Страница:
Джип слегка вздрогнул – кто-то опустился на сиденье.
– Гад!
Это она сама с собой. Разозлилась на что-то.
Дышал Сол осторожно, не смея шевельнуться, и думал, появится ли Тоцци, не уедет ли она без этого сукиного сына, увозя его в багажнике. Он ждал, когда откроется вторая дверца, ждал Тоцци, и сердце его сильно колотилось. Прислушивался, не шевеля даже пальцем. Но слышал только всхлипывания. Она плакала. Что сделал этот ублюдок, побил ее? Вот тебе и праведник, агент ФБР. Видишь, девочка, чем кончаются шашни с такими типами? А еще что-то говорят о мафиози.
Потом послышались шаги по гравию. Сол совсем перестал дышать.
– Тьфу, черт, – пробормотала Стэси.
Шаги замерли у пассажирской дверцы. Сол услышал, как снаружи дергают ее, но, видимо, она была заперта.
– Уходи, – злобно бросила девушка.
Сол плотно сжал губы. Нет, голубушка. Впусти его.
Ручку дверцы снова задергали.
– Стэси? – послышался снаружи приглушенный голос.
По лицу Сола струился пот. Кончай, детка. Впусти его. Открой, пока он не обнаружил меня.
Она что-то буркнула под нос. Сол почувствовал, как джип слегка качнулся, потом услышал, что Стэси отпирает дверцу. На сиденье сел грузный пассажир. Оба молчали, но чувствовалось, что девушка обозлена до предела.
Сол очень медленно, очень осторожно приподнялся на локте, чтобы глянуть через спинку заднего сиденья. На переднем виднелись два силуэта, профили их затемнялись подголовниками. Отлично.
– Чего сидишь? – спросила девушка. – Мне с тобой не о чем говорить.
– Стэси...
Пфиттт-пфиттт!
В закрытом джипе у Сола от первых выстрелов, несмотря на глушитель, заложило уши, и это испугало его. Но останавливаться уже было нельзя.
Пфиттт!
Отверстия в виниловых чехлах на спинке пассажирского места дымились. Сол увидел, как тело повалилось на бок. Он встал на колени, вытянул руку и прицелился в голову.
Во имя Отца...
Пфиттт!
И Сына...
Пфиттт!
И Святого...
Пфиттт!
Духа...
Пфиттт!
Аминь.
Сол повернул дуло к водительскому месту и прицелился в светлые волосы за подголовником. Девушка не шевелилась и, стиснув руль, глядела на мертвеца в машине, не веря, что это случилось, замершая за полсекунды до вопля. Назад она не оглядывалась. Лишь смотрела во все глаза на своего любовника. Сол внезапно вспомнил о Чарльзе и о том, как этот негр ему нужен.
Черт.
Он перевернулся на спину, ударом ноги открыл крышку багажника и выпрыгнул. Земли он коснулся уже на бегу. К джипу быстро подъехал «шевроле», и Сол вскочил в него.
– Давай! Давай! Гони!
Чарльз нажал на акселератор и понесся по гравию.
– Убил ты ее?
– Что?
Уши у Сола были словно заткнуты ватой.
Чарльз повысил голос:
– Ты ее убил?
Сол покачал головой:
– Не потребовалось. Она не видела меня. А его прикончил. Как миленького.
Сердце Сола ликующе колотилось о ребра. Он был на седьмом небе от счастья.
Когда Чарльз выехал на дорогу, Солу послышались далекие вопли девушки. Видно, громко вопит, если слышно даже здесь, через закрытые стекла.
Чарльз гнал быстро, крепко держа руль обеими руками. Лицо его блестело от пота.
– Сбавь скорость, Чарльз. Сбавь. До разрешенного предела. Ни к чему бросаться в глаза.
Сол повернулся и глядел на гриль-бар Ларри Вудхауза, пока тот не скрылся из глаз. Потом поглядел на дорогу и нахмурился.
– Может, все же включишь фары, гений?
Чарльз пошарил рукой и сгоряча включил сперва стеклоочистители, потом наконец нащупал выключатель фар. Он до одури перепугался, Солу даже показалось, что кожа его побелела.
Закрыв глаза, Сол потряс головой. Надо бы проверить башку.
Глава 15
Глава 16
– Гад!
Это она сама с собой. Разозлилась на что-то.
Дышал Сол осторожно, не смея шевельнуться, и думал, появится ли Тоцци, не уедет ли она без этого сукиного сына, увозя его в багажнике. Он ждал, когда откроется вторая дверца, ждал Тоцци, и сердце его сильно колотилось. Прислушивался, не шевеля даже пальцем. Но слышал только всхлипывания. Она плакала. Что сделал этот ублюдок, побил ее? Вот тебе и праведник, агент ФБР. Видишь, девочка, чем кончаются шашни с такими типами? А еще что-то говорят о мафиози.
Потом послышались шаги по гравию. Сол совсем перестал дышать.
– Тьфу, черт, – пробормотала Стэси.
Шаги замерли у пассажирской дверцы. Сол услышал, как снаружи дергают ее, но, видимо, она была заперта.
– Уходи, – злобно бросила девушка.
Сол плотно сжал губы. Нет, голубушка. Впусти его.
Ручку дверцы снова задергали.
– Стэси? – послышался снаружи приглушенный голос.
По лицу Сола струился пот. Кончай, детка. Впусти его. Открой, пока он не обнаружил меня.
Она что-то буркнула под нос. Сол почувствовал, как джип слегка качнулся, потом услышал, что Стэси отпирает дверцу. На сиденье сел грузный пассажир. Оба молчали, но чувствовалось, что девушка обозлена до предела.
Сол очень медленно, очень осторожно приподнялся на локте, чтобы глянуть через спинку заднего сиденья. На переднем виднелись два силуэта, профили их затемнялись подголовниками. Отлично.
– Чего сидишь? – спросила девушка. – Мне с тобой не о чем говорить.
– Стэси...
Пфиттт-пфиттт!
В закрытом джипе у Сола от первых выстрелов, несмотря на глушитель, заложило уши, и это испугало его. Но останавливаться уже было нельзя.
Пфиттт!
Отверстия в виниловых чехлах на спинке пассажирского места дымились. Сол увидел, как тело повалилось на бок. Он встал на колени, вытянул руку и прицелился в голову.
Во имя Отца...
Пфиттт!
И Сына...
Пфиттт!
И Святого...
Пфиттт!
Духа...
Пфиттт!
Аминь.
Сол повернул дуло к водительскому месту и прицелился в светлые волосы за подголовником. Девушка не шевелилась и, стиснув руль, глядела на мертвеца в машине, не веря, что это случилось, замершая за полсекунды до вопля. Назад она не оглядывалась. Лишь смотрела во все глаза на своего любовника. Сол внезапно вспомнил о Чарльзе и о том, как этот негр ему нужен.
Черт.
Он перевернулся на спину, ударом ноги открыл крышку багажника и выпрыгнул. Земли он коснулся уже на бегу. К джипу быстро подъехал «шевроле», и Сол вскочил в него.
– Давай! Давай! Гони!
Чарльз нажал на акселератор и понесся по гравию.
– Убил ты ее?
– Что?
Уши у Сола были словно заткнуты ватой.
Чарльз повысил голос:
– Ты ее убил?
Сол покачал головой:
– Не потребовалось. Она не видела меня. А его прикончил. Как миленького.
Сердце Сола ликующе колотилось о ребра. Он был на седьмом небе от счастья.
Когда Чарльз выехал на дорогу, Солу послышались далекие вопли девушки. Видно, громко вопит, если слышно даже здесь, через закрытые стекла.
Чарльз гнал быстро, крепко держа руль обеими руками. Лицо его блестело от пота.
– Сбавь скорость, Чарльз. Сбавь. До разрешенного предела. Ни к чему бросаться в глаза.
Сол повернулся и глядел на гриль-бар Ларри Вудхауза, пока тот не скрылся из глаз. Потом поглядел на дорогу и нахмурился.
– Может, все же включишь фары, гений?
Чарльз пошарил рукой и сгоряча включил сперва стеклоочистители, потом наконец нащупал выключатель фар. Он до одури перепугался, Солу даже показалось, что кожа его побелела.
Закрыв глаза, Сол потряс головой. Надо бы проверить башку.
Глава 15
– Сол, хочешь сока? Вот, бери.
Скрипучий голос санитара донесся из динамика на стене. Сквозь прозрачное с одной стороны зеркало Тоцци видел мужчину, разносящего в картонном ящике пакеты с соком. Сол Иммордино сидел за своим излюбленным столиком с шахматными клетками. Он, как всегда, что-то обсуждал со своими руками и не замечал санитара, сующего ему сок.
Гад!
Откинувшись на спинку стула и прислонясь головой к стене, Тоцци неотрывно глядел на лицо Иммордино. И все время слышал звук застегиваемой «молнии» на медицинском мешке. Чувствовал он себя настолько опустошенным, что даже не испытывал гнева. Из головы у него не шел Джон, уткнувшийся лбом в приборную доску джипа Стэси, лужа крови на коврике; его не оставляла мысль, что это работа мерзавца Сола. Убийство дона и его телохранителя могло быть делом Джуси Вакарини, делом любого из враждующих с семьей Мистретты. Но убийство Джона – нет. У него не было врагов. Тоцци совершенно ясно, что пули эти предназначались ему, что смерть его позарез нужна только Солу. Звук «молнии», застегиваемой на мешке, куда уложили тело Джона, вновь и вновь раздавался у него в ушах. Тоцци не сомневался, что здесь замешан Сол. Единственная проблема – как уличить этого гада. Ему уже начинало казаться, что Сол действительно спятил и правосудию до него не дотянуться.
– Тоцци, как ваше самочувствие?
К нему подсела Мадлен Каммингс. Он никак не мог привыкнуть к ее новому обличим. Она надела не только белую форменную одежду медсестры, но и пышный красновато-коричневый парик, на этом настоял Гиббонс, таких причесок, как у нее, медсестры в психиатрической больнице не носят. По мнению Гиббонса, прическа ее была слишком строгой и скромной для женщины, живущей в реальном мире. Кроме того, Каммингс надела другие очки, в массивной оправе из розового пластика. Величиной с те, что носит сестра Сил, правда, не столь непроницаемые. Теперь Каммингс выглядела идеально. Вразрез с обликом медсестры шла только ее манера разговаривать.
– Вам пришлось перенести тяжкое испытание. Вы уверены, что я ничем не могу помочь?
– Нет-нет. У меня все нормально.
Тоцци глянул на Гиббонса, тот сидел в наушниках за длинным столом, сгорбясь над магнитофоном. Проверял оборудование перед тем, как послать Каммингс в палату.
– Вы думаете о своем друге Джоне, да?
Тоцци повернул голову и взглянул на нее:
– Как я могу не думать о нем? Его же приняли за меня.
– Несомненно. Но в том, что случилось, вашей вины нет. Не казните себя.
Тоцци сжал губы и покачал головой:
– Джон решил проявить заботу обо мне. Мы со Стэси поссорились, Джон оказался причиной ссоры, хотя вряд ли догадывался об этом. Он счел себя виноватым, так как она разозлилась из-за того, что я старался их сблизить. Он хотел только извиниться перед Стэси, сказать, что не просил меня об этом. Когда Джон сел в машину, чтобы объясниться с ней, этот сукин сын принял его за меня. Семь выстрелов. Три в голову.
Тоцци поднял взгляд к потолку и сморгнул слезу. Каммингс сняла очки и положила на колени.
– А Стэси? Как восприняла это она?
– Стэси сидела рядом с ним, черт возьми. Как, по-вашему, она могла это воспринять?
– Я полагаю, что перенервничала, испугалась.
– Предположите, что впала в истерику.
– Да. Конечно. – Каммингс кивнула и хмыкнула, будто получающий сто долларов в час психиатр, в ее форме медсестры это выглядело комично. – Сделали вы что-нибудь для нее?
Тоцци нахмурился:
– Как вас понять?
– Хотя бы остались рядом с ней прошлой ночью?
Заподозрив, что этот вопрос задан неспроста, Тоцци ответил не сразу. Не выпытывает ли она пикантные подробности, чтобы передать потом Лоррейн?
– Да, – наконец ответил он. – Я провел с ней прошлую ночь. В отеле. И еще с одним агентам. Женщиной.
– Хорошо. Сейчас она очень нуждается в поддержке.
Тоцци молча посмотрел на нее. Под париком и очками он видел вечно озабоченную доктора Каммингс, хотя она и казалась искренне озабоченной. Во многих отношениях она хуже Лоррейн. Тоцци ощущал, что она постоянно оценивает его поступки.
Гиббонс, не прекращая возиться с магнитофоном, громко высморкался. Каммингс выжидающе глядела на Тоцци.
– Я не сплю с ней, если вас это интересует. И ни разу не спал. Довольны?
Лицо Каммингс осталось невозмутимым.
– Мне до этого нет никакого дела.
– Совершенно верно.
Тоцци вновь уставился сквозь зеркало в палату.
– Вашу двоюродную сестру это беспокоит, но я не вижу в ваших отношениях со Стэси ничего дурного.
Тоцци покосился на нее.
– Собственно говоря, я пыталась убедить Лоррейн, что она выносит о ней поспешные суждения.
– Правда? – с недоверием спросил Тоцци.
– Да. Правда.
Гиббонс опять громко высморкался и снял наушники:
– Магнитофон в порядке. Док, вы готовы пойти проверить несколько голов на вшивость?
Опершись руками о колени, Каммингс встала, но на вопрос не ответила. Вздумал подтрунивать над ее формой медсестры. А Гиббонсу до смерти хотелось сбить с нее спесь.
Гиббонс сунул носовой платок в карман.
– Будем надеяться, Сол сегодня что-нибудь скажет. Возможно, когда сестра приедет забрать его отсюда. Судья Ньюберри очень неохотно выписал на это ордер. Мне пришлось изо всех сил убеждать его, что Сол выписывается, поскольку считает тебя, Тоцци, покойником, и, пожалуй, это наша последняя возможность добиться от него хоть чего-то. В конце концов я убедил судью. Но он считает, что я захожу слишком далеко.
– Откровенно говоря, я согласна с ним, – заявила Каммингс.
Гиббонс вытаращился на нее.
– Не ропщите. Вы идете на задание, изменив облик. Именно этого вам и хотелось, не так ли? Теперь у вас появится возможность рассказывать об этом своим внукам.
Она пропустила его слова мимо ушей.
Гиббонса это нисколько не задело.
– Может, прослушаете инструкцию? Еще один раз? Ради моего спокойствия?
– Нет. Я знаю, что делать. Иду в палату и начинаю проверять, есть ли вши в головах у пациентов. – Ей не удалось сдержать брезгливой гримасы. – Подойдя к столику мистера Иммордино, я роняю расческу, наклоняюсь за ней и устанавливаю под столешницей потайной электронный микрофон.
– Отработали, как это делается?
Каммингс презрительно усмехнулась, но все же продемонстрировала ему свое умение: наклонилась и взялась за край стола – большой палец сверху, остальные внизу. Микрофон она держала между указательным и средним пальцами. Оборотная поверхность у микрофона клейкая, и он прилипает к чему угодно.
– Микрофон у вас?
– Да.
– Где?
– В кармане, – раздраженно ответила Каммингс.
– Проверьте.
Каммингс запустила руку в карман юбки.
– Здесь.
Она решила не выходить из себя.
Гиббонс кивнул:
– Отлично. Только не забывайте: в палате вести себя надо естественно. Не торопитесь, но и не медлите. Вы медсестра. Вам нужно выполнить свою работу. Проверяйте головы и уходите.
Каммингс резко втянула в себя воздух. Ей мучительно хотелось отбрить Берта.
Гиббонс указал ей на голову:
– Поправьте парик. Сбился.
Каммингс заставила себя промолчать и поправила парик, но Тоцци видел, что ее просто распирает от злости. Потом она повернулась и, расправив плечи, широким шагом пошла к выходу. Хотела что-то сказать, но передумала и хлопнула дверью. Гиббонс покачал головой:
– Дамочка хочет обложить меня последними словами, но не решается. В жизни не встречал таких твердолобых. Иверсу далеко до нее.
– Гиб, не слишком ли ты суров к ней?
– Нет.
– Кончай. Ты принялся донимать ее, едва увидел.
– Это взаимный процесс, Тоцци. Она меня тоже донимает. Причем не в одиночку.
– Имеешь в виду Лоррейн?
Гиббонс опять высморкался и кивнул:
– Та еще парочка. Квартира стала походить на женский колледж. Они словно бы снова в Барнарде. До утра болтают о всякой ерунде, которую я даже не хочупонимать. Включу телевизор – начинают бранить то, что я смотрю. Возьму газету – их интересует, почему я не читаю «Таймс». Не хочу есть состряпанный ими диетический обед – опять нехорошо. Честное слово, Тоц, я готов перебраться к тебе.
– Ты просто любишь жаловаться.
– Легко сказать. Тебе не приходится жить вместе с ними.
– А что тут страшного? Им приятно общаться. Да это и не навек. Через месяц Каммингс вернется в Квантико.
– К тому времени я загнусь.
– Отчего?
– От псевдоинтеллектуальной чуши.
– Ну-ну, брось.
– Да, конечно, Стэси не пьет китайский чай с люцерновым медом и не ведет в семь утра споров о Леонардо и Вирджинии Вулф – черт знает, кто они такие. Держу пари, она не сводит тебя с ума, запуская на полную громкость пластинки с записями опер.
– Зато она ест тофу[4].
Гиббонс вытер нос.
– Знаешь, если б Каммингс выглядела, как Стэси, я бы самстал его есть.
– Не стал бы.
Гиббонс, кривя губы, задумался.
– Ты прав. Не стал бы.
И высморкался снова.
– Лечишься ты чем-нибудь?
– От сенной лихорадки? Нет. После таблеток становлюсь, как пьяный. Все из-за деревьев в этой части штата. Как только доедем до перекрестка и свернем на Нью-Бренсуик, насморк начнет проходить. А когда проедем Линден, нефтеочистительный завод и аэропорт, пройдет совсем.
– Ты хорошо знаешь этот штат, Гиб?
Гиббонс достал платок и стал искать на нем сухое место.
– Я всегда удивляюсь, почему его называют штатом садов. Теперь понимаю. Смотри, вон она.
Сквозь зеркало Тоцци увидел Каммингс, беседующую с дежурным охранником в дальнем конце палаты. Она объясняла, что делает здесь, и какой врач поручил ей проверить пациентов на вшивость. Охранники ничего не знали. Они водят дружбу с некоторыми пациентами, с теми, кто не совсем спятил, кто оказывает им услуги. По утверждению Каммингс, такое происходит во всех психиатрических больницах. Тоцци с Гиббонсом не хотели доводить до сведения всей палаты, что новая медсестра на самом деле не ищет вшей, а устанавливает «клопов».
Гиббонс и Тоцци наблюдали, как Каммингс вошла в палату. Она огляделась и, поколебавшись, подошла к одному из пациентов, глядящему в пространство. Тоцци хотелось, чтобы она держалась более властно и уверенно, как настоящая медсестра, твердо решившая выполнить свою работу при любых обстоятельствах. Стоя возле бледного небритого мужчины, Каммингс водила по его голове расческой. Видно было, что ей неприятно касаться грязных волос.
– Полюбуйся на нее, черт возьми. – Гиббонс высморкался. – Она все испортит. Я знаю.
– Может, еще освоится.
Каммингс переходила от пациента к пациенту. Сперва она выбирала смирных, замкнувшихся в собственном мире. Они не причиняли ни малейших хлопот, и это придавало ей уверенности. Она становилась все более похожей на медсестру.
Гиббонс чихнул:
– Тьфу, черт.
Поднялся:
– Надо найти туалетной бумаги. Сейчас вернусь.
И вышел, вытирая нос влажным платком.
Каммингс переходила к более активным пациентам, догоняла одного из нервно расхаживающих, пытаясь добраться до его головы, седого, похожего на медведя человека пятидесяти с лишним лет. Тоцци поморщился, когда она коснулась его густых, спутанных волос, судя по виду, давно не мытых. Пациент не останавливался, но Каммингс не отставала. Внезапно он двинул ее локтем. Тоцци обеспокоенно подался вперед, однако удар, казалось, не причинил ей боли. Видимо, пациент в раздражении просто отмахнулся. Каммингс не отходила от него, пока не закончила проверку, потом пошла дальше. Глядя сквозь зеркало, Тоцци кивнул. Она держалась молодцом.
Вот она стала проверять голову беззубого человека, опершегося о подоконник неподалеку от столика, за которым сидел Сол. Иммордино, как всегда, горбился, уставясь на свои руки. Вслед за беззубым наступала его очередь.
– Все, -сказала Каммингс, кончив рыться в волосах беззубого пациента.
Тот зашевелил бровями, задвигал челюстью. Потом поскреб за ухом, будто блохастая собака.
– Вы следующий, -объявила она, подойдя к Иммордино.
Повернув свою большую голову, Сол поглядел на нее, будто бегемот на птичку, севшую ему на спину, – спокойно, невозмутимо. Она взяла расческу и стала водить ею по его волосам. Сол потряс головой и передернул плечами. Бегемоту не понравилось прикосновение птички.
Каммингс отступила и уперлась кулаками в бедра:
– Перестаньте. Это не больно.
И снова принялась за его волосы. Он яростно затряс головой, чтобы отогнать ее. И тут расческа упала на пол.
Тоцци усмехнулся. Правильно сделала, что дождалась такой реакции. Если микрофон у нее между пальцев, приклеить его будет нетрудно. Но когда она потянулась за расческой, туда же потянулась еще одна рука и ухватила ее запястье.
– Эй, детка.
Чарльз Тейт. Откуда он взялся, черт возьми. Сейчас не его смена.
Охранник сидел на корточках рядом с ней и не выпускал ее руки. Другая была прижата к боку и крепко сжата в кулак. Чарльз пытался ухватить и ту руку, но она не разжимала кулак и не разгибала локтя. В этой руке находился микрофон.
– Простите, -сказала Каммингс. – Мне надо работать.
Она поднялась, вместе с ней поднялся и Чарльз. Запястья ее он не выпускал.
Сжатую в кулак руку Каммингс прижимала к бедру. Было ясно, что в ней что-то спрятано. Тоцци закусил верхнюю губу. Интересно, заметил ли это Сол. Лица его Тоцци не видел, перед ним стояли Каммингс и охранник.
– Отпустите мою руку. Сейчас же.
Зубы Каммингс были стиснуты, ноздри раздувались, и она выходила из роли. Вела себя, как выпускница Барнард-колледжа. Это никуда не годилось. Нужно было бранить его или унижать, но только не вести себя так. В данной ситуации высокомерие неуместно.
Чарльз погладил ее по руке:
– Чего злишься, милочка? Я только хочу, чтобы ты проверила и мою голову.
– У вас есть вши?
– Не знаю. А голова чешется. -Чарльз потерся бедром о ее бедро. – Да, милочка, зудит. Все из-за тебя. -Он гнусно засмеялся. – Проверь мою голову, а? Пожалуйста.
– Сейчас же отпустите меня, не то...
– Не то что, милочка? Чем может угрожать мне такая нежная крошка?
Он потянулся к ней.
Когда Чарльз положил ладонь на ее грудь, Каммингс непроизвольно влепила ему пощечину свободной рукой.
Сердце у Тоцци екнуло. Она уронила микрофон. Слышно было, как он упал на пол.
Черт возьми. Уходите оттуда, Каммингс. Сейчас же.
– Чего ты так злишься, детка? Чего злишься?
Чарльз засмеялся и стиснул ей грудь. По лицу Каммингс было видно, что ей больно.
Уходите немедленно.
Но Чарльз не выпускал ее, а другого охранника, находящегося на дежурстве, не было видно. Тоцци встал, собираясь прийти ей на помощь, но увидел Сола, бесстрастно смотрящего на все это. Сол считает его мертвым. Надо оставить его в этом заблуждении. Поэтому Тоцци не мог выручить Каммингс.
Он глянул на дверь. Куда, черт возьми, задевался Гиббонс? Он обещал немедленно вернуться.
– Прекратите.
Тоцци вновь повернулся к зеркалу. Каммингс вырывалась Чарльз прижался к ней и притиснул ее к столу. Черт! Похоже он хочет овладеть ею прямо там.
Тоцци направился к двери. Где же, черт возьми. Гиббонс?
– Предупреждаю вас, мистер. Отпустите меня сию же секунду.
Голос Каммингс звучал резко. Она только ухудшала дело. Ее высокомерие раздражало Чарльза. Тоцци видел, как он скрипи зубами и косится на нее. Как старается причинить ей боль.
– Предупреждаю!
– До чего же страшно, милочка. -Он так толкнул ее, что она села на стол, ноги ее оторвались от пола. – Я весь дрожу.
Черт. Этот гад ее изнасилует.
Тоцци направился к двери. Провались этот Сол.
Но, едва открыв ее, услышал вопль Чарльза.
– Ай!
Сквозь зеркало он увидел, что охранник держится за глаз, а Каммингс бьет его коленом в пах. Расческу она держала так, словно ткнула ею Чарльза в глаз или полоснула по лицу зубьями. Он скатился с женщины и лежал боком на столе, держась одной рукой за лицо, другой – за пах. Каммингс встала, передернула плечами и поправила парик.
– Сука!
Чарльз снова схватил ее за руку.
Тоцци готов был прийти на помощь, но Каммингс быстро перехватила запястье охранника и сдернула его со стола. Он грохнулся на бедро, взвизгнув по-собачьи, крепко зажмурив от боли глаза.
Каммингс посмотрела на зеркало. Она не знала, что теперь делать.
– Уходите оттуда, – шептал Тоцци, как будто она могла его услышать. – Идите сюда.
Она рыскала взглядом по полу, отыскивая микрофон.
– Черт с ним! Уходите.
Чарльз поднимался на ноги. Поколебавшись, Каммингс повернулась и направилась к двери.
Тоцци ждал ее у входа.
– С вами ничего не случилось?
Каммингс стянула парик, вздохнула и покачала головой:
– Только потеряла микрофон. Уронила его.
– Не беспокойтесь об этом. Вы держались отлично. Забудьте о микрофоне.
– Но я же не установила его. – Она плюхнулась на один из раскладных стульев и поискала взглядом Гиббонса. – Он выпал.
– Говорю же вам, не волнуйтесь. Хорошо, что охранник вас не изнасиловал. Вы отлично разделались с этим мерзавцем.
Каммингс свирепо глянула на него:
– Вы как будто удивлены. Я же приехала из Квантико. Прошла там такой же курс основного обучения, что и вы. Поэтому не надо меня опекать.
Тоцци виновато поднял руки:
– Прошу прощения. Я ни на что не намекал.
Открылась дверь, вошел Гиббонс, сморкаясь в листок туалетной бумаги.
– В чем дело? – Он поглядел на Каммингс. – Уже все готово?
Она покачала головой и скривила губы:
– Я потеряла микрофон. Выронила его.
– Что?
– Гиб, это не ее вина. Откуда ни возьмись появился Чарльз Тейт и набросился на нее. Повалил на стол. Ее вины тут нет.
Гиббонс посмотрел на Тоцци, потом снова на Каммингс.
– Где он? Вы видели, куда он упал?
Каммингс подошла к зеркалу:
– Лежит где-то на полу.
Чарльз склонился над стулом, на котором сидел Сол. Иммордино так и не изменил своей позы.
Тоцци указал подбородком на магнитофон.
– Включи. Может, микрофон закатился куда-то и они его не видят. А мы хоть что-то услышим.
Тоцци убавил громкость настенных динамиков, а Гиббонс включил наушники магнитофона, чтобы слушать через них. Маленький механизм передал гул палаты. Ничего толком разобрать было невозможно.
Все трое нахмурились, напряженно вслушиваясь, пытаясь определить, где лежит микрофон. Потом послышался громкий скрип. Они глядели в палату сквозь зеркало. Где же эта чертова штука?
Громкий хруст. Красный огонек магнитофона мелькнул и погас. Звук оборвался.
Каммингс указала на зеркало:
– Посмотрите на Иммордино. На его ступню.
Сол что-то растирал на полу, словно гасил сигарету. Целую минуту, неторопливо, старательно. Потом поднял голову и поглядел на зеркало. Прямо на них, словно зная, что они наблюдали оттуда.
Тоцци покачал головой:
– Черт.
Гиббонс вытер нос:
– Скверное дело.
Каммингс в сердцах швырнула парик на пол.
Гиббонс повернулся к ней:
– Вы по-прежнему считаете его сумасшедшим?
Она подняла парик и смело встретила его взгляд:
– У меня нет других оснований. То, что он раздавил микрофон, ничего не доказывает.
– Господи! Тоцци, ты слышишь?
Но Тоцци не слушал. Он стоял перед зеркалом, глядя на крупное, тупое лицо Сола, и думал о Джоне, о крови в машине Стэси, в ушах у него стоял звук застегиваемой «молнии». Челюсти его были плотно стиснуты.
Скрипучий голос санитара донесся из динамика на стене. Сквозь прозрачное с одной стороны зеркало Тоцци видел мужчину, разносящего в картонном ящике пакеты с соком. Сол Иммордино сидел за своим излюбленным столиком с шахматными клетками. Он, как всегда, что-то обсуждал со своими руками и не замечал санитара, сующего ему сок.
Гад!
Откинувшись на спинку стула и прислонясь головой к стене, Тоцци неотрывно глядел на лицо Иммордино. И все время слышал звук застегиваемой «молнии» на медицинском мешке. Чувствовал он себя настолько опустошенным, что даже не испытывал гнева. Из головы у него не шел Джон, уткнувшийся лбом в приборную доску джипа Стэси, лужа крови на коврике; его не оставляла мысль, что это работа мерзавца Сола. Убийство дона и его телохранителя могло быть делом Джуси Вакарини, делом любого из враждующих с семьей Мистретты. Но убийство Джона – нет. У него не было врагов. Тоцци совершенно ясно, что пули эти предназначались ему, что смерть его позарез нужна только Солу. Звук «молнии», застегиваемой на мешке, куда уложили тело Джона, вновь и вновь раздавался у него в ушах. Тоцци не сомневался, что здесь замешан Сол. Единственная проблема – как уличить этого гада. Ему уже начинало казаться, что Сол действительно спятил и правосудию до него не дотянуться.
– Тоцци, как ваше самочувствие?
К нему подсела Мадлен Каммингс. Он никак не мог привыкнуть к ее новому обличим. Она надела не только белую форменную одежду медсестры, но и пышный красновато-коричневый парик, на этом настоял Гиббонс, таких причесок, как у нее, медсестры в психиатрической больнице не носят. По мнению Гиббонса, прическа ее была слишком строгой и скромной для женщины, живущей в реальном мире. Кроме того, Каммингс надела другие очки, в массивной оправе из розового пластика. Величиной с те, что носит сестра Сил, правда, не столь непроницаемые. Теперь Каммингс выглядела идеально. Вразрез с обликом медсестры шла только ее манера разговаривать.
– Вам пришлось перенести тяжкое испытание. Вы уверены, что я ничем не могу помочь?
– Нет-нет. У меня все нормально.
Тоцци глянул на Гиббонса, тот сидел в наушниках за длинным столом, сгорбясь над магнитофоном. Проверял оборудование перед тем, как послать Каммингс в палату.
– Вы думаете о своем друге Джоне, да?
Тоцци повернул голову и взглянул на нее:
– Как я могу не думать о нем? Его же приняли за меня.
– Несомненно. Но в том, что случилось, вашей вины нет. Не казните себя.
Тоцци сжал губы и покачал головой:
– Джон решил проявить заботу обо мне. Мы со Стэси поссорились, Джон оказался причиной ссоры, хотя вряд ли догадывался об этом. Он счел себя виноватым, так как она разозлилась из-за того, что я старался их сблизить. Он хотел только извиниться перед Стэси, сказать, что не просил меня об этом. Когда Джон сел в машину, чтобы объясниться с ней, этот сукин сын принял его за меня. Семь выстрелов. Три в голову.
Тоцци поднял взгляд к потолку и сморгнул слезу. Каммингс сняла очки и положила на колени.
– А Стэси? Как восприняла это она?
– Стэси сидела рядом с ним, черт возьми. Как, по-вашему, она могла это воспринять?
– Я полагаю, что перенервничала, испугалась.
– Предположите, что впала в истерику.
– Да. Конечно. – Каммингс кивнула и хмыкнула, будто получающий сто долларов в час психиатр, в ее форме медсестры это выглядело комично. – Сделали вы что-нибудь для нее?
Тоцци нахмурился:
– Как вас понять?
– Хотя бы остались рядом с ней прошлой ночью?
Заподозрив, что этот вопрос задан неспроста, Тоцци ответил не сразу. Не выпытывает ли она пикантные подробности, чтобы передать потом Лоррейн?
– Да, – наконец ответил он. – Я провел с ней прошлую ночь. В отеле. И еще с одним агентам. Женщиной.
– Хорошо. Сейчас она очень нуждается в поддержке.
Тоцци молча посмотрел на нее. Под париком и очками он видел вечно озабоченную доктора Каммингс, хотя она и казалась искренне озабоченной. Во многих отношениях она хуже Лоррейн. Тоцци ощущал, что она постоянно оценивает его поступки.
Гиббонс, не прекращая возиться с магнитофоном, громко высморкался. Каммингс выжидающе глядела на Тоцци.
– Я не сплю с ней, если вас это интересует. И ни разу не спал. Довольны?
Лицо Каммингс осталось невозмутимым.
– Мне до этого нет никакого дела.
– Совершенно верно.
Тоцци вновь уставился сквозь зеркало в палату.
– Вашу двоюродную сестру это беспокоит, но я не вижу в ваших отношениях со Стэси ничего дурного.
Тоцци покосился на нее.
– Собственно говоря, я пыталась убедить Лоррейн, что она выносит о ней поспешные суждения.
– Правда? – с недоверием спросил Тоцци.
– Да. Правда.
Гиббонс опять громко высморкался и снял наушники:
– Магнитофон в порядке. Док, вы готовы пойти проверить несколько голов на вшивость?
Опершись руками о колени, Каммингс встала, но на вопрос не ответила. Вздумал подтрунивать над ее формой медсестры. А Гиббонсу до смерти хотелось сбить с нее спесь.
Гиббонс сунул носовой платок в карман.
– Будем надеяться, Сол сегодня что-нибудь скажет. Возможно, когда сестра приедет забрать его отсюда. Судья Ньюберри очень неохотно выписал на это ордер. Мне пришлось изо всех сил убеждать его, что Сол выписывается, поскольку считает тебя, Тоцци, покойником, и, пожалуй, это наша последняя возможность добиться от него хоть чего-то. В конце концов я убедил судью. Но он считает, что я захожу слишком далеко.
– Откровенно говоря, я согласна с ним, – заявила Каммингс.
Гиббонс вытаращился на нее.
– Не ропщите. Вы идете на задание, изменив облик. Именно этого вам и хотелось, не так ли? Теперь у вас появится возможность рассказывать об этом своим внукам.
Она пропустила его слова мимо ушей.
Гиббонса это нисколько не задело.
– Может, прослушаете инструкцию? Еще один раз? Ради моего спокойствия?
– Нет. Я знаю, что делать. Иду в палату и начинаю проверять, есть ли вши в головах у пациентов. – Ей не удалось сдержать брезгливой гримасы. – Подойдя к столику мистера Иммордино, я роняю расческу, наклоняюсь за ней и устанавливаю под столешницей потайной электронный микрофон.
– Отработали, как это делается?
Каммингс презрительно усмехнулась, но все же продемонстрировала ему свое умение: наклонилась и взялась за край стола – большой палец сверху, остальные внизу. Микрофон она держала между указательным и средним пальцами. Оборотная поверхность у микрофона клейкая, и он прилипает к чему угодно.
– Микрофон у вас?
– Да.
– Где?
– В кармане, – раздраженно ответила Каммингс.
– Проверьте.
Каммингс запустила руку в карман юбки.
– Здесь.
Она решила не выходить из себя.
Гиббонс кивнул:
– Отлично. Только не забывайте: в палате вести себя надо естественно. Не торопитесь, но и не медлите. Вы медсестра. Вам нужно выполнить свою работу. Проверяйте головы и уходите.
Каммингс резко втянула в себя воздух. Ей мучительно хотелось отбрить Берта.
Гиббонс указал ей на голову:
– Поправьте парик. Сбился.
Каммингс заставила себя промолчать и поправила парик, но Тоцци видел, что ее просто распирает от злости. Потом она повернулась и, расправив плечи, широким шагом пошла к выходу. Хотела что-то сказать, но передумала и хлопнула дверью. Гиббонс покачал головой:
– Дамочка хочет обложить меня последними словами, но не решается. В жизни не встречал таких твердолобых. Иверсу далеко до нее.
– Гиб, не слишком ли ты суров к ней?
– Нет.
– Кончай. Ты принялся донимать ее, едва увидел.
– Это взаимный процесс, Тоцци. Она меня тоже донимает. Причем не в одиночку.
– Имеешь в виду Лоррейн?
Гиббонс опять высморкался и кивнул:
– Та еще парочка. Квартира стала походить на женский колледж. Они словно бы снова в Барнарде. До утра болтают о всякой ерунде, которую я даже не хочупонимать. Включу телевизор – начинают бранить то, что я смотрю. Возьму газету – их интересует, почему я не читаю «Таймс». Не хочу есть состряпанный ими диетический обед – опять нехорошо. Честное слово, Тоц, я готов перебраться к тебе.
– Ты просто любишь жаловаться.
– Легко сказать. Тебе не приходится жить вместе с ними.
– А что тут страшного? Им приятно общаться. Да это и не навек. Через месяц Каммингс вернется в Квантико.
– К тому времени я загнусь.
– Отчего?
– От псевдоинтеллектуальной чуши.
– Ну-ну, брось.
– Да, конечно, Стэси не пьет китайский чай с люцерновым медом и не ведет в семь утра споров о Леонардо и Вирджинии Вулф – черт знает, кто они такие. Держу пари, она не сводит тебя с ума, запуская на полную громкость пластинки с записями опер.
– Зато она ест тофу[4].
Гиббонс вытер нос.
– Знаешь, если б Каммингс выглядела, как Стэси, я бы самстал его есть.
– Не стал бы.
Гиббонс, кривя губы, задумался.
– Ты прав. Не стал бы.
И высморкался снова.
– Лечишься ты чем-нибудь?
– От сенной лихорадки? Нет. После таблеток становлюсь, как пьяный. Все из-за деревьев в этой части штата. Как только доедем до перекрестка и свернем на Нью-Бренсуик, насморк начнет проходить. А когда проедем Линден, нефтеочистительный завод и аэропорт, пройдет совсем.
– Ты хорошо знаешь этот штат, Гиб?
Гиббонс достал платок и стал искать на нем сухое место.
– Я всегда удивляюсь, почему его называют штатом садов. Теперь понимаю. Смотри, вон она.
Сквозь зеркало Тоцци увидел Каммингс, беседующую с дежурным охранником в дальнем конце палаты. Она объясняла, что делает здесь, и какой врач поручил ей проверить пациентов на вшивость. Охранники ничего не знали. Они водят дружбу с некоторыми пациентами, с теми, кто не совсем спятил, кто оказывает им услуги. По утверждению Каммингс, такое происходит во всех психиатрических больницах. Тоцци с Гиббонсом не хотели доводить до сведения всей палаты, что новая медсестра на самом деле не ищет вшей, а устанавливает «клопов».
Гиббонс и Тоцци наблюдали, как Каммингс вошла в палату. Она огляделась и, поколебавшись, подошла к одному из пациентов, глядящему в пространство. Тоцци хотелось, чтобы она держалась более властно и уверенно, как настоящая медсестра, твердо решившая выполнить свою работу при любых обстоятельствах. Стоя возле бледного небритого мужчины, Каммингс водила по его голове расческой. Видно было, что ей неприятно касаться грязных волос.
– Полюбуйся на нее, черт возьми. – Гиббонс высморкался. – Она все испортит. Я знаю.
– Может, еще освоится.
Каммингс переходила от пациента к пациенту. Сперва она выбирала смирных, замкнувшихся в собственном мире. Они не причиняли ни малейших хлопот, и это придавало ей уверенности. Она становилась все более похожей на медсестру.
Гиббонс чихнул:
– Тьфу, черт.
Поднялся:
– Надо найти туалетной бумаги. Сейчас вернусь.
И вышел, вытирая нос влажным платком.
Каммингс переходила к более активным пациентам, догоняла одного из нервно расхаживающих, пытаясь добраться до его головы, седого, похожего на медведя человека пятидесяти с лишним лет. Тоцци поморщился, когда она коснулась его густых, спутанных волос, судя по виду, давно не мытых. Пациент не останавливался, но Каммингс не отставала. Внезапно он двинул ее локтем. Тоцци обеспокоенно подался вперед, однако удар, казалось, не причинил ей боли. Видимо, пациент в раздражении просто отмахнулся. Каммингс не отходила от него, пока не закончила проверку, потом пошла дальше. Глядя сквозь зеркало, Тоцци кивнул. Она держалась молодцом.
Вот она стала проверять голову беззубого человека, опершегося о подоконник неподалеку от столика, за которым сидел Сол. Иммордино, как всегда, горбился, уставясь на свои руки. Вслед за беззубым наступала его очередь.
– Все, -сказала Каммингс, кончив рыться в волосах беззубого пациента.
Тот зашевелил бровями, задвигал челюстью. Потом поскреб за ухом, будто блохастая собака.
– Вы следующий, -объявила она, подойдя к Иммордино.
Повернув свою большую голову, Сол поглядел на нее, будто бегемот на птичку, севшую ему на спину, – спокойно, невозмутимо. Она взяла расческу и стала водить ею по его волосам. Сол потряс головой и передернул плечами. Бегемоту не понравилось прикосновение птички.
Каммингс отступила и уперлась кулаками в бедра:
– Перестаньте. Это не больно.
И снова принялась за его волосы. Он яростно затряс головой, чтобы отогнать ее. И тут расческа упала на пол.
Тоцци усмехнулся. Правильно сделала, что дождалась такой реакции. Если микрофон у нее между пальцев, приклеить его будет нетрудно. Но когда она потянулась за расческой, туда же потянулась еще одна рука и ухватила ее запястье.
– Эй, детка.
Чарльз Тейт. Откуда он взялся, черт возьми. Сейчас не его смена.
Охранник сидел на корточках рядом с ней и не выпускал ее руки. Другая была прижата к боку и крепко сжата в кулак. Чарльз пытался ухватить и ту руку, но она не разжимала кулак и не разгибала локтя. В этой руке находился микрофон.
– Простите, -сказала Каммингс. – Мне надо работать.
Она поднялась, вместе с ней поднялся и Чарльз. Запястья ее он не выпускал.
Сжатую в кулак руку Каммингс прижимала к бедру. Было ясно, что в ней что-то спрятано. Тоцци закусил верхнюю губу. Интересно, заметил ли это Сол. Лица его Тоцци не видел, перед ним стояли Каммингс и охранник.
– Отпустите мою руку. Сейчас же.
Зубы Каммингс были стиснуты, ноздри раздувались, и она выходила из роли. Вела себя, как выпускница Барнард-колледжа. Это никуда не годилось. Нужно было бранить его или унижать, но только не вести себя так. В данной ситуации высокомерие неуместно.
Чарльз погладил ее по руке:
– Чего злишься, милочка? Я только хочу, чтобы ты проверила и мою голову.
– У вас есть вши?
– Не знаю. А голова чешется. -Чарльз потерся бедром о ее бедро. – Да, милочка, зудит. Все из-за тебя. -Он гнусно засмеялся. – Проверь мою голову, а? Пожалуйста.
– Сейчас же отпустите меня, не то...
– Не то что, милочка? Чем может угрожать мне такая нежная крошка?
Он потянулся к ней.
Когда Чарльз положил ладонь на ее грудь, Каммингс непроизвольно влепила ему пощечину свободной рукой.
Сердце у Тоцци екнуло. Она уронила микрофон. Слышно было, как он упал на пол.
Черт возьми. Уходите оттуда, Каммингс. Сейчас же.
– Чего ты так злишься, детка? Чего злишься?
Чарльз засмеялся и стиснул ей грудь. По лицу Каммингс было видно, что ей больно.
Уходите немедленно.
Но Чарльз не выпускал ее, а другого охранника, находящегося на дежурстве, не было видно. Тоцци встал, собираясь прийти ей на помощь, но увидел Сола, бесстрастно смотрящего на все это. Сол считает его мертвым. Надо оставить его в этом заблуждении. Поэтому Тоцци не мог выручить Каммингс.
Он глянул на дверь. Куда, черт возьми, задевался Гиббонс? Он обещал немедленно вернуться.
– Прекратите.
Тоцци вновь повернулся к зеркалу. Каммингс вырывалась Чарльз прижался к ней и притиснул ее к столу. Черт! Похоже он хочет овладеть ею прямо там.
Тоцци направился к двери. Где же, черт возьми. Гиббонс?
– Предупреждаю вас, мистер. Отпустите меня сию же секунду.
Голос Каммингс звучал резко. Она только ухудшала дело. Ее высокомерие раздражало Чарльза. Тоцци видел, как он скрипи зубами и косится на нее. Как старается причинить ей боль.
– Предупреждаю!
– До чего же страшно, милочка. -Он так толкнул ее, что она села на стол, ноги ее оторвались от пола. – Я весь дрожу.
Черт. Этот гад ее изнасилует.
Тоцци направился к двери. Провались этот Сол.
Но, едва открыв ее, услышал вопль Чарльза.
– Ай!
Сквозь зеркало он увидел, что охранник держится за глаз, а Каммингс бьет его коленом в пах. Расческу она держала так, словно ткнула ею Чарльза в глаз или полоснула по лицу зубьями. Он скатился с женщины и лежал боком на столе, держась одной рукой за лицо, другой – за пах. Каммингс встала, передернула плечами и поправила парик.
– Сука!
Чарльз снова схватил ее за руку.
Тоцци готов был прийти на помощь, но Каммингс быстро перехватила запястье охранника и сдернула его со стола. Он грохнулся на бедро, взвизгнув по-собачьи, крепко зажмурив от боли глаза.
Каммингс посмотрела на зеркало. Она не знала, что теперь делать.
– Уходите оттуда, – шептал Тоцци, как будто она могла его услышать. – Идите сюда.
Она рыскала взглядом по полу, отыскивая микрофон.
– Черт с ним! Уходите.
Чарльз поднимался на ноги. Поколебавшись, Каммингс повернулась и направилась к двери.
Тоцци ждал ее у входа.
– С вами ничего не случилось?
Каммингс стянула парик, вздохнула и покачала головой:
– Только потеряла микрофон. Уронила его.
– Не беспокойтесь об этом. Вы держались отлично. Забудьте о микрофоне.
– Но я же не установила его. – Она плюхнулась на один из раскладных стульев и поискала взглядом Гиббонса. – Он выпал.
– Говорю же вам, не волнуйтесь. Хорошо, что охранник вас не изнасиловал. Вы отлично разделались с этим мерзавцем.
Каммингс свирепо глянула на него:
– Вы как будто удивлены. Я же приехала из Квантико. Прошла там такой же курс основного обучения, что и вы. Поэтому не надо меня опекать.
Тоцци виновато поднял руки:
– Прошу прощения. Я ни на что не намекал.
Открылась дверь, вошел Гиббонс, сморкаясь в листок туалетной бумаги.
– В чем дело? – Он поглядел на Каммингс. – Уже все готово?
Она покачала головой и скривила губы:
– Я потеряла микрофон. Выронила его.
– Что?
– Гиб, это не ее вина. Откуда ни возьмись появился Чарльз Тейт и набросился на нее. Повалил на стол. Ее вины тут нет.
Гиббонс посмотрел на Тоцци, потом снова на Каммингс.
– Где он? Вы видели, куда он упал?
Каммингс подошла к зеркалу:
– Лежит где-то на полу.
Чарльз склонился над стулом, на котором сидел Сол. Иммордино так и не изменил своей позы.
Тоцци указал подбородком на магнитофон.
– Включи. Может, микрофон закатился куда-то и они его не видят. А мы хоть что-то услышим.
Тоцци убавил громкость настенных динамиков, а Гиббонс включил наушники магнитофона, чтобы слушать через них. Маленький механизм передал гул палаты. Ничего толком разобрать было невозможно.
Все трое нахмурились, напряженно вслушиваясь, пытаясь определить, где лежит микрофон. Потом послышался громкий скрип. Они глядели в палату сквозь зеркало. Где же эта чертова штука?
Громкий хруст. Красный огонек магнитофона мелькнул и погас. Звук оборвался.
Каммингс указала на зеркало:
– Посмотрите на Иммордино. На его ступню.
Сол что-то растирал на полу, словно гасил сигарету. Целую минуту, неторопливо, старательно. Потом поднял голову и поглядел на зеркало. Прямо на них, словно зная, что они наблюдали оттуда.
Тоцци покачал головой:
– Черт.
Гиббонс вытер нос:
– Скверное дело.
Каммингс в сердцах швырнула парик на пол.
Гиббонс повернулся к ней:
– Вы по-прежнему считаете его сумасшедшим?
Она подняла парик и смело встретила его взгляд:
– У меня нет других оснований. То, что он раздавил микрофон, ничего не доказывает.
– Господи! Тоцци, ты слышишь?
Но Тоцци не слушал. Он стоял перед зеркалом, глядя на крупное, тупое лицо Сола, и думал о Джоне, о крови в машине Стэси, в ушах у него стоял звук застегиваемой «молнии». Челюсти его были плотно стиснуты.
Глава 16
Сестра Сил стояла перед зашторенным окном гостиной, хмуро глядя в узкую щель между занавесями. Она не смела не только их раздвинуть, но даже коснуться. Заметив ее в окне, могут сфотографировать, а ей это совсем ни к чему. Она и так ждала неприятностей из офиса архиепископа Лихи. Что неприятностей не избежать, она не сомневалась. Ни к чему, чтобы ее фотографировали. Если этим ужасным людям на улице удастся сделать такой снимок и сотрудники архиепископа увидят его, это лишь осложнит дело.
Монахиня покачала головой и стала наблюдать за Солом, который расхаживал перед домом, беседуя со своими руками, шаркая ногами, нанося удары по воздуху, совершая нелепые боксерские движения. Знай она, что будет так, ни за что не взяла бы брата из больницы. За ним наблюдают не меньше десяти сыщиков. Два молодых человека в костюмах, очевидно из ФБР. Толстый мужчина в облегающей спортивной куртке должно быть, из полиции штата. Остальные, одетые в легкие нейлоновые куртки и джинсы, похожи на жителей бедного района, такого, как этот, но все они белые, так что, похоже, тоже полицейские. У троих фотоаппараты, у одного видеокамера. Они снимают Сола, а он расхаживает, бормочет и ведет себя по-идиотски. Позор.
Она просила брата не делать этого. Просила совсем не появляться здесь. Но он совершенно ее не слушает. Что ему ни говори, Сол непременно сделает по-своему. Теперь он опорочит доброе имя приюта Марии Магдалины, свяжет ее дело со всеми дурными поступками, которые приписывают брату. Господи, зачем он это делает? Она настоятельно просила его не выходить, не привлекать внимания к приюту. И вот результат.
Сол всегда поступает, как ему заблагорассудится. Не думает ни о ком, кроме себя. Иногда ей кажется, что слухи о нем отчасти правдивы.
Сол далеко не святой, это она прекрасно знает. В юности связался с дурной компанией и под ее влиянием покатился вниз. В глубине души она подозревает, что брат кое в чем виновен, но, конечно, он не убийца и не известный громила, каким его представляют. Нет-нет. Она отлично знает Сола. На такие злодеяния он неспособен.
Монахиня покачала головой и стала наблюдать за Солом, который расхаживал перед домом, беседуя со своими руками, шаркая ногами, нанося удары по воздуху, совершая нелепые боксерские движения. Знай она, что будет так, ни за что не взяла бы брата из больницы. За ним наблюдают не меньше десяти сыщиков. Два молодых человека в костюмах, очевидно из ФБР. Толстый мужчина в облегающей спортивной куртке должно быть, из полиции штата. Остальные, одетые в легкие нейлоновые куртки и джинсы, похожи на жителей бедного района, такого, как этот, но все они белые, так что, похоже, тоже полицейские. У троих фотоаппараты, у одного видеокамера. Они снимают Сола, а он расхаживает, бормочет и ведет себя по-идиотски. Позор.
Она просила брата не делать этого. Просила совсем не появляться здесь. Но он совершенно ее не слушает. Что ему ни говори, Сол непременно сделает по-своему. Теперь он опорочит доброе имя приюта Марии Магдалины, свяжет ее дело со всеми дурными поступками, которые приписывают брату. Господи, зачем он это делает? Она настоятельно просила его не выходить, не привлекать внимания к приюту. И вот результат.
Сол всегда поступает, как ему заблагорассудится. Не думает ни о ком, кроме себя. Иногда ей кажется, что слухи о нем отчасти правдивы.
Сол далеко не святой, это она прекрасно знает. В юности связался с дурной компанией и под ее влиянием покатился вниз. В глубине души она подозревает, что брат кое в чем виновен, но, конечно, он не убийца и не известный громила, каким его представляют. Нет-нет. Она отлично знает Сола. На такие злодеяния он неспособен.