Косточка попала ему в глаз, и бандит озверел.
— Ладно, малец. — Он сплюнул на мраморные ноги божества. — Так и быть, начнем с тебя. — Не спеша, держа меч наготове, он принялся подходить к наглецу. Тот спокойно отступал, держась на прежнем расстоянии и направляясь к выходу из святилища.
— Ребята, не давайте ему уйти! — крикнул главарь, не спуская с юноши глаз.
Некоторое время все беззвучно и медленно двигались, словно во сне. Один лишь Хранитель, под прицелом тяжелой стрелы, сидел неподвижно и загадочно улыбался. В конце концов третий бандит, также с арбалетом наготове, преградил юноше выход.
— Еще не поздно извиниться, — ухмыльнулся главарь. Противник был в ловушке.
— Посмотрим. — Впервые его новый недруг нарушил молчание и, не подавая признаков испуга, тихонько хлопнул в ладоши. Все три лошади, дико заржав, пустились безумным галопом куда-то вглубь леса. Тот, что держал старика на прицеле, едва не выронил оружие. Чертыхаясь, он кинулся вдогонку и остановился, одумавшись.
— Похоже, что извинения тебе не помогут, — рявкнул главарь и замахнулся.
Его клинок разрубил пустоту, и грабитель покатился прямо под ноги своему спутнику. Когда он вскочил, глаза его пылали яростью. Юноша стоял в четырех шагах от него, но улыбка его стала недоброй.
— Пристрели старика, — произнес главарь, не оборачиваясь, и вновь замахнулся.
Юноша вновь хлопнул в ладоши.
Бандит спустил тетиву арбалета, но какая-то тварь ужалила его в предплечье. Наконечник рассек воздух сверкающей молнией и пробил насквозь ладонь главаря.
Тот выронил меч и посмотрел на окровавленную руку, не веря своим глазам. Затем с воплем кинулся на юнца — задушить его голыми руками, разорвать на куски!
От чудовищного удара в глазах его засверкали искры. Пошатываясь, главарь отпустил дерево, неожиданно вставшее у него на пути, и мешком свалился на землю.
Его сообщники разом выстрелили. Юноша лишь взмахнул руками и поймал оба снаряда. Стрелы в ладонях его разгорелись нестерпимым голубым сиянием, и одну из них он небрежно швырнул обратно.
Громовой удар потряс землю. Перед грабителями сверкнула молния, опаляя их лица и превращая арбалеты в пригоршни праха.
Этого было достаточно. С побледневшими от страха лицами они бросились наутек.
…Когда главарь, шатаясь, поднялся на ноги, старик вновь ходил по святилищу, стирая пыль, раскладывая дары леса и что-то тихонько напевая. Юноша сидел на ступенях и играл на флейте. Даже сквозь туман в голове главарь осознал, насколько виртуозной была игра. А когда в глазах перестало двоиться, разглядел тонкую изящную золотую цепочку, обвивавшую шею музыканта. Рядом на ступени лежала сверкающая арбалетная стрела.
Прижимая окровавленную руку к животу, главарь поплелся прочь. Никто не обратил на него ни малейшего внимания.
— …Так что оставаться здесь безопасно, — сказала Рисса. — Ты меня слушаешь? Нламинер стряхнул с себя видение.
— Не вполне, — ответил он. — Извини. Повтори еще раз.
— Судя по всему, — пояснила Рисса, обводя рукой стены пещеры, — никто сюда не заглядывает. Не стоит останавливаться в других местах, пока не выясним, что к чему.
— Понятно. — Впервые он ощутил усталость. Она накатила волной, и неожиданно не осталось сил, даже чтобы подняться на ноги. — Завтра и начнем, — промолвил он невпопад и свалился рядом с поленницей.
Рептилия постояла над ним, вслушиваясь в дыхание, и села у «порога». Ветер гудел уже совсем сердито, но в укрытие ему было не проникнуть.
Постепенно сон сморил и ее.
Тучи разошлись, и солнце засияло над притихшим океаном.
Нламинер стоял на мраморной лестнице. Только теперь она простиралась не на сотню футов, а на тысячу. Величественное здание возвышалось над ним; незнакомый изящный город расстилался внизу. Множество рептилиеобразных существ чинно шествовали по лестнице.
Они не обращали на него внимания. Все они были по грудь Нламинеру, но держались так, словно он был песчинкой у ног великанов. У тех, кто поднимался к зданию («храму», решил Нламинер), в руках были подношения — гроздья незнакомых ему мелких ягод, резные фигурки и многое другое.
Пожав плечами, Нламинер направился наверх. Он не ощущал своих шагов — словно плыл по воздуху. Тут только до него дошло, что это — видение, сон. Он усмехнулся. Нечасто ему доводилось видеть столь яркие и правдоподобные сны.
«Поклонись статуе, когда войдешь в храм», — шепнул ему чей-то голос, и Нламинеру немедленно показалось, что где-то он уже его слышал. Двигаясь вверх, он достиг массивных распахнутых дверей сооружения и вошел внутрь.
Красивые мозаики, воздух, прохладный и исполненный необычной свежести, огромная фигура улыбающегося божества в дальнем конце зала. И сотни существ. Как по команде, они повернулись в его сторону. Под взглядом немигающих глаз с сузившимися вертикальными зрачками Нламинеру стало не по себе. Он медленно поклонился статуе, и все сразу же перестали им интересоваться.
«Положи подношение к его ногам», — вновь шепнул голос, и Нламинер опустил глаза. В руках он нес свой меч, «Покровитель», и края клинка едва заметно поблескивали сиреневым отливом.
Сквозь туман, клубившийся в голове, проползла мысль: «Что-то здесь не так! Остановись немедленно и подумай!»
Он замер и поднял глаза на статую. Множество предметов украшало ниши и постаменты поблизости от нее — вазы, статуэтки, ягоды, множество вполне повседневной утвари… Что случилось, почему его так беспокоит меч, который он должен положить к ногам изваяния?
Слабый стон пронесся по залу, и все вокруг стало таять, терять материальность и прочность. Затем сияющий сгусток света пронизал пространство и взорвался перед ним, расплескивая свет и смывая вялость и неторопливость, с которой он шествовал по видению.
Глава третья
Глава четвертая
— Ладно, малец. — Он сплюнул на мраморные ноги божества. — Так и быть, начнем с тебя. — Не спеша, держа меч наготове, он принялся подходить к наглецу. Тот спокойно отступал, держась на прежнем расстоянии и направляясь к выходу из святилища.
— Ребята, не давайте ему уйти! — крикнул главарь, не спуская с юноши глаз.
Некоторое время все беззвучно и медленно двигались, словно во сне. Один лишь Хранитель, под прицелом тяжелой стрелы, сидел неподвижно и загадочно улыбался. В конце концов третий бандит, также с арбалетом наготове, преградил юноше выход.
— Еще не поздно извиниться, — ухмыльнулся главарь. Противник был в ловушке.
— Посмотрим. — Впервые его новый недруг нарушил молчание и, не подавая признаков испуга, тихонько хлопнул в ладоши. Все три лошади, дико заржав, пустились безумным галопом куда-то вглубь леса. Тот, что держал старика на прицеле, едва не выронил оружие. Чертыхаясь, он кинулся вдогонку и остановился, одумавшись.
— Похоже, что извинения тебе не помогут, — рявкнул главарь и замахнулся.
Его клинок разрубил пустоту, и грабитель покатился прямо под ноги своему спутнику. Когда он вскочил, глаза его пылали яростью. Юноша стоял в четырех шагах от него, но улыбка его стала недоброй.
— Пристрели старика, — произнес главарь, не оборачиваясь, и вновь замахнулся.
Юноша вновь хлопнул в ладоши.
Бандит спустил тетиву арбалета, но какая-то тварь ужалила его в предплечье. Наконечник рассек воздух сверкающей молнией и пробил насквозь ладонь главаря.
Тот выронил меч и посмотрел на окровавленную руку, не веря своим глазам. Затем с воплем кинулся на юнца — задушить его голыми руками, разорвать на куски!
От чудовищного удара в глазах его засверкали искры. Пошатываясь, главарь отпустил дерево, неожиданно вставшее у него на пути, и мешком свалился на землю.
Его сообщники разом выстрелили. Юноша лишь взмахнул руками и поймал оба снаряда. Стрелы в ладонях его разгорелись нестерпимым голубым сиянием, и одну из них он небрежно швырнул обратно.
Громовой удар потряс землю. Перед грабителями сверкнула молния, опаляя их лица и превращая арбалеты в пригоршни праха.
Этого было достаточно. С побледневшими от страха лицами они бросились наутек.
…Когда главарь, шатаясь, поднялся на ноги, старик вновь ходил по святилищу, стирая пыль, раскладывая дары леса и что-то тихонько напевая. Юноша сидел на ступенях и играл на флейте. Даже сквозь туман в голове главарь осознал, насколько виртуозной была игра. А когда в глазах перестало двоиться, разглядел тонкую изящную золотую цепочку, обвивавшую шею музыканта. Рядом на ступени лежала сверкающая арбалетная стрела.
Прижимая окровавленную руку к животу, главарь поплелся прочь. Никто не обратил на него ни малейшего внимания.
— …Так что оставаться здесь безопасно, — сказала Рисса. — Ты меня слушаешь? Нламинер стряхнул с себя видение.
— Не вполне, — ответил он. — Извини. Повтори еще раз.
— Судя по всему, — пояснила Рисса, обводя рукой стены пещеры, — никто сюда не заглядывает. Не стоит останавливаться в других местах, пока не выясним, что к чему.
— Понятно. — Впервые он ощутил усталость. Она накатила волной, и неожиданно не осталось сил, даже чтобы подняться на ноги. — Завтра и начнем, — промолвил он невпопад и свалился рядом с поленницей.
Рептилия постояла над ним, вслушиваясь в дыхание, и села у «порога». Ветер гудел уже совсем сердито, но в укрытие ему было не проникнуть.
Постепенно сон сморил и ее.
Тучи разошлись, и солнце засияло над притихшим океаном.
Нламинер стоял на мраморной лестнице. Только теперь она простиралась не на сотню футов, а на тысячу. Величественное здание возвышалось над ним; незнакомый изящный город расстилался внизу. Множество рептилиеобразных существ чинно шествовали по лестнице.
Они не обращали на него внимания. Все они были по грудь Нламинеру, но держались так, словно он был песчинкой у ног великанов. У тех, кто поднимался к зданию («храму», решил Нламинер), в руках были подношения — гроздья незнакомых ему мелких ягод, резные фигурки и многое другое.
Пожав плечами, Нламинер направился наверх. Он не ощущал своих шагов — словно плыл по воздуху. Тут только до него дошло, что это — видение, сон. Он усмехнулся. Нечасто ему доводилось видеть столь яркие и правдоподобные сны.
«Поклонись статуе, когда войдешь в храм», — шепнул ему чей-то голос, и Нламинеру немедленно показалось, что где-то он уже его слышал. Двигаясь вверх, он достиг массивных распахнутых дверей сооружения и вошел внутрь.
Красивые мозаики, воздух, прохладный и исполненный необычной свежести, огромная фигура улыбающегося божества в дальнем конце зала. И сотни существ. Как по команде, они повернулись в его сторону. Под взглядом немигающих глаз с сузившимися вертикальными зрачками Нламинеру стало не по себе. Он медленно поклонился статуе, и все сразу же перестали им интересоваться.
«Положи подношение к его ногам», — вновь шепнул голос, и Нламинер опустил глаза. В руках он нес свой меч, «Покровитель», и края клинка едва заметно поблескивали сиреневым отливом.
Сквозь туман, клубившийся в голове, проползла мысль: «Что-то здесь не так! Остановись немедленно и подумай!»
Он замер и поднял глаза на статую. Множество предметов украшало ниши и постаменты поблизости от нее — вазы, статуэтки, ягоды, множество вполне повседневной утвари… Что случилось, почему его так беспокоит меч, который он должен положить к ногам изваяния?
Слабый стон пронесся по залу, и все вокруг стало таять, терять материальность и прочность. Затем сияющий сгусток света пронизал пространство и взорвался перед ним, расплескивая свет и смывая вялость и неторопливость, с которой он шествовал по видению.
Глава третья
Чья-то прохладная рука прижималась к его лбу.
Нламинер открыл глаза и сел. Рисса стояла над ним, принюхиваясь; посмотрев ему в глаза, она уселась рядом. Сквозь «дверь» в пещеру просачивался утренний свет.
— Что случилось? — поинтересовался Нламинер, разминая чудовищно затекшие суставы. «Отвык я от походной жизни», — подумалось ему.
— Ты говорил во сне, — был ответ. — Прежде никогда с тобой такого не было. Видел сон? Нламинер кивнул.
— Довольно яркий и странный. А что? Рисса запнулась.
— Это весьма необычно, но я тоже видела сон. Он был… — Она потрясла головой, словно не вполне еще проснулась, и встала. — Впрочем, ладно. Я не чувствую ничего подозрительного ни в тебе, ни в себе. Пошли.
«И так всегда», — угрюмо подумал Нламинер, выкарабкиваясь навстречу прохладному утреннему морю.
Ветерок пригладил его мех и развеял последние остатки ночного видения. Сразу же захотелось есть. «Однако, — подумал Нламинер, — наш стол не будет баловать разнообразием». Только чайки гнездились на островке; если наверху нет людей, останутся лишь дары моря. В сыром виде. Да, и морская вода взамен пресной.
— Пойду-ка я наверх, — сказал Нламинер, окидывая взглядом Лестницу. — Может, случится чудо и там кто-то есть.
— Хорошо, — кивнула Рисса в ответ. — Попытайся открыть ворота. Только осторожнее: там, где нет света, наверняка небезопасно. Я пока поохочусь.
И нырнула в море.
Нламинер проводил взглядом ее силуэт и пошел наверх, считая ступени. Солнечные лучи скользили по-над морем; картина была мирной и величественной. Впрочем, давно известно, что мир ночной разительно отличается от мира дневного. «И сумеречного мира», — шепнул ему голос на ухо, и Нламинер резко остановился. Опять этот голос! Где же он его слышал?
Голодные резкие вопли птиц были ему ответом.
…В святилище Нламинер задержался на несколько дней. Он появился там, едва незадачливые грабители ушли со сцены. Впрочем, мало кто обвинил бы его в трусости: невелика доблесть выступать голыми руками против опытных бойцов.
Юноша, наигрывавший на флейте, подмигнул ему и бросил арбалетную стрелу. Нламинер ловко поймал ее и едва не выронил: вместо стрелы в руках его был старинный ключ, сработанный из драгоценных металлов и украшенный множеством каменьев. А когда он вновь поднял глаза, на ступенях никого не было.
В святилище оказалось немало работы, которая была уже не под силу пожилому Хранителю. Та же непонятная воля, что вела Нламинера через лес, посоветовала ему поговорить со стариком и неожиданно исчезла.
Впервые он оказался совсем один.
Однако Хранитель принял его радушно. За те несколько дней, что Нламинер провел приводя в порядок каменную площадку — сметая пыль, поправляя статуи, восстанавливая невысокий забор, ограждавший святилище двойной восьмеркой, — он рассказал ему немало интересного о вселенной, окружавшей их. Воображение Нламинера загорелось. Он часами слушал рассказы о героях старины, о неведомых землях и великих океанах, о битвах богов и смертных, о взлете и падении целых народов. Как проста и безмятежна оказалась размеренная жизнь Анлавена! Где-то за пределами ее бурлил огромный, неизвестный мир, и желание добраться до него стало нестерпимым.
Тогда же он понял первый закон жизни: мгновение триумфа должно быть заранее оплачено долгими и неинтересными годами, насыщенными тяжелым и однообразным трудом.
Ему потребовалось пять лет, чтобы пересечь сорок миль леса, преграждавшие ему путь в соседний город, Киннер, откуда можно было отплыть в любую часть света.
С вершины Лестницы океан разворачивался во всем своем величии. Сквозь размеренный строй ленивых волн осязалась дремлющая мощь, способная однажды восстать, разгневаться и обратить в прах все, что попадется на пути. Где-то там, в лазурной глуби, скрывался древний город… и еще девять десятых Лестницы. Нламинер представил себе занесенные илом улицы, полностью стертый с лица Ралиона народ и ужаснулся. Можно было сколько угодно говорить о величии вселенной и мудрости ее законов, но когда видишь, как эти законы действуют, разум порой может помрачиться.
К северу, за дымкой, находился Континент, Большая Земля, арена многих боев прошлого, изобилующая чудесами и загадками. Только близость его была обманчивой. Хорошо тем, у кого под ногами надежная палуба корабля или тусклое зеркало портала, — сделал шаг, и ты уже в сотне миль отсюда. Когда же вокруг только камни да пыль…
Сразу за Лестницей следовал небольшой тоннель — игра природы, окно, выточенное неутомимым ветром. За ним в кратере давно потухшего вулкана и находился маяк. Он тоже был древним, вмещая в себя сотни лет и бесчисленные события. Теперь, когда магниты и магия вели корабли надежнее любого маяка, он был не нужен — и оставлен на произвол судьбы. Любопытно, чем занимались здесь последнее время?
Некогда все небольшое пространство кратера занимала роща — здесь, на выветривающемся базальте, под надежной защитой стен вулкана в конце концов прижились священные деревья — ольха, береза и… Нламинер оторопел, когда увидел то, что осталось от рощи.
Мертвые остовы деревьев торчали из каменистой земли, словно грозя последним проклятием всем встречным. Лишь крохотная часть рощи еще была жива; впрочем, и там деревья были больны, и долго им не протянуть. Стараясь не наступать на рассыпающиеся в прах пни, Нламинер подошел к десятку уцелевших деревьев и покачал головой. Словно кто-то высасывает из них жизненную силу. Однако Рисса уже была здесь и не заметила ничего подозрительного. Великие боги, что же может быть подозрительней?!
Собственно маяк был крохотной крепостью, отгородившейся от мира пятнадцатифутовыми стенами и стальной решеткой в воротах. Нламинер постоял минут десять, вслушиваясь в звуки и запахи, но ничто не привлекло его внимание. Только камни да пыль.
Ему не составило большого труда перелезть через арку ворот и поднять решетку с той стороны. Проржавевшие зубья угрожающе нависли над головой. Ворота выглядели неприветливо и даже враждебно — словно голодная пасть чудовищно старого хищника.
Он сделал два шага внутрь небольшого внутреннего дворика и остановился, пораженный увиденным. Сразу за воротами находились главные двери центрального строения, на вершине которого некогда сиял путеводный шар. Двери выглядели едва живыми; казалось, тронь пальцем — и рассыплются пылью. Поверх обоих изуродованных створок чем-то похожим на свежую кровь было каллиграфически начертано на Тален: «Добро пожаловать!»
Он поднес руку к двери, чтобы толкнуть ее, и замер. Время отступило назад на несколько лет. Точно так же он стоял тогда у разрушенных дверей большого подземного города Сингары.
Только глупец, самонадеянный и слепой, мог кинуться в глубины Сингары без предварительной разведки. Город некогда был славой всего Архипелага: драгоценные камни и руда, фантастически дорогой подземный светящийся мох, ценнейший алхимический реагент и многое другое — где все это? Половину тысячелетия прожил город, привлекая торговцев, магов, кладоискателей; людей, хансса, дарионов и подземных ольтов — найя, а вернее — все расы, известные Ралиону. Затем проснулся древний вулкан — и все забыли город, наполовину снесенный буйством стихии.
Где справедливость и благодарность? Или правду говорят жрецы, что справедливость уместна только между подобными друг Другу, и нечего надеяться камню на справедливость со стороны скульптора и городу — со стороны его обитателей?
Никому это не ведомо. К счастью, предсказатели не ударили лицом в грязь, и никто не пострадал при катастрофе. И потянулись охотники за брошенным в глубинах добром — словно обреченные муравьи, копошащиеся в разрушенном муравейнике.
А затем, подтверждая истину известной поговорки, чудовища наводнили руины. Там, куда не проникают лучи гневного Элиора, правят другие силы, и их подчиненные не прочь перекусить искателем приключений.
…Их было пятеро. Остальные попутчики, поняв, что Нламинер с приятелями не шутят по поводу посещения Сингары, благоразумно отстали по пути. В немом молчании смотрели все пятеро на едва живые двери, пока Нламинер не подошел и не толкнул их.
Одна из створок рухнула, разваливаясь на куски и открывая темный провал пещеры. Эхо удара блуждало во тьме переходов и несколько раз возвращалось ко входу.
— Пришли тихонько, называется, — прошептал кто-то из его спутников. Нламинер среди них был самым снаряженным. Двое оставшихся полагали, видимо, что им предстоит развлекательная прогулка, и не взяли приличного оружия. Порой легенды о несметных богатствах подавляют остатки здравого смысла.
Они вошли в первый из множества залов, которые, опускаясь все глубже и глубже, вели к остальным уровням и районам города. Оставшаяся часть города была практически нетронута: вулкан действовал всего лишь неделю, после чего заснул вновь — никому не ведомо, надолго ли. Нламинер имел опыт боевых операций — как-никак три года служил в пограничных войсках Северной провинции. Страшнее браконьеров противники не попадались, но кой-какие опыт и чутье он все же приобрел.
Он немало удивил своих спутников, неслышно обнажив меч и встав наизготовку. Что-то не очень приятное связывалось у него в голове с самым широким — центральным — проходом.
— Ну ладно, постой тут, а мы пока пойдем дальше, — рассмеялся кто-то за его спиной. Не осознавая, что делает, Нламинер чуть подался назад и расслабил мускулы, готовый нанести удар. Вновь чья-то воля направила его действия и отпустила.
Недоуменный вопль, свист меча и грохот падающего тела слились в один взрыв звука. Тот, кто посмеивался за его спиной, лежал, глядя в недоумении на окровавленное плечо. Рядом лежала перерубленная пополам небольшая птица с длинным и острым, словно жало, клювом. Оперение ее светилось. Клюв был испачкан в крови.
Спутники Нламинера разом выдохнули. Ужас, смешанный с восхищением, читался на их лицах.
— Тебе стоит вернуться, — сказал один из них, перевязывая раненому плечо. — Иначе все подземелье сбежится на залах крови.
По глазам пострадавшего было видно, что приключений с него на сей раз довольно. Хмуро кивнув, он попрощался и побрел, прихрамывая, обратно.
Нламинер с оставшимися искателями приключений свернули в правый проход.
— С тобой все в порядке? — послышался тихий голос позади.
— Вполне. — Он толкнул правую створку дверей, и она рухнула, складываясь внутрь себя. Клубы пыли, едкой и почти невесомой, повисли вокруг отвратительным облаком. Нламинер почти неосознанно сделал быстрый жест кистью правой руки. Пыль осела и словно впиталась в камень. Рисса с интересом посмотрела на своего спутника, но ничего не сказала.
— Где-то это я уже видел, — пробормотал Нламинер и шагнул в темноту. На пояс опустилась рука и резко остановила его.
— Смотри! — шепнула Рисса, указывая на пол. Кровавые буквы упали вместе с частью двери. Надпись, неожиданно изменившись, теперь гласила: «Легко войти, трудно выйти».
— Как ты думаешь, кто к нам обращается? — спросил Нламинер и впервые со времени их встречи заглянул рептилии в глаза. — Меня не оставляет чувство, что кто-то наблюдает за нами. Иногда даже хочется обернуться.
Рисса закрыла глаза, и Нламинер заметил, как сдвинулись, стали нечеткими очертания ее тела.
Затем словно крохотный белый вихрь опустился на ее голову, и Рисса ответила, не открывая глаз: — Никто из известных нам людей… — она помедлила, — или богов. Разумеется, боги никогда не открывают своих намерений… Но никто из нас двоих, насколько я знаю, не провинился перед божествами. Разве что этот наш общий знакомый, который попросил заехать на остров. Но мы здесь одни.
— Точно?
— Точно.
Последовало тягостное молчание.
— Я-то думал, что дела хуже некуда. — Нламинер по привычке вновь потянулся за фляжкой и остановился на полпути. — Выходит, они еще хуже. Мы на острове, которого боятся, как чумы; здесь нет ни щепочки, чтобы построить плот и никто из нас не сможет пролететь десяток-другой миль, чтобы оказаться в безопасности.
— С каких это пор ты потерял азарт к приключениям? — В глазах Риссы зажглись ехидные огоньки.
— Я привык сам их выбирать. — Нламинер вздохнул. — И мне казалось, что я достаточно вырос, чтобы чуять подвох. Только не говори, что ты в восемь раз меня старше, я это уже слышал.
Он шагнул в темноту. Рисса последовала за ним.
Кровавая надпись под ногами с шипением впиталась в камень. Выбежавшая из тьмы крыса принюхалась к поднявшемуся дыму и в ужасе поспешила прочь.
Нламинер открыл глаза и сел. Рисса стояла над ним, принюхиваясь; посмотрев ему в глаза, она уселась рядом. Сквозь «дверь» в пещеру просачивался утренний свет.
— Что случилось? — поинтересовался Нламинер, разминая чудовищно затекшие суставы. «Отвык я от походной жизни», — подумалось ему.
— Ты говорил во сне, — был ответ. — Прежде никогда с тобой такого не было. Видел сон? Нламинер кивнул.
— Довольно яркий и странный. А что? Рисса запнулась.
— Это весьма необычно, но я тоже видела сон. Он был… — Она потрясла головой, словно не вполне еще проснулась, и встала. — Впрочем, ладно. Я не чувствую ничего подозрительного ни в тебе, ни в себе. Пошли.
«И так всегда», — угрюмо подумал Нламинер, выкарабкиваясь навстречу прохладному утреннему морю.
Ветерок пригладил его мех и развеял последние остатки ночного видения. Сразу же захотелось есть. «Однако, — подумал Нламинер, — наш стол не будет баловать разнообразием». Только чайки гнездились на островке; если наверху нет людей, останутся лишь дары моря. В сыром виде. Да, и морская вода взамен пресной.
— Пойду-ка я наверх, — сказал Нламинер, окидывая взглядом Лестницу. — Может, случится чудо и там кто-то есть.
— Хорошо, — кивнула Рисса в ответ. — Попытайся открыть ворота. Только осторожнее: там, где нет света, наверняка небезопасно. Я пока поохочусь.
И нырнула в море.
Нламинер проводил взглядом ее силуэт и пошел наверх, считая ступени. Солнечные лучи скользили по-над морем; картина была мирной и величественной. Впрочем, давно известно, что мир ночной разительно отличается от мира дневного. «И сумеречного мира», — шепнул ему голос на ухо, и Нламинер резко остановился. Опять этот голос! Где же он его слышал?
Голодные резкие вопли птиц были ему ответом.
…В святилище Нламинер задержался на несколько дней. Он появился там, едва незадачливые грабители ушли со сцены. Впрочем, мало кто обвинил бы его в трусости: невелика доблесть выступать голыми руками против опытных бойцов.
Юноша, наигрывавший на флейте, подмигнул ему и бросил арбалетную стрелу. Нламинер ловко поймал ее и едва не выронил: вместо стрелы в руках его был старинный ключ, сработанный из драгоценных металлов и украшенный множеством каменьев. А когда он вновь поднял глаза, на ступенях никого не было.
В святилище оказалось немало работы, которая была уже не под силу пожилому Хранителю. Та же непонятная воля, что вела Нламинера через лес, посоветовала ему поговорить со стариком и неожиданно исчезла.
Впервые он оказался совсем один.
Однако Хранитель принял его радушно. За те несколько дней, что Нламинер провел приводя в порядок каменную площадку — сметая пыль, поправляя статуи, восстанавливая невысокий забор, ограждавший святилище двойной восьмеркой, — он рассказал ему немало интересного о вселенной, окружавшей их. Воображение Нламинера загорелось. Он часами слушал рассказы о героях старины, о неведомых землях и великих океанах, о битвах богов и смертных, о взлете и падении целых народов. Как проста и безмятежна оказалась размеренная жизнь Анлавена! Где-то за пределами ее бурлил огромный, неизвестный мир, и желание добраться до него стало нестерпимым.
Тогда же он понял первый закон жизни: мгновение триумфа должно быть заранее оплачено долгими и неинтересными годами, насыщенными тяжелым и однообразным трудом.
Ему потребовалось пять лет, чтобы пересечь сорок миль леса, преграждавшие ему путь в соседний город, Киннер, откуда можно было отплыть в любую часть света.
С вершины Лестницы океан разворачивался во всем своем величии. Сквозь размеренный строй ленивых волн осязалась дремлющая мощь, способная однажды восстать, разгневаться и обратить в прах все, что попадется на пути. Где-то там, в лазурной глуби, скрывался древний город… и еще девять десятых Лестницы. Нламинер представил себе занесенные илом улицы, полностью стертый с лица Ралиона народ и ужаснулся. Можно было сколько угодно говорить о величии вселенной и мудрости ее законов, но когда видишь, как эти законы действуют, разум порой может помрачиться.
К северу, за дымкой, находился Континент, Большая Земля, арена многих боев прошлого, изобилующая чудесами и загадками. Только близость его была обманчивой. Хорошо тем, у кого под ногами надежная палуба корабля или тусклое зеркало портала, — сделал шаг, и ты уже в сотне миль отсюда. Когда же вокруг только камни да пыль…
Сразу за Лестницей следовал небольшой тоннель — игра природы, окно, выточенное неутомимым ветром. За ним в кратере давно потухшего вулкана и находился маяк. Он тоже был древним, вмещая в себя сотни лет и бесчисленные события. Теперь, когда магниты и магия вели корабли надежнее любого маяка, он был не нужен — и оставлен на произвол судьбы. Любопытно, чем занимались здесь последнее время?
Некогда все небольшое пространство кратера занимала роща — здесь, на выветривающемся базальте, под надежной защитой стен вулкана в конце концов прижились священные деревья — ольха, береза и… Нламинер оторопел, когда увидел то, что осталось от рощи.
Мертвые остовы деревьев торчали из каменистой земли, словно грозя последним проклятием всем встречным. Лишь крохотная часть рощи еще была жива; впрочем, и там деревья были больны, и долго им не протянуть. Стараясь не наступать на рассыпающиеся в прах пни, Нламинер подошел к десятку уцелевших деревьев и покачал головой. Словно кто-то высасывает из них жизненную силу. Однако Рисса уже была здесь и не заметила ничего подозрительного. Великие боги, что же может быть подозрительней?!
Собственно маяк был крохотной крепостью, отгородившейся от мира пятнадцатифутовыми стенами и стальной решеткой в воротах. Нламинер постоял минут десять, вслушиваясь в звуки и запахи, но ничто не привлекло его внимание. Только камни да пыль.
Ему не составило большого труда перелезть через арку ворот и поднять решетку с той стороны. Проржавевшие зубья угрожающе нависли над головой. Ворота выглядели неприветливо и даже враждебно — словно голодная пасть чудовищно старого хищника.
Он сделал два шага внутрь небольшого внутреннего дворика и остановился, пораженный увиденным. Сразу за воротами находились главные двери центрального строения, на вершине которого некогда сиял путеводный шар. Двери выглядели едва живыми; казалось, тронь пальцем — и рассыплются пылью. Поверх обоих изуродованных створок чем-то похожим на свежую кровь было каллиграфически начертано на Тален: «Добро пожаловать!»
Он поднес руку к двери, чтобы толкнуть ее, и замер. Время отступило назад на несколько лет. Точно так же он стоял тогда у разрушенных дверей большого подземного города Сингары.
Только глупец, самонадеянный и слепой, мог кинуться в глубины Сингары без предварительной разведки. Город некогда был славой всего Архипелага: драгоценные камни и руда, фантастически дорогой подземный светящийся мох, ценнейший алхимический реагент и многое другое — где все это? Половину тысячелетия прожил город, привлекая торговцев, магов, кладоискателей; людей, хансса, дарионов и подземных ольтов — найя, а вернее — все расы, известные Ралиону. Затем проснулся древний вулкан — и все забыли город, наполовину снесенный буйством стихии.
Где справедливость и благодарность? Или правду говорят жрецы, что справедливость уместна только между подобными друг Другу, и нечего надеяться камню на справедливость со стороны скульптора и городу — со стороны его обитателей?
Никому это не ведомо. К счастью, предсказатели не ударили лицом в грязь, и никто не пострадал при катастрофе. И потянулись охотники за брошенным в глубинах добром — словно обреченные муравьи, копошащиеся в разрушенном муравейнике.
А затем, подтверждая истину известной поговорки, чудовища наводнили руины. Там, куда не проникают лучи гневного Элиора, правят другие силы, и их подчиненные не прочь перекусить искателем приключений.
…Их было пятеро. Остальные попутчики, поняв, что Нламинер с приятелями не шутят по поводу посещения Сингары, благоразумно отстали по пути. В немом молчании смотрели все пятеро на едва живые двери, пока Нламинер не подошел и не толкнул их.
Одна из створок рухнула, разваливаясь на куски и открывая темный провал пещеры. Эхо удара блуждало во тьме переходов и несколько раз возвращалось ко входу.
— Пришли тихонько, называется, — прошептал кто-то из его спутников. Нламинер среди них был самым снаряженным. Двое оставшихся полагали, видимо, что им предстоит развлекательная прогулка, и не взяли приличного оружия. Порой легенды о несметных богатствах подавляют остатки здравого смысла.
Они вошли в первый из множества залов, которые, опускаясь все глубже и глубже, вели к остальным уровням и районам города. Оставшаяся часть города была практически нетронута: вулкан действовал всего лишь неделю, после чего заснул вновь — никому не ведомо, надолго ли. Нламинер имел опыт боевых операций — как-никак три года служил в пограничных войсках Северной провинции. Страшнее браконьеров противники не попадались, но кой-какие опыт и чутье он все же приобрел.
Он немало удивил своих спутников, неслышно обнажив меч и встав наизготовку. Что-то не очень приятное связывалось у него в голове с самым широким — центральным — проходом.
— Ну ладно, постой тут, а мы пока пойдем дальше, — рассмеялся кто-то за его спиной. Не осознавая, что делает, Нламинер чуть подался назад и расслабил мускулы, готовый нанести удар. Вновь чья-то воля направила его действия и отпустила.
Недоуменный вопль, свист меча и грохот падающего тела слились в один взрыв звука. Тот, кто посмеивался за его спиной, лежал, глядя в недоумении на окровавленное плечо. Рядом лежала перерубленная пополам небольшая птица с длинным и острым, словно жало, клювом. Оперение ее светилось. Клюв был испачкан в крови.
Спутники Нламинера разом выдохнули. Ужас, смешанный с восхищением, читался на их лицах.
— Тебе стоит вернуться, — сказал один из них, перевязывая раненому плечо. — Иначе все подземелье сбежится на залах крови.
По глазам пострадавшего было видно, что приключений с него на сей раз довольно. Хмуро кивнув, он попрощался и побрел, прихрамывая, обратно.
Нламинер с оставшимися искателями приключений свернули в правый проход.
— С тобой все в порядке? — послышался тихий голос позади.
— Вполне. — Он толкнул правую створку дверей, и она рухнула, складываясь внутрь себя. Клубы пыли, едкой и почти невесомой, повисли вокруг отвратительным облаком. Нламинер почти неосознанно сделал быстрый жест кистью правой руки. Пыль осела и словно впиталась в камень. Рисса с интересом посмотрела на своего спутника, но ничего не сказала.
— Где-то это я уже видел, — пробормотал Нламинер и шагнул в темноту. На пояс опустилась рука и резко остановила его.
— Смотри! — шепнула Рисса, указывая на пол. Кровавые буквы упали вместе с частью двери. Надпись, неожиданно изменившись, теперь гласила: «Легко войти, трудно выйти».
— Как ты думаешь, кто к нам обращается? — спросил Нламинер и впервые со времени их встречи заглянул рептилии в глаза. — Меня не оставляет чувство, что кто-то наблюдает за нами. Иногда даже хочется обернуться.
Рисса закрыла глаза, и Нламинер заметил, как сдвинулись, стали нечеткими очертания ее тела.
Затем словно крохотный белый вихрь опустился на ее голову, и Рисса ответила, не открывая глаз: — Никто из известных нам людей… — она помедлила, — или богов. Разумеется, боги никогда не открывают своих намерений… Но никто из нас двоих, насколько я знаю, не провинился перед божествами. Разве что этот наш общий знакомый, который попросил заехать на остров. Но мы здесь одни.
— Точно?
— Точно.
Последовало тягостное молчание.
— Я-то думал, что дела хуже некуда. — Нламинер по привычке вновь потянулся за фляжкой и остановился на полпути. — Выходит, они еще хуже. Мы на острове, которого боятся, как чумы; здесь нет ни щепочки, чтобы построить плот и никто из нас не сможет пролететь десяток-другой миль, чтобы оказаться в безопасности.
— С каких это пор ты потерял азарт к приключениям? — В глазах Риссы зажглись ехидные огоньки.
— Я привык сам их выбирать. — Нламинер вздохнул. — И мне казалось, что я достаточно вырос, чтобы чуять подвох. Только не говори, что ты в восемь раз меня старше, я это уже слышал.
Он шагнул в темноту. Рисса последовала за ним.
Кровавая надпись под ногами с шипением впиталась в камень. Выбежавшая из тьмы крыса принюхалась к поднявшемуся дыму и в ужасе поспешила прочь.
Глава четвертая
Ралиону были известны «движущиеся сцены» — килиан, как их называли. Уже несколько поколений маги торговали специальными устройствами для создания таких «записанных» сцен, и на демонстрацию красочных, объемных изображений — не только хроники, но и разнообразных исторических, приключенческих и прочих сеансов собиралось множество народу. Пожалуй, только килиан вызывал интерес практически у любой расы.
Сейчас Нламинер ощущал ту «прозрачность», налет нереальности, что сопровождал почти каждый килиан. Только на сей раз он был не зрителем, а актером неведомо кем придуманной сцены. Иногда хотелось прикоснуться к стене, почувствовать материальность окружающего, убедиться, что это не сон.
Трудно было сказать, что создавало такую иллюзию. В конце концов Нламинер смог выразить ощущение словами: в каждый момент времени было что-то неестественное в окружении. Хотя бы малая деталь. Звуки или их отсутствие, запахи, пейзаж. Ощущение то накатывало, то отпускало. Несколькими годами раньше Нламинер решил бы, что переутомился. Сейчас же, после полугода сравнительно спокойной жизни, откуда бы взяться переутомлению?..
…Рисса шла и думала о странной «трещине», что появилась в астральной проекции окружающего мира. Раса хансса, к которой она принадлежала, была по происхождению искусна в определенного рода магии. Но иногда рождались необычайно талантливые особи, хаанс, к которым относилась и Рисса, что практически постоянно находились в двух плоскостях существования: обычной, доступной всем смертным существам, и астральной, отражающей все проявления интеллекта.
Изъян в астральной проекции, который она почувствовала пару дней назад, не показался ей зловещим: как и материальный мир, астрал непостоянен и подвержен неожиданным изменениям. Кроме того, несколько сотен хаанс были рассеяны по всему свету. Если были бы основания поднимать тревогу, ей давно это стало бы известно.
Ни ее способности, ни двойное видение не изменились, так что беспокоиться вроде бы не о чем, и все же…
Грандиозный погром предстал их глазам. Вся скромная обстановка внутри здания была полностью уничтожена. Не было никакого смысла в столь разрушительных действиях: обломки старинной вазы были перемешаны со щепками от дорогих кресел; изорванные в клочья книги валялись там и сям, присыпанные каменным крошевом. Несколько раз попадались тонкие и глубокие борозды в камне, напоминающие следы когтей. Нламинер указал на них Риссе, но та в ответ только пожала плечами.
Ничьих останков, однако, не было, и Нламинер испытал некоторое облегчение. Возможно, конечно, что на верхних этажах и в подвалах их ждут более неприятные сюрпризы… но пока что жертвой безумного гнева пали предметы неодушевленные.
— Интересно, водились ли у них мыши? — вырвалось неожиданно у Нламинера, когда он заметил несколько страниц, не тронутых грызунами.
— И сейчас водятся. — Рисса поманила кого-то пальцем, и из угла комнаты выбежала тощая мышь. Стоило Нламинеру шевельнуться, как она немедленно скрылась. — Дело не в мышах, а в книгах. Я бы не стала прикасаться здесь ни к чему, пока мы не обойдем все вокруг.
— Пожалуй, я согласен с одним из твоих выводов, — заметил Нламинер, перешагивая через руины каменного стола и помогая спутнице перепрыгнуть через них.
— С каким же?
— Никого, кроме нас с тобой, здесь нет. Ветер, ворвавшийся сквозь выбитые окна, задумчиво поднял обрывки страниц и разложил их новой, но столь же унылой мозаикой.
Хранитель святилища, что скрыто в лесах возле города Анлавен, ничуть не удивился, когда из воздуха соткался путник в поношенной одежде и, вежливо поприветствовав его, встал у ступеней, ведущих к статуям. Путник бросил в чашу для пожертвований несколько старинных золотых монет и присел на один из валунов.
— Все ли статуи святилища, о почтенный, тебе известны?
— Разумеется, — ответил старик спокойно. Кем бы ни был этот посетитель, в свою судьбу Хранитель верил не менее твердо, чем во всех богов, образы которых его окружали. Даже если этот путник замышляет недоброе, беспокоиться не о чем.
Поймав взгляд старика, путник улыбнулся.
— Не сочти за дерзость, о почтенный, но не смог ли бы ты рассказать мне о каждой? Как и тебе, мне дорого наше прошлое и я помогаю помнить его. На Ралионе осталось едва ли с десяток подобных святилищ…
— Одиннадцать, — вставил Хранитель, кивнув.
— …и в каждом есть образы, не встречающиеся больше нигде. У меня нет времени, чтобы помочь тебе, но, по крайней мере, я смогу хорошо заплатить. Времена такие, что многие отвращаются от богов.
— Верно, хотя времена меняются и к лучшему. — Хранитель несколько мгновений смотрел в глаза пришедшего и кивнул. — Хорошо, странник. Я не знаю, кто ты, но я помогаю всем, кто искренне интересуется богами.
Прошел примерно час, и вот они встали перед улыбающимся божеством, сжимающим в одной руке несколько колосьев, а в другой — вычурной формы жезл. И тут что-то сместилось в голове Хранителя, и он, как ни старался, ничего не смог вспомнить о статуе. Путник увидел, как крайнее изумление и тень отчаяния мелькнули поочередно в глазах старика, и наконец тот сказал:
— Должен признаться, странник, что память моя меня подводит. Ничего не помню. Возможно, чуть позже…
— Благодарю, о почтенный. — Путник коротко наклонил голову. — Все, что ты успел рассказать, весьма мне поможет. Я надеюсь, что более проблем с памятью у тебя не будет.
И исчез.
Спрятав оставленный странным гостем щедрый дар — мешочек с редкостными каменьями, Хранитель еще раз обошел обширное святилище, но память на сей раз работала исправно: ничего неизвестного не было. Что за причуды!
Поразмыслив, впрочем, он не стал придавать значения произошедшему. В его жизни было немало куда более странных событий.
— Должно быть, это была библиотека, — задумчиво сказал Нламинер, отворив скрытую в стене дверь.
По сравнению с жилыми комнатами, где посреди обломков мебели гнили обрывки одежды, бумаг и всевозможного металлического мусора, комната выглядела сравнительно целой. Книги, занимавшие обширные стеллажи вдоль всех стен, также не избежали печальной участи. Плесень, солнце и чьи-то острые зубы придали им жуткий вид, однако стекла уцелели, и комната выглядела даже уютной.
Осмотревшись, Нламинер подошел к ближайшей полке. Рисса подняла предостерегающе руку, но он не стал ничего брать. Взамен искорка вспыхнула на кончике пальца Нламинера, и комната на миг озарилась призрачно-зеленым пламенем. Рисса успела заметить, как переплеты книг засветились разными цветами.
— Самая обычная библиотека, — подтвердил Нламинер. — Как и все смотрители маяков, здешний тоже предпочитал книги по магическим дисциплинам.
— Осталось только найти этого смотрителя, — проговорила Рисса. — Здесь занимались чем-то… неправильным… — Нламинер посмотрел на нее. — Трудно описать это словами, но весь маяк создает впечатление очень больного места.
Сейчас Нламинер ощущал ту «прозрачность», налет нереальности, что сопровождал почти каждый килиан. Только на сей раз он был не зрителем, а актером неведомо кем придуманной сцены. Иногда хотелось прикоснуться к стене, почувствовать материальность окружающего, убедиться, что это не сон.
Трудно было сказать, что создавало такую иллюзию. В конце концов Нламинер смог выразить ощущение словами: в каждый момент времени было что-то неестественное в окружении. Хотя бы малая деталь. Звуки или их отсутствие, запахи, пейзаж. Ощущение то накатывало, то отпускало. Несколькими годами раньше Нламинер решил бы, что переутомился. Сейчас же, после полугода сравнительно спокойной жизни, откуда бы взяться переутомлению?..
…Рисса шла и думала о странной «трещине», что появилась в астральной проекции окружающего мира. Раса хансса, к которой она принадлежала, была по происхождению искусна в определенного рода магии. Но иногда рождались необычайно талантливые особи, хаанс, к которым относилась и Рисса, что практически постоянно находились в двух плоскостях существования: обычной, доступной всем смертным существам, и астральной, отражающей все проявления интеллекта.
Изъян в астральной проекции, который она почувствовала пару дней назад, не показался ей зловещим: как и материальный мир, астрал непостоянен и подвержен неожиданным изменениям. Кроме того, несколько сотен хаанс были рассеяны по всему свету. Если были бы основания поднимать тревогу, ей давно это стало бы известно.
Ни ее способности, ни двойное видение не изменились, так что беспокоиться вроде бы не о чем, и все же…
Грандиозный погром предстал их глазам. Вся скромная обстановка внутри здания была полностью уничтожена. Не было никакого смысла в столь разрушительных действиях: обломки старинной вазы были перемешаны со щепками от дорогих кресел; изорванные в клочья книги валялись там и сям, присыпанные каменным крошевом. Несколько раз попадались тонкие и глубокие борозды в камне, напоминающие следы когтей. Нламинер указал на них Риссе, но та в ответ только пожала плечами.
Ничьих останков, однако, не было, и Нламинер испытал некоторое облегчение. Возможно, конечно, что на верхних этажах и в подвалах их ждут более неприятные сюрпризы… но пока что жертвой безумного гнева пали предметы неодушевленные.
— Интересно, водились ли у них мыши? — вырвалось неожиданно у Нламинера, когда он заметил несколько страниц, не тронутых грызунами.
— И сейчас водятся. — Рисса поманила кого-то пальцем, и из угла комнаты выбежала тощая мышь. Стоило Нламинеру шевельнуться, как она немедленно скрылась. — Дело не в мышах, а в книгах. Я бы не стала прикасаться здесь ни к чему, пока мы не обойдем все вокруг.
— Пожалуй, я согласен с одним из твоих выводов, — заметил Нламинер, перешагивая через руины каменного стола и помогая спутнице перепрыгнуть через них.
— С каким же?
— Никого, кроме нас с тобой, здесь нет. Ветер, ворвавшийся сквозь выбитые окна, задумчиво поднял обрывки страниц и разложил их новой, но столь же унылой мозаикой.
Хранитель святилища, что скрыто в лесах возле города Анлавен, ничуть не удивился, когда из воздуха соткался путник в поношенной одежде и, вежливо поприветствовав его, встал у ступеней, ведущих к статуям. Путник бросил в чашу для пожертвований несколько старинных золотых монет и присел на один из валунов.
— Все ли статуи святилища, о почтенный, тебе известны?
— Разумеется, — ответил старик спокойно. Кем бы ни был этот посетитель, в свою судьбу Хранитель верил не менее твердо, чем во всех богов, образы которых его окружали. Даже если этот путник замышляет недоброе, беспокоиться не о чем.
Поймав взгляд старика, путник улыбнулся.
— Не сочти за дерзость, о почтенный, но не смог ли бы ты рассказать мне о каждой? Как и тебе, мне дорого наше прошлое и я помогаю помнить его. На Ралионе осталось едва ли с десяток подобных святилищ…
— Одиннадцать, — вставил Хранитель, кивнув.
— …и в каждом есть образы, не встречающиеся больше нигде. У меня нет времени, чтобы помочь тебе, но, по крайней мере, я смогу хорошо заплатить. Времена такие, что многие отвращаются от богов.
— Верно, хотя времена меняются и к лучшему. — Хранитель несколько мгновений смотрел в глаза пришедшего и кивнул. — Хорошо, странник. Я не знаю, кто ты, но я помогаю всем, кто искренне интересуется богами.
Прошел примерно час, и вот они встали перед улыбающимся божеством, сжимающим в одной руке несколько колосьев, а в другой — вычурной формы жезл. И тут что-то сместилось в голове Хранителя, и он, как ни старался, ничего не смог вспомнить о статуе. Путник увидел, как крайнее изумление и тень отчаяния мелькнули поочередно в глазах старика, и наконец тот сказал:
— Должен признаться, странник, что память моя меня подводит. Ничего не помню. Возможно, чуть позже…
— Благодарю, о почтенный. — Путник коротко наклонил голову. — Все, что ты успел рассказать, весьма мне поможет. Я надеюсь, что более проблем с памятью у тебя не будет.
И исчез.
Спрятав оставленный странным гостем щедрый дар — мешочек с редкостными каменьями, Хранитель еще раз обошел обширное святилище, но память на сей раз работала исправно: ничего неизвестного не было. Что за причуды!
Поразмыслив, впрочем, он не стал придавать значения произошедшему. В его жизни было немало куда более странных событий.
— Должно быть, это была библиотека, — задумчиво сказал Нламинер, отворив скрытую в стене дверь.
По сравнению с жилыми комнатами, где посреди обломков мебели гнили обрывки одежды, бумаг и всевозможного металлического мусора, комната выглядела сравнительно целой. Книги, занимавшие обширные стеллажи вдоль всех стен, также не избежали печальной участи. Плесень, солнце и чьи-то острые зубы придали им жуткий вид, однако стекла уцелели, и комната выглядела даже уютной.
Осмотревшись, Нламинер подошел к ближайшей полке. Рисса подняла предостерегающе руку, но он не стал ничего брать. Взамен искорка вспыхнула на кончике пальца Нламинера, и комната на миг озарилась призрачно-зеленым пламенем. Рисса успела заметить, как переплеты книг засветились разными цветами.
— Самая обычная библиотека, — подтвердил Нламинер. — Как и все смотрители маяков, здешний тоже предпочитал книги по магическим дисциплинам.
— Осталось только найти этого смотрителя, — проговорила Рисса. — Здесь занимались чем-то… неправильным… — Нламинер посмотрел на нее. — Трудно описать это словами, но весь маяк создает впечатление очень больного места.