Страница:
Они не такие дураки и предпочитают прерииnote 118, поляны, берега рек. Одним словом, места, где есть чем поживиться. Кайманы, ягуарыnote 119, змеи, тапирыnote 120; пумыnote 121 и прочая живность, маленькая и большая, хищники и их жертвы, все, как и человек, бегут из такого жуткого леса, где можно подохнуть с голоду, и не поможет ни полный карман денег, ни ружье. Заметьте, ни одно живое существо не встретилось нам в бесконечной чаще.
Несмотря на усталость, беглецы шли и шли вперед. Силы уже почти оставили их, как вдруг – о, счастье! – они заметили поляну. Сквозь зелень пробивался свет. Вспорхнула птица, какой-то зверек кинулся из-под ног. По словам Жана-Мари, все это неопровержимо доказывало, что лес заканчивается.
И действительно, вскоре друзья вышли на берег широкой реки с прозрачной, чистой водой.
Радостное «ура» огласило тишину. Изнемогая от жажды, несчастные бросились к воде.
– Стойте! – закричал Беник. – Я не уверен, что вода пойдет нам на пользу!
– Но мы только самую малость, – оживился Жан-Мари.
– Хватит! Слышишь, Ивон?
– Ай, матрос!.. Какая благодать!
– Хватит! Я сказал: хватит! А не то загнешься! И вы, месье Феликс, поостерегитесь. Не пейте залпом!
– Скажи, матрос, коль скоро ты все знаешь: где мы находимся, хотя бы приблизительно?
– Нам повезло. Мы вышли именно к той деревне, где живут мои старые друзья, индейцы урити.
– С чего ты взял?
– А посмотри-ка вон туда: видишь маленькую бухточку на том берегу?
– Прекрасно вижу. Да там полдюжины пирог на приколе!
– Вот-вот.
– Как же нам перебраться? В реке наверняка полно охотников до свеженьких бифштексовnote 122.
– К тому же она, должно быть, глубокая, а я плаваю как топор. И Ивон не лучше.
– Это не беда. Я готов переплыть реку.
– Ну и что?.. Что вы скажете индейцам? Не забывайте, они не знают французского.
– Так что же делать?
– Я знаю, как привлечь их внимание.
– Да на берегу же ни души.
– Их хижины совсем близко, я позову.
В ту же минуту Жан-Мари как-то по-особенному сложил руки у рта к издал резкий, ни на что не похожий звук.
Никакого ответа!
Он снова закричал, еще пронзительнее и громче.
Опять ничего!
– Возможно, они поменяли пароль. Надо искать другое средство.
Недолго думая, Кервен отыскал глазами самую толстую ветку и срезал ее ножом.
– Что ты собираешься делать? – поинтересовался Беник.
– Увидишь!
Жан-Мари долго мудрил над палкой, что-то вырезал и в конце концов смастерил маленькую дудочку.
Едва бретонец надул щеки, как этот простой инструмент исторг протяжный вой, разнесшийся далеко над рекой.
– Подойдет! – радостно проговорил виртуоз.
– Вот это музыка, – воскликнул удивленный Беник, – я не знал за тобой таких талантов!
– Погоди-ка, дай вспомнить их позывные.
Жан-Мари вновь поднес ко рту инструмент, задул как аквилонnote 123 и издал звук, напоминающий мычание. Он, несомненно, был слышен на расстоянии одного лье.
Воя и мыча на все лады, Кервен минут через пять сказал:
– Если в окрестностях есть хоть один индеец урити, то скоро мы услышим ответ и увидим пирогуnote 124.
– Это что-то вроде полковой музыки?
– Точно! Смотрите-ка!
На противоположном берегу реки показалась группа полуодетых людей. Их было человек двадцать с копьями, луками и стрелами. Вооружение хоть и столь примитивное, но, без сомнения, действенное в умелых руках.
Так как индейцы, похоже, колебались, Жан-Мари, вновь поднеся дудочку к губам, издал протяжный, призывный звук.
– Странно, но они не отвечают.
– Направляются сюда, – добавил Беник.
Индейцы не торопясь расселись в ожидавшей их пироге. Двое взялись за весла, остальные угрожающе подняли оружие.
– Можно подумать, – прошептал Жан-Мари, что урити воюют с кем-то.
Вскоре пирога причалила. Держа оружие наготове, воинственные дикари тем не менее не покинули своих мест. На берег вышел лишь один из них – вождь. Его легко можно было узнать по красочной диадеме из перьев.
– Странно! – вскричал Жан-Мари. – Но это не мои индейцы. Этих я не знаю.
– Бледнолицый, кто ты? – спросил вождь на своем непонятном языке. Он внимательно изучал пришельцев.
– Я друг краснокожих, приятель Генипы, предводителя славных урити. – Жан-Мари говорил на диалекте.
– А эти с тобой? – Вождь указал на Беника, Феликса и Ивона.
– Бледнолицые друзья индейцев.
– Но вон тот – синий! Синий, как араnote 125.
– Вы правы. Однако, белый он или синий, он мой друг.
– Где же остальные?
– Мы одни.
– Кроме троих белых и одного синего, никого больше нет?
– Никого!
– А кого вы тут ищете?
– Наших братьев урити.
– Чего вы хотите?
– Просить у них убежища. Мы очень устали и хотим есть. Быть может, они приютят нас.
– Давал ли ты кровную клятву?
– Да!
– Кто может доказать это?
– Шрам в форме звезды на моей руке. Кроме того, ты же сам видишь, что я знаю ваш язык.
– Верно.
– Ну а ты, вождь, кто такой? По твоей диадеме видно, что ты важная птица.
– Кто просит помощи, не задает вопросы! Отправляйся в деревню. Там все узнаешь.
– Прекрасно! Мы идем.
– Послушай, Жан-Мари, – тихо произнес Беник, – у него не очень-то гостеприимный вид. Это и есть твой приятель?
– Нет! Но я ничего не понимаю.
– И потом у тех, в пироге, слишком воинственные позы.
– Что говорит бледнолицый? – поинтересовался индеец.
– Что он готов идти в деревню.
– Вас ждет подобающий прием, – продолжал вождь с загадочной улыбкой.
– Похоже, дети мои, – насторожился Жан-Мари, – дело наше худо. Не угодили ли мы в осиное гнездо?
– У нас все равно нет иного выхода, – в свою очередь ответил Феликс. – Малейшее сопротивление все погубит. Остается уповать на судьбу.
– В таком случае, идем!
Трое мужчин и мальчик заняли места в пироге, которая тут же отчалила. В полном молчании они пересекли реку.
Деревня располагалась в четырехстах метрах от берега. Все здесь было знакомо Жану-Мари. Хижины стояли так же, как раньше, только жители в них оказались новые.
Посреди селения, на большой площади, в тени манговых деревьев собрались любопытные женщины и ребятишки.
В центре площади на огромном костре поджаривались куски мяса.
– Гром и молния! – вскричал Беник. – Провалиться мне на этом месте: это же человеческое мясо!
Вслед за тем в ужасе вскрикнул и Феликс. Не в состоянии произнести ни слова, он только указывал на часть головы, что была подвешена за волосы на манговой ветке. Глаза выколоты, кровь капля за каплей падает на землю.
– О, горе нам! – простонал Жан-Мари. – Я узнаю этих несчастных. Это урити, мои бедные друзья. Их мучали, прежде чем съесть. Мы попали в лапы к людоедам!
ГЛАВА 7
Потому и дал аборигенамnote 126 имя индейцев. И что самое любопытное, название это сохранилось до наших дней. Мало того, оно распространилось на всю территорию обеих Америк, от Полярного круга до мыса Горнnote 127.
Никому не приходило в голову менять его, и никто не путал американцев с жителями Индостанаnote 128.
Немного погодя обитателей Северной и Южной Америки стали называть краснокожими. Хотя на самом деле название это подходило лишь коренным жителям нынешней Мексики. Цвет их кожи действительно напоминает цвет кирпича, а то и красной меди. С этим не поспоришь. А что касается южноамериканских племен, но тут явная ошибка. Их более ста, и цвет их кожи меняется от желто-медного до кофе с молоком.
Тем не менее все они – краснокожие…
У большинства индейцев Южной Америкиnote 129 слегка натянутые веки, крупный, короткий нос, выступающие скулы, круглый подбородок и не слишком густые волосы.
В моральном отношении столь же большая разница. Северные индейцы, гордые и открытые, – в основном воины. Неустрашимые охотники, прекрасные наездники, они неразговорчивы с чужими, но смешливы и добродушны среди своих. Верны слову. Готовы бороться до последнего за свою свободу. Беспощадны к врагу. Можно сказать, они – прямая противоположность индейцам Юга.
Последние довольно равнодушныnote 130. Охота не доставляет им никакого удовольствия. Это лишь средство пропитания. Им неведома страсть, которой беззаветно отдаются истинные краснокожие. Хладнокровие не покидает их. Они малоподвижны, и даже водка не разогревает индейскую кровь. Слово для них не существует. Сегодня они говорят «бело», а завтра «черно». На упреки реагируют так простодушно и наивно, что совершенно обезоруживают этим.
Неволю они переносят все с тем же равнодушием, словно зверь, посаженный в клетку. Однако удирают, если видят лазейку. Если их ближний упал в воду, сломал ногу, увяз в трясине, заболел, они вряд ли придут на помощь. Подобно животным они не знают чувства сострадания.
Жестоки ли они? Несомненно. Но это неосознанная жестокость. Они никогда не предаются тем изощренным зверствам, кои присущи некоторым другим племенам.
Если они причинили боль пленному, то не специально. Они просто относятся к нему как к неодушевленному предмету: могут бросить где угодно – под палящим солнцем или под дождем, оставить в тонущей пироге или много дней держать привязанным, словно скотину.
А если они людоеды, то убивают, только чтобы утолить голод. Они не устраивают, как другие краснокожие, дьявольские танцы над отрезанным скальпом, над растерзанными, окровавленными жертвами.
Для дикарей Южной Америки все это чересчур сложно. Они убивают пленного, как наш крестьянин закалывает свинью, когда час ее настал. А до этого жертву откармливают. Потом коптят и съедают по мере надобности.
Иногда, правда, и в них просыпаются суеверия. Колдун мастерит флейту из берцовой кости съеденного. А из головы делает идола.
Вот в такое-то племя и попали друзья.
Их появление вызвало любопытство.
Онса, верховный вождь, скрылся в хижине колдуна. Нет сомнений, они обсуждали дальнейшую судьбу вновь прибывших. Таков обычай индейцев. Даже вождь не принимает никакого решения, не посоветовавшись с колдуном. Эти местные священнослужители пользуются непререкаемым авторитетом.
Тем временем Жан-Мари, который, как и его друзья, был потрясен увиденным, обратился к одному из гребцов, присевшему у костра:
– Скажи, приятель, а где урити?
– Не знаю!..
– Но как же так? А эти головы на деревьях?
– А! Ну да. Это были урити. Они умерли!
– Черт возьми! Это я и так понял. Вы их убили?
– Да, мы.
– Почему? Ведь они ваши родичи.
– Да, это правда.
– Но убивать родичей – страшное преступление.
– Да, преступление, – ответил индеец все так же равнодушно.
– Что вы с ними сделали?
– Не знаю.
– Из этого животного клещами ничего не вытянешь, – обернулся Жан-Мари к своим спутникам. Он слово в слово перевел им разговор.
Но тут другой индеец, показавшийся друзьям более смышленым, щелкнул языком и ударил в ладоши, что означало: «Я буду говорить».
– Ты знаешь, за что убили урити?
– Они знали секрет курареnote 131.
– Но это не причина.
– Возможно, но Генипа, вождь урити, не захотел поделиться им с Онсой.
– Почему же Онса, верховный вождь, не знает этого секрета?
– Понятия не имею.
– Но если секрет знал только Генипа, а вы его убили, Онса никогда не узнает тайны.
– Да.
– Что, что да?
– Не знаю!
– Ну и идиот! Генипа умер?
– Не знаю.
– Но я не вижу его головы здесь, среди прочих!
– Да, ее здесь нет.
– А где же она?
– У него на шее.
– Так, значит, Генипа жив?
– Нет.
– Как так?
– Онса хочет, чтобы тот открыл ему секрет.
– А я тебя о чем спрашиваю? Где Генипа?
– Я не знаю.
– Поразительная тупость, – вскричал Феликс, как только Жан-Мари перевел все вопросы и ответы.
– Гром и молния! – негодовал Беник. – Да этот болтун просто смеется над нами. Будь здесь хоть половина команды «Дорады», мы бы им как следует вправили мозги!
– Конечно, старик. Но всей команды тут ты, да я, да мы с тобой. Так что перспектива не блестящая.
В этот момент, закончив совещание, на поляне появились вождь и колдун. У первого на плечах красовалась шкура огромного ягуара, лапы были завязаны узлом на шее. Наряд колдуна представлял собой умопомрачительные лохмотья, в ворохе которых самого его почти не было видно. Костюм дополняли обезьяний хвост, змеиная кожа, крылья диковинной птицы, а также гирлянда из зубов ягуара и тапира. В руках служитель культа держал флейту из человеческой кости, клювы колпицыnote 132 и ябируnote 133, погремушку гремучей змеи, коробку с копченым мясом, пустые патронные гильзы, ожерелье из серебряных монет, шкуру синего попугая… Синего! Это насторожило Феликса Обертена.
Все это раскачивалось, позвякивая и шурша в руках рябого старца с хитрющим лицом, который важно расхаживал по площади. И хотя внешне он оказывал вождю всяческие почести, демонстрируя уважение и преклонение, было видно, что на самом деле колдун властвует здесь безраздельно, пользуясь неограниченным влиянием. Сам того не осознавая, вождь, вероятно, играл роль марионетки в руках этой хитрой бестии.
Перекинувшись взглядом с колдуном, Онса подошел к пленникам и обратился к Жану-Мари:
– Бледнолицый утверждает, что он – друг урити, приятель их вождя Генипы.
– Так точно.
– Зачем он пришел сюда?
– Я уже говорил тебе: просить приюта у моего друга.
– Бледнолицый долго гостил у урити?
– Да, долго.
– Сколько?
– Пять раз двенадцать лун.
Вождь на минутку задумался, как бы подсчитывая, а потом сказал:
– Если бледнолицый прожил у урити так долго, он должен знать…
– О чем?
– Он должен знать секрет кураре.
– Возможно…
– Ты откроешь мне его.
– А знаешь ли ты, что состав яда чрезвычайно сложен, в нем множество составляющих?
– Знаю.
– К тому же ты ведь и сам вождь. Ты должен знать секрет.
– Да.
– Однако ты его не знаешь?
– Не знаю.
– И колдун тоже?
– И колдун тоже.
– Почему?
– Не знаю.
– И ты думаешь, что я, белый человек, должен знать то, чего не знаете вы, индейцы…
– Да.
– Почему?
– Потому что белые знают все.
– Это очень лестно для нас. Ну и занес же нас дьявол! – пробормотал Жан-Мари, которому едва известно было название кураре. Он не имел ни малейшего понятия о секрете его приготовления. – Ну что же! Будем понахальнее и протянем время!.. А если я не открою тебе секрет кураре?
– Мы с колдуном съедим тебя.
– Почему?
– Потому что, съев тебя, мы съедим и секрет, который останется в нас.
– А если я тебе его выложу?
– Ты будешь свободен, тебе даруют жизнь.
– А мои друзья?
– Они тоже будут свободны, все, кроме Синего человека.
– Как это?
– Я хочу продать его торговцам синими попугаями.
– Ты с ума сошел! Я в жизни на это не соглашусь.
– В таком случае ты будешь съеден.
– Послушай, вождь, я согласен. Но мне нужно время, много времени.
– Сколько?
– Одна луна.
– Онса и колдун подождут. Но товарищи бледнолицего и Синий человек останутся здесь. Их запрут. Кормить пленных будет сам колдун.
– Но как же я без них соберу все составляющие яда?
– Ты скажешь их названия.
– Но я не знаю названий.
– Мы пойдем с тобой, Онса и колдун.
– Соглашайтесь, дорогой мой, соглашайтесь на все, – вмешался Синий человек, которого Жан-Мари держал в курсе дела. – Это способ выиграть время.
– Негодяй! Я буду не я, если не застрелю тебя и этого старого мерзавца! Дай только войти в лес.
– Бледнолицый согласен?
– Согласен.
– Уведите его друга и мальчишку в хижину.
– А Синий человек?
– Синего посадят в клетку с попугаями.
– Что?! – воскликнул Феликс. – Они равняют меня с глупыми птицами?! Как мой бывший хозяин сеньор Рафаэло Гимараенс?!
– Увы! Месье, эти скоты ничего не хотят слушать. Самое лучшее подчиниться. Если индейцам что-то взбрело в голову, ничем не выбьешь.
– Но, дорогой мой! Подумайте только: клетка!.. Птичка в клетке!..
– Нам, возможно, будет не лучше. Как бы еще не хуже.
Разговор прервали подошедшие индейцы. Двое схватили Синего человека и повели к громадной клетке из бамбуковых ветвей. Дверца отворилась, и несчастного Феликса втолкнули внутрь.
И сразу в клетке начался переполох. Со всех сторон послышались испуганные крики, шелест крыльев потревоженных птиц. Большие, средние, маленькие – все они разом повернули головки, навострили клювы и вдруг, сорвавшись с насеста, стремительно бросились на незваного гостя.
Возмущенный, униженный необходимостью защищаться от подобного нападения, Синий человек, вооружившись бамбуковым шестом, задал взбучку негостеприимным хозяевам. Но внезапно он замер с поднятой рукой. Его поразило, что все птицы до единой были синими. Отличались они лишь оттенком: от густого индиго до бледно-голубого, переходящего в бирюзовый. Голубая смальтаnote 134, синий кобальтnote 135, голубой малахитnote 136, ультрамаринnote 137, голубизна моря и гор – неописуемая симфония синевы, в которую гармонично вписался и сам пленник.
Многие птицы линяли, весь пол был усыпан перьями. Феликс заметил, что цветовая гамма этого импровизированного ковра сильно отличалась от той, что он мог видеть, подняв глаза. Страшная догадка промелькнула у него в голове. Эти птицы, от рождения разноцветные, были превращены в синих.
– Невероятно, уму непостижимо! Индейцы явно знакомы с секретом такого превращения. Что же приходится вытерпеть несчастным птицам? Кормят ли их специальным зерном, вызывая «синюю» болезнь?.. Я теряюсь в догадках. Однако это не совсем мой случай. Ведь их кожа осталась той же, что и была. А моя приобрела жуткий цветnote 138. Если бы, подобно их перьям, синими стали только моя борода и волосы! Это было бы еще полбеды. Я мог бы просто-напросто красить их.
Между тем паника в клетке понемногу утихла. Птицы, быстро свыкшиеся с присутствием человека, успокоились. Они так осмелели, что подлетали ближе к странному гостю и внимательно рассматривали его своими круглыми глазками. Потом потихоньку затрещали, обмениваясь впечатлениями. Новый экземпляр явно понравился всей компании. Огромный попугай, вовсю заорав: «Ара!..» – с шумом слетел вниз и уселся на плече изумленного Синего человека.
Потом попугай, ласкаясь, потерся о щеку Феликса, а тот, тронутый нежным обращением, погладил его по голове. Разомлев, пернатый закрыл глаза и заурчал: ара!.. ара!..
– Чудесно! Вот я и укротитель попугаев! Нечего сказать – положение, достойное почтенного парижского коммерсанта, отправившегося в Бразилию, чтобы удвоить состояние и добыть приданое дочери. А вы, Аглая Обертен, урожденная Ламберт! Небось ждете не дождетесь своего мужа, мечтаете стать патронессой! Как вам мои успехи? Здорово подсуетился, а?! Не снится ли мне весь этот кошмар? Не проснусь ли я сейчас в своей каюте на «Дораде», а может, в собственной кровати в стиле Людовика Пятнадцатого, над лавкой колониальных товаров? Мое путешествие, спасение Ивона, виселица, бокаирес, Диаманта, побег, людоеды – не сон ли все это? Недаром говорят, что в жизни случается всякое!.. Всякое!.. Оно конечно, занимательно, но подчас происходит такое, что и в бреду не пригрезится: станешь, к примеру, синим да попадешь в громадную клетку, полную громадных попугаев, таких же синих, как и ты. Но ведь я не курю опиум или гашишnote 139, и голова у меня как будто в порядке… Конечно, я не сумасшедший, однако, если эта трагикомедия не прекратится, рискую помешаться. Надо заметить, что голод ощущается более чем реально. Эти негодяи-индейцы готовят, кажется, обед, но им и в голову не придет принести мне кусочек. Не могу же я, в самом деле, питаться товарищами по несчастью!
Пока Феликс рассуждал таким образом, сидя в клетке, Беника, Ивона и Жана-Мари привели к одной из хижин, возле которой томился в одиночестве индеец, вооруженный луком и копьем. Не слишком уютное убежище не имело дверей, вход – привален двумя бревнами. Сопровождавшие пленников индейцы-жандармы перекинулись парой слов с охранником, отодвинули бревна, в образовавшуюся щель протолкнули двоих моряков и юнгу и заторопились на площадь, где шли приготовления к празднику.
Как только трое друзей оказались внутри, запах гниения, разложившегося мяса ударил им в нос, не позволяя дышать.
– Да это настоящая бойня! – в ужасе вскричал Беник.
– О дядя, – жалобно заскулил Ивон, – меня тошнит!
– Здесь полно трупов! – подал наконец голос и Жан-Мари.
Немного привыкнув к темноте и оглядевшись, они заметили на грязном, липком полу неподвижные, окоченелые тела. Внезапно из угла послышались стоны. Жан-Мари подошел ближе, нагнулся и в лучике света, едва проникавшем в хижину, разглядел человека. Тот сидел, положив голову на колени.
– Кто вы? – спросил по-французски Жан-Мари.
Человек не отвечал.
Ивон, которому спазмы мешали говорить, собрав все же последние силы, прошептал:
– Матрос, но ведь это же индеец.
– И правда, мой мальчик. Эй, приятель! – Теперь Кервен говорил на языке урити. – Слышишь меня? Ты меня понимаешь?
– Да! – Человек поднял голову.
– Кто ты и что здесь делаешь?
Еле дыша, несчастный приоткрыл глаза, и крик, скорее даже хрип, вырвался из его груди – три слога, заставившие бретонца подскочить так, будто ему выстрелили в спину:
– Жамали!..
– Генипа!.. Ты?! Мой бедный друг!
ГЛАВА 8
Ученые проводили сотни экспериментов в самых лучших лабораториях, добыв алкалоид кураринnote 140, в двадцать раз превышающий по своей активности сам яд. Удалось выяснить, как и почему яд убивает. И тем не менее состав яда амазонских дикарей не поддается никакому анализу. Некоторые исследователи, в частности доктор Кревоnote 141, невероятно рискуя, решились присутствовать при изготовлении кураре, дабы хоть немного приблизиться к разгадке.
Несмотря на усталость, беглецы шли и шли вперед. Силы уже почти оставили их, как вдруг – о, счастье! – они заметили поляну. Сквозь зелень пробивался свет. Вспорхнула птица, какой-то зверек кинулся из-под ног. По словам Жана-Мари, все это неопровержимо доказывало, что лес заканчивается.
И действительно, вскоре друзья вышли на берег широкой реки с прозрачной, чистой водой.
Радостное «ура» огласило тишину. Изнемогая от жажды, несчастные бросились к воде.
– Стойте! – закричал Беник. – Я не уверен, что вода пойдет нам на пользу!
– Но мы только самую малость, – оживился Жан-Мари.
– Хватит! Слышишь, Ивон?
– Ай, матрос!.. Какая благодать!
– Хватит! Я сказал: хватит! А не то загнешься! И вы, месье Феликс, поостерегитесь. Не пейте залпом!
– Скажи, матрос, коль скоро ты все знаешь: где мы находимся, хотя бы приблизительно?
– Нам повезло. Мы вышли именно к той деревне, где живут мои старые друзья, индейцы урити.
– С чего ты взял?
– А посмотри-ка вон туда: видишь маленькую бухточку на том берегу?
– Прекрасно вижу. Да там полдюжины пирог на приколе!
– Вот-вот.
– Как же нам перебраться? В реке наверняка полно охотников до свеженьких бифштексовnote 122.
– К тому же она, должно быть, глубокая, а я плаваю как топор. И Ивон не лучше.
– Это не беда. Я готов переплыть реку.
– Ну и что?.. Что вы скажете индейцам? Не забывайте, они не знают французского.
– Так что же делать?
– Я знаю, как привлечь их внимание.
– Да на берегу же ни души.
– Их хижины совсем близко, я позову.
В ту же минуту Жан-Мари как-то по-особенному сложил руки у рта к издал резкий, ни на что не похожий звук.
Никакого ответа!
Он снова закричал, еще пронзительнее и громче.
Опять ничего!
– Возможно, они поменяли пароль. Надо искать другое средство.
Недолго думая, Кервен отыскал глазами самую толстую ветку и срезал ее ножом.
– Что ты собираешься делать? – поинтересовался Беник.
– Увидишь!
Жан-Мари долго мудрил над палкой, что-то вырезал и в конце концов смастерил маленькую дудочку.
Едва бретонец надул щеки, как этот простой инструмент исторг протяжный вой, разнесшийся далеко над рекой.
– Подойдет! – радостно проговорил виртуоз.
– Вот это музыка, – воскликнул удивленный Беник, – я не знал за тобой таких талантов!
– Погоди-ка, дай вспомнить их позывные.
Жан-Мари вновь поднес ко рту инструмент, задул как аквилонnote 123 и издал звук, напоминающий мычание. Он, несомненно, был слышен на расстоянии одного лье.
Воя и мыча на все лады, Кервен минут через пять сказал:
– Если в окрестностях есть хоть один индеец урити, то скоро мы услышим ответ и увидим пирогуnote 124.
– Это что-то вроде полковой музыки?
– Точно! Смотрите-ка!
На противоположном берегу реки показалась группа полуодетых людей. Их было человек двадцать с копьями, луками и стрелами. Вооружение хоть и столь примитивное, но, без сомнения, действенное в умелых руках.
Так как индейцы, похоже, колебались, Жан-Мари, вновь поднеся дудочку к губам, издал протяжный, призывный звук.
– Странно, но они не отвечают.
– Направляются сюда, – добавил Беник.
Индейцы не торопясь расселись в ожидавшей их пироге. Двое взялись за весла, остальные угрожающе подняли оружие.
– Можно подумать, – прошептал Жан-Мари, что урити воюют с кем-то.
Вскоре пирога причалила. Держа оружие наготове, воинственные дикари тем не менее не покинули своих мест. На берег вышел лишь один из них – вождь. Его легко можно было узнать по красочной диадеме из перьев.
– Странно! – вскричал Жан-Мари. – Но это не мои индейцы. Этих я не знаю.
– Бледнолицый, кто ты? – спросил вождь на своем непонятном языке. Он внимательно изучал пришельцев.
– Я друг краснокожих, приятель Генипы, предводителя славных урити. – Жан-Мари говорил на диалекте.
– А эти с тобой? – Вождь указал на Беника, Феликса и Ивона.
– Бледнолицые друзья индейцев.
– Но вон тот – синий! Синий, как араnote 125.
– Вы правы. Однако, белый он или синий, он мой друг.
– Где же остальные?
– Мы одни.
– Кроме троих белых и одного синего, никого больше нет?
– Никого!
– А кого вы тут ищете?
– Наших братьев урити.
– Чего вы хотите?
– Просить у них убежища. Мы очень устали и хотим есть. Быть может, они приютят нас.
– Давал ли ты кровную клятву?
– Да!
– Кто может доказать это?
– Шрам в форме звезды на моей руке. Кроме того, ты же сам видишь, что я знаю ваш язык.
– Верно.
– Ну а ты, вождь, кто такой? По твоей диадеме видно, что ты важная птица.
– Кто просит помощи, не задает вопросы! Отправляйся в деревню. Там все узнаешь.
– Прекрасно! Мы идем.
– Послушай, Жан-Мари, – тихо произнес Беник, – у него не очень-то гостеприимный вид. Это и есть твой приятель?
– Нет! Но я ничего не понимаю.
– И потом у тех, в пироге, слишком воинственные позы.
– Что говорит бледнолицый? – поинтересовался индеец.
– Что он готов идти в деревню.
– Вас ждет подобающий прием, – продолжал вождь с загадочной улыбкой.
– Похоже, дети мои, – насторожился Жан-Мари, – дело наше худо. Не угодили ли мы в осиное гнездо?
– У нас все равно нет иного выхода, – в свою очередь ответил Феликс. – Малейшее сопротивление все погубит. Остается уповать на судьбу.
– В таком случае, идем!
Трое мужчин и мальчик заняли места в пироге, которая тут же отчалила. В полном молчании они пересекли реку.
Деревня располагалась в четырехстах метрах от берега. Все здесь было знакомо Жану-Мари. Хижины стояли так же, как раньше, только жители в них оказались новые.
Посреди селения, на большой площади, в тени манговых деревьев собрались любопытные женщины и ребятишки.
В центре площади на огромном костре поджаривались куски мяса.
– Гром и молния! – вскричал Беник. – Провалиться мне на этом месте: это же человеческое мясо!
Вслед за тем в ужасе вскрикнул и Феликс. Не в состоянии произнести ни слова, он только указывал на часть головы, что была подвешена за волосы на манговой ветке. Глаза выколоты, кровь капля за каплей падает на землю.
– О, горе нам! – простонал Жан-Мари. – Я узнаю этих несчастных. Это урити, мои бедные друзья. Их мучали, прежде чем съесть. Мы попали в лапы к людоедам!
ГЛАВА 7
Индейцы. – Северяне и южане. – Как небо и земля. – Равнодушие южан. – Секрет кураре. – Хитрость или глупость. – «Где же голова Генипы?.. На его шее!» – Вождь и колдун в полном облачении. – Разлука. – Синий человек снова в клетке. – Укротитель синих попугаев. – Ласковый попугай. – Зерно тектоап. – Тюрьма. – Бойня. – Умирающий. – Генипа!..
Открыв Новый Свет, Христофор Колумб был убежден, что достиг Вест-Индии.Потому и дал аборигенамnote 126 имя индейцев. И что самое любопытное, название это сохранилось до наших дней. Мало того, оно распространилось на всю территорию обеих Америк, от Полярного круга до мыса Горнnote 127.
Никому не приходило в голову менять его, и никто не путал американцев с жителями Индостанаnote 128.
Немного погодя обитателей Северной и Южной Америки стали называть краснокожими. Хотя на самом деле название это подходило лишь коренным жителям нынешней Мексики. Цвет их кожи действительно напоминает цвет кирпича, а то и красной меди. С этим не поспоришь. А что касается южноамериканских племен, но тут явная ошибка. Их более ста, и цвет их кожи меняется от желто-медного до кофе с молоком.
Тем не менее все они – краснокожие…
У большинства индейцев Южной Америкиnote 129 слегка натянутые веки, крупный, короткий нос, выступающие скулы, круглый подбородок и не слишком густые волосы.
В моральном отношении столь же большая разница. Северные индейцы, гордые и открытые, – в основном воины. Неустрашимые охотники, прекрасные наездники, они неразговорчивы с чужими, но смешливы и добродушны среди своих. Верны слову. Готовы бороться до последнего за свою свободу. Беспощадны к врагу. Можно сказать, они – прямая противоположность индейцам Юга.
Последние довольно равнодушныnote 130. Охота не доставляет им никакого удовольствия. Это лишь средство пропитания. Им неведома страсть, которой беззаветно отдаются истинные краснокожие. Хладнокровие не покидает их. Они малоподвижны, и даже водка не разогревает индейскую кровь. Слово для них не существует. Сегодня они говорят «бело», а завтра «черно». На упреки реагируют так простодушно и наивно, что совершенно обезоруживают этим.
Неволю они переносят все с тем же равнодушием, словно зверь, посаженный в клетку. Однако удирают, если видят лазейку. Если их ближний упал в воду, сломал ногу, увяз в трясине, заболел, они вряд ли придут на помощь. Подобно животным они не знают чувства сострадания.
Жестоки ли они? Несомненно. Но это неосознанная жестокость. Они никогда не предаются тем изощренным зверствам, кои присущи некоторым другим племенам.
Если они причинили боль пленному, то не специально. Они просто относятся к нему как к неодушевленному предмету: могут бросить где угодно – под палящим солнцем или под дождем, оставить в тонущей пироге или много дней держать привязанным, словно скотину.
А если они людоеды, то убивают, только чтобы утолить голод. Они не устраивают, как другие краснокожие, дьявольские танцы над отрезанным скальпом, над растерзанными, окровавленными жертвами.
Для дикарей Южной Америки все это чересчур сложно. Они убивают пленного, как наш крестьянин закалывает свинью, когда час ее настал. А до этого жертву откармливают. Потом коптят и съедают по мере надобности.
Иногда, правда, и в них просыпаются суеверия. Колдун мастерит флейту из берцовой кости съеденного. А из головы делает идола.
Вот в такое-то племя и попали друзья.
Их появление вызвало любопытство.
Онса, верховный вождь, скрылся в хижине колдуна. Нет сомнений, они обсуждали дальнейшую судьбу вновь прибывших. Таков обычай индейцев. Даже вождь не принимает никакого решения, не посоветовавшись с колдуном. Эти местные священнослужители пользуются непререкаемым авторитетом.
Тем временем Жан-Мари, который, как и его друзья, был потрясен увиденным, обратился к одному из гребцов, присевшему у костра:
– Скажи, приятель, а где урити?
– Не знаю!..
– Но как же так? А эти головы на деревьях?
– А! Ну да. Это были урити. Они умерли!
– Черт возьми! Это я и так понял. Вы их убили?
– Да, мы.
– Почему? Ведь они ваши родичи.
– Да, это правда.
– Но убивать родичей – страшное преступление.
– Да, преступление, – ответил индеец все так же равнодушно.
– Что вы с ними сделали?
– Не знаю.
– Из этого животного клещами ничего не вытянешь, – обернулся Жан-Мари к своим спутникам. Он слово в слово перевел им разговор.
Но тут другой индеец, показавшийся друзьям более смышленым, щелкнул языком и ударил в ладоши, что означало: «Я буду говорить».
– Ты знаешь, за что убили урити?
– Они знали секрет курареnote 131.
– Но это не причина.
– Возможно, но Генипа, вождь урити, не захотел поделиться им с Онсой.
– Почему же Онса, верховный вождь, не знает этого секрета?
– Понятия не имею.
– Но если секрет знал только Генипа, а вы его убили, Онса никогда не узнает тайны.
– Да.
– Что, что да?
– Не знаю!
– Ну и идиот! Генипа умер?
– Не знаю.
– Но я не вижу его головы здесь, среди прочих!
– Да, ее здесь нет.
– А где же она?
– У него на шее.
– Так, значит, Генипа жив?
– Нет.
– Как так?
– Онса хочет, чтобы тот открыл ему секрет.
– А я тебя о чем спрашиваю? Где Генипа?
– Я не знаю.
– Поразительная тупость, – вскричал Феликс, как только Жан-Мари перевел все вопросы и ответы.
– Гром и молния! – негодовал Беник. – Да этот болтун просто смеется над нами. Будь здесь хоть половина команды «Дорады», мы бы им как следует вправили мозги!
– Конечно, старик. Но всей команды тут ты, да я, да мы с тобой. Так что перспектива не блестящая.
В этот момент, закончив совещание, на поляне появились вождь и колдун. У первого на плечах красовалась шкура огромного ягуара, лапы были завязаны узлом на шее. Наряд колдуна представлял собой умопомрачительные лохмотья, в ворохе которых самого его почти не было видно. Костюм дополняли обезьяний хвост, змеиная кожа, крылья диковинной птицы, а также гирлянда из зубов ягуара и тапира. В руках служитель культа держал флейту из человеческой кости, клювы колпицыnote 132 и ябируnote 133, погремушку гремучей змеи, коробку с копченым мясом, пустые патронные гильзы, ожерелье из серебряных монет, шкуру синего попугая… Синего! Это насторожило Феликса Обертена.
Все это раскачивалось, позвякивая и шурша в руках рябого старца с хитрющим лицом, который важно расхаживал по площади. И хотя внешне он оказывал вождю всяческие почести, демонстрируя уважение и преклонение, было видно, что на самом деле колдун властвует здесь безраздельно, пользуясь неограниченным влиянием. Сам того не осознавая, вождь, вероятно, играл роль марионетки в руках этой хитрой бестии.
Перекинувшись взглядом с колдуном, Онса подошел к пленникам и обратился к Жану-Мари:
– Бледнолицый утверждает, что он – друг урити, приятель их вождя Генипы.
– Так точно.
– Зачем он пришел сюда?
– Я уже говорил тебе: просить приюта у моего друга.
– Бледнолицый долго гостил у урити?
– Да, долго.
– Сколько?
– Пять раз двенадцать лун.
Вождь на минутку задумался, как бы подсчитывая, а потом сказал:
– Если бледнолицый прожил у урити так долго, он должен знать…
– О чем?
– Он должен знать секрет кураре.
– Возможно…
– Ты откроешь мне его.
– А знаешь ли ты, что состав яда чрезвычайно сложен, в нем множество составляющих?
– Знаю.
– К тому же ты ведь и сам вождь. Ты должен знать секрет.
– Да.
– Однако ты его не знаешь?
– Не знаю.
– И колдун тоже?
– И колдун тоже.
– Почему?
– Не знаю.
– И ты думаешь, что я, белый человек, должен знать то, чего не знаете вы, индейцы…
– Да.
– Почему?
– Потому что белые знают все.
– Это очень лестно для нас. Ну и занес же нас дьявол! – пробормотал Жан-Мари, которому едва известно было название кураре. Он не имел ни малейшего понятия о секрете его приготовления. – Ну что же! Будем понахальнее и протянем время!.. А если я не открою тебе секрет кураре?
– Мы с колдуном съедим тебя.
– Почему?
– Потому что, съев тебя, мы съедим и секрет, который останется в нас.
– А если я тебе его выложу?
– Ты будешь свободен, тебе даруют жизнь.
– А мои друзья?
– Они тоже будут свободны, все, кроме Синего человека.
– Как это?
– Я хочу продать его торговцам синими попугаями.
– Ты с ума сошел! Я в жизни на это не соглашусь.
– В таком случае ты будешь съеден.
– Послушай, вождь, я согласен. Но мне нужно время, много времени.
– Сколько?
– Одна луна.
– Онса и колдун подождут. Но товарищи бледнолицего и Синий человек останутся здесь. Их запрут. Кормить пленных будет сам колдун.
– Но как же я без них соберу все составляющие яда?
– Ты скажешь их названия.
– Но я не знаю названий.
– Мы пойдем с тобой, Онса и колдун.
– Соглашайтесь, дорогой мой, соглашайтесь на все, – вмешался Синий человек, которого Жан-Мари держал в курсе дела. – Это способ выиграть время.
– Негодяй! Я буду не я, если не застрелю тебя и этого старого мерзавца! Дай только войти в лес.
– Бледнолицый согласен?
– Согласен.
– Уведите его друга и мальчишку в хижину.
– А Синий человек?
– Синего посадят в клетку с попугаями.
– Что?! – воскликнул Феликс. – Они равняют меня с глупыми птицами?! Как мой бывший хозяин сеньор Рафаэло Гимараенс?!
– Увы! Месье, эти скоты ничего не хотят слушать. Самое лучшее подчиниться. Если индейцам что-то взбрело в голову, ничем не выбьешь.
– Но, дорогой мой! Подумайте только: клетка!.. Птичка в клетке!..
– Нам, возможно, будет не лучше. Как бы еще не хуже.
Разговор прервали подошедшие индейцы. Двое схватили Синего человека и повели к громадной клетке из бамбуковых ветвей. Дверца отворилась, и несчастного Феликса втолкнули внутрь.
И сразу в клетке начался переполох. Со всех сторон послышались испуганные крики, шелест крыльев потревоженных птиц. Большие, средние, маленькие – все они разом повернули головки, навострили клювы и вдруг, сорвавшись с насеста, стремительно бросились на незваного гостя.
Возмущенный, униженный необходимостью защищаться от подобного нападения, Синий человек, вооружившись бамбуковым шестом, задал взбучку негостеприимным хозяевам. Но внезапно он замер с поднятой рукой. Его поразило, что все птицы до единой были синими. Отличались они лишь оттенком: от густого индиго до бледно-голубого, переходящего в бирюзовый. Голубая смальтаnote 134, синий кобальтnote 135, голубой малахитnote 136, ультрамаринnote 137, голубизна моря и гор – неописуемая симфония синевы, в которую гармонично вписался и сам пленник.
Многие птицы линяли, весь пол был усыпан перьями. Феликс заметил, что цветовая гамма этого импровизированного ковра сильно отличалась от той, что он мог видеть, подняв глаза. Страшная догадка промелькнула у него в голове. Эти птицы, от рождения разноцветные, были превращены в синих.
– Невероятно, уму непостижимо! Индейцы явно знакомы с секретом такого превращения. Что же приходится вытерпеть несчастным птицам? Кормят ли их специальным зерном, вызывая «синюю» болезнь?.. Я теряюсь в догадках. Однако это не совсем мой случай. Ведь их кожа осталась той же, что и была. А моя приобрела жуткий цветnote 138. Если бы, подобно их перьям, синими стали только моя борода и волосы! Это было бы еще полбеды. Я мог бы просто-напросто красить их.
Между тем паника в клетке понемногу утихла. Птицы, быстро свыкшиеся с присутствием человека, успокоились. Они так осмелели, что подлетали ближе к странному гостю и внимательно рассматривали его своими круглыми глазками. Потом потихоньку затрещали, обмениваясь впечатлениями. Новый экземпляр явно понравился всей компании. Огромный попугай, вовсю заорав: «Ара!..» – с шумом слетел вниз и уселся на плече изумленного Синего человека.
Потом попугай, ласкаясь, потерся о щеку Феликса, а тот, тронутый нежным обращением, погладил его по голове. Разомлев, пернатый закрыл глаза и заурчал: ара!.. ара!..
– Чудесно! Вот я и укротитель попугаев! Нечего сказать – положение, достойное почтенного парижского коммерсанта, отправившегося в Бразилию, чтобы удвоить состояние и добыть приданое дочери. А вы, Аглая Обертен, урожденная Ламберт! Небось ждете не дождетесь своего мужа, мечтаете стать патронессой! Как вам мои успехи? Здорово подсуетился, а?! Не снится ли мне весь этот кошмар? Не проснусь ли я сейчас в своей каюте на «Дораде», а может, в собственной кровати в стиле Людовика Пятнадцатого, над лавкой колониальных товаров? Мое путешествие, спасение Ивона, виселица, бокаирес, Диаманта, побег, людоеды – не сон ли все это? Недаром говорят, что в жизни случается всякое!.. Всякое!.. Оно конечно, занимательно, но подчас происходит такое, что и в бреду не пригрезится: станешь, к примеру, синим да попадешь в громадную клетку, полную громадных попугаев, таких же синих, как и ты. Но ведь я не курю опиум или гашишnote 139, и голова у меня как будто в порядке… Конечно, я не сумасшедший, однако, если эта трагикомедия не прекратится, рискую помешаться. Надо заметить, что голод ощущается более чем реально. Эти негодяи-индейцы готовят, кажется, обед, но им и в голову не придет принести мне кусочек. Не могу же я, в самом деле, питаться товарищами по несчастью!
Пока Феликс рассуждал таким образом, сидя в клетке, Беника, Ивона и Жана-Мари привели к одной из хижин, возле которой томился в одиночестве индеец, вооруженный луком и копьем. Не слишком уютное убежище не имело дверей, вход – привален двумя бревнами. Сопровождавшие пленников индейцы-жандармы перекинулись парой слов с охранником, отодвинули бревна, в образовавшуюся щель протолкнули двоих моряков и юнгу и заторопились на площадь, где шли приготовления к празднику.
Как только трое друзей оказались внутри, запах гниения, разложившегося мяса ударил им в нос, не позволяя дышать.
– Да это настоящая бойня! – в ужасе вскричал Беник.
– О дядя, – жалобно заскулил Ивон, – меня тошнит!
– Здесь полно трупов! – подал наконец голос и Жан-Мари.
Немного привыкнув к темноте и оглядевшись, они заметили на грязном, липком полу неподвижные, окоченелые тела. Внезапно из угла послышались стоны. Жан-Мари подошел ближе, нагнулся и в лучике света, едва проникавшем в хижину, разглядел человека. Тот сидел, положив голову на колени.
– Кто вы? – спросил по-французски Жан-Мари.
Человек не отвечал.
Ивон, которому спазмы мешали говорить, собрав все же последние силы, прошептал:
– Матрос, но ведь это же индеец.
– И правда, мой мальчик. Эй, приятель! – Теперь Кервен говорил на языке урити. – Слышишь меня? Ты меня понимаешь?
– Да! – Человек поднял голову.
– Кто ты и что здесь делаешь?
Еле дыша, несчастный приоткрыл глаза, и крик, скорее даже хрип, вырвался из его груди – три слога, заставившие бретонца подскочить так, будто ему выстрелили в спину:
– Жамали!..
– Генипа!.. Ты?! Мой бедный друг!
ГЛАВА 8
Яд индейцев. – Смертоносный кураре. – Таинство. – Два вождя. – Ссора. – Генипа попадает в заточение. – Кровавое убийство. – Жамали!.. – Невыносимые мучения. – План побега. – Смерть охранника. – У синих попугаев. – Опасность! – Все в клетку. – Свобода. – Погоня.
Не существует, пожалуй, ни одного человека, кто не слышал когда-либо хотя бы название кураре – смертоносного яда, которым южноамериканские индейцы смазывают наконечники своих стрел. Из рассказов путешественников известно: одного-единственного отравленного укола этих стрел достаточно, чтобы вызвать немедленную смерть всякого живого существа. Этим и ограничиваются познания о кураре людей, далеких от науки. Впрочем, даже химикам и физиологам достоверно неизвестны компоненты яда. Обитатели экваториальных земель свято хранят тайну чудовищного зелья, передавая ее из поколения в поколение.Ученые проводили сотни экспериментов в самых лучших лабораториях, добыв алкалоид кураринnote 140, в двадцать раз превышающий по своей активности сам яд. Удалось выяснить, как и почему яд убивает. И тем не менее состав яда амазонских дикарей не поддается никакому анализу. Некоторые исследователи, в частности доктор Кревоnote 141, невероятно рискуя, решились присутствовать при изготовлении кураре, дабы хоть немного приблизиться к разгадке.