Первые притеснения университетов начались еще в конце царствования Александра I, а с приходом к власти Николая I университетская жизнь значительно усложнилась. Вне стен университета студенты попадали под надзор полиции. Университетское начальство обязывалось наблюдать за личной жизнью студентов, их духовными интересами и внешним видом. Однако наиболее консервативные изменения в положении университетов произошли с участием С.С. Уварова. Развивая формулу «православие, самодержавие, народность», он разработал программу укрепления самодержавной власти, возлагая новые задачи на университеты. Предлагалось следующее: установить строгий государственный контроль над университетами; сформировать «новое поколение русских профессоров», отвечающее потребностям самодержавия; ограничить доступы в университеты выходцев из низших сословий; максимально привлечь дворянскую молодежь из частных пансионов в университеты и тем самым взять под контроль ее воспитание.
   В 1835 г. был издан новый университетский устав. Университеты лишились прежней автономии, подчинялись попечителю учебного округа наряду со средними и начальными школами, лишались судебных прав. Инспекторы студентов не избирались, а назначались из посторонних лиц, как правило, – военных. Для студентов устанавливалась форма и регламентировалось их поведение. Ректор и деканы оставались выборными, но их зависимость от министра и попечителя округа была очень сильной, и неугодные профессора фактически не могли занять эти должности. Большие изменения произошли в содержании университетского образования. На всех факультетах был жестко регламентирован перечень учебных дисциплин. Обязательными для всех факультетов стали богословие, Церковная история и действующее право. С другой стороны, преподавание философии и статистики (современного состояния России) ограничивалось лишь философским факультетом. Образование приобрело строгую функциональность: готовились юристы, чиновники, преподаватели гимназий и врачи. Подобная функциональность имела свои положительные стороны, способствуя ориентации выпускников университетов в реальных жизненных условиях. С другой стороны, при ограниченном числе российских университетов, жесткая функциональность образования серьезно сковывала развитие научных знаний, не востребованных феодально-крепостнической системой. Была заметно повышена плата за обучение, что привело к сокращению числа студентов.
   Унификация российского образования была проявлением весьма своеобразной заботы о его развитии, поэтому происходили и положительные изменения. По настоянию Уварова в 1834 г. был открыт Киевский университет (хотя и взамен закрытых Варшавского и Виленского университетов). Были открыты высшие учебные заведения прикладных направлений: технологический, строительный и педагогические институты – в Петербурге, межевой институт – в Москве, училище правоведения и др. Расширялось военное образование. Открывались новые церковные учебные заведения. Во всех высших учебных заведениях открывались новые факультеты, кафедры и отделения.
   Значительные последствия имела намеченная С.С. Уваровым программа подготовки отечественных профессоров. Широко практиковались командировки молодых ученых за границу для стажировки в европейских университетах. Забота о будущем поколении российских профессоров принесла заметные результаты. Достаточно вспомнить имена Т.Н. Грановского, Ф.И. Буслаева, Д.Л. Крюкова, М.С. Куторги, К.А. Неволина и других выдающихся профессоров, вошедших в науку в этот период. Жесткая запрограммированность образования принесла свои ближайшие результаты. Качество университетского и гимназического образования существенно повысилось, но многочисленные ограничения и запреты, которые сопровождали этот процесс, привели к тому, что в конце 40-х гг. в университетской жизни начался застой. Некоторые науки были исключены из преподавания, например, европейское государственное право. В курсах истории запрещалось говорить о язычестве, народных вече, ересях и других явлениях. Случаи любого, даже «безвредного», отступления профессоров от утвержденных учебных программ должны были докладываться ректору.
   С.С. Уваров, сторонник многих ограничений в области образования, не мог предвидеть, что его действия послужат почвой для гонений в университетах. Даже принцип народности, который выдвигал Уваров в противовес европейскому освободительному движению, был подвергнут сомнению. Гонения происходили даже против славянофильства московской университетской молодежи. В этих условиях в 1849 г. Уваров вынужден был подать в отставку. Все это свидетельствовало о том, что даже крайний консерватизм Уварова казался режиму Николая I недостаточным для сдерживания в России.

Официальная идеология Российской империи

   Триединая формула основ образования – православие, самодержавие, народность, высказанная Уваровым в 1832 г., вскоре начала распространяться на все сферы культурной жизни России. Понятие православие в этой формуле трактовалось не только как церковный догмат, но и как беспрекословное гражданское повиновение государственной власти, освещенной религией. Православие, объединявшее в себе основные общечеловеческие ценности, не противоречило взглядам верующих других концессий, широко представленных в стране. По существу это означало политику веротерпимости.
   В официальной идеологии 30-40-х гг. понятие неотделимо от самодержавия. Оно предполагало отход от европейских форм государственности, которые развивались в России, начиная с Петра I. Самодержавие полностью отвергало идеал демократии и конституционализма. В противовес европейскому направлению развития государственной жизни оно подчеркивало особые национальные черты российского государства. Принцип самодержавия предполагал, что государство является не столько организацией общества для достижения благосостояния, как это рассматривалось в европейских странах, сколько общенародной целью. Отсюда допускалось подавление личности и даже потеря личной независимости, проявлявшиеся, прежде всего, в крепостных отношениях. Самодержавие в глазах его идеологов являлось не только формой государственной организации, но и политическим символом веры народа в царя. Оно символизировало личную нравственную ответственность монарха перед народом, в то же время не допуская его к участию власти.
   Принципы православия и самодержавия для России были достаточно традиционными. В начале 30-х гг. к ним был добавлен принцип народности, который стал главным компонентом формулы. Народность предполагала отказ от космополитизма, который ярко проявлялся в Александровскую эпоху. Национальные ценности стали играть преобладающую роль. Прежде всего это было направлено против широкого распространения европейских освободительных идей в России. Было и позитивное содержание понятия народности: развитие русской словесности, изучение национальной культуры, распространение идей патриотизма.
   В начале 70-х гг. XIX в. формула «православия, самодержавие, народность» в литературе стала называться теорией официальной народности. Как правило, разработку теории официальной народности историки связывают с именами С.С. Уварова, историка М.А. Погодина и литературного критика С.П. Шевырева. Идеи официальной народности были подхвачены многими писателями той поры: М.Н. Загоскиным, Н.И. Лажечниковым, Н.В. Кукольником и др. В изобразительном искусстве эти идеи воплотились в полотнах В.К. Шебуева, скульптурных произведениях И.П. Мартоса. Влияние официальной народности проявлялось в музыкальном творчестве М.И. Глинки. В 1833 г. был утвержден государственный гимн России с текстом В.А. Жуковского, начинавшийся словами «Боже, царя храни». Воплощением «русских начал» была архитектура николаевской эпохи, центральной фигурой который был архитектор К.А. Тон, выразивший идеологию в храме Христа-Спасителя и Большого Кремлевского дворца. В 1838 г. Тон издал альбом церковных проектов, по которому должны были сооружаться церкви в провинциальных городах и селах. Идеология официальной народности оказывала очень большое влияние на общественную жизнь во многом сковывая ее развитие, но даже с учетом всех идеологических ограничений политика Николая I была последовательным осуществлением идеи просвещенного абсолютизма.

Политика в области печати

   Николай I очень быстро оценил значение печати в общественной жизни страны. Интерес общества к печатному слову быстро возрастал. Читательские вкусы были очень разнообразны и находили непосредственное отражение в общественном мнении страны. Правительство отчетливо представляло, что без контроля над печатью и особенно над периодическими изданиями невозможно сохранить политическое господство.
   На первых порах действия правительства по отношению к печати не имели строгой системы и носили откровенно запретительный характер. 10 июня 1826 г. был издан «Устав о цензуре», в котором прямо указывалось, что цензура должна заботиться о «направлении общественного мнения, согласно с настоящими политическими обстоятельствами и видами правительства»[17]. Устав состоял из множества запретительных параграфов, в которых детально предписывалось, как трактовать текст в том или ином случае. Подобные указания по работе с рукописями ставили в трудное положение даже самих цензоров, которые в этих условиях предпочитали больше запрещать, чем разрешать.
   Устав 1826 г., прозванный современниками «чугунным», был настолько тяжеловесным и до такой степени дискредитировал власть, что уже 22 апреля 1828 г. был издан новый цензурный устав, носивший более мягкий характер. Теперь цензура не могла запрещать те места сочинений, которые носили «двоякий смысл». Устав предписывал принимать «явный смысл речи, не дозволяя себе произвольного толкования оной в дурную сторону»[18]. Вместе с тем, устав по-прежнему содержал массу запрещений. Не разрешалось публиковать «сужения о своевременных правительственных мерах», документы, содержащие «тяжебных и уголовных дел», книги написанные «дурным слогом» и др. Цензоры находились под постоянной угрозой подвергнуться дисциплинарным наказаниям за допущенные ими оплошности, усиливая тем самым запретительный режим.
   Не ограничиваясь общей цензурой, устав создавал ведомственную духовную цензуру, медицинские издания должны были получить одобрение медицинской академии, драматические произведения дополнительно проходили через III отделение. Во многих случаях помимо общей цензуры требовалось согласие с Сенатом, Главным штабом, различными министерствами и полицией. Цензура превращалась в сплошную бюрократическую сеть, проскочить через которую было очень трудно.
   Уставом 1828 г. цензура была подчинена Министерству народного просвещения, где после 1832 г. прочно утвердилась идеологии православия, самодержавия и народности. Эти идеологические установки в полной мере отразились на политике в области печати. На практике это означало, что менее значительные, но верноподданнические сочинения проходили цензуру намного легче, чем передовая литература. В меньшей степени цензурные ограничения отразились на издании научных трудов, но и здесь сказывалась гнетущая атмосфера, сложившаяся в университетах и академиях. Устав 1828 г. действовал более 35 лет и в сложившейся обстановке взлет русской классической литературы выглядел парадоксальным. Вопреки предложениям, административные ограничения не явились препятствием для появления выдающихся произведений литературы.

Сословная политика

   Еще в начале XIX в. государство и общество остро почувствовали отсутствие законодательной базы. В первой четверти века развитие российского законодательства связывалось с конституционными планами, независимо от того носили они радикальный или умеренный характер. Придя к власти, Николай I увидел ужасающее беззаконие, которое в значительной степени было связано с тем, что отсутствовало точное законодательство. Со времени Соборного уложения 1649 г. – последнего свода законов – до начала 30-х гг. XIX в. было издано более 30 тыс. законодательных актов. Все они были разрозненными, не тиражировались и, как правило, находились в рукописных списках у чиновников. Эти списки законов были далеко не полными и содержали в себе много неточностей. За небольшим исключением законы были совершенно недоступны для граждан и любое спорное решение зависело от милости чиновников. Многие государственные вопросы годами не находили своего решения, потому что неразбериха в законах не позволяла найти правильное толкование. Отсутствие систематически изложенного законодательства препятствовало развитию гражданских отношений, порождало произвол властей всех уровней и дискредитировало государство в целом.

Кодификация законов

   Николай I был категорическим противником любой конституции, но твердо верил в силу закона. Это создавало противоречие, так как отсутствие основного закона порождало неустойчивость всего остального законодательства. Данное обстоятельство совершенно не смущало Николая, поскольку он твердо стоял на позиции, что самодержавие является главным гарантом закона.
   Кодификационные работы были сосредоточены во II отделении Собственной его императорского величества Канцелярии. Во главе этой работы был поставлен М.М. Сперанский. Из двух возможных подходов к кодификации права – сведения всех существующих законов без изменения воедино и составление нового уложения – был выбран первый. По плану Сперанского предполагалось сначала собрать в хронологическом порядке все законы (действующие и недействующие), начиная с 1649 г. Работа шла быстро и в течение 1828–1830 гг. было издано 45 томов первого Полного собрания законов Российской империи, включавшие все законы с 1649 г. по 12 декабря 1825 г. (до восшествия на престол Николая I), общим числом 30920. Одновременно были изданы шесть томов второго Полного собрания законов (сокращено – ПСЗ), в которое вошли законы, утвержденные в царствование Николая I. Второе ПСЗ публиковалось ежегодно и охватывало акты с 13 декабря 1825 г. по 28 февраля 1881 г. Оно состояло из 55 томов и включало 60 тыс. законов. В конце каждого тома помещались штаты, рисунки, чертежи и другие приложения к законам. Следует считать, что третье ПСЗ также выходило ежегодно и охватывало период с 12 марта 1881 г. до конца 1913 г. и состояло из 33 томов и включало более 40 тыс. актов. Полное собрание законов является важнейшим историко-юридическим источником, было вполне доступно для чиновников и граждан России, но совершенно не годилось для повседневного использования из-за своей громоздкости. Данное издание законодательных актов не могло получить никакой политической оценки, так как бесстрастно констатировало издание закона в хронологической последовательности.
   Параллельно с ПСЗ готовился Свод законов Российской империи. Образцом для свода выбран кодекс Юстиниана. Собрание законов должно было вобрать в себя все действующие законодательные акты и судебные решения, которые стали судебными претендентами или толкованием к принятым законам. По каждой части Свода готовилась своя историческая справка, а для каждой статьи составлялся комментарий, являвшийся толкованием закона, но не имел силы закона. Толкование законов вызывало много дискуссий. В отдельных случаях требовалась редакционная обработка действующих законов, что осуществлялось только с санкции императора. После завершения работы Свод подвергся ревизии сначала в особой сенатской комиссии, а потом в министерствах.
   Окончательное обсуждение Свода состоялось в Государственном совете 8 января 1833 г. На заседании большую речь произнес Николай I, подчеркнув важность издания Свода законов. После речи он наградил М.М. Сперанского орденом Андрея Первозванного. После такой парадности Свод был принят и введен в действие с 1 января 1835 г.
   Свод законов состоял из 15 томов. Он отражал сложившиеся к тому времени основные отрасли права: государственное, гражданское, административное, уголовное и процессуальное. В Своде законов была сформулирована идея самодержавия: «Император Российский есть монарх самодержавный и неограниченный. Повиноваться верховной его власти не только за страх, но и за совесть сам бог повелевает». Царская власть закреплялась исключительно как наследственная. Управление подразделялось на верховное и подчиненное. Органами верховного управления объявлялись: Государственный совет, Кабинет министров, Собственная его императорского величества Канцелярия и царский двор. К органам подчиненного управления относились Сенат и министерства, при этом Сенат провозглашался высшим судебным органом, который одновременно надзирал за деятельностью министров. Местное управление сохранялось в прежнем виде. Во главе губерний находились назначаемые императором губернаторы. В уездах по-прежнему действовал нижний земский суд во главе с капитан-исправником. Во главе волости стояли волостные управления в составе: волостной голова, заседатели и писарь.
   Развитие гражданского права в Своде законов происходило на основе кодификации прежних норм права. Сохранялись сословные неравноправие, ограничения в правах собственности, в браках, праве наследования и др. Свободные крестьяне не могли выходить из общины и закреплять за собой земельный надел. Существовали всевозможные ограничения по религиозным и национальным признакам граждан. Таким образом, Свод законов полностью сохранял феодально-крепостнические отношения, закрепляя сложившуюся и архаичную структуру общества. Свод законов являлся основным юридическим актом, на основе которого осуществлялась сословная политика царизма, занимавшая центральное место в годы правления Николая I. В этом отношении Свод серьезно способствовал укреплению правосознания верхов российского общества.

Политика дворянства

   Свод законов закрепил права и привилегии дворянства. Все гражданские права сословий в законодательстве рассматривались с учетом приоритета прав дворянства. Позиции дворянства были упрочены в органах местного управления. В губерниях и уездах основные полицейские и судебные должности замещались путем выборов в дворянских собраниях. Важнейшей привилегией дворянских собраний было право подавать жалобы и прошения губернаторам, министрам и даже непосредственно императору.
   Правительство проявляло большое беспокойство, что большая часть поместного дворянства по своему материальному положению, образу жизни и культуре мало соответствовала статусу высшего сословия России. Смущал правительство и тот факт, что многочисленное мелкопоместное дворянство оказывало слабую политическую поддержку самодержавию. В связи с этим Николая I в своей сословной политике делал ставку на крупнопоместное и, особенно, среднепоместное дворянство. В развитие знаменитой екатерининской Жалованной грамоты дворянству в 1831 г. было создано «Положение о дворянских обществах», которое существенно повышало имущественный ценз для участия в дворянских собраниях. Прежняя абстрактная денежная сумма в 100 рублей в цензе теперь измерялась собственностью, в основе которой лежало исключительное право дворянства владеть населенными землями. Минимальный ценз 3 тыс. десятин земли и 100 душ крепостных. Такой собственностью обладали менее пятой части всего поместного дворянства. Исключение из этого правила делалось только для дворян, имевших чины на военной или гражданской службе, поощряя тем самым участие дворянства в государственной службе.
   Судьба мелкопоместного дворянства тоже не осталась в стороне от внимания правительства. Мелким помещикам густонаселенных губерний выделялись земли в Поволжье или степной зоне и оказывалась денежная помощь для переселения и развития хозяйства. С целью повышения культурного уровня малообеспеченного дворянства государство брало на себя затраты на их обучение и создавало преимущества в сравнении с выходцами из других сословий при приеме на государственную службу.
   В соответствии с петровской Табелью о рангах, открывшей путь в дворянство для выходцев из других сословий путем военной или гражданской службы, тысячи офицеров и чиновников ежегодно получали дворянское звание (личное и потомственное). В XIX в. основная часть дворянства в разных поколениях была выходцами из других сословий и вообще не имела земельной собственности. Год от года количество таких дворян возрастало. Фактически шел процесс размывания дворянства и утраты его значимости в общегосударственном балансе сословий и, тем самым, подрывалась социальная основа самодержавия. Вставал вопрос о регулировании этого процесса. С целью ограждения дворянского сословия от притока выходцев из других сословий в 1832 г. для городских жителей было утверждено еще оно привилегированное сословие – почетные граждане (потомственные и личные). Потомственными почетными гражданами становились дети личных дворян, художники, артисты, лица, получившие ученые степени и звания. Личными почетными гражданами становились дети церковнослужителей, выпускники университетов и других высших учебных заведений, мелкие чиновники и др. Особых привилегий почетное гражданство не давало. Они освобождались от подушной подати, рекрутской повинности и телесных наказаний, т. е. преимущества, которые люди этого уровня могли получить и другим путем. К середине 50-х гг. в почетные граждане было записано более 21 тыс. человек, но серьезным фильтром для проникновения во дворянство это не стало. Как правило, образованные почетные граждане продолжали служить, получали высокие чины и все равно становились дворянами.
   Гораздо более заметный результат имела другая мера. В 1845 г. издан Указ о новом порядке приобретения дворянства, согласно которому были повышены чины для получения дворянства. Ранее потомственное дворянство присваивалось с получением первого офицерского чина в армии, либо 8-го ранга (коллежский асессор) на гражданской службе. По новому закону дворянское звание присваивалось в армии штабс-офицерам, либо гражданским чиновникам, достигших 5-го ранга (статский советник).
   С целью концентрации земельной собственности в руках крупных помещиков и сохранения экономического господства дворянства в 1845 г. был издан Закон о «майоратах», который вводил новую, совершенно нетипичную для России норму права. В соответствии с этим законом владельцам крупных имений, свыше 1000 душ крепостных, предоставлялось право объявлять свою собственность «заповедной» и передавать ее по наследству одному лицу, как правило, старшему сыну. Имение не дробилось другими наследниками и оставалось крупным. Попытка введения «майоратов» была очень осторожной. Право на единонаследие по признаку первородства было введено как рекомендательная мера и в России не прижилось. Важно другое, что «майорат» типично феодальная норма права, которая в XIX в. в европейских странах почти исчезла, в России только начинала использоваться. Появление «майората» в России, как и другие меры в отношении дворянства, демонстрировали политику крайнего консерватизма.

Крестьянский вопрос

   Наиболее острым политическим вопросом второй четверти XIX в. было отношение к крепостному праву. К этому времени крайности крепостничества, характерные для эпохи Екатерины II, значительно смягчились, но право владения одного человека другим оказывало разрушающее воздействие на все общество. Главное, что обращало на себя внимание в крепостничестве, это полное беззаконие и беззащитность крестьянина от помещика. В целом, придерживаясь обычаям сельского общества, помещики могли безнаказанно ломать крестьянские судьбы. На прочность крепостничества образованные люди достаточно давно смотрели с осуждением, но устойчивость государства и некоторый рост благополучия общества отодвигали эту проблему.
   Отрицательное отношение Николая I к крепостному праву признается практически всеми историками. В качестве примера обычно приводят его фразу из выступления в Государственном совете: «Нет сомнения, что крепостное право в нынешнем его у нас положении есть зло, для всех ощутительное и очевидное, но прикасаться к оному теперь было бы зло, конечно, еще более гибельное». Как жесткий государственник, Николай I не мог допустить действий, которые неизбежно сопровождаются ослаблением власти. В связи с этим он проводил политику общего ослабления крепостного права. В царствование Николая I издано 108 указов, ограничивших власть помещиков над крестьянами. Николай I придерживался взгляда, что попечительство над крестьянами по конкретным жизненным случаям снимет общую остроту проблемы крепостничества.
   Среди законодательных актов по крепостному вопросу центральное место занимает Свод законов. В законах о состояниях, изложенных в IX томе Свода, содержатся статьи, регламентирующие взаимоотношения помещиков и крепостных, тщательно собраны и отредактированы положения из всех царских указов более чем за вековое прошлое. В свод вошли, в том числе, и те положения, которые ранее не считались существенными или были вовсе забытыми. Обилие и разнообразие статей закона производило впечатление государственной заботы о крепостных людях, но имело формальное значение, так как механизм их реализации практически отсутствовал.