Бруно Энтони. Психопат

   – У тебя все хорошо?
   Она сжала губы и кивнула:
   – Порядок.
   Голос ее прозвучал еле слышно.
   Тоцци напустился на охранника:
   – Уведи его отсюда в палату и жди меня там.
   Охранник спокойно пожал плечами:
   – Как скажете. Пошли, Сол.
   Он взял Иммордино под руку и повел к двери.
   Стэси обрела свой голос.
   – Он не связан, – сказала она Тоцци. – Лямки расстегнуты. Руки у него свободны.
   В голосе ее снова прозвучал страх.
   Охранник услышал ее. Проверил пояс и затянул лямки.
   – Наверно, забыл затянуть их после того, как Сол ходил в туалет. – Пожал плечами. – Ему и не нужно этой штуки. Он смирный. Одно из глупых больничных правил. Когда забираешь пациента из палаты, нужно надевать этот пояс.
   Закрепив лямки, Чарльз вывел Сола из комнаты.
   На душе у Стэси стало гораздо легче.
   Тоцци положил руку ей на плечо:
   – У тебя действительно все в порядке? Они тебе ничего не сделали?
   Девушка покачала головой и содрогнулась.
   – Кажется, охранник что-то сделал с камерой. Точно не уверена. Я не видела, чтобы он к ней прикасался, но огонек не мигает.
   Тоцци осмотрел камеру и что-то передвинул. Красный огонек замерцал вновь.
   – Говорили они что-нибудь?
   – Охранник все спрашивал, слышала ли я, как они входили. Я не могла понять, о чем он говорит. Видимо, хотел узнать, слышала ли я, как Иммордино говорит что-нибудь.
   – А ты слышала?
   – Слышала два голоса, но кто говорит – не видела.
   – Что он сказал?
   – Кажется, «выключи эту чертову штуку». Имелась в виду камера.
   – Но ты не видела, чтобы он это говорил.
   – Нет.
   – Жаль, – вздохнул Тоцци.
   – Почему? Что такое?
   – Если б ты видела, как он это говорил, мы бы могли использовать тебя в качестве свидетельницы. Ты слышала, но, к сожалению, не уверена, что это именно его голос. Так что нам от этого никакого проку. Кроме того, мне пришлось бы объяснять, как ты здесь оказалась, и возникли бы процедурные проблемы. Черт.
   – Сюда, Сол. Пошли. Вот твой столик.
   Сквозь зеркало было видно, как Чарльз ведет Сола по палате.
   – Постараюсь как можно быстрее. Подожди меня здесь.
   Тоцци хотел уходить, но Стэси схватила его за руку. Поглядела ему в глаза:
   – Я хочу в туалет.
   Он поглядел в глаза ей:
   – А. Ну, иди.
   – Пошли со мной.
   – Одна не можешь?
   – Иди-иди, Сол. Иди.
   Тоцци невольно повернулся к зеркалу.
   – Пошли, постоишь снаружи, – сказала Стэси. – Я быстро.
   Он с легким недоумением пожал плечами:
   – Ладно.
   Его лицо мстительного орла приняло заботливое выражение отца, пекущегося о ее благополучии. Первоначальное ей нравилось больше.
   Вспомнив о ничего не выражающем лице Сола Иммордино, она снова потерла обнаженные руки. Тоцци обнял ее за плечи, они вышли из комнаты и пошли по коридору. В коридоре было теплее, но мурашки у Стэси не проходили. Она пошла побыстрее и все ускоряла шаг, пока они шли по коридору. Ей действительно хотелось в туалет.

Глава 11

   Приставя расставленные ладони к стеклу парадной двери приюта Марии Магдалины, Гиббонс заглянул внутрь. В вестибюле худощавый парень красил валиком стену. Гиббонс нахмурился. Что это с ним? Не слышал звонка? И позвонил снова.
   Мадлен Каммингс с ехидной улыбкой склонила голову набок:
   – Может, взломаем дверь?
   Гиббонс никак не отреагировал. Ему не хотелось цапаться с ней. Не хотелось вообще с ней разговаривать. Он приехал сюда по делу, правда, не надеясь добиться результатов. Накануне Сол Иммордино отказался разговаривать с Тоцци, и в этом нет ничего удивительного, однако Тоцци на него обозлился. Он до смерти перепугал Стэси, и она считала, что Сол или его охранник Чарльз Тейт выключили установленную видеокамеру. Гиббонс решил поговорить с сестрой Сола, монахиней. Когда речь заходила о противозаконных делах ее брата, она всегда оказывалась в неведении, однако могла случайно о чем-то проговориться. Сделать попытку имело смысл. В конце концов, если в Тоцци стрелял наемный убийца, поручение до сих пор оставалось в силе. Гиббонс считал, что если Иммордино подослал убийцу к Тоцци, то мог подослать и к нему. Он раздраженно втянул воздух сквозь зубы и снова нажал кнопку звонка.
   – Почему вы так нетерпеливы?
   Голос Каммингс звучал теперь раздраженно.
   Гиббонс продолжал вглядываться через стекло в вестибюль.
   – Прямо за дверью стоит какой-то парень, черт возьми. Он что, глухой?
   Каммингс пожала плечами:
   – Возможно.
   Гиббонс молча глянул на нее. Он знал, что она считает его равнодушным к состоянию калек. Вновь и вновь принималась рассказывать, как он и Тоцци «грубо обращались» с Иммордино в психушке, даже нажаловалась на них Иверсу, а Лоррейн верила этой ерунде и по утрам поглядывала на него через кухонный столик, будто на Гиммлера. Гиббонс просто мечтал, чтобы Чарльз Мэнсон вернулся, и Каммингс отозвали обратно в Квантико.
   Он уже хотел колотить в дверь кулаком, но тут в вестибюль вышла какая-то девчонка. Накинув дверную цепочку, она отперла замок:
   – Да?
   Девчонка пристально смотрела из-под туго натянутой цепочки. Взгляд ее светло-карих глаз был недоверчивым, лицо бледным, одутловатым.
   Гиббонс показал ей служебное удостоверение:
   – Гиббонс, особый агент ФБР. Это агент Каммингс. Мы хотели бы поговорить с сестрой Сил.
   Девчонка тупо уставилась на предъявленный документ. Нижняя губа ее отвисла, обнажив гнилые зубы.
   Каммингс опустила руку Гиббонса и заглянула в приоткрытую дверь:
   – Скажи, пожалуйста, сестре Сил, что мы извиняемся за внезапный приход и что много времени у нее не займем.
   Гиббонс свирепо глянул на нее. Неужели она, черт возьми, думает, что им нужно предупреждать о своем визите? Конечно, почему бы не дать подозреваемым время продумать свои показания? По ее мнению, этого требовала вежливость, и вообще она превыше всего ставит цивилизованное поведение. Господи, ну и дура.
   Девчонка прикрыла дверь и сняла цепочку. Когда она открыла створку снова, Гиббонс заметил, что живот ее начинает округляться. Мышиного цвета волосы давно не чесаны. Гиббонс решил, что ей лет четырнадцать, от силы пятнадцать.
   – Пойду позову ее, – сказала девчонка. Пошла по коридору и скрылась в глубине дома.
   В открытую дверь тянуло запахом свежей краски. Маляр походил на сущего идиота, он смотрел на стену недвижным взглядом и проводил валиком вверх-вниз по одной и той же полосе, не оборачиваясь, чтобы обмакнуть его в краску, не передвигаясь на другое место.
   Гиббонс понимал, что Каммингс хочет услышать его мнение о парне. Но доставлять ей такого удовольствия не собирался.
   – Ну и где же сегодня Тоцци? – спросила она.
   Гиббонс пожал плечами:
   – Не знаю.
   – Удивляюсь, что вы не взяли его с собой. Повидав, как он обращается с умалишенным, могу представить, как бы он обошелся с монахиней.
   Гиббонс приподнял брови и пожал плечами. Ему не хотелось вступать в перепалку.
   – Или он слишком занят этой девицей?
   – Какой?
   – Той самой, с рекламного ролика.
   Гиббонс нахмурился и придал лицу недоуменное выражение.
   – Со Стэси Вьера.
   Гиббонс усмехнулся. Он сразу понял, о ком говорит Каммингс, но хотел, чтобы она произнесла имя. После знакомства в больничной палате они с Лоррейн неизменно называли Стэси «этой девицей».
   – Так он все еще встречается со Стэси?
   – Понятия не имею, что делает Тоцци в свободное время.
   Хотя представить это было нетрудно.
   Каммингс нахмурилась.
   – Может, вы не понимаете, но Лоррейн очень этим расстроена. Она думает, что ее двоюродный брат просто удовлетворяет свою похоть.
   Гиббонс снова пожал плечами:
   – Ей уже больше двадцати одного года... как мне кажется.
   – Возраст тут ни при чем. Дело в отношении Тоцци. Это видно по его лицу. Она для него – просто красивое тело.
   – Он вам это говорил?
   – Нет.
   – Откуда же вам знать, как он относится к ней? Может, его привлекает именно ее душа?
   Каммингс сложила руки на груди и посмотрела на Берта поверх очков.
   – Мало вероятно.
   – Вы просто предполагаете, что он легкомысленный человек. Но наверняка не знаете. И Лоррейн не знает.
   – Я не предполагаюничего. Я знаю,что особый агент ФБР флиртует с довольно известной девицей из рекламной телепередачи; популярность этой девицы основана на сексуальной привлекательности и вызывает похотливость. Эта связь не согласуется с требованием осмотрительности, которое Бюро предъявляет своим сотрудникам. Я сомневаюсь, что у Тоцци хватит нравственных качеств не причинить Бюро серьезных неприятностей своими отношениями со Стэси.
   Гиббонс закусил щеки изнутри, чтобы не выругаться.
   – Что вы можете знать о нравственных качествах Тоцци?
   – Я видела, как он бессовестно унижал Сола Иммордино. И отношения со Стэси его, похоже, мало заботят. Я понимаю, Тоцци ваш друг, но он безответственный человек. Берет, что хочет и когда хочет, почти не считаясь с окружающими.
   – Вы сами не знаете, что говорите.
   Каммингс обратила указательный палец к словам, написанным краской на стекле парадной двери:
   – "Приют Марии Магдалины для матерей-одиночек". Подобные заведения существуют по вине мужчин, не способных сдерживать свои прихоти и желания.
   – Хотите сказать, что Тоцци наградит Стэси ребенком, а потом бросит?
   Если Тоцци так поступит, он убьет его. Каммингс опустила веки и дернула плечом.
   – Этого я не утверждаю. Не настолько хорошо знаю его, чтобы выносить профессиональное суждение. Однако потенциальные склонности к неприемлемому поведению присущи каждой личности.
   – Все это вздор.
   Каммингс вздернула подбородок и пристально посмотрела на Гиббонса.
   – А не может ли ваша упорная защита своего напарника объясняться косвенным переживанием его отношений со Стэси?
   Гиббонс стиснул зубы.
   – Оставьте психологию для психов, ладно?
   Сука.
   – Очень нехорошо. Очень.
   Они оба уставились на маляра, водящего валиком по одному и тому же месту. Он качал головой и бормотал себе под нос, не отрывая взгляда от стены:
   – Нехорошо.
   Появилась сестра Сил, она приближалась, будто летящий нетопырь. Черная ряса ее вилась вокруг щиколоток. Плохой признак. Обычно она одевалась более современно, носила юбку до колен и небольшую шапочку. Гиббонс понимал, что в этом одеянии она будет преисполнена Божьего духа и станет упорно уклоняться от ответов на его вопросы.
   Остановясь возле маляра, монахиня полюбовалась его работой, потом взяла за руку и передвинула валик на фут вправо.
   – Очень хорошо, Дональд. Теперь постарайся использовать побольше краски.
   Потом, шелестя рясой, пошла к двери и поприветствовала гостей, улыбаясь и поблескивая очками. Гиббонсу стало понятно, почему никто из ходивших в приходскую школу не оканчивал ее.
   – Как поживаете, агент Гиббонс?
   – Вы помните меня?
   – Конечно, помню. – Она обратила сверкающие линзы к его спутнице. – А вы...
   – Мадлен Каммингс. Тоже служу в ФБР.
   Монахиня кивнула и улыбнулась. Непонятно чему.
   – Я прошу извинения за внезапный визит, сестра, – Каммингс искоса посмотрела на Гиббонса, – но мой партнер настоял на этом. Если вы можете уделить нам несколько минут, мы хотели бы спросить вас кое о чем.
   – Конечно, конечно. Пойдемте в гостиную. И осторожней, не испачкайтесь свежей краской.
   Монахиня повела их в комнату, находящуюся по правую сторону от вестибюля, мрачную, с опущенными до середины окон толстыми шторами. Под потолком гудели лампы дневного света. Гостиная нуждалась в окраске еще больше, чем вестибюль, однако при темпах работы маляра на это ушло бы слишком много времени.
   Три обветшалых разномастных дивана стояли у старого, облицованного белым мрамором камина. Вместо дров в нем располагался телевизор. Девчонка, открывшая им дверь, сидела на ближайшем к телевизору диване и жадно смотрела какую-то «мыльную оперу». Еще одна, с нечесаными белокурыми волосами, примостилась рядом, держа на руках малыша. Гиббонс видел только его ножки, потому что голова находилась под необъятной тенниской матери, у ее груди. Ни та, ни другая не обратили никакого внимания на пришедших. «Мыльная опера» была гораздо важнее.
   – Садитесь, пожалуйста.
   Сестра Сил указала на обитый зеленой парчой диван напротив девчонок.
   Гиббонс заметил, что Каммингс вновь уставилась на него. Надеется прочесть его мысли. Небось думает, что он забудет обо всем на свете, раз эта дуреха кормит малыша грудью. Ему наплевать. Да и все равно ничего не видно – только узкая полоска ее голого живота да ножки младенца. Чего она от него ждет, черт возьми? Что он набросит на них одеяло? Выгонит девчонок из комнаты? Господи, жизнь у них и без того несладкая. Пусть себе наслаждаются «мыльной оперой».
   Сестра Сил села и сложила руки на коленях.
   – Как идут ваши дела, мистер Гиббонс?
   – Отлично, сестра. Отлично.
   Гиббонс ожидал, что в ее неизменно любезном тоне зазвучат саркастические нотки. Он и Тоцци два года назад арестовали ее брата в Атлантик-Сити. Она понимала, что агенты приехали расспрашивать ее о Соле.
   – А как поживает мистер Тоцци?
   Гиббонс кивнул:
   – Отлично.
   – Я вижу, он уже не ваш напарник. Теперь вы работаете в паре с агентом Каммингс?
   Они оба ответили хором:
   – Временно.
   – А-а. – Сестра Сил улыбнулась и кивнула. – Мисс Каммингс, можно попросить вас кое о чем до того, как мы приступим к вашему делу?
   – Пожалуйста.
   – Я не жду от вас немедленного ответа, но была бы очень благодарна вам, если б вы смогли приехать сюда как-нибудь вечером и поговорить с девочками. У них так мало образцов для подражания, и, думаю, преуспевающая женщина из реального мира произведет на них сильное впечатление.
   Сестра Сил указала подбородком на двух девчонок.
   На экране телевизора богатая стерва-блондинка с важным видом расхаживала по кабинету, свысока обращаясь к маленькой брюнетке-секретарше. Похоже, она отговаривала брюнетку от встречи с каким-то парнем, говорила, что не «очень разумно» показываться с ним на людях. Брюнетка многое скрывала, у нее было симпатичное «страдающее» лицо. Блондинка непрерывно поводила плечами. Девчонки прямо-таки прилипли к экрану.
   Монахиня вздохнула:
   – К сожалению, я не могу предложить им более полезных развлечений, чем эта дрянь. Но, пожалуй, нужно быть довольной и тем, что у нас есть телевизор. Денег нам всегда не хватало, а сейчас пожертвования сократились и приходится особенно туго.
   Каммингс повернулась от экрана к монахине и поправила очки:
   – Телефильмы сильно воздействуют на молодежь. Молодые женщины особенно легко усваивают проповедь ошибочных взглядов, прежде всего идеализированных концепцией романтической любви. Эти идеи часто становятся ведущим подтекстом большинства коммерческих телепрограмм. Молодые женщины так стремятся к тем образцам чарующей любви, какие видят на телеэкране, что становятся легкой добычей безнравственных мужчин.
   Она снова поправила очки и посмотрела Гиббонсу в глаза.
   Гиббонс потер челюсть, поглядел на потолок и вздохнул. Отвяжись же ты от меня.
   Сестра Сил сложила руки на груди:
   – Вы совершенно правы, мисс Каммингс. Я слышу буквально то же самое от каждой юной собеседницы. Они так жаждут любви, что покоряются любому парню, который оказывает им малейшие знаки внимания. Мужчины, кажется, находят таких девчонок каким-то животным инстинктом. Чуть ли не по запаху. Я уверена, что люди они не злые, просто сами подвергаются тому же порочному влиянию. Но когда дело касается невинных девушек, они становятся грешниками. Может, тут зов природы, но это их не оправдывает.
   Досказав свою небольшую речь, Сил плотно сжала губы.
   – Это нехорошо! Очень нехорошо! Очень!
   Маляр уже не стоял лицом к стене вестибюля. Он в упор смотрел на Сил, лицо его было раздраженным, гораздо более «страдающим», чем у брюнетки на экране. Он достал из кармана черные деревянные четки, уже испачканные краской.
   – Нехорошо! Очень!
   Сил вскочила с дивана, подошла к нему, взяла за плечи и стала утешать, говорить, что все хорошо, все замечательно. Он слегка коснулся валиком ее рясы, оставив на ней светло-желтый мазок.
   – Пошли со мной, мой хороший, – сказала ему монахиня. – Пора сделать перерыв. Люси приготовит тебе большую чашку чаю. Как тебе это нравится? Большую чашку чаю.
   Она повела его в глубь дома, а он продолжал взволнованно бормотать:
   – Это нехорошо! Очень нехорошо! Очень!
   Девчонки на диване не шевелились. Они по-прежнему неотрывно смотрели на экран. Малыш под тенниской блондинки перестал сосать.
   Гиббонс повернулся к Каммингс и снова натолкнулся на ее упорный взгляд.
   – Можете произнести вслух, – сказала она. – Я знаю, что вы думаете.
   – Откуда, черт возьми, вам это знать?
   Она усмехнулась:
   – Оставьте. Я знаю, что вы думаете о людях вроде этого человека. Вы предубеждены против тех, кто не в своем уме.
   – Я не произнес ни слова.
   – У вас это написано на лице.
   Гиббонс поглядел в потолок и закусил верхнюю губу. Работать вместе с ней – все равно что с женой. Даже Лоррейн не смогла бы так донимать его. Он поднял палец и хотел приказать Каммингс убраться, но тут сестра Сил появилась в комнате и уселась на диван, пряча в складках рясы желтое пятно.
   – Прошу прощения за неожиданное вмешательство, – извинилась она, опять сложив руки на коленях. – Это очень милый человек, однако некоторые вещи вдруг выводят его из равновесия. Боюсь, что с моим истощившимся бюджетом мы не сможем нанять профессионального маляра. – Она блаженно улыбнулась. – Но краска очень высокого качества, мы получили ее как пожертвование. За этонужно быть благодарной.
   Она склонила голову. Аминь.
   Гиббонс улыбнулся и кивнул, хотя ему хотелось сунуть два пальца себе в глотку.
   – Кстати, я хотел спросить вас и о деньгах. – Он подался вперед. – Насколько я понимаю, вы содержите приют на свои средства, а епархия не оказывает вам никакой финансовой помощи. Это правда?
   Сил кивнула, сверкнув очками:
   – Да, мы существуем на частную благотворительность.
   – Почему? Не лучше ли было бы перейти под покровительство епархии? В финансовом смысле, разумеется.
   Откинув голову, монахиня ненадолго задумалась.
   – И да, и нет. Если б мы решили находиться под покровительством епархии, то получали бы от нее деньги, но и стали бы подконтрольными ей.
   – А что же тут плохого?
   – Поймите, мистер Гиббонс, я искренне восхищаюсь архиепископом Лихи. Он замечательный человек, и, на мой взгляд, политика возглавляемой им администрации не отражает его личных чувств христианской любви и милосердия. Однако некоторые люди в епархии не одобряют моих целей. Они считают, что работа, которую мы ведем здесь, успешнее выполняется светскими агентствами социальной службы, и что мы... Откровенно говоря, они не считают нас нужными. Но я нахожу неприемлемой их вытекающую отсюда политику, при которой некоторые люди лишаются заботы церкви и когда девушка совершает серьезную ошибку, от нее нужно отвернуться и отдать под попечение ненадежных светских агентств.
   – Другими словами, епархия хотела бы закрыть ваш приют.
   Монахиня откинула голову еще сильнее. Подбирая одну из затверженных фраз, она походила на говорящего скворца, такая же черная и непонятная.
   – Да, епархия может так поступить. Если только мы будем брать у нее деньги.
   – Так откуда жеони к вам поступают?
   Гиббонс чуть не упал замертво. Наконец-то Каммингс сказала что-то дельное.
   – Главным образом, в виде частных пожертвований.
   – И эти пожертвования позволяют вам существовать?
   Блаженная улыбка вновь появилась на лице Сил, более сияющая, чем прежде.
   – Кое-как сводим концы с концами. Последние два года выдались тяжелыми, но Бог не дает нам пропасть.
   Гиббонс потеребил нижнюю губу:
   – А как ваш брат Сол? Помогает он вам?
   Праведная улыбка, теплившаяся в уголках губ Сил, исчезла. Ее очки сверкнули.
   – Как вас понять, мистер Гиббонс?
   – Два года назад ваш брат имел долю в нескольких весьма доходных предприятиях. И должно быть, скопил немалые деньги. Я полагал, что Сол – ваш ангел-хранитель.
   – У моего брата никогда не было «доходных предприятий», мистер Гиббонс. Он очень болен. Денег у него почти нет.
   – Да, так говорят, но мне трудно в это поверить. Мы знаем, что у него есть, по крайней мере, один номерной счет в Швейцарии и компания, владеющая контрольным пакетом акций, в Панаме.
   Спина Сил напряглась.
   – В самом деле?
   Гиббонс сжал губы и кивнул:
   – В самом деле.
   – Думаю, вы ошибаетесь, мистер Гиббонс. Я официальный опекун брата и знаю, что у него есть. Около пятнадцати тысяч долларов, полученных по наследству. Я вложила эти деньги в долговременные депозитные сертификаты, чтобы получать наивысшую прибыль по процентам.
   Гиббонс молча посмотрел на нее, и она умолкла, в комнате слышался лишь вычурный диалог из «мыльной оперы».
   – Сестра, может, поговорим откровенно?
   Монахиня приняла недоуменный вид. Это она умела. Гиббонс не раз видел на ее лице эту мину. Особенно удачной она была в тюрьме. Сестра Сил оказалась там в тот вечер, когда Сола арестовали в Атлантик-Сити. В наручниках вид у нее был очень недоуменный.
   Гиббонс попытался разглядеть ее глаза за сверкающими линзами очков. Какие там пятнадцать тысяч. Солу потребовалось больше, чтобы нанять убийцу.
   – Лгать грешно, сестра. Даже ради защиты своего брата.
   – Я не лгу, мистер Гиббонс. Вы должны бы это знать.
   Губы ее сжались в короткую тонкую линию.
   – Этот дом действительно обеднел с тех пор, как я приезжал сюда в последний раз. Года два назад, перед арестом Сола. Не напускное ли это убожество, сестра? Как и болезнь вашего брата?
   Внутри у монахини все кипело, но она сдерживалась.
   – Могу заверить вас, мистер Гиббонс, что я не подвергала бы этих юных женщин никаким лишениям, будь у меня средства. Как я уже сказала, у Сола есть депозитные сертификаты, и у нас есть в банке небольшой общий счет – меньше двух тысяч долларов, мы условились тратить эти деньги лишь при крайней необходимости. Могу показать вам все документы.
   – Хм-м-м. – Гиббонс кивнул. – Раз условились, значит, вы обсуждали это с ним?
   – Я поставила его в известность,мистер Гиббонс. Вы знаете, что он неспособен понять этих вопросов. Он очень болен.
   Ее очки испускали смертоносные лучи.
   Гиббонс снова кивнул и, сощурясь, поглядел на нее. Он знал, что монахиня лжет, и хотел, чтобы она это поняла.
   Каммингс кашлянула:
   – Сестра, я хочу официально заявить, что мы с Гиббонсом расходимся во взглядах на психическое состояние вашего брата, и его мнение, что ваш брат симулянт, просто его личное мнение, а не точка зрения ФБР.
   У Гиббонса возникло желание схватить ее за горло. Понимает она, что делает, черт возьми? Что выбивает у него почву из-под ног?
   – А я хочу официально заявить, сестра, что доктор Каммингс лишь наблюдатель в данном расследовании и еемнению цена не больше... – Он умолк и свирепо поглядел на монахиню. – Ладно, не будем.
   Подбородок Сил прижался к груди.
   – Прошу прощения? Какое расследование? Вы не вели речи о расследовании.
   Заговорила Каммингс:
   – Мы расследуем недавние убийства мистера Сабатини Мистретты, его телохранителя Джерри Реллы, мистера Фрэнка Бартоло и мистера Лукаса Уизерспуна.
   Фамилии она перечислила неторопливо и четко.
   На лице монахини вновь появилось недоуменное выражение:
   – А это кто еще такой?
   Доктор Каммингс пояснила:
   – Мистер Уизерспун был служащим на ипподроме «Мидоулендс», где убит мистер Бартоло. Видимо, он оказался случайной жертвой.
   Гиббонс не мог терпеть дольше ее болтливости:
   – Каммингс, вы не знаете этого наверняка. И никто пока на знает. Потом, где вы, черт возьми, учились вести оперативный сбор информации? Мы задаем вопросы, а не сестра Сил. ФБР не справочное бюро.
   Каммингс резко втянула в себя воздух, лицо ее окаменело. Потом она обратилась к монахине:
   – Агент Гиббонс и я расходимся во мнении относительно мотивов этих убийств. Он считает, что они связаны с деятельностью «Коза ностра». Я думаю, что это дело рук маньяка-убийцы.
   Сестра Сил приложила руку к груди:
   – Маньяка-убийцы? Пресвятая Дева Мария, моли Бога за нас.
   Гиббонс закусил верхнюю губу. Ему хотелось удавить их обеих.
   Монахиня уставилась на нее:
   – Вы полагаете, мой брат стал убийцей-маньяком?
   Теперь Сил держалась высокомерно.
   Каммингс вдруг не смогла ничего сказать. Она замерла, сложив руки на груди и подняв одну бровь над оправой очков, ждала, что Гиббонс как-то уладит недоразумение, вызванное упоминанием маньяка-убийцы. И, видимо, не представляла всей меры своей оплошности. Сил пришла в ужас. Теперь от монахини не услышишь ничего, кроме отрицаний и уверений о святости ее дражайшего сумасшедшего братца. Черт.
   Тут Гиббонс услышал нечто знакомое – размеренные, глухие удары по барабану. Глянул на экран телевизора и увидел большой зал, блистающий хромированными снарядами для тяжелой атлетики. Шла рекламная передача Стэси. Девушка на экране поднимала и опускала штангу, подрагивая грудями.
   – А она красавица.
   Девчонка, открывшая им дверь, неотрывно глядела на Стэси, разинув рот.
   – Угу... – промычала блондинка, держащая ребенка у груди.