Страница:
.. "Кого и стоит пожалеть в этой жизни, - подумал Данил, - так это таких вот тридцатилетних интеллигентов обоего пола. Институт она закончила году в восемьдесят восьмом, едва успела встать на ноги и малость оглядеться, заявился мордатый внучек известного в советской истории деда, расстреливавшего хакасов пачками чуть ли не в этих самых местах, - и завертелась либерализация, чуть ли не моментально отшвырнувшая гуманитариев к параше. Лева Костерин, правда, сухую корку не глодал, но любовнице при любом раскладе не особенно-то и много перепадает. Хотя телевизор наверняка ей Лева презентовал, очень уж контрастировал со всем прочим интерьером. Да и квартирку успела от советской власти получить. А тут на сером фоне скучной нищеты и клад замаячил. Как там у Юлиана? Девочка впервые увидела столько продуктов. Бедная девочка. А тут и продуктов не было перед глазами, разве что долетал упоительный запашок. Золота". Марина чуточку напряженно молчала. - Обслуга ходит на цыпочках? - спросил Данил. - Холодильник полный? - Да, спасибо... Признаться, я холодильник очень активно осваивать взялась... Кое-что вообще впервые вижу. - Будьте, как дома, кухня не обеднеет, - махнул рукой Данил. - Все равно воруют по неистребимой советской привычке, как ни воспитывай... - он закурил и широко улыбнулся. - Мариночка, ведь вы поросюшка. Вы очаровательная поросюшка, но все равно... - Вы о чем? - Понимаете, в такие игры стоит играть, когда играть умеешь... - сказал Данил мягко. - А вы не умеете. Был еще один московский телефончнк, по которому Юлию можно выцепить при крайней нужде. Вот вы вчера глубоким вечером, учтя разницу во времени, ей и позвонили, - он кивнул в сторону голубого финского аппарата. - От него ведь провод не тянется непосредственно в город, все идет через коммутатор, а там, говоря суконным языком, и номер вызываемого абонента фиксируется, и кассета вертится... Только что я, уж простите, слушал ваш разговор. Про то, что все рухнуло, всех поубивали, а вы сами ввергнуты в узилище... Должен оценить ваш такт как-никак назвали это узилище комфортабельным в полном соответствии с исторической правдой. Она отчаянно покраснела. Покосилась в сторону постели. - А вот это вы бросьте, - сказал Данил. - Женщина вы, скажем прямо, очаровательная, а во мне голубого только и есть, что куртка, но не собираюсь я вас насильно укладывать, право... Болтовня все насчет наших нравов. Меня другое в данный момент интересует... Куда вы его засунули? Под ванну куда-нибудь, а? "Книги" пресловутые, из-за которых чемодан-де мне руку и оттягивал... Марина сидела с видом провалившейся разведчицы, достаточно умной, чтобы не выдавать свой откопанный гестаповцами парашют за оконную занавеску. - В общем-то я и без вашего с Юлией разговора доискался уже, что Будд в музее было два, - сказал Данил. - И вынесли вы обоих, звезда моя... Второго тоже распечатали? - Нет, - сказала она, все еще заливаясь румянцем. - Юлия сказала, что найденного в первом вполне достаточно, полностью завершенный текст... Конечно, неудобно вышло... - Да господи, ни в чем я вас не упрекаю, с чего бы мне вдруг? - сказал Данил примирительно. - Я бы на вашем месте тоже не доверял... Вот только получилось у вас совершенно по-детски. Я же говорю, это не ваши игры, у вас в таких ни навыка, ни, честно скажем, возможностей... Ну, несите уж. Она осталась сидеть. Спросила, опустив глаза: - Получается, я, как пишут в романах, целиком и полностью в ваших руках? - Получается, - сказал Данил. - Только я бы на вашем месте не комплексовал и не переживал. Есть руки и похуже, успели уже убедиться... - Скажите честно. Я хоть что-то получу? По-моему, вас на моем месте этот вопрос тоже заботил бы до чрезвычайности. Поживите-ка на музейную зарплату... - Вопрос, конечно, резонный, - сказал Данил, подумав. - И отвечу я вам совершенно честно. Вы мне все равно нужны. Чтобы я мог контролировать Юлию, если она вздумает вилять - будут еще нюансы и сложности, как без них в таком деле... Убивать вас никто не будет, мы не "Коза ностра", да и смысла нет... Будь вы торговым посредником, получили бы на приличной сделке процентов пять. Столько я и намерен вам предложить. Поймите, ведь ваш личный вклад минимальнейшнй. Нужно еще найти и взять - а это, ручаюсь, та еще работка... - А сколько это - пять процентов? - Ну, мы же не видели еще клада, мы, честно говоря, До конца и не уверены... В любом случае - миллионы. И миллионы. Признаюсь, мне что-то не хочется сдавать все государству. Я лучше продам сам. - А вас не поймают? - спросила она с искренней тревогой. - Постараюсь, чтобы не поймали. До сих пор не ловили как-то... - Это и называется - бизнес? - Это называется - плоды перестройки, - сказал Данил. - Ну, несите товарища Гаутаму... Она и в самом деле направилась в ванную. Данил повертел в руках тяжелого, как пара кирпичей, загадочно ухмылявшегося толстячка, потряс, приблизив ухо - нет, ничего не стучало, не болталось. - Если все, как с первым, там пергаментный свиток, обложенный чем-то вроде ваты, - сказала Марина. - Вата набита очень туго... - А он не рассыплется? - Нет. Пергамент - вещь прочная, да и пролежал без доступа воздуха... - Долго, как по-вашему? . - Лет пятьсот. - Ого! - сказал Данил. - Вообще-то лет пятьсот назад у нас тут ничего интересного и не происходило... Ермак еще не нагрянул. - Зато постоянно вторгались маньчжуры. Потому-то местные племена, кстати, моментально и пошли в московские подъясачные. Сказания твердят - кровь рекой текла... Маньчжуры гребли все под метелку, были основания прятать и хранить места в глубокой тайне. Если только оставались в живых те, кто помнил и знал... Статуэтка, правда, изготовлена не у нас, здесь практически не было буддистов, одни язычники. Юго-восточнее, по направлению к Байкалу... Она принадлежит к так называемой "школе Дугаржап-Мэнкэ" - по названию одного из дацанов... а может, имени мастера. До сих пор не установлено точно. - Но ведь этак и клад окажется черт знает у какого черта на куличках? спросил Данил. - Вы не задумывались? Тогда придется еще труднее... - Юлия сказала - "это у нас". - Юлия, Юлия... - проворчал Данил. - Вечно этот припев. Думаете, она позвонит, как обещала? - Очень хочется думать... - сказала Марина с ноткой колебания. - Одно я определенно поняла, вы-то наверняка не уловили - она уже покинула ту квартиру, где была вчера, где-то скрывается... А ваш... коммутатор может определить, откуда звонили? - Не в случае с межгородом, - пожал плечами Данил. - Попробуем что-нибудь придумать, но сомневаюсь... - Это повышает мои шансы? - глянула она вполне кокетливо. - Вы ведь сами говорите, что я - единственное звено... - А если - не единственное? - резонно спросил Данил. - Если она к тому же свалится нам на голову с целой шайкой москвичей, тоже жаждущих процента? - Вряд ли она доверится кому-то в столице, - серьезно сказала Марина. Вот там-то гораздо больше шансов оказаться лишней у стола. Нам, как старым знакомым, она доверяет больше хотя бы потому, что прекрасно изучила и хорошо представляет, чего от нас ждать... - А вы, я смотрю, обладаете толикой здорового цинизма? - хмыкнул Данил. - Время такое, - в том ему ответила Марина. - Ну да, всегда время виновато... - пробормотал Данил под нос. - Ладно, я пошел в гараж. Там есть хорошая мастерская, а мне вопросов задавать не принято. Вас не коробит, что вскрытие будет произведено в столь антинаучных условиях? - Ох, после того, как ребята черт знает где вскрывали первую... Вы покажете, если что-то найдется? - Непременно. - Можно, я немного пока выпью? - Бога ради, - сказал он. - Только не увлекайтесь, вдруг мне потребуется консультация... ...Пока басовито гудел станок и повизгивал металл по металлу, он стоял в сторонке, у окна. Любопытство было какое-то ленивое, вторичное, что ли. - Готово, - сказал механик. Данил обернулся. Парень держал Будду основанием вверх, как вазу - и там, чуть пониже среза, виднелся плотный сероватый ком, туго вбитый в пустотелое туловище творца учения о нирване. - Благодарю, - сказал Данил. - И забыть начисто... Он так и нес статуэтку до коттеджа, в той же позиции, зажав под мышкой срезанный бронзовый кружок. Пытался вспомнить по дороге имена каких-то исторических личностей или названия городов, связанных с этими местами в пятнадцатом веке, но, как ни изощрялся, не вспомнил. Потому что, кажется, так ничего об этом и не читал. И не смог бы сказать точно, были ли здесь или возле Байкала какие-то города. Марина встретила его любопытно-хмельным взглядом. Успела уже "усидеть" полбутылки ликера - и на сей раз не озаботилась возней с юбкой, так что Данил, предвидя кое-что наперед, иронически хмыкнул. Про себя, конечно. Ножки безусловно заслуживали внимания - а вот прямолинейная женская логика, незамысловатая, как гребешок, заслуживала лишь сожаления. Ну да, уже не две, а три пуговички расстегнуты... - Цирковой номер, - сказал он, садясь и устраивая Будду меж колен. - Чем бы нам... ага. Подцепил этот ком, и в самом деле оказавшийся чем-то вроде плотной ваты, вилкой и лезвием собственного перочинного ножика. Легонько потянул, примеряясь. Ком выскочил легко. Марина чихнула, смешно морща нос. Ему самому явственно щекотал ноздри сухой и летучий запах - то ли пыли, то ли кожи. Теми же археологическими орудиями осторожно развернул слежавшуюся вату. Обнаружился сероватый сверток толщиной с граненый стакан. - Пергамент? - спросил он. - Ага. Бумаги здесь делать не умели, а папируса не было. - Марина почти касалась его щеки своей, так что Данил чувствовал свежий запах ее кожи. Разворачивайте, не боитесь, там был точно такой же, и он выдержал... Он осторожно отогнул краешек. Пергамент и в самом деле не собирался рассыпаться в прах - но так и норовил свернуться назад, в более привычную за столетия позицию. Данил крепче сжал пальцы. Черные строчки выведены аккуратно, но буквы совершенно незнакомые, напоминавшие то ли пляшущих брейк муравьев, то ли обрывки паутины. - Ну да, таиджиутскнй, как и в первом тексте... - Марина заглядывала ему через плечо. - По-моему, и текст тот же - я столько на него таращилась... Но не ручаюсь. - М-да, я бы тоже не ручался, - с сомнением покачал головой Данил, пытаясь сообразить, в чем заключаются различия меж иероглифами и уловить какую-то систему. Но все эти закорючки выглядели одинаковыми. - Это слова или буквы? - Помесь букв со слоговым письмом. - Вы так-таки ничего и не понимаете? Марина покачала головой: - Я изучала только древнехягасский, и то, каюсь, скверно, - ткнула пальчиком с ярко-красным ногтем. - По-моему, это означает "конь". Юлия показывала, - озорно блеснула глазами. - А в иных случаях - еще и "мужскую силу"... Отняла палец, и загадочный знак тут же стал неотличим от прочих, затерявшись среди них. Чуть закинула голову, прикрыла глаза, полуоткрыла губы и откровенно ждала ответного хода. Данил усмехнулся и, перехватив левой рукой искавшую его плечо ладонь, прошептал ей на ухо, чувствуя, признаться, некое электрическое мельтешение в крови: - Думаешь, это увеличит процент? - Я не блядь, - жарко прошептала она в ответ. - Просто хочется. Все как в кино, - перехватила-таки его руку и уверенно повела вверх по гладкому бедру. - И никаких тихих пристаней, надоело, когда тебя вместо жилетки держат... Данил неловко расстегивал крепление кобуры - она вечно мешала в столь непредвиденных ситуациях. Впрочем, не такая уж неожиданная ситуация и была - женщины весьма стереотипны, если речь заходит о закреплении договоров... Справился наконец с подпружиненной скобой и, не глядя, кинул кобуру подальше на широкую постель. В конце концов он был живым человеком и тоже жаждал отвлечься от сложностей. И, снимая с нес платье, стягивая невесомые трусики, боялся одного - вдруг запищит рация, случалось ей взвывать некстати...
Глава девятнадцатая
Мой друг уехал в Магадан, снимите шляпу...
Он сидел в уголке аппаратной, забившись поглубже меж полированным стеллажом и стеной, чтобы не торчать над душой у радиста. Но радист все равно то и дело оглядывался на него, виновато пожимал плечами. "Леший" не подал в девять утра "три семерки". Вообще не вышел на связь, чего не случалось не только на памяти Данила, но к за все время существования левого платинового прииска. "Заимка" молчала. Несмотря на то, что в дополнение к личной рации Самура там была запасная, проверявшаяся ежедневно. Вызывать их самих было бы бессмысленно, рация "заимки" никогда не работала на прием... Курил он уже беспрестанно. Конечно, оставались уютные естественные объяснения - землетрясение, паводок, приступ скарлатины, все одновременно отравились колбасой. Напал снежный человек или вылезший из речки Беди заблудившийся динозавр. Упал метеорит. Загорелась тайга. И прочее читайте сборник "Антология таинственных случаев" с любой страницы... До половины десятого он старался внушить себе, что молчание "Лешего" никак не связано с последними событиями. Самур мог подвернуть ногу, забредя ненароком далеко от прииска, по глупой случайности не взял с собой оружия, не смог выстрелом подать сигнал бедствия, и товарищи по работе (никто из которых не имеет права лезть к рации в отсутствие бригадира) отправились его искать... Одно немаловажное уточнение: Самур никогда не уходил с прииска. А в те дни, когда он уезжал в Шантарск, на рацию получал право сесть доверенный. Тот же доверенный, кстати, случись с Самуром что-то непредвиденное, просто обязан был выйти на связь и дать "три девятки". У него был свой заместитель, а у того - свой, и так далее, по цепочке... В десять Данил уже просто курил, не строя версий. Радист представления не имел, отчего "три семерки" от "Лешего" так важны - он просто-напросто знал, что от абонента с этим позывным всегда, что ни день, поступают в девять утра "три семерки". А сегодня их не поступило. Поневоле станешь дергаться... В пять минут одиннадцатого Данил решительно поднял его со стула повелительным жестом, сел, нацепил наушники и распорядился: - Вызывай "Марала". Радист, неуклюже изогнувшись рядом, принялся вызывать. "Марал", личный контакт Данила, год назад осел в деревне Чарушниково, купил дом, выходивший тремя окнами на единственную дорогу, по которой из села могли проехать машины к Беде, и занялся довольно нехитрым делом сидел и ждал. У моря погоды. Больше ничего в его обязанности не входило жить себе и немедленно сообщать, если в окрестностях начнется подозрительное шевеление, и в случае такового подать Самуру сигнал тревоги по "Всплеску", крошке-рации одноразового действия. "Марал" был вертухаем в отставке, всю жизнь мечтал доживать век в деревне н оттого своими обязанностями не тяготился ничуть (да к тому же из-за каких-то загадочных свойств организма спал часа по три в сутки, чутко, как собака). Данил в свое время побывал там и убедился, что дело у бывшего "сапога" поставлено на совесть - поперек узкой, стиснутой соснами однопутки тот положил стокилограммовую тракторную борону, и при малейшем шевелении около нее посторонних во дворе оживал злющий цепной кобель, способный лаем поднять мертвого. Односельчане, считавшие новопоселенца бывшим начальником охраны какого-то засекреченного космодрома (Данил сам пустил эту фишку, выпив с мужиками на бревнах у магазина), отнеслись ко всему как к милому безобидному чудачеству малость свихнувшегося на строгой секретной работе мужика, прозвав его "комендантом Беди". В деревне весьма терпимы к чудачествам, если только они безобидные. А посторонние в ту сторону, к Беде, и не ездили - охотники и шишкобои привыкли отправляться пешком, геологи давно не наведывались... В наушниках затрещало. - "Марал", говорит "Марал". - Это Кирилл, - сказал Данил. После короткого молчания поинтересовались: - Начальник, точно вы? - Лампадка у тебя белая, с красными точками, - сказал Данил. - Точно, - хехекнул "Марал". - Что стряслось? - У вас спокойно? - Спокойней некуда. Даже ветра нету. Борона как валялась, так и валяется, Левко дрыхнет в конуре, а по небу ничего не жужжало... У соседа с нашего конца "Ниву" угнали, так и не нашли пока, но это ж не по вашей части... А так все тихо. - Посматривай, - сказал Данил. - А что такое? - Молчат. - Ох, ни хрена... Начальник, тишина была полная. - Все равно посматривай, - сказал Данил. - И если хоть что-то непривычное нарисуется, дай знать. Конец. Он вернул радисту наушники, освободил стул и вновь перебрался за стеллаж. Истреблял одну "Опалину" за другой. А еще минут через двадцать дверь аппаратной распахнулась, на пороге встала Митрадора: - Данила Петрович! Он вышел в коридор, ощущая некоторую невесомость в коленках. - Звонил Самур, он на "пятерке". - Что еще? - Все. Сказал, немедленно... Данил заглянул в аппаратную, бросил радисту: - Все дела побоку, сиди на волне "Марала", - и направился к лестнице, приказав Митрадоре через плечо: - Дежурный экипаж за мной... "Пятерка" означала однокомнатную квартирку километрах в трех отсюда, "лежку" Самура на самый крайний случай. О чем, кроме него, знал только Данил. Его ребятки, тоже ставшие за последние дни чуточку нервными, посылались из "Волги", моментально взяв его в кольцо, отпугивая редких прохожих хмурыми взглядами. На лестнице он их опередил, прыжками взбежал на третий этаж, позвонил - дилин-дин, дилин. Самур открыл моментально, водимо, так и стоял у глазка. Он был ненормально бледен, отчего волосы и усы выглядели вовсе уж антрацитовыми, и почему-то казался располневшим. Данил кивнул своим, чтобы остались на площадке, прошел в комнату. Постель с кровати сорвана, валяются изодранные на ленты простыни и еще какие-то тряпки в бурых, залубеневших пятнах, на столе откупоренная, но непочатая бутылка коньяка, тут же "Стечкин" с глушителем и патроны россыпью. Данил взял пистолет, нюхнул - кисло шибало гарью... - Садись, - сказал Самур, вошел следом как-то скособочась, прижимая левую руку к боку. Тяжело упал на стул. - Налей мне, пожалуйста. Промедол прошел, а сил нету... - Тебя что, ранили? - Данил оглянулся на жуткие тряпки. - Где телефон? Сейчас всё оформим... - Сиди, Барс. Поздно. Налей мне. У пророка ничего не сказано про коньяк, его можно... - он зажмурился и выцедил полстакана, как воду. Шумно выдохнул, передернулся всем телом. - Поздно, две пули, буду умирать... - Ты... - Молчи, да! - Самур оскалился, как зверь. - Ты мужчина, нет? Я тебе сват-брат, да? Сиди, слушай! Совсем времени нет, я чую, у нас в семье всегда чуяли, дедушка Гафур... - он прикрыл глаза, залопотал на каком-то непонятном языке, опомнился. - Никого больше нет, Барс. Налетели до рассвета, в час волка, собаки не лаяли, их, я думаю, положили из бесшумок, Салих стоял на карауле, а тревоги не поднял, значит, его тоже, сразу... Барс, они не требовали сдаться, не кричали про руки вверх, они убивали всех... - Кто? Сколько их было? - Все в камуфляже, в масках... - Самур снова закрыл глаза. - Мы стреляли, только они убивали одного за другим, одного за другим, мы были как овчарки у стада, а они, как волки, они пришли, чтоб убивать без разговоров... Человек пятнадцать. У них ни один ствол не стрелял громко, все были бесшумные, совсем как у нас, ни одного выстрела не было громкого... Это не власти, это абреки. Нет больше Шадизаровых, только маленькие, там, в ауле... Все было бесшумно, понимаешь? Только раненые стонали, кричали, у нас и у них... Они своих добили потом, еще раньше, чем наших. Я видел... Всех Шадизаровых убили, Барс. А я убежал, когда никого уже не осталось. Я не трус, слышишь? Не трус! Нужно было рассказать... - Да конечно, - тихо сказал Данил. - Никто и не говорит, что ты трус, никто... Значит, это ты взял "Ниву" в деревне? - Я. Собака у них не гавкала, взял еще рубашки с веревки, отъехал подальше, порвал, завязался... Они гнались сначала по лесу, я спрятался в темноте, мимо проскочили... У нас у всех одежда была темная, так в старину заведено, ночью не видно, если что... Вот и получилось - если что... Откуда знаешь про "Ниву"? Я ее бросил за квартал отсюда. - Знаю, - отмахнулся Данил. - Ты умный... У тебя кто-то в деревне? - Да. Но ничего он не заметил. - Он бы не услышал, - сказал Самур, чуть покачиваясь всем телом. - Ни одного выстрела не было громкого... Налей еще. Все сказал, можно теперь. Они не власть, Барс, так и скажи Ивану. Скажи, я ничего не мог сделать, ты бы тоже не сделал ничего. - В деревне все было спокойно? - Ни одна собака не брехала, только когда я шел... Они пришли тайгой, если и была машина, оставили далеко. Барс, запомни, мусульманина хоронят в тот же день... У есть мусульманское кладбище, отвези ночью, закопай... - Не дури, - сказал Данил. - Сейчас оформим все... - Ты всегда был умный, а теперь глупый. Меня еще утром убили, я только погодил умирать, пока недоделаю дела, потому что мы - Шадизаровы... Прадедушка грабил вашу почту... При царе Александре... Почитай потом коран, хоть суру... Мусульманину не нужен гроб, заверни в белую материю... И почитай хоть суру, может, подо мной мост и не рухнет... - он склонился вперед, оперся на стол грудью. - Горы, горы, горы... Меня еще утром убили, а ты не понимаешь... Похорони до полночи, постарайся... Данил встал, огляделся в поисках телефона. Не было никакого риска, имелся эскулап и на такой вариант... За его спиной шумно упало тело, опрокинулся стул, посыпались патроны со стола, раскатились, стуча. Самур, откинув левую руку и подобрав под себя правую, лежал посреди комнаты. Данил перевернул его. Из-под незастегнутой рубашки выпирали полосы туго намотанной простыни, на боку и на животе слева все еще расплывались темно-алые пятна. Пульс не прощупывался, как ни .старался Данил. На груди, пониже ключиц, виднелась наколка - какая-то фраза арабской вязью. Приложенное к губам зеркальце осталось незамутненным пожалуй, он и в самом деле был убит там, в тайге, лишь долг и честь - что там под этим ни понимай - гнали его сто пятьдесят километров. Люди иногда умирают не раньше, чем успеют доделать дело, какие бы законы ни были писаны природой на сей счет... Данил налил себе коньяку и медленно выпил. Глядя на лежащего, в который раз спрашивал себя - должно ведь быть что-то еще? Помимо денег, которые тебе так и не пригодятся, помимо обязанности складывать самородок к самородку, помимо необходимости соблюдать правила игры? Должно быть что-то еще, иначе отчего люди совершают гораздо больше того, что от них требуется, и не спешат выставлять за это писаный счет? Он аккуратно стер свои отпечатки со всего, к чему притрагивался, нашел ключи, осмотрел замок, убедившись, что сможет без проблем открыть его снаружи, когда понадобится, и вышел к торчавшим на площадке ребятам. Бросил, ни на кого не глядя: - Пошли... - Полчаса назад проперли, - докладывал "Марал". - Борону отволокли сами, у них там было шестерок до едрени матери. Значит, так: грузовик с медведем на дверцах, внутренние войска, полный кузов лысопогонников. Две штатских "Волги", в одной маячила папаха, вторая сплошь с цивильными. Два "Уазика" в ментовской раскраске. Еще грузовик, номер военный, никаких эмблем. И два "Уаза"-фургонетки, новенькие, темно-красные. Участковый с ними на своем драндулете, суетился, словно шило в жопе. Над тайгой мотается вертушка. В эфире жуткая суетня, - он явственно хихикнул. - Деревня на ушах стоит, кто-то даже про летающую тарелку болтает... - Все? - Нового ничего пока. - Отключайся и сиди тихонечко, - сказал Данил. - В случае чего ты у нас радиолюбитель зарегистрированный, на это и бей. Конец связи. Еще через полтора часа на основе радиоперехватов и вспугнутых с гнезда информаторов из соответствующих структур картина нарисовалась более-менее полная. Почти. Упомянутые структуры получили сведения, что в тайге, в четырех километрах от деревни Чарушниково, произошла нехилая перестрелка с широким применением автоматического оружия. Отправленный на рекогносцировку участковый узрел такое, что орал потом в телефонную трубку, словно на другую планету пытался докричаться. Два десятка трупов, автоматы с глушителями, импортные рации дальнего действия, два сожженных ненашенских джипа, мертвые волкодавы, головешки барака, просыпанные, в спешке, очевидно, зерна самородной платины, настоящий прииск, обустроенный не хуже, чем это сделало бы государство с его возможностями... Участковый клянется и божится, что принимал тамошний табор за мирных геологов. На Бедю выехала суперпредставительная команда из самых первых лиц, отмеченных лампасами и погонами без просветов, зато с большенькими звездами. Чуть позже Данилу сообщили, что по тому же маршруту проследовал вертолет с заместителем губернатора, а на полосе готовится к взлету еще один, и в него грузятся военные. Словом, провал был полный, была "заимка" - и нету. Каретников исчез где-то в городе, а следом разлетелись и особо доверенные его штабисты. Кузьмич, как доложили, все еще пребывал в верхах, совместно с прочими народными избранниками решая в областной Думе чрезвычайно животрепещущий вопрос о финансировании очередного Всесибирского фестиваля симфонической музыки и балета. Еще через час выяснили, что утечка информации пока что определенно не планируется - пресс-служба УВД пребывает в состоянии покоя, журналисты погрязли в текущих делах. Намерения властей предержащих еще не поддавались анализу и толкованию по нехватке информации, однако Данил не сомневался в одном: неизвестные, напавшие на прииск, ничуть не заботились о "языке", вовсе даже наоборот. Правда, оптимизма это не прибавляло: на мертвых, как широко известно, можно валить все, что твоя душенька пожелает, оправдываться они не в состоянии. Пессимистично глядя на вещи, можно ожидать чего угодно: от вороха интеркрайтовских бланков, живописно разбросанных на пожарище, до появления Лжесамура, красочно излагавшего бы по телевидению, как нехороший человек Лалетин держал его прикованным к тачке и заставлял копать платину, угрожая зарезать любимого дедушку. Впрочем, это уже перебор. Как-никак мы в своем поместье, и не найдут они концов, ручаться можно - но прииск потерян, судьба месячной добычи подернута туманом... В восемь вечера Данилу позвонил Кузьмич, велел не дергаться, прилежно собирать информацию без лишней суеты, а завтра быть в готовности чуть свет.
Глава девятнадцатая
Мой друг уехал в Магадан, снимите шляпу...
Он сидел в уголке аппаратной, забившись поглубже меж полированным стеллажом и стеной, чтобы не торчать над душой у радиста. Но радист все равно то и дело оглядывался на него, виновато пожимал плечами. "Леший" не подал в девять утра "три семерки". Вообще не вышел на связь, чего не случалось не только на памяти Данила, но к за все время существования левого платинового прииска. "Заимка" молчала. Несмотря на то, что в дополнение к личной рации Самура там была запасная, проверявшаяся ежедневно. Вызывать их самих было бы бессмысленно, рация "заимки" никогда не работала на прием... Курил он уже беспрестанно. Конечно, оставались уютные естественные объяснения - землетрясение, паводок, приступ скарлатины, все одновременно отравились колбасой. Напал снежный человек или вылезший из речки Беди заблудившийся динозавр. Упал метеорит. Загорелась тайга. И прочее читайте сборник "Антология таинственных случаев" с любой страницы... До половины десятого он старался внушить себе, что молчание "Лешего" никак не связано с последними событиями. Самур мог подвернуть ногу, забредя ненароком далеко от прииска, по глупой случайности не взял с собой оружия, не смог выстрелом подать сигнал бедствия, и товарищи по работе (никто из которых не имеет права лезть к рации в отсутствие бригадира) отправились его искать... Одно немаловажное уточнение: Самур никогда не уходил с прииска. А в те дни, когда он уезжал в Шантарск, на рацию получал право сесть доверенный. Тот же доверенный, кстати, случись с Самуром что-то непредвиденное, просто обязан был выйти на связь и дать "три девятки". У него был свой заместитель, а у того - свой, и так далее, по цепочке... В десять Данил уже просто курил, не строя версий. Радист представления не имел, отчего "три семерки" от "Лешего" так важны - он просто-напросто знал, что от абонента с этим позывным всегда, что ни день, поступают в девять утра "три семерки". А сегодня их не поступило. Поневоле станешь дергаться... В пять минут одиннадцатого Данил решительно поднял его со стула повелительным жестом, сел, нацепил наушники и распорядился: - Вызывай "Марала". Радист, неуклюже изогнувшись рядом, принялся вызывать. "Марал", личный контакт Данила, год назад осел в деревне Чарушниково, купил дом, выходивший тремя окнами на единственную дорогу, по которой из села могли проехать машины к Беде, и занялся довольно нехитрым делом сидел и ждал. У моря погоды. Больше ничего в его обязанности не входило жить себе и немедленно сообщать, если в окрестностях начнется подозрительное шевеление, и в случае такового подать Самуру сигнал тревоги по "Всплеску", крошке-рации одноразового действия. "Марал" был вертухаем в отставке, всю жизнь мечтал доживать век в деревне н оттого своими обязанностями не тяготился ничуть (да к тому же из-за каких-то загадочных свойств организма спал часа по три в сутки, чутко, как собака). Данил в свое время побывал там и убедился, что дело у бывшего "сапога" поставлено на совесть - поперек узкой, стиснутой соснами однопутки тот положил стокилограммовую тракторную борону, и при малейшем шевелении около нее посторонних во дворе оживал злющий цепной кобель, способный лаем поднять мертвого. Односельчане, считавшие новопоселенца бывшим начальником охраны какого-то засекреченного космодрома (Данил сам пустил эту фишку, выпив с мужиками на бревнах у магазина), отнеслись ко всему как к милому безобидному чудачеству малость свихнувшегося на строгой секретной работе мужика, прозвав его "комендантом Беди". В деревне весьма терпимы к чудачествам, если только они безобидные. А посторонние в ту сторону, к Беде, и не ездили - охотники и шишкобои привыкли отправляться пешком, геологи давно не наведывались... В наушниках затрещало. - "Марал", говорит "Марал". - Это Кирилл, - сказал Данил. После короткого молчания поинтересовались: - Начальник, точно вы? - Лампадка у тебя белая, с красными точками, - сказал Данил. - Точно, - хехекнул "Марал". - Что стряслось? - У вас спокойно? - Спокойней некуда. Даже ветра нету. Борона как валялась, так и валяется, Левко дрыхнет в конуре, а по небу ничего не жужжало... У соседа с нашего конца "Ниву" угнали, так и не нашли пока, но это ж не по вашей части... А так все тихо. - Посматривай, - сказал Данил. - А что такое? - Молчат. - Ох, ни хрена... Начальник, тишина была полная. - Все равно посматривай, - сказал Данил. - И если хоть что-то непривычное нарисуется, дай знать. Конец. Он вернул радисту наушники, освободил стул и вновь перебрался за стеллаж. Истреблял одну "Опалину" за другой. А еще минут через двадцать дверь аппаратной распахнулась, на пороге встала Митрадора: - Данила Петрович! Он вышел в коридор, ощущая некоторую невесомость в коленках. - Звонил Самур, он на "пятерке". - Что еще? - Все. Сказал, немедленно... Данил заглянул в аппаратную, бросил радисту: - Все дела побоку, сиди на волне "Марала", - и направился к лестнице, приказав Митрадоре через плечо: - Дежурный экипаж за мной... "Пятерка" означала однокомнатную квартирку километрах в трех отсюда, "лежку" Самура на самый крайний случай. О чем, кроме него, знал только Данил. Его ребятки, тоже ставшие за последние дни чуточку нервными, посылались из "Волги", моментально взяв его в кольцо, отпугивая редких прохожих хмурыми взглядами. На лестнице он их опередил, прыжками взбежал на третий этаж, позвонил - дилин-дин, дилин. Самур открыл моментально, водимо, так и стоял у глазка. Он был ненормально бледен, отчего волосы и усы выглядели вовсе уж антрацитовыми, и почему-то казался располневшим. Данил кивнул своим, чтобы остались на площадке, прошел в комнату. Постель с кровати сорвана, валяются изодранные на ленты простыни и еще какие-то тряпки в бурых, залубеневших пятнах, на столе откупоренная, но непочатая бутылка коньяка, тут же "Стечкин" с глушителем и патроны россыпью. Данил взял пистолет, нюхнул - кисло шибало гарью... - Садись, - сказал Самур, вошел следом как-то скособочась, прижимая левую руку к боку. Тяжело упал на стул. - Налей мне, пожалуйста. Промедол прошел, а сил нету... - Тебя что, ранили? - Данил оглянулся на жуткие тряпки. - Где телефон? Сейчас всё оформим... - Сиди, Барс. Поздно. Налей мне. У пророка ничего не сказано про коньяк, его можно... - он зажмурился и выцедил полстакана, как воду. Шумно выдохнул, передернулся всем телом. - Поздно, две пули, буду умирать... - Ты... - Молчи, да! - Самур оскалился, как зверь. - Ты мужчина, нет? Я тебе сват-брат, да? Сиди, слушай! Совсем времени нет, я чую, у нас в семье всегда чуяли, дедушка Гафур... - он прикрыл глаза, залопотал на каком-то непонятном языке, опомнился. - Никого больше нет, Барс. Налетели до рассвета, в час волка, собаки не лаяли, их, я думаю, положили из бесшумок, Салих стоял на карауле, а тревоги не поднял, значит, его тоже, сразу... Барс, они не требовали сдаться, не кричали про руки вверх, они убивали всех... - Кто? Сколько их было? - Все в камуфляже, в масках... - Самур снова закрыл глаза. - Мы стреляли, только они убивали одного за другим, одного за другим, мы были как овчарки у стада, а они, как волки, они пришли, чтоб убивать без разговоров... Человек пятнадцать. У них ни один ствол не стрелял громко, все были бесшумные, совсем как у нас, ни одного выстрела не было громкого... Это не власти, это абреки. Нет больше Шадизаровых, только маленькие, там, в ауле... Все было бесшумно, понимаешь? Только раненые стонали, кричали, у нас и у них... Они своих добили потом, еще раньше, чем наших. Я видел... Всех Шадизаровых убили, Барс. А я убежал, когда никого уже не осталось. Я не трус, слышишь? Не трус! Нужно было рассказать... - Да конечно, - тихо сказал Данил. - Никто и не говорит, что ты трус, никто... Значит, это ты взял "Ниву" в деревне? - Я. Собака у них не гавкала, взял еще рубашки с веревки, отъехал подальше, порвал, завязался... Они гнались сначала по лесу, я спрятался в темноте, мимо проскочили... У нас у всех одежда была темная, так в старину заведено, ночью не видно, если что... Вот и получилось - если что... Откуда знаешь про "Ниву"? Я ее бросил за квартал отсюда. - Знаю, - отмахнулся Данил. - Ты умный... У тебя кто-то в деревне? - Да. Но ничего он не заметил. - Он бы не услышал, - сказал Самур, чуть покачиваясь всем телом. - Ни одного выстрела не было громкого... Налей еще. Все сказал, можно теперь. Они не власть, Барс, так и скажи Ивану. Скажи, я ничего не мог сделать, ты бы тоже не сделал ничего. - В деревне все было спокойно? - Ни одна собака не брехала, только когда я шел... Они пришли тайгой, если и была машина, оставили далеко. Барс, запомни, мусульманина хоронят в тот же день... У есть мусульманское кладбище, отвези ночью, закопай... - Не дури, - сказал Данил. - Сейчас оформим все... - Ты всегда был умный, а теперь глупый. Меня еще утром убили, я только погодил умирать, пока недоделаю дела, потому что мы - Шадизаровы... Прадедушка грабил вашу почту... При царе Александре... Почитай потом коран, хоть суру... Мусульманину не нужен гроб, заверни в белую материю... И почитай хоть суру, может, подо мной мост и не рухнет... - он склонился вперед, оперся на стол грудью. - Горы, горы, горы... Меня еще утром убили, а ты не понимаешь... Похорони до полночи, постарайся... Данил встал, огляделся в поисках телефона. Не было никакого риска, имелся эскулап и на такой вариант... За его спиной шумно упало тело, опрокинулся стул, посыпались патроны со стола, раскатились, стуча. Самур, откинув левую руку и подобрав под себя правую, лежал посреди комнаты. Данил перевернул его. Из-под незастегнутой рубашки выпирали полосы туго намотанной простыни, на боку и на животе слева все еще расплывались темно-алые пятна. Пульс не прощупывался, как ни .старался Данил. На груди, пониже ключиц, виднелась наколка - какая-то фраза арабской вязью. Приложенное к губам зеркальце осталось незамутненным пожалуй, он и в самом деле был убит там, в тайге, лишь долг и честь - что там под этим ни понимай - гнали его сто пятьдесят километров. Люди иногда умирают не раньше, чем успеют доделать дело, какие бы законы ни были писаны природой на сей счет... Данил налил себе коньяку и медленно выпил. Глядя на лежащего, в который раз спрашивал себя - должно ведь быть что-то еще? Помимо денег, которые тебе так и не пригодятся, помимо обязанности складывать самородок к самородку, помимо необходимости соблюдать правила игры? Должно быть что-то еще, иначе отчего люди совершают гораздо больше того, что от них требуется, и не спешат выставлять за это писаный счет? Он аккуратно стер свои отпечатки со всего, к чему притрагивался, нашел ключи, осмотрел замок, убедившись, что сможет без проблем открыть его снаружи, когда понадобится, и вышел к торчавшим на площадке ребятам. Бросил, ни на кого не глядя: - Пошли... - Полчаса назад проперли, - докладывал "Марал". - Борону отволокли сами, у них там было шестерок до едрени матери. Значит, так: грузовик с медведем на дверцах, внутренние войска, полный кузов лысопогонников. Две штатских "Волги", в одной маячила папаха, вторая сплошь с цивильными. Два "Уазика" в ментовской раскраске. Еще грузовик, номер военный, никаких эмблем. И два "Уаза"-фургонетки, новенькие, темно-красные. Участковый с ними на своем драндулете, суетился, словно шило в жопе. Над тайгой мотается вертушка. В эфире жуткая суетня, - он явственно хихикнул. - Деревня на ушах стоит, кто-то даже про летающую тарелку болтает... - Все? - Нового ничего пока. - Отключайся и сиди тихонечко, - сказал Данил. - В случае чего ты у нас радиолюбитель зарегистрированный, на это и бей. Конец связи. Еще через полтора часа на основе радиоперехватов и вспугнутых с гнезда информаторов из соответствующих структур картина нарисовалась более-менее полная. Почти. Упомянутые структуры получили сведения, что в тайге, в четырех километрах от деревни Чарушниково, произошла нехилая перестрелка с широким применением автоматического оружия. Отправленный на рекогносцировку участковый узрел такое, что орал потом в телефонную трубку, словно на другую планету пытался докричаться. Два десятка трупов, автоматы с глушителями, импортные рации дальнего действия, два сожженных ненашенских джипа, мертвые волкодавы, головешки барака, просыпанные, в спешке, очевидно, зерна самородной платины, настоящий прииск, обустроенный не хуже, чем это сделало бы государство с его возможностями... Участковый клянется и божится, что принимал тамошний табор за мирных геологов. На Бедю выехала суперпредставительная команда из самых первых лиц, отмеченных лампасами и погонами без просветов, зато с большенькими звездами. Чуть позже Данилу сообщили, что по тому же маршруту проследовал вертолет с заместителем губернатора, а на полосе готовится к взлету еще один, и в него грузятся военные. Словом, провал был полный, была "заимка" - и нету. Каретников исчез где-то в городе, а следом разлетелись и особо доверенные его штабисты. Кузьмич, как доложили, все еще пребывал в верхах, совместно с прочими народными избранниками решая в областной Думе чрезвычайно животрепещущий вопрос о финансировании очередного Всесибирского фестиваля симфонической музыки и балета. Еще через час выяснили, что утечка информации пока что определенно не планируется - пресс-служба УВД пребывает в состоянии покоя, журналисты погрязли в текущих делах. Намерения властей предержащих еще не поддавались анализу и толкованию по нехватке информации, однако Данил не сомневался в одном: неизвестные, напавшие на прииск, ничуть не заботились о "языке", вовсе даже наоборот. Правда, оптимизма это не прибавляло: на мертвых, как широко известно, можно валить все, что твоя душенька пожелает, оправдываться они не в состоянии. Пессимистично глядя на вещи, можно ожидать чего угодно: от вороха интеркрайтовских бланков, живописно разбросанных на пожарище, до появления Лжесамура, красочно излагавшего бы по телевидению, как нехороший человек Лалетин держал его прикованным к тачке и заставлял копать платину, угрожая зарезать любимого дедушку. Впрочем, это уже перебор. Как-никак мы в своем поместье, и не найдут они концов, ручаться можно - но прииск потерян, судьба месячной добычи подернута туманом... В восемь вечера Данилу позвонил Кузьмич, велел не дергаться, прилежно собирать информацию без лишней суеты, а завтра быть в готовности чуть свет.