– Забудь обо всем этом, Тед, – бросил Лейк. – Никто нам не позвонит и не пошлет факс – эти штуки даже не подключены.
   Фелл посмотрел на Лейка, как будто слова патрона его удивили; затем, поняв, что тот прав и что эти телефоны и впрямь никогда не подключались (из страха, что с их помощью Казье легко может узнать об их планах бегства), он обратил взор на устланный коврами пол и положил руки на колени.
   – Все... все кажется каким-то нереальным. Мы бежим. И уже никогда не вернемся назад, – сказал Фелл.
   – Во всяком случае пока Казье, Таунсенд или Изидро разгуливают по земле, а это, я надеюсь, не продлится, – ответил Лейк. – Ты просто думай об этом как о продолжительном и очень-очень уединенном отпуске, Тед. Через год мы начнем налаживать наши офшорные банковские и маклерские связи, удостоверившись, что все чисто, тихо и благополучно забыто. Чтобы никто не мог связать нас с биржевыми махинациями. Не успеешь оглянуться, как мы снова окажемся на бирже. Тем временем мы загорим, пока... – Тут большой “гольфстрим” остановился, двигатели заработали вхолостую, мягко зазвонил бортовой телефон. Фелл потянулся было к трубке, но Лейк снял ее сам. – Что там такое происходит?
   – Команда из диспетчерской, сэр, – сказал пилот. – Взлеты отменены для всех рейсов. Всем приказано вернуться обратно к местам стоянки.
   – За каким чертом они это делают?
   – Не знаю, сэр, – ответил пилот. – Полиции нигде не видно.
   Лейк все понял. Он окинул Фелла испепеляющим взглядом и сказал:
   – Черт побери, Тед, сраное ФБР выследило нас.
   – Но как? Звонил-то я из Нью-Йорка. Об этом самолете и его местонахождении никто не знает, Гарольд. Возможно, за нами следили от самого города. Что будем делать?
   – Откуда мне, к чертям, знать? Дай мне подумать, – сердито сказал Лейк.
   Он выглянул в ближайший овальный иллюминатор, проверяя, не окружает ли их полиция, но иллюминатор выходил на противоположную от аэровокзала сторону. “Гольфстрим” находился на параллельной рулежной дорожке, приближаясь к началу взлетно-посадочной полосы, впереди был только один самолет МД-80 компании “Юнайтед эйрлайнз”. Лейк спросил по внутреннему телефону:
   – Какие вам дали указания, пилот?
   – Всем самолетам ведено отрулить к местам их прежней стоянки, сэр, – ответил пилот. – Скоро поедем назад и минут через пять вернемся на стоянку.
   – Они блокируют взлетно-посадочную полосу? – спросил Лейк. Последовала довольно долгая напряженная пауза – команда авиалайнера, вероятно, рассматривала возможные варианты ответа. Лейк закричал: – ну?..
   – Нет, сэр, нашу взлетную полосу никто не блокирует, – наконец ответил пилот.
   – Прекрасно. Как только этот самолет “Юнайтед эйрлайнз” уберется с дороги, вы плюнете на указания Диспетчерской вышки и взлетите, – сказал Лейк. – Это приказ.
   – Сэр, я не могу его выполнить.
   – Не выполните, я войду в кабину и прострелю вам голову, – как можно спокойнее и увереннее сказал Лейк. Он носил пистолет, но стрелял из него всего раз, несколько месяцев назад, и сейчас даже не был уверен, заряжен ли тот. Мэнтус, который сидел в кресле возле люка, услышал слова Лейка, но не выказал никакого удивления. Казалось, ему плевать на то, что его работодатель перестреляет пилотов.
   – В таком случае я надеюсь, сэр, вы сами поведете этот самолет без ветрового стекла, – сказал пилот. – Если вы начнете стрелять или попытаетесь открыть дверь кабины, мы застопорим тормоза, выбьем ветровое стекло, выпрыгнем и убежим.
   Лейк явно не умел угрожать людям расправой.
   – Что ж, тогда давайте попробуем так, – сказал он. – Взлетите, и я заплачу вам двадцать тысяч долларов.
   – Пятьдесят, – тотчас ответил пилот.
   – Каждому, – вмешался второй пилот.
   – Картер, Люс, дурьи ваши головы, вам и так платят достаточно, чтобы вы водили эту машину. Делайте, как вам говорит мистер Лейк, иначе я сам застрелю вас, – послышался зычный угрожающий голос у них за спиной. Это был начальник охраны Мэнтус. – Садитесь, мистер Лейк.
   – Мы взлетаем или нет?
   – Моя работа – защищать вас, мистер Лейк, – сказал Мэнтус. – Вы полагаете, что снаружи ФБР или какое-то другое агентство, призванное следить за соблюдением закона, но я не заметил никаких тому подтверждений. Этот аэродром, очевидно, считается небезопасным. Что бы там ни происходило, я полагаю, в воздухе вы будете в большей безопасности, чем на земле. С управлением авиации мы разберемся позже. А сейчас сядьте и пристегнитесь. Если возникнет какая-нибудь сложность, дайте мне знать. С пилотами вам разговаривать необязательно. Вам ясно, мистер Лейк?
   Лейк не привык повиноваться чьим бы то ни было приказам, но ему ничего не оставалось, кроме как молча кивнуть своему здоровенному телохранителю. Тот, очевидно, знал, что делает.
   Как только авиалайнер впереди отрулил, “гольфстрим” тут же выехал к началу взлетной полосы и приготовился к взлету. Лейк увидел, как МД-80 съехал с полосы, и пилот тотчас поставил свой самолет на центральную линию, разогнал двигатели до взлетной мощности и отпустил...
   ...Но вдруг Лейк увидел, как на оконцовках крыльев и на бетоне рядом с его самолетом вспыхнул яркий свет, и еще до того, как пилот успел убавить обороты двигателя, он понял, что ничего у них не получится. По внутреннему телефону он услышал:
   – На полосе аварийные машины, сэр, она перекрыта. Из кобуры под мышкой Мэнтус вытащил самый большой и зловещий пистолет, какой Лейк когда-либо видел, но Лейк сказал:
   – Уберите его, Мэнтус, там ФБР. Я полагаю, у вас есть на него разрешение?
   – Само собой, мистер Лейк, но вы уж лучше позвольте мне...
   – Уберите пистолет в кобуру и снимите пиджак, чтобы они первым делом увидели ваш пистолет, – велел Лейк. – Все сохраняют спокойствие, все делают, что им говорят, никто не сопротивляется, и никто, повторяю, никто ничего не говорит. Ни единого слова. Если они вам скажут, что вы арестованы, отвечайте: “Я хочу немедленно поговорить со своим адвокатом”. Понятно? – Пилотам, запертым в кабине, Лейк прокричал: – Выключите моторы немедленно.
   Потом отдраил входной люк.
   – Нет! Вырубите только левый двигатель! – крикнул Мэнтус в кабину. Он раздраженно повернулся к Лейку. – Сэр, оставайтесь на месте. Я посмотрю, что им нужно.
   – Это моя забота, Мэнтус.
   – Нет, моя, – возразил Мэнтус. – Вы наняли меня защищать вас, сэр. Я практикующий адвокат штата Нью-Йорк, а также отставной военный. Мы законопослушные граждане, но вы не должны ставить себя под удар пли позволять, чтобы ущемлялись ваши права. Ну, не вмешивайтесь...
   – Вы хороший человек, Мэнтус, – сказал Лейк. – И люди у вас первоклассные, но все это дерьмо заквасилось задолго до того, как вы взошли на борт.
   – Сэр, вы, возможно, по уши в дерьме, но теперь ваши трудности – это мои трудности, – сказал Мэнтус; – Если вам нужно сдаться полиции, мы сделаем это не сгоряча, а с толком и по порядку.
   – Мне нужно сотрудничество правительства... Его защита... чтобы остаться в живых, – сказал Лейк. – Я Должен дать им все, чего они пожелают.
   – А почему вам нужна защита правительства, сэр?
   – Все это слишком сложно, – сказал Лейк. – Я... Мне нужно выйти наружу.
   – Я сказал, оставайтесь на месте, и это приказ, – сказал Мэнтус. Он кивнул Диане, стюардессе, которая извлекла откуда-то десятимиллиметровый автоматический пистолет и взяла под наблюдение аварийные выходы, чтобы предотвратить нападение с тыла. – Я ваш адвокат и в штате Нью-Йорк представляю вас. Вам не нужно говорить ни слова. Вы меня поняли?
   Лейк кивнул. Впервые за долгое время он почувствовал, что все в порядке. Мэнтус опустил трап и вышел наружу.
   Огромный, похожий на коробку воздушный корабль с двумя здоровенными вертолетными винтами на концах коротких толстых крыльев завис в нескольких сотнях ярдов перед “гольфстримом”, направив на него мощный прожектор. Он начал медленно опускаться на взлетно-посадочную полосу, куда уже выехала желто-синяя машина нью-йоркской полиции со сверкающей мигалкой. Она развернулась перед “гольфстримом” и остановилась ярдах в двадцати от носа самолета. Из машины вылез полицейский, он держал руку на рукоятке своего табельного оружия и прятался за дверцей.
   – Сколько еще людей на борту? – крикнул он в мегафон.
   – Пятеро, – прокричал Мэнтус в ответ.
   – Кто-нибудь вооружен?
   – Один, сотрудник частного агентства безопасности.
   – Пусть он, Гарольд Лейк и Тед Фелл выйдут, держа руки на виду.
   Мэнтус повернулся и показал рукой на люк. Но никто не вышел. Трап убрали, а люк задраили.
   – Я сказал, чтобы Лейк и Фелл вышли сюда, немедленно! – прокричал полицейский.
   Но Мэнтус не смотрел на полицейского, он смотрел на приближающийся вертолет. Он узнал в нем “оспри V-22”, использовавшийся службой охраны границ несколько лет назад для борьбы против контрабандного ввоза наркотиков. Дверца с правой стороны открылась, появились несколько человек при оружии. И в тот же миг обе задние дверцы полицейской машины резко распахнулись, из них выскочили двое мужчин с автоматами и открыли огонь по V-22.
   Мэнтус забарабанил по борту “гольфстрима” и закричал:
   – Убирайтесь отсюда, немедленно!
   Он выхватил свой пистолет, но было слишком поздно. Он увидел, как между глаз блеснул красный луч лазерного прицела, и свет дня сменился мраком ночи.
   Правый двигатель “гольфстрима” взревел почти на полных оборотах, а нос резко вильнул вправо. Оконцовка левого крыла едва не задела крышу седана. Грегори Таунсенд, одетый в форму полицейского штата Нью-Йорк, неторопливо достал с переднего сиденья машины легкую противотанковую ракетную пусковую установку, вскинул ее, подождал, пока “гольфстрим” отъехал ярдов на семьдесят, прицелился и выстрелил. “Гольфстрим-III” взорвался огромным огненным шаром, волосы и брови Таунсенда опалило жаркой волной. Таунсенд бросил использованную пусковую трубу из стекловолокна, не обращая внимания на жар, на разрушения, на двух мертвых товарищей у себя за спиной, спокойно уселся в седан и умчался прочь. Несколько минут спустя его подобрал поджидавший на другом краю аэродрома вертолет, и он улетел. Их никто не преследовал.

БЕЛЫЙ ДОМ,
ТОГДА ЖЕ

   Телефон на прикроватной тумбочке был запрограммирован на мягкое пробуждение: он начинал звонить медленно и едва слышно, постепенно набирая силу в зависимости от важности звонка, которую определял оператор Белого дома. Все, кроме тех, кто звонил по срочным делам, связанным с обороной страны, будили президента после трех-четырех звонков. Но только не первую леди. Заслышав первый же тихий звонок, она быстро и молча вскакивала с постели, и ее стройное энергичное тело почти не оставляло вмятины на огромное роскошном матраце. На втором звонке она, не включая света, натягивала свой халат от Армани и шлепанцы и поспешала к тому краю кровати, где спал президент. На третьем звонке она нажимала кнопку ответа на аппарате и слегка касалась плеча мужа.
   – Я подожду за дверью, – просто сказала она, целуя его в щеку. Президент тем временем пробудился.
   Первая леди бодро прошла через спальню, открыла одну из двухстворчатых дверей и оказалась в президентских покоях, неплотно прикрыв за собой дверь. Теодор, слуга президента, впустил официанта с подносом, на котором стояли кофейник с крепким черным кофе “кона” и вазочка печенья с орешками для президента, а также чайничек с чаем “эрл грей” и ломтики огурца для первой леди да еще небольшая стопка сообщений, требовавших немедленного внимания президента. У дверей стоял агент секретной службы. Сложив руки на груди, он непринужденно оглядывал покои и изредка бормотал что-то в микрофон, прикрепленный внутри его левого рукава, докладывая службе внутренней безопасности, что все спокойно.
   – Доброе утро, мэм, – любезно приветствовал ее Теодор.
   – Доброе утро, – рассеянно ответила первая леди. Она тут же схватила с подноса бумаги, села на диван и погрузилась в чтение. Официант поставил поднос на столик рядом и налил ей чаю. Теодор служил в Белом доме уже при двух администрациях, и ему было чертовски непривычно слышать приветствие первой леди ранним утром, когда поступали эти тревожные сообщения. Большинство первых леди сидели в личных покоях до тех пор, пока не кончалась суматоха, а потом их слуги приходили и вводили их в курс дела. Но нынешняя первая леди – другое дело. Она всегда вставала раньше мужа, даже не потрудившись одеться, прежде чем выйти, всегда сама хватала сообщения из центра связи и редко дожидалась пробуждения супруга. Она сама делала пометки, названивала по телефону, а то и входила в желтый Овальный кабинет, основную жилую комнату посреди второго этажа, чтобы поговорить с начальником аппарата Белого дома или с кем-нибудь еще, если надо было срочно дать ответ.
   – Там кто-нибудь ждет, Теодор? – спросила первая леди.
   – Нет, мэм, – ответил слуга.
   Первая леди сняла трубку телефона рядом с кушеткой. Она услышала привычное: “Да, господин президент”, молча стерпела оплошность оператора, употребившего существительное мужского рода, и сказала:
   – Местонахождение председателя объединенного комитета начальников штабов и помощника генерального прокурора.
   – Минутку, мэм... Председатель находится в пути сюда, его ожидают через пять минут. Помощник прокурора тоже следует сюда, прибудет минут через пятнадцать.
   – Попросите директора ФБР, министров юстиции и связи немедленно явиться в Белый дом, – сказала первая леди и положила трубку.
   Слово “попросите” было, разумеется, лишним – это был приказ, а не просьба. Кроме того, раздраженно подумала первая леди, если уж будить президента, так чертовы сотрудники должны бы давно проснуться и сидеть по местам, прежде чем он встанет.
   – Можете войти и помочь президенту, Теодор, – сказала первая леди, продолжая читать.
   – Да, мэм.
   Тайный агент сообщил, что он уходит от двери, затем в сопровождении слуги быстро вошел во внутренние покои. Его место у двери внешних комнат занял другой тайный агент, на сей раз женщина, которая доложила, что в помещении безопасно.
   Несколько мгновений спустя из внутренних покоев появился президент в студенческой вискозной спортивной фуфайке с короткими рукавами, шортах для бега трусцой и кроссовках на босу ногу, волосы его были зачесаны назад и смочены холодной водой.
   – Сегодня я запросто мог бы поспать еще часа четыре, – сказал он, зевая. – Это “кофейный” звонок или нет?
   – “Кофейный”, – сказала первая леди.
   – Шикарно, – пробормотал президент. “Кофейные” звонки означали, что ему следует выпить кофе, поскольку, вероятно, утром больше спать не придется. – Что там еще? Надеюсь, не новое нападение Казье?
   – Плохие и не очень плохие вести, – сказала первая леди, протягивая мужу сообщения. – Самолет с бригадой телевизионщиков на борту был случайно сбит ВВС.
   Президент в изнеможении покачал головой, потянувшись за кофе и засовывая в рот печенье.
   – О, господи...
   – Это случилось сегодня рано утром, но командование решило, что можно разбудить тебя и попозже. Я думаю, тут они ошиблись. Следовало позвонить тебе.
   – Согласен, – пробормотал президент, на самом деле не соглашаясь с ней. Он был благодарен, если ему позволяли урвать хотя бы одну лишнюю минуту сна. – А что там за не очень дурные вести?
   – ФБР считает, что они взяли Анри Казье.
   – Ну, черт! – прокаркал президент. – Это не “не очень плохая весть”, золотко, это просто шикарная новость! Взяли мертвым, я надеюсь?
   – Мертвым, – сказала первая леди. – Убили в перестрелке в одном поместье на севере Нью-Джерси во время облавы, устроенной службой судебных исполнителей и адмиралом Хардкаслом.
   – Этот Хардкасл – ужасно высокомерный сукин сын, – с радостью сказал президент, – но я бы расцеловал его в губы, если он устроил эту облаву.
   – Плохо то, что ее устроили не мы, – холодно сказала первая леди. – Об этой операции нас не поставили в известность ни судья Уилкс, ни помощник генерального прокурора Лоу, так что можно лишь предполагать, что Хардкасл превысил полномочия и устроил этот налет на свой страх и риск.
   – Куколка моя, мне как-то наплевать, – сказал президент. – Лишь бы этот бельгийский ублюдок был мертв. Нам нужно получить подтверждение этому, да побыстрее – возможно, мы успеем выступить в утренней программе новостей.
   – Ты не станешь выказывать такое... ликование по международному телевидению, – решила первая леди. – Ты будешь хвалить ФБР, министерство юстиции, губернатора Нью-Джерси Сила. Я уверена, что в облаве участвовали и легавые из Нью-Джерси. И службу судебных исполнителей похвали за их усилия. а о Хардкасле вообще не упоминай. – Первая леди на мгновение задумалась, потом добавила: – Упомянешь о нем, только когда дело дойдет до объяснений случайной гибели гражданского самолета. В сообщении говорится, что во всем виноват гражданский самолет и что пилот, который выпустил по нему ракету, разбился, направив самолет в океан...
   – О, боже! – воскликнул президент, потянувшись на этот раз за горячей булочкой.
   – Мы сделаем так, чтобы этот грубый промах нес на себе отпечатки пальцев Хардкасла, – сказала первая леди, лихорадочно шевеля мозгами. – Это докажет, что судья Уилкс все время была права. В конце концов, ФБР больше подходило для разрешения этой головоломки, а план Хардкасла использовать воинские подразделения с самого начала был ошибкой. Понимаешь, нам надо стереть твои отпечатки пальцев с этого решения пустить в ход армию.
   – Это не будет иметь никакого значения, радость моя, – небрежно протянул президент, прихлебывая кофе. – Все кончено. Теперь мы можем вернуться к нормальной жизни.
   – Что имеет значение, милый, так это политические осадки. Ты одобрил подключение Хардкасла, так что сам виноват, если погибли посторонние люди. Нам надо представить этого дурака Хардкасла инакомыслящим, который никого не слушает. Я знаю, мы заставим его давать показания перед комиссией Конгресса. – Первая леди включила свой юридический разум на полную мощность, введя его в режим работы на возмещение убытков. – Если Хардкасл свидетель, ему нельзя выступать перед журналистами. Ты можешь лишить его полномочий, а то и уволить в отставку.
   – Это нетрудно, – сказал президент, проглатывая остатки булочки. – Его все равно никто не любит. Что мне нужно, золотко, так это хороший старт. Я ведь должен еще победить на выборах. Во время всей этой суматохи с Казье Кемп и Беннет разъезжали по восточным штатам, Уилсон и Браун поносят меня на Западном побережье, а Доул в Канзасе настраивает против меня Средний Запад – уж слишком я засиделся здесь, в Вашингтоне.
   – Я тебе и прежде говорила, что негоже прятаться за парадным мундиром власти, – сказала первая леди. – Если ты просто отменишь чрезвычайное положение, некоторые могут сказать, что все это политиканство. Пусть Лоув, Уилкс и комитет по борьбе с терроризмом сделают заявление для прессы и объявят об окончании чрезвычайного положения в воздухе. И заставят ведомство Хардкасла заявить, что истребители и ракеты класса “земля – воздух” снимаются с режима повышенной боевой готовности на время расследования этого несчастного случая. Пресса будет слушать Уилкс и Лоув. Когда газетчики начнут выяснять, почему ты до сих пор не в пути, они обнаружат, что ты отправился в поездку по шести штатам, начиная с Калифорнии. Но пусть весь удар примет на себя аппарат. Я уже тебе об этом говорила.
   – Да знаю я, знаю... Пусть общественное мнение будет каким угодно, – сказал президент. – Не будь темой газетных заголовков, но управляй их тоном.
   – Вот именно, – согласилась первая леди. – И нам нужно успокоить продюсеров той телебригады, которую сбили душегубы Хардкасла. Можем дать им эксклюзивное интервью из Белого дома или с борта самолета ВВС № 1, пока будем совершать турне.
   – Давай сделаем это на борту самолета – это всегда производит обалденное впечатление на средства массовой информации.
   – Это мы решим позже, – сказала первая леди, как бы закрывая тему. – И опять же, важно подчеркнуть, что неумелое руководство Хардкасла привело к несчастью: экипажи самолетов ВВС выполняли приказ. Напряжение, которое нагнетал везде Хардкасл с этим своим круглосуточным патрулированием и ракетами, и довело до беды. Не забывай об этом.
   – Я тебя понял, – сказал президент. – Я собираюсь подремать часок, пока аппарат согласует свои действия.
   – Давай сначала сфотографируемся, – напомнила ему первая леди.
   – Сфотографируемся?!
   – Ну, якобы мы с тобой встали среди ночи и работаем, когда нам сообщили об этой ужасной трагедии, – сказала первая леди, потянувшись к телефону. – Надобно предстать перед народом небритым, в поношенной бумажной фуфайке. Помни: ты озабочен этим несчастным случаем. Напусти на себя встревоженный вид. Ты разделяешь их боль.
   Президент вздохнул и согласно кивнул. Иногда даже он вынужден был признать, что его жена малость переигрывает.

МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ США, КАБИНЕТ ЗАМЕСТИТЕЛЯ МИНИСТРА,
ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ,
ЧЕТЫРЕ ЧАСА СПУСТЯ

   – Я рада, что это закончилось, – сказала заместитель министра юстиции Элизабет Лоув во время первого в тот день заседания исполнительного комитета по борьбе с терроризмом при президенте. – Если бы борьба потребовала большей крови... Ну, я просто рада, что все закончилось. – Опущенные ею слова были: “Это и впрямь могло бы повредить переизбранию президента”, однако все присутствовавшие в Овальном кабинете знали, что она имеет в виду. Айэну Хардкаслу Лоув сказала: – Адмирал, президент встречается с продюсерами этого дерьмового шоу “Шепоток”. Каково окончательное мнение о причинах несчастного случая... и что случилось с пилотом, который выпустил ракету?
   – Капитан Хамфри покончил с собой, вот и все, – ответил подполковник Эл Винсенти заместителю министра юстиции. – Он спятил от горя из-за этого несчастного случая, залетел подальше в океан, чтобы никого не убить, и гробанулся.
   В комнате ненадолго наступила кладбищенская тишина.
   – Господи Иисусе, какой ужас! – пробормотал кто-то. Винсенти в ярости задирался, чтобы узнать, кто это сказал, но все отвели глаза. Наконец один из помощников министра обороны, которого Винсенти не узнал, спросил:
   – У него была семья? Жена и дети?
   – Том Хамфри был молодоженом, – ответил Винсенти. – Они... она... ждет своего первенца.
   – Как же, черт побери, такое могло произойти, адмирал Хардкасл? – спросил Ральф Мерски, министр транспорта. – На мой взгляд, этого трагического случая можно было избежать. У ВВС есть весьма определенные инструкции, которым полагается следовать во время перехвата, но их не придерживались.
   – Пуск ракеты произошел совершенно случайно, министр Мерски, – ответил Айэн Хардкасл. – Это ошибка, только и всего. Они преследовали вражеский самолет.
   – Ради бога, это же был самолет телевизионщиков. Они ответили на запрос.
   – Он нарушил закон и летел как вражеский самолет, без позывных и опознавательных огней, – сказал Хардкасл. – А у ведущего была потеря ориентировки.
   – Вы хотите сказать, что он наложил в штаны?
   – Я хочу сказать, что он потерял ориентировку, – отрезал Хардкасл. – Вам бы следовало знать о потере пространственной ориентации, мистер Мерски, ведь вы дипломированный летчик. Манди потерял управление самолетом из-за неожиданной вспышки света, когда телевизионщики на борту “лира” включили прожектор, и из-за потери пространственной ориентации, а Хамфри отреагировал так, будто его ведущего только что подстрелили. Это была ошибка.
   – Чертовски дорогая ошибка, – вмешалась Лоув. – Адмирал, нам сообщили, что Конгресс намерен начать расследование этого несчастного случая и вам выписана повестка. – Она кивнула одному из своих помощников, и тот вручил бумагу Хардкаслу. Адмирал даже не вскрыл конверт, а передал его Шихэну. Он был до того взбешен, что испугался, как бы не разорвать повестку на клочки, а потому даже не притронулся к ней. – До решения этого вопроса вы временно освобождаетесь от исполнения своих обязанностей в комитете по борьбе с терроризмом начиная с этой минуты.
   – Что?! – удивился Хардкасл. – Меня выгоняют? Почему?
   – Нас сурово критиковали за ваш образ действий, адмирал, – ответила Лоув. – Ваша тактика противовоздушной обороны просто не сработала, и примером тому – вчерашнее ночное происшествие возле Атлантик-Сити. К тому же ваши действия при облаве на тот особняк в Нью-Джерси, пусть и успешные, были превышением власти.
   – Министр Лоув, я сделал то, что должен был сделать.
   – Чего и следовало ожидать, адмирал, – сказала Лоув, отводя взгляд от Хардкасла, чтобы он не заметил презрения в ее глазах. “Да, мы все знали, что вы пустите в ход оружие и пошлете к чертям билль о правах, – подумала заместитель министра юстиции. – Жаль только, не удалось более наглядно показать, что вы связаны с Мартиндейлом. Впрочем, этим еще не поздно заняться”, – напомнила себе Лоув. – Весьма сожалею, адмирал. Расследование в Конгрессе вот-вот начнется. Мы можем помочь вам с адвокатом. – Лоув повернулась к Винсенти и добавила: – Подполковник Винсенти, вам тоже будет вручена повестка как свидетелю-эксперту, поэтому, как и адмиралу Хардкаслу, вам запрещается беседовать с представителями прессы об этом происшествии.