О мастерстве и мужестве партизанских формирований убедительно говорилось в одном из оперативных документов ставки финской армии: "Партизаны - не обычные фронтовики. Это хорошо обученные, отборные люди. По их действиям можно предполагать, что каждое задание ими хорошо проработано перед его выполнением. Документов у убитых ни разу не найдено. Особенно надо отметить хорошую подготовку при преодолении препятствий, применение к местности. Они хорошо избегают возможности быть обстрелянными даже в тех случаях, когда они обнаружены и по ним открыт огонь. Партизаны действуют чаще всего дерзко. Офицеры находятся почти всегда впереди".
   Напуганное активными действиями партизан, немецко-фашистское и финское командование усилило охрану своего тыла, сооружало опорные пункты, минные поля, завалы, проволочные заграждения. Против партизан использовались пулеметы, артиллерия и даже самолеты. Для охраны своих гарнизонов оккупанты были вынуждены создать специальные батальоны, а в частях выделялись так называемые партизанские взводы, в задачу которых входило "быстрое отражение действий партизан и организация погони" Принимались и другие меры.
   Решительно и смело действовали подпольщики-разведчики, возглавляемые подпольными комитетами партии. В штаб фронта от подпольщиков - коммунистов и комсомольцев поступали важные сведения о военных, политических и экономических мероприятиях врага. Так, подпольщики Шетлозерского района первыми сообщили советскому командованию о строительстве узкоколейки от станции Токари до Вознесенья, по которой финны намеревались снабжать свои войска, находившиеся у Свири. За линией фронта подпольщики проводили беседы, собрания, организовывали прослушивание советских радиопередач. И жители оккупированных районов верили в нашу победу, активно помогали партизанам и подпольщикам в борьбе с захватчиками.
   Еще в августе 1941 года, когда противник находился в 80 километрах от Петрозаводска, военные разведчики 7-й армии с ведома ЦК Компартии КФССР решили, на случай возможного оставления города, иметь на оккупированной территории своего человека. Стали подбирать кандидатуру. Выбор пал на Дмитрия Егоровича Тучина. Он работал комендантом в Совнаркоме республики. Ему в то время было около 30 лет. Призыву в армию Тучин не подлежал как инвалид войны 1939-1940 годов.
   Родился Тучин в деревне Горное Шелтозеро, имел там небольшой домик. По национальности вепс, он свободно владел финским языком. В Шелтозерском районе жили его многочисленные родственники - брат, теща, сестры.
   В начале августа 1941 года Дмитрия Егоровича "исключили" из партии и сняли с работы. Слух прошел, что за пьянство. Тучин изобразил обиженного Советской властью и уехал в родную деревню вместе с женой Марией Михайловной. Скоро и в деревне все узнали, что Дмитрий Егорович несправедливо обижен руководством республики.
   В октябре Горное Шелтозеро заняли финские воинские подразделения. А через несколько дней Д. Е. Тучин был назначен старостой. С присущей ему аккуратностью Дмитрий Егорович "выполнял" поручения оккупационного начальства, а зорким глазом наблюдал за передвижением финских войск к Вознесенью. Это было очень важное направление - у Вознесенья противник форсировал Свирь и теперь накапливал живую силу, военную технику и материальные ресурсы для наступления на Волхов.
   Разведданные, переданные Тучиным по радио, легли на стол командования 7-й армии. И было принято решение дополнительно усилить участок фронта у Вознесенья. В начале октября сюда была переброшена 272я дивизия, сыгравшая важную роль в обороне на Свири.
   Сельский староста имел право свободного передвижения по территории района. Ездил он и в Петрозаводск. Встречался с финскими властями и военнослужащими, говорил с ними о продовольственных делах и на другие темы. И все замеченное, узнанное немедленно сообщал командованию Красной Армии.
   В начале 1942 года в Хельсинки проводилось совещание сельских старост оккупированной территории. Д Е. Тучину, как исправному старосте, была оказана честь быть приглашенным на него. На совещании выступал президент Финляндии Рюти. Затем Тучин был на приеме у президента в его кабинете, где за ревностную службу получил в награду медаль.
   Авторитет сельского старосты Тучина после этого еще более возрос. Финские военные коменданты и полицейские считались с ним и ценили его как своего надежного помощника.
   Но вот у Тучина испортилась радиостанция, связь с ним прекратилась. На встречу со старостой отправились по заданию разведчиков 7-й армии комсомолки Маша Мелентьева и Аня Лисицына. Они принесли Дмитрию Егоровичу другую рацию, получили от него новые сведения для передачи в штаб. Староста помог им выбрать безопасный путь для возвращения назад после выполнения задания. Словом, Д. Е. Тучин добросовестно исполнял долг советского гражданина.
   Плодотворно работала до октября 1942 года в Олонецком районе подпольная группа в составе М. М. Деляева, секретаря подпольного райкома партии, А. М. Звездиной, секретаря подпольного райкома комсомола, и О. В. Филипповой, радистки Она передала командованию Красной Армии подробные сведения о положении населения на занятой врагом территории, о мероприятиях оккупационных властей. От этой группы было получено сообщение о строительстве железнодорожной ветки Питкяранта - Олонец и узла обороны в районе Мегрозеро.
   К сожалению, в сентябре 1942 года финская полиция напала на след подпольщиков и арестовала Звездину. Деляев пытался уйти от преследования и перейти линию фронта, но ему не удалось сделать этого. Полиция захватила его в лесу и арестовала. В январе 1943 года М. М. Деляева судили и приговорили к расстрелу.
   Звездину в тюрьме пытали. Но допросы и пытки не сломили ее. Перед судом она писала своей подруге: "25 ноября 1942 г. Да, Таня, родная, завтрашний день мне что-то готовит. Сегодня вечером узнала, что завтра суд... Стою сейчас на краю бездонной пропасти, она уже готова заключить меня в свои объятья. Стою, стою не просто, а с высоко поднятой головой. Смерть, смерть, смерть - словно эхо вторит мысленно произносимое слово. Смотрю я на смерть открытыми глазами Внутренний голос твердит: больше твердости и спокойствия. Да! Я тверда сейчас, тверда так, как камень, и ни малейшего беспокойства только потому, что знаю, за что отдаю самое дорогое - жизнь свою: отдаю за свой народ, за его счастье".
   17 февраля 1943 года А. М. Звездину, М. М. Деляева и О. В. Филиппову расстреляли. Об их казни было сообщено в финской печати.
   Так что командиры и бойцы, сражавшиеся с оккупантами севернее Ленинграда, постоянно чувствовали локоть боевых помощников зримого и незримого фронта. "Наряду с большой политической работой среди населения, писал в одном из документов командующий войсками Карельского фронта генерал-полковник В. А Фролов, - большевики-подпольщики поддерживали непрерывную связь с действующей армией Карельского фронта и оказывали ей неоценимые услуги . По их радиограммам была составлена подробная схема укрепленных линий противника и использована в операциях Красной Армии. Подпольщики информировали штаб Карельского фронта о движении воинских частей противника и т. д.".
   В год 40летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне в честь карельских партизан открыт Музей партизанской славы. Им стала бывшая явочная квартира советских разведчиков, действовавших в годы минувшей войны на временно оккупированной врагом территории Советской Карелии. Экспозиция развернута на заповедном острове Кижи, в доме крестьян Серегиных, где до освобождения озерного края скрывалась группа отважных патриотов. Отсюда передавались ценные сведения о действиях и войсках противника.
   Работники музея полностью воссоздали обстановку того сурового времени. В небольшой потайной кладовке - рация, предметы солдатского обихода. В комнатах представлены экспонаты, рассказывающие о патриотической борьбе партизан и подпольщиков края в период борьбы с оккупантами. На стендах карты боевых действий, архивные фотографии организаторов партизанской борьбы в Карелии, снимки командиров и бойцов, их личные вещи.
   Пять часов на Смоленщине
   Анализ частных боев, результатов разведки, поездки по заданию командующего или начальника штаба в боевые порядки войск занимали все мое время. Лишь изредка нарушали этот распорядок письма от жены и сестры Софьи. Они не всегда были радостны. В середине лета 1943 года я получил очень тяжелую весть: севернее Дорогобужа в бою с врагом погиб муж сестры Иван Иванович Изотов. Он был комиссаром партизанского отряда имени Суворова. В конце лета пришло письмо и от Феди Василенко. Под Москвой в начале 1942 года он был ранен, а летом 1943 года вторично получил ранение под Ржевом. После излечения в госпитале находился в резерве командного состава Западного фронта.
   Наступила осень 1943 года, с неимоверной слякотью и ранним мокрым снегом. А мне предстояло лететь в Генеральный штаб с боевыми документами. Получил разрешение заехать к матери после того, как выполню задание в Генеральном штабе. Волновался и спешил: предстояло увидеть мать после освобождения Смоленщины от немецких оккупантов. Для меня это был невероятный случай - в тяжелое военное время побывать на своей родине.
   Самолет ТБ3, старый четырехмоторный бомбардировщик, использовавшийся в качестве транспортного самолета, на котором мне предстояло лететь, готовился перевезти пилотов истребительного полка. Они следовали за новой материальной частью. Самолет должен был лететь через Москву. Забитый до отказа пассажирами, их личными вещами и парашютами, самолет с трудом поднялся с полевого аэродрома Визекиничи.
   Низкая облачность и стремление экипажа избежать встречи с истребителями противника определили эшелон полета: самолет шел на высоте 600-700 метров. Под крылом - сплошной лес. Пролетели Тихвин. Вскоре пересекли границу Калининской области. Я находился в средней части самолета, держался за дюралевую трубу - опорную балку крыльев. Рядом справа на полу лежал домкрат. Соседи по перелету стояли рядом. Вдруг неожиданно пилоты стали перемещаться в хвостовую часть самолета. Я повернул голову вправо и через иллюминатор правого борта увидел пламя. Огонь под напором воздуха обтекал среднюю часть крыла самолета. Пожар! Худшее положение трудно себе представить: абсолютная беспомощность каждого из пассажиров. Но экипаж действовал решительно. Немедленно был выключен горевший мотор. Пламя несколько поубавилось. Из-за перегрузки самолет начал терять высоту. Я продолжал стоять на своем месте, прикидывая, куда может сесть самолет. Внизу увидел небольшую лужайку и несколько дальше - село. Еще раньше оценил обстановку экипаж. ТБ3 резко пошел на снижение. Вот он уже коснулся земли колесами и побежал по ней, подпрыгивая на выбоинах. Вздох облегчения вырвался из десятков грудей. Но сильный удар повалил многих на пол. Когда я очнулся и открыл глаза, оказалось, что нахожусь в бензиновой луже. Головной убор зажат между пнем и искореженным фюзеляжем самолета. Прямо у головы описанный выше домкрат весом около 50 килограммов. Портфель с документами в руке. До слуха донеслись стоны. Кто мог, выбирался из остатков самолет, так как цельной машины уже не существовало.
   Кто-то кричал, чтобы быстрее покидали самолет, ибо возможен взрыв горючего. Я отошел метров на 50 от прежнего места и опустился на землю. Тут же лежало несколько пострадавших. Державшиеся на ногах помогали раненым. Послышались предупреждения: "Не курить!", "Спичек не зажигать!"
   А случилось вот что. В конце площадки, на которой мы приземлились, протекал ручей. Попав колесами в него, самолет скапотировал и перевернулся. Моторы отлетели в стороны. Словом, наш перелет закончился неудачной посадкой в Молоковском районе Калининской области. Врачей среди пассажиров не было. Первую помощь оказывали друг другу сами. Жители села разместили нас по хатам, а нуждавшихся отправили на лошадях в больницу. Ехать предстояло не менее 25 километров. Такое же расстояние нужно было пройти, чтобы добраться до ближайшей железнодорожной станции. При первой же возможности я телеграммой сообщил в штаб армии, что жив и документы при мне, что поездом добираюсь до Москвы.
   Закончив дела в Генеральном штабе, все же решил побывать у матери на Смоленщине. Поезд вез меня по израненной войной местности. Что ни станция, то развалины. Станционные службы размещены, как правило, в приспособленных товарных вагонах. Вязьма, которую проезжал во второй половине дня, вся лежала в руинах. Поезд тащился медленно, а колеса вагонов стучали часто. Мне показался странным этот стук. На очередной остановке вышел из вагона и увидел, что колея составлена из обрезков рельсов. На нормальную длину рельса приходилось два-три стыка.
   Была уже ночь, когда я сошел на своей станции Митино. Кроме семафора, у которого всегда сворачивал в сторону нашей деревни, ничего знакомого не встретил. Даже дежурный по станции не был мне знаком. Неужели и здесь война оставила свой страшный след?
   Снежок запорошил землю. Это помогало мне среди ночи хорошо ориентироваться. Зашагал во всю мочь. Вот уже и подъем, за которым сразу можно было увидеть родную деревню. Но ее не было. Вот уже и овраг, по обе стороны которого стояли хаты. Здесь в детстве мы, ребятня, катались на санках и самодельных коньках. Овраг плавно спускался к днепровским заливным лугам. По знакомой тропе держу направление к нашей хате. При мне карманный электрический фонарь. Выхватил лучом света из темноты ствол дерева. Узнал свою липу. Весь ее ствол иссечен, видимо, осколками. Рядом с деревом что-то вроде окопа. Посветил вниз и увидел дощатую дверь. Скатился по обледенелой земле вниз. Дверь была заперта. Постучал.
   - Кто там? - услышал голос матери, тихий и тревожный.
   - Мама, это я, Степа... Дверь заскрипела.
   - Сынок, боже ж ты мой. - Простонала мама и повисла у меня на шее. В землянке было темно. Сестра зажгла свечу. Я осмотрелся. Обратил внимание на маленькую печь из кирпича. Поперек землянки были сделаны перегородки из обгоревших бревен и досок.
   Прибежала жена погибшего брата с шестилетней дочерью Валей. Проснулась от громкого разговора дочь сестры Любава. Детей заняли гостинцами, а у взрослых шел тяжелый разговор о войне и бедах, связанных с ней. Мать достала с полки фотографию и сказала, что ее передали партизаны. На фотоснимке были запечатлены четверо деревенских парней, расстрелянных гитлеровцами.
   - Мама, я эту фотографию видел.
   - Где, сынок?
   - На фронте. Ее нашли у убитого вражеского офицера. - И я рассказал, как это было.
   Мать слушала меня и рассказывала сама:
   - Ведь и меня с дочкой чуть не расстреляли. Когда Петю убили, то утром каратели нагрянули в хату и увидели на стене твою фотографию в военной форме.
   Спаслись мы случайно. Прибежал один полицай и сорвал фотографию со стены, сказал, что это чужой человек. Как я потом узнала, этот полицай был связан с партизанами. Ты его знаешь, Степа. Он из соседней деревни. - И она назвала его имя. А потом она рассказала, что в период оккупации заходил зять Ваня Изотов. Он прятал оружие и боеприпасы на нашем огороде.
   Пять ночных часов пребывания в родной деревне пролетели как один миг. В 6 утра нужно было попасть на поезд. Размышлял над увиденным и услышанным. Фашисты методично и настойчиво претворяли в жизнь план истребления советских людей. У меня защемило сердце: такое простить нельзя.
   Накануне больших перемен
   В оперативном отделе штаба 7-й отдельной армии завершалась подготовка боевого донесения Верховному Главнокомандующему и в Генеральный штаб, когда вслед за сигналом "Воздух" мы услышали вой снижавшихся самолетов противника и взрывы авиационных бомб. Тараторили орудия зенитной артиллерии, прикрывавшие командный пункт, но разрывы их снарядов напоминали детские хлопушки.
   - Ну и карусель сегодня, - проговорил полковник Иван Захарович Кутняков, начальник оперативного отдела, забежавший в землянку. - Самолеты противника прорываются между высотами. Наши зенитки, мне кажется, запаздывают с открытием огня...
   Его очередную фразу заглушили мощные разрывы. Две бомбы упали недалеко от нашей землянки, струи песка посыпались с потолка на рабочие карты. Несколько взрывов произошло в районе армейского узла связи. - Как там у вас? - покрутив ручку полевого телефона, спросил полковник Кутняков начальника связи армии генерала Лагодюка. Тут же приказал подполковнику Хохлину и капитану Осипову справиться по всем отделам командного пункта и выяснить потери. Все обошлось благополучно, и работа продолжалась обычным порядком,
   После прорыва вражеской блокады под Ленинградом и на Карельском фронте шло накапливание сил для очередного удара по немецко-фашистским захватчикам. Видя это, мы, операторы, радовались: час расплаты приближается. Войска первой линии продолжали совершенствовать оборонительные рубежи. Это диктовалось условиями, в которых они находились, особенностями театра военных действий
   Ввиду недостаточного количества живой силы и техники основные усилия войск сосредоточивались на решающих направлениях, а оборудование местности в инженерном отношении ограничивалось пределами первой (главной) полосы обороны и частично районами расположения резервов. Основу ее составляли батальонные районы обороны. Наша армия имела двухэшелонное оперативное построение. В первую очередь прикрывались наиболее опасные направления, дороги, что в лесисто-болотистой местности имело важное значение. На путях подвоза и эвакуации через каждые 5-6 километров делались блокгаузы с круговой обороной, широко практиковались завалы и засеки, противопехотные препятствия (проволочные сети, рогатки, проволочные заборы, силки, спирали типа "спотыкач" и др.). В лесистых районах оплетались проволокой кустарники и деревья по опушкам и просекам, проволочные заграждения усиливались самовзрывающимися фугасами. По берегам замерзающих рек и других водных преград проводилось обледенение скатов. Делались и снежные валы.
   Нужно, мне кажется, отметить и еще одну особенность. Из-за сложных рельефных условий не удавалось маневрировать силами и средствами. А для создания достаточных резервов не было возможностей. Промежутки между соединениями и частями достигали больших размеров. Но, как говорят, безвыходных положений даже на войне не бывает. Войска приспособились к местным условиям, научились использовать для оборудования позиций, наблюдательных пунктов и укрытий камень и дерево Резервы и вторые эшелоны были максимально приближены к переднему краю. Большое внимание придавалось противотанковым силам и обучению истребителей танков. На танкоопасных направлениях артиллерия подготовила заградительные огни.
   Оборона по Свири не была пассивным противостоянием. Важную роль в боевых действиях играла разведка. Она должна была вскрывать группировку противника, его планы, характер действий. С этой целью полки
   и дивизии проводили разведку боем, а в зимнее время - лыжные рейды по тылам врага. Иногда для разведки боем создавались сводные отряды, которые получали задачу: выбить противника с занимаемых позиций, захватить пленных, образцы оружия и боевой техники. Случалось, такие отряды действовали совместно с лыжными батальонами, которые имелись в каждой дивизии.
   Было много поучительных примеров того, как обеспечивалась активность обороны. Их немало описано в воспоминаниях ветеранов войны, и потому повторять не буду. Отмечу лишь роль лыжных батальонов. Перед ними была поставлена задача - "чтобы ни на один момент тыл противника не мог работать нормально", изматывать гитлеровцев "до полной потери ими боеспособности". Они уходили в тыл врага на 10-12 суток, имея при себе (точнее сказать - на себе) все необходимое для боя и диверсионных действий Объектами для них были гарнизоны противника. Часто лыжники действовали и из засад на дорогах и контрольных лыжнях. Пленные на допросах показывали, что советские лыжные подразделения, в составе которых немало снайперов, появляются внезапно, наносят большой ущерб и "уничтожить их невозможно".
   Днем и ночью, зимой и летом, в любую погоду воины 7-й отдельной армии два с лишним года изматывали врага, заставляли его находиться в постоянном напряжении, мешали его отдыху, подавляли морально. И готовились к наступлению.
   Эта подготовка шла на всех уровнях, от командующего до бойца. Командно-штабные игры, тактические летучки, подготовка позиций, партийно-политическая работа - все проводилось с учетом перспективы. Так, в начале 1944 года в армии прошла командно-штабная военная игра по теме "Наступательная операция армии с форсированием крупной водной преграды". И ни у кого не было сомнений: скоро будем форсировать Свирь.
   Разработчики игры, а в их числе были и мы с подполковником Хохлиным, собрали о реке подробные сведения. Из них следовало, что Свирь - трудная водная преграда. Ее ширина - от ста метров до километра. В районе Лодейного Поля - около четырехсот метров. Река глубокая - от 4 до 7 метров при скорости течения 0,5-1,2 метра в секунду. Северный берег низкий, местами заболоченный, заросший кустарником и лесом. Все переправы через Свирь были уничтожены, а возможное разрушение противником плотины Свирской ГЭС в момент форсирования реки могло существенно повлиять на переправу войск.
   Командующий армией генерал-лейтенант А. Н. Крутиков неоднократно подчеркивал, что командно-штабная тренировка - это репетиция предстоящего наступления. В ней все должно быть учтено до мельчайших подробностей и взвешено всеми специалистами без условностей и натяжек. Это он объяснял разработчикам и всем командирам, штабным офицерам, принимавшим участие в игре.
   Генерал-лейтенант А. Н Крутиков был, как писал позднее Маршал Советского Союза К. А. Мерецков, до мозга костей военным человеком. Он сражался с врагами Родины в гражданскую войну. В 1919 году вступил в партию. Став в ряды защитников завоеваний Октябрьской революции, он настойчиво стремился к вершинам военной науки. В 1931 году окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе, в 1938м - Академию Генерального штаба. Высококвалифицированный, всесторонне образованный и культурный военачальник, он обладал незаурядными организаторскими способностями. Волевой, энергичный, решительный, требовательный командир, он был исключительно скромным человеком. Работать с ним рядом было большим счастьем.
   Командующий, конечно же, четко представлял роль нашей армии в предстоящей Свирско-Петрозаводской наступательной операции Ей предстояло основными силами форсировать реку Свирь, прорвать оборону противника на участке Харевщина, Лодейное Поле, озеро Охтальское и, развивая наступление на Олонец, Сортавалу, уничтожить основные силы олонецкой группы врага и выЙ1и на государственную границу. Одновременно частью сил армия должна была наступать на се вер и совместно с соседями разгромить противника на западном побережье Онежского озера, освободить Петрозаводск и Кировскую железную дорогу. Все это нам стало известно позднее, а пока от нас, офицеров оперативного отдела, командарм требовал детального знания положения войск на фронте, их состояния и возможностей. Столь же подробные данные он рекомендовал иметь и о противнике. Он не любил общих рассуждений, ценил конкретность и лаконичность в докладах, точность в боевых донесениях и, безусловно, исполнительность. Давая разработчикам указания по подготовке материалов к командно-штабной игре, он давно - и это чувствовалось выстрадал, что называется, замысел армейской наступательной операции.
   - Очень важно правильно, исходя из обстановки и сил, - чеканил он каждое слово, - выбирать направления главного и вспомогательного ударов. Вот смотрите, - и он наклонился над картой, лежавшей на столе, - можно нанести удар по противнику, который удерживает плацдарм южнее реки Свирь, между Онежским озером и Подпорожьем. В начале наступления не потребуется форсировать водную преграду. Разгромив врага на плацдарме, можно с ходу преодолеть реку. Заманчиво, не правда ли? А что значит с ходу при недостатке десантнопереправочных средств? Это значит потерять время, дать противнику опомниться. Да и удар по центру вражеской обороны приведет лишь к выталкиванию неприятеля, а не к разгрому его. Поэтому при разработке задания нужно иметь в виду направление главного удара на Лодейное Поле, Олонец, Сортавалу. Вспомогательный удар целесообразно нанести восточнее Подпорожья, на станцию Токари и Петрозаводск.
   Командующий обосновал, почему главная группировка сил армии должна быть в районе Лодейного Поля. Он подчеркнул, в частности, что тут будет возможность силами войск еще в период оборонительных действий подготовить десантные переправочные средства из местных материалов. А, разгромив на выбранных направлениях войска 6-го армейского корпуса противника и его части северо-восточнее Подпорожья, мы создадим условия для выхода наших основных сил на правый фланг неприятельской группировки между Онежским и Ладожским озерами.
   Генерал сделал паузу, посмотрел на нас с Хохлиным, словно выяснял, понимаем ли мы сказанное. Потом продолжил:
   - В осуществлении этого замысла может хорошо помочь десант. Спланируйте высадку оперативного десанта силой не менее бригады средствами Ладожской военной флотилии на восточное побережье озера. Вот хотя бы сюда. - И он поставил на карте значок. - К берегу подходят железная и шоссейная дороги на Сортавалу. Подумайте, что и где может высадить в это время Онежская военная флотилия. Когда на военную игру прибудут оперативные группы этих флотилий, появится возможность все это обговорить в деталях.