Бунaкoв Степан. Рейды в стан врага

   Командующий прошелся по землянке и остановился возле сейфа. К нему на плечо вскочила белка. Он аккуратно взял зверька в руки, приласкал, затем посадил на стол. Насыпал кедровых орешков, сказал:
   - Ешь и не мешай.
   Он высказал принципиальные соображения по организации артиллерийской и авиационной подготовки. Детальную разработку планов оставил для специалистов - артиллеристов, инженеров, связистов, авиаторов.
   - А теперь, - обращаясь к нам, сказал генерал, - вас разместят в отдельной землянке. Никто не должен знать, чем вы занимаетесь. Срок - две недели.
   В ходе работы мы не раз наведывались к командующему с вопросами. Он спокойно выслушивал их и столь же спокойно и обстоятельно давал разъяснения, учил мыслить масштабно, избегать шаблонных решений. И как же мы были счастливы, когда на исходе второй недели он наконец сказал:
   - Теперь все. Нужно подумать, как собрать командиров и штабных офицеров без ущерба для боевой готовности войск. А впрочем, - Алексей Николаевич задумался, а потом совсем спокойно произнес: - Пусть начальник штаба поломает над этим голову. - Позвал адъютанта, распорядился: - Пригласите генерала Орлеанского...
   Командно-штабная игра продолжалась двое суток. На ней проверялись способности должностных лиц к принятию обоснованных решений, их умение взаимодействовать силами и средствами в различной обстановке. Большинство участников неплохо справилось с поставленными задачами. Штаб армии, начальники родов войск и служб, командиры соединений и оперативные группы воздушной армии, военных флотилий уяснили свои место и роль в наступательной операции, выработали единый взгляд на ведение боевых действий. Однако не обошлось и без просчетов. И теперь все с нетерпением ждали разбора.
   За три часа до подведения итогов мы с нашим чертежником Ювеналием Дмитриевичем Коровиным взялись за графическое оформление замысла командующего и хода боевых действий - на разбор требовалась схема проведенной игры. Ювеналий Дмитриевич расхаживал в носках по карте, склеенной из листов и расстеленной на полу. В одной руке у него находились бутылочки с тушью, в другой - кисти. Я ползал по карте с масштабной линейкой, вчерне набрасывая обстановку.
   - И откуда у вас силы берутся, товарищ майор? - сочувственно спросил Коровин. - Третьи сутки без сна, и голова еще способна разбираться в этих стрелках и "ресничках..."
   Наш милейший художник за годы войны основательно овладел своей военной профессией, или, точнее сказать, специальностью. Он искусно наносил обстановку на карты и схемы и стал, как бы это поточнее выразиться, хорошим, понимающим военным чертежником. Он постиг мудрость штабной работы, научился понимать творческое горение операторов и стал очень нужным человеком в штабном коллективе. А привычка работать быстро и точно в любых условиях фронтовой обстановки, видеть за стрелками и "ресничками" и понимать направления атак полков и батальонов, их оборонительные рубежи стала для него прямо-таки второй натурой.
   - Быть участником военной игры, да еще с таким учителем, как наш командующий, - это же великая удача! Настоящая академия! - ответил я Коровину - Ну а работать с таким исполнителем, как вы, одно удовольствие. Не схема, а прямо картина получилась...
   Ювеналий Дмитриевич полыценно хмыкнул. Не вдаваясь в подробности и даже в существо дела, он выполнял поручения самым добросовестнейшим образом и гордился сделанным, если, с его точки зрения, получалось красиво.
   Разбор начался своеобразным вступлением командующего о роли командира в бою.
   -  "Ура" в атаке, - сказал он, - конечно, многое значит. Дружное приводит противника в трепет. Вялое, вразнобой, заставляет задуматься: а много ли войска на него идет. Но во всех случаях атака - финал командирской подготовки боя, его военной зрелости и мудрости, его полководческого таланта...
   Находившиеся в первых рядах заулыбались: велик ли полководческий талант у командира батальона, поднимающего подчиненных на штурм вражеских позиций? От генерал-лейтенанта Крутикова не ускользнуло это сомнение. На фактах только что проведенной военной игры он показал заглавную роль командира в организации боевых действий подразделения, части, соединения. И сделал это с большим тактом.
   В целом командно-штабная игра прошла поучительно и принесла большую пользу командирам и штабам в подготовке к предстоящим наступательным действиям. А такая подготовка в армии велась уже с конца 1943 года. Нашему объединению предстояло решать боевые задачи в составе войск Карельского фронта.
   В последний месяц зимы командарма вызвал командующий войсками Карельского фронта генерал армии К. А. Мерецков и ориентировал на ближайшую перспективу. В общих чертах она состояла в следующем: решением Ставки Карельскому фронту предстояло в осенне-летнюю кампанию 1944 года освободить Карелию и Петсамскую (Печенгскую) область от немецко-фашистских захватчиков.
   Командующий фронтом, исходя из оценки обстановки, определил, что наиболее выгодным направлением для сосредоточения основных сил является Кандалакшское. С него обеспечивалось расчленение 20-й лапландской армии противника на две изолированные группировки. Для вспомогательного удара выбрали мурманское направление. Штаб фронта разработал план действий. Ставка его одобрила. И уже начали комплектоваться группировки сил и средств для осуществления этого замысла. Учитывая наличие открытых флангов на оборонительных позициях противника и труднодоступную местность, из морских стрелковых бригад, отдельных лыжных бригад и батальонов были сформированы легкие стрелковые корпуса - 126-й и 127-й. В интересах повышения их маневренности все тяжелое оружие пехоты, артиллерия, минометы доставлялись на вьюках. Автомобильный и гужевой транспорт в корпусах отсутствовал. Осуществлялись и другие важные мероприятия.
   Это была военная сторона дела. Но не она одна определяла стратегию. В первой половине 1944 года Красная Армия нанесла поражение немецко-фашистским войскам под Ленинградом и Новгородом, на Правобережной Украине и в Крыму, вступила на территорию Румынии. Были созданы благоприятные условия для нанесения новых сокрушительных ударов по врагу, и в частности в Заполярье и Карелии.
   Победы нашей армии, назревавший политический и экономический кризис в Финляндии вынудили ее руководителей в середине февраля 1944 года обратиться к Советскому правительству за выяснением условий выхода из войны против СССР. Советская сторона изложила свою позицию. Во многих странах мира ее расценили как великодушную и умеренную. Но реакционное финляндское правительство, вопреки воле народа, отказалось о г продолжения переговоров и даже не ответило на совместное обращение правительств СССР, Англии и США к сателлитам гитлеровской Германии, в котором союзники по антигитлеровской коалиции предупреждали об ответственности в случае продолжения войны на стороне Германии. Более того, стоявшие тогда у руководства страной Р. Рюти, Э. Линкомиес, В. Таннер (после войны они были осуждены как военные преступники) держали курс на продолжение войны против СССР. Правительство Финляндии летом 1944 года заключило новое соглашение с Германией - о расширении сотрудничества в войне против СССР.
   Не зная тонкостей большой политики, мы, рядовые операторы, строили самые различные предположения относительно участия нашей армии в операции на мурманском направлении. В нашей землянке разгорались по этому поводу дебаты.
   - Уверен, мы станем запевалами, - начинал подполковник Хохлин, поправляя кочергой поленья в печке. Багровые отблески делали его доброе лицо воинственно-грозным. - Как считаете, капитан?
   - Хочу надеяться, что вы окажетесь правы, - уклончиво отвечал адъютант командарма Александр Ефимович Осипов.
   Он, как обычно, бывал немногословен и не поддавался на провокацию. Но мы всегда с надеждой ждали, не добавит ли Осипов еще чего-нибудь, и принимались обсуждать то, что было уже известно и, как нам казалось, служило верным признаком приближавшихся крупных событий.
   События приближались, и действительно крупные. Ставка Верховного Главнокомандования, оценив сложившуюся обстановку на северном участке советско-германского фронта, пришла к выводу о необходимости нанесения двух мощных последовательных ударов войсками правого крыла Ленинградского фронта при содействии Балтийского флота и левого крыла Карельского фронта при поддержке Онежской и Ладожской военных флотилий с целью разгрома основных сил финской армии на Карельском перешейке и в Южной Карелии. Ставилась задача освободить от врага территорию Карело-Финской республики, северную часть Ленинградской области, восстановить государственную границу с Финляндией и таким образом вывести ее
   из войны на стороне гитлеровской Германии. Подготовка к наступлению в районе Мурманска временно откладывалась.
   В середине апреля 1944 года на станцию Оять (левый фланг нашей армии) прибыл командующий Карельским фронтом генерал армии К. А. Мерецков с оперативной группой. Командарма пригласили к нему на совещание.
   - Ну что же, Алексей Николаевич, - приветливо встретил командарма генерал армии К. А. Мерецков, - давайте еще раз изучим боевой состав вашей армии.
   Я был свидетелем этой встречи в служебном вагоне командующего войсками фронта, так как сопровождал с боевыми документами генерал-лейтенанта А. Н Крутикова.
   Позднее генерал армии К. А. Мерецков еще раз приезжал в нашу армию Он проводил рекогносцировку местности с южного берега Свири в районе Лодейного Поля.
   Когда-то это селение сыграло особую роль в российской истории. Здесь в 1703 году на Олонецкой верфи был спущен на воду первенец Балтийского флота фрегат "Штандарт". За многие десятилетия, прошедшие с той поры, небольшое селение стало городом, который теперь лежал в развалинах. По бывшим его улицам змеились траншеи полного профиля. На местах домов под грудами камня и битого кирпича размещались наблюдательные пункты и узлы связи, укрытия для личного состава. Чем-то теперь Лодейное Поле войдет в историю?..
   С южного берега просматривалась финская оборона: почти к самой воде подходили окопы, соединенные ходами сообщения; передний край обороны прикрывался колючей проволокой на рогатках. Противник вел себя относительно спокойно. Лишь над головами с шуршанием пролетали снаряды. Артиллерия той и другой сторон вела так называемый беспокоящий огонь.
   После рекогносцировки в штабе фронта вызревало решение. Оно сводилось к тому, чтобы основной удар по противнику нанести вдоль восточного берега Ладоги, в направлении на Олонец, Салми, Питкяранту, Сортавалу. Определялось направление тремя моментами: тактическим - взаимодействие с Ладожской военной флотилией повышало возможности армии, оперативным - в результате совместного с моряками удара было реальным окружение финских войск, действовавших севернее Онежского озера, и политическим - это был кратчайший путь к границе Финляндии. Выход же наших частей на государственную границу существенно влиял на позицию Финляндии относительно продолжения ею войны с Советским Союзом.
   Все эти события, повторяю, происходили позднее.
   Неожиданное и радостное известие
   Кончался апрель - второй месяц весны. Но деревья стояли еще голые и ждали второй половины мая. Только перед самым летом здесь проклевываются первые листочки. На дорогах месиво из воды и снега. Вокруг нашей землянки громадные лужи. И все же пахло весной.
   У нас шла обычная работа, когда появился полковник Кутняков.
   - Готово боевое донесение в штаб фронта? - первым делом спросил он.
   Донесение было готово. Но мы с Хохлиным хотели еще раз сверить по рабочей карте положение войск армии: шла перегруппировка сил и средств, части находились в движении.
   - Нам нужно еще пять - семь минут, - ответил я.
   - Согласен. После этого вы, майор, и доложите документ командующему. Генерал собирается в район Лодейного Поля и приказал направить вас к нему. Поторопитесь. - И полковник Кутняков вышел.
   Мне не раз доводилось ездить с командующим. Честно говоря, приходилось нелегко. Алексей Николаевич был на редкость выносливым человеком, и потому всем, кто оказывался с ним, просто некогда было думать об усталости. Но физические и эмоциональные перегрузки искупались для меня результатами общения с командармом. Каждая поездка с ним обогащала новыми знаниями, военным и житейским опытом.
   Проверив все данные, я понес донесение начальнику штаба генерал-майору В. П. Орлеанскому - требовалась его подпись на документе. Затем поспешил к командующему. Генерал-лейтенант Крутиков внимательно ознакомился с боевым донесением, подписал его и зашагал по комнате. Остановился напротив меня и заговорил. Но не о поездке.
   - Если мне память не изменяет, вы просились на самостоятельную работу в войска. Не изменилось желание?
   У командарма была отличная память. Да, я просил его об этом во время поездки по частям, когда вручались боевые знамена.
   - Вы, товарищ Бунаков, кажется, окончили Минское военное училище? уточнил командарм. - Кто там был начальником?
   - Так точно, - отвечаю. - А возглавлял училище комбриг Алехин, герой гражданской войны. Три ордена Красного Знамени... Военным комиссаром училища был Андрей Иванович Темкин.
   - Знал их по мирному времени, - задумался командарм. - Отличные наставники... А потом вы где служили?
   - Потом служил в шестьдесят пятой стрелковой дивизии в Забайкалье.
   - Хорошая дивизия. Под Тихвином в сорок первом году отличилась. Генерал армии Мерецков говорил, что во главе ее толковый командир..
   - Полковник Кошевой! - вырвалось у меня. - Петр Кириллович. Он в Военную академию меня направлял.
   - Так, так, - размышлял Алексей Николаевич. - Ну а службой в нашей армии довольны?
   - Доволен, - отвечаю. - Служба в оперативном отделе очень многое дала мне. Где бы еще мог пройти такой курс теории и практики? И потом, находясь в штабе армии, многое начинаешь видеть и лучше, и дальше.
   - Это верно, - согласился командарм. По тону сказанного чувствовалось, что он доволен моим ответом. И вдруг он объявил:
   - Товарищ Бунаков, вы назначены начальником штаба семидесятой отдельной морской стрелковой бригады.
   Известие было радостным и неожиданным. Кажется, я даже растерялся и только спустя несколько секунд ответил:
   - Есть, товарищ генерал! Спасибо за доверие! Командарм снова зашагал по землянке. Видимо,
   ему на ходу лучше думалось.
   Он очень кратко коснулся конкретных задач, которые получила бригада для подготовки к активным действиям. В заключение сказал:
   - Что касается ее боевого состава, характеристики командиров, то тут вы, направленец, осведомлены достаточно. Более подробно о боевой задаче бригады вам сообщат в свое время. А теперь - в путь добрый'
   Не чувствуя под собой ног, я вышел от командующего. Что скрывать, был счастлив.
   Вечером я оформлял документы, а на другой день ходил представляться члену Военного совета армии генерал-майору Алексею Степановичу Усенко.
   - С майором Суровым, начальником политотдела бригады, вам будет легко работать, - сказал член Военного совета. - Это добросовестный работник, зрелый коммунист. Он вам всегда поможет. Он старше вас лет на двенадцать, имеет богатейший опыт работы с людьми.
   Начальник штаба армии генерал-майор Орлеанский. Прощаясь со мной, сказал:
   - Жаль, что вы уезжаете. Но надо - значит надо. Наше дело военное...
   Виктор Павлович Орлеанский был одним из старейших работников управления армии. У тех, кто не знал его близко, суровость, замкнутость начальника штаба могли создать превратное впечатление о нем. Первое время мы, молодые операторы, чувствовали себя стесненно, когда Виктор Павлович заходил в оперативный отдел. Только поработав с ним бок о бок длительное время, мы разглядели за ею суровой внешностью истинную доброту, оценили широту его командирского мышления, аналитический склад ума. Он хорошо знал возможности каждого из нас и никогда не ставил перед исполнителями непосильных задач.
   Как-то раз он взял меня с собой на левый фланг армии, в оборонительную полосу 3-й морской стрелковой бригады. Левый фланг оборонительных позиций морских пехотинцев упирался в восточный берег Ладожского озера, а вся полоса обороны проходила по правому, северному, берегу Свири.
   Весна растопила снег. Дороги, что называется, текли, - хоть ставь на машину парус. Кое-как добрались до деревни Доможирово, где окончательно и засели на штабном автомобиле.
   Командир бригады инженер-капитан 1-го ранга Гудимов прислал за нами связной катер с начальником штаба бригады майором Аникиным. Река Оять вздулась, битый лед таранил борта нашего суденышка. С трудом продирались по ледяной каше, пока не спустились в Свирь. Здесь льда было меньше, вода стояла
   высоко, и мы благополучно прошли вверх по течению к командному пункту бригады.
   Познакомившись с планом обороны, генерал Орлеанский начал проверять практическое управление частями бригады. Ею интересовали и действия бригадного резерва, и организация артиллерийского огня.
   Целый день мы ходили по траншеям. Шинели от воды набухли и свинцом давили на плечи. На сапогах по пуду грязи. Вместе с нами месили грязь командир бригады Гудимов и начальник штаба Аникин. Беспокоились. Их понять было можно: противник заметил оживление на наших позициях и открыл артиллерийский огонь.
   Виктор Павлович словно не замечал стрельбы и волнений командования бригады. Он решительно переходил из одной траншеи в другую, рассматривал вражескую оборону.
   - Вот теперь, товарищ Бунаков, нам с вами ясны возможности третьей бригады, - удовлетворенно сказал Виктор Павлович, когда вся полоса обороны была исследована вдоль и поперек.
   Назад, в Доможирово, где в грязи застряла штабная машина, добирались на том же катере. Гудимов заметно оживился, рассказывая нам о русле реки, о тех местах, по которым противник чаще всего ведет огонь. В это время послышался свист, а за ним грохот. От разрывов снарядов река вздыбилась султанами воды. Катер начало бросать из стороны в сторону.
   - Это что, противник наблюдает за нами? - спросил Орлеанский, ухватившись за поручни. Но комбриг не расслышал его вопроса - он напряженно выяснял направление полета вражеских снарядов.
   Я взглянул вверх: над нами крутился самолет-корректировщик.
   - Смотрите, вон кто управляет огнем, - сказал я Виктору Павловичу.
   Гудимов оторвал взгляд от реки, громыхавшей разрывами. В эго время со стороны станции Оять появились два наших истребителя. Вражеский самолет не захотел с ними встречаться и быстро ретировался.
   - Пронесло, - с облегчением сказал Гудимов и тут же, словно не было никакой опасности, предложил: - Товарищ генерал, разрешите застопорить ход? Сейчас оглушенная рыба всплывет. Наберем на уху...
   - Давай полный вперед, рыбак, - ответил Орлеанский, - а то, не ровен час, сами отправимся на корм твоим судакам.
   Не скрывая огорчения, Гудимов направил катер в устье Ояти.
   Я думая, что из Доможирова мы поедем прямо в штаб армии. Но Виктор Павлович решил заглянуть в 70ю бригаду к Анфимову.
   Бригада тихоокеанских морских пехотинцев под командованием полковника Анфимова прикрывала участок юго-восточного побережья Ладожского озера. На командном пункте шло совещание. Командир бригады, офицеры бригадного штаба и представитель Ладожской военной флотилии разбирали вопросы взаимодействия при обороне побережья
   Позвонив в штаб армии и доложив командарму о том, где он находится, генерал Орлеанский вник в суть вопроса и предложил завтра с утра проехать вдоль побережья Ладожского озера и на местности ознакомиться с организацией обороны побережья.
   - На бумаге все, кажется, предусмотрено, а на деле может этого и не быть. - заключил он.
   Для отдыха нам определили землянку неподалеку от командного пункта. Когда мы остались одни, Виктор Павлович сказал:
   - Завтра по минутам проверим сроки выхода подразделений бригады на угрожаемые участки
   Проверка показала, что на практике получалось не все так, как было записано в плане.
   - Видите, товарищ Анфимов, сколько неувязок набралось, - укоризненно сказал комбригу генерал Орлеанский - Надо проводить тренировки.
   - Есть проводить тренировки - отрапортовал Анфимов. - Однако, товарищ генерал, противник на Ладоге ведет себя спокойнее, нежели раньше.
   Орлеанский нахмурился.
   - Вы уверены? Вас не беспокоит то обстоятельство, что большая часть берега озера находится у противника? И кто может поручиться, что враг не высадит где-либо десант? В октябре сорок второго мы тоже не ждали десанта противника, а он попытался захватить остров Сухо.
   - Я все понял, товарищ генерал. Все исправим.
   Я не раз сопровождал начальника штаба в его поездках в войска. Неуемная энергия командующего, его страстное стремление научить командиров побеждать врага не числом, а умением заставляли офицеров штаба во главе с генерал-майором Орлеанским больше бывать в боевых порядках частей
   Эта поездка с начальником штаба невольно вспомнилась мне, когда зашел попрощаться к нему перед отъездом к новому месту службы.
   - Руководите штабом твердо, - напутствовал меня Виктор Павлович. Всегда помните, что начальник штаба наравне с командиром отвечает за результаты боевых действий части. Будьте на высоте положения. Потребуется помощь - обращайтесь
   Обращаться к генералу Орлеанскому мне, к сожалению, не пришлось. Его перевели на 1-й Белорусский фронт.
   В оперативном отделе товарищи устроили мне теплые проводы. С грустью и благодарностью за совместную службу расставался я с теми, с кем долгое время делил радости и невзгоды. Что говорить, трудно расставаться с хорошими товарищами. А в их числе были майоры Г С. Науменко, Н. Н. Пустовалов, И. Д. Белов, мой однокашник по минскому училищу А. А. Филанович, П. П. Грицай, капитаны А. Е. Осипов и Н.А. Нешта. Все они по-доброму напутствовали меня, а майор П. С. Литвинов, заботливая душа, даже вручил походный паек.
   - Держи, Степан, - сказал - Если попадешь в трудные условия и нечего будет есть, пригодится, да и нас вспомнишь.
   Это было 30 апреля 1944 года
   Задача на всех одна
   Из бригады прислали "эмку". Но не успел я сесть в машину, чтобы ехать к новому месту службы, как объявили воздушную тревогу.
   Во время налетов вражеской авиации всякое движение возле командного пункта армии прекращалось: чтоб не демаскировать. Мы с шофером поспешили в укрытие. Там уже находились работники штаба, операторы, порученцы
   Это был уже второй налет в течение дня, хотя командный пункт армии совсем недавно переместился на новое место. Возросшая в последнее время активность противника показывала, что он чем-то обеспокоен.
   Зенитная артиллерия встретила воздушного врага на подходе и поставила заградительный огонь, Он был не слишком плотным, но цели своей достиг. Самолеты противника поспешно сбросили бомбы и улетели. Наша "эмка" двинулась в сторону левого фланга армии, где в резерве стояла 70я отдельная морская стрелковая бригада. Теперь уже моя бригада.
   После весенней распутицы дороги начали просыхать. Через овраги и по низинам, где талая вода еще держалась, были уложены гати и колейные мосты. По этим тряским участкам быстро не поедешь. День заметно прибавился, чувствовалось приближение белых ночей.
   Когда я выехал из нашего штаба, дорога была еще пустынной. Лишь изредка попадались навстречу одиночные грузовики с кузовами, задернутыми пятнистым брезентом. Создавалось впечатление, что эта ухабистая фронтовая магистраль, устав от тяжелой ночной жизни, отсыпалась с наступлением светлого времени
   Но с наступлением вечера движение становилось все интенсивнее. На дороге появились пехотные колонны и артиллерийские подразделения на конной тяге. Возле станций Оять и Паша - пунктов снабжения армии - шла выгрузка войск из эшелонов, сновали машины и повозки с боеприпасами, продовольствием, другими воинскими грузами. И над всем этим фронтовым муравейником расправляла крылья северная ночь.
   Переполненные вешними водами Оять и Паша остались позади. Шофер Владимир Лунев вел машину уверенно, даже с некоторой профессиональной лихостью. Он смело преодолевал колдобины и рытвины и по каким-то неуловимым для постороннего взгляда признакам безошибочно ориентировался в темноте.
   Еще днем, в штабе, когда он представлялся: "Водитель Лунев прибыл", - я обратил на него внимание. Небольшого роста, широкоплечий, крепко сбитый, он производил впечатление физически сильного человека. Теперь же, в пути, для более обстоятельного знакомства было сколько угодно времени, и я спросил:
   - Давно в армии?
   - С сорок первого, - охотно заговорил шофер. - Как мобилизовали нас, так с тех пор и не расстаемся с "эмочкой". Новосибирские мы с нею. Шоферил еще до войны на мукомольном комбинате.
   - А теперь кого возите?
   Лунев круто взял вправо, объезжая ухаб, отчего машина чуть не опрокинулась в кювет. Я непроизвольно схватился за ручку дверцы, надеясь выскочить прежде, чем мы перевернемся. Но все обошлось благополучно, и Лунев продолжал:
   - Теперь вас возить буду. Вы же, товарищ майор, к нам начальником штаба назначены. А мы с "эмочкой" при штабе состоим...