Слова удивления и увещевания застыли у нее на губах.
   – Ты – мой самый страшный кошмар! – прорычал он. – Ты – женщина, которая является и устраивает хаос вокруг, а потом исчезает, смеясь над устроенным разгромом.
   Алисия сделала шаг назад.
   – Я…
   Он подошел ближе, наклонился вперед, глаза его потемнели, как у хищника, готового нанести удар.
   – Но со мной это не пройдет!
   Спиной Алисия ударилась об угловой столбик кровати и поняла, что позорно отступает. Она выпрямилась и ответила Уиндему таким же гневным взглядом.
   – Ты притворяешься, будто не хочешь меня, но я не девственница, Уиндем! Я знаю, когда мужчина хочет женщину!
   – Могу вообразить, что ты это знаешь, – хрипло сказал он. – Могу вообразить, что это для тебя служит сигналом поступать хуже всего!
   Она вздернула подбородок.
   – Я тебе ничего дурного не сделала. С самого первого мгновения, когда мы были вместе, я говорила тебе только правду. Если ты этого не понимаешь… ну, тогда делать нечего.
   Своими большими руками он схватил ее за плечи, не больно, но и не нежно.
   – Ты права. Я хочу тебя. Я хочу заглянуть в твою душу, добраться до правды, но ты меня туда не пускаешь.
   Он сжал ее крепче, и тут она слегка вскрикнула от боли, потому что плечо все еще побаливало после приключения в саду. Он ослабил хватку, но не отпустил ее.
   – Если ты не откроешь ворота, – сказал он, и голос у него был низкий и угрожающий, – то мне придется взять их силой.
   Он притянул ее к себе и впился губами в ее рот. Алисия поцеловала его в ответ, так же сердито, такая же потерянная, такая же одинокая.
   Уиндем отпустил ее, чтобы обнять как следует, а она обвила его шею руками, удерживая его губы на своих.
   Потом – твердый пол и ковер под ее голыми ягодицами, потому что он задрал ее юбки.
   Она откинула голову и застонала, когда он резко вошел в нее. Но она уже была влажная от желания, и он доставил ей больше удовольствия, чем боли.
   Она уцепилась за него, а он свирепо накидывался на нее, снова и снова штурмуя ее ворота. Ее захватило наслаждение, и страстное желание, и сумасшедшее, удивительное чувство благодарности за то, что ее захватывают, что она беспомощна в руках сильного мужчины, ее могучего любовника, что она в его власти.
   Она впустила его, она позволила себе принадлежать ему, полуголая, и смущенная, и жаждущая, но он не мог ничего разглядеть за своими собственными преградами.
   Она отдавала себя снова и снова, была его богиней и его шлюхой, его любовью и творением его сладострастия, стремясь показать ему, что нет никакой другой Алисии, что он может владеть всем, что у нее есть, но он ничего не видел.
   Он проник в нее последний раз, вздрогнул, всхлипнув от ненависти к себе, и скатился с нее, и она снова смогла дышать. Он встал и, повернувшись к ней спиной, застегнул панталоны.
   Алисия оправила юбки и постояла отвергнутая, потом глубоко вздохнула.
   – Это помогло тебе решить проблему? Ты разглядел что-то внутри меня?
   Он потер лицо обеими руками, но на нее не посмотрел.
   – Там, внутри, нечего видеть.
   Она отшатнулась, боль пронзила сердце. Он продолжал:
   – Сделка расторгнута. Я заплачу вам за оказанные услуги. Я хочу, чтобы вы уехали через час. – Он направился к двери, потом остановился. – Вам нечего на это сказать?
   Алисия встала перед ним, прижавшись спиной к двери, она преградила ему выход.
   – О да. Лучше бы вы поверили, что мне есть что сказать на это.

Глава 28

   Алисия сощурила глаза и выпрямила спину. Может быть, она и влюблена в красивого идиота, но это не значит, что она не может показать ему свой характер.
   – Я старалась перевести на понятный язык каждое ваше движение и каждое сказанное и не сказанное вами слово, и я все поняла. Вы на самом деле не хотите, чтобы я уезжала. Если вам есть что сказать мне, найдите для этого свои собственные слова.
   Стентон стоял в жестком молчании. Алисия слегка изменила позу и провела кончиками пальцев по пуговицам его жилета.
   – Одно слово, которое вам нужно сказать, – «останься».
   Он хотел, Господи, он хотел этого больше всего на свете. Только если он это сделает, если он решит поверить, если он спросит…
   Что, если она не любит его? Что, если однажды, когда физическое влечение пройдет, она отвернется от него? Ему не хватит мужества жить, будучи оставленным женщиной вроде нее. Что, если он не сможет поддерживать в ней огонь, горящий только для него?
   «Останься».
   Но слово не произносилось. Ее глаза, полные настороженного ожидания и готовые обещать ему так много, медленно гасли. Весенняя зелень сменилась холодным нефритом. Он наблюдал за ней, не в состоянии прекратить ее страдание. Нет. Она не настоящая.
   – Как вы можете смотреть мне в глаза и не верить? – прошептала Алисия; – Как вы можете знать обо мне так много и не знать, что я люблю вас? – Она откинула голову назад. – Вы так зависите от вашего единственного чувства, что не доверяете никому, даже своим товарищам.
   Так, значит, она и это знает.
   – В какие другие чувства вы предлагаете мне поверить? Она посмотрела на него, пытаясь вложить свою душу в этот взгляд.
   – Вот в такое. – Встав на цыпочки, она поцеловала его со всем пылом и страстью, наполнявшими ее. Его губы не ответили на ее поцелуй. Непролитые слезы саднили ее горло. Она отвела губы, опустилась на пятки и, задержав лоб на его неподвижной груди, признала свое поражение. – Вы настоящий ублюдок, лорд Уиндем, – прошептала леди Алисия.
   Она глубоко вздохнула, выпрямилась и, не скрывая своей боли, встретила его взгляд.
   – Вы можете верить всякой лжи обо мне, милорд. Это ни на йоту не изменит правды. Надеюсь, однажды вы это поймете, и, если вы так же не поверите и какой-нибудь другой женщине, боюсь, вам суждено навсегда остаться таким же одиноким и озабоченным, как сейчас.
   Она поднесла руку к его лицу, но остановилась, заметив, как он окаменел. Склонив голову набок, она слабо улыбнулась, не обращая внимания на слезы, которые хлынули из ее глаз.
   – Вы заслуживаете лучшего. – Она отступила назад и отвернулась, потом оглянулась на него. – Чаще всего.
   – Куда вы пойдете?
   Она надела накидку.
   – Я ухожу. Это все, что я собираюсь вам сказать. Вы ведь думаете, что моя маленькая охота была затеяна исключительно для того, чтобы поймать и унизить вас, разве не так? – Потом она резко повернулась. – Надеюсь, вы будете присматривать за его высочеством. Просто на всякий случай.
   Уиндем холодно посмотрел на нее:
   – Принца-регента хорошо охраняют, как всегда.
   Алисия опустила бы плечи, но холод в глазах ее любовника, кажется, сделал ее позвоночник стальным.
   – Тогда прощайте, милорд. Деньги можете отправить моей семье…
   Каким-то образом она это сделала. Каким-то образом она открыла дверь и вышла, ощущая, как сердце тянут тысячи нитей, связывающих ее с ним. Каким-то образом она продолжала идти по холлу и спустилась по лестнице, пока не оказалась, ослепленная ярким солнечным светом, на крыльце особняка.
   К ней подошел слуга:
   – Могу я помочь вам, миледи?
   Она улыбнулась ему, хотя и не могла рассмотреть его как следует сквозь туман слез.
   – Мне нужен экипаж до Лондона. Полагаю, лорд Уиндем оплатит.
   Она вернется в Лондон, к Милли. Потом они с Милли исчезнут и будут вне досягаемости Уиндема. Как он и хотел.
* * *
   Она не настоящая. И никогда не была настоящей.
   Но боль осталась. Стентон не мог дышать, в глазах у него потемнело. Он заставил свои легкие работать, заставил свои ноги двигаться, заставил свой голос обрести нормальные интонации, а не звериный вой, который рвался из его горла.
   Она не настоящая.
   Но вред, который она нанесла, навсегда останется с ним. Он чувствовал, как потребность в ней прокладывает свой путь к его сердцу, разрушая по пути все барьеры.
   Нет. Если он признает потребность в леди Алисии, то окажется открыт для всего, чего избегал всю жизнь. Все, чем он был, все, что он создал и называл своим «я», изменится.
   Такой человек, как он, никогда не влюбится в кого попало.
   Такой человек, как он, никогда не влюбится. Никогда.
   Любовь – реальна, это он знал. Любовь – это зверь, который хватает в зубы лучшую часть натуры и трясет до смерти, как терьер – крысу.
   Он видел смертельную силу любви и то, как она подавляет и топит человека, как буря на море, где нет ничего надежного, за что можно ухватиться, и земли вблизи не видно.
   Любовь не победит его. Он слишком много потрудился над тем, чтобы преодолеть вечную потребность человека быть любимым. Он обрел свое место в мире – необходимый и уважаемый, хотя никогда никем не любимый.
   Теперь все летело в тартарары.
   Как будто нечто в ее взгляде пробудило в нем какое-то особое чувство. Он стал оглядываться вокруг себя и увидел, что его окружает любовь.
   Любовь его матери, безнадежная, тоскующая, полная сожалений. Любовь его наставника. Любовь его отца к нему, выразившаяся всего лишь в сухом твердом рукопожатии на смертном одре, перед тем как он отошел в мир иной.
   – Уиндем, ну и вид у тебя. – В богатом оттенками сочном голосе принца-регента звучало беспокойство.
   Уиндем в ужасе посмотрел на Георга. И увидел в глазах принца за обычной лукавой насмешкой выражение искренней озабоченности.
   Любовь.
   Стентон опустил голову на руки. Как он может победить это пагубное чувство? Как ему противостоять искушению погладить руку своей матери, похлопать Георга по плечу, провести кончиками пальцев по мокрой от слез щеке Алисии?
   – Мне конец, – прошептал он.
   Георг тяжело опустился в кресло рядом со Стентоном.
   – Допустим. Она милая маленькая кокетка, конечно. Это есть. Но с тобой могло бы случиться что-нибудь похуже, чем отдать сердце женщине вроде этой.
   – Она лгунья.
   Георг фыркнул:
   – Что ты говоришь? Да такие все, кого я когда-нибудь встречал. Мы все создания лживые. Я давно решил не слышать лжи. Я вижу за ней страх. Вот почему люди лгут, знаешь, – это из страха. Страх, что их поймают на ошибке, страх, что их отвергнут, страх, что кто-нибудь обнаружит их слабость, и мелочность, и злобность, как и у всех других. И все такие же одинокие.
   Стентон удивленно посмотрел на Георга. Его монарх – человек неглупый, это он знал, просто чрезвычайно несчастный и бунтарь. При этом Стентон постоянно забывал, что именно Георгу удалось изменить Лондон своей любовью к прекрасным искусствам и архитектуре. Это Георг полюбил и женился на самой неподходящей женщине, какую только можно себе представить, на Марии Фицгерберт, в страстном порыве быть именно тем мужчиной, каким он и был, даже если преданного долгу принца-регента позже заставили расторгнуть союз ради политического брака с женщиной, которая вызывала у него лишь неприятие.
   – Вы видели свою долю лжецов, полагаю, – сказал Стентон. – Что бы вы подумали, если бы женщина сказала, что любит, но хочет покинуть вас?
   Георг с сожалением посмотрел на него:
   – Я спросил бы ее, что в ее словах – ложь, осел ты этакий.

Глава 29

   Они снова скакали вместе – Дейн, Натаниэль, Марк и Стентон. Остальные, кажется, понимали, что Стентону необходимо помолчать, хотя он ловил на себе взгляды Марка, как бы говорившие ему: «Ты – идиот», как об этом же самом сказал ему и Георг.
   Все четверо скакали бок о бок, словно четыре всадника Апокалипсиса. Для Стентона момент был неудачный, определенно на него слишком повлияло общение с Алисией.
   День был мягкий и сырой и действовал на нервы, как будто погода хотела извиниться за то, что надвигается настоящая зима. Стентон чувствовал покалывание в затылке, как бывало, когда за ним кто-нибудь наблюдал…
   В тени сооружения для фейерверка, построенного в виде маленького замка, стоял мужчина. Он отклонился назад, когда Стентон заметил его, но недостаточно быстро, чтобы скрыть свое изуродованное шрамом лицо. Стентон развернул коня.
   – Вон там!
   Остальным объяснений не потребовалось, они как один повернули своих лошадей.
   «Значит, так и ощущаешь братство». Мысль была мимолетная и исчезла, как только они подскакали к замку, окружая его с четырех сторон. Широкая лужайка простиралась вокруг. Из строения никто не вышел, когда они приблизились к нему.
   – Он там, – шепнул Стентон остальным. – Ему не удалось бы незаметно выбраться оттуда.
   Они быстро спешились, оставив своих лошадей на некотором расстоянии от постройки. На этот раз они твердо решили не упустить противника. Дверь открылась просто от толчка, они быстро вошли внутрь – и никого внутри не застали.
   Дверь маленькой постройки внезапно захлопнулась за ними. Все четверо круто развернулись.
   – О, дьявол! – выдохнул Марк.
   Стентон с силой навалился на дверь. Она затрещала, но не поддалась. Постройка ведь была сооружена недавно, и ее делали надежной, чтобы пышный фасад замка выдержал планируемые серии взрывов при фейерверках.
   Стентон отступил назад.
   – Дейн, почему бы вам не взяться за это?
   Дейн фыркнул:
   – Тогда держитесь в стороне.
   Когда огромный светловолосый лорд навалился на дверь, все строение сотряслось, но и только. Дейн несколько раз повторил свои попытки, но закончилось это всего лишь большим шумом.
   В конце концов, Дейн отказался от попыток и уперся руками в колени.
   – Чья это блестящая идея, – прерывисто дыша, произнес он, – сделать замок на двери снаружи?
   Стентон наклонился, рассматривая дверь. Замок, конечно, надежный. Ведь строение проектировал Форсайт, поборник деталей.
   – Дверь закрыта как следует, на ключ. У кого есть ключи?
   Натаниэль задумался.
   – Думаю, у Форсайта. Георг тоже может иметь ключ. Или Кросс. Или плотник, который построил эту дьявольскую штуку. Как узнать?
   Марк почесал затылок.
   – И все они могли оставить ключ там, где его легко взять любому. Но мы знаем, кто это сделал, хотя и не знаем точно, как он раздобыл ключ.
   Натаниэль выпрямился и кивнул:
   – Французский граф. Он хочет взорвать нас.
   – Химера, – зарычал Стентон, – начинает серьезно докучать мне!
   Дейн покачал головой:
   – Какой смысл просто закрыть нас? Как только кто-нибудь появится в пределах слышимости, нас освободят. Еще не закончено строительство мест для зрителей. Через несколько часов здесь повсюду будут рабочие.
   Натаниэль нахмурился:
   – Все это выглядит довольно… импровизированным. Не думаю, что это было спланировано. У него был ключ, потому что он, наверное, прятался здесь несколько последних дней. Смотрите, тут следы того, что кто-то пользовался этой постройкой.
   Он был прав. То, что показалось кучей тряпья в углу, было простыней, обмотанной вокруг дешевой бутылки, и старая трутница. Натаниэль взболтал бутылку, потом открыл ее и понюхал.
   – Отрава, а не джин, – сказал он с отвращением. – Жизни можно лишиться. Можно было бы подумать, что у французского графа вкус получше.
   – Его мучают боли, – медленно сказал Стентон. – Он заболел, едва не утонув из-за Дейна, получив рану от вашей жены, Марк. Понятно, что ему нужно было забиться в какую-нибудь нору, пока не поправится. Видимо, он так и сделал, набрался сил, чтобы снова начать битву.
   – Боже, – выдохнул Натаниэль. – Но он же неразумно поступил, правда? Он ничего не достигнет, выжигая свои внутренности. Почему?
   – Он проиграл и знает это. – Дейн шумно вздохнул. – Мы думали, что он раньше был опасен. А теперь представьте себе этого человека – сумасшедшего гения, – впавшего в отчаяние. Терять ему нечего.
   Марк побледнел.
   – Джулия.
   Стентон кивнул, подавляя приступ чего-то, похожего на страх. «Алисия. На нее нацеливались уже дважды. И я не поверил ей оба раза». Его беспокойство усиливалось, пока он не вспомнил, что Алисия покинула его.
   Она уехала. Уехала, и она в безопасности.
   Так даже лучше.
   – Верно. Очевидно, что он использовал свое преимущество, чтобы довольно долго отвлекать нас и напасть на совершенно другого… – Стентон остановился, оглядываясь в слабо освещенном сарае. Воздух был подернут дымкой, в нем ощущался едкий запах…
   – Огонь.
   Стентон принюхался, закашлялся.
   – Нет, – задыхаясь, произнес он. – Дым.
   Дым проникал из-под двери, становясь все гуще, черный и смертельный в тесном душном пространстве. Уиндем стянул свой сюртук и попытался заткнуть щель.
   – Выкурить нас, как барсуков из норы.
   Только выхода здесь не было. Натаниэль добавил свой сюртук и вместе они остановили дым. Дейн нагнулся.
   – Ложитесь. Внизу воздух лучше. Дым должен уйти – сарай не такой… – он подавился, громко закашлялся, – не такой плотный, – тихо закончил он, так как они все как раз убедились, что сарай почти без щелей.
   Дейн сел, тряся головой.
   – Это не просто дым…
   Стентон тоже почувствовал это. В глазах у него потемнело, помещение наклонилось, туманная мгла обретала цвета и формы.
   – Что… – Он понял, что стоит на коленях. Нет, на четвереньках.
   Натаниэль упал на пол рядом с ним.
   – Опиум, – прошипел он.
   Да, это был опиум с чем-то еще более едким и неприятным, и это превращало воздух в легких Стентона в пылающий огонь. Он увидел, что Марк упал без сознания. Дейн у него за спиной был в таком же состоянии. Он задержал дыхание – «Слишком поздно, дурак», – и попытался переползти через тела остальных на другую сторону постройки. Если бы прижать губы к этой дырке от сучка, он смог бы…
   Огромное тело лорда Гринли оказалось непреодолимым препятствием.
   – Нейт, помоги мне…
   Натаниэль лежал в обмороке, одной рукой все еще прижимая свой сюртук к щели под дверью. Стентон, моргая, тупо взглянул на троих мужчин. Он парил над ними – нет, он плыл под ними…
   Он – один. Он безучастно воспринял этот факт. Так проще, всегда так было. Земляной пол под его щекой влажный и холодный. Он стал подушкой, мягкой и убаюкивающей. Нет, грудью, полной и теплой. Он нежно поцеловал ее. Ласковые пальцы теребили его волосы, от них в голове у него застучало. «Алисия».
   – Ты не уехала. – В жилах у него забурлила радость. Он был дураком, идиотом, а она все равно осталась с ним.
   – Нет, – тихо сказала она, прижимаясь своим теплым, обнаженным телом к нему, – уехала. Я почти уехала, понимаешь? Как ты и хотел. Чтобы никогда не возвращаться.
   Он засмеялся. Она дразнила его.
   – Ты не уехала. Ты здесь. Я чувствую тебя. Ты осталась со мной. Ты любишь меня.
   Она целовала его в шею, в грудь. Он чувствовал, как ее жар проникает в его чресла, возбуждает его.
   – Нет, – шепнула она, касаясь губами его кожи. – Я не уехала. Я попыталась, но не смогла. Ты об этом позаботился.
   Страх пронзил его сердце. Он причинил ей так много вреда…
   Он потянулся к ней.
   – Останься. Я так сожалею. Я не хотел… я люблю… – Его руки обхватили холодную пустоту, ведь ее здесь не было. – Алисия! – Никого не было рядом, ничего, кроме голого, серого, доставляющего боль одиночества. Навсегда. – Алисия!
 
   Алисия откинулась на стеганые подушки в экипаже Уиндема, сдерживая слезы. Она примерно час назад покинула поместье Кросса, но ей казалось, будто она на миллионы миль удалилась от Уиндема.
   Конечно, можно чувствовать себя так же и будучи в одном помещении с Уиндемом, когда он бывал в дурном настроении.
   Это не имело никакого значения. Даже самые раздражающие и обидные черты его характера ничего не значили, когда она думала о прекрасном и благородном человеке, скрытом глубоко под внешней оболочкой. Когда он – если – однажды откроет свое сердце, какую-то счастливую женщину ослепит великолепие, скрытое за его осторожным, наблюдающим взглядом.
   Лорд Сокол – так назвала его леди Гринли. Как точно.
   Глаза у нее жгло, и она подумала, что в ближайшие месяцы ей придется истратить немало носовых платков.
   Нет. Она не позволит себе этого. Ее связь с Уиндемом, возможно, плохо продумана, но ошибкой она не была. Но даже если и была, то это самая блестящая и стоящая ошибка. Она не будет всю свою жизнь сожалеть о том, что он не полюбил ее так, как она полюбила его.
   Алисия откинула голову на подушку, и слезы потекли по ее вискам, в ее волосы. Он стоит того, чтобы плакать о нем, дьявол побери!
   Вдруг экипаж замедлил ход, и Алисия выглянула в маленькое окошко, чтобы узнать, в чем причина. Рядом с экипажем скакал верховой, делая знаки кучеру. Всадник в ливрее слуг Кросса, однако.
   Кучер откинул занавеску, чтобы поговорить с ней.
   – Что мне делать, миледи? Он говорит, его послала леди Драйден. Мне остановиться?
   Джулия?
   – Да, остановитесь, пожалуйста.
   Когда экипаж остановился, Алисия открыла дверцу, молодой человек спешился и почтительно склонил голову.
   – Миледи просила меня передать вам вот это, миледи. – Он вручил ей сложенную записку. – И немедленно привезти вас назад, сказала она.
   Алисия взяла записку и развернула ее. Она содержала две строки, написанные элегантным почерком.
 
   «Он сделал свой ход.
   Наши мужья исчезли, и Уиндем тоже».

Глава 30

   Стентон лежал головой на наковальне, и огромный зловонный кузнец колотил молотом по его вискам.
   Нет, подождите… он сидел со связанными за спиной руками и, он был в этом совершенно уверен, храпел.
   Он открыл глаза и поморгал. Нет… это храпел Дейн. Гигант сидел, связанный, как и сам Стентон, прислонившись спиной к стене постройки. Храп этого большого человека и звучал как грохот кузнечного молота. Стентону хотелось бы швырнуть чем-нибудь в него, но руки были не свободны.
   – Дейн! – Ох, от собственного скрипучего голоса голову пронзила боль. Он попытался шептать. – Дейн!
   – Это не поможет.
   Стентон с трудом повернул голову и увидел Марка, мутным взором смотревшего на него от другой стены.
   – Почему?
   Губы Марка дрогнули в слабой улыбке.
   – Он глотнул больше дыма, чем мы. Я уже звал его, но только вас разбудил. – Голос у него был такой же скрипучий, как и у Стентона. Марк пожал плечами. – Голос у меня сейчас не очень-то громкий.
   Стентон посмотрел в ту сторону, где на своих веревках обвис Натаниэль.
   – А что с Нейтом? Почему он еще не пришел в себя?
   Нейт пошевелился и открыл глаза.
   – Нейт пришел в себя первым, благодарю, – пробормотал он. – Нейту чертовски плохо: вы все храпите так, что крыша может рухнуть. У меня голова не болела так с тех пор, как лошадь меня сбросила, ее Уилла тогда стегнула. – Он огляделся в мрачном сарае. – Но тогда, очнувшись, я увидел более приятную картину, чем сейчас.
   – Ох, ах! – Наконец шум заставил и Дейна открыть глаза. И тут же он снова закрыл их. – Ох!
   – Ах, слава Богу! – искренне обрадовался Марк. – Наконец-то он перестал храпеть.
   – Не разговаривать, – промямлил Дейн, не открывая глаз. – Тому, кто заговорит, смерть.
   – Я уверен, что мы и так умрем, Дейн. – Нейт засмеялся, как будто потер наждачную бумагу. – И вы не очень-то грозно выглядите, когда пускаете слюни во сне.
   Стентон поджал колени и попытался встать на ноги. Он был связан очень умно: его руки привязали достаточно высоко, чтобы он мог удобно сидеть, но слишком низко, чтобы он мог стоять. Насколько он мог видеть, остальные были в таком же положении.
   – Дейн, у вас хватит сил разорвать путы?
   Белокурый викинг искоса взглянул на него покрасневшим глазом:
   – Я вас ненавижу, Уиндем. Мне просто хочется, чтобы вы это знали.
   – Да, хорошо. Но все-таки попытайтесь.
   Дейн набрал в грудь воздуха и рванулся вперед. Потянул в одну сторону, потом в другую. Постройка обнадеживающе заскрипела, но столб не поддался.
   Стентон вздохнул.
   – А вы, Марк? Вы научились каким-нибудь трюкам у этих цыган, которых вы называете своими слугами?
   Марк состроил гримасу:
   – Это артисты, или ярмарочные клоуны, а цыгане – это совсем другое, и я думаю…
   Он подтянул ноги, изогнул спину, и ему удалось сесть на корточки. Он еще долго делал попытки, но лишь покраснел и с трудом переводил дыхание. В конце концов, сдавшись, он снова вытянул ноги перед собой.
   – Извините, парни.
   Стентон посмотрел на Натаниэля. Натаниэль посмотрел на Стентона:
   – Не думаю, что у вас в кармане есть волшебные спички Форсайта. Если бы мы подожгли веревки…
   Стентон покачал головой.
   – Я их не смог бы достать, даже если бы они там и были. Да и вряд ли огонь был бы кстати, тут вокруг все взрывоопасное.
   Натаниэль нахмурился.
   – И все-таки наш друг рискнул. Вы не думаете, что мы сейчас в опасности, правда?
   Стентон склонил гудящую голову набок и оперся о столб, разглядывая потолок.
   – Он развел маленький костер у двери, там было больше дыма, чем огня, как мне кажется. Его можно было просто затоптать, если нужно. Что бы он там ни поджег, это быстро заставило нас лишиться сознания. Не думаю, что он хотел поджечь дверь. – Он состроил гримасу. – Но это не значит, что он не планировал наблюдать за тем, как мы будем умирать в огне, когда загорятся все фейерверки.
   Марк засмеялся:
   – Непохоже, правда? Кто-нибудь до того времени пройдет мимо. Все, что нам нужно сделать, – это громко закричать и привлечь их внимание.
   Дейн открыл глаза.
   – Может, да, а может, и нет. И мы все охрипли от дыма. Зрелище скоро состоится. Запал уже на месте, в нескольких ярдах отсюда. К тому времени как кто-нибудь подойдет достаточно близко, чтобы услышать нас, запал уже могут поджечь.