— Позвольте... — воскликнула Марина тоном выше.
Незнакомка с разворота залепила ей оглушительную пощечину — у Марины искры в глазах засверкали — и тихонечко рявкнула:
— Сядь, поблядушка, не отсвечивай!
Мастерски играя совершеннейшее ошеломление, хотя в голове уже блеснула парочка версий, Марина отступила на шаг, плюхнулась в кресло и, взирая на них с нешуточным ужасом, спросила (разумеется, запинаясь на каждом слове и дрожа):
— Вы что, грабители, да? У меня и нет ничего, разве что...
Незнакомка присела на подлокотник ее кресла, бесцеремонно приобняла за шею и проворковала на ухо:
— Изволь без хамских подозрений, а то я твою мордашку разрисую так, что всякий товарный вид потеряешь... Меня зовут Вика. Я иногда бываю добрая, а порой — зверь зверем... С тобой хотят поговорить. Вот этот господин, если ты не поняла. Никто тебе зла не желает, но, если не договоримся, хреновенько тебе придется, и не говори потом, что я тебя не предупредила... — и встряхнула голову Марины так, что у той клацнули зубы. — Все поняла, сучка дешевая? Я кого спрашиваю?
— П-поняла, — сказала Марина.
Первые впечатления у нее уже сложились: эта чертова Вика держалась без тени садизма, ничуть не походило, что она ловит кайф от того, что кого-то унижает. От нее веяло той самой безмятежной уверенностью профессионала. А значит, относиться к ней следовало крайне серьезно. Серьезнее, может быть, чем к этому лысому хрену.
— Ну вот и молодец, — сказала Вика, похлопав ее по щеке и сидя в прежней позиции. — Будешь умницей, бить не буду.
— Милая Танечка, — проникновенно сказал Сатаров. — Я вижу, вам здесь нравится? Вы освоились, великолепно развлекаетесь...
— А в чем, собственно... — протянула Марина, старательно подпуская в голос удивления и сломленности.
— Да пустяки. Мне случайно попали в руки кое-какие интересные снимки, на которых вас мудрено не узнать...
Он запустил руку во внутренний карман пиджака тем решительным жестом, каким при других обстоятельствах выхватывают что-нибудь крупнокалиберное, но, как и следовало ожидать, достал пухлую пачку цветных фотографий. Протянул Марине, улыбаясь дружелюбно, без особого цинизма.
Марина поворошила снимки. Не было никакой нужды изучать их все до одного, и так ясно, что во всех ракурсах и подробностях запечатлены самые пикантные эпизоды ее тесного общения с наемными мальчиками в той избушке. Подобрано так, чтобы на каждом снимке легко узнавалась ее физиономия.
Надо же, подумала она, оперативно действуют: часа не прошло, а уже заявились... Поджимает их время, что ли?
А вслух сказала с понимающим видом:
— Ах, во-от оно что... Слышала я про такие штучки на фешенебельных курортах, но сама как-то не сталкивалась... Сколько потребуете? Имейте в виду, муж у меня не бедный, но это еще не означает, что у меня карманы набиты деньгами...
— Танечка, вы, может, и удивитесь, но нам совершенно не нужны деньги. И прочие материальные ценности. Вы знаете, у нас, кроме фотографий, есть еще видеокассета с тем же самым сюжетом. И мы вам все отдадим в обмен на совершенно пустяковую услугу. Вы уговорите вашего мужа сегодня же уехать отсюда и более не возвращаться. Мне плевать, как вы этого добьетесь, но это единственное условие, на которое я согласен, и других не будет. Вообще.
— Зачем вам?
— А вот это совершенно не ваше дело. У меня есть условие... и кассета. Которую, по-моему, вы будете бесконечно рады заполучить... Я понятно излагаю?
— Еще как.
— Вот и прекрасно, Сейчас ваш муж засел в одном из баров играть в карты, отыскал подходящих партнеров. Насколько я знаю, это часа на два. Так что времени у нас хватает...
Интересно, подумала Марина. Единственный источник, откуда можно было почерпнуть сведения о пристрастии Артура к картам, — это старательно сфабрикованные данные, которые подсунул тот скурвившийся предатель. Картина ясная, никаких загадок...
— Но я...
Глаза у него были холодные, как лед:
— Я ведь не шучу, Танечка. Дело серьезное. Понимаете, у меня тоже есть... старший. Человек, которого мне приходится слушать и старательно выполнять все, что от меня требуется. Сейчас мне поручено добиться от вас, чтобы вы уговорили мужа уехать. И я не имею права, попросту не могу провалить поручение. А поэтому жалеть вас не намерен. Вы, может, и удивитесь, но я о вас довольно много знаю. Например, то, что вы давно уже задолбали, простите за вульгарность, муженька своим блядством на стороне. И он не прочь от вас избавиться, но не подворачивалось случая, вернее, улик. А это, — он кивнул на фотографии, лежавшие рядом с ней на столике, — как раз то, чего ему не хватало. Если он вас вышвырнет на улицу, выбор у вас будет небогатый, вы одним махом потеряете все... Учитывая, что у вас ни денег, ни нормальной профессии, перспективы печальные. Или я ошибаюсь? Молчите?
— Да поймите вы! — сказала Марина с отчаянием в голосе. — Я его не уговорю...
— Почему?
— Он упрямый и ни за что просто так не уедет, если уж решил тут проторчать не менее недели...
Лежавшая у нее на плече сильная ладонь Вики вдруг обхватила шею, и два пальца чуть нажали под подбородком:
— Давай-ка разовьем эту тему подробнее... Тут Дело не в упрямстве, а? На кого он работает?
— Сам на себя, он деловой человек...
Пальцы даванули сильнее, причинив на миг нешуточную боль:
— Не свисти, паршивка! Он временами еще и подрабатывает на секретную службу, а? Ну?
Марина решила, что самое время оскорбиться и показать зубки — так, немного, не на всю длину и не демонстрируя полный набор клыков (которого у богатой дурочки, в принципе, и быть не должно).
— Вот именно! — воскликнула она раздраженно. — А что тут такого, если человек имеет кое-какие дела с секретной службой? Тут, по-моему, ничего предосудительного, совсем даже наоборот! Не криминал какой-нибудь!
— Кто ж спорит... А конкретно, что он делает?
— Вот вы у него и спросите. Я в такие дела не лезу. Совершенно ни к чему. И, кстати, вы не боитесь? Что его знакомые за такие вот штучки вам малость напинают?
— А ты сама не боишься? — вкрадчиво осведомилась Вика.
— Это чего?
— Танечка, вы действительно такая дуреха или прикидываетесь? — усмехнулся Сатаров. — Того бурного выяснения отношений, которое непременно последует, когда муженек увидит эти пикантные снимочки...
«Дуреха, говоришь? — подумала она весело. — А ведь самое время их немного охладить, чтобы не чувствовали себя такими уж победителями и не пыжились...»
Она взяла со столика снимки, всю пачку, тщательно их перебрала. Спросила:
— Говорите, и пленка есть?
— И качественная! — весело подтвердил Сатаров. — В цвете, со звуком и крупным планом...
Марина посмотрела на него отнюдь не унылым взглядом несчастной, загнанной в угол жертвы и ослепительно улыбнулась:
— Вот за что я люблю нахальных мужиков вроде вас, так это за то, что во всех ваших придумках непременно сыщется грандиознейший изъян...
— Точнее? — спросил он беспечно, ничего еще не сообразив.
Марина улыбнулась ему еще ослепительнее и прямо-таки проворковала:
— А тот изъянчик, что ни черта эти ваши снимки не доказывают.
— То есть? — спросил он уже серьезнее, самую чуточку нахмурясь.
Марина сказала медовым голосочком, преспокойно, четко выговаривая каждое слово:
— Ну да, ну да. Целая кучка фотографий, на которых я увлеченно трахаюсь, и даже, вот ужас, с двумя сразу. Кто бы спорил, дамы и господа... Вот только изъян налицо. Мне просто интересно, это каким же чудом вы кому бы то ни было докажете, что снимки сделаны сегодня и здесь? Что-то я не вижу, чтобы в кадрик попал календарь с числом и временем... В кадрах из всех декораций — только пол и матрац. Самые обыкновенные доски и самый обыкновенный матрац. Откуда тут взяться дате?
Вот теперь он, похоже, задумался всерьез, по лицу видно. Да и Вика что-то подозрительно присмирела...
Развивая успех, Марина продолжала тем же беззаботным тоном:
— Мало ли на свете одинаковых матрацев? А про дощатые полы я уж и не говорю... Был у меня с полгода назад крупный скандальчик с горячо любимым мужем как раз по схожему поводу. Только все давным-давно кончилось, помирились мы, я пообещала не допускать впредь, верность хранить... Словом, категорически обошлось. Так что, если вы сунетесь к мужу с этой вашей оголтелой порнографией, я на своем буду стоять насмерть: мол, это как раз и всплыли неведомыми путями фотографии с того именно... мероприятия. И вы — парочка запоздалых шантажистов, живущих вчерашним днем. Интересно, как вы докажете обратное? Притащите этих жеребцов в качестве свидетелей? Так это ж будут только слова... Говорю вам, мало ли матрацев и досок? Нет у вас убойных доказательств... А если есть, не откажите в любезности предъявить, я от нетерпения сгораю!
Вот теперь он выглядел должным образом — как человек, обнаруживший у себя в штанах фанату с выдернутой чекой и оттого боявшийся шелохнуться. Казалось, вот-вот удар хватит — нет, конечно, чересчур сильная личность для того, чтобы вульгарно хлопаться в обморок, но плюху он получил качественную и еще от нее не опомнился...
— Я, конечно, дурочка, — сказала Марина. — Классическая блондинка из анекдотов. Но вы не слышали, хорошие мои, про такое ученое и длинное словечко — инстинкт самосохранения? Штука эта даже с дурочками чудеса делает, нешуточную оборотистость им придает...
Сатаров с застывшим лицом произнес длинную фразу, целиком состоявшую из виртуозной нецензурщины — вроде бы не в адрес Марины, просто выплеснул эмоции...
— Боже, какие вы слова говорите... — сказала Марина с победной ухмылкой. — Я и половины не знаю, но чувствую, что это сплошь похабень...
Она могла поклясться, что во взгляде Сатарова, брошенном поверх плеча Марины на сообщницу, присутствовала некоторая беспомощность. «Вот так, болван, — подумала она с нешуточным превосходством. — Все уже разложил по полочкам и расписал наперед. А теперь не в состоянии с ходу перестроиться. Коварства-то хватает, и убить можешь без всяких сомнений, по роже видно, а вот особой гибкости ума и быстроты соображения что-то не замечается...»
— Я вас предупреждала, — сказала Вика над ее ухом. — Ум и хитрость — порой разные вещи. Эта стервочка чертовски не хочет пороться однажды, потому что все потеряет. И выкручиваться будет виртуозно, ей, надо полагать, не впервые...
Он сдержался, хотя открыл было рот. Ни слова не сказал. Но в его растерянном взгляде, обращенном к Вике, явственно читались немая мольба и просьба о немедленной помощи: мол, что же делать-то и как выкручиваться.
Над ухом Марины послышался короткий смешок Вики. Ее лица Марина, разумеется, не видела, но не сомневалась, что та улыбается не без некоторого превосходства. Это чувствовалось и по тону, когда она заговорила:
— А в общем, эта паршивка права. Продвигаясь в прежнем направлении, немногого добьемся. Линия защиты, что скрывать, убедительно выбрана...
— Но! — вскрикнул Сатаров, подавшись вперед.
Вика встала, прошла на середину комнаты и остановилась, глядя вверх, что-то мысленно прикидывая, заложив руки за спину и беззвучно насвистывая что-то про себя, некоторое время стояла с задумчивым, озабоченным лицом. Лучезарно улыбнулась:
— Люблю я спасать положение, из безнадежных ситуаций вмиг выламываться... А собственно, ничего тут нет безнадежного. Мы просто-напросто на ходу перестраиваемся. Ни тактики, ни стратегии не меняем, всего-то навсего отягощаем положение клиента... Даты нет, говоришь?
Декорации неубедительные и в качестве доказательства неподходящие? Ну, значит, моментально сделаем убедительные...
Она вынула телефон, отошла к окну и, повернувшись спиной, произнесла несколько фраз, так тихо, что Марина не разобрала ни слова, наверняка и Сатаров тоже. Спрятав крохотную блестящую коробочку в карман, обернулась, улыбаясь весело, и даже такое впечатление, озорно:
— Муж все равно в картишки дуется, и это надолго... — повернулась к Сатарову: — Не откажите в любезности, посмотрите в спальне. Там полно ее шмоток. Принесите пару платьев, еще что-нибудь из одежды...
Он все еще ничего не понимал, но живенько вскочил и направился в спальню. Что до Марины, она наблюдала происходящее без малейшего страха — с чего бы вдруг? — с откровенным любопытством. Приблизившись к ней танцующей походкой, Вика рывком выдернула руку из кармана, меж ее большим и указательным пальцем выскочило узенькое блестящее лезвие. Марина невольно отшатнулась, когда оно покачалось вправо-влево и сверху вниз перед ее лицом, коснулось щеки.
— Значит, так... — сказала Вика, наклонившись, гипнотизируя ее холодным неподвижным взглядом. — Если начнешь орать или дергаться, я в три секунды твою смазливенькую мордашку так разрисую, что никакие дорогущие хирурги не помогут. Я сумею, не сомневайся... Смекнула? Кому бы ты потом ни жаловалась и каковы бы ни были последствия, рожицу тебе уже никакое чудо не приведет в первоначальный вид. Ни один хахаль не позарится, разве что придется тебе морду тряпкой закрывать... Ты, по-моему, не такая уж дура. Вот и прикинь...
"Эта может, — подумала Марина, глядя в спокойные серые глаза. — К ней надо относиться серьезно, потому что она явно не знает слова «не удалось...»
— Что тебе нужно? — спросила она уже с некоторым испугом, как и полагалось по роли в данной ситуации.
— Да пустяки, — сказала Вика. — Выполнить все, что мне поручили, только-то и всего. Есть у меня такая дурацкая привычка: всегда выполнять поручения в точности и в срок...
Показался Сатаров, с чуть растерянным видом держа охапкой парочку платьев, туфельку, что-то из белья. Моментально все это у него забрав, Вика оглянулась, одно платье бросила на столик, второе вместе с бельем — на пустое кресло. Что-то прикинула, задумчиво прикусив нижнюю губу.
— По-моему, все просто отлично, — сказала она. — Танюша, если ты, часом, не знала, нас сейчас старательно снимает парочка скрытых камер...
Марина с видом полнейшей ошарашенности выругалась ничуть не слабее, чем давеча Сатаров, сказала грустно:
— Кто ж знал, что здесь такой притон...
— Ты тут ни при чем, милая, — ответила Вика нетерпеливо. — Кто ж твоего муженька просил играть в такие игры... Ну, начали?
— Что начали? — спросила Марина.
— Свеженький компромат делать, вот что. И смотри у меня, тварюшка: если будешь барахтаться или строить кислую морду, я тебя, как обещала, порежу качественно. Все должно выглядеть естественно и непринужденно, понятно?
Она спрятала ножик и моментально переменилась, как хорошая актриса стояла, закинув руки за голову, улыбаясь весело, чуть ли не влюбленно. Расстегнула пуговицы сверху донизу и сняла блузку; как Марина и предполагала, под ней не оказалось ни белья, ни белых полосок, один ровный загар. Подошла легкой походкой, притянула Марину к себе, прильнула к губам, чуть запрокинув девушку назад, стала развязывать поясок халата. Марина не сопротивлялась. «Только бы муж не приперся раньше времени, — подумай она, — а то придется строить мизансцены с ходу без предварительной договоренности, может получиться вразнобой, некачественно...»
Вика ловко опрокинула ее на пушистый ковер, пристроилась рядом, поглаживая с несомненной сноровкой, впилась в грудь долгим влажным поцелуем, прошлась губами сверху вниз, грубовато оставляя следы зубов — определенно картинно, работая на камеру, преувеличенно страстно изгибаясь и водя ладонями по телу. Все делала, чтобы ревнивый муж-импотент потом до потолка прыгал, себя не помня от ярости.
Развела Марине ноги, сильными пальцами поозорничала в низу живота и отстранилась, легла рядом, поглаживая грудь хозяйскими движениями, взасос целуя в шею. Сквозь прищуренные веки Марина уловила над собой движение, и тут же на нее навалился Сатаров со спущенными штанами.
Этот действовал без всяких затей и потуг на ласку, насиловал примитивно, с фантазией и эмоциями нефтяной качалки. Лежавшая рядом Вика шептала ей на ухо:
— Морду не криви, я кому говорю, мечтательно улыбайся, со страстным видом... Улыбайся, стерва, со всем блядским пылом, пока я нож не вынула...
Затянулось это надолго, поскольку подручный губернатора, как выяснилось в ходе процесса, слабостью отнюдь не страдал. Встал наконец с глупо-торжествующей ухмылкой, поддернул штаны, уселся в кресло.
— Ну пот, — сказала Вика. — В лучшем виде. Она уже не касалась Марины — осталось впечатление, что такие игры с особами своего пола ее нисколько не прельщают. Похлопала по щеке сильно и грубо:
— Порядок, ласточка. Точности ради: наши физиономии в кадр не попали, а вот тебя запечатлели во всей красе. Ты этот компромат попробуй объявить проказами минувших дней... Не получится. Так что расклад прежний: мне плевать, как ты этого добьешься, но муженек твой должен сегодня же убраться отсюда с тобой вместе. И если этого не случится, пеняй на себя... Всего хорошего!
Встала, накинула блузку и вышла, застегивая ее на ходу. Повеселевший Сатаров направился следом. Оглянулся через плечо, бросил без улыбки:
— Смотри у меня! Шутить не будем!
«Прекрасно, — подумала Марина, лежа в гордом одиночестве. — Дела не просто сдвинулись с мертвой точки — помчали галопом. А что до неизбежных издержек — будем надеяться, найдется время сквитаться...»
Глава седьмая
Незнакомка с разворота залепила ей оглушительную пощечину — у Марины искры в глазах засверкали — и тихонечко рявкнула:
— Сядь, поблядушка, не отсвечивай!
Мастерски играя совершеннейшее ошеломление, хотя в голове уже блеснула парочка версий, Марина отступила на шаг, плюхнулась в кресло и, взирая на них с нешуточным ужасом, спросила (разумеется, запинаясь на каждом слове и дрожа):
— Вы что, грабители, да? У меня и нет ничего, разве что...
Незнакомка присела на подлокотник ее кресла, бесцеремонно приобняла за шею и проворковала на ухо:
— Изволь без хамских подозрений, а то я твою мордашку разрисую так, что всякий товарный вид потеряешь... Меня зовут Вика. Я иногда бываю добрая, а порой — зверь зверем... С тобой хотят поговорить. Вот этот господин, если ты не поняла. Никто тебе зла не желает, но, если не договоримся, хреновенько тебе придется, и не говори потом, что я тебя не предупредила... — и встряхнула голову Марины так, что у той клацнули зубы. — Все поняла, сучка дешевая? Я кого спрашиваю?
— П-поняла, — сказала Марина.
Первые впечатления у нее уже сложились: эта чертова Вика держалась без тени садизма, ничуть не походило, что она ловит кайф от того, что кого-то унижает. От нее веяло той самой безмятежной уверенностью профессионала. А значит, относиться к ней следовало крайне серьезно. Серьезнее, может быть, чем к этому лысому хрену.
— Ну вот и молодец, — сказала Вика, похлопав ее по щеке и сидя в прежней позиции. — Будешь умницей, бить не буду.
— Милая Танечка, — проникновенно сказал Сатаров. — Я вижу, вам здесь нравится? Вы освоились, великолепно развлекаетесь...
— А в чем, собственно... — протянула Марина, старательно подпуская в голос удивления и сломленности.
— Да пустяки. Мне случайно попали в руки кое-какие интересные снимки, на которых вас мудрено не узнать...
Он запустил руку во внутренний карман пиджака тем решительным жестом, каким при других обстоятельствах выхватывают что-нибудь крупнокалиберное, но, как и следовало ожидать, достал пухлую пачку цветных фотографий. Протянул Марине, улыбаясь дружелюбно, без особого цинизма.
Марина поворошила снимки. Не было никакой нужды изучать их все до одного, и так ясно, что во всех ракурсах и подробностях запечатлены самые пикантные эпизоды ее тесного общения с наемными мальчиками в той избушке. Подобрано так, чтобы на каждом снимке легко узнавалась ее физиономия.
Надо же, подумала она, оперативно действуют: часа не прошло, а уже заявились... Поджимает их время, что ли?
А вслух сказала с понимающим видом:
— Ах, во-от оно что... Слышала я про такие штучки на фешенебельных курортах, но сама как-то не сталкивалась... Сколько потребуете? Имейте в виду, муж у меня не бедный, но это еще не означает, что у меня карманы набиты деньгами...
— Танечка, вы, может, и удивитесь, но нам совершенно не нужны деньги. И прочие материальные ценности. Вы знаете, у нас, кроме фотографий, есть еще видеокассета с тем же самым сюжетом. И мы вам все отдадим в обмен на совершенно пустяковую услугу. Вы уговорите вашего мужа сегодня же уехать отсюда и более не возвращаться. Мне плевать, как вы этого добьетесь, но это единственное условие, на которое я согласен, и других не будет. Вообще.
— Зачем вам?
— А вот это совершенно не ваше дело. У меня есть условие... и кассета. Которую, по-моему, вы будете бесконечно рады заполучить... Я понятно излагаю?
— Еще как.
— Вот и прекрасно, Сейчас ваш муж засел в одном из баров играть в карты, отыскал подходящих партнеров. Насколько я знаю, это часа на два. Так что времени у нас хватает...
Интересно, подумала Марина. Единственный источник, откуда можно было почерпнуть сведения о пристрастии Артура к картам, — это старательно сфабрикованные данные, которые подсунул тот скурвившийся предатель. Картина ясная, никаких загадок...
— Но я...
Глаза у него были холодные, как лед:
— Я ведь не шучу, Танечка. Дело серьезное. Понимаете, у меня тоже есть... старший. Человек, которого мне приходится слушать и старательно выполнять все, что от меня требуется. Сейчас мне поручено добиться от вас, чтобы вы уговорили мужа уехать. И я не имею права, попросту не могу провалить поручение. А поэтому жалеть вас не намерен. Вы, может, и удивитесь, но я о вас довольно много знаю. Например, то, что вы давно уже задолбали, простите за вульгарность, муженька своим блядством на стороне. И он не прочь от вас избавиться, но не подворачивалось случая, вернее, улик. А это, — он кивнул на фотографии, лежавшие рядом с ней на столике, — как раз то, чего ему не хватало. Если он вас вышвырнет на улицу, выбор у вас будет небогатый, вы одним махом потеряете все... Учитывая, что у вас ни денег, ни нормальной профессии, перспективы печальные. Или я ошибаюсь? Молчите?
— Да поймите вы! — сказала Марина с отчаянием в голосе. — Я его не уговорю...
— Почему?
— Он упрямый и ни за что просто так не уедет, если уж решил тут проторчать не менее недели...
Лежавшая у нее на плече сильная ладонь Вики вдруг обхватила шею, и два пальца чуть нажали под подбородком:
— Давай-ка разовьем эту тему подробнее... Тут Дело не в упрямстве, а? На кого он работает?
— Сам на себя, он деловой человек...
Пальцы даванули сильнее, причинив на миг нешуточную боль:
— Не свисти, паршивка! Он временами еще и подрабатывает на секретную службу, а? Ну?
Марина решила, что самое время оскорбиться и показать зубки — так, немного, не на всю длину и не демонстрируя полный набор клыков (которого у богатой дурочки, в принципе, и быть не должно).
— Вот именно! — воскликнула она раздраженно. — А что тут такого, если человек имеет кое-какие дела с секретной службой? Тут, по-моему, ничего предосудительного, совсем даже наоборот! Не криминал какой-нибудь!
— Кто ж спорит... А конкретно, что он делает?
— Вот вы у него и спросите. Я в такие дела не лезу. Совершенно ни к чему. И, кстати, вы не боитесь? Что его знакомые за такие вот штучки вам малость напинают?
— А ты сама не боишься? — вкрадчиво осведомилась Вика.
— Это чего?
— Танечка, вы действительно такая дуреха или прикидываетесь? — усмехнулся Сатаров. — Того бурного выяснения отношений, которое непременно последует, когда муженек увидит эти пикантные снимочки...
«Дуреха, говоришь? — подумала она весело. — А ведь самое время их немного охладить, чтобы не чувствовали себя такими уж победителями и не пыжились...»
Она взяла со столика снимки, всю пачку, тщательно их перебрала. Спросила:
— Говорите, и пленка есть?
— И качественная! — весело подтвердил Сатаров. — В цвете, со звуком и крупным планом...
Марина посмотрела на него отнюдь не унылым взглядом несчастной, загнанной в угол жертвы и ослепительно улыбнулась:
— Вот за что я люблю нахальных мужиков вроде вас, так это за то, что во всех ваших придумках непременно сыщется грандиознейший изъян...
— Точнее? — спросил он беспечно, ничего еще не сообразив.
Марина улыбнулась ему еще ослепительнее и прямо-таки проворковала:
— А тот изъянчик, что ни черта эти ваши снимки не доказывают.
— То есть? — спросил он уже серьезнее, самую чуточку нахмурясь.
Марина сказала медовым голосочком, преспокойно, четко выговаривая каждое слово:
— Ну да, ну да. Целая кучка фотографий, на которых я увлеченно трахаюсь, и даже, вот ужас, с двумя сразу. Кто бы спорил, дамы и господа... Вот только изъян налицо. Мне просто интересно, это каким же чудом вы кому бы то ни было докажете, что снимки сделаны сегодня и здесь? Что-то я не вижу, чтобы в кадрик попал календарь с числом и временем... В кадрах из всех декораций — только пол и матрац. Самые обыкновенные доски и самый обыкновенный матрац. Откуда тут взяться дате?
Вот теперь он, похоже, задумался всерьез, по лицу видно. Да и Вика что-то подозрительно присмирела...
Развивая успех, Марина продолжала тем же беззаботным тоном:
— Мало ли на свете одинаковых матрацев? А про дощатые полы я уж и не говорю... Был у меня с полгода назад крупный скандальчик с горячо любимым мужем как раз по схожему поводу. Только все давным-давно кончилось, помирились мы, я пообещала не допускать впредь, верность хранить... Словом, категорически обошлось. Так что, если вы сунетесь к мужу с этой вашей оголтелой порнографией, я на своем буду стоять насмерть: мол, это как раз и всплыли неведомыми путями фотографии с того именно... мероприятия. И вы — парочка запоздалых шантажистов, живущих вчерашним днем. Интересно, как вы докажете обратное? Притащите этих жеребцов в качестве свидетелей? Так это ж будут только слова... Говорю вам, мало ли матрацев и досок? Нет у вас убойных доказательств... А если есть, не откажите в любезности предъявить, я от нетерпения сгораю!
Вот теперь он выглядел должным образом — как человек, обнаруживший у себя в штанах фанату с выдернутой чекой и оттого боявшийся шелохнуться. Казалось, вот-вот удар хватит — нет, конечно, чересчур сильная личность для того, чтобы вульгарно хлопаться в обморок, но плюху он получил качественную и еще от нее не опомнился...
— Я, конечно, дурочка, — сказала Марина. — Классическая блондинка из анекдотов. Но вы не слышали, хорошие мои, про такое ученое и длинное словечко — инстинкт самосохранения? Штука эта даже с дурочками чудеса делает, нешуточную оборотистость им придает...
Сатаров с застывшим лицом произнес длинную фразу, целиком состоявшую из виртуозной нецензурщины — вроде бы не в адрес Марины, просто выплеснул эмоции...
— Боже, какие вы слова говорите... — сказала Марина с победной ухмылкой. — Я и половины не знаю, но чувствую, что это сплошь похабень...
Она могла поклясться, что во взгляде Сатарова, брошенном поверх плеча Марины на сообщницу, присутствовала некоторая беспомощность. «Вот так, болван, — подумала она с нешуточным превосходством. — Все уже разложил по полочкам и расписал наперед. А теперь не в состоянии с ходу перестроиться. Коварства-то хватает, и убить можешь без всяких сомнений, по роже видно, а вот особой гибкости ума и быстроты соображения что-то не замечается...»
— Я вас предупреждала, — сказала Вика над ее ухом. — Ум и хитрость — порой разные вещи. Эта стервочка чертовски не хочет пороться однажды, потому что все потеряет. И выкручиваться будет виртуозно, ей, надо полагать, не впервые...
Он сдержался, хотя открыл было рот. Ни слова не сказал. Но в его растерянном взгляде, обращенном к Вике, явственно читались немая мольба и просьба о немедленной помощи: мол, что же делать-то и как выкручиваться.
Над ухом Марины послышался короткий смешок Вики. Ее лица Марина, разумеется, не видела, но не сомневалась, что та улыбается не без некоторого превосходства. Это чувствовалось и по тону, когда она заговорила:
— А в общем, эта паршивка права. Продвигаясь в прежнем направлении, немногого добьемся. Линия защиты, что скрывать, убедительно выбрана...
— Но! — вскрикнул Сатаров, подавшись вперед.
Вика встала, прошла на середину комнаты и остановилась, глядя вверх, что-то мысленно прикидывая, заложив руки за спину и беззвучно насвистывая что-то про себя, некоторое время стояла с задумчивым, озабоченным лицом. Лучезарно улыбнулась:
— Люблю я спасать положение, из безнадежных ситуаций вмиг выламываться... А собственно, ничего тут нет безнадежного. Мы просто-напросто на ходу перестраиваемся. Ни тактики, ни стратегии не меняем, всего-то навсего отягощаем положение клиента... Даты нет, говоришь?
Декорации неубедительные и в качестве доказательства неподходящие? Ну, значит, моментально сделаем убедительные...
Она вынула телефон, отошла к окну и, повернувшись спиной, произнесла несколько фраз, так тихо, что Марина не разобрала ни слова, наверняка и Сатаров тоже. Спрятав крохотную блестящую коробочку в карман, обернулась, улыбаясь весело, и даже такое впечатление, озорно:
— Муж все равно в картишки дуется, и это надолго... — повернулась к Сатарову: — Не откажите в любезности, посмотрите в спальне. Там полно ее шмоток. Принесите пару платьев, еще что-нибудь из одежды...
Он все еще ничего не понимал, но живенько вскочил и направился в спальню. Что до Марины, она наблюдала происходящее без малейшего страха — с чего бы вдруг? — с откровенным любопытством. Приблизившись к ней танцующей походкой, Вика рывком выдернула руку из кармана, меж ее большим и указательным пальцем выскочило узенькое блестящее лезвие. Марина невольно отшатнулась, когда оно покачалось вправо-влево и сверху вниз перед ее лицом, коснулось щеки.
— Значит, так... — сказала Вика, наклонившись, гипнотизируя ее холодным неподвижным взглядом. — Если начнешь орать или дергаться, я в три секунды твою смазливенькую мордашку так разрисую, что никакие дорогущие хирурги не помогут. Я сумею, не сомневайся... Смекнула? Кому бы ты потом ни жаловалась и каковы бы ни были последствия, рожицу тебе уже никакое чудо не приведет в первоначальный вид. Ни один хахаль не позарится, разве что придется тебе морду тряпкой закрывать... Ты, по-моему, не такая уж дура. Вот и прикинь...
"Эта может, — подумала Марина, глядя в спокойные серые глаза. — К ней надо относиться серьезно, потому что она явно не знает слова «не удалось...»
— Что тебе нужно? — спросила она уже с некоторым испугом, как и полагалось по роли в данной ситуации.
— Да пустяки, — сказала Вика. — Выполнить все, что мне поручили, только-то и всего. Есть у меня такая дурацкая привычка: всегда выполнять поручения в точности и в срок...
Показался Сатаров, с чуть растерянным видом держа охапкой парочку платьев, туфельку, что-то из белья. Моментально все это у него забрав, Вика оглянулась, одно платье бросила на столик, второе вместе с бельем — на пустое кресло. Что-то прикинула, задумчиво прикусив нижнюю губу.
— По-моему, все просто отлично, — сказала она. — Танюша, если ты, часом, не знала, нас сейчас старательно снимает парочка скрытых камер...
Марина с видом полнейшей ошарашенности выругалась ничуть не слабее, чем давеча Сатаров, сказала грустно:
— Кто ж знал, что здесь такой притон...
— Ты тут ни при чем, милая, — ответила Вика нетерпеливо. — Кто ж твоего муженька просил играть в такие игры... Ну, начали?
— Что начали? — спросила Марина.
— Свеженький компромат делать, вот что. И смотри у меня, тварюшка: если будешь барахтаться или строить кислую морду, я тебя, как обещала, порежу качественно. Все должно выглядеть естественно и непринужденно, понятно?
Она спрятала ножик и моментально переменилась, как хорошая актриса стояла, закинув руки за голову, улыбаясь весело, чуть ли не влюбленно. Расстегнула пуговицы сверху донизу и сняла блузку; как Марина и предполагала, под ней не оказалось ни белья, ни белых полосок, один ровный загар. Подошла легкой походкой, притянула Марину к себе, прильнула к губам, чуть запрокинув девушку назад, стала развязывать поясок халата. Марина не сопротивлялась. «Только бы муж не приперся раньше времени, — подумай она, — а то придется строить мизансцены с ходу без предварительной договоренности, может получиться вразнобой, некачественно...»
Вика ловко опрокинула ее на пушистый ковер, пристроилась рядом, поглаживая с несомненной сноровкой, впилась в грудь долгим влажным поцелуем, прошлась губами сверху вниз, грубовато оставляя следы зубов — определенно картинно, работая на камеру, преувеличенно страстно изгибаясь и водя ладонями по телу. Все делала, чтобы ревнивый муж-импотент потом до потолка прыгал, себя не помня от ярости.
Развела Марине ноги, сильными пальцами поозорничала в низу живота и отстранилась, легла рядом, поглаживая грудь хозяйскими движениями, взасос целуя в шею. Сквозь прищуренные веки Марина уловила над собой движение, и тут же на нее навалился Сатаров со спущенными штанами.
Этот действовал без всяких затей и потуг на ласку, насиловал примитивно, с фантазией и эмоциями нефтяной качалки. Лежавшая рядом Вика шептала ей на ухо:
— Морду не криви, я кому говорю, мечтательно улыбайся, со страстным видом... Улыбайся, стерва, со всем блядским пылом, пока я нож не вынула...
Затянулось это надолго, поскольку подручный губернатора, как выяснилось в ходе процесса, слабостью отнюдь не страдал. Встал наконец с глупо-торжествующей ухмылкой, поддернул штаны, уселся в кресло.
— Ну пот, — сказала Вика. — В лучшем виде. Она уже не касалась Марины — осталось впечатление, что такие игры с особами своего пола ее нисколько не прельщают. Похлопала по щеке сильно и грубо:
— Порядок, ласточка. Точности ради: наши физиономии в кадр не попали, а вот тебя запечатлели во всей красе. Ты этот компромат попробуй объявить проказами минувших дней... Не получится. Так что расклад прежний: мне плевать, как ты этого добьешься, но муженек твой должен сегодня же убраться отсюда с тобой вместе. И если этого не случится, пеняй на себя... Всего хорошего!
Встала, накинула блузку и вышла, застегивая ее на ходу. Повеселевший Сатаров направился следом. Оглянулся через плечо, бросил без улыбки:
— Смотри у меня! Шутить не будем!
«Прекрасно, — подумала Марина, лежа в гордом одиночестве. — Дела не просто сдвинулись с мертвой точки — помчали галопом. А что до неизбежных издержек — будем надеяться, найдется время сквитаться...»
Глава седьмая
Интересные откровения
Когда объявился Артур, она была уже в полном порядке — сидела перед телевизором, давным-давно убрав вещички в гардероб. Спросила лениво:
— Где болтался, солнышко?
— Подобралась хорошая компания, — ответил Артур не без веселости.
— А, ну конечно... В выигрыше или наоборот?
— В выигрыше. Маленький такой, символический, но тут важен сам процесс...
— Слушай, — сказала Марина. — А если я тебя попрошу отсюда немедленно уехать? Очень-очень попрошу?
Он не подкачал — ничего еще не зная толком, но уловив выразительный взгляд и оставшийся незаметным для стороннего наблюдателя по причине своей обыденности жест, выпрямился, враз придал физиономии непреклонное выражение и отчеканил:
— Заруби себе на носу накрепко: уедем мы отсюда, когда захочу. Так надо.
— Господи, — сказала Марина. — Ты опять? Но тут-то что за плащи и кинжалы? Положительно...
— Хватит! — визгливо рявкнул он. — Помалкивай, дура! Сколько раз тебе объяснять?
— Поняла, — сказала она сговорчиво. — Опять таинственные обязательства... Что, у меня никакой надежды?
— Мы будем сидеть здесь ровно столько, сколько мне понадобится, — проинформировал Артур и, прихватив бутылку со столика, отправился в спальню.
Выругавшись вслух и очень надеясь, что в этот миг камеры и микрофоны работают со всем усердием, Марина сменила халатик на платье и, не оглядываясь, решительно вышла на улицу.
Не было нужды предпринимать долгие поиски — она еще утром заметила дверь с бело-зеленой табличкой: «старшая горничная». И направилась туда, повернула ручку, вошла без стука.
Оказалась в большой комнате, обставленной довольно казенно: несколько кресел, бар-холодильник, стол с двумя телефонами, на двух стенах огромные рекламные плакаты с видами пансионата и окружающей дикой природы.
Громко позвала:
— Живые люди есть?
Тоня появилась из невысокой двери без всяких табличек в дальнем углу, плотно прикрыла ее за собой и моментально натянула прежнюю маску предупредительной услужливости:
— Слушаю, Таня?
Демонстративно повернув никелированную головку замка, Марина подошла танцующей походочкой, покачивая бедрами и улыбаясь во весь рот. Сказала как ни в чем не бывало:
— Помнится, кто-то меня приглашал в гости... И обняла так, чтобы никаких недомолвок не оставалось. Посмотрела на дверь без таблички: ну разумеется, там у них пульт управления, и голову ломать нечего...
Тоня шептала что-то насчет того, что она на работе и не может себе позволить этакого безумства, но, в общем, не сопротивлялась — значит, не занята сейчас побочными обязанностями, не имеющими ничего общего с функциями старшей горничной. Вполне объяснимо: вряд ли у нее есть еще объекты наблюдения, здесь, в конце концов, не замаскированный разведцентр. А поскольку мобильник докладывает, что эта контора не прослушивается и не просматривается, все складывается просто великолепно...
Быстренько избавив новую знакомую от делового костюма и трусиков, Марина без церемоний уложила ее на ковер, мимолетно погладила, шепнула:
— Нет, блузочку не снимай пока, так пикантнее... Выпить что-нибудь есть?
— Там, в баре...
Распахнув полированную дверцу, пластиковая имитация ценного дерева, Марина окинула быстрым взглядом содержимое и выбрала бутылку с белым вином исключительно за то, что стекло было тонкое. Держа ее в руке, как гранату, посмотрела сверху вниз: Тоня послушно лежала на ковре, как положили, полузакрыв глаза, и в самом деле довольно приманчивая в одной блузочке.
Усмехнувшись, Марина одним отточенным движением разбила бутылку о край бара. Получилось в точности так, как она замышляла — вино пролилось на ковер, практически ее не забрызгав, а битая бутылка щерилась тремя длинными обломками самого неприятного вида.
Тоня, недоуменно вздернув голову, только и успела, что удивленно округлить глаза. Еще секунда — и Марина стояла рядом с ней на коленях, одной рукой зажимая рот, а другой держа бутылку так, что осколки касались кожи вокруг самого нежного местечка.
— Молчи, сука, — сказала она жестко. — И не вздумай дернуться, сама напорешься... Уяснила свое положение? Я сейчас уберу руку, и, если заорешь, стеклышко тебя обязательно порежет... Ты меня хорошо поняла, паршивка мелкая? Поняла, по роже видно... Итак, я убираю руку...
Усмехнулась, видя, как Тоня побледнела. Двумя пальцами раздвинула нежные складки и чуть переместила самый длинный осколок. Продолжала бесстрастно:
— У тебя есть воображение и фантазия? Будем надеяться, что в должной степени... Попробуй представить, что будет, если я тебе качественно загоню вовнутрь этот колючий предмет... Здесь наверняка нет ни операционной с толковыми хирургами, ни запаса крови, а город далековато. Даже если тебя немедленно унесут в вертолет, ты в нем и сдохнешь от потери крови, прежде чем он подняться успеет. Но поскольку никто не знает, чем мы тут занимаемся, ты и до вертолета не доживешь... Ну, скажи что-нибудь, только предупреждаю сразу: причитания и прочие сопли отменяются. Сугубо по делу.
— Таня... — пролепетала пленница одними губами.
— Да с чего ты взяла, что я Таня? — спросила Марина без улыбки. — Меня совсем по-другому зовут, и мужа тоже, если тебе такие подробности интересны... Ты, по-моему, не совсем дура? У тебя уже есть версии, соображения, гипотезы?
— Нет...
— Врешь, — сказала Марина. — Ты их просто боишься высказывать вслух... По мордашке видно. Ладно, не будем играть в вопросы и ответы. Слыхала про милое заведение, которое обычно простоты ради называют секретной службой? Будем знакомы, оттуда я и есть. Документов показать не могу, сама понимаешь. Ты уж поверь на слово, ладно? Должна же уже понимать, что я нисколечко не похожа теперь на свой, так сказать, сценический образ. Понимаешь?
— Да...
— Прелесть, а не клиентка, точно, — сказала Марина, свободной рукой потрепав ее по щеке. — Серьезно относишься к жизни, сразу видно, не хнычешь попусту, не орешь, и тебе явно не хочется получить промеж ног битой бутылкой... А следовательно, сердце мне подсказывает, что ты будешь со своей новой подружкой очень откровенной... Знаешь, у тебя рожица сейчас не просто испуганная — отражается некий мыслительный процесс, пусть и не особенно сложный... Хороший признак. Что-нибудь хочешь мне сказать?
— Осторожнее, пожалуйста... — умоляюще прошептала Тоня.
— Будь спокойна, — серьезно сказала Марина. — Если не станешь меня сердить, я тебя даже не поцарапаю. Но распорю, если что, без всяких церемоний... Веришь?
— Да. У вас лицо такое...
— Я же говорю, прелесть, а не клиентка... — фыркнула Марина. — Что-нибудь хочешь мне сказать?
— Я ничего такого не знаю... У меня десятая роль...
— А я тебя и не полагаю, глупенькая, персоной, — сказала Марина, — Но мне, так уж складывается, именно шестерка и нужна сейчас... Хочешь что-нибудь мне сказать?
— Вы... из-за Теплова?
— Скажем так, — кивнула Марина. — Интересно, радость моя, почему ты в первую очередь сделала именно этот вывод?
— Потому что он вынюхивал, задавал вопросы...
— И тебе тоже?
— Ага...
— На предмет?
— Про Чертово Городище... Что там делает Сатаров...
— А он что-то делает в Городище?
— Да.
— Что?
— Да не знаю я! — шепотом вскрикнула Тоня, замерев. — Они каждый день туда летают... Он и Вика...
— А Вика, она кто?
— Ну, она как бы... Она, по-моему, просто-напросто присматривает за Сатаровым, хотя он и думает, что она под ним ходит.
— Ага, — сказала Марина. — От лица и по поручению губернатора?
— Ну, наверняка... Я губернатора практически не видела, он, когда бывает у нас, останавливается в другом домике, я его не обслуживаю... Он тоже летает в Городище, хоть и не так часто, как Вика с Сатаровым...
— А этот хрен, который граф? Знаешь такого?
— Пулавский?
— Ну.
— Он постоянно с Сатаровым...
— И что, до тебя так и не доходили ни слухи, ни сплетни?
— Говорю вам, я понятия не имею, что они там ищут...
— Но ищут что-то, а?
— Похоже...
— Так, — сказала Марина. — Каразин в игре?
— Где болтался, солнышко?
— Подобралась хорошая компания, — ответил Артур не без веселости.
— А, ну конечно... В выигрыше или наоборот?
— В выигрыше. Маленький такой, символический, но тут важен сам процесс...
— Слушай, — сказала Марина. — А если я тебя попрошу отсюда немедленно уехать? Очень-очень попрошу?
Он не подкачал — ничего еще не зная толком, но уловив выразительный взгляд и оставшийся незаметным для стороннего наблюдателя по причине своей обыденности жест, выпрямился, враз придал физиономии непреклонное выражение и отчеканил:
— Заруби себе на носу накрепко: уедем мы отсюда, когда захочу. Так надо.
— Господи, — сказала Марина. — Ты опять? Но тут-то что за плащи и кинжалы? Положительно...
— Хватит! — визгливо рявкнул он. — Помалкивай, дура! Сколько раз тебе объяснять?
— Поняла, — сказала она сговорчиво. — Опять таинственные обязательства... Что, у меня никакой надежды?
— Мы будем сидеть здесь ровно столько, сколько мне понадобится, — проинформировал Артур и, прихватив бутылку со столика, отправился в спальню.
Выругавшись вслух и очень надеясь, что в этот миг камеры и микрофоны работают со всем усердием, Марина сменила халатик на платье и, не оглядываясь, решительно вышла на улицу.
Не было нужды предпринимать долгие поиски — она еще утром заметила дверь с бело-зеленой табличкой: «старшая горничная». И направилась туда, повернула ручку, вошла без стука.
Оказалась в большой комнате, обставленной довольно казенно: несколько кресел, бар-холодильник, стол с двумя телефонами, на двух стенах огромные рекламные плакаты с видами пансионата и окружающей дикой природы.
Громко позвала:
— Живые люди есть?
Тоня появилась из невысокой двери без всяких табличек в дальнем углу, плотно прикрыла ее за собой и моментально натянула прежнюю маску предупредительной услужливости:
— Слушаю, Таня?
Демонстративно повернув никелированную головку замка, Марина подошла танцующей походочкой, покачивая бедрами и улыбаясь во весь рот. Сказала как ни в чем не бывало:
— Помнится, кто-то меня приглашал в гости... И обняла так, чтобы никаких недомолвок не оставалось. Посмотрела на дверь без таблички: ну разумеется, там у них пульт управления, и голову ломать нечего...
Тоня шептала что-то насчет того, что она на работе и не может себе позволить этакого безумства, но, в общем, не сопротивлялась — значит, не занята сейчас побочными обязанностями, не имеющими ничего общего с функциями старшей горничной. Вполне объяснимо: вряд ли у нее есть еще объекты наблюдения, здесь, в конце концов, не замаскированный разведцентр. А поскольку мобильник докладывает, что эта контора не прослушивается и не просматривается, все складывается просто великолепно...
Быстренько избавив новую знакомую от делового костюма и трусиков, Марина без церемоний уложила ее на ковер, мимолетно погладила, шепнула:
— Нет, блузочку не снимай пока, так пикантнее... Выпить что-нибудь есть?
— Там, в баре...
Распахнув полированную дверцу, пластиковая имитация ценного дерева, Марина окинула быстрым взглядом содержимое и выбрала бутылку с белым вином исключительно за то, что стекло было тонкое. Держа ее в руке, как гранату, посмотрела сверху вниз: Тоня послушно лежала на ковре, как положили, полузакрыв глаза, и в самом деле довольно приманчивая в одной блузочке.
Усмехнувшись, Марина одним отточенным движением разбила бутылку о край бара. Получилось в точности так, как она замышляла — вино пролилось на ковер, практически ее не забрызгав, а битая бутылка щерилась тремя длинными обломками самого неприятного вида.
Тоня, недоуменно вздернув голову, только и успела, что удивленно округлить глаза. Еще секунда — и Марина стояла рядом с ней на коленях, одной рукой зажимая рот, а другой держа бутылку так, что осколки касались кожи вокруг самого нежного местечка.
— Молчи, сука, — сказала она жестко. — И не вздумай дернуться, сама напорешься... Уяснила свое положение? Я сейчас уберу руку, и, если заорешь, стеклышко тебя обязательно порежет... Ты меня хорошо поняла, паршивка мелкая? Поняла, по роже видно... Итак, я убираю руку...
Усмехнулась, видя, как Тоня побледнела. Двумя пальцами раздвинула нежные складки и чуть переместила самый длинный осколок. Продолжала бесстрастно:
— У тебя есть воображение и фантазия? Будем надеяться, что в должной степени... Попробуй представить, что будет, если я тебе качественно загоню вовнутрь этот колючий предмет... Здесь наверняка нет ни операционной с толковыми хирургами, ни запаса крови, а город далековато. Даже если тебя немедленно унесут в вертолет, ты в нем и сдохнешь от потери крови, прежде чем он подняться успеет. Но поскольку никто не знает, чем мы тут занимаемся, ты и до вертолета не доживешь... Ну, скажи что-нибудь, только предупреждаю сразу: причитания и прочие сопли отменяются. Сугубо по делу.
— Таня... — пролепетала пленница одними губами.
— Да с чего ты взяла, что я Таня? — спросила Марина без улыбки. — Меня совсем по-другому зовут, и мужа тоже, если тебе такие подробности интересны... Ты, по-моему, не совсем дура? У тебя уже есть версии, соображения, гипотезы?
— Нет...
— Врешь, — сказала Марина. — Ты их просто боишься высказывать вслух... По мордашке видно. Ладно, не будем играть в вопросы и ответы. Слыхала про милое заведение, которое обычно простоты ради называют секретной службой? Будем знакомы, оттуда я и есть. Документов показать не могу, сама понимаешь. Ты уж поверь на слово, ладно? Должна же уже понимать, что я нисколечко не похожа теперь на свой, так сказать, сценический образ. Понимаешь?
— Да...
— Прелесть, а не клиентка, точно, — сказала Марина, свободной рукой потрепав ее по щеке. — Серьезно относишься к жизни, сразу видно, не хнычешь попусту, не орешь, и тебе явно не хочется получить промеж ног битой бутылкой... А следовательно, сердце мне подсказывает, что ты будешь со своей новой подружкой очень откровенной... Знаешь, у тебя рожица сейчас не просто испуганная — отражается некий мыслительный процесс, пусть и не особенно сложный... Хороший признак. Что-нибудь хочешь мне сказать?
— Осторожнее, пожалуйста... — умоляюще прошептала Тоня.
— Будь спокойна, — серьезно сказала Марина. — Если не станешь меня сердить, я тебя даже не поцарапаю. Но распорю, если что, без всяких церемоний... Веришь?
— Да. У вас лицо такое...
— Я же говорю, прелесть, а не клиентка... — фыркнула Марина. — Что-нибудь хочешь мне сказать?
— Я ничего такого не знаю... У меня десятая роль...
— А я тебя и не полагаю, глупенькая, персоной, — сказала Марина, — Но мне, так уж складывается, именно шестерка и нужна сейчас... Хочешь что-нибудь мне сказать?
— Вы... из-за Теплова?
— Скажем так, — кивнула Марина. — Интересно, радость моя, почему ты в первую очередь сделала именно этот вывод?
— Потому что он вынюхивал, задавал вопросы...
— И тебе тоже?
— Ага...
— На предмет?
— Про Чертово Городище... Что там делает Сатаров...
— А он что-то делает в Городище?
— Да.
— Что?
— Да не знаю я! — шепотом вскрикнула Тоня, замерев. — Они каждый день туда летают... Он и Вика...
— А Вика, она кто?
— Ну, она как бы... Она, по-моему, просто-напросто присматривает за Сатаровым, хотя он и думает, что она под ним ходит.
— Ага, — сказала Марина. — От лица и по поручению губернатора?
— Ну, наверняка... Я губернатора практически не видела, он, когда бывает у нас, останавливается в другом домике, я его не обслуживаю... Он тоже летает в Городище, хоть и не так часто, как Вика с Сатаровым...
— А этот хрен, который граф? Знаешь такого?
— Пулавский?
— Ну.
— Он постоянно с Сатаровым...
— И что, до тебя так и не доходили ни слухи, ни сплетни?
— Говорю вам, я понятия не имею, что они там ищут...
— Но ищут что-то, а?
— Похоже...
— Так, — сказала Марина. — Каразин в игре?