Глубина здесь не превышала двадцати-тридцати каймов, глубину легко можно было прикинуть на глаз, потому что - вот оно, дно, как на ладони, рукой подать... Дно покрывал песок лимонной желтизны и пересекали дорожки, сложенные из плоских, тщательно пригнанных друг к другу камней. Дорожки вели от грота к гроту, и гротов этих под водой было видимо-невидимо, куда ни кинь взгляд. Входы в пещеры где прикрыты водорослями, где занавешены нитями янтаря, где открыты. Между гротами стояли столы, за ними сидели люди - в основном мужчины. И не просто мужчины: по гроздьям серег в ушах, по татуировкам, по одежде, по обветренным лицам и огрубелым ладоням угадывалось, что большинство их них, если не все, моряки. Осьминоги подавали им яства и вино. Меж столами сновали морские коньки и игриво терлись о ноги. У кого-то на коленях сидели хохочущие русалки, подливали вино, обнимали за шею и осыпали поцелуями...
   Там, в бездне, было слышно, как удивительно чистый девичий голосок старательно выводит:
   Приходи, когда лепесток луны
   Поплывет по реке небес.
   Приходи потому, что жизнь - это мы,
   Угодившие в темный лес.
   Приходи откровением губ и рук,
   Я готова почти на все.
   Потому, что жизнь - это просто круг,
   Это чертово колесо.
   Надо всем этим жутким своей правдоподобностью бредом броненосец "Серебряный удар" сейчас и проходил. Над людьми, нежащимися в креслах-раковинах с трубками в зубах - а над трубками поднимаются синие облачка. Люди покачивались в гамаках, натянутых между гротами. Кто-то забавлялся, катаясь на круглой, как шар, пучеглазой рыбине. Наголо бритый пожилой человек со шрамом через всю голову, поглаживая шкиперскую бородку, вдумчиво играл с огромным омаром в игру, напоминающую шахматы. Они переставляли по клеткам трехцветного поля изумруды, кораллы, раковины... Встречались и вполне земного облика женщины. Вот одна, уже немолодая, играет на арфе. Другая, совсем юная девчушка, кружит в танце с юношей в мундире гидернийского обер-лейтенанта, а вокруг вьются стайки пестрых рыбешек... Еще одну женщину раскачивали на качелях, сделанных из водорослей и панциря краба, два проворных кальмара... Вот из грота вышла изумительной красоты дама в прозрачном, как и вода над ней, хитоне. Подняла голову, провела взглядом по людям, перегнувшимся через фальшборт, завела руки за шею и резко вскинула их, встряхнув роскошными волосами, рассмеялась... А волосы, как в замедленной съемке, колыхались медленно, завораживающе - дело все-таки происходило под водой...
   Приходи потому, что жизнь - это пыль
   В паутине текущих дней.
   Мы сегодня - живые.
   А завтра мы
   Превратимся в пару камней...
   И другие люди - за столами, в гамаках, на рыбах, на дорожках - бросали взгляды наверх, улыбались проходящему кораблю и призывно махали руками.
   - Фиддлерсгрин!
   - Морской рай!
   - Великий Тарос, да это же рай моряков!
   - Существует!..
   - Стоять!!!
   Предупредительный оклик Пэвера опоздал. Раздался всплеск, и люди на корабле, включая маскапа Сварога, увидели, как комендант угольной базы крон-майор Прого Тританг уходит под воду, погружается в кущи подводного рая. Вот он достиг дна, встал ногами на каменную дорожку, ощупывает себя, улыбается, счастливо оглядывается. К нему подплывает русалка с раковиной-бокалом в руках, дает ему вино, обвивает за талию. К Прого с распростертыми объятьями идет, оставляя на песке тут же затягивающиеся следы, плечистый человек в капитанской фуражке...
   Но Сварог уже не любовался райскими картинками. Он двигался по палубе и планомерно отшвыривал людей от фальшборта.
   - Всем отойти! Вон с палубы! Внутрь! В кубрик! Я сказал, щенок, вон отсюда! - и Сварог, сочно приложив кулаком, отправил в нокдаун какого-то сопляка с обезумевшими глазами со слюной на губах, попытавшегося вцепиться маскапу в горло. Пусть лучше валяется в нокдауне, чем на дне.
   Сварогу удалось сломать очарование, складывающееся из медленного, безмятежного, умиротворяющего парения над идиллическими видами... а виды-то сменяют друг друга, виды полны разнообразия, и каждый прелестен и манящ, и нет ничего страшного на дне, нет ничего плохого под водой, нет ничего жуткого в смерти и...
   Сварог, очухавшись на мгновение на слове "смерть", не без усилия заставил себя включить "магический глаз"...
   - Пэвер, Олес, Чуба, так вас перерастак, что застыли, гони всех прочь! летел вдоль борта Сварог.
   Чуба-Ху в собачьем обличье перехватила, вцепившись клыками в ногу тоурантца, тащившего к фальшборту женщину, наверное жену, и ребенка, наверное своего. Не иначе хотел уйти с ними от невзгод в сказочную страну. А Чуба, как и Сварог, скорее всего, видела, как выглядит эта сказка на самом деле.
   Отталкивая зачарованных людей от борта и надрываясь в крике, Сварог поливал океанскую воду серебром из шаура. И когда он увидел, как отшатнулись от борта люди, то понял, что серебро подействовало на морскую нечисть именно тем макаром, каким и должно оно действовать на любую нечисть. Тогда Сварог остановился, посмотрел вниз.
   Вода замутилась. Вода потемнела и забурлила, взбивая черную пену. И в этой пене замелькали темные влажные спины. Спины кишмя кишели вокруг корабля - там, где над водой появлялись откусанные кисти, ступни, ноги, ошметки внутренностей... и тут же части розовой человеческой плоти накрывали темные туши. Одна из тварей вдруг взмыла вверх, по-дельфиньи заплясала на волне, явив себя во всей красе: вытянутая безглазая голова величиной с водолазный шлем сразу, презрев необходимость иметь туловище, переходила в длинные, напоминающие ноги, очень подвижные ласты. Тварь сжимала в пасти, полной мелких зубов, голову коменданта Прого. Словно исполняя танец злобного торжества, прошлась с головой в зубах по волнам, по тушам сородичей. Головастик веселился, пока из кишенья спин не выпрыгнул другой головастик и не вырвал из его пасти игрушку, как ватерпольный мячик...
   * * *
   ...А потом они увидели, что осталось от флота государства Вильнур.
   Тоурантец в каюте так и не поддался внушению. Расстреляв все патроны в дверь, последний он употребил себе в горло. Это произошло как раз тогда, когда "Серебряный удар" уже шел через обломки.
   Экипаж "Удара" высматривал в воде людей. Сварог приказал сбавить до "самого малого" и готов был остановить "Удар", если они обнаружат за бортом живых. Но надежд на это, прямо сказать, было немного. На воде взгляд не отыскивал ни единого куска, клочка, лоскутка, ошметка или обрывка, который превышал бы два кайма в длину или в ширину. Причем все дерево, ровным слоем покрывающее поверхность океана на несколько кабелотов вокруг, было размочалено, в отщепах, с отверстиями, напоминающими прокусы. Обрывки парусины были измяты и изодраны. Свидетельства морской трагедии выглядели так, словно чей-то флот пережевали и выплюнули. Весь флот.
   - Вильнурцы, - сразу определил кто-то на палубе. - Их парусина, толстая...
   - Да, - согласились с ним. - Видишь, сколько обломков весел. А у Вильнура все суда гребные, даже те, что оснащены парусом...
   - Интересно, здесь их накрыло или уже в таком виде течением пригнало?..
   Всякие сомнения в принадлежности погибшего флота отпали, когда они разглядели среди волн полотнище - зеленая и оранжевая полосы с правой стороны и вертикальная красная. Флаг Вильнура. До самого выхода из жуткого пятна "Серебряный удар" шел на "самом малом". Но людей ни в подзорные трубы, ни без труб среди обломков с борта так и не увидели...
   А потом случился шторм. Шторм накрыл их, в полном соответствии с картой Ваграна, у границ области синих штрихов и области, свободной вообще от всяческих обозначений. Канонический такой шторм, самый обыкновенный - без следа магии: с обязательным затишьем перед бурей, с внезапно почерневшим небом, с обрушившимся шквальным ветром, с ливневыми струями, с волнами, перекатывающимися через верхнюю палубу, с обязательным девятым валом.
   Они тоже действовали вполне канонически. Развернулись носом к волне, врубили "самый полный" и лихорадочно принялись готовить помпы в трюмах. В ожидании, когда броня не выдержит ударов волн и поддастся.
   Одно только выпадало из канона: этот шторм не заканчивался, не собирался стихать. Он будто прицепился к кораблю за невидимый трал и лупил, лупил, лупил...
   И в какой-то момент Сварог внезапно понял: буря будет продолжаться до тех пор, пока "Серебряный удар" не сдастся... И очень скоро он ощутил, что следующего девятого вала их броненосец уже не выдержит. Понимание пришло, видимо, от того, что сросся за эти дни он с кораблем, почувствовал его, как и должен чувствовать капитан свое судно, как должно чувствовать сердце работу остальных органов тела.
   "Удар" кренило - он выравнивался, "Удар" проваливался в волну - и все-таки выдирался из нее. Скрипело железо, стонали перекрытия, дрожал скелет корабля. Каждая наваливающаяся волна словно проходила с содроганием через все клетки Сварога.
   В рубку ввалился Пэвер, зеленый от качки и мокрый от воды.
   - Плохо дело, граф! - проорал он сквозь вой бури в самое ухо Сварога. Корабль руля не слушается, винт, наверное, покорежило! В котельной полно воды, швы расходятся! Если зальет топку - кранты окончательные!..
   И Сварог решился. Решился еще и потому, что отпал всякий смысл соблюдать осторожность. К тому же не привык он ждать, казнят его или помилуют, даже пусть дело касается стихии. Надо пускать в бой последний резерв.
   И такой резерв был.
   Ну, если быть честным, Сварог лишь надеялся, что в его руках именно резерв, а не последний гвоздь в собственный гроб. Основание для надежды вроде имелось: лесные и степные пожары останавливают рукотворными пожарами, пущенными навстречу...
   Из рубки - рывок в каюту, в секундном перерыве между ударами волн, из каюты, со шпагой на боку - к юту. Через бесконечный дождевой поток, не дающий вздохнуть. Цепляясь за ограждения и выступы, сжимая их до судорог в кистях. Через водные валы, обрушивающиеся сверху, бросающие тебя на фальшборт и пытающиеся утащить за собой, в океан. Сердце подкатывалось к самому горлу, когда "Серебряный удар" падал в бездну между черными громадами, сердце распластывалось о диафрагму, когда "Удар" взмывал на гребень исполинской волны, чтобы тут же вновь ухнуть в мрачный провал... Молнии били без перерыва, освещая залитую водой палубу как стробоскопом. Грома слышно не было - все заглушал рев взъяренного океана.
   Но - добрался.
   На корме Сварог прижался к задней стенке ютовой надстройки, накрепко привязал себя к ступени скоб-трапа. Достал из кармана клыл Зверя, зажал в кулаке. Теперь требовалось поймать паузу между накатами валов. В эту паузу вытащить шпагу из ножен, коснуться ее клыком... А дальше, как говорится, по обстоятельствам.
   Так он и сделал. Выдернул шпагу, разжал кулак, приставил клык к трехгранному клинку...
   Пожалуй, никогда еще Сварог не попадал так метко - в центр мишени, в десятку, в самое "яблочко", как с мыслью о пожаре, выпущенном навстречу пожару.
   Навстречу буре рванулась именно буря. Хлестуло от клинка кроваво-алыми яркими лучами, и эта Сварогом выпущенная мощь покатилась прочь от корабля.
   Сварог невольно стал свидетелем величайшего и грандиознейшего события сшибки лбами двух. штормов. Наверху завихрились черные жгуты и спирали встречных ураганных ветров, заплелись, как руки дзюдоистов. Валы, мчавшиеся к кораблю и от корабля, сошлись посередь и взмыли стеной, пытаясь завалить друг друга. От того, кто кого одолеет, зависело, быть "Серебряному Удару" или не быть. "Удар" ждал своей участи в крохотной областенке внезапного и полного затишья. На стороне корабля билась сейчас мощь неведомого Зверя. И билась насмерть. Зверь уничтожал людей, стал проклятьем атарцев на многие поколения сейчас же его так и не истребленная сила словно пыталась искупить вину.
   И буря, сотворенная природой, уступила перед Звериным натиском и злостью. Стала откатываться по всем фронтам, по всем тремстам шестидесяти градусам...
   А шпага рассыпалась, как тонкий хрусталь, брошенный на бетон. Клык же остался целым и невредимым. "Из чего следует вывод: клык выбрасывать резона нет. Если где-то вновь встретится часть того Зверя, то снова можно попробовать... Даже нужно будет попробовать, потому что на этот раз мне понравилось", - подумал Сварог, отлипая от стены.
   Ну, это все - перспективный взгляд в будущее, "А чего, - спросил себя Сварог, - мне хочется именно сейчас? То есть безотлагательно, по свежим следам пережитого. Да тут и думать нечего". Желание он произнес вслух:
   - Двести водки - и спать...
   Часть третья
   "СЕРЕБРЯНЫЙ УДАР"
   Глава тринадцатая
   Последний парад
   Второй такой бури "Серебряному удару" будет не пережить. Потому что нет на пути портов, где можно встать на ремонт, по своему выбору в "сухой" или "мокрый" док, и квалифицированный персонал подлатает тебе посудину. Латать приходилось на ходу, используя подручные средства.
   Потрепало изрядно. Расшатало в креплениях и перекосило среднюю трубу, сорвало и уволокло в неизвестность один из разъездных катеров, снесло к чертовой бабушке главный прожектор, погнуло мачту, оборвало несколько канатов, кое-где развалило фальшборт.
   Внутри корабля разрушений было не меньше, а их последствия, пожалуй, оказывались тяжелее. В машинном завалило один котел и паром обварило двух кочегаров. Причем котел не просто завалился, а врезался в резервную паровую машину и искорежил ее до полного невосстановления. Таким образом, у них осталось всего две машины, причем одна сейчас не работала - она остывала, чтобы можно было вернуть котел на прежнее место.
   В трюм натекло средних размеров море воды, и вода все прибывала через щели в разошедшихся листах обшивки. С водой боролись все четыре помпы броненосца, щели спешно заделывали, накладывая "пластыри" из досок, листов железа и непромокаемой ткани. В авральную команду Сварог включил всю без исключения здоровую часть экипажа. Но шторм жестоко обошелся не только с "Серебряным ударом".
   Помимо кочегаров погибло еще несколько человек. Одному размозжило голову сорвавшимся с петель люком, другого качка швырнула на погнутое и колом торчащее ограждение трапа, одна женщина ударилась виском об угол стола. Двое, женщина и ребенок, пропали без вести - скорее всего, смыло за борт. А еще несколько сотрясений мозга, сломанная рука, сломанное ребро, выбитый глаз, распоротое бедро и острый приступ язвенной болезни. Сущей ерундой на этом фоне выглядели бесчисленные ушибы, ссадины, порезы, вывихи. И со всем этим тоже надо было что-то делать...
   Однако кое-что радовало: из поганой зоны, заштрихованной на карте Ваграна синим цветом, они все-таки вырвались. Сварог даже потребовал от своих штурманов перепроверить расчеты, мало ли, может, проклятые места влияют и на показания приборов. Во второй, а затем и в третий раз показания сошлись с первоначальными... Да, из области, где законы зла сильнее законов моря, они вырвались. И более того - вышли на прежний, безопасный, ежели верить карте Ваграна, курс.
   Впрочем, останавливаться поблизости от гиблых мест Сварог не хотел. Нет уж, отойдем подальше, там уж застопорим машины и будем зализывать раны.
   Не получилось.
   Когда в капитанскую каюту ввалился Пэвер, у Сварога сердце сжалось от дурного предчувствия: суб-генерал был всклокочен, глаза горели, да и вообще он производил впечатление человека, только что нос к носу столкнувшегося с привидением.
   - Мастер Сварог, - начал он с порога, - вы должны это видеть. Без вас решили не открывать. Такое бывает раз в жизни, а то и реже... Вот повезло же мне! А говорили - сухопутная крыса, сухопутная крыса...
   - Что там еще?
   Выяснилось, что мастер старпом, десять минут назад с носа корабля плевавший в буруны и размышляющий о сущности всех человеческих устремлений и о том, что неплохо бы размочить грусть глотком доброго гидернийского, неожиданно заметил тусклый отблеск слева по борту. Посмотрел в подзорную трубу, с которой почти не расставался, и в немалом изумлении увидел качающуюся на волнах бутылку. Мысль о какой-нибудь очередной колдовской ловушке ему в голову даже не пришла. Пэвер мигом свистнул случившегося неподалеку матроса и приказал бутыль изловить. С помощью "такого сачка на длинной палке, Навака знает, как она называтся", бутыль была благополучно вытащена (интересно, если б сразу не поймали, приказал бы он стопорить машины?) и отнесена в кают-компанию. К величайшему сожалению генерала, вина в посудине не оказалось ни капли, зато оказалась целая рукопись. По всему, с времен прошлого Цикла. Как она выдержала мотание по волнам пятьсот лет, почему бумага не истлела в пыль - сие никому неизвестно, но "вам, мастер Сварог, нужно обязательно посмотреть".
   - Обязательно нужно? - хмуро спросил Сварог: читать найденные в бутылке рукописи ему не хотелось совершенно.
   - А как же, сорок копий мне в глаз! Вы понимаете, это же оттуда, с Граматара, когда он еще не затонул! И потом, по преданию, найти такую бутылку - это очень добрый знак. Очень. А уж тому, кто ее нашел... - И генерал мечтательно закатил глаза.
   - Ну пошли, что ли...
   Сварог нехотя проследовал за Пэвером в кают-компанию, где его уже ждал весь бравый экипаж "Парящего рихара". В центре стола мрачно возвышалась мутная, грязная глиняная бутыль незнакомой формы, с высоким горлышком, вся в каких-то обрывках подсохших водорослей, открытая, а рядом лежали несколько свернутых в трубочку желтых листиков.
   - Показывайте давайте, что там у вас...
   Пэвер дрожащими пальцами развернул ломкие страницы<См. Глоссарий>...
   Дочитать до самого конца им не дали: в кают-компанию осторожно постучался мальчишка-вестовой с сообщением: слева по борту замечены паруса.
   Судно было одиночным - по крайней мере, никаких следов нахождения в пределах видимости прочих плавсредств Сварог с мостика не обнаружил и вновь пристально вгляделся в очертания парусника. А очертания-то, что ни говори, до боли знакомые... Мама дорогая, так это же...
   Он резко развернул подзорную трубу на сто восемьдесят градусов, подышал на линзу, протер рукавом, вновь поднес окуляр к глазу... И присвистнул от удивления. Ну так и есть - старые знакомые! Надо же, добрались досюда, и как только нас догнали, чудеса...
   Параллельным потрепанному "Серебряному удару" курсом двигалась шхуна "Путь", которую Сварог освободил из гидернийского плена на угольной базе. Адвентистам, похоже, повезло - паруса все целы, идет ровно, весело, без крена, с такой же скоростью, благо ветер попутный... Ну, сектанты, ну Дети Зари...
   - Они нас видят? - спросил он у вахтенного бакового наблюдающего.
   - Должны, если оптика хорошая, - ответил пожилой клаустонец в мятой фуражке.
   - А поднимите-ка на веревках вымпелы: "Привет". Есть такой?
   Наблюдающий, не моргнув глазом, перегнулся через ограждение мостика и крикнул кому-то внизу:
   - Приказ маскапа! Поднять на фалах сигнальные знаки "Приветствие"!
   Сварог и бровью не повел. По тонкому канатику пополз вверх, к верхушке мачты, трепыхающийся на ветру флажок. Он вновь поднял подзорную трубу. Через несколько минут уже целая гирлянда флажков заполоскалась между мачт рассекающей океанские волны шхуны.
   - Что пишут?
   - "Рады... встретить вас... О благодарности помним... Ждите..."
   Сварог нахмурился. Чего ждать-то, интересно?
   - Спросите, не нуждаются ли они в помощи.
   Шхуна ответила, что ни в чем не нуждается и вскоре продолжит путь, как только выполнит обещанное... Путь, вишь ты, жрецы хреновы. Ну, не хотят помощи, не надо.
   Сварог спустился с мостика на палубу, повернул было к кают-компании дочитать познавательную рукопись, но со стороны, на этот раз уже ютового наблюдающего донесся крик:
   - Вижу дымы на горизонте!
   - Да что ж это такое, не океан, а проходной двор... - пробормотал он себе под нос и решительно двинулся к корме. В груди тихонько запиликало чувство опасности. Спасибо, давно не слышали... И тут же к нему присоединилась пинг-понговская пульсация над левым виском. В унисон они затарабанили в сердце Сварога, как молотками.
   Сварог приостановился, закрыл глаза, оперся рукой о холодный металл надстройки. Черт, да что за ерунда с ним творится?!
   - Что-нибудь случилось, граф?! - Клади с Рошалем вышли из кают-компании.
   - У нас каждый день что-то случается, не заметила? - невесело усмехнулся Сварог и выпрямился. - Помнишь шхуну, которую мы встретили на угольной базе? Так вот она нас догнала.
   - "Путь"? - сдвинул брови Рошаль. - Как они нас догнали? Как нашли в океане? Не нравится мне это, граф...
   - Во-во, совершенно ценное замечание. И еще какие-то дымы на горизонте. Пойдем глянем.
   * * *
   ...Рошаль был прав, такое никому не могло понравиться. Впрочем, это касалось отнюдь не шхуны, набитой сектантами.
   - Догнали-таки, надо же... - с ноткой удивления в голосе пробормотал Сварог. Он стоял у кормового флагштока и в трубу рассматривал горизонт.
   - Гидернийцы? - негромко спросил Рошаль.
   - Так кто ж еще-то...
   То, что это противник, сомневаться, увы, не приходилось. Два корабля были пока далеко, на самой границе видимости, и даже в трубу выглядели лишь несерьезными, едва различимыми точками на фоне серого неба. Но от них тянулись, стелились по линии горизонта размытые черные полоски. Дымы из труб. А поскольку корабли на паровом движителе имеет только гидернийский флот, то делайте выводы, господа, делайте выводы...
   - Может, еще не догонят, - неуверенно сказала Клади. Волосы, чтобы не трепал ветер, она собрала в "конский хвост" на затылке. - Может, их потрепало круче, чем нас. Да и Бумаги Ваграна у них не было...
   - Много она нам помогла, эта бумажка... сами ведь справились.
   - Надейся на лучшее и готовься к худшему, - сказал Рошаль.
   - Эт-точно, - Сварог опустил подзорную трубу, глубоко вдохнул соленый воздух. - Ну что, орлы, поздравляю: все, что раньше было - это учебка. Начинаются боевые будни... И скажите спасибо, что их только два...
   - Спасибо, - совершенно серьезно сказала Клади.
   - А почему, собственно, только два? - с недовольством поинтересовался мастер Рошаль, всматриваясь в горизонт. - Где остальные? Где сам конвой?
   Сварог пожал плечами.
   - Может, эти просто сбились с курса. Может, конвой уничтожен, и это все, что осталось от флота Великой Гидернии. Может, их специально откомандировали на охоту за нами. Да кто их разберет... Меня другое сейчас интересует: на каком топливе, позвольте узнать, забрались так далеко? Была резервная база дозаправки, что ли?
   - Скинулись... - буркнула Клади. Сварог повернулся к ней:
   - Не понял?
   - Жертвуешь половиной броненосцев. Уголь на базе, предназначенный для них, переваливаешь в трюмы остальных. Остальные оказываются забиты топливом под завязку, а те, пустые, ты бросаешь... Или, вероятнее, затапливаешь.
   - А что, - поразмыслив, кивнул Сварог, - вполне может быть. О таком варианте я как-то не подумал, .. Ну так ваши предложения, господа офицеры? Они ж не отстанут...
   - Уходить на всех парах, какие остались, - не задумываясь, ответила Клади. - Если дичь убегает, значит, она трусливая, значит, слабее тебя...
   - Да вы, баронетта, знаток военно-морских душ, - невесело усмехнулся бывший - старший охранитель короны.
   - Я, мастер охранитель, охотник... - в тон ему сказала баронетта, на Рошаля не глядя. - Они бросятся следом, войдут в раж... И мы либо уйдем, либо, если не получится, неожиданно стопорим машины и приветствуем дорогих гостей праздничным салютом в лоб...
   - Извините, баронетта, но это бред, - фыркнул Рошаль. - Уж поверьте мне. Эти гонки могут затянуться до ночи, а в темноте нас расстреляют - даже пикнуть не успеем. Наши бойцы сколько стрелять обучались? А тамошние?.. Надо не так. Мы разворачиваемся, даем малый вперед этим утюгам навстречу. Поднимаем гидернийский флаг, кодовые сигналы на вымпелах. Мастер Сварог надевает личину этого, как его, Ксэнга. И встречает сограждан с недоумением: мол, в чем дело, ребята? Я выполняю особо секретное задание Адмиралтейства. Ах, вы не в курсе? Ну тогда прошу на борт ознакомиться с соответствующими документами. А сам я к вам не пойду, я боюсь: вдруг вы мятеж подняли и в пираты подались. Почему это вы одни, где, спрашивается, остальные корабли? Кто-то из них поднимается на борт, туг баронетта его обрабатывает своим манером, а потом мы...
   - Нет, - отрезал Сварог. - Тоже плохо. Красиво, но плохо. Может не сработать. Там ведь тоже не дурни сидят. Если дозаправочная база оказалось затопленной, если "Адмирал Фраст" не догнал конвой, зато нарисовался именно здесь, то что получается? Получается, что "Адмирал" на базе забил полные трюмы угля, базу потопил и предпринял самостоятельный поход к континенту. Значит, это мы самые что ни на есть пираты. Они даже слушать не станут - подойдут на расстояние выстрела, разнесут нас к чертовой матери из всех орудий и спокойненько поплывут дальше.
   Рошаль сдвинул брови к переносице.
   - Ну а вы, граф, что предлагаете?
   Сварог задумчиво посмотрел на шхуну "Путь", скользящую в двух кабелотах слева по борту. Ветер был попутный, паруса были подняты только на гроте шхуны, но и с ними шла она неплохо, узлов двадцать делала легко. Если на ней и заметили погоню, то пока никак об этом на "Серебряный удар" не докладывали. Полагались, черти, на судьбу...
   - А что тут предлагать, коли ничего другого не остается, - решился наконец Сварог. - Принимаем бой.
   Рошаль выдавил из себя смешок:
   - Я почему-то так и думал, что вы это скажете... - И вдруг рявкнул: - Черт бы вас побрал, граф! Это же самоубийство! Есть храбрость, а есть безрассудство. И то, что вы предлагаете, - это не храбрость! Если вам до сих пор везло, это не значит, что будет везти и дальше. Один корабль, раздолбанный в пух и прах, против двух, против прекрасно обученных моряков!.. - Он запнулся и, прищурившись, посмотрел на корабли на горизонте. Сказал тихо, сам себе: А, впрочем - почему бы и нет...