Страница:
Сол еле слышно пробормотал:
– Успокойся, Донни. Успокойся.
Тоцци уставился на священника. Донни? Дональд Эмерик? Ах, черт.
– Я сказал – идите к алтарю. Живо!
—Спокойно, Донни. Спокойно.
Сол протиснулся мимо сидящих и вышел в центральный проход.
Эмерик навел пистолет на Тоцци и Стэси:
– Вы тоже. Быстрее!
—Хорошо, хорошо, идем.
Тоцци стал пробираться к проходу.
Стэси не шевелилась, и Эмерик пронзительно завопил:
– Иди, шлюха!
Ее лицо сморщилось.
– Пожалуйста, не надо. Пожалуйста.
– Ты грешила с ним. – Эмерик указал дулом на голову Тоцци. – Вы грешили вместе. Видно по вашему поведению.
Стэси принялась всхлипывать, все чаще и чаще.
– Нет. Нет. Это не так. Вы не понимаете...
– Иди к алтарю. Сколько раз повторять?
Тоцци стоял в проходе вместе с Иммордино. Велел негромко, спокойно:
– Делай, что он говорит, Стэси.
Бледная, как Эмерик, она неохотно двинулась к проходу, не зная, куда девать руки – то ли поднять, то ли держать перед собой.
Сил стояла в проходе на коленях. Она разволновалась и била себя кулаком в грудь:
– Матерь Божия, сделай что-нибудь. Кто-нибудь, сделайте хоть что-то. Это ведь храм.
Мужчины оттопыривали нижнюю губу и пожимали плечами. По другую сторону прохода человек в темных летних очках и скверном парике похлопал себя по куртке, показывая, что оружия у него нет.
– Не взыщи, Сил, – сказал он. – Это похороны.
Стэси вышла из ряда и встала рядом с Тоцци, поднятые руки ее дрожали.
Эмерик резко махнул пистолетом:
– К алтарю... Все трое. Идите. Встаньте на колени перед Искупителем.
Тоцци глянул на Сола. Тот с безжизненным взглядом поплелся к алтарю. Стэси судорожно всхлипывала.
– Делай, что он говорит, – пробормотал Тоцци. – Все будет хорошо.
И, поглядывая на пистолет в руке Эмерика, пошел за ней. Медленно миновав проход, они поднялись на две мраморные ступени, ведущие к алтарю. И встали на красном ковре лицом к распятию.
– На колени! Почему вынуждаете меня повторять?
Стэси рухнула на колени. Сол медленно опустился. Тоцци не шевельнулся.
– На колени!
Тоцци сделал глотательное движение. Горло пересохло. И продолжал стоять неподвижно.
– На колени, грешник! На колени! – завопил Эмерик. И ткнул его пистолетом в спину.
Тоцци медленно выдохнул, вспоминая, как в последний раз отнимал оружие на темной, сырой улице в Манхэттене, в тот вечер, когда познакомился со Стэси. Тогда она отвлекла его, и он сплоховал. Получил пулю и отпуск на полтора месяца. Сейчас сплоховать нельзя.
Эмерик снова ткнул его и угодил в магнитофон. Тоцци затаил дыхание, ожидая, что Эмерик почувствует твердый предмет под одеждой, но тот, видимо, ничего не заметил.
Тогда Тоцци крутанулся вправо, прижался плечом к плечу Эмерика и схватил руку, в которой тот держал оружие. Прижав большим пальцем его сустав, отвел пистолет в сторону. Дернув за руку вперед и вниз, Тоцци заставил Эмерика потерять равновесие, потом рванул его руку за голову. Эмерик стал валиться на спину. Тоцци переместился, уложил его на живот и вертикально заломил руку, перегибая кисть. Эмерик разжал пальцы. Тоцци схватил пистолет и сунул за пояс, потом, встав коленом на поясницу Эмерика, достал наручники и защелкнул на его запястьях.
– Вы грешники, – выл Эмерик, прижатый лицом в ковру. – Вы должны исповедаться.
Тоцци повернулся и глянул в центральный проход. В глубине его сиротливо стоял гроб Мистретты.
Эмерик терся лицом о ковер.
– Я знаю, вы грешили. Я видел эту женщину по телевизору. Она нехорошая. Так сказала сестра.
– Вы арестованы, – сказал Тоцци. Он обязан был объяснить Эмерику его права, хотя сомневался, что от этого может быть какой-то прок. – Вы можете не отвечать...
– Я знаю, Сол, что и ты грешен. Я видел, как ты убил этого старика. И его друга Джерри. Этот человек был другом сестры Сил. Она сама мне говорила. Сказала, что мистер Мистретта ей нравился. Я видел, как ты застрелил его. Видел кровь на полу.
Какая-то женщина в первом ряду пронзительно вскрикнула. Мужчины забормотали, заворчали. Нестройный шум несся по рядам, словно пожар в подлеске. Тоцци окинул взглядом толпу. Где же, черт возьми, Гиббонс? И потянулся к пистолету Эмерика за поясом.
– Оставь, Тоцци. Брось пистолет на пол.
В церкви воцарилась мертвая тишина. Сол стоял позади Стэси. Он завернул ей руку за спину и упер ствол маленького пистолета под челюсть.
Тоцци медленно поднялся.
– Успокойся, Сол.
– Брось пистолет, Тоцци, иначе я прикончу ее на месте.
Он дернул руку Стэси, та застонала.
Тоцци показал ему открытые ладони, потом медленно вытащил пистолет двумя пальцами из-за пояса и бросил за спину. Эхом разнесся стук металла о мрамор.
Послышался голос Джуси Вакарини:
– Уходи отсюда, Тоцци. Ступай. Предоставь это дело нам.
Майк оглянулся на Стэси:
– Без нее не уйду.
Лицо Стэси побелело, как мрамор алтаря. От страха она не могла шевельнуться. Тоцци страстно желал, чтобы она упала в обморок. Без сознания она стала бы никудышной заложницей. Но глаза ее были широко открыты, дышала она тяжело, часто. Пожалуй, в обморок не упадет, как этого ни хочется Тоцци.
Вновь раздался голос Джуси:
– Тоцци, я сказал – уходи. Это семейное дело.
Вакарини стоял в четвертом или пятом ряду, рядом с ним – несколько человек из его команды. По другую сторону прохода стоял сын Бартоло, держа руку за бортом пиджака.
Тоцци отвел от них взгляд. Где же, черт возьми, Гиббонс?
Потом обратился к Солу:
– Сол, отпусти ее. Только так я смогу вывести тебя отсюда живым.
Эмерик все еще лежал на животе и всхлипывал, уткнувшись в ковер:
– Слишком много прегрешений... слишком много.
– Пусти ее, Сол.
– Не пойдет, Тоцци. Ты выведешь нас отсюда вдвоем. Меня и ее. – Иммордино быстро оглядел церковь. Понял, что, если останется здесь, ему не жить. И закричал: – Если кто сунется ко мне, я сперва убью ее, потом начну стрелять в вас. В обойме тринадцать патронов, и, клянусь Богом, я их израсходую все. До единого.
Тоцци задыхался от волнения. Не хватало только перестрелки в церкви. Потом можно будет править заупокойную службу сразу по всем жертвам. Окинул взглядом боковые проходы. Где же Гиббонс?
– Приди в себя, Тоцци. – Сол указал подбородком на центральный проход. – Иди. Медленно. Мы выйдем отсюда.
– Сол, послушай...
– Иди! Мне нужно скрыться.
– Послушай. Сдайся мне сейчас, вернешься в Трентон и мы...
– К черту. Я туда не вернусь. В Трентон отправь Донни. Ему там нравится. А я в своем уме. Ну, иди. Пошевеливайся.
Сол глубже заломил Стэси руку. Девушка вскрикнула:
– Тоцци, пожалуйста. Сделай, что он требует.
Пистолет царапал ей кожу. По шее расползлись красные пятна.
Сердце Тоцци заколотилось. Медлить нельзя. Сол в отчаянном положении, полагаться на мафиози невозможно. Они могут поднять стрельбу в любую секунду. Погибнут многие, и Стэси первая. Нет. Он должен вывести ее. Если б между ним и Солом никого не было, шансы были бы чуть реальней.
Сол подтолкнул Стэси коленом.
– Иди, Тоцци.
– Ладно, ладно. Иду.
Тоцци поднял руки и направился к выходу, к дальнему концу прохода, где стоял гроб Мистретты. Возле гроба никого не было. Сойдя с алтаря, Тоцци оглянулся на Сола и Стэси, потом поднял взгляд к гипсовому Христу, истекающему кровью на распятии. Глубоко вздохнул.
Вразуми, что делать.
Глава 23
Глава 24
– Успокойся, Донни. Успокойся.
Тоцци уставился на священника. Донни? Дональд Эмерик? Ах, черт.
– Я сказал – идите к алтарю. Живо!
—Спокойно, Донни. Спокойно.
Сол протиснулся мимо сидящих и вышел в центральный проход.
Эмерик навел пистолет на Тоцци и Стэси:
– Вы тоже. Быстрее!
—Хорошо, хорошо, идем.
Тоцци стал пробираться к проходу.
Стэси не шевелилась, и Эмерик пронзительно завопил:
– Иди, шлюха!
Ее лицо сморщилось.
– Пожалуйста, не надо. Пожалуйста.
– Ты грешила с ним. – Эмерик указал дулом на голову Тоцци. – Вы грешили вместе. Видно по вашему поведению.
Стэси принялась всхлипывать, все чаще и чаще.
– Нет. Нет. Это не так. Вы не понимаете...
– Иди к алтарю. Сколько раз повторять?
Тоцци стоял в проходе вместе с Иммордино. Велел негромко, спокойно:
– Делай, что он говорит, Стэси.
Бледная, как Эмерик, она неохотно двинулась к проходу, не зная, куда девать руки – то ли поднять, то ли держать перед собой.
Сил стояла в проходе на коленях. Она разволновалась и била себя кулаком в грудь:
– Матерь Божия, сделай что-нибудь. Кто-нибудь, сделайте хоть что-то. Это ведь храм.
Мужчины оттопыривали нижнюю губу и пожимали плечами. По другую сторону прохода человек в темных летних очках и скверном парике похлопал себя по куртке, показывая, что оружия у него нет.
– Не взыщи, Сил, – сказал он. – Это похороны.
Стэси вышла из ряда и встала рядом с Тоцци, поднятые руки ее дрожали.
Эмерик резко махнул пистолетом:
– К алтарю... Все трое. Идите. Встаньте на колени перед Искупителем.
Тоцци глянул на Сола. Тот с безжизненным взглядом поплелся к алтарю. Стэси судорожно всхлипывала.
– Делай, что он говорит, – пробормотал Тоцци. – Все будет хорошо.
И, поглядывая на пистолет в руке Эмерика, пошел за ней. Медленно миновав проход, они поднялись на две мраморные ступени, ведущие к алтарю. И встали на красном ковре лицом к распятию.
– На колени! Почему вынуждаете меня повторять?
Стэси рухнула на колени. Сол медленно опустился. Тоцци не шевельнулся.
– На колени!
Тоцци сделал глотательное движение. Горло пересохло. И продолжал стоять неподвижно.
– На колени, грешник! На колени! – завопил Эмерик. И ткнул его пистолетом в спину.
Тоцци медленно выдохнул, вспоминая, как в последний раз отнимал оружие на темной, сырой улице в Манхэттене, в тот вечер, когда познакомился со Стэси. Тогда она отвлекла его, и он сплоховал. Получил пулю и отпуск на полтора месяца. Сейчас сплоховать нельзя.
Эмерик снова ткнул его и угодил в магнитофон. Тоцци затаил дыхание, ожидая, что Эмерик почувствует твердый предмет под одеждой, но тот, видимо, ничего не заметил.
Тогда Тоцци крутанулся вправо, прижался плечом к плечу Эмерика и схватил руку, в которой тот держал оружие. Прижав большим пальцем его сустав, отвел пистолет в сторону. Дернув за руку вперед и вниз, Тоцци заставил Эмерика потерять равновесие, потом рванул его руку за голову. Эмерик стал валиться на спину. Тоцци переместился, уложил его на живот и вертикально заломил руку, перегибая кисть. Эмерик разжал пальцы. Тоцци схватил пистолет и сунул за пояс, потом, встав коленом на поясницу Эмерика, достал наручники и защелкнул на его запястьях.
– Вы грешники, – выл Эмерик, прижатый лицом в ковру. – Вы должны исповедаться.
Тоцци повернулся и глянул в центральный проход. В глубине его сиротливо стоял гроб Мистретты.
Эмерик терся лицом о ковер.
– Я знаю, вы грешили. Я видел эту женщину по телевизору. Она нехорошая. Так сказала сестра.
– Вы арестованы, – сказал Тоцци. Он обязан был объяснить Эмерику его права, хотя сомневался, что от этого может быть какой-то прок. – Вы можете не отвечать...
– Я знаю, Сол, что и ты грешен. Я видел, как ты убил этого старика. И его друга Джерри. Этот человек был другом сестры Сил. Она сама мне говорила. Сказала, что мистер Мистретта ей нравился. Я видел, как ты застрелил его. Видел кровь на полу.
Какая-то женщина в первом ряду пронзительно вскрикнула. Мужчины забормотали, заворчали. Нестройный шум несся по рядам, словно пожар в подлеске. Тоцци окинул взглядом толпу. Где же, черт возьми, Гиббонс? И потянулся к пистолету Эмерика за поясом.
– Оставь, Тоцци. Брось пистолет на пол.
В церкви воцарилась мертвая тишина. Сол стоял позади Стэси. Он завернул ей руку за спину и упер ствол маленького пистолета под челюсть.
Тоцци медленно поднялся.
– Успокойся, Сол.
– Брось пистолет, Тоцци, иначе я прикончу ее на месте.
Он дернул руку Стэси, та застонала.
Тоцци показал ему открытые ладони, потом медленно вытащил пистолет двумя пальцами из-за пояса и бросил за спину. Эхом разнесся стук металла о мрамор.
Послышался голос Джуси Вакарини:
– Уходи отсюда, Тоцци. Ступай. Предоставь это дело нам.
Майк оглянулся на Стэси:
– Без нее не уйду.
Лицо Стэси побелело, как мрамор алтаря. От страха она не могла шевельнуться. Тоцци страстно желал, чтобы она упала в обморок. Без сознания она стала бы никудышной заложницей. Но глаза ее были широко открыты, дышала она тяжело, часто. Пожалуй, в обморок не упадет, как этого ни хочется Тоцци.
Вновь раздался голос Джуси:
– Тоцци, я сказал – уходи. Это семейное дело.
Вакарини стоял в четвертом или пятом ряду, рядом с ним – несколько человек из его команды. По другую сторону прохода стоял сын Бартоло, держа руку за бортом пиджака.
Тоцци отвел от них взгляд. Где же, черт возьми, Гиббонс?
Потом обратился к Солу:
– Сол, отпусти ее. Только так я смогу вывести тебя отсюда живым.
Эмерик все еще лежал на животе и всхлипывал, уткнувшись в ковер:
– Слишком много прегрешений... слишком много.
– Пусти ее, Сол.
– Не пойдет, Тоцци. Ты выведешь нас отсюда вдвоем. Меня и ее. – Иммордино быстро оглядел церковь. Понял, что, если останется здесь, ему не жить. И закричал: – Если кто сунется ко мне, я сперва убью ее, потом начну стрелять в вас. В обойме тринадцать патронов, и, клянусь Богом, я их израсходую все. До единого.
Тоцци задыхался от волнения. Не хватало только перестрелки в церкви. Потом можно будет править заупокойную службу сразу по всем жертвам. Окинул взглядом боковые проходы. Где же Гиббонс?
– Приди в себя, Тоцци. – Сол указал подбородком на центральный проход. – Иди. Медленно. Мы выйдем отсюда.
– Сол, послушай...
– Иди! Мне нужно скрыться.
– Послушай. Сдайся мне сейчас, вернешься в Трентон и мы...
– К черту. Я туда не вернусь. В Трентон отправь Донни. Ему там нравится. А я в своем уме. Ну, иди. Пошевеливайся.
Сол глубже заломил Стэси руку. Девушка вскрикнула:
– Тоцци, пожалуйста. Сделай, что он требует.
Пистолет царапал ей кожу. По шее расползлись красные пятна.
Сердце Тоцци заколотилось. Медлить нельзя. Сол в отчаянном положении, полагаться на мафиози невозможно. Они могут поднять стрельбу в любую секунду. Погибнут многие, и Стэси первая. Нет. Он должен вывести ее. Если б между ним и Солом никого не было, шансы были бы чуть реальней.
Сол подтолкнул Стэси коленом.
– Иди, Тоцци.
– Ладно, ладно. Иду.
Тоцци поднял руки и направился к выходу, к дальнему концу прохода, где стоял гроб Мистретты. Возле гроба никого не было. Сойдя с алтаря, Тоцци оглянулся на Сола и Стэси, потом поднял взгляд к гипсовому Христу, истекающему кровью на распятии. Глубоко вздохнул.
Вразуми, что делать.
Глава 23
– Всем оставаться на местах!
Сол двинулся вперед, держа Стэси вплотную перед собой и упираясь пистолетом ей под челюсть. Глаза девушки были зажмурены, зубы стиснуты то ли от боли, то ли от страха, возможно, от того и от другого. Шла она на цыпочках, Иммордино держал ее почти на весу. Чуть ли не нес на руках.
Тоцци пятился по проходу футах в десяти от них. Озирался по сторонам, надеясь, что никто из мафиози не выхватит сдуру пистолет. Сол был готов на все – это ясно читалось по его лицу. Готов был разрядить в людей всю обойму. Тоцци было плевать, если он прихватит с собой на тот свет кого-нибудь из своих приятелей. Его беспокоила судьба Стэси. Он пробегал взглядом по рядам, но не мог заметить, держит ли кто-то пистолет наготове.
Сол тоже оглядывал церковь, однако глаза его неизменно возвращались к Тоцци:
– Без шуточек, приятель. Сохраняй спокойствие. Всем сохранять спокойствие. Тогда не возникнет никаких осложнений. Я скроюсь, а вы продолжайте заниматься похоронами. Идет?
– Сол, а как с ней?
Тоцци остановился.
– Шагай!
Стэси застонала.
– Шагай-шагай, Тоцци. Слышишь? Я не шучу.
Тоцци с поднятыми руками торопливо попятился, чтобы умиротворить Сола.
– Успокойся, Сол. Я иду. Я...
Он наткнулся на что-то спиной, и сердце его екнуло. Оглянулся через плечо. Гроб Мистретты. Тоцци отодвинул его в сторону, чтобы освободить дорогу. Гроб ударился о скамью. Стук раскатился по церкви, словно взрыв бомбы.
С колотящимся сердцем Тоцци обошел гроб. Что же делать? Солу конец – ему отсюда не выйти. Услышав, что сказал Эмерик, эти люди не оставят его в живых. Будь у Тоцци какая-то поддержка – хотя бы один Гиббонс, возможно, им удалось бы блокировать Сола и предотвратить стрельбу. Но он один, Сол пристально следит за ним, значит, не увидит в толпе того мафиозо, который начнет стрелять. Солу конец, это ясно. Но как быть со Стэси? Как спасти ее? Только Стэси. О том, чтобы арестовать Сола и отдать под суд, можно забыть. Можно забыть о необходимости дать показания, что Иммордино пребывает в здравом уме и пребывал всегда. Можно забыть...
Внезапно у Тоцци мелькнула мысль – здесь все знают, что Солу конец, кроме самого Сола. Сол верит, что у него еще есть шанс. Надеется уйти. У него есть надежда. А раз так, ему можно кое-что предложить.
– Послушай, Сол. Остановись на минутку.
– Кончай, Тоцци. Иди, иди.
– Нет, постой. У меня есть кое-что для тебя. Поверь, никакой хитрости. Под рубашкой у меня спрятана одна штучка. Хочу достать ее и отдать тебе.
– Брось свои фокусы, Тоцци. Я убью ее. Клянусь.
– Только сниму пиджак и положу здесь. Ладно?
Не дожидаясь ответа, он стал раздеваться.
– Тоцци, не дури. Ты будешь жалеть об этом до конца своих дней.
– Я расстегну рубашку. – Распустив галстук, Тоцци лихорадочно расстегивал пуговицы. – Видишь, что у меня?
Морщась от боли, он сорвал пластырь с провода на груди.
– Видишь?
Сняв рубашку, бросил ее на пол и повернулся боком, чтобы Сол увидел «Нагру» на пояснице.
– Видишь, Сол? Это магнитофон. Он включен на запись. Ты сейчас говоришь. Громко, ясно, естественно. Запись доказывает, что ты в своем уме.
– Ах ты, гад. Я...
– Предлагаю тебе сделку, Сол. – Тоцци сорвал с поясницы полоски пластыря и поднял магнитофон над головой. – Стэси за пленку. Это равный обмен. Девушку за магнитофонную пленку.
Голый до пояса, Тоцци задрожал в холодной, сырой церкви.
Уголком глаза он заметил статую святого Себастьяна в боковом приделе. Голый, в одной лишь набедренной повязке, святой весь был утыкан стрелами. Мученик. У Тоцци перехватило горло.
– Что скажешь, Сол? Я отдаю пленку, ты отпускаешь девушку.
Иммордино не отвечал. Он обдумывал предложение.
– Ну, Сол, так как же? Это единственная улика, доказывающая, что ты не сумасшедший. Единственная запись, где ты говоришь нормально. Без нее мы не сможем тебя посадить. Ты будешь неприкосновенен.
– Это чушь, Тоцци. Тыможешь дать обо мне показания. Думаешь, я дурак?
– Я не станудавать показания. Обещаю. Если ты не причинишь ей вреда.
– Врешь.
– Нет, честно. Отпусти ее, и я буду помалкивать. – Тоцци с усилием глотнул. – Клянусь Богом.
– Не кощунствуй, Тоцци. В церкви нельзя давать таких клятв, если не собираешься их выполнять.
– Выполню. Отпусти девушку, и я не стану давать показаний.
– Почему?
– Потому что я люблю ее. Хочу на ней жениться.
Сердце Тоцци бешено колотилось.
– Врешь.
– Нет. Ну, бери этот чертов магнитофон. Вот.
Он положил «Нагру» на гроб Мистретты и отступил, показывая Солу пустые ладони.
– Бери, Сол. Это твой билет на свободу. Бери магнитофон, отпускай девушку и уходи.
Сол сделал небольшой шаг вперед, подтолкнув Стэси. Лицо его напряглось, глаза горели.
– Если это хитрость, Тоцци, ты горько пожалеешь.
– Пожалуйста.
Голос Стэси звучал жалобно, негромко. Она стояла у другого конца гроба, меньше чем в десяти футах от Тоцци. Но Тоцци не мог разглядеть ее лица. Голова ее была запрокинута к плечу Сола, и ее удерживал ствол пистолета.
– Ну, Сол. Пожалуйста. Я прошу тебя. Бери магнитофон и отпусти ее.
– Угу. Хочешь разжалобить меня, Тоцци. Ты врешь. Ты не любишь ее.
– Люблю, Сол, поверь мне.
– Ну да, как же. Тебе на нее плевать. Ты просто хочешь...
– Сальваторе!
Пронзительный вопль раскатился по церкви. Сол резко обернулся, повернув и Стэси. Глаза Тоцци широко раскрылись. У него все оборвалось внутри, он не сомневался, что теперь Сол убьет девушку. Потом он увидел, кто издал вопль – сестра Сил стояла в проходе, гневно насупясь.
– Сальваторе, встань на колени и проси у Бога прощения за свою ложь.
– Уйди, Сил. Предупреждаю.
Сол, похоже, пришел в неистовство. Тоцци двинулся к нему под прикрытием гроба.
– Назад, Тоцци!
Он вдавил ствол пистолета в шею Стэси. По лицу его струился пот, рука дрожала.
– Посмотри на меня, Сальваторе. Посмотри. Ты лгал мне. Лгал многие годы. Ты клялся, что ни в чем не виновен, что никогда не крал, не убивал, не мошенничал, что люди на тебя наговаривают, обвиняют в собственных грехах, чтобы ты понес за них наказание. Но ведь это неправда. Ты такой, как о тебе пишут в газетах. Даже хуже, потому что ты лгал. Притом родной сестре. Говорил, у тебя нет денег, хотя видел, как нуждаются в них мои девочки и их младенцы. Лгал постоянно после всего, что я сделала для тебя. – Из-под оправы ее очков покатились слезы. – Ты убил мистера Мистретту, разве не так? Убил Фрэнка Бартоло. И Джерри. И мистера Тейта. Разве нет? Обманывал Дональда. И...
– Замолчи, Сил!– Иммордино направил пистолет в лицо сестре. – Замолчи! Замолчи!
У Тоцци появилась надежда. Пистолет наведен не на Стэси! Сол в восьми футах от него по другую сторону гроба. Медлить нельзя!
Но едва он сделал бросок к вытянутой руке Сола, крышка гроба внезапно слетела, сильно испугав его. Магнитофон просвистел мимо люстры и упал в толпу.
– Замри, Иммордино. ФБР.
В гробу сидел Гиббонс на ложе из атласа цвета слоновой кости, держа обеими руками свой надежный экскалибур, нацеленный на голову Сола.
Монахиня пронзительно вскрикнула и, зажав рукой рот, попятилась. На крики и вопли отозвались органные трубы. Сол мелко дрожал. Казалось, он увидел привидение. Тоцци держался за грудь. Он понимал, что испытывает Иммордино. Черт бы побрал этого Гиббонса.
Гиббонс не сводил взгляда с Сола.
– Тоцци, отбери у него пистолет. Иммордино, без фокусов. Одно движение, и я уложу тебя на месте.
Казалось, даже тишина боится Гиббонса.
Тоцци осторожно подошел к Солу и взялся за пистолет, но Сол не выпускал оружия. Он смотрел на Гиббонса, неподвижный, онемевший, но яростный, грудь его тяжело вздымалась.
Тоцци негромко заговорил:
– Отдай, Сол. Ну-ну, отдай.
Он стал выворачивать пистолет, и Сол наконец разжал пальцы. Тоцци быстро осмотрел оружие, потом приставил дуло к шее Сола:
– Теперь отпусти ее.
Сол не отреагировал. Он по-прежнему держал руку Стэси заломленной за спину.
Тоцци сунул ствол ему в ухо. Сол скривился.
– Отпусти, я сказал.
Сол отпустил, и Стэси, пошатываясь, рухнула на скамью.
Тоцци взглянул на нее: голова опущена к самым коленям. С ней будет морока.
Гиббонс вылез из гроба и достал наручники. Сол, не сопротивляясь, дал надеть их на себя. Снова стал прикидываться сумасшедшим. Сукин сын.
– Ну, Иммордино, двинулись.
И Гиббонс повел Сола к выходу.
Тогда только Тоцци увидел по другую сторону гроба Мадлен Каммингс. Она держала его пиджак и рубашку. Стэси на скамье всхлипывала, уткнувшись лицом в ладони. Он подумал о том, что будет дальше.
– Возьмите, – сказала Каммингс, протягивая ему одежду. – И займитесь Эмериком. Я побуду со Стэси.
Но когда Тоцци стал надевать рубашку, церковь огласил громкий стук и испуганный крик. Он быстро обернулся и вскинул обеими руками пистолет.
На пороге вестибюля лежало тело, преграждая путь Солу и Гиббонсу. Тоцци узнал безжизненное лицо мертвого коренастого человека в черном костюме. Мистретта. В восковых пальцах у него были четки.
Сол уставился на труп. Бледное лицо его покрылось холодным потом.
Сестра Сил, стоявшая спиной к скамье, пошатнулась и упала навзничь, со стуком ударяясь о деревянное сиденье.
Гиббонс повернулся и злобно сверкнул глазами на Тоцци:
– Я велел этому сукину сыну стоять там, где поставил его. Вы, чертовы макаронники, совершенно неспособны никого слушать.
Тоцци уставился на него:
– Господи, Гиб. Это же церковь. Здесь похороны. И он – покойник.
Гиббонс пожал плечами:
– Надо же было его куда-то деть.
Мафиози двинулись к выходу посмотреть, что происходит. Сол что-то негромко сказал Гиббонсу и переступил через труп Мистретты.
Гиббонс оглянулся на Тоцци. Улыбнулся, оскалив зубы:
– До встречи, Тоц. Солу не терпится уйти.
Сол двинулся вперед, держа Стэси вплотную перед собой и упираясь пистолетом ей под челюсть. Глаза девушки были зажмурены, зубы стиснуты то ли от боли, то ли от страха, возможно, от того и от другого. Шла она на цыпочках, Иммордино держал ее почти на весу. Чуть ли не нес на руках.
Тоцци пятился по проходу футах в десяти от них. Озирался по сторонам, надеясь, что никто из мафиози не выхватит сдуру пистолет. Сол был готов на все – это ясно читалось по его лицу. Готов был разрядить в людей всю обойму. Тоцци было плевать, если он прихватит с собой на тот свет кого-нибудь из своих приятелей. Его беспокоила судьба Стэси. Он пробегал взглядом по рядам, но не мог заметить, держит ли кто-то пистолет наготове.
Сол тоже оглядывал церковь, однако глаза его неизменно возвращались к Тоцци:
– Без шуточек, приятель. Сохраняй спокойствие. Всем сохранять спокойствие. Тогда не возникнет никаких осложнений. Я скроюсь, а вы продолжайте заниматься похоронами. Идет?
– Сол, а как с ней?
Тоцци остановился.
– Шагай!
Стэси застонала.
– Шагай-шагай, Тоцци. Слышишь? Я не шучу.
Тоцци с поднятыми руками торопливо попятился, чтобы умиротворить Сола.
– Успокойся, Сол. Я иду. Я...
Он наткнулся на что-то спиной, и сердце его екнуло. Оглянулся через плечо. Гроб Мистретты. Тоцци отодвинул его в сторону, чтобы освободить дорогу. Гроб ударился о скамью. Стук раскатился по церкви, словно взрыв бомбы.
С колотящимся сердцем Тоцци обошел гроб. Что же делать? Солу конец – ему отсюда не выйти. Услышав, что сказал Эмерик, эти люди не оставят его в живых. Будь у Тоцци какая-то поддержка – хотя бы один Гиббонс, возможно, им удалось бы блокировать Сола и предотвратить стрельбу. Но он один, Сол пристально следит за ним, значит, не увидит в толпе того мафиозо, который начнет стрелять. Солу конец, это ясно. Но как быть со Стэси? Как спасти ее? Только Стэси. О том, чтобы арестовать Сола и отдать под суд, можно забыть. Можно забыть о необходимости дать показания, что Иммордино пребывает в здравом уме и пребывал всегда. Можно забыть...
Внезапно у Тоцци мелькнула мысль – здесь все знают, что Солу конец, кроме самого Сола. Сол верит, что у него еще есть шанс. Надеется уйти. У него есть надежда. А раз так, ему можно кое-что предложить.
– Послушай, Сол. Остановись на минутку.
– Кончай, Тоцци. Иди, иди.
– Нет, постой. У меня есть кое-что для тебя. Поверь, никакой хитрости. Под рубашкой у меня спрятана одна штучка. Хочу достать ее и отдать тебе.
– Брось свои фокусы, Тоцци. Я убью ее. Клянусь.
– Только сниму пиджак и положу здесь. Ладно?
Не дожидаясь ответа, он стал раздеваться.
– Тоцци, не дури. Ты будешь жалеть об этом до конца своих дней.
– Я расстегну рубашку. – Распустив галстук, Тоцци лихорадочно расстегивал пуговицы. – Видишь, что у меня?
Морщась от боли, он сорвал пластырь с провода на груди.
– Видишь?
Сняв рубашку, бросил ее на пол и повернулся боком, чтобы Сол увидел «Нагру» на пояснице.
– Видишь, Сол? Это магнитофон. Он включен на запись. Ты сейчас говоришь. Громко, ясно, естественно. Запись доказывает, что ты в своем уме.
– Ах ты, гад. Я...
– Предлагаю тебе сделку, Сол. – Тоцци сорвал с поясницы полоски пластыря и поднял магнитофон над головой. – Стэси за пленку. Это равный обмен. Девушку за магнитофонную пленку.
Голый до пояса, Тоцци задрожал в холодной, сырой церкви.
Уголком глаза он заметил статую святого Себастьяна в боковом приделе. Голый, в одной лишь набедренной повязке, святой весь был утыкан стрелами. Мученик. У Тоцци перехватило горло.
– Что скажешь, Сол? Я отдаю пленку, ты отпускаешь девушку.
Иммордино не отвечал. Он обдумывал предложение.
– Ну, Сол, так как же? Это единственная улика, доказывающая, что ты не сумасшедший. Единственная запись, где ты говоришь нормально. Без нее мы не сможем тебя посадить. Ты будешь неприкосновенен.
– Это чушь, Тоцци. Тыможешь дать обо мне показания. Думаешь, я дурак?
– Я не станудавать показания. Обещаю. Если ты не причинишь ей вреда.
– Врешь.
– Нет, честно. Отпусти ее, и я буду помалкивать. – Тоцци с усилием глотнул. – Клянусь Богом.
– Не кощунствуй, Тоцци. В церкви нельзя давать таких клятв, если не собираешься их выполнять.
– Выполню. Отпусти девушку, и я не стану давать показаний.
– Почему?
– Потому что я люблю ее. Хочу на ней жениться.
Сердце Тоцци бешено колотилось.
– Врешь.
– Нет. Ну, бери этот чертов магнитофон. Вот.
Он положил «Нагру» на гроб Мистретты и отступил, показывая Солу пустые ладони.
– Бери, Сол. Это твой билет на свободу. Бери магнитофон, отпускай девушку и уходи.
Сол сделал небольшой шаг вперед, подтолкнув Стэси. Лицо его напряглось, глаза горели.
– Если это хитрость, Тоцци, ты горько пожалеешь.
– Пожалуйста.
Голос Стэси звучал жалобно, негромко. Она стояла у другого конца гроба, меньше чем в десяти футах от Тоцци. Но Тоцци не мог разглядеть ее лица. Голова ее была запрокинута к плечу Сола, и ее удерживал ствол пистолета.
– Ну, Сол. Пожалуйста. Я прошу тебя. Бери магнитофон и отпусти ее.
– Угу. Хочешь разжалобить меня, Тоцци. Ты врешь. Ты не любишь ее.
– Люблю, Сол, поверь мне.
– Ну да, как же. Тебе на нее плевать. Ты просто хочешь...
– Сальваторе!
Пронзительный вопль раскатился по церкви. Сол резко обернулся, повернув и Стэси. Глаза Тоцци широко раскрылись. У него все оборвалось внутри, он не сомневался, что теперь Сол убьет девушку. Потом он увидел, кто издал вопль – сестра Сил стояла в проходе, гневно насупясь.
– Сальваторе, встань на колени и проси у Бога прощения за свою ложь.
– Уйди, Сил. Предупреждаю.
Сол, похоже, пришел в неистовство. Тоцци двинулся к нему под прикрытием гроба.
– Назад, Тоцци!
Он вдавил ствол пистолета в шею Стэси. По лицу его струился пот, рука дрожала.
– Посмотри на меня, Сальваторе. Посмотри. Ты лгал мне. Лгал многие годы. Ты клялся, что ни в чем не виновен, что никогда не крал, не убивал, не мошенничал, что люди на тебя наговаривают, обвиняют в собственных грехах, чтобы ты понес за них наказание. Но ведь это неправда. Ты такой, как о тебе пишут в газетах. Даже хуже, потому что ты лгал. Притом родной сестре. Говорил, у тебя нет денег, хотя видел, как нуждаются в них мои девочки и их младенцы. Лгал постоянно после всего, что я сделала для тебя. – Из-под оправы ее очков покатились слезы. – Ты убил мистера Мистретту, разве не так? Убил Фрэнка Бартоло. И Джерри. И мистера Тейта. Разве нет? Обманывал Дональда. И...
– Замолчи, Сил!– Иммордино направил пистолет в лицо сестре. – Замолчи! Замолчи!
У Тоцци появилась надежда. Пистолет наведен не на Стэси! Сол в восьми футах от него по другую сторону гроба. Медлить нельзя!
Но едва он сделал бросок к вытянутой руке Сола, крышка гроба внезапно слетела, сильно испугав его. Магнитофон просвистел мимо люстры и упал в толпу.
– Замри, Иммордино. ФБР.
В гробу сидел Гиббонс на ложе из атласа цвета слоновой кости, держа обеими руками свой надежный экскалибур, нацеленный на голову Сола.
Монахиня пронзительно вскрикнула и, зажав рукой рот, попятилась. На крики и вопли отозвались органные трубы. Сол мелко дрожал. Казалось, он увидел привидение. Тоцци держался за грудь. Он понимал, что испытывает Иммордино. Черт бы побрал этого Гиббонса.
Гиббонс не сводил взгляда с Сола.
– Тоцци, отбери у него пистолет. Иммордино, без фокусов. Одно движение, и я уложу тебя на месте.
Казалось, даже тишина боится Гиббонса.
Тоцци осторожно подошел к Солу и взялся за пистолет, но Сол не выпускал оружия. Он смотрел на Гиббонса, неподвижный, онемевший, но яростный, грудь его тяжело вздымалась.
Тоцци негромко заговорил:
– Отдай, Сол. Ну-ну, отдай.
Он стал выворачивать пистолет, и Сол наконец разжал пальцы. Тоцци быстро осмотрел оружие, потом приставил дуло к шее Сола:
– Теперь отпусти ее.
Сол не отреагировал. Он по-прежнему держал руку Стэси заломленной за спину.
Тоцци сунул ствол ему в ухо. Сол скривился.
– Отпусти, я сказал.
Сол отпустил, и Стэси, пошатываясь, рухнула на скамью.
Тоцци взглянул на нее: голова опущена к самым коленям. С ней будет морока.
Гиббонс вылез из гроба и достал наручники. Сол, не сопротивляясь, дал надеть их на себя. Снова стал прикидываться сумасшедшим. Сукин сын.
– Ну, Иммордино, двинулись.
И Гиббонс повел Сола к выходу.
Тогда только Тоцци увидел по другую сторону гроба Мадлен Каммингс. Она держала его пиджак и рубашку. Стэси на скамье всхлипывала, уткнувшись лицом в ладони. Он подумал о том, что будет дальше.
– Возьмите, – сказала Каммингс, протягивая ему одежду. – И займитесь Эмериком. Я побуду со Стэси.
Но когда Тоцци стал надевать рубашку, церковь огласил громкий стук и испуганный крик. Он быстро обернулся и вскинул обеими руками пистолет.
На пороге вестибюля лежало тело, преграждая путь Солу и Гиббонсу. Тоцци узнал безжизненное лицо мертвого коренастого человека в черном костюме. Мистретта. В восковых пальцах у него были четки.
Сол уставился на труп. Бледное лицо его покрылось холодным потом.
Сестра Сил, стоявшая спиной к скамье, пошатнулась и упала навзничь, со стуком ударяясь о деревянное сиденье.
Гиббонс повернулся и злобно сверкнул глазами на Тоцци:
– Я велел этому сукину сыну стоять там, где поставил его. Вы, чертовы макаронники, совершенно неспособны никого слушать.
Тоцци уставился на него:
– Господи, Гиб. Это же церковь. Здесь похороны. И он – покойник.
Гиббонс пожал плечами:
– Надо же было его куда-то деть.
Мафиози двинулись к выходу посмотреть, что происходит. Сол что-то негромко сказал Гиббонсу и переступил через труп Мистретты.
Гиббонс оглянулся на Тоцци. Улыбнулся, оскалив зубы:
– До встречи, Тоц. Солу не терпится уйти.
Глава 24
– Давай-давай, Тоц, пей. Это твой день рождения.
Гиббонс ехидно улыбнулся, поднося ко рту бутылку пива.
Тоцци кивнул, отхлебнул из своей бутылки, чтобы доставить напарнику удовольствие, и украдкой бросил взгляд на стенные часы бара «Гилхули». Почти половина десятого. Они прождали полтора часа, только что разрезали торт, но Стэси так и не появилась. Лишь из-за нее он согласился на эту нелепую вечеринку по случаю дня рождения. Лоррейн и Мадлен Каммингс сидели рядышком в другом конце кабины, очень довольные собой. Вечеринку организовали они.
Тоцци глянул на стоящую перед ним картонную тарелку с ломтиком праздничного торта. После того как два дня назад в церкви они арестовали Сола Иммордино, у него не было возможности поговорить со Стэси – она не звонила и не подходила к телефону. Ему надо было объяснить ей, что случилось в то утро, почему он был вынужден удрать от нее, почему не состоялось главное в их жизни. Он так хотел ее тогда, хочет и сейчас, но вряд ли она поняла, до чего неотложной была ситуация с Иммордино.
Лоррейн, приподняв бровь, уставилась на его тарелку:
– Майкл, ты даже не притронулся к торту. Я думала, шоколадные тебе нравятся больше других.
– Собственно говоря, это не шоколад. – Каммингс отрезала себе второй ломтик. – Это плоды рожкового дерева, подслащенные грушевым и виноградным соком.
Гиббонс, гримасничая, отодвинул свою тарелку:
– То-то мне показалось, у него странный вкус.
Каммингс, как всегда, пропустила его слова мимо ушей.
– Тоцци, мы с Лоррейн очень старались. Хотя бы отведайте.
Тоцци повернулся к входной двери. Ему показалось, что это Стэси, но вошла другая блондинка с похожей прической.
– Господи, – сказала Каммингс, слизывая глазурь с пальцев. – Значит, вот что случается, когда исполняется сорок? Тоцци, развеселитесь. Вы как в воду опущенный. Если через три года меня ждет то же самое, я застрелюсь.
– Помощь не требуется? – засмеялся Гиббонс, держа бутылку у рта.
Каммингс приторно улыбнулась.
– Торта я отведаю, – пообещал Тоцци. – Просто мне сейчас не хочется есть.
Отхлебнув пива, он опять взглянул на часы.
– Может, отправить ломтик Солу Иммордино, – предложила Лоррейн. – Сейчас он, видимо, будет рад его получить.
Гиббонс саркастически хохотнул.
– Только не забудь спрятать в торте напильник. Сол расцелует тебя, когда выйдет на волю. Есливыйдет. – Приложился к бутылке. – Слушайте, а может, сходим проведаем его? Зададим еще несколько вопросов. Он ведь на этой улице, в Центральной тюрьме. Что скажешь, Тоц?
Тоцци представилась темная улица снаружи. И улочка кварталом южнее, где он получил пулю в ногу. И лежал, видя под уличным фонарем туманный силуэт Стэси и слыша ее крик.
Каммингс снова поднесла вилку с тортом ко рту:
– По-моему, Иммордино не заслуживает нашего торта. Если судья не хочет освобождать Сола под залог, с какой стати нам угощать его таким изысканным десертом?
Гиббонс фыркнул:
– Небось предпочли бы поехать в Трентон, угостить этого психа, Эмерика.
Каммингс широко раскрыла глаза:
– Ни в коем случае. У бедняги хватает проблем. Ни к чему добавлять к его горестям сахарный шок. – Она посмотрела на Лоррейн. – Эмерик явно был сверхактивным ребенком. От сладостей он, должно быть, бесился. В то время еще не знали, как воздействует сахар на сверхактивных детей.
Гиббонс прищурился:
– Вы, кажется, говорили, что не добавляли в торт сахара.
Лоррейн и Каммингс смутились.
– Только в глазурь, – призналась Лоррейн.
Тоцци не слушал их. Он смотрел на разбросанные по столу свечи, фитили их обгорели и почернели, нижние концы были в глазури. Сорок свечей. Ни к чему было ставить полное число. Хватило бы и двух. Он глянул в сторону стойки. Только что вошла еще одна длинноволосая блондинка, но не Стэси. Он взял одну из полурастаявших свечей и принялся мять в пальцах.
– А, с другой стороны, может, и стоит отнести Иммордино кусочек торта, – размышлял вслух Гиббонс. – Возможно, это будет последний в его жизни. Говорят, Джуси Вакарини сделал новый заказ на его убийство. Этого стоило ожидать. Жить Солу осталось недолго. Может, там, где он сейчас, до него не доберутся, но после приговора, когда его переведут в федеральную тюрьму, с ним живо разделаются.
Лоррейн недоверчиво посмотрела на него:
– Ты имеешь в виду, кто-то из заключенных? Разве такое бывает?
Гиббонс отхлебнул пива и кивнул:
– Сплошь и рядом.
Тоцци отломил от свечи затвердевший потек воска.
– Да, только Сола могут не приговорить. Когда магнитофон улетел в толпу, его, видимо, кто-то припрятал. Сол опять притворяется психом, а его адвокат с пеной у рта утверждает, что Иммордино невменяем. У нас нет никаких улик, доказывающих обратное, и мы, по сути дела, оказались там, откуда начали.
Гиббонс стукнул по столу донышком бутылки.
– Что за чушь? А твои показания? Ты слышал, что он разговаривал как нормальный человек. Слышали Стэси и Каммингс. Тыотправишь его за решетку, Тоц.
– Я не уверен, что без пленки моих показаний будет достаточно. Вспомни, суд трижды признавал Сола невменяемым, следовательно, прецедент уже есть. Адвокат будет доказывать, что его поведение в церкви объясняется сумасшествием.
– Да, а сестра Сил? – вмешалась в разговор Каммингс. – При ее отношении к брату она вполне может выступить против него в суде, особенно если прокурор согласится снять с нее обвинение в благодарность за содействие.
Гиббонс покачал головой:
– В чем ее можно обвинить? В пособничестве? Покажите мне таких присяжных, которые предъявят обвинение монахине. А раз нет обвинения, нет смысла и заключать сделку. К тому же Сил верит в милосердие и прощение. Как бы ни обошелся с ней брат, она не отправит его в тюрьму.
Каммингс поправила очки и снова запустила вилку в торт:
– Поговорю с ней. Она хочет, чтобы я провела беседу с ее девчонками в приюте. Думаю, она доверяет мне. И постараюсь ее убедить.
Гиббонс поглядел на нее:
– Да, конечно. И Тед Банди был просто сбившимся с пути мальчишкой.
– Гиббонс! – нахмурилась Лоррейн.
Каммингс, продолжая жевать, пожала плечами:
– Ничего, Лоррейн. Я привыкла к его бессмысленным насмешкам. Они меня больше не задевают.
Гиббонс расхохотался:
– Поздравляю. Хотите, вручу вам какой-нибудь знак отличия?
Каммингс отложила вилку.
– Гиббонс, вы будете скучать по мне, когда я уеду в Квантико.
– Когда же это произойдет, доктор?
– На следующей неделе. Я не говорила вам? Меня отзывают на замену кому-то.
Гиббонс наклонился к ней:
– А что, если я посажу вас в поезд сегодня вечером и тут же начну скучать?
Каммингс вновь приторно улыбнулась.
– Эй, Тоцци!
Все повернулись к стойке. Рой, мускулистый бармен, махал рукой, подзывая именинника.
Перед тем как выйти из кабины, Тоцци оглядел зал, но Стэси не заметил.
– Извините, я на минутку.
Подошел к стойке. Шутку со Стэси в тот первый вечер устроил Рой. Он знает ее. Может, она ему позвонила.
– В чем дело, приятель?
Бармен перегнулся через стойку и, понизив голос, сказал:
– Тебя кое-кто хочет видеть. Наедине.
– Что?
Тоцци с подозрением глянул на Гиббонса в кабине. Что эти двое приготовили ему на сей раз? Исполнительницу танца живота в задней комнате? Или стриптиз? Ему не до них. Он хочет видеть Стэси.
– Хватит сюрпризов ко дню рождения, а, Рой?
И направился обратно к кабине.
– Нет, погоди, Тоц. Это совсем не то, что ты думаешь. Приехала Стэси. Хочет поговорить с тобой наедине. Кроме шуток. – Рой указал взглядом на дверь рядом с музыкальным автоматом. – Она в кладовой. Попросила, чтобы я впустил ее с черного хода.
Тоцци уставился на дверь. За столиками между дверью и стойкой люди ели и пили, но он их не видел. У него заболело под ложечкой. Почему Стэси не вошла через парадную дверь? Почему прячется как шпионка?
– Иди, – сказал Рой. – Кладовая не заперта.
Гиббонс ехидно улыбнулся, поднося ко рту бутылку пива.
Тоцци кивнул, отхлебнул из своей бутылки, чтобы доставить напарнику удовольствие, и украдкой бросил взгляд на стенные часы бара «Гилхули». Почти половина десятого. Они прождали полтора часа, только что разрезали торт, но Стэси так и не появилась. Лишь из-за нее он согласился на эту нелепую вечеринку по случаю дня рождения. Лоррейн и Мадлен Каммингс сидели рядышком в другом конце кабины, очень довольные собой. Вечеринку организовали они.
Тоцци глянул на стоящую перед ним картонную тарелку с ломтиком праздничного торта. После того как два дня назад в церкви они арестовали Сола Иммордино, у него не было возможности поговорить со Стэси – она не звонила и не подходила к телефону. Ему надо было объяснить ей, что случилось в то утро, почему он был вынужден удрать от нее, почему не состоялось главное в их жизни. Он так хотел ее тогда, хочет и сейчас, но вряд ли она поняла, до чего неотложной была ситуация с Иммордино.
Лоррейн, приподняв бровь, уставилась на его тарелку:
– Майкл, ты даже не притронулся к торту. Я думала, шоколадные тебе нравятся больше других.
– Собственно говоря, это не шоколад. – Каммингс отрезала себе второй ломтик. – Это плоды рожкового дерева, подслащенные грушевым и виноградным соком.
Гиббонс, гримасничая, отодвинул свою тарелку:
– То-то мне показалось, у него странный вкус.
Каммингс, как всегда, пропустила его слова мимо ушей.
– Тоцци, мы с Лоррейн очень старались. Хотя бы отведайте.
Тоцци повернулся к входной двери. Ему показалось, что это Стэси, но вошла другая блондинка с похожей прической.
– Господи, – сказала Каммингс, слизывая глазурь с пальцев. – Значит, вот что случается, когда исполняется сорок? Тоцци, развеселитесь. Вы как в воду опущенный. Если через три года меня ждет то же самое, я застрелюсь.
– Помощь не требуется? – засмеялся Гиббонс, держа бутылку у рта.
Каммингс приторно улыбнулась.
– Торта я отведаю, – пообещал Тоцци. – Просто мне сейчас не хочется есть.
Отхлебнув пива, он опять взглянул на часы.
– Может, отправить ломтик Солу Иммордино, – предложила Лоррейн. – Сейчас он, видимо, будет рад его получить.
Гиббонс саркастически хохотнул.
– Только не забудь спрятать в торте напильник. Сол расцелует тебя, когда выйдет на волю. Есливыйдет. – Приложился к бутылке. – Слушайте, а может, сходим проведаем его? Зададим еще несколько вопросов. Он ведь на этой улице, в Центральной тюрьме. Что скажешь, Тоц?
Тоцци представилась темная улица снаружи. И улочка кварталом южнее, где он получил пулю в ногу. И лежал, видя под уличным фонарем туманный силуэт Стэси и слыша ее крик.
Каммингс снова поднесла вилку с тортом ко рту:
– По-моему, Иммордино не заслуживает нашего торта. Если судья не хочет освобождать Сола под залог, с какой стати нам угощать его таким изысканным десертом?
Гиббонс фыркнул:
– Небось предпочли бы поехать в Трентон, угостить этого психа, Эмерика.
Каммингс широко раскрыла глаза:
– Ни в коем случае. У бедняги хватает проблем. Ни к чему добавлять к его горестям сахарный шок. – Она посмотрела на Лоррейн. – Эмерик явно был сверхактивным ребенком. От сладостей он, должно быть, бесился. В то время еще не знали, как воздействует сахар на сверхактивных детей.
Гиббонс прищурился:
– Вы, кажется, говорили, что не добавляли в торт сахара.
Лоррейн и Каммингс смутились.
– Только в глазурь, – призналась Лоррейн.
Тоцци не слушал их. Он смотрел на разбросанные по столу свечи, фитили их обгорели и почернели, нижние концы были в глазури. Сорок свечей. Ни к чему было ставить полное число. Хватило бы и двух. Он глянул в сторону стойки. Только что вошла еще одна длинноволосая блондинка, но не Стэси. Он взял одну из полурастаявших свечей и принялся мять в пальцах.
– А, с другой стороны, может, и стоит отнести Иммордино кусочек торта, – размышлял вслух Гиббонс. – Возможно, это будет последний в его жизни. Говорят, Джуси Вакарини сделал новый заказ на его убийство. Этого стоило ожидать. Жить Солу осталось недолго. Может, там, где он сейчас, до него не доберутся, но после приговора, когда его переведут в федеральную тюрьму, с ним живо разделаются.
Лоррейн недоверчиво посмотрела на него:
– Ты имеешь в виду, кто-то из заключенных? Разве такое бывает?
Гиббонс отхлебнул пива и кивнул:
– Сплошь и рядом.
Тоцци отломил от свечи затвердевший потек воска.
– Да, только Сола могут не приговорить. Когда магнитофон улетел в толпу, его, видимо, кто-то припрятал. Сол опять притворяется психом, а его адвокат с пеной у рта утверждает, что Иммордино невменяем. У нас нет никаких улик, доказывающих обратное, и мы, по сути дела, оказались там, откуда начали.
Гиббонс стукнул по столу донышком бутылки.
– Что за чушь? А твои показания? Ты слышал, что он разговаривал как нормальный человек. Слышали Стэси и Каммингс. Тыотправишь его за решетку, Тоц.
– Я не уверен, что без пленки моих показаний будет достаточно. Вспомни, суд трижды признавал Сола невменяемым, следовательно, прецедент уже есть. Адвокат будет доказывать, что его поведение в церкви объясняется сумасшествием.
– Да, а сестра Сил? – вмешалась в разговор Каммингс. – При ее отношении к брату она вполне может выступить против него в суде, особенно если прокурор согласится снять с нее обвинение в благодарность за содействие.
Гиббонс покачал головой:
– В чем ее можно обвинить? В пособничестве? Покажите мне таких присяжных, которые предъявят обвинение монахине. А раз нет обвинения, нет смысла и заключать сделку. К тому же Сил верит в милосердие и прощение. Как бы ни обошелся с ней брат, она не отправит его в тюрьму.
Каммингс поправила очки и снова запустила вилку в торт:
– Поговорю с ней. Она хочет, чтобы я провела беседу с ее девчонками в приюте. Думаю, она доверяет мне. И постараюсь ее убедить.
Гиббонс поглядел на нее:
– Да, конечно. И Тед Банди был просто сбившимся с пути мальчишкой.
– Гиббонс! – нахмурилась Лоррейн.
Каммингс, продолжая жевать, пожала плечами:
– Ничего, Лоррейн. Я привыкла к его бессмысленным насмешкам. Они меня больше не задевают.
Гиббонс расхохотался:
– Поздравляю. Хотите, вручу вам какой-нибудь знак отличия?
Каммингс отложила вилку.
– Гиббонс, вы будете скучать по мне, когда я уеду в Квантико.
– Когда же это произойдет, доктор?
– На следующей неделе. Я не говорила вам? Меня отзывают на замену кому-то.
Гиббонс наклонился к ней:
– А что, если я посажу вас в поезд сегодня вечером и тут же начну скучать?
Каммингс вновь приторно улыбнулась.
– Эй, Тоцци!
Все повернулись к стойке. Рой, мускулистый бармен, махал рукой, подзывая именинника.
Перед тем как выйти из кабины, Тоцци оглядел зал, но Стэси не заметил.
– Извините, я на минутку.
Подошел к стойке. Шутку со Стэси в тот первый вечер устроил Рой. Он знает ее. Может, она ему позвонила.
– В чем дело, приятель?
Бармен перегнулся через стойку и, понизив голос, сказал:
– Тебя кое-кто хочет видеть. Наедине.
– Что?
Тоцци с подозрением глянул на Гиббонса в кабине. Что эти двое приготовили ему на сей раз? Исполнительницу танца живота в задней комнате? Или стриптиз? Ему не до них. Он хочет видеть Стэси.
– Хватит сюрпризов ко дню рождения, а, Рой?
И направился обратно к кабине.
– Нет, погоди, Тоц. Это совсем не то, что ты думаешь. Приехала Стэси. Хочет поговорить с тобой наедине. Кроме шуток. – Рой указал взглядом на дверь рядом с музыкальным автоматом. – Она в кладовой. Попросила, чтобы я впустил ее с черного хода.
Тоцци уставился на дверь. За столиками между дверью и стойкой люди ели и пили, но он их не видел. У него заболело под ложечкой. Почему Стэси не вошла через парадную дверь? Почему прячется как шпионка?
– Иди, – сказал Рой. – Кладовая не заперта.