Страница:
– Все самое лучшее, все самое большое, все самое дорогое, – отвечал собеседник, стараясь подчеркнуть полное свое неведение в области архитектуры и строительства.
– Что-нибудь похожее на правительственные здания… Быть может, такое… вам подойдет?
– В них есть нечто казарменное.
– Городское управление?..
– Чересчур административно…
– Испанское представительство…
– Очень напыщенно.
– Дворец герцога Монтана…
– О, этот выскочка!.. Нет. Мой дом должен быть добротным, но не кричать о том, сколько денег и труда на него затрачено. Попробуйте понять меня, и я щедро заплачу вам.
– Есть еще здание английского представительства.
– Вот-вот! Пожалуй, годится.
– Это здание строил я.
– Мои комплименты, сеньор Орландо.
– Вы очень любезны, сеньор…
– Керневель!..
– Могу показать вам земли, что сейчас продаются. Это недалеко от рейда.
– Подходит.
– Не хотите ли взглянуть на план постройки?
– С огромным удовольствием.
– Смотрите: вот план в разрезе и общий…
– Для меня это все равно, что китайская грамота. Если вы не против, я хотел бы изучить план на досуге.
– Все бумаги в вашем распоряжении, сеньор Керневель.
– Вы очень любезны, сеньор Орландо. Могу я забрать их с собой?
– Их вам доставят.
– Не беспокойтесь, я возьму лишь на сутки.
– Как угодно.
– Послезавтра верну их вам в целости и сохранности.
– Я отдам распоряжение служащему упаковать документы. Одну минуточку.
– Мне бы хотелось отблагодарить этого молодого человека. Прошу вас передать чек на пятьсот франков. Думаю, чаевые ему не помешают.
И Анрийон, сопровождаемый Ивоном, покинул дом архитектора Орландо. Тот на прощание рассыпался в любезностях, а про себя отметил: «Ну и оригинал!.. С ним я, пожалуй, смогу заработать неслыханные деньги».
Оба моряка поспешили в отель «Клебер». Капитан немедленно принялся изучать план, вычерченный на калькеnote 318.
Неблагодарная, нудная, утомительная работа, по Анрийон с такой легкостью читал чертежи, что, посмотри на него архитектор сейчас, он крепко задумался бы над тем, стоило ли доверять свои документы.
Так прошел весь день. Лишь глубокой ночью работа была окончена.
– Готово, – воскликнул Поль, засовывая чертежи в карман и потягиваясь. – Время не ждет. Эти англичане до того расторопны и оперативны, что я каждую минуту вздрагиваю, подумав о судьбе моего бедного друга. Медлить нельзя. К счастью, больница у них находится отдельно, в парке. Не позже, чем через два дня Феликс должен быть на борту «Авраама Линкольна». В противном случае нас повесят вместе.
Через сорок четыре часа после торжественного обещания, данного капитаном, у мола раздался оглушительный взрыв, потрясший всю округу.
Было половина двенадцатого ночи. Спящий город внезапно наполнился шумом и суетой. Второй раз за последнюю неделю ударили в набатnote 319, и в сумерках высветились языки пламени.
Пожар тюрьмы, случившийся несколько дней назад, не вызвал сильной паники в городе. Огонь удалось быстро погасить.
Но на этот раз все оказалось куда серьезнее: пламя было таким сильным, что горожане спрашивали друг друга, не загорелся ли весь квартал.
Улицы запрудила волнующаяся толпа. Вскоре до нее дошла страшная новость. На рейде горел корабль. Говорили, что там много горючего и взрывчатых веществ. Никто не знал точно, был это порох, алкоголь или нефть. Казалось, пожар угрожал деревянному молу и многочисленным привязанным здесь лодкам.
Как обычно в подобных случаях, распространились самые невероятные, самые противоречивые слухи.
Что это за корабль? Под каким флагом плавает? Эти вопросы прежде всего интересовали служащих многочисленных представительств и консульств. Ими правил скорее эгоизм, нежели международная солидарность.
Тут и там сновали запыхавшиеся полисмены, приносившие последние новости.
Горящий корабль принадлежит англичанам, и плавает под британским флагом – стражи порядка видели это собственными глазами, а также собственными ушами слышали душераздирающие крики на борту. Несколько несчастных спали и сгорели заживо!
Когда дело касалось других, сыны Альбионаnote 320 проявляли невиданный, немыслимый эгоизм, возводя этот эгоизм в ранг национальной политики. Они совершенно хладнокровно могли бросить в беде любого иностранца, но по отношению друг к другу проявляли удивительную солидарность и взаимовыручку, часто доходящую до самопожертвования и героизма.
Простые слова: горящий корабль принадлежит англичанам! Англичане в трауре! Подняли на ноги всех до одного подданных Ее Величества, находившихся в Буэнос-Айресе, начиная с его светлости полномочного посла и кончая последним докером.
В мгновение ока его светлость лично в сопровождении секретарей, советников и атташеnote 321 прибыл на набережную, где собралась испуганная, бурлящая толпа.
Пожар, однако, разгорался все сильнее. Тому способствовало горючее, находившееся на борту. Пламя распространялось с необыкновенной быстротой. Если первоначальные опасения за гибель мола и пришвартованных рядом шаланд оказались все же излишними, то корабль, без сомнения, был безвозвратно потерян.
В небо взвивались огромные языки пламени и плясали на фоне клубов черного дыма. Корабль походил на извергающийся вулкан.
Сперва надо всем этим адом видны были тонкие линии мачт, но мало-помалу пламя охватило и их. Невольно на ум приходила мысль, что некто всемогущий устроил для собственного развлечения грандиозный фейерверкnote 322. Блики пожара метались по фасадам прибрежных зданий.
Вскоре крики, раздававшиеся из адского пекла, последние, безнадежные крики о помощи смолкли. Несчастные жертвы отмучились. Им теперь уже не поможешь.
Толпа беспомощно взирала на катастрофу, положить конец которой человеку было не под силу.
Английский посол расспрашивал начальника порта об этом корабле. Но начальник ничего не мог толком сказать. Никто не видел, когда корабль пришел в порт, семафорыnote 323 не сообщили о его прибытии. Судно не подавало никаких сигналов. И только флаг развевался на мачте, чтобы все издалека видели, чей это корабль. Обратили внимание на судно, когда раздался взрыв.
Вот и все. Оставалось опросить свидетелей, единственное, что могло внести хоть какую-то ясность в случившееся. Но посол был окончательно поставлен в тупик, не зная, кому верить. Каждую минуту ему приносили сведения, исключающие одно другое. Бесконечные противоречивые рапорты агентов только запутывали и без того путаное дело.
Толпа все еще встревоженно гудела. И никто не обращал внимания на снующих тут и там подозрительных личностей. Лучшее время для карманников. Подобные типы всегда чуют добычу. Когда все увлечены, легко шарить по карманам. А мы добавим: время подходящее и для авантюристов.
Если легковерные аргентинцы развесив уши ловили каждое слово, ахали и охали, глядя на догорающий корабль, если воры воровали, то авантюристы работали.
И если бы его светлость, глава английской миссии, догадался тотчас вернуться к себе, он, быть может, несмотря на природную невозмутимость, все же поразился бы, заметив, что по парку и дому кто-то шныряет.
И правда, что происходило здесь? Что за люди бесшумно, словно тени, проворно пробирались по аллеям, занимали посты у входов и выходов?..
А дело вот в чем.
В тот самый момент, когда весь персонал покинул здание, откуда ни возьмись появилась группа неизвестных. Они стояли возле стены, окаймлявшей парк с северной стороны, то есть прямо напротив фасада.
Вдоль стены тянулась плохо освещенная улочка с выщербленной брусчаткойnote 324. В этот поздний час вокруг было пустынно. У каждого из пришедших в руках оказался смотанный тросnote 325 с крюком на конце. Бросок – и трос накрепко зацепился за верх стены.
Потом раздалась команда. Всего три слова, произнесенные низким голосом:
– Давайте наверх, ребята!
И ребята легким движением, как будто всю жизнь только и делали, что занимались гимнастикой, вскарабкались на стену и, усевшись верхом, перекинули трос на другую сторону, в парк.
Потом послышалось:
– Спускайтесь!
Пришедшие оказались посреди великолепного сада, принадлежавшего его светлости. Наступая на клумбы и без зазрения совести давя роскошные гортензииnote 326 – жемчужины, выпестованные английским послом собственными руками, неизвестные направились дальше.
Один, которому местность, очевидно, была знакома, оторвался от группы, прошел несколько шагов и вполголоса произнес:
– За мной!
Все гуськом пошли след в след, дружно топча стриженый газонnote 327. Кстати, газон был очень к месту, он скрадывал шаги, так что в саду не раздавалось ни шороха.
Компания приблизилась к стоящему поодаль строению. Окна были едва освещены.
– Больница, – шепнул тот же голос, видимо, принадлежащий предводителю. – Стоп! Никому не двигаться. Я посмотрю, что там.
Пять минут спустя вокруг внезапно загорелся яркий свет.
– Я открыл газ. Со светом как-то уютнее, – проговорил вожак. – Здесь никого нет, кроме портьеnote 328. Только он в дымину пьян. Поторопимся! Время не ждет. Корабль ведь не будет гореть бесконечно. Того и гляди, вернутся. Я войду, со мной Джим. Остальным – оставаться на месте! Выйдем втроем. Человек, который будет с нами, болен и очень слаб. Если он не сможет идти, вам придется его нести на руках. Поможете ему перелезть через стену. А потом сами знаете, куда идти. Если нападут, пользуйтесь только ножами. Упаси вас Бог стрелять. Никакого шума. Нам не нужно встреч с полицией. Понятно? Джим, я рассчитываю на тебя. В случае чего не забывай, что тебе светят две тысячи долларов.
– Все ясно! – по-английски ответил тот, кого звали Джимом.
Двое мужчин беспрепятственно проникли внутрь. Главный чиркнул спичкой, зажег крошечный фонарик и стал одну за другой обходить совершенно пустые комнаты.
– Вероятно, англичане в Буэнос-Айресе неплохо живут. Во всяком случае, не болеют, – заметил он.
Одна из дверей не поддалась. Она была заперта на два оборота. Однако ключ оказался тут же в замочной скважине.
Мужчина вошел и направился прямо к кровати. Из груди его вырвался радостный возглас:
– Черт побери! Феликс! Ни слова…
– Кто это?
– Это я, твой друг, Поль Анрийон… Со мной еще два десятка молодцов. Мы пришли, чтобы освободить тебя. Скорей!
– Но я раздет!.. В одной рубашке! – ответил слабый голос.
– Мы позаботимся о твоем целомудрииnote 329. Завернись в одеяло и следуй за мной.
Капитан погасил фонарь, взял бакалейщика под руку и собирался уже присоединиться к своим спутникам, как с улицы раздались крики.
Это, обогнав своих высокопоставленных хозяев, вернулась прислуга. В здании темно, но в саду явно кто-то есть. Воры?
Заметили слабый свет у больницы и бросились туда. Сначала двое, потом четверо, десятеро… Все с фонарями, вооружены вилами.
А тут подоспели и его светлость, советники, секретари, атташе с револьверами.
Капитан Айрийон все же успел присоединиться к своим. Выпустив руку Феликса, он сказал:
– Беник!.. Жан-Мари!.. Хватайте нашего больного и уносите отсюда во что бы то ни стало. Галопом, ребята! Мы вас прикроем.
Две пары сильных матросских рук подхватили парижанина, точно пушинку.
Англичане по-прежнему шумели, метались вокруг больницы. Затем рассеялись по парку.
– Сюда! – завопил один из них. – Сюда!
Когда самые прыткие подбежали к кричащим, оба моряка вместе с Обертеном были уже на стене. В одну секунду они перемахнули через нее и оказались на темной улочке. Раздались револьверные выстрелы. Пули просвистели мимо голов, но не задели никого.
В стене была прорублена единственная дверь, возле которой лежало громадное дерево, недавно спиленное садовником. Англичане схватили бревно и, превратив его в таранnote 330, взломали дверь.
Послышался шум катящейся повозки, гневные крики:
– Воры!.. Держи преступников!
Швейцары, секретари посольства, выездные лакеи, советники, архивариусы, поварята, словом, все, позабыв о чинах и различиях, выбежали на улицу.
Ночные визитеры разбежались кто куда. Их пытались преследовать, но это делалось скорее для очистки совести. Поймать никого не удавалось. Матросы явились хорошими бегунами.
Однако погоня не прекращалась. И вот за углом показались беглецы. Один из них был закутан в одеяло и еле-еле поспевал за остальными.
– Сто гинейnote 331 тому, кто его поймает! – вскричал посол.
Сто гиней! Щедрое обещание приободрило преследователей, собиравшихся было оставить эту затею.
– Ура! Да здравствует Англия!
Все внимание ловивших сосредоточилось на человеке в одеяле. На прочих уже никто не смотрел.
Наконец один из полицейских решительно перерезал ему дорогу, схватил за грудки и… отпрянул в ужасе.
Он увидел нечто, отчего вся его смелость и решимость моментально испарились.
– Санта Мария! – вскричал изумленный страж. – Этот человек синий!
– Ура! – воскликнули англичане. – Синий человек взят в плен!
Пленник сбросил одеяло и, скрестив руки на груди, спокойно сказал по-английски с едва заметным американским акцентом:
– Боже мой! С каких это пор запрещено ходить по улицам Буэнос-Айреса завернутым в одеяло? И почему нельзя вымазать себе лицо кобальтомnote 332? Что, собственно, происходит?
– Вы вор!.. Убийца!.. – вне себя от ярости вопил мажордом его светлости.
– Джентльмены! Вы по ошибке задержали не того человека.
– Вы выбежали из парка английского представительства, вы попали туда незаконно.
– Нет, сэр! Кто меня видел в парке? Я прогуливался вдоль стены парка, по улице. Что верно, то верно. А разве это запрещено? По ночам мне нравится гулять там так же, как нравится заворачиваться в одеяло и мазать лицо краской. Я матрос и развлекаюсь как хочу. Это ведь мое дело, не так ли?
– Извольте следовать за нами!
– А! Английские ищейки! Вы надоели мне!
С этими словами он мощными ударами опрокинул двоих полицейских, которые хотели его схватить, затем повалил на землю и того, кто задержал его и теперь в страхе молился всем святым. Поработав кулаками, человек скрылся, только пятки засверкали. Англичане остались с носом.
ГЛАВА 7
Феликс все время пытался что-то сказать, но шум колес заглушал его слабый голос. Не верилось, что его вырвали из английского застенкаnote 333, и бакалейщик без конца пожимал руки своим верным друзьям.
Поездка продолжалась недолго, всего несколько минут. У берега извозчик не остановился, а направил лошадей прямо в воду. Оказалось, что для них это вовсе не ново, а, наоборот, вполне обычно. Дело в том, что в этом месте глубина незначительна. Можно уйти или уехать далеко от берега, и все еще будет по щиколотку.
Если путешественник спешит и не имеет времени, чтобы добраться до того места, откуда ходят шаланды, можно увидеть такой спектакль – ходьбу по воде, будто посуху. Фиакрыnote 334 здесь частенько катятся по морю.
У Анрийона были все основания избегать многолюдных мест. Поэтому он и не поехал к молу. Там оставалось еще немало зевак, глазевших на догоравший английский корабль.
Капитан счел, что лучше не испытывать судьбу и перебраться по воде в повозке.
Получив соответствующие инструкции, извозчик погонял лошадей. Вскоре вода стала доставать до ног седоков, а потом подбираться и к брюху лошади. Тогда кучер свистнул. На свист подошла лодка, приняла на борт четырех пассажиров и в два счета доставила их к другой шлюпке, ожидавшей неподалеку.
– Теперь, мой дорогой Феликс, – радостно возвестил капитан, – ты у себя дома!
– Поль! Мой славный, храбрый Поль! – без конца повторял Обертен. Удивлению его и радости не было конца.
– Это я, я! Это мы… Беник, Жан-Мари, Ивон. Им не терпелось увидеть тебя.
– Как я мечтал! Друзья мои! Мне необходимо было видеть вас, слышать ваши дорогие голоса… Я никак не решался поверить, что все это реальность.
– Ты еще насмотришься на нас! Дай срок, вот доберемся до места, поднимемся на борт…
– А разве мы не на борту?
– Черт побери! Не думаешь ли ты, что мы вечно будем болтаться в этой шлюпке?
– А куда же…
– Немного терпения! Механик, свистни-ка погромче, чтобы точно знали, где мы.
– Не волнуйтесь! Ребята не ошибутся. Если им назначено свидание, прибудут точно по расписанию в назначенное место. Их не собьешь ни золотом, ни вискиnote 335.
И действительно, вскоре навстречу пришла еще одна лодка.
– Подруливай! Причаливай! – командовал Анрийон. – Все ли на месте?
– Да, капитан, – отозвался кто-то из темноты.
– Никто не отстал? А Джим?
– Все в порядке, капитан. Джим тоже успел! – Человек говорил с легким американским акцентом.
– Браво, ребята!
Все участники ночного происшествия, как по мановению волшебной палочки, вновь собрались вместе, разместившись в большой лодке. Мотор взвыл, и только ветер засвистел в ушах.
Через три четверти часа они были уже на рейде и поднимались на борт большого парохода. Судя по судовым огням, вскоре намечалось сниматься с якоря.
Чтобы помочь Феликсу взобраться, пришлось спустить трап. Анрийон заметил, что его друг был очень слаб.
– «Авраам Линкольн»! Наш корабль! – объявил Поль, едва вступили на палубу. – Поднимайся, поднимайся! Дорогой мой, чувствуй себя как дома, даже лучше.
Синий человек был поражен и не произнес ни слова. Он медленно поднялся по трапу, пересек палубу, спустился вниз и очутился в просторной каюте, где уже был накрыт стол.
Ярко освещенная каюта сияла. На белоснежной, хрустящей скатерти сверкали хрусталь и серебро.
– Ну, а теперь, – радостно произнес капитан, – обнимемся наконец и расцелуемся, как люди, с честью выполнившие свой долг. И достойно отпразднуем нашу долгожданную встречу! Дай мне посмотреть на тебя!
– Ты увидишь лишь синее лицо, – вздохнул Феликс, обнимая друга.
– Что правда, то правда, дружище! Ты действительно синий! Впрочем, это почти незаметно. Не будем обращать внимания! Давай болтать, смеяться, есть! Ты все так же чертовски прожорлив, не так ли?
– Вот бы хорошего аперитиваnote 336…
– Я помню о твоих слабостях! Поэтому заранее дал распоряжения повару.
– Сколько же нам нужно рассказать друг другу, Поль!
– Да! Сколько невозможного, невероятного, невообразимого произошло с нами за это время!
– Каким чудом тебе удалось вызволить меня оттуда? Как ты оказался здесь, на этом корабле?
– Погоди, погоди немного! Все по порядку. Начну с конца. Но только во время обеда. Беник, Жан-Мари и Ивон обедают вместе с нами сегодня вечером… Да нет, наверное, лучше будет сказать – ужинают с нами сегодня ночью. Уже час ночи. Сядь за стол и подожди меня.
– Ты далеко?
– Да нет! Просто пора отдать команду об отплытии.
– Мы уходим? Браво! И большое спасибо. Мечтаю поскорее покинуть эту проклятую страну.
В это время в дверь постучали, и их разговор прервался на полуслове.
В комнату вошел рулевой.
– Что тебе нужно? – спросил Анрийон.
– Капитан, все семафоры показывают одно и то же!
– Ну, и что же они показывают?
– Порт закрыт, никто не имеет права выйти в море.
– Вот тебе и на!
Не сказав больше ни слова, Поль поднялся на палубу, приказал загасить все огни и крикнул:
– Всем быть готовыми к отплытию! – И немного погодя: – По местам стоять! С якоря сниматься!
Послышался пронзительный свисток боцмана, и судно начало маневрировать.
Все происходило спокойно, без спешки и авралаnote 337. Точь-в-точь как на военном корабле.
Наконец из воды показались якоря и застыли на якорных цепях. Заработала машина, судно вздрогнуло и зашевелилось, словно разбуженный кит.
Анрийон стоял на капитанском мостике, то и дело переговаривался с машинным отделением и отдавал распоряжения.
– Полный вперед!
Там, в глубине металлической громады, заработал двигатель, и «Авраам Линкольн» отплыл, невзирая на запретные сигналы семафоров и яркие, разноцветные ракеты, взвивавшиеся в небо словно огненные змеи.
Через полчаса на вахту заступил второй помощник. Когда судно было уже вне досягаемости, а значит в безопасности, бортовые огни вновь засияли.
Корабль спокойно скользил по волнам. Поль спустился в кают-компанию в сопровождении Беника, Жана-Мари и Ивона. Они застали Синего человека сидящим во главе стола и за обе щеки уплетающим огромный пирог.
– Мы в открытом море, далеко от Буэнос-Айреса, дорогой друг.
– Несмотря на то, что порт закрыт, – тихонько рассмеялся Беник.
– Да, похоже, что друзья англичане не теряют времени даром.
– Я не совсем понимаю, – проговорил парижанин с полным ртом.
– Но это же так просто: эти мерзавцы всегда уверены в том, что только им одним известно, что хорошо, а что плохо. Они решили закрыть порт, наплевав на то, что судам нужно отплывать именно в этот момент, а не позже. Их выгода превыше всего.
– Зачем они все это делают?
– Из-за нашего сегодняшнего ночного переполоха подняли на ноги всю полицию в городе. Предполагают, что у тебя, Феликс, есть сообщники среди моряков на тех судах, что стоят на рейде, и, вероятно, решили произвести обыски на всех, без исключения, кораблях. Но мне-то их запреты до лампочки. Дудки!
– Надо думать, – добавил Жан-Мари, – на эту мысль их натолкнул пожар.
– Господи! Какой еще пожар? – спросил Обертен.
– Моя идея. Ну, ладно! К столу, друзья. Давайте есть, пить. Чувствуйте себя свободно, как дома.
– Нет, ты расскажи мне, что это за идея!
– Понимаешь: необходим был отвлекающий маневр на то время, пока мы извлекали тебя из посольства.
– Это не простое дело.
– Отнюдь. Очень даже простое. Я купил старую баржу, совсем дряхлую, ни на что не годную. Загрузил на борт двенадцать тонн нефти, столько же гудрона и десяток свиней.
– Свиней?
– Именно. Живых свиней. В десять часов вечера отбуксировал баржу на рейд с помощью моторной лодки. На ней же, кстати, приплыли те, кто должен был принимать участие в походе в английскую миссию. Мы прикрепили на мачте британский флаг, подожгли баржу и преспокойно покинули ее, оставив у рейда, но так, чтобы пламя не достигло шаланд. Затем высадились на берег и отправились к посольству ждать, когда раздастся взрыв и англичане побегут спасать своих.
– А свиньи?
– Нужны были жертвы… Обгоревшие трупы… душераздирающие крики несчастных, заживо сожженных. Необходимо было вызвать сострадание, сочувствие, привлечь внимание толпы, словом, устроить настоящую диверсиюnote 338. Для этого и понадобились свиньи. Убежден, что завтра в городских газетах будет море разливанное чернил и слез по поводу ужасной судьбы принявших мученическую смерть в адовом огне. Все это стоило мне пять тысяч франков. Пустяк, как видишь.
– Что-нибудь похожее на правительственные здания… Быть может, такое… вам подойдет?
– В них есть нечто казарменное.
– Городское управление?..
– Чересчур административно…
– Испанское представительство…
– Очень напыщенно.
– Дворец герцога Монтана…
– О, этот выскочка!.. Нет. Мой дом должен быть добротным, но не кричать о том, сколько денег и труда на него затрачено. Попробуйте понять меня, и я щедро заплачу вам.
– Есть еще здание английского представительства.
– Вот-вот! Пожалуй, годится.
– Это здание строил я.
– Мои комплименты, сеньор Орландо.
– Вы очень любезны, сеньор…
– Керневель!..
– Могу показать вам земли, что сейчас продаются. Это недалеко от рейда.
– Подходит.
– Не хотите ли взглянуть на план постройки?
– С огромным удовольствием.
– Смотрите: вот план в разрезе и общий…
– Для меня это все равно, что китайская грамота. Если вы не против, я хотел бы изучить план на досуге.
– Все бумаги в вашем распоряжении, сеньор Керневель.
– Вы очень любезны, сеньор Орландо. Могу я забрать их с собой?
– Их вам доставят.
– Не беспокойтесь, я возьму лишь на сутки.
– Как угодно.
– Послезавтра верну их вам в целости и сохранности.
– Я отдам распоряжение служащему упаковать документы. Одну минуточку.
– Мне бы хотелось отблагодарить этого молодого человека. Прошу вас передать чек на пятьсот франков. Думаю, чаевые ему не помешают.
И Анрийон, сопровождаемый Ивоном, покинул дом архитектора Орландо. Тот на прощание рассыпался в любезностях, а про себя отметил: «Ну и оригинал!.. С ним я, пожалуй, смогу заработать неслыханные деньги».
Оба моряка поспешили в отель «Клебер». Капитан немедленно принялся изучать план, вычерченный на калькеnote 318.
Неблагодарная, нудная, утомительная работа, по Анрийон с такой легкостью читал чертежи, что, посмотри на него архитектор сейчас, он крепко задумался бы над тем, стоило ли доверять свои документы.
Так прошел весь день. Лишь глубокой ночью работа была окончена.
– Готово, – воскликнул Поль, засовывая чертежи в карман и потягиваясь. – Время не ждет. Эти англичане до того расторопны и оперативны, что я каждую минуту вздрагиваю, подумав о судьбе моего бедного друга. Медлить нельзя. К счастью, больница у них находится отдельно, в парке. Не позже, чем через два дня Феликс должен быть на борту «Авраама Линкольна». В противном случае нас повесят вместе.
Через сорок четыре часа после торжественного обещания, данного капитаном, у мола раздался оглушительный взрыв, потрясший всю округу.
Было половина двенадцатого ночи. Спящий город внезапно наполнился шумом и суетой. Второй раз за последнюю неделю ударили в набатnote 319, и в сумерках высветились языки пламени.
Пожар тюрьмы, случившийся несколько дней назад, не вызвал сильной паники в городе. Огонь удалось быстро погасить.
Но на этот раз все оказалось куда серьезнее: пламя было таким сильным, что горожане спрашивали друг друга, не загорелся ли весь квартал.
Улицы запрудила волнующаяся толпа. Вскоре до нее дошла страшная новость. На рейде горел корабль. Говорили, что там много горючего и взрывчатых веществ. Никто не знал точно, был это порох, алкоголь или нефть. Казалось, пожар угрожал деревянному молу и многочисленным привязанным здесь лодкам.
Как обычно в подобных случаях, распространились самые невероятные, самые противоречивые слухи.
Что это за корабль? Под каким флагом плавает? Эти вопросы прежде всего интересовали служащих многочисленных представительств и консульств. Ими правил скорее эгоизм, нежели международная солидарность.
Тут и там сновали запыхавшиеся полисмены, приносившие последние новости.
Горящий корабль принадлежит англичанам, и плавает под британским флагом – стражи порядка видели это собственными глазами, а также собственными ушами слышали душераздирающие крики на борту. Несколько несчастных спали и сгорели заживо!
Когда дело касалось других, сыны Альбионаnote 320 проявляли невиданный, немыслимый эгоизм, возводя этот эгоизм в ранг национальной политики. Они совершенно хладнокровно могли бросить в беде любого иностранца, но по отношению друг к другу проявляли удивительную солидарность и взаимовыручку, часто доходящую до самопожертвования и героизма.
Простые слова: горящий корабль принадлежит англичанам! Англичане в трауре! Подняли на ноги всех до одного подданных Ее Величества, находившихся в Буэнос-Айресе, начиная с его светлости полномочного посла и кончая последним докером.
В мгновение ока его светлость лично в сопровождении секретарей, советников и атташеnote 321 прибыл на набережную, где собралась испуганная, бурлящая толпа.
Пожар, однако, разгорался все сильнее. Тому способствовало горючее, находившееся на борту. Пламя распространялось с необыкновенной быстротой. Если первоначальные опасения за гибель мола и пришвартованных рядом шаланд оказались все же излишними, то корабль, без сомнения, был безвозвратно потерян.
В небо взвивались огромные языки пламени и плясали на фоне клубов черного дыма. Корабль походил на извергающийся вулкан.
Сперва надо всем этим адом видны были тонкие линии мачт, но мало-помалу пламя охватило и их. Невольно на ум приходила мысль, что некто всемогущий устроил для собственного развлечения грандиозный фейерверкnote 322. Блики пожара метались по фасадам прибрежных зданий.
Вскоре крики, раздававшиеся из адского пекла, последние, безнадежные крики о помощи смолкли. Несчастные жертвы отмучились. Им теперь уже не поможешь.
Толпа беспомощно взирала на катастрофу, положить конец которой человеку было не под силу.
Английский посол расспрашивал начальника порта об этом корабле. Но начальник ничего не мог толком сказать. Никто не видел, когда корабль пришел в порт, семафорыnote 323 не сообщили о его прибытии. Судно не подавало никаких сигналов. И только флаг развевался на мачте, чтобы все издалека видели, чей это корабль. Обратили внимание на судно, когда раздался взрыв.
Вот и все. Оставалось опросить свидетелей, единственное, что могло внести хоть какую-то ясность в случившееся. Но посол был окончательно поставлен в тупик, не зная, кому верить. Каждую минуту ему приносили сведения, исключающие одно другое. Бесконечные противоречивые рапорты агентов только запутывали и без того путаное дело.
Толпа все еще встревоженно гудела. И никто не обращал внимания на снующих тут и там подозрительных личностей. Лучшее время для карманников. Подобные типы всегда чуют добычу. Когда все увлечены, легко шарить по карманам. А мы добавим: время подходящее и для авантюристов.
Если легковерные аргентинцы развесив уши ловили каждое слово, ахали и охали, глядя на догорающий корабль, если воры воровали, то авантюристы работали.
И если бы его светлость, глава английской миссии, догадался тотчас вернуться к себе, он, быть может, несмотря на природную невозмутимость, все же поразился бы, заметив, что по парку и дому кто-то шныряет.
И правда, что происходило здесь? Что за люди бесшумно, словно тени, проворно пробирались по аллеям, занимали посты у входов и выходов?..
А дело вот в чем.
В тот самый момент, когда весь персонал покинул здание, откуда ни возьмись появилась группа неизвестных. Они стояли возле стены, окаймлявшей парк с северной стороны, то есть прямо напротив фасада.
Вдоль стены тянулась плохо освещенная улочка с выщербленной брусчаткойnote 324. В этот поздний час вокруг было пустынно. У каждого из пришедших в руках оказался смотанный тросnote 325 с крюком на конце. Бросок – и трос накрепко зацепился за верх стены.
Потом раздалась команда. Всего три слова, произнесенные низким голосом:
– Давайте наверх, ребята!
И ребята легким движением, как будто всю жизнь только и делали, что занимались гимнастикой, вскарабкались на стену и, усевшись верхом, перекинули трос на другую сторону, в парк.
Потом послышалось:
– Спускайтесь!
Пришедшие оказались посреди великолепного сада, принадлежавшего его светлости. Наступая на клумбы и без зазрения совести давя роскошные гортензииnote 326 – жемчужины, выпестованные английским послом собственными руками, неизвестные направились дальше.
Один, которому местность, очевидно, была знакома, оторвался от группы, прошел несколько шагов и вполголоса произнес:
– За мной!
Все гуськом пошли след в след, дружно топча стриженый газонnote 327. Кстати, газон был очень к месту, он скрадывал шаги, так что в саду не раздавалось ни шороха.
Компания приблизилась к стоящему поодаль строению. Окна были едва освещены.
– Больница, – шепнул тот же голос, видимо, принадлежащий предводителю. – Стоп! Никому не двигаться. Я посмотрю, что там.
Пять минут спустя вокруг внезапно загорелся яркий свет.
– Я открыл газ. Со светом как-то уютнее, – проговорил вожак. – Здесь никого нет, кроме портьеnote 328. Только он в дымину пьян. Поторопимся! Время не ждет. Корабль ведь не будет гореть бесконечно. Того и гляди, вернутся. Я войду, со мной Джим. Остальным – оставаться на месте! Выйдем втроем. Человек, который будет с нами, болен и очень слаб. Если он не сможет идти, вам придется его нести на руках. Поможете ему перелезть через стену. А потом сами знаете, куда идти. Если нападут, пользуйтесь только ножами. Упаси вас Бог стрелять. Никакого шума. Нам не нужно встреч с полицией. Понятно? Джим, я рассчитываю на тебя. В случае чего не забывай, что тебе светят две тысячи долларов.
– Все ясно! – по-английски ответил тот, кого звали Джимом.
Двое мужчин беспрепятственно проникли внутрь. Главный чиркнул спичкой, зажег крошечный фонарик и стал одну за другой обходить совершенно пустые комнаты.
– Вероятно, англичане в Буэнос-Айресе неплохо живут. Во всяком случае, не болеют, – заметил он.
Одна из дверей не поддалась. Она была заперта на два оборота. Однако ключ оказался тут же в замочной скважине.
Мужчина вошел и направился прямо к кровати. Из груди его вырвался радостный возглас:
– Черт побери! Феликс! Ни слова…
– Кто это?
– Это я, твой друг, Поль Анрийон… Со мной еще два десятка молодцов. Мы пришли, чтобы освободить тебя. Скорей!
– Но я раздет!.. В одной рубашке! – ответил слабый голос.
– Мы позаботимся о твоем целомудрииnote 329. Завернись в одеяло и следуй за мной.
Капитан погасил фонарь, взял бакалейщика под руку и собирался уже присоединиться к своим спутникам, как с улицы раздались крики.
Это, обогнав своих высокопоставленных хозяев, вернулась прислуга. В здании темно, но в саду явно кто-то есть. Воры?
Заметили слабый свет у больницы и бросились туда. Сначала двое, потом четверо, десятеро… Все с фонарями, вооружены вилами.
А тут подоспели и его светлость, советники, секретари, атташе с револьверами.
Капитан Айрийон все же успел присоединиться к своим. Выпустив руку Феликса, он сказал:
– Беник!.. Жан-Мари!.. Хватайте нашего больного и уносите отсюда во что бы то ни стало. Галопом, ребята! Мы вас прикроем.
Две пары сильных матросских рук подхватили парижанина, точно пушинку.
Англичане по-прежнему шумели, метались вокруг больницы. Затем рассеялись по парку.
– Сюда! – завопил один из них. – Сюда!
Когда самые прыткие подбежали к кричащим, оба моряка вместе с Обертеном были уже на стене. В одну секунду они перемахнули через нее и оказались на темной улочке. Раздались револьверные выстрелы. Пули просвистели мимо голов, но не задели никого.
В стене была прорублена единственная дверь, возле которой лежало громадное дерево, недавно спиленное садовником. Англичане схватили бревно и, превратив его в таранnote 330, взломали дверь.
Послышался шум катящейся повозки, гневные крики:
– Воры!.. Держи преступников!
Швейцары, секретари посольства, выездные лакеи, советники, архивариусы, поварята, словом, все, позабыв о чинах и различиях, выбежали на улицу.
Ночные визитеры разбежались кто куда. Их пытались преследовать, но это делалось скорее для очистки совести. Поймать никого не удавалось. Матросы явились хорошими бегунами.
Однако погоня не прекращалась. И вот за углом показались беглецы. Один из них был закутан в одеяло и еле-еле поспевал за остальными.
– Сто гинейnote 331 тому, кто его поймает! – вскричал посол.
Сто гиней! Щедрое обещание приободрило преследователей, собиравшихся было оставить эту затею.
– Ура! Да здравствует Англия!
Все внимание ловивших сосредоточилось на человеке в одеяле. На прочих уже никто не смотрел.
Наконец один из полицейских решительно перерезал ему дорогу, схватил за грудки и… отпрянул в ужасе.
Он увидел нечто, отчего вся его смелость и решимость моментально испарились.
– Санта Мария! – вскричал изумленный страж. – Этот человек синий!
– Ура! – воскликнули англичане. – Синий человек взят в плен!
Пленник сбросил одеяло и, скрестив руки на груди, спокойно сказал по-английски с едва заметным американским акцентом:
– Боже мой! С каких это пор запрещено ходить по улицам Буэнос-Айреса завернутым в одеяло? И почему нельзя вымазать себе лицо кобальтомnote 332? Что, собственно, происходит?
– Вы вор!.. Убийца!.. – вне себя от ярости вопил мажордом его светлости.
– Джентльмены! Вы по ошибке задержали не того человека.
– Вы выбежали из парка английского представительства, вы попали туда незаконно.
– Нет, сэр! Кто меня видел в парке? Я прогуливался вдоль стены парка, по улице. Что верно, то верно. А разве это запрещено? По ночам мне нравится гулять там так же, как нравится заворачиваться в одеяло и мазать лицо краской. Я матрос и развлекаюсь как хочу. Это ведь мое дело, не так ли?
– Извольте следовать за нами!
– А! Английские ищейки! Вы надоели мне!
С этими словами он мощными ударами опрокинул двоих полицейских, которые хотели его схватить, затем повалил на землю и того, кто задержал его и теперь в страхе молился всем святым. Поработав кулаками, человек скрылся, только пятки засверкали. Англичане остались с носом.
ГЛАВА 7
На лодке. – «Авраам Линкольн». – Порт закрыт. – Вперед! – Капитан признается в том, что он устроил пожар. – Ужасная судьба десяти свиней. – Фальшивый Синий человек. – Из Буэнос-Айреса в Пара. – Маршрут в страну паталосов. – Токантинс. – Глава экспедиции. – Черные мысли Беника. – Все слишком хорошо. – Сатанит – предвестник несчастий.
Капитан Керневель предусмотрел буквально все, чтобы дерзкий налет удался. Поблизости от английского представительства их ждала повозка. Туда усадили Синего человека, у которого почти полностью отказали ноги, и окольными путями по набережной повезли прочь. С парижанином были Беник, Жан-Мари и сам капитан.Феликс все время пытался что-то сказать, но шум колес заглушал его слабый голос. Не верилось, что его вырвали из английского застенкаnote 333, и бакалейщик без конца пожимал руки своим верным друзьям.
Поездка продолжалась недолго, всего несколько минут. У берега извозчик не остановился, а направил лошадей прямо в воду. Оказалось, что для них это вовсе не ново, а, наоборот, вполне обычно. Дело в том, что в этом месте глубина незначительна. Можно уйти или уехать далеко от берега, и все еще будет по щиколотку.
Если путешественник спешит и не имеет времени, чтобы добраться до того места, откуда ходят шаланды, можно увидеть такой спектакль – ходьбу по воде, будто посуху. Фиакрыnote 334 здесь частенько катятся по морю.
У Анрийона были все основания избегать многолюдных мест. Поэтому он и не поехал к молу. Там оставалось еще немало зевак, глазевших на догоравший английский корабль.
Капитан счел, что лучше не испытывать судьбу и перебраться по воде в повозке.
Получив соответствующие инструкции, извозчик погонял лошадей. Вскоре вода стала доставать до ног седоков, а потом подбираться и к брюху лошади. Тогда кучер свистнул. На свист подошла лодка, приняла на борт четырех пассажиров и в два счета доставила их к другой шлюпке, ожидавшей неподалеку.
– Теперь, мой дорогой Феликс, – радостно возвестил капитан, – ты у себя дома!
– Поль! Мой славный, храбрый Поль! – без конца повторял Обертен. Удивлению его и радости не было конца.
– Это я, я! Это мы… Беник, Жан-Мари, Ивон. Им не терпелось увидеть тебя.
– Как я мечтал! Друзья мои! Мне необходимо было видеть вас, слышать ваши дорогие голоса… Я никак не решался поверить, что все это реальность.
– Ты еще насмотришься на нас! Дай срок, вот доберемся до места, поднимемся на борт…
– А разве мы не на борту?
– Черт побери! Не думаешь ли ты, что мы вечно будем болтаться в этой шлюпке?
– А куда же…
– Немного терпения! Механик, свистни-ка погромче, чтобы точно знали, где мы.
– Не волнуйтесь! Ребята не ошибутся. Если им назначено свидание, прибудут точно по расписанию в назначенное место. Их не собьешь ни золотом, ни вискиnote 335.
И действительно, вскоре навстречу пришла еще одна лодка.
– Подруливай! Причаливай! – командовал Анрийон. – Все ли на месте?
– Да, капитан, – отозвался кто-то из темноты.
– Никто не отстал? А Джим?
– Все в порядке, капитан. Джим тоже успел! – Человек говорил с легким американским акцентом.
– Браво, ребята!
Все участники ночного происшествия, как по мановению волшебной палочки, вновь собрались вместе, разместившись в большой лодке. Мотор взвыл, и только ветер засвистел в ушах.
Через три четверти часа они были уже на рейде и поднимались на борт большого парохода. Судя по судовым огням, вскоре намечалось сниматься с якоря.
Чтобы помочь Феликсу взобраться, пришлось спустить трап. Анрийон заметил, что его друг был очень слаб.
– «Авраам Линкольн»! Наш корабль! – объявил Поль, едва вступили на палубу. – Поднимайся, поднимайся! Дорогой мой, чувствуй себя как дома, даже лучше.
Синий человек был поражен и не произнес ни слова. Он медленно поднялся по трапу, пересек палубу, спустился вниз и очутился в просторной каюте, где уже был накрыт стол.
Ярко освещенная каюта сияла. На белоснежной, хрустящей скатерти сверкали хрусталь и серебро.
– Ну, а теперь, – радостно произнес капитан, – обнимемся наконец и расцелуемся, как люди, с честью выполнившие свой долг. И достойно отпразднуем нашу долгожданную встречу! Дай мне посмотреть на тебя!
– Ты увидишь лишь синее лицо, – вздохнул Феликс, обнимая друга.
– Что правда, то правда, дружище! Ты действительно синий! Впрочем, это почти незаметно. Не будем обращать внимания! Давай болтать, смеяться, есть! Ты все так же чертовски прожорлив, не так ли?
– Вот бы хорошего аперитиваnote 336…
– Я помню о твоих слабостях! Поэтому заранее дал распоряжения повару.
– Сколько же нам нужно рассказать друг другу, Поль!
– Да! Сколько невозможного, невероятного, невообразимого произошло с нами за это время!
– Каким чудом тебе удалось вызволить меня оттуда? Как ты оказался здесь, на этом корабле?
– Погоди, погоди немного! Все по порядку. Начну с конца. Но только во время обеда. Беник, Жан-Мари и Ивон обедают вместе с нами сегодня вечером… Да нет, наверное, лучше будет сказать – ужинают с нами сегодня ночью. Уже час ночи. Сядь за стол и подожди меня.
– Ты далеко?
– Да нет! Просто пора отдать команду об отплытии.
– Мы уходим? Браво! И большое спасибо. Мечтаю поскорее покинуть эту проклятую страну.
В это время в дверь постучали, и их разговор прервался на полуслове.
В комнату вошел рулевой.
– Что тебе нужно? – спросил Анрийон.
– Капитан, все семафоры показывают одно и то же!
– Ну, и что же они показывают?
– Порт закрыт, никто не имеет права выйти в море.
– Вот тебе и на!
Не сказав больше ни слова, Поль поднялся на палубу, приказал загасить все огни и крикнул:
– Всем быть готовыми к отплытию! – И немного погодя: – По местам стоять! С якоря сниматься!
Послышался пронзительный свисток боцмана, и судно начало маневрировать.
Все происходило спокойно, без спешки и авралаnote 337. Точь-в-точь как на военном корабле.
Наконец из воды показались якоря и застыли на якорных цепях. Заработала машина, судно вздрогнуло и зашевелилось, словно разбуженный кит.
Анрийон стоял на капитанском мостике, то и дело переговаривался с машинным отделением и отдавал распоряжения.
– Полный вперед!
Там, в глубине металлической громады, заработал двигатель, и «Авраам Линкольн» отплыл, невзирая на запретные сигналы семафоров и яркие, разноцветные ракеты, взвивавшиеся в небо словно огненные змеи.
Через полчаса на вахту заступил второй помощник. Когда судно было уже вне досягаемости, а значит в безопасности, бортовые огни вновь засияли.
Корабль спокойно скользил по волнам. Поль спустился в кают-компанию в сопровождении Беника, Жана-Мари и Ивона. Они застали Синего человека сидящим во главе стола и за обе щеки уплетающим огромный пирог.
– Мы в открытом море, далеко от Буэнос-Айреса, дорогой друг.
– Несмотря на то, что порт закрыт, – тихонько рассмеялся Беник.
– Да, похоже, что друзья англичане не теряют времени даром.
– Я не совсем понимаю, – проговорил парижанин с полным ртом.
– Но это же так просто: эти мерзавцы всегда уверены в том, что только им одним известно, что хорошо, а что плохо. Они решили закрыть порт, наплевав на то, что судам нужно отплывать именно в этот момент, а не позже. Их выгода превыше всего.
– Зачем они все это делают?
– Из-за нашего сегодняшнего ночного переполоха подняли на ноги всю полицию в городе. Предполагают, что у тебя, Феликс, есть сообщники среди моряков на тех судах, что стоят на рейде, и, вероятно, решили произвести обыски на всех, без исключения, кораблях. Но мне-то их запреты до лампочки. Дудки!
– Надо думать, – добавил Жан-Мари, – на эту мысль их натолкнул пожар.
– Господи! Какой еще пожар? – спросил Обертен.
– Моя идея. Ну, ладно! К столу, друзья. Давайте есть, пить. Чувствуйте себя свободно, как дома.
– Нет, ты расскажи мне, что это за идея!
– Понимаешь: необходим был отвлекающий маневр на то время, пока мы извлекали тебя из посольства.
– Это не простое дело.
– Отнюдь. Очень даже простое. Я купил старую баржу, совсем дряхлую, ни на что не годную. Загрузил на борт двенадцать тонн нефти, столько же гудрона и десяток свиней.
– Свиней?
– Именно. Живых свиней. В десять часов вечера отбуксировал баржу на рейд с помощью моторной лодки. На ней же, кстати, приплыли те, кто должен был принимать участие в походе в английскую миссию. Мы прикрепили на мачте британский флаг, подожгли баржу и преспокойно покинули ее, оставив у рейда, но так, чтобы пламя не достигло шаланд. Затем высадились на берег и отправились к посольству ждать, когда раздастся взрыв и англичане побегут спасать своих.
– А свиньи?
– Нужны были жертвы… Обгоревшие трупы… душераздирающие крики несчастных, заживо сожженных. Необходимо было вызвать сострадание, сочувствие, привлечь внимание толпы, словом, устроить настоящую диверсиюnote 338. Для этого и понадобились свиньи. Убежден, что завтра в городских газетах будет море разливанное чернил и слез по поводу ужасной судьбы принявших мученическую смерть в адовом огне. Все это стоило мне пять тысяч франков. Пустяк, как видишь.