скарабея, волосы уложены в высокую лемнийскую прическу, ножки обуты в изящные сандалии – прелесть!
– Весь город гудит о победе над Зухосом, – проговорила паллакида, – хотя никто не знает, что одолел его ты. Тебе не обидно?
– Нет, – улыбнулся Сергий. – Служба у меня такая…
Девушка подошла ближе, прижалась, поцеловала – и отстранилась. Сладко улыбаясь, Неферит подняла руки к волосам. Ее тонкие пальцы перебрали «девичью прядь» и расплели ее. Лобанов сглотнул от волнения.
Неферит коснулась фибулы и расщепила ее. Легкий хитон мягко опал на пол, красиво обтекая девичью фигуру.
– Иди ко мне, – послышался нежный, вздрагивающий шепот. И Сергий не воспротивился искушению.
Глава 15
– Дома! – ухмыльнулся Эдик, выходя на широкую и прямую Альта Семита.
Сергий улыбнулся и оглядел контуберний. В Египет они отъезжали с пустыми руками, а возвращались с кладью. Гефестай тащил столик из черного дерева, инкрустированный слоновой костью и лазуритом. В руках у Чанбы была древняя ваза с именем Маат, выточенная из горного хрусталя. Искандер накупил папирусов в тубусах – там были и рассказы о путешествиях в дальние страны, и стихи, и мифы, и сказки. Уахенеб на пару с Кадмаром волокли тюк, набитый обновками, а Регебал с Акуном несли картину – старинный эллинский живописец изобразил на ней Таис Афинскую, поджигавшую Персеполис.
У одного Сергия руки были свободны, все его приобретения умещались на теле – к поясу были пристегнуты ножны с кинжалом из черной бронзы, а на шее болтались два амулета – уджат и тьет, ключи от первой и второй дверей на Пути Истины.
– Зайдем, наверное, домой сначала, – предложил Гефестай, – а потом уже доложимся, да?
– Конечно… – пропыхтел Эдик. – Что я, в преторию с вазой попрусь?!
– Суламифь подарила? – поинтересовался Искандер.
– А то! – гордо признал Чанба.
Лобанов не вмешивался в их разговор. Он благодушествовал. Вот, вернешься с опасного задания в столицу, вкусишь благ цивилизации (он окинул взглядом величественную арку акведука, направлявшего воду к термам), и лишний раз понимаешь, что не зря рисковал, была польза.
Ближе к дому толпа римлян поредела, и в подъезд контуберний зашел, не толкаясь.
Сергий первым поднялся на галерею второго этажа, и постучал. Тишина.
– Ушел, что ли? – уныло предположил Эдик, перехватывая вазу.
Но нет, вот послышались тяжелые шаги, и дверь открылась. Хмурое лицо одноглазого германца высунулось, не суля ничего хорошего непрошенным гостям, и тут же расплылось в радостной улыбке узнавания.
– Сергий! – воскликнул Киклоп. – Проходи!
– Здорово, Одноглазый! – проорал Эдик. – Как жизнь?!
– А Зара с Барой где? – осведомился Гефестай, высматривая леопардов. – Привет!
– Продал… – вздохнул Киклоп. – На что они тут? Да и мяса на них не напасешься…
– Ну, ладно, Киклоп, – сказал Сергий, – ты свари нам чего-нибудь, а мы пока в преторию смотаемся.
– Вина в доме нет, – честно предупредил германец.
– По дороге купим!
– Да мы сейчас сбегаем! – запротестовал Акун.
– Ну, давайте, оставляю вас на хозяйство!
Сергий, Эдик, Искандер и Гефестай спустились во двор, вышли на улицу и пошагали к Кастра Преториа – Преторианскому лагерю.
– Интересно, – сказал сын Ярная, – куда нас пошлют теперь?
– Скоро узнаем, – заверил его Чанба.
– Без работы точно не останемся! – усмехнулся Лобанов.
Кастра Преториа была видна издалека – лагерь занимал самое высокое место в Риме. Часовой на воротах сперва заупрямился, не желая пропускать четверку, видно, был из новеньких, но его командир – из стареньких – узнал Сергия, и дал команду «Отставить!»
– Префект на месте? – спросил его Роксолан.
– Был с утра! – осклабился преторианец.
Префект претории Марций Турбон принял «великолепную четверку» сразу. Сергий прошагал в его просторный кабинет, и вскинул руку в салюте.
– Сальвэ, сиятельный!
– Сальвэ, – ответил, поднимаясь с кресла, Марций Турбон.
– Задание выполнено, – доложил Лобанов, – Зухос уничтожен!
– Благодарю за службу… кентурион-гастат [58] , –сказал префект. – И поздравляю с повышением.
Сергий вытянулся во фрунт. Гефестай, Искандер и Эдик заулыбались одновременно: растет их командир!
Марций Турбон вышел из-за стола, прошелся по комнате, выглядывая в узкие окна. Лобанов понял, что префект припас им новое задание.
– Пока вы были в Египте, – начал Марций неспешно, – случились кой-какие события…
– Где? – не утерпел Эдик.
– В Дакии. Ох, и неспокойная там земля… И побили мы даков, и вытурили их прочь, отогнали за Траянов вал, а все равно… А тут и новая напасть – жрец бога Замолксиса, личность ничтожная, выболтал тайну… – префект взял подбородок в горсть. – Тут такое дело, – продолжил он. – Когда царь даков отступал, то много своих сокровищ он попрятал в пещерах, в подвалах заброшенных крепостей… Шла война, и он пользовался припрятанным золотом – покупал оружие, нанимал бойцов. Мы думали, что все вывезли, ан нет! Остался еще один схрон – древняя сокровищница даков. Ее местоположение было известно лишь верховному жрецу Замолксиса и царю, оба они погибли, и вот появляется третий, считавшийся погибшим, сын верховного жреца Мукапиуса… Впрочем… – префект улыбнулся и оглядел четверку. – Вот что, о золоте, о дакийском царе-самозванце, о появившемся ниоткуда первосвященнике мы поговорим завтра… нет, послезавтра. У меня дома. Разговор будет долгий, а вам отдых не помешает. Гуляйте сегодня и завтра! После – жду всех у себя. Все поняли?
– Так точно, сиятельный!
Четверка спустилась во двор и пошагала к воротам.
– И вечный бой! – с выражением продекламировал Эдик. – Покой нам только снится… Но увольнительная – это хорошо!
– Давайте на Форум сходим? – предложил Искандер.
– Дай поесть сначала! – прогудел Гефестай.
– Согласен с Гефестаем, – улыбнулся Сергий. – Надо подкрепиться! Пошли, обрадуем Регебала! Скоро увидит родные места!
Внезапно из-за щитов показался Торнай. Он вскочил на пьедестал статуи, изображавшей царственную пару – Птолемея Лагида и супругу его Беренику, – и заорал:
– Люди! Вы меня знаете! И я подтверждаю – священную барку увел и осквернил Зухос!
Толпа заволновалась.
– Чем докажешь? – крикнули из задних рядов.
– Я сам угонял барку! – сделал признание Торнай. – По приказу Зухоса. Я не мог не исполнить приказа, Зухос заставил меня. А этот человек, – он указал на Сергия, – снял с меня заклятье! Не верьте Зухосу! Он убийца и вор!
Толпа взвыла, люди перемешались и яростно заспорили – повторялась та же история, что и в «столице» Буколии. Кто-то продолжал швыряться камнями, но былого единства уже не было – посеянные сомнения раскололи общую массу, разобщили строй. Крикуны, подосланные Кааром, старались вовсю, но бедные роме уже не знали, кого слушать.
Мало-помалу толпа начала расходиться, не дожидаясь, пока их вытолкают щитами, наподдавая древками копий.
– Я уж думал, придется кровь пускать, – усмехнулся Сезий.
– Обошлось… – выдохнул Лобанов. – Что стоишь? Командуй!
– Цепью стройся! – зычный голос Турпиона облетел площадь.
Загремели щиты, легионеры быстро перестроились и начали растягиваться в цепь. – Пошли!
Ракотис попал в окружение. Облава на «Крокодила» началась.
Отряд римлян, ведомый Неферит, отправился обыскивать Серапейон, а Сезий Турпион повел три кентурии на Ракотис. Сергий пристроился рядом. Впереди легионеров он прошел под гулкими сводами арки в большой внутренний двор пятиэтажной инсулы, занимавшей все место между двумя переулками. Инсула – многоквартирный дом – была совсем новой. В четырехугольный двор выходили галереи всех этажей, на каждую галерею вела своя лестница – на первые два этажа она была сложена из камня, а дальше тянулись лестницы деревянные – домовладелец порой, когда квартиранты залезали в долги, попросту вынимал ступени, и жильцы, не имея возможности спуститься, кричали, жаловались, но доставали-таки заначки и расплачивались с хитроумным хозяином.
– Клавдий – на пятый и четвертый! – распоряжался Сезий. – Гонорий – на третий и второй! Валерию окружить дом с улицы! Вперед!
Лобанов поднялся по лестнице, стараясь не касаться перил – слишком близко проходила канавка, служившая для смыва отходов жизнедеятельности. Поднявшись на галерею четвертого этажа, он увидел ряд дверей, прорезавших стену. Все косяки были выкрашены в красный цвет, а рядом, в желтом песчанике несущей стены, была выбита фамилия жильца. В глубоко врезанные буквы строители втерли синюю пасту, и имена «Теофил из Мемфиса» или «Хеб-Ур, писец» смотрелись приятно для глаз – синее на желтом.
Впрочем, двери висели не везде, частенько створку заменяла грязная занавесь, а то и вовсе пустой проем вел в жилище, откуда несло теплым смрадом.
Легионеры тарабанили в двери, требуя отворить, и входили, отстраняя трусивших хозяев – те льстиво улыбались и частили скороговоркой, убеждая власти в своей абсолютной лояльности. Римляне их не слушали – обходили комнаты с факелами в руках, заглядывая во все углы, и покидали жилое помещение, не прощаясь и не тратя время на извинения.
В одну из подозрительных квартир Сергий вошел первым. Пробравшись одним узким коридором, он попал в другой, с высоким сводчатым потолком, отражавшим свет факелов. Стену коридора прорезали два проема, ведущие в маленькие комнатушки, светлые и даже уютные, с распахнутыми настежь решетчатыми ставнями. Окна выходили на площадь Серапеум, по которой как раз двигался римский отряд, во главе которого шагала Неферит.
Лобанов улыбнулся, и перешел в другую комнату. Он настолько был занят мыслями, что едва среагировал на угрозу. Но все же поспел – коренастый человек в длинной тунике бросился на него из-за резной двери, и ударил ножом – снизу вверх, целя в живот. Сергий рефлекторно отшагнул назад, разворачиваясь боком и пропуская руку с ножом, кривым и остро наточенным. Перехватив ее, он не стал выкручивать конечность, а мотнул коренастого и приложил его к стене. Тот впечатался так, что кирпичная перегородка загудела, но ножа не выпустил, хоть и разбил лицо в кровь.
– Какой ты невежливый, – ворковал Роксолан, нанося удар локтем в челюсть, – разве так встречают гостей?
Он отпустил хозяина, и тот упал на спину, роняя оружие. Перекатился, встал на колени, потянулся на потерей… Сергий заехал ему между ног, наклонился и добавил для верности кулаком по шее. Руки и ноги у коренастого разъехались в стороны.
– А, вот он где прятался! – радостно вскричал курчавый Клавдий, входя в комнату. – Это Анан, – пояснил он для преторианца, – приохотился матрон грабить на Соме! Подбегал, выхватывал кошелек, и деру! А в толпе срезал с пояса… Эмилий, Тит! Заберите эту падаль отсюда!
Два дюжих легионера протиснулись в комнату, сразу будто уменьшившуюся в размерах, и поволокли Анана прочь. Тот вяло трепыхался, стонал и размазывал кровь по избитой морде.
– Тут его нет, – определил Сергий. – Двигаем дальше!
Дальше по улице располагался дом в виде «Г», занимая весь угол между улицами Ракотида и Керамик. Дом был громоздкий, с толстыми облезлыми стенами из ракушечника, со сводами из выщербленных гранитных плит, опертых на колонны. Пологие скаты крыши краснели рядками черепицы, положенной на раствор. А обитали в этом дому нищие из нищих – носильщики, метельщики, чистильщики каналов, по которым в море сбрасывались нечистоты. Тут же проживали дешевые проститутки, обслуживающие матросов и портовых грузчиков, престарелые жонглеры и акробаты, потерявшие вместе со здоровьем и свои жалкие заработки. Сюда Сергий даже подниматься не стал – Зухосом тут и не пахло.
К обеду вышли к Агоре и соединились с теми, кто прочесывал Ракотис от улицы Сомы.
– Проверено, – завопил Эдик, увидав Сергия, – крокодилов нет!
– Гляди в оба, минер хренов… – пробурчал Сергий.
Итак, половина квартала была прочесана. Остался тот район, что лежал к западу от Агоры.
Полторы тысячи римлян шли тесно, дистанция между воинами в цепи становилась все меньше, и это подогревало азарт, придавало смелости малодушным. Дома, дворы, сады, парки, улицы и переулки – александрийская застройка уже рябила, сливаясь для Лобанова в одно расплывчатое пятно.
Ближе к вечеру, когда осталось обыскать всего три или четыре дома, тошнотворные сомнения закопошились в Роксолане – а тут ли Зухос?!
– Окружай! – шумел Сезий Турпион. – Клавдий, веди своих!
Легионеры побежали по лестницам вверх, спотыкаясь на ступеньках – набегались за день.
– Неужто упустили? – пробормотал Гефестай, подходя к Лобанову.
– Да не должны вроде…
И вот последний дом – богатая инсула для платежеспособных постояльцев, с балкончиками, с портиками вокруг, в нишах статуи, в арках – полуколонны. Весь контуберний собрался неподалеку, потом подошли девушки Кадешим.
Сергий стоял, слушал недовольные вопли хозяев, и рявканье озлившихся легионеров, и думал: «Неужто и тут пустой номер?»
– Ушел! – разнесся крик Неферит.
Паллакида выскочила из-под арки подъезда, и бросилась к Сергию.
– Ушел он! – выдохнула она. – Через погреб в катакомбы сквозанул, гад такой!
Лобанов зарычал.
– Сезий! – окликнул он. – Посылай своих вниз! Факелы только не забудьте! А катакомбы, – обернулся он к Неферит, – они куда ведут? За стены выходят?
– К Некрополю? Н-не знаю… Может, и выходят!
– Сезий! Пошли сотню в Некрополь, за стены!
Турпион махнул рукой, принимая совет. А Неферит задумалась. Сергий с силой потер лицо, и спросил ее:
– О чем думаешь? У тебя даже морщинка на лбу появилась!
Неферит слабо улыбнулась его тону, и покачала головой.
– Зухос не выйдет в Некрополе… – промолвила она. – Что ему там делать? С христианами он не дружен, да и вообще… Где спрячешься в Городе мертвых? И куда двинешься из него? Ведь Зухос бежит, он спасается! А куда бежать из Александрии? Обратно в Дельту? Глупо. На запад, в Киренаику? Так там все голо, не спрячешься! Нет, Зухос кто угодно, но не дурак! У него только один путь отступления…
– Порт! – быстро договорил Сергий, и сердце его забилось.
– Да! – подтвердила Неферит. – Египет для него закрыт, а иной дороги, кроме морской, просто нет.
– И поплывет он не куда-нибудь, а в Рим… – почесал в затылке Сергий. – Тут Торнай прав…
Оглядевшись, он обнаружил искомое – коня. Подбежав и вскочив в седло, Лобанов крикнул Гефестаю и Эдику:
– Скачите за мной! Все! В порт!
Он пустил коня рысью, но ожидать слишком долго не пришлось – бодрый топот за спиной возвестил о том, что подкрепление не отстает. Сергий оглянулся, и увидел контуберний в полном составе. И Сезия Турпиона впридачу.
Кавалькада поскакала напрямки, дворами и проулками, пересекла вечно шумную Канопскую, и вырвалась к гавани Эвност – длинному ряду причалов, поперек которого шли сухие доки под черепичными крышами. У причалов покачивалось несколько торговых судов, широких и пузатых. На рейде стояло огромное судно-катамаран, загруженное гранитным обелиском – пошла такая мода, увозить египетские древности и устанавливать на своих площадях и форумах.
Роксолан направил коня к говорливой компании матросов и купцов, и спросил:
– Никакие корабли после обеда не уходили?
Все обернулись, и посмотрели на него со странным выражением.
– А ты кто такой, чтобы спрашивать? – нахмурился мореход, чьи голые мускулистые руки от пальцев до крутых плеч покрывала татуировка.
– Я – Сезий Турпион! – выехал вперед прими-пил. – И я повторяю вопрос своего товарища: уходили корабли после обеда?
Настроение в толпе несколько изменилось.
– Ситагога ушла сразу после обеда, – пробурчал мореход с тэту. – Моя ситагога! «Изида»!
– Да не ушла она! – поправил его купец-египтянин в белой тунике и с накрашенными глазами. – Угнали ее!
– Кто?! – Сергий аж с седла привстал.
– Да не знаем мы! – с досадой ответил татуированный. – С утра поставили мы ее под погрузку, а после обеда прихожу – нету! Ушла недогруженной! Ее еще дня два грузить, а где она?!
– Так… – протянул Лобанов, соображая, и сказал решительно: – Сезий, в Кибот!
Кони с места сорвались в галоп, и поскакали к военной гавани. Никто бы контуберний не пропустил, но Турпион послужил пропуском – примипила, приближенного к префекту, знали.
Киботская гавань была искусственной, ее вырыли еще при Птолемеях, дабы было где размещать военный флот и не мешать при этом флоту торговому. Гавань квадратом врезалась в берег, и радовала порядком – боевые триремы и либурны стояли как по линеечке, даже реи развернуты один в один. Кибот был окружен высокой каменной оградой – военный объект! – а на воротах скучали четверо стражей в анатомических панцирях и при мечах. Сезия Турпиона они узнали и вскинули руки в салюте, а при виде контуберния слегка напряглись. Сезий бросил небрежно:
– Они со мной! – и стража успокоилась, расступилась.
Контуберний проник на охраняемую территорию. Пробежавшись вдоль причалов, Искандер с Эдиком обнаружили небольшой миапарон, парусно-гребной корабль размером с сехери. Рассчитанным на десять гребцов, миапароном пользовались как кораблем курьерским или разведовательным, поскольку его отличала быстроходность. Что и требовалось доказать. Однако комендант Кибота, суровый, почти монументальный Авл Цезий по прозвищу Скилла, наотрез отказался передавать миопарон «неизвестно кому и непонятно зачем».
– Послушай, Скилла! – сказал Сезий, почти выходя из себя. – Я не для себя прошу! И не для них! Речь об интересах Рима!
Скилла презрительно усмехнулся, и выговорил:
– Ради Рима я всех трирем не пожалею! Но отдавать хороший корабль просто так…
– Мы заплатим! – рубанул Сергий.
– Обойдусь! – величественно сказал Скилла.
Тогда Роксолан перемигнулся с контубернием, и напряг волю. Вытянув руку, как это делали гипнотизеры, он произнес властно и раздельно:
– Ты отдаешь нам миапарон!
Скилла посмотрел на него и махнул рукой.
– Да забирайте… – сказал он, и Сергий опять не понял, что тут подействовало – его умение или просто в коменданте вредности убавилось?
– Пошли, пока он не передумал! – проговорил Лобанов.
Контуберний попрыгал на палубу миапарона, и сел на весла. Уахенеб, как более сведущий в мореходстве, занял место у кормила. Как и в любой другой день, дул северный ветер, поэтому порт Александрии покидали на веслах.
– Отойдем подальше, – крикнул Уахенеб, – ветер переменится!
Гребли, однако, долго. Уже и берег пропал за волнами, один маяк торчал над горизонтом.
– Так и стемнеет скоро, – тревожился Искандер, – и как мы ночью ситагогу эту найдем?
– Ситагога – лоханка большая, – проговорил Гефестай, – разглядим как-нибудь!
– Есть тут один плюс, – вставил Сергий, – нас тоже будет трудно разглядеть с ее палубы.
И тут задул соланус – ветер с востока.
– Ура, – спокойно сказал Эдик, и первым занялся парусом.
Слушаясь Уахенеба, контуберний тягал шкоты и брасы, гордени и топенанты. Стойкий соланус поддувал хорошо, миапарон даже кренился на левый борт, но ход развил скорый. Солнце окунулось за горизонт, перекрасив недавно еще лазурное море и синее небо во все оттенки красного и золотого. И вот тогда глазастый Фиванец заметил за окоемом маленький черный горбик. Это была ситагога.
– Верным путем идете, товарищи! – возвестил Эдик.
– Ты это уже говорил! – покривился Искандер. – Повторяешься!
– Верным курсом следуете, товарищи! – поправился тот. – Так лучше?
Искандер молча отмахнулся, и сказал:
– Вот будет фокус, если никакого Зухоса на ситагоге нет!
– А почему тогда она незагруженная ушла? – поинтересовался Гефестай. – Это ж тебе не сехери! Тут таких всего три плавает – «Сиракузы», «Церера» и «Изида»! И каждая везет столько зерна… Сейчас посчитаю…
– Что там считать? – перебил его Искандер. – И что спорить? Подгребем поближе, и все узнаем!
«Подгребать» пришлось долго. Уже и закат угас, и небо покрылось звездами, а черный силуэт ситагоги вырос не намного.
– Весла на воду! – скомандовал Сергий. – Добавим ходу!
Скорости прибавилось, и корма ситагоги «Изида» постепенно делалась ближе, нависая над миапароном. Еще бы! Палуба гигантского зерновоза качалась на высоте четвертого этажа! Груженая, ситагога опустилась бы пониже, но «Изида» шла порожняком.
– И как туда забраться? – шепотом спросил Эдик.
Гефестай, вместо ответа, прошел на нос и показал маленький бронзовый якорь.
– А добросишь?
Гефестай фыркнул, и посмотрел на Лобанова. Тот покачал головой.
– Лучше не надо, – сказал он, – наделаем шуму… Подойдем к рулевому веслу, я попробую по нему…
Уахенеб подвел корабль почти к самому рулевому веслу ситагоги – громадному бревну, окованному медными обручами. Скинув сандалии, Сергий примерился, перескочил с борта миапарона на рулевое весло, и чуть не сорвался – древесина скользила под пальцами.
– Держись! – придушенно крикнул Эдик.
– Держусь… – прокряхтел Роксолан.
Бревно под ним гуляло, и ползти по нему в темноте было делом не самым приятным. Цепляясь за обручи, Сергий добрался до солидной бревенчатой рамы, на которой держалось весло, привязанное толстенными канатами. Пара рулевых весел, по одному с каждого борта, соединялась поперечиной с рукоятками. За них-то и хваталась пара вахтенных – голых по пояс матросов, удерживавших корабль на курсе. То ли сонные, то ли пьяные, морячки еле стояли, и проскользнуть мимо них Роксолану удалось легко. Огромная палуба ситагоги уходила к носу локтей на сто двадцать. Две громадные мачты, растянутые массой веревочных снастей, несли на себе по два паруса каждая. И как морячки только поднимают их? Бантов не было, на мачту залезали по канату.
Палуба впереди чернела, как один бездонный трюм, но восходившая Луна подсветила ее, проложив косые тени – вот, дескать, твердый настил, ступай, не бойся.
Лобанов заскользил, пригибаясь, вдоль борта, и вышел к маленькой надстройке-будке, прикрывавшей спуск в каюты. Дверь надстройки была отперта. Сергий прислушался. Броде идет кто-то… Шум моря заглушал звуки, но шаги, шаркающие и шлепающие, были различимы. Потом по стенкам надстройки забегал свет, и снизу показалась лысая голова человека. Не лысая – бритая! Во рту у Сергия пересохло. Это Зухос!
«Тот-Кто-Велит» поднимался на палубу, держа перед собой бронзовый фонарь с окошками, заделанными слюдой. Роксолан мягко отступил в тень.
Покашливая и шаркая сандалиями, Зухос вышел на палубу. И вдруг замер. Моментально пригнулся, отшвыривая фонарь за борт, и развернулся к Сергию. Лицо Того-Кто-Велит, освещенное луной, казалось мертвенно-синим. Впечатление усиливалось резкими тенями в западинах глазниц.
– Привет, Зухос, – ухмыльнулся Лобанов, чувствуя в душе подъем. – Вот и свиделись!
Каар отступил, и уперся спиной в мачту.
– Сергий… – глухо проговорил он. – Сергий Роксолан…
– Догадлив, крокодил!
– Послушай, – сказал Зухос доверительно, – я не понимаю, зачем нам ссориться? Я уже предлагал тебе свою дружбу, повторяю снова – будь мне товарищем! И мы с тобой такие дела завернем… Ух! Ты представь только – я пройду во дворец к императору Адриану и стану его другом! Никто меня не увидит, а только принцепс будет говорить и делать то, что я ему скажу! Подговорю его назначить тебя прокуратором… Нет, сначала мы с Адрианом тебя во всадники выведем!
– Мы с Адрианом! – усмехнулся Сергий. – Скромник ты, однако…
Он медлил с применением силы – поджидал друзей, а перед тазами все стояла средневековая картинка: «Искушение Св. Антония»…
– А чего скромничать?! – горячо заговорил Зухос, медленно переводя руку к поясу. – Да кто он такой, этот Адриан?! Можно ли сравнивать его и меня? Или тебя? Разве мы не достойны трона?
– Не примерялся как-то, – пожал плечами Лобанов. – И вообще, у меня другое задание – тебя шлепнуть! Так что не отвлекай меня больше всеми этими глупостями и позволь исполнить мои прямые служебные обязанности…
Все это время он смотрел прямо в глаза Зухосу, хотя поймать их выражение в лунном свете было невозможно. Но, когда готовишься прирезать человека, невольно глянешь туда, куда собираешься пырнуть. Зухос чуть склонил голову, будто примериваясь, и в тот же миг выхватил узкий стилет. Ударил без замаха, но Сергий бдил. Перехватив руку Зухоса, он резко вывернул ее, и крепко приложил «Того-Кто-Велит» о мачту. Стилет жалобно зазвякал, прыгая по доскам палубы.
– А-х-ха! – выдохнул Каар, но быстро оттолкнулся от мачты, нанес сильный удар ногой назад.
Сергий не ожидал от него такой прыти, и пропустил удар, только развернулся боком, чтобы принять его вскользь. При этом он выпустил руку Зухоса. «Крокодил» тотчас же воспользовался предоставленной свободой и кинулся за стилетом. Напрасно. Сергий опередил своего опасного противника, как следует врезав ему по печени. Зухоса отнесло обратно к мачте. Привстав на колени и разогнувшись, «Крокодил» изменил тактику. Не вставая с колен, он вытянул вперед руки, и заговорил глухим голосом:
– Повинуйся! Повинуйся мне! Служи! Служи!
– Хватит тут цирк устраивать! – грубо сказал Лобанов, со страхом ощущая, как цепенеет тело, и руки наливаются свинцом. С трудом повернув голову, он заметил подбегавших друзей – Искандера, Эдика, Уахенеба. – Помогайте! – еле выговорил он непослушными губами, словно онемевшими на морозе.
Контуберний выстроился за его спиной, набычил шеи, устремил взгляды на коленопреклоненного Зухоса.
Сергий с облегчением почувствовал, как отпускает его чужая воля. Понял это и Зухос. Яростно взвизгнув, он вскочил и кинулся на Роксолана, скрючивая пальцы. Лобанов уловил исходящую от него злобу, но и отчаяние чувствовалось, и страх. А вот силы не было, отсутствовало тяжкое, липкое ощущение подавления, потери себя – друзья общими усилиями «гасили» Зухоса.
Сергий легко увернулся от выпада, перехватил «Того-Кто-Велит», и отбросил к мачте. Глаза Зухоса расширились, он словно провидел участь свою.
Лобанов сконцентрировался, и провел удар, который кельты называли «геройским изгибом острия копья» – сложил пальцы руки в наконечник и пробил Зухосу грудь, разрывая кожу, ломая ребра. Сердце «Крокодила», полное крови, лопнуло. Брезгливо выдергивая пальцы, Сергий отступил назад, и Зухос рухнул ему под ноги. Рухнул с застывшим на лице выражением ненависти. Лобанов безразлично глянул на «Того-Кто-Велел», и отвернулся, переводя дыхание.
– Все! – выкрикнул Эдик. – Все! Зухос – капут!
Яркая луна высветила всю палубу. Труп Того-Кто-Велел отбрасывал самую короткую тень. Но самую черную…
Весь следующий день Сергий провел в беготне. Ситагогу оставили у причала, и купец, разрываясь между жадностью и чувством благодарности, не знал, какую дать награду «перехватчикам». Лобанов отмахнулся от него, и торгаш не был в претензии… Труп Зухоса унесли, и тут же установили несколько сходен. Рабы-грузчики, выстроившись цепочками, потащили на ситагогу амфоры, полные зерна.
Сезий Турпион сиял, и тут же поволок Роксолана к префекту Египта. Тот спал, и сильно разгневался на своего секретаря-корникулярия за раннюю побудку, но известие о гибели Зухоса мигом взбодрило префекта. Лобанов удостоился аудиенции, был обласкан и покинул Цезареум с увесистым мешочком.
Золотые динарии честно поделили, после чего контуберний получил увольнительную. Эдика Сергий заметил под ручку с Суламифью, Гефестая утащила Сара… Куда и с кем делся Искандер, Роксолан не приметил. Очень возможно, что Тиндарид засел в Библиотеке…
А Сергий весь день шатался по городу, пялился на достопримечательности, заходил в храмы, гулял по парку Панейона – бездумно, бездельно, не тревожась ни о чем. Все страшное и опасное будто смыло с души.
Под вечер он вернулся в Регию, послушал одинокое эхо, заплутавшее в переходах, и вышел в Алебастровый зал. Здесь его ждала Неферит. На паллакиде был легкий хитон из полупрозрачного виссона, заколотый на плече золотой фибулой в форме скарабея, волосы уложены в высокую лемнийскую прическу, ножки обуты в изящные сандалии – прелесть!
– Весь город гудит о победе над Зухосом, – проговорила паллакида, – хотя никто не знает, что одолел его ты. Тебе не обидно?
– Нет, – улыбнулся Сергий. – Служба у меня такая…
Девушка подошла ближе, прижалась, поцеловала – и отстранилась. Сладко улыбаясь, Неферит подняла руки к волосам. Ее тонкие пальцы перебрали «девичью прядь» и расплели ее. Лобанов сглотнул от волнения.
Неферит коснулась фибулы и расщепила ее. Легкий хитон мягко опал на пол, красиво обтекая девичью фигуру.
– Иди ко мне, – послышался нежный, вздрагивающий шепот. И Сергий не воспротивился искушению.
Глава 15
Рим
– Дома! – ухмыльнулся Эдик, выходя на широкую и прямую Альта Семита.
Сергий улыбнулся и оглядел контуберний. В Египет они отъезжали с пустыми руками, а возвращались с кладью. Гефестай тащил столик из черного дерева, инкрустированный слоновой костью и лазуритом. В руках у Чанбы была древняя ваза с именем Маат, выточенная из горного хрусталя. Искандер накупил папирусов в тубусах – там были и рассказы о путешествиях в дальние страны, и стихи, и мифы, и сказки. Уахенеб на пару с Кадмаром волокли тюк, набитый обновками, а Регебал с Акуном несли картину – старинный эллинский живописец изобразил на ней Таис Афинскую, поджигавшую Персеполис.
У одного Сергия руки были свободны, все его приобретения умещались на теле – к поясу были пристегнуты ножны с кинжалом из черной бронзы, а на шее болтались два амулета – уджат и тьет, ключи от первой и второй дверей на Пути Истины.
– Зайдем, наверное, домой сначала, – предложил Гефестай, – а потом уже доложимся, да?
– Конечно… – пропыхтел Эдик. – Что я, в преторию с вазой попрусь?!
– Суламифь подарила? – поинтересовался Искандер.
– А то! – гордо признал Чанба.
Лобанов не вмешивался в их разговор. Он благодушествовал. Вот, вернешься с опасного задания в столицу, вкусишь благ цивилизации (он окинул взглядом величественную арку акведука, направлявшего воду к термам), и лишний раз понимаешь, что не зря рисковал, была польза.
Ближе к дому толпа римлян поредела, и в подъезд контуберний зашел, не толкаясь.
Сергий первым поднялся на галерею второго этажа, и постучал. Тишина.
– Ушел, что ли? – уныло предположил Эдик, перехватывая вазу.
Но нет, вот послышались тяжелые шаги, и дверь открылась. Хмурое лицо одноглазого германца высунулось, не суля ничего хорошего непрошенным гостям, и тут же расплылось в радостной улыбке узнавания.
– Сергий! – воскликнул Киклоп. – Проходи!
– Здорово, Одноглазый! – проорал Эдик. – Как жизнь?!
– А Зара с Барой где? – осведомился Гефестай, высматривая леопардов. – Привет!
– Продал… – вздохнул Киклоп. – На что они тут? Да и мяса на них не напасешься…
– Ну, ладно, Киклоп, – сказал Сергий, – ты свари нам чего-нибудь, а мы пока в преторию смотаемся.
– Вина в доме нет, – честно предупредил германец.
– По дороге купим!
– Да мы сейчас сбегаем! – запротестовал Акун.
– Ну, давайте, оставляю вас на хозяйство!
Сергий, Эдик, Искандер и Гефестай спустились во двор, вышли на улицу и пошагали к Кастра Преториа – Преторианскому лагерю.
– Интересно, – сказал сын Ярная, – куда нас пошлют теперь?
– Скоро узнаем, – заверил его Чанба.
– Без работы точно не останемся! – усмехнулся Лобанов.
Кастра Преториа была видна издалека – лагерь занимал самое высокое место в Риме. Часовой на воротах сперва заупрямился, не желая пропускать четверку, видно, был из новеньких, но его командир – из стареньких – узнал Сергия, и дал команду «Отставить!»
– Префект на месте? – спросил его Роксолан.
– Был с утра! – осклабился преторианец.
Префект претории Марций Турбон принял «великолепную четверку» сразу. Сергий прошагал в его просторный кабинет, и вскинул руку в салюте.
– Сальвэ, сиятельный!
– Сальвэ, – ответил, поднимаясь с кресла, Марций Турбон.
– Задание выполнено, – доложил Лобанов, – Зухос уничтожен!
– Благодарю за службу… кентурион-гастат [58] , –сказал префект. – И поздравляю с повышением.
Сергий вытянулся во фрунт. Гефестай, Искандер и Эдик заулыбались одновременно: растет их командир!
Марций Турбон вышел из-за стола, прошелся по комнате, выглядывая в узкие окна. Лобанов понял, что префект припас им новое задание.
– Пока вы были в Египте, – начал Марций неспешно, – случились кой-какие события…
– Где? – не утерпел Эдик.
– В Дакии. Ох, и неспокойная там земля… И побили мы даков, и вытурили их прочь, отогнали за Траянов вал, а все равно… А тут и новая напасть – жрец бога Замолксиса, личность ничтожная, выболтал тайну… – префект взял подбородок в горсть. – Тут такое дело, – продолжил он. – Когда царь даков отступал, то много своих сокровищ он попрятал в пещерах, в подвалах заброшенных крепостей… Шла война, и он пользовался припрятанным золотом – покупал оружие, нанимал бойцов. Мы думали, что все вывезли, ан нет! Остался еще один схрон – древняя сокровищница даков. Ее местоположение было известно лишь верховному жрецу Замолксиса и царю, оба они погибли, и вот появляется третий, считавшийся погибшим, сын верховного жреца Мукапиуса… Впрочем… – префект улыбнулся и оглядел четверку. – Вот что, о золоте, о дакийском царе-самозванце, о появившемся ниоткуда первосвященнике мы поговорим завтра… нет, послезавтра. У меня дома. Разговор будет долгий, а вам отдых не помешает. Гуляйте сегодня и завтра! После – жду всех у себя. Все поняли?
– Так точно, сиятельный!
Четверка спустилась во двор и пошагала к воротам.
– И вечный бой! – с выражением продекламировал Эдик. – Покой нам только снится… Но увольнительная – это хорошо!
– Давайте на Форум сходим? – предложил Искандер.
– Дай поесть сначала! – прогудел Гефестай.
– Согласен с Гефестаем, – улыбнулся Сергий. – Надо подкрепиться! Пошли, обрадуем Регебала! Скоро увидит родные места!