Адашев-Гурский откинул вперед правое сиденье и повернулся к мужику:
   — Ты отряхнись хоть. И давай назад.
   Элис села за руль и завела двигатель. Гурский, засунув мужика на заднее сиденье, сел рядом с ней.
   Белая «восьмерка» с помятым передним крылом тронулась с места, развернулась и поехала к выезду с кладбища.
   Адашев-Гурский обернулся — на крыльце вагончика, все так же держа в руках саквояж, одиноко стоял доктор Вениамин и смотрел им вслед.

29

   Петр Волков вышел из квартиры, и за его спиной глухо лязгнул запор железной двери. Спустившись по лестнице, он сел в машину и, достав из кармана мобильный телефон, набрал номер.
   — Да, — ответили ему.
   — Леша? Это Волков. Как там у нас?
   — Да пасем пока. Этот гад все по центру крутится, а тут же толпы кругом. Был момент, он на Восстания тормознул и в парадную какую-то зашел, и народу вроде почти нет. Мы дернулись, а тут, ну как назло, менты. А он из парадной буквально через пару минут и вышел. Сел обратно в тачку и отвалил. Опять пасем.
   — А что менты?
   — Да нет, они чисто случайно рядом встали. Один в магазин зашел, купил чего-то, вышел, они и уехали. Но все так совпало… Не винтить же его у них на глазах.
   — Все правильно, Леша. Никуда он не денется. Ты вот что… Я тебе сейчас адресок продиктую один, скажи ребятам, пусть пассажиров наших туда забросят. Я там тоже сейчас минут через пятнадцать-двадцать буду.
   — Понял.
   — Ну все, удачи.
   Петр отключил телефон и бросил его на «торпеду».
   «Как там Гурский, интересно? — подумал он, отъезжая от поребрика. — Ничего, сейчас это дело расхлебаем, а потом уж…»
   К воротам какой-то спортивной базы Волков подъехал почти одновременно с микроавтобусом. «Мерседес», мягко качнувшись на выбоине, въехал во двор. Петр въехал следом, и ворота за ним закрылись.
   Во дворе, в окружении молчаливых парней спортивного вида, стоял невысокий, крепкого сложения темноволосый мужчина, на нем были черные брюки, светло-голубая рубашка и бордовый галстук. Он чуть приподнял в приветствии руку.
   Волков заглушил двигатель, вышел из машины и подошел к нему.
   — Привезли? — спросил брюнет.
   — Там, — кивнул на автобус с черными стеклами Петр.
   — Принимайте, — коротко бросил мужчина парням.
   Те гурьбой подошли к «мерседесу». Широкая дверь его салона скользнула назад.
   Неуверенно шагнув через порог и растирая запястья, наружу первым вышел тот из «пассажиров», что был постарше. Его взяли под руки, и он, чуть споткнувшись, пошел вместе с провожатыми к раскрытой железной двери невысокого кирпичного строения.
   Следом за ним из автобуса вышел второй. Он крутил головой, пытаясь перехватить чей-нибудь взгляд:
   — Пацаны… ну давайте разберемся. Ну вернем мы эти бабки, ну… А? Кто ж знал?
   — Вернешь, — негромко сказал темноволосый. — Ты у нас все вернешь. Еще и доплатишь.
   Дверь «мерседеса» мягко захлопнулась.
   — Ну что, — взглянул на брюнета Волков, — все?
   — Да. Но… тут тема такая… — замялся мужчина. — Я сейчас схожу, на минуту буквально, прослежу, чтоб там все было… как надо. Подождите, хорошо?
   — Хорошо, — согласился Петр. — А своих мне отпускать?
   — Да как хотите. Тут… дело к вам конкретно. Я сейчас, — и мужчина скрылся за дверью.
   Волков подошел к автобусу.
   — Езжайте, ребята, — сказал он водителю через приспустившееся стекло. — Я тут дальше сам разберусь.
   Автобус заурчал мотором, развернулся и выехал со двора через раскрытые кем-то невидимым ворота, которые, пропустив машину, вновь закрылись.
   Петр закурил сигарету.
   Через несколько минут железная дверь открылась, и из нее, надевая на ходу кожаную куртку, вышел мужчина в бордовом галстуке.
   — Тут вот какое дело, — подошел он к Петру. — Мне позвонили, буквально минут за пять перед вашим приездом, и сказали, что транспорт отходит сегодня. Ну… на который этого быка загрузить надо. И… я понимаю, вы тут не при делах, но… тут тема такая, может, вы поможете?
   — В смысле?
   — Здесь недалеко, но мало ли… Менты, то-се… Вашу машину смотреть не будут.
   — Это еще как сказать.
   — Я понимаю, но все-таки… Мы — одно дело, а вы совсем другое. С вами другой разговор. И, вообще-то, я не от себя прошу.
   — Да?
   — Ну да.
   — Ладно. — Петр бросил недокуренную сигарету на землю и раздавил ее носком ботинка. — Давайте грузите.
   — Ага. Момент. — Мужчина повернулся и зашагал обратно.
   Волков сел в джип, завел двигатель, развернулся и задним ходом подогнал его почти вплотную к железной двери. Затем вышел и, обойдя машину, открыл багажник. Из кирпичного строения два парня вывели связанного бугая с залепленным скотчем ртом, ловко затолкали его в большое багажное отделение и захлопнули дверь.
   — Поехали, — мужчина уселся на пассажирское сиденье. — Тут рядом, я покажу. Там уже ждут.
   — Н-ну поехали… — Волков тронулся с места.
   «Мне оно надо? — раздраженно подумал он про себя. — Я им, вообще-то, кто?»
   Ехать оказалось и вправду не так далеко. Минут через десять Волков въехал на территорию какого-то полузаброшенного склада.
   — Там вот, вдоль этого сарая, — указывал дорогу спутник Петра, — а потом сразу налево. Ага. А теперь вон туда.
   — В ворота?
   — Да. Фарами мигните, нам откроют. Подъехав к покосившимся ржавым воротам, Петр посигналил фарами. Ворота со скрипом распахнулись, пропустили машину и вновь закрылись.
   — Куда теперь? — спросил Волков.
   — А вон, видите, грузовик стоит?
   — У эстакады?
   — Ну да. Там, чуть правее, ступеньки. Вот туда и давайте.
   Волков подрулил к полусгнившим деревянным ступеням, ведущим на эстакаду, и остановился.
   — Подождите, я сейчас, — мужчина вышел из машины, осторожно ступая, поднялся по ступеням наверх и скрылся в дверях складского помещения.
   Чуть погодя оттуда вышел, что-то дожевывая на ходу, коренастый белобрысый мужик. Он легко спрыгнул с эстакады, стрельнул глазами в сторону джипа, забрался в кабину стоящего неподалеку грузовика, завел его, развернулся и подогнал задом к складу. Затем заглушил мотор, спрыгнул с подножки на землю, поднялся по ступеням и стал открывать задние двери фургона.
   Петр взглянул на часы и потянулся к телефону.
   — Алло, Леша? — сказал он в трубку, набрав номер и дождавшись соединения.
   — Я, Сергеич.
   — Ну как там?
   — Да… не очень, чтобы очень.
   — А что такое?
   — Короче, потеряли мы его. Вот только что.
   — Как это?
   — Да тут такое дело — он тормознул у автомата, вышел, позвонил кому-то, а потом как-то странно стал себя вести. То ли почуял чего, а может, ему подсказал кто-то, короче, он тут на красный рванул, оторвался и с концами…
   — Ну-у… ребята, вы чего?
   — Извиняй, Сергеич. Мы уж его пасем-то сколько… И он — вот он, только руку протяни. Расслабились, видать. Маху дали.
   — Да уж…
   — Но это ничего. Мы ему маячок-то поставили, на всякий, как говорится, пожарный. Еще в самом начале. Сейчас с базой свяжемся, они его отследят и нам отсемафорят. Никуда не денется.
   — Если машину не бросит.
   — Да ну… Что ж он — шпион, что ли, какой, на самом-то деле. Про маяк он не знает, факт. Зачем ему машину-то бросать? Может, он вообще просто так проверился, на всякий случай.
   — Ну смотри.
   — Не боись. От нас не уйдет.
   — Ладно, бывай.
   — И ты не грусти. — Алексеи отключился. Петр положил телефон на «торпеду». В дверях склада появился мужчина в бордовом галстуке. Вместе с ним на эстакаду вышел рослый угрюмый парень в джинсах и свитере.
   — Помочь, Авдеич? — окликнул он мужчину, спускавшегося по ступенькам.
   — Да не надо, сами управимся. — Авдеич подошел к джипу.
   — Ну что? — открыв дверь салона, обратился он к Петру. — Загрузим?
   Волков молча, нехотя вышел из машины, обошел ее и открыл багажник.
   — Давай, любезный, вылазь, — Авдеич протянул руку к скрюченному в позе эмбриона битю-гу. — Ножки давай сюда сначала, вот так, во-от…
   Подхватив парня под мышки, они помогли ему выбраться, забраться по ступеням на эстакаду и подвели к распахнутым задним дверям фургона.
   — Сюда его давайте, — сказал им водитель, который стоял в глубине кузова, у задней его стенки, возле небольшого проема, за которым горел слабый свет.
   Войдя в фургон и подведя парня к самому проему, Петр невольно заглянул туда. Задняя стенка кузова оказалась фальшивой. От нее до настоящей стены было что-то около метра, или чуть больше, свободного пространства. Под потолком горела тусклая лампочка. На полу, возле боковой стены, стоял какой-то небольшой железный бачок с крышкой на защелках, похожий на те, в которых хранят и перевозят кинопленку. Чуть в стороне лежал наполненный чем-то пластиковый пакет.
   — Вот твое купе, — улыбнулся водила «пассажиру».
   — Я туда не полезу… — попытался сделать тот шаг назад.
   — Слушай сюда, — продолжал водила, — это вот — параша, это — харчи тебе и вода. Можешь сразу все схавать, дело твое, но тут на двое суток. Свет я тебе выключать не буду. Только когда через посты проезжать будем. Что? Правильно… Уже слышу, о чем думаешь. Как только я свет вырублю, ты в стенки колотиться начнешь, да? Чтоб менты тебя услышали. Глупые это мысли. И не тебе первому они в голову приходят. Так вот, чтобы этих глупых мыслей у тебя в дороге не появлялось, объясняю сразу — я тебя проверять буду. Свет-то я могу и в глухом месте погасить, так? Ну вот. Только шевельнись… Видишь, вон там? И вот тут, и там, видишь? Это от выхлопной трубы. Все не заткнешь, даже и не пытайся. Ты шумишь, я переключаюсь, ты подыхаешь. Ясно? Имею право. Все обговорено.
   — Я туда не полезу… — замотал головой бугай.
   — В стойло, баран, — подтолкнул его в спину угрюмый парень.
   — Там горы, свежий воздух, — улыбнулся Авдеич. — Тебе понравится.
   — А чуть погодя мы к тебе еще и девку подсадим, — подмигнул водитель. — И до самого конца вы с ней уже вместе поедете. А? Чем не жизнь?
   — Руки хоть развяжите… — буркнул здоровяк.
   — Развяжем, — кивнул Авдеич и обернулся к парню в джинсах. — Валер…
   Стоя за спиной «пассажира», Валера вдруг коротко размахнулся и неожиданно долбанул ему по затылку короткой дубинкой. Тот мешком свалился на пол.
   — Может, ты боксер… — пробурчал он, присев на корточки и развязывая парню руки. — Хер тебя знает.
   Вдвоем с водителем грузовика они затащили тяжелое тело в тайник. Затем водила закрыл проем щитом и заложил доской.
   — Сколько вам грузиться? — спросил Ав-деич.
   — Да мигом, — ответил Валера и пошел в глубь склада к стоящему неподалеку погрузчику.
   — Стекловата, она же легкая, — пожал плечами белобрысый водитель.
   — Валера! Погоди-ка, — окликнул мужчина парня в джинсах.
   — Да? — обернулся тот.
   — Презент меня тут попросили вам передать, — повернулся Авдеич к Волкову. — Где он у тебя, Валера?
   — А-а… — вернулся к ним Валера. — Так это вон там, пойдемте.
   Вслед за ним Волков вошел в какую-то большую, наполненную запахом затхлости комнату, бывшую, очевидно, когда-то помещением конторы.
   — Вон там, — кивнул Валера на одиноко стоящий у стены старый письменный стол.
   Петр сделал шаг в глубину комнаты, и тут на его затылок обрушилась гора Джомолунгма.
   — Ну как? — подошел к склонившемуся над Волковым Валере Авдеич.
   — Слышь, Авдей, вроде я его грохнул.
   — А не придуривается?
   — Да какой там…
   — Все равно свяжи. Пока машину грузить, пока то-се…

30

   Уже в сумерках, благополучно миновав милицейские посты, белая «восьмерка» с выключенными фарами въехала в Сиверскую и, поплутав по поселку, остановилась, немного не доехав до участка, где за 'невысоким забором стоял старый, но все еще крепкий, одноэтажный деревянный дом.
   — Здесь, — сказал, глядя в окно машины, мужик.
   — Точно? — обернулся к нему Адашев-Гур-ский.
   — Конечно. Я же вот этот вот забор починял.
   Элис заглушила двигатель.
   — Ты вот что… — сказал мужику Гурский. — Я тебя, конечно, и связать могу, если ты совсем придурок и задумал что-нибудь глупое, но…
   — Да что вы! Я же вас сам сюда привез. Они меня теперь порвут, если… Я теперь с вами заодно. И бежать мне некуда. Что ж мне — квартиру бросать — и в бомжи? Нет, я теперь вместе с вами девушку выручать буду.
   — Н-да?.. — задумчиво посмотрел на него Гурский. — Рассуждаешь вообще-то правильно.
   — Ну-у. А то…
   — Ладно, — Александр открыл дверь и вышел из машины. — Вылезай.
   Мужик выбрался наружу и всмотрелся в сторону дома.
   — Элис, — Гурский вынул из-под сиденья и протянул девушке обрез. — Знакома тебе такая система? Только осторожно, он заряжен. .
   Она взяла оружие в руки, переломила, взглянула на курки и вновь защелкнула.
   — Донт вори.
   — Ну вот и хорошо, — Александр достал монтировку и, прикидывая ее на вес, поудобнее устроил в руке. — А мне и это сгодится.
   Темнота сгущалась.
   — А что это окна темные? — обернулся Гурский к мужику. — Нет, что ли, никого?
   — Вот я и смотрю… Вроде и правда никого нету. Так оно и хорошо. Еще и лучше. Навряд ли они уже успели ее… это самое. Здесь погреб есть. Или еще где они ее могут прятать. Дом большой. А сами пока… вопрос решают. А покуда их нет, мы и… Я же говорил, торопиться надо.
   — Торопиться мы будем, — Гурский смотрел на дом. — Но только не спеша. Пошли.
   — Саша, — негромко сказала Элис, — мне нужен лента… такой… липкий.
   — Зачем?
   — Надо, — сказала она и вынула из кармана куртки небольшой, похожий на толстый маркер, фонарик.
   Гурский обошел машину, открыл багажник, порылся в нем, захлопнул и, вернувшись, протянул девушке небольшой моток синей изоленты. Она наложила фонарик на стволы обреза сверху, быстро и ловко примотала его, оторвала ленту и, сунув оставшийся моток в карман, кивнула:
   — О'кей, пошли.
   Александр первым перелез через забор и остановился, оглядывая двор. Элис обернулась к провожатому и повела стволами обреза.
   — Да-да, — кивнул он и перелез вслед за Гурским.
   Машин во дворе не было. Из дома не доносилось ни звука.
   Медленно и очень осторожно Александр подошел к дому, поднялся на крыльцо и потянул на себя ручку двери. Толстая, крепкая дверь была заперта на врезной замок.
   — Стекло разве что выставить… — произнес у него за спиной мужик.
   — Можно, — согласился Гурский. — Но не нужно. Хлопотно. Может, еще как-нибудь…
   Он спустился с крыльца и прошел до угла дома, осматривая рубленные из толстых бревен, не обшитые досками стены. Затем огляделся.
   — Слушай, — негромко окликнул он мужика. — Это, вон там, колодец. А сортир где?
   — В доме.
   — Без водопровода?
   — Так яма же…
   — А где?
   — Там, с той стороны, сзади.
   — Ага… — кивнул Гурский. — Ну-ка пошли. Проходя мимо Элис, он повел головой в сторону их спутника и тихонько сказал:
   — Поглядывай.
   Она, держа обрез стволами вверх, кивнула. Втроем они обошли дом (Элис, не спуская с мужика глаз, держалась чуть сзади) и подошли к маленькой дощатой пристройке, прилепившейся к задней стене.
   — Ну-у, ребята… — Гурский шагнул к туалету, одной рукой приставил широкий расплющенный конец монтировки к стыку между двух досок и второй рукой, натянув на ладонь конец рукава, вбил ее в тоненькую щель. — Вот смотри, Алиса. Вот тебе очередная наглядная демонстрация непостижимости рассудком загадочной русской натуры.
   Он пошевелил монтировкой, ударив правой рукой, согнал ее поглубже, поднатужился и сорвал широкую доску с державших ее ржавых гвоздей.
   — Дом он себе строит такой, — продолжал Гурский, стараясь оторвать вторую доску, — что из пушки не разнесешь. "Дверь входную — тараном не проломишь. Опасается, выходит дело, чужого человека. Но… — Александр оторвал вторую доску, — но то, что чужой человек в его дом через сортир легко войти может, ему и в голову не приходит. И так во всем. Почему, а? А ведь именно таким вот образом в деревнях обычно избы и обносят.
   Он подошел к Элис:
   — Я сейчас туда схожу, посмотрю, а вы оба здесь подождите.
   — Нет, — покачала головой девушка, — дом большой. Где можно… человьек прятать, он лучше знает. Он там был.
   — Да, — подтвердил мужик. — Я был.
   — Н-ну ладно, — согласился Гурский. — Но только так — сначала я, потом он, а потом уже ты. Ясно?
   — О'кей, — кивнула Элис.
   Гурский пролез внутрь дощатого туалета, приоткрыл дверь, выглянул в коридор и прислушался. В доме было темно и тихо.
   — Давайте, — обернулся он. — Только осторожнее, не провалитесь тут…
   Они стояли в конце длинного коридора. Элис включила фонарик и держала обрез наизготовку двумя руками, чуть подняв стволы вверх, чтобы отраженный от потолка свет позволял различать предметы.
   — Ну? — спросил мужика Гурский. — И где здесь что?
   — Там кладовки и лестница на чердак, — объяснял тот, указывая рукой. — Там, дальше по коридору, комнаты. А с этой вот стороны, вон там, еще одна кладовка, маленькая, и кухня. На кухне погреб. Надо в погребе смотреть.
   — Пошли — двинулся по коридору Гурский. Мужик пошел за ним. Последней, подсвечивая всем дорогу, шла Элис.
   — Это кухня? — тихонько указал на дверь Александр.
   — Да, — кивнул провожатый. Гурский толкнул дверь, вошел на кухню и огляделся.
   — А погреб где?
   — Вы на нем стоите.
   — Да? — Александр посмотрел под ноги, сделал шаг в сторону, наклонился и, ухватившись за кольцо, потянул на себя.
   — Так не откроете, — подсказал мужик. — Там запор, нужно кольцо сдвинуть немного. В сторону.
   — Ишь ты, — удивился Гурский. — Прямо зинлан какой-то.
   Он всмотрелся, сдвинул кольцо вдоль небольшого желоба, затем потянул за него и наконец откинул тяжелую крышку.
   — Эй! — негромко позвал он, наклонившись и заглянув в темную пустоту с уходящими вниз ступенями крутой лестницы. — Есть тут кто-нибудь?
   — Псс-псс! — раздалось за его спиной. Гурский распрямился и обернулся. Элис стояла на пороге кухни и напряженно ослушивалась. Наконец она, пятясь и держа обрез в правой руке стволами кверху, сделала стоящему в коридоре, возле двери одной из комнат, мужику жест левой рукой. Затем шагнула в кухню, прижалась к стене возле дверного проема, присела на одно колено и неслышно взвела курки.
   Мужик вопросительно взглянул на нее, Элис кивнула, и тот резко распахнул на себя дверь комнаты, спрятавшись за нею.
   В ту же секунду из распахнувшейся двери прямо на Гурского, простодушно стоящего посреди кухни, с горловым рыком бешено рванулось что-то огромное, черное, с горящими в свете фонаря дикими глазами. Почти мгновенно сумеречная тишина дома взорвалась грохотом двух оглушительно прогремевших практически одновременно выстрелов, и последнее, что запечатлелось в сознании рефлекторно отступившего к темному провалу открытого погреба Александра, была широко раскрытая, сверкающая в пламени выстрелов белыми, влажными от слюны клыками, оскаленная пасть, которая летела ему прямо в глотку.
   Чудовище обрушилось ему на грудь, смело в пропасть, и, уже летя в эту бездну, он крепко шарахнулся обо что-то башкой.
   Тьма сомкнулась.

31

   Возвращение из небытия к действительности обернулось для Петра Волкова страшной пыткой, ибо действительность была болью. Пульсирующей, горячей, багрово-красной болью с пляшущими перед глазами черными мушками.
   Он с трудом разлепил глаза, но попытка сфокусировать взгляд была настолько болезненной, что он вновь чуть не потерял сознание.
   Стиснув зубы и превозмогая себя, он, стараясь загнать эту боль обратно, куда-то в глубину ее логова, пошевелился и обнаружил, что лежит на полу и связан по рукам и ногам. Опять закрыл глаза и немного отдохнул. Затем напрягся всем телом, перекатился, сгруппировался и сел, привалившись спиной к стене, в самом углу пустой комнаты. Способность фокусировать взгляд и переводить его с предмета на предмет медленно возвращалась.
   Петр огляделся.
   Находился он в той самой комнате, куда зашел давеча за «презентом». За пыльными стеклами небольшого окна было темно.
   «Во мудак… — подумал он. — Чего ж это я так лоханулся-то, а? Ну прямо как пацан какой-то, честное слово».
   — Ну? — вошел в комнату Авдей и сел на единственный стул, стоявший у письменного стола. — Чего насупился? Обиделся, что ли?
   — Да уж даже и плохо представляю себе… как правильно вести себя дальше, — слабо владея языком, ломким голосом произнес Волков.
   — Веди себя естественно, не напрягайся. Петр машинально повел левым плечом и ощутил под мышкой непривычную пустоту.
   — Тут она, тут, — Авдей вынул из стола пистолет и показал его Волкову. — Вот она, во-лына твоя. Пусть здесь полежит пока, до времени.
   — Ей без меня скучно. Она чужих рук не любит.
   — Пусть привыкает.
   — И чего ты хочешь?
   — По жизни? Виллу на Канарах, «феррари» и ляльку блондинистую.
   — И все небось чужое и на халяву.
   — Да, — кивнул Авдей. — Почему нет? А ты не хочешь?
   — Не думал я об этом.
   — А я думал. И думаю постоянно. И поэтому ты — там, — кивнул он на угол, где сидел на полу связанный Волков, — а я — здесь. Логично?
   — Трудно сказать… И что дальше?
   — Я, когда мне старик позвонил про фуце-нов этих, сразу все понял. А уж когда этот баклан про бабки брякнул, ну уж тут… — Авдей развел руки.
   — Ты старика подставил?
   — Они ведь меня не знают, только Витьку. Его они тебе и сдали. Сдали?
   — А как же…
   — Ну вот. А он меня сдаст.
   — Так ты б его и грохнул. Меня-то хлопотно. За меня же встанут. Оборотку получишь.
   — Конечно, — кивнул Авдей. — Вот поэтому ты еще и поживешь какое-то время. Знаешь… экспертизы сейчас, говорят, появились какие-то уж больно хитрые. Когда кто помер, чуть ли не до минуты установить могут. А мне надо, чтоб все натурально было. Без прокола.
   — Без прокола не бывает.
   — Думаешь?
   — Знаю.
   — Вот смотри, Витька сейчас сюда подъедет, он мне звонил, я его позвал. Так? В нем будет пуля из твоей пушки. А в тебе — вот отсюда, — Авдей выдвинул ящик стола и вынул из него «беретту». — Я ему в руку вложу. И уж даже и не знаю, чего вы тут не поделили?.. Только я здесь не при делах. Не спорю, при мне он приехал, я как раз машину загружал. Ушли вы с ним вместе сюда, а потом — бах! бах! — и два трупа. Я сам старику и позвоню, сразу же. А? А то ведь… ну грохну я его, и что? А вдруг ты до меня все равно доковыряешься? Может же такое быть?
   — Всяко может быть.
   — Ну вот. Что ж я, сам себе враг, что ли? Или придурок какой?
   — А Валера?
   — Валера мой человек. Верный.
   — Не может быть у тебя друзей. Ты жадный.
   — Знаешь… если мне друг понадобится, я себе собаку заведу.
   — Она тебя порвет.
   — А старика мне свалить надо. Поперек горла он у меня стоит со своими законами.
   — А ты хочешь, чтобы вообще без законов…
   — У меня свои.
   — Иди ты?
   — И по этим законам я всегда прав. Потому что они мои собственные интересы блюдут. И больше ничьи.
   — Не получится у тебя.
   — Почему?
   — Потому что ты говнюк.
   — Валера! — крикнул Авдей, обернувшись к двери.
   — Чего? — вошел в комнату Валера.
   — Раздражает он меня… — кивнул Авдей на Волкова.
   — Сколько ж его убивать-то можно? — Валера вынул из кармана дубинку.
   — А пока не подохнет.
   Вторичное возвращение в действительность было менее болезненным.
   «Начинаю привыкать, — подумал Волков. — Надо же…»
   На этот раз в помещении бывшей конторы, помимо Авдея и Валеры, присутствовал еще один персонаж. Это был мужчина средних лет, аккуратно одетый и с несколько растерянным выражением на ухоженном лице. Он стоял над Волковым и внимательно на него смотрел.
   — Мужчина, — сказал ему Петр, — и чего это вы на меня таким вот образом смотрите? Я вам не клумба, и цветы на мне не растут. Вы на мне, пугаюсь я, своим этим взглядом дырку протрете.
   — Мужчина, обернувшись, взглянул на Авдея.
   — Ага, — кивнул тот. — Это вот он тебя и вычислил. А представляешь, что бы с тобой было, если б он успел тебя старику сдать? Представляешь хоть на одну минуту?
   — Мужчина зябко передернул плечами.
   — На, — Авдей протянул ему «беретту». — Имеешь полное право.
   — Я?.. — изменился тот в лице. — Н-нет… зачем же…
   — Ага, — еще раз кивнул Авдей. — Это ведь я должен все делать, я и забыл. Тему подсказать, клиента жирного подогнать. Все я, да? А ты только пацанов малолетних в жопу трахать. Так, что ли?
   — Нет, ну…
   — Ну а что «ну»? Что «ну»?
   — Мужчина, — слабым голосом произнес Волков. — Он вас сейчас убьет. Если вам, конечно, интересны мои слова… И тебя, Валера, кстати, тоже. Ему свидетели не нужны. Ему на Канары надо. У него там лялька. Блондинистая. И «феррари».
   — Видал? — кивнул на Петра Авдей. — Рыбина какая… Это он нас поссорить пытается. Их так учат. Чтобы выжить. Чтоб шанс поиметь.
   — А что, — сказал Волков — я вру? Ты же мне сам говорил, пока их тут не было. Разве нет? Я за слово отвечаю.
   — Я могу, — Авдей, положив «беретту» на стул, вынул из кармана пачку сигарет. — Я все могу. Сам. Но мне просто интересно… Ты-то сам хоть что-нибудь толком сделать можешь? Нашел придурков каких-то, этот гандон их мигом вычислил, взял, они тебя ему и сдали с потрохами. И теперь я же его еще и кончать должен? А потом я не досмотрю, ты опять на чем-нибудь проколешься и уже меня сдашь? Так, что ли?