Страница:
И все-таки, успокаивал себя Ратомский, окончательно еще ничего не ясно. Возможно, все это буря в стакане воды. Неплохо бы соблюдать осторожность в докладах политическому руководству, не провоцировать панику. Гордеев знает… И другие, наверное, тоже. Но они не ученые, им что формулы, что лес густой. Необходимо представлять наверх как можно более обтекаемые сообщения, напирать на незавершенность исследований и преждевременность категоричных выводов. Кстати, это будет правдой…
5
6
7
5
Самолет из Кливленда приземлился в Вашингтоне ранним утром. Стивен Брент подошел к банкомату, получил немного наличных и взял такси. Он жил в тихом, респектабельном пригороде, как и полагалось по его статусу сотрудника АНБ.
В аэропорту Кливленда Бренту пришлось понервничать. Он не знал, зазвенит ли Ключ на контроле (от револьвера он, конечно, избавился заранее) и если да, как он сумеет объяснить, что это такое. Не пульт ли дистанционного управления для взрывного устройства?
Однако все обошлось. Ключ не зазвенел, и короткое время перелета до Вашингтона Брент посвятил обдумыванию дальнейших планов. У него было два возможных пути. Первый – назначить встречу связнику, через него передать в Москву Ключ и краткий отчет о последних событиях. Но какой, во имя всего святого, отчет? Написать о том, как человек, которого не берут пули, увез Брента в потусторонний мир? Если же отделываться общими фразами на канцелярском языке, в Москве не поймут, что делать с Ключом.
Второй путь нравился Бренту больше. В его доме хранились безупречные документы на несколько имен. Под одним из этих имен он мог вылететь в Москву, продемонстрировать Ключ и найти слова, которые будут выслушаны и восприняты правильно. Правда, и тут имелось возражение – такая эскапада явилась бы грубейшим нарушением всех инструкций. Тем не менее Брент все же склонялся к тому, чтобы предпочесть второй путь, ибо не забывал и о Тейлоре, и о тех, кто стоял за ним. Не то чтобы Стивен Брент не доверял связнику или сомневался в надежности передаточных каналов, но… Обладая столь важной информацией, лучше полагаться на себя. А с инструкциями как-нибудь обойдется…
Такси остановилось у дома Брента. Расплатившись, Брент отпустил машину и долго осматривался на малолюдной улице, застроенной скромными на вид, но довольно дорогими двухэтажными домами. Он не заметил никаких тревожащих признаков, но это мало успокоило его. Будучи профессионалом, Брент знал, что, если за ним охотятся такие же профессионалы, никаких признаков и не будет. И хотя образ поведения Тейлора не давал оснований причислить его к этой когорте, не один же Тейлор на белом свете.
Дверной замок как будто без хозяина не открывали… Вот именно, как будто. Стивен Брент вздохнул и вошел в дом. Индикатор видеосистемы утверждал, что никто не нарушал покой жилища. Брент сразу поднялся в кабинет, где отпер потайной сейф. В нем находились фальшивые документы… Брент не боялся держать их дома. Изготавливали их не в Москве и не по заданию Москвы, и Стивен Брент знал, как в случае необходимости объяснить руководству АНБ их происхождение и предназначение – в некоторых миссиях группы «Д» обойтись без них было нелегко. Творческая инициатива, сэр.
Немедленно оформлять вылет в Москву Брент не собирался. Он смертельно устал, а снова прибегать к стимуляторам значило рисковать жизнью. Он нуждался в сне, он хотел есть, хотел принять ванну… Но документы он решил выбрать прямо сейчас, и не только чтобы потом не тратить на это время. Он опасался, что ПОТОМ времени ему могут и не оставить…
Первым делом Брент достал из сейфа пистолет и положил рядом. Дом был оборудован превосходной новейшей системой сигнализации, никому не удалось бы проникнуть сюда незаметно – перед глазами Брента располагалась лампочка, над ней звонок, справа телемонитор… Но с пистолетом как-то спокойнее.
Вынимая документы из верхнего отделения сейфа, Брент вдруг замер, потому что под его левую лопатку уперлось что-то твердое.
– Не оборачивайся, – прозвучал очень спокойный голое. – Где Ключ?
Ну что же, вот и настало ПОТОМ… Ключ лежал в кармане Брента, но если его отдать, скорее всего, последует выстрел.
– В надежном месте, – сказал Стивен Брент.
– В каком?
– Уберите пистолет, это глупо… Мы оба знаем, что вы сейчас не можете меня убить.
За спиной Брента раздался неопределенный смешок, но давление твердого предмета не ослабло. Послышались шаги и второй голос:
– Думаю, Ключ у него. Дай-ка я его обыщу.
Этот второй говорил по-английски с сильным акцентом, но Брент не взялся бы определить его национальность.
Теперь Стивену Бренту предстояло принять мгновенное решение. Обыск означает смерть или, как минимум, повторное похищение, а если рвануться… Шансов мало, но они есть. Надежду вселяет то, что в него едва ли будут стрелять, пока не найдут Ключ.
Совсем непросто напасть на двоих вооруженных людей, стоявших за спиной, но один из них сам облегчил задачу. Он принялся ощупывать карман Брента, а тот перехватил руку и хорошо отработанным болевым приемом поставил противника на колени, одновременно резко развернувшись на сто восемьдесят градусов. Ногой он ударил второго в челюсть. Пистолет с глушителем зловеще фыркнул, пуля ушла в стену правее и выше плеча Брента.
Собственный пистолет Стивена Брента глушителя не имел. Когда он схватил его и нажал на спусковой крючок, выстрел громыхнул на всю округу. Сразу же Брент выстрелил вторично. Подобно Агате Кристи, он не одобрял убийства, но выбора не было. Лишь эффект внезапности позволил ему выиграть полсекунды, а в дальнейшем усталый, измотанный человек никак не смог бы одолеть двоих – и даже одного.
Сокрушенно посмотрев на трупы (оба попадания – в голову), Брент обшарил их карманы и не обнаружил ничего достойного внимания. Тогда он быстро рассовал по своим карманам документы, пистолет и пачку наличных, перетянутую бумажной лентой. Ему приходилось торопиться. Стрельба в респектабельном районе (да и в любом районе, если на то пошло!) – это скорый визит полиции… Ага, сирены уже воют вдалеке.
Брент покинул дом через заднюю дверь и миновал калитку, ведущую на соседнюю улицу. Его положение значительно осложнилось. Не только полиция, но и АНБ, и ФБР узнают о двух убийствах в доме Стивена Брента. Его будут искать – не важно, в качестве подозреваемого, свидетеля или возможной жертвы похищения. И хотя он намерен вылететь в Москву под чужим именем, могут и тормознуть в аэропорту или раньше… Еще хуже то, что он не способен действовать незамедлительно. Если он не выспится и не поест, вскоре просто потеряет сознание.
По улице проезжало такси, которое Брент и остановил.
– Куда едем? – равнодушно осведомился водитель.
Устраиваясь поудобнее, Брент небрежно ответил:
– Я развлекаюсь, приятель… Отвези-ка меня туда, где можно подцепить девочку посимпатичнее.
– Ого… Прижало с утра пораньше? Впрочем, видок у тебя еще тот… Всю ночь гудели?
– Вроде того.
– Трудно сейчас, девочки все спят… Да ладно, войду в положение, если накинешь лишнюю десятку…
– Само собой…
Идея Брента заключалась в том, чтобы отоспаться в дешевом мотеле, где не спрашивают документов и не слишком присматриваются к часто меняющимся постояльцам. Но если он появится в таком месте один, это вызовет подозрения. Другое дело – с проституткой, к этому они привыкли.
Пока такси колесило по окраинам, Брент раздумывал о двух персонажах, проникших в его дом. Судя по тому, как они это сделали – в обход всех охранных систем, так бы и сам Брент не сумел, – на охоту отправились специалисты высокого класса. И конечно, их в природе не двое, а больше. Так что есть кого остерегаться и помимо полиции…
При мысли о полиции Брент едва не попросил водителя остановиться, чтобы зайти в какой-нибудь дворик и выбросить пистолет. Не хватало еще попасться с орудием убийства… Но он вовремя подавил тревожный импульс. Да, пистолет может крепко подвести его… Но может и снова спасти жизнь.
Машина пришвартовалась возле обшарпанного бара, название которого на грязной вывеске Брент толком не разобрал – не то «Сен-Тропец», не то «Сен-Шандец», в общем, что-то солнечное и приветливое.
– Ну вот, парень, – сказал таксист. – Если ты и тут никого не подцепишь, значит, тебе не повезло.
– Ладно, иду… А повезет, подбросишь нас в мотель? Все пятнадцать накину.
– О чем речь… Погоди, не вылезай.
– Что такое? – напрягся Брент.
– Вон та тебе подойдет?
Брент посмотрел туда, куда указывал водитель. Поодаль от входа в бар прислонилась к стене чернокожая девушка лет семнадцати в кожаной мини-юбочке.
– Мне сейчас и черт лысый подойдет, – с облегчением отозвался Брент, опустил стекло и поманил девушку пальцем. Та лениво подошла к машине.
– Каждый вид услуг – тридцать долларов, – сразу предупредила она.
– Поехали, – кивнул Брент.
Девушка забралась в машину, и таксист дал газ. Через пятнадцать минут он высадил пассажиров у мотеля «Лаки Дэй Инн» – заведения точно такого класса, на какой и рассчитывал Брент. Он отпустил такси, но прежде чем войти в мотель, накупил в магазине неподалеку гамбургеров, пиццы, консервов, минеральной воды, подумал и добавил бутылку виски.
Безразличный ко всему на свете портье за стойкой попросил Брента расписаться в регистрационной книге. «Мистер и миссис Джонс, Спрингфилд, Иллинойс», – написал Брент. Портье молча захлопнул книгу и вручил ключ с картонной биркой.
В номере было даже уютно – низкий потолок, отделанные некрашеным деревом стены, бра над большой кроватью, телевизор, два кресла у столика. Свалив провизию в одно из них, Брент обратился к девушке:
– Как тебя зовут?
– Леа.
– Леа, ты сказала – тридцать за каждый вид услуг?
– Что, дорого? Ну, четвертак…
– Не в том дело. Во сколько мне обойдется такой вид услуг, если ты спокойно посидишь, посмотришь телевизор и не станешь мешать мне выспаться?
Девушка посмотрела на Брента с удивлением:
– Ну, ты странный…
– Так сколько, Леа?
– Смотря сколько сидеть. Упущенная выгода…
– Тебе бы в банке работать, – усмехнулся Брент. – Часов шесть мне хватит… Будем считать, пятьдесят в час – триста, идет?
– За три сотни я хоть до ночи просижу, – оживилась Леа. – А чего, работа легкая.. А ты скрываешься, что ли?
– Любопытство не оплачивается, – грубовато ответил Брент. – Впрочем, тебе я верю, как себе, поэтому расскажу. Я – русский шпион, и меня похитили эмиссары иной цивилизации. Я сбежал от них, двоих убил… И вот я здесь, с тобой.
Леа искусственно зевнула:
– Ладно, мне наплевать. Ты платишь, а остальное меня не касается.
– Вот и хорошо. – Брент заглянул в ванную, – Пойду принимать душ, а ты пока накрывай на стол.
Когда он вышел из ванной, Леа сидела в кресле со стаканом виски в левой руке и дымящейся сигаретой в правой. По телевизору показывали бейсбольный матч, вскоре сменившийся голливудской комедией.
Изголодавшийся Брент набросился на еду, а через двадцать минут уже спал глубоким сном.
В аэропорту Кливленда Бренту пришлось понервничать. Он не знал, зазвенит ли Ключ на контроле (от револьвера он, конечно, избавился заранее) и если да, как он сумеет объяснить, что это такое. Не пульт ли дистанционного управления для взрывного устройства?
Однако все обошлось. Ключ не зазвенел, и короткое время перелета до Вашингтона Брент посвятил обдумыванию дальнейших планов. У него было два возможных пути. Первый – назначить встречу связнику, через него передать в Москву Ключ и краткий отчет о последних событиях. Но какой, во имя всего святого, отчет? Написать о том, как человек, которого не берут пули, увез Брента в потусторонний мир? Если же отделываться общими фразами на канцелярском языке, в Москве не поймут, что делать с Ключом.
Второй путь нравился Бренту больше. В его доме хранились безупречные документы на несколько имен. Под одним из этих имен он мог вылететь в Москву, продемонстрировать Ключ и найти слова, которые будут выслушаны и восприняты правильно. Правда, и тут имелось возражение – такая эскапада явилась бы грубейшим нарушением всех инструкций. Тем не менее Брент все же склонялся к тому, чтобы предпочесть второй путь, ибо не забывал и о Тейлоре, и о тех, кто стоял за ним. Не то чтобы Стивен Брент не доверял связнику или сомневался в надежности передаточных каналов, но… Обладая столь важной информацией, лучше полагаться на себя. А с инструкциями как-нибудь обойдется…
Такси остановилось у дома Брента. Расплатившись, Брент отпустил машину и долго осматривался на малолюдной улице, застроенной скромными на вид, но довольно дорогими двухэтажными домами. Он не заметил никаких тревожащих признаков, но это мало успокоило его. Будучи профессионалом, Брент знал, что, если за ним охотятся такие же профессионалы, никаких признаков и не будет. И хотя образ поведения Тейлора не давал оснований причислить его к этой когорте, не один же Тейлор на белом свете.
Дверной замок как будто без хозяина не открывали… Вот именно, как будто. Стивен Брент вздохнул и вошел в дом. Индикатор видеосистемы утверждал, что никто не нарушал покой жилища. Брент сразу поднялся в кабинет, где отпер потайной сейф. В нем находились фальшивые документы… Брент не боялся держать их дома. Изготавливали их не в Москве и не по заданию Москвы, и Стивен Брент знал, как в случае необходимости объяснить руководству АНБ их происхождение и предназначение – в некоторых миссиях группы «Д» обойтись без них было нелегко. Творческая инициатива, сэр.
Немедленно оформлять вылет в Москву Брент не собирался. Он смертельно устал, а снова прибегать к стимуляторам значило рисковать жизнью. Он нуждался в сне, он хотел есть, хотел принять ванну… Но документы он решил выбрать прямо сейчас, и не только чтобы потом не тратить на это время. Он опасался, что ПОТОМ времени ему могут и не оставить…
Первым делом Брент достал из сейфа пистолет и положил рядом. Дом был оборудован превосходной новейшей системой сигнализации, никому не удалось бы проникнуть сюда незаметно – перед глазами Брента располагалась лампочка, над ней звонок, справа телемонитор… Но с пистолетом как-то спокойнее.
Вынимая документы из верхнего отделения сейфа, Брент вдруг замер, потому что под его левую лопатку уперлось что-то твердое.
– Не оборачивайся, – прозвучал очень спокойный голое. – Где Ключ?
Ну что же, вот и настало ПОТОМ… Ключ лежал в кармане Брента, но если его отдать, скорее всего, последует выстрел.
– В надежном месте, – сказал Стивен Брент.
– В каком?
– Уберите пистолет, это глупо… Мы оба знаем, что вы сейчас не можете меня убить.
За спиной Брента раздался неопределенный смешок, но давление твердого предмета не ослабло. Послышались шаги и второй голос:
– Думаю, Ключ у него. Дай-ка я его обыщу.
Этот второй говорил по-английски с сильным акцентом, но Брент не взялся бы определить его национальность.
Теперь Стивену Бренту предстояло принять мгновенное решение. Обыск означает смерть или, как минимум, повторное похищение, а если рвануться… Шансов мало, но они есть. Надежду вселяет то, что в него едва ли будут стрелять, пока не найдут Ключ.
Совсем непросто напасть на двоих вооруженных людей, стоявших за спиной, но один из них сам облегчил задачу. Он принялся ощупывать карман Брента, а тот перехватил руку и хорошо отработанным болевым приемом поставил противника на колени, одновременно резко развернувшись на сто восемьдесят градусов. Ногой он ударил второго в челюсть. Пистолет с глушителем зловеще фыркнул, пуля ушла в стену правее и выше плеча Брента.
Собственный пистолет Стивена Брента глушителя не имел. Когда он схватил его и нажал на спусковой крючок, выстрел громыхнул на всю округу. Сразу же Брент выстрелил вторично. Подобно Агате Кристи, он не одобрял убийства, но выбора не было. Лишь эффект внезапности позволил ему выиграть полсекунды, а в дальнейшем усталый, измотанный человек никак не смог бы одолеть двоих – и даже одного.
Сокрушенно посмотрев на трупы (оба попадания – в голову), Брент обшарил их карманы и не обнаружил ничего достойного внимания. Тогда он быстро рассовал по своим карманам документы, пистолет и пачку наличных, перетянутую бумажной лентой. Ему приходилось торопиться. Стрельба в респектабельном районе (да и в любом районе, если на то пошло!) – это скорый визит полиции… Ага, сирены уже воют вдалеке.
Брент покинул дом через заднюю дверь и миновал калитку, ведущую на соседнюю улицу. Его положение значительно осложнилось. Не только полиция, но и АНБ, и ФБР узнают о двух убийствах в доме Стивена Брента. Его будут искать – не важно, в качестве подозреваемого, свидетеля или возможной жертвы похищения. И хотя он намерен вылететь в Москву под чужим именем, могут и тормознуть в аэропорту или раньше… Еще хуже то, что он не способен действовать незамедлительно. Если он не выспится и не поест, вскоре просто потеряет сознание.
По улице проезжало такси, которое Брент и остановил.
– Куда едем? – равнодушно осведомился водитель.
Устраиваясь поудобнее, Брент небрежно ответил:
– Я развлекаюсь, приятель… Отвези-ка меня туда, где можно подцепить девочку посимпатичнее.
– Ого… Прижало с утра пораньше? Впрочем, видок у тебя еще тот… Всю ночь гудели?
– Вроде того.
– Трудно сейчас, девочки все спят… Да ладно, войду в положение, если накинешь лишнюю десятку…
– Само собой…
Идея Брента заключалась в том, чтобы отоспаться в дешевом мотеле, где не спрашивают документов и не слишком присматриваются к часто меняющимся постояльцам. Но если он появится в таком месте один, это вызовет подозрения. Другое дело – с проституткой, к этому они привыкли.
Пока такси колесило по окраинам, Брент раздумывал о двух персонажах, проникших в его дом. Судя по тому, как они это сделали – в обход всех охранных систем, так бы и сам Брент не сумел, – на охоту отправились специалисты высокого класса. И конечно, их в природе не двое, а больше. Так что есть кого остерегаться и помимо полиции…
При мысли о полиции Брент едва не попросил водителя остановиться, чтобы зайти в какой-нибудь дворик и выбросить пистолет. Не хватало еще попасться с орудием убийства… Но он вовремя подавил тревожный импульс. Да, пистолет может крепко подвести его… Но может и снова спасти жизнь.
Машина пришвартовалась возле обшарпанного бара, название которого на грязной вывеске Брент толком не разобрал – не то «Сен-Тропец», не то «Сен-Шандец», в общем, что-то солнечное и приветливое.
– Ну вот, парень, – сказал таксист. – Если ты и тут никого не подцепишь, значит, тебе не повезло.
– Ладно, иду… А повезет, подбросишь нас в мотель? Все пятнадцать накину.
– О чем речь… Погоди, не вылезай.
– Что такое? – напрягся Брент.
– Вон та тебе подойдет?
Брент посмотрел туда, куда указывал водитель. Поодаль от входа в бар прислонилась к стене чернокожая девушка лет семнадцати в кожаной мини-юбочке.
– Мне сейчас и черт лысый подойдет, – с облегчением отозвался Брент, опустил стекло и поманил девушку пальцем. Та лениво подошла к машине.
– Каждый вид услуг – тридцать долларов, – сразу предупредила она.
– Поехали, – кивнул Брент.
Девушка забралась в машину, и таксист дал газ. Через пятнадцать минут он высадил пассажиров у мотеля «Лаки Дэй Инн» – заведения точно такого класса, на какой и рассчитывал Брент. Он отпустил такси, но прежде чем войти в мотель, накупил в магазине неподалеку гамбургеров, пиццы, консервов, минеральной воды, подумал и добавил бутылку виски.
Безразличный ко всему на свете портье за стойкой попросил Брента расписаться в регистрационной книге. «Мистер и миссис Джонс, Спрингфилд, Иллинойс», – написал Брент. Портье молча захлопнул книгу и вручил ключ с картонной биркой.
В номере было даже уютно – низкий потолок, отделанные некрашеным деревом стены, бра над большой кроватью, телевизор, два кресла у столика. Свалив провизию в одно из них, Брент обратился к девушке:
– Как тебя зовут?
– Леа.
– Леа, ты сказала – тридцать за каждый вид услуг?
– Что, дорого? Ну, четвертак…
– Не в том дело. Во сколько мне обойдется такой вид услуг, если ты спокойно посидишь, посмотришь телевизор и не станешь мешать мне выспаться?
Девушка посмотрела на Брента с удивлением:
– Ну, ты странный…
– Так сколько, Леа?
– Смотря сколько сидеть. Упущенная выгода…
– Тебе бы в банке работать, – усмехнулся Брент. – Часов шесть мне хватит… Будем считать, пятьдесят в час – триста, идет?
– За три сотни я хоть до ночи просижу, – оживилась Леа. – А чего, работа легкая.. А ты скрываешься, что ли?
– Любопытство не оплачивается, – грубовато ответил Брент. – Впрочем, тебе я верю, как себе, поэтому расскажу. Я – русский шпион, и меня похитили эмиссары иной цивилизации. Я сбежал от них, двоих убил… И вот я здесь, с тобой.
Леа искусственно зевнула:
– Ладно, мне наплевать. Ты платишь, а остальное меня не касается.
– Вот и хорошо. – Брент заглянул в ванную, – Пойду принимать душ, а ты пока накрывай на стол.
Когда он вышел из ванной, Леа сидела в кресле со стаканом виски в левой руке и дымящейся сигаретой в правой. По телевизору показывали бейсбольный матч, вскоре сменившийся голливудской комедией.
Изголодавшийся Брент набросился на еду, а через двадцать минут уже спал глубоким сном.
6
Вопреки опасениям, Сретенского и Кудрявцеву не разлучили, не водворили в тюрьму. Их вообще не повезли в город, а поселили в уединенном коттедже, расположенном в исключительно живописном месте на берегу быстрой чистой речушки. Коттедж состоял из шести комнат на двух этажах. Холодильники на кухне были забиты превосходными продуктами, имелись сигареты и спиртное. В книжных шкафах в гостиной выстроилось множество книг – в основном классика и старые советские романы. Был там и архаичный проигрыватель для виниловых дисков, коих также хватало – преимущественно симфоническая и органная музыка. Ни телевизора, ни радио, ни телефона, никакой связи с внешним миром. Неразговорчивые охранники, которые менялись каждые четыре часа, приезжая и уезжая на машинах, в дом не заходили и ни на какие вопросы не отвечали. Андрей Иванович и Аня вынужденно коротали время в беседах. Комфортабельное заключение тянулось долго, а казалось еще более долгим… Однако, как и всему на свете, изоляции пришел конец.
Это случилось утром, когда после завтрака Сретенский поставил на проигрыватель пластинку с хоральными прелюдиями Брамса (Маринет Экстерман на органе, хор под управлением Герхарда Крамера, производство фирмы «Балкантон»). В закрытую дверь вдруг постучали, чего никогда не происходило раньше, и Сретенский машинально крикнул: «Войдите!»
В гостиной появился невысокий полноватый человек лет сорока, с лоснящимися щеками, в безупречном сером костюме, весь благоухающий дорогой туалетной водой.
– Добрый день, – поздоровался он с улыбкой. – Позвольте представиться. Я помощник народного комиссара внутренних дел товарища Гордеева, Власов Михаил Семенович.
– Очень рады, – буркнул Сретенский, которому официальное лицо не понравилось с первого взгляда.
– Меня просили побеседовать с вами…
– Давно пора… Но о чем же?
– О вас, о вашей судьбе. – Улыбка Власова стала совсем слащавой. – О том месте, которое вы сможете занять в нашей общественной жизни.
– Я не собираюсь… – хмуро начал Сретенский, но Аня перебила его.
Она вскочила с дивана и защебетала:
– Располагайтесь, пожалуйста, Михаил Семенович. Нет, сюда, это кресло удобнее… Хотите выпить, закусить?
Выразительным взглядом Аня дала понять Андрею Ивановичу, что не стоит с порога затевать ссору, пока ничего еще не ясно.
– Пить мне на службе не положено. – Власов страждущим взором окинул девушку, выглядевшую весьма соблазнительно в скромном синем платьице, найденном в коттедже. – Разве какой-нибудь сок…
Аня принесла из кухни стакан апельсинового сока. Власов отхлебнул, угнездился в кресле и заговорил:
– Думаю, вы уже более или менее разобрались в том, какая социальная структура существует у нас и каковы ее преимущества и недостатки…
– Ого! – Сретенский иронично поднял бровь. – У нее и недостатки имеются? Вот ни одного не заметил.
– Вы напрасно ехидничаете, – холодно сказал Власов. – Недостатков лишены только ангелы, а у нас их хватает…
– Ангелов или недостатков?
– Андрей Иванович! – встревоженно шепнула Аня.
Власов как будто не обратил внимания ни на язвительную реплику Сретенского, ни на реакцию девушки.
– Так почему бы нам с вами, – невозмутимо продолжал он, – не заняться вместе их исправлением, не поработать на благо народа? Вы биолог, доктор наук. У нас найдется немало интересных и полезных дел для вас и вашей ассистентки.
– Аня не моя ассистентка, – автоматически поправил Сретенский, – но не в том суть вопроса. Вы предлагаете исправлять недостатки вместе, работать на благо народа? Согласен, с радостью согласен! У меня даже есть целая программа, и сейчас я вас с ней познакомлю. По пунктам – первое Взорвите «Лжеголос Америки», прекратите дурачить людей. Второе. Объясните им реальное положение дел. Третье. Установите нормальную, постоянную связь с цивилизацией нашей планеты, которая задыхается от перенаселенности городов и дефицита ресурсов. Подарите людям Земли новый мир, а вашим людям – правду и условия для свободного, гармоничного развития. Вот в такой работе я с удовольствием приму участие.
Глядя на лицо Власова, никто не поверил бы, что этот человек умеет улыбаться. Он долго и угрюмо молчал.
– Ладно, – сказал он наконец. – Я не готовился к теоретической дискуссии, но мог предположить, что вы выступите с подобным заявлением. Отлично, почему бы не поговорить и об этом?.. Так вот, Андрей Иванович, и вы, Аня. Если допустить, что мы поступим так, как вы нам советуете, никакого свободного и гармоничного развития не получится, как нет его и нигде на Земле. Цивилизация задыхается, вы правы. Но задыхается не оттого, что негде жить и нечего жрать. Она захлебывается собственной злобой. Ваша так называемая свобода оборачивается бешеной дракой за влияние и власть – на любом уровне, от семейного до межгосударственного. Хотите знать, что будет, если мы откроем Двери и во всеуслышание объявим о нашем существовании? Будет война, война за наш мир, за его богатства, за его стратегические выгоды. Война и там, и здесь. Мы построили свое общество – пусть несовершенное, но где вы видели совершенство? Зато оно стабильно, а наши люди счастливы в неведении. Им не нужна ваша правда и ваша свобода, Андрей Иванович, им нужна стабильность. И мы не позволим разрушить наш мир во имя ваших или чьих-то прекраснодушных фантазии. Вы не забыли, куда вымощена дорога благими намерениями?
Власов умолк, стер платком капельки пота со лба, допил апельсиновый сок.
– Мы вас сюда не приглашали, – продолжил он. – Но раз вышло так, что вы здесь, извольте играть по нашим правилам… Или откажитесь играть совсем.
– Отказаться, – произнес Сретенский. – Это значит…
– Давайте не уточнять, Андрей Иванович. Вы взрослый, умный человек и понимаете, что ничего хорошего в этом случае вас не ожидает.
После этих слов в комнате звучала только хоральная прелюдия Брамса. Аня смотрела на Власова с ужасом.
– Мы можем подумать? – тихонько спросила девушка.
Власов пожал плечами:
– О чем? Если о том, принимать ли мое предложение, то оно сделано достаточно убедительно для умных людей, разве нет? А вот о моих аргументах действительно подумайте. Андрей Иванович, мы хотим, чтобы вы присоединились к нам не от безвыходности, а искренне. Поверьте, вы нигде не найдете столь идеальных условий для научной работы. Кроме того, проблемы, которыми мы занимаемся, достигнутые успехи и задачи, ждущие своего решения… О, это увлечет вас! Оборудование наших лабораторий…
– Сдается мне, – прервал его Сретенский, – я уже видел кое-что, похожее на ваши лаборатории. Там, в подземельях.
– Ах, эти… Да, там были лаборатории, заводы, целый технологический комплекс. Он давно заброшен.
– За ненадобностью?
– За ненадобностью… В основном. То, что там создавалось и выпускалось, уже на боевом дежурстве… – Сретенский вздрогнул, а Власов поспешно добавил: – В переносном смысле, конечно. Но мы отказались от использования этого комплекса и по ряду других причин.
– Например, потому, что работавшие там ученые подняли бунт?
– Да не было там никакого бунта, – отмахнулся Власов. – Так, мелкие недоразумения… Из-за них бросать комплекс? Абсурд. Но в общем мы решили, что лучше продолжать исследования в другом месте.
Власов явно недоговаривал, и Сретенский вспомнил найденный в подземелье дневник. Темные Миры, прорывы мембран… «МЫ ОБРЕЧЕНЫ». Относилась ли эта фраза только к конфликту с хозяевами Фоксхола или в большей – если не в абсолютной – степени к тому, ЧТО появлялось в подземных залах лабораторий и заводов? Была ли она написана под влиянием минуты отчаяния или явилась результатом ЗНАНИЯ, исчерпывающего и настолько безнадежного, что уже не было никакого смысла расшифровать ее значение?
Снова изобразив неуместную лучезарную улыбку, Власов сказал:
– Не забивайте себе голову делами давно минувших дней. Я вас оставляю, а вы и в самом деле очень, очень серьезно подумайте. Вскоре для вас будет организована экскурсия в Институт Фоксхола… Там есть на что посмотреть!
Сретенский невольно ответил на улыбку Власова:
– Вы знаете, чем искушать ученого…
– Искушает сатана, а я просто чиновник… Но если бы сатана хотел купить вашу душу, он вряд ли смог бы предложить больше, чем мы. Кстати, нет ли у вас здесь в чем-нибудь нехватки?
– В информации.
– Вы имеете в виду телевидение и радио? Да на что зам фальшивые новости… Из любопытства разве… Ну, извольте, я распоряжусь поставить, только поверьте, ничего интересного там нет. А подлинную информацию вы получите позже… Какую и сколько захотите.
С трудом выбравшись из глубокого кресла, Власов поклонился:
– До свидания, товарищи. До скорого свидания.
Он ушел, а Сретенский и Аня смотрели на закрывшуюся дверь до тех пор, пока не услышали звук отъезжающей машины.
– Нет, как тебе это нравится? – Сретенский рывком убрал звукосниматель с пластинки, игла взвизгнула поперек дорожек. – Цивилизация захлебывается собственной злобой! Благодетель хренов…
– Тише, – предостерегла девушка. – Нас, наверное, подслушивают.
– Подслушивают? Ну и на здоровье. Что такого я еще могу сказать, что уже не сказал нашему гостю?
– Поймите, он в чем-то прав…
Взгляд Андрея Ивановича, устремленный на девушку, выразил крайнее недоумение. Аня взяла лист бумаги и карандаш, написала неустоявшимся почерком: «Нужно разыграть постепенное признание его правоты. Если они с самого начала будут убеждены, что мы согласились только под давлением, с нас глаз не спустят. А так, возможно, нам предоставят некоторую свободу, пусть и не сразу. Тогда возрастают шансы найти способ смыться из Фоксхола».
Прочитав написанное, Сретенский потянулся за сигаретами и зажигалкой, прикурил, а скомканный листок поджег в пепельнице.
– И в чем же он прав, по-твоему? – спросил он, чувствуя себя дураком. Что, если никакого прослушивания нет и комедия ломается впустую? Впрочем, в таком случае они ничего не теряют… – В своих глобальных воззрениях?
– Его воззрения отражают принятую здесь систему взглядов. Шут с ними. Но подумайте, как нам повезло!
– Повезло?
– Конечно. Мы проникли в новый, незнакомый мир. Нам предлагают изучать его, заниматься научной работой. Многим ли ученым на свете выпадает такая редкостная удача? Мы искали аномальные явления, а нашли куда больше… Да любой ученый на Земле охотно отдал бы правую руку, чтобы оказаться на нашем месте! А вы говорите – не хочу… И было бы из-за чего – из-за здешней политики! Неужели вам так уж важно, какой у них общественный строй?
– Да в общем-то нет, но…
– И снова «но»! Андрей Иванович, пусть себе живут, как хотят. Вы сами говорили об искушениях. Может ли существовать для ученого искушение сильнее, чем познание?
– Вот тебе раз. Ты уже забыла об НКВД и тюрьме…
– И правильно сделала. То было недоразумение. Они ведь действительно нас не приглашали!
Аня слишком напирает, мелькнуло у Сретенского. Пережимает, как плохая актриса… Ладно, она вообще не актриса, но кто там слушает на другом конце линии – театральные критики?
Подойдя к стопке пластинок, Андрей Иванович перелистал их, выбрал сонаты Моцарта в исполнении Вальтера Гизекинга. Комнату заполнили звуки рояля, чистые и ясные, почти лишенные педальных эффектов, но не сухие.
– Мне трудно сейчас ответить, – проговорил Сретенский медленно. – Давай отложим этот разговор, хотя бы до обещанной экскурсии в Институт. Там посмотрим… В конце концов, я ученый, а не политик, и спасать мир – не моя профессия. И ты права, очень многие отдали бы правую руку…
Внезапный удар грома заглушил рояль Гизекинга. Стемнело, в оконные стекла застучали капли дождя.
– О, – задумчиво сказал Сретенский, – здесь бывают грозы…
Да, Андрей Иванович. Здесь бывают грозы.
Это случилось утром, когда после завтрака Сретенский поставил на проигрыватель пластинку с хоральными прелюдиями Брамса (Маринет Экстерман на органе, хор под управлением Герхарда Крамера, производство фирмы «Балкантон»). В закрытую дверь вдруг постучали, чего никогда не происходило раньше, и Сретенский машинально крикнул: «Войдите!»
В гостиной появился невысокий полноватый человек лет сорока, с лоснящимися щеками, в безупречном сером костюме, весь благоухающий дорогой туалетной водой.
– Добрый день, – поздоровался он с улыбкой. – Позвольте представиться. Я помощник народного комиссара внутренних дел товарища Гордеева, Власов Михаил Семенович.
– Очень рады, – буркнул Сретенский, которому официальное лицо не понравилось с первого взгляда.
– Меня просили побеседовать с вами…
– Давно пора… Но о чем же?
– О вас, о вашей судьбе. – Улыбка Власова стала совсем слащавой. – О том месте, которое вы сможете занять в нашей общественной жизни.
– Я не собираюсь… – хмуро начал Сретенский, но Аня перебила его.
Она вскочила с дивана и защебетала:
– Располагайтесь, пожалуйста, Михаил Семенович. Нет, сюда, это кресло удобнее… Хотите выпить, закусить?
Выразительным взглядом Аня дала понять Андрею Ивановичу, что не стоит с порога затевать ссору, пока ничего еще не ясно.
– Пить мне на службе не положено. – Власов страждущим взором окинул девушку, выглядевшую весьма соблазнительно в скромном синем платьице, найденном в коттедже. – Разве какой-нибудь сок…
Аня принесла из кухни стакан апельсинового сока. Власов отхлебнул, угнездился в кресле и заговорил:
– Думаю, вы уже более или менее разобрались в том, какая социальная структура существует у нас и каковы ее преимущества и недостатки…
– Ого! – Сретенский иронично поднял бровь. – У нее и недостатки имеются? Вот ни одного не заметил.
– Вы напрасно ехидничаете, – холодно сказал Власов. – Недостатков лишены только ангелы, а у нас их хватает…
– Ангелов или недостатков?
– Андрей Иванович! – встревоженно шепнула Аня.
Власов как будто не обратил внимания ни на язвительную реплику Сретенского, ни на реакцию девушки.
– Так почему бы нам с вами, – невозмутимо продолжал он, – не заняться вместе их исправлением, не поработать на благо народа? Вы биолог, доктор наук. У нас найдется немало интересных и полезных дел для вас и вашей ассистентки.
– Аня не моя ассистентка, – автоматически поправил Сретенский, – но не в том суть вопроса. Вы предлагаете исправлять недостатки вместе, работать на благо народа? Согласен, с радостью согласен! У меня даже есть целая программа, и сейчас я вас с ней познакомлю. По пунктам – первое Взорвите «Лжеголос Америки», прекратите дурачить людей. Второе. Объясните им реальное положение дел. Третье. Установите нормальную, постоянную связь с цивилизацией нашей планеты, которая задыхается от перенаселенности городов и дефицита ресурсов. Подарите людям Земли новый мир, а вашим людям – правду и условия для свободного, гармоничного развития. Вот в такой работе я с удовольствием приму участие.
Глядя на лицо Власова, никто не поверил бы, что этот человек умеет улыбаться. Он долго и угрюмо молчал.
– Ладно, – сказал он наконец. – Я не готовился к теоретической дискуссии, но мог предположить, что вы выступите с подобным заявлением. Отлично, почему бы не поговорить и об этом?.. Так вот, Андрей Иванович, и вы, Аня. Если допустить, что мы поступим так, как вы нам советуете, никакого свободного и гармоничного развития не получится, как нет его и нигде на Земле. Цивилизация задыхается, вы правы. Но задыхается не оттого, что негде жить и нечего жрать. Она захлебывается собственной злобой. Ваша так называемая свобода оборачивается бешеной дракой за влияние и власть – на любом уровне, от семейного до межгосударственного. Хотите знать, что будет, если мы откроем Двери и во всеуслышание объявим о нашем существовании? Будет война, война за наш мир, за его богатства, за его стратегические выгоды. Война и там, и здесь. Мы построили свое общество – пусть несовершенное, но где вы видели совершенство? Зато оно стабильно, а наши люди счастливы в неведении. Им не нужна ваша правда и ваша свобода, Андрей Иванович, им нужна стабильность. И мы не позволим разрушить наш мир во имя ваших или чьих-то прекраснодушных фантазии. Вы не забыли, куда вымощена дорога благими намерениями?
Власов умолк, стер платком капельки пота со лба, допил апельсиновый сок.
– Мы вас сюда не приглашали, – продолжил он. – Но раз вышло так, что вы здесь, извольте играть по нашим правилам… Или откажитесь играть совсем.
– Отказаться, – произнес Сретенский. – Это значит…
– Давайте не уточнять, Андрей Иванович. Вы взрослый, умный человек и понимаете, что ничего хорошего в этом случае вас не ожидает.
После этих слов в комнате звучала только хоральная прелюдия Брамса. Аня смотрела на Власова с ужасом.
– Мы можем подумать? – тихонько спросила девушка.
Власов пожал плечами:
– О чем? Если о том, принимать ли мое предложение, то оно сделано достаточно убедительно для умных людей, разве нет? А вот о моих аргументах действительно подумайте. Андрей Иванович, мы хотим, чтобы вы присоединились к нам не от безвыходности, а искренне. Поверьте, вы нигде не найдете столь идеальных условий для научной работы. Кроме того, проблемы, которыми мы занимаемся, достигнутые успехи и задачи, ждущие своего решения… О, это увлечет вас! Оборудование наших лабораторий…
– Сдается мне, – прервал его Сретенский, – я уже видел кое-что, похожее на ваши лаборатории. Там, в подземельях.
– Ах, эти… Да, там были лаборатории, заводы, целый технологический комплекс. Он давно заброшен.
– За ненадобностью?
– За ненадобностью… В основном. То, что там создавалось и выпускалось, уже на боевом дежурстве… – Сретенский вздрогнул, а Власов поспешно добавил: – В переносном смысле, конечно. Но мы отказались от использования этого комплекса и по ряду других причин.
– Например, потому, что работавшие там ученые подняли бунт?
– Да не было там никакого бунта, – отмахнулся Власов. – Так, мелкие недоразумения… Из-за них бросать комплекс? Абсурд. Но в общем мы решили, что лучше продолжать исследования в другом месте.
Власов явно недоговаривал, и Сретенский вспомнил найденный в подземелье дневник. Темные Миры, прорывы мембран… «МЫ ОБРЕЧЕНЫ». Относилась ли эта фраза только к конфликту с хозяевами Фоксхола или в большей – если не в абсолютной – степени к тому, ЧТО появлялось в подземных залах лабораторий и заводов? Была ли она написана под влиянием минуты отчаяния или явилась результатом ЗНАНИЯ, исчерпывающего и настолько безнадежного, что уже не было никакого смысла расшифровать ее значение?
Снова изобразив неуместную лучезарную улыбку, Власов сказал:
– Не забивайте себе голову делами давно минувших дней. Я вас оставляю, а вы и в самом деле очень, очень серьезно подумайте. Вскоре для вас будет организована экскурсия в Институт Фоксхола… Там есть на что посмотреть!
Сретенский невольно ответил на улыбку Власова:
– Вы знаете, чем искушать ученого…
– Искушает сатана, а я просто чиновник… Но если бы сатана хотел купить вашу душу, он вряд ли смог бы предложить больше, чем мы. Кстати, нет ли у вас здесь в чем-нибудь нехватки?
– В информации.
– Вы имеете в виду телевидение и радио? Да на что зам фальшивые новости… Из любопытства разве… Ну, извольте, я распоряжусь поставить, только поверьте, ничего интересного там нет. А подлинную информацию вы получите позже… Какую и сколько захотите.
С трудом выбравшись из глубокого кресла, Власов поклонился:
– До свидания, товарищи. До скорого свидания.
Он ушел, а Сретенский и Аня смотрели на закрывшуюся дверь до тех пор, пока не услышали звук отъезжающей машины.
– Нет, как тебе это нравится? – Сретенский рывком убрал звукосниматель с пластинки, игла взвизгнула поперек дорожек. – Цивилизация захлебывается собственной злобой! Благодетель хренов…
– Тише, – предостерегла девушка. – Нас, наверное, подслушивают.
– Подслушивают? Ну и на здоровье. Что такого я еще могу сказать, что уже не сказал нашему гостю?
– Поймите, он в чем-то прав…
Взгляд Андрея Ивановича, устремленный на девушку, выразил крайнее недоумение. Аня взяла лист бумаги и карандаш, написала неустоявшимся почерком: «Нужно разыграть постепенное признание его правоты. Если они с самого начала будут убеждены, что мы согласились только под давлением, с нас глаз не спустят. А так, возможно, нам предоставят некоторую свободу, пусть и не сразу. Тогда возрастают шансы найти способ смыться из Фоксхола».
Прочитав написанное, Сретенский потянулся за сигаретами и зажигалкой, прикурил, а скомканный листок поджег в пепельнице.
– И в чем же он прав, по-твоему? – спросил он, чувствуя себя дураком. Что, если никакого прослушивания нет и комедия ломается впустую? Впрочем, в таком случае они ничего не теряют… – В своих глобальных воззрениях?
– Его воззрения отражают принятую здесь систему взглядов. Шут с ними. Но подумайте, как нам повезло!
– Повезло?
– Конечно. Мы проникли в новый, незнакомый мир. Нам предлагают изучать его, заниматься научной работой. Многим ли ученым на свете выпадает такая редкостная удача? Мы искали аномальные явления, а нашли куда больше… Да любой ученый на Земле охотно отдал бы правую руку, чтобы оказаться на нашем месте! А вы говорите – не хочу… И было бы из-за чего – из-за здешней политики! Неужели вам так уж важно, какой у них общественный строй?
– Да в общем-то нет, но…
– И снова «но»! Андрей Иванович, пусть себе живут, как хотят. Вы сами говорили об искушениях. Может ли существовать для ученого искушение сильнее, чем познание?
– Вот тебе раз. Ты уже забыла об НКВД и тюрьме…
– И правильно сделала. То было недоразумение. Они ведь действительно нас не приглашали!
Аня слишком напирает, мелькнуло у Сретенского. Пережимает, как плохая актриса… Ладно, она вообще не актриса, но кто там слушает на другом конце линии – театральные критики?
Подойдя к стопке пластинок, Андрей Иванович перелистал их, выбрал сонаты Моцарта в исполнении Вальтера Гизекинга. Комнату заполнили звуки рояля, чистые и ясные, почти лишенные педальных эффектов, но не сухие.
– Мне трудно сейчас ответить, – проговорил Сретенский медленно. – Давай отложим этот разговор, хотя бы до обещанной экскурсии в Институт. Там посмотрим… В конце концов, я ученый, а не политик, и спасать мир – не моя профессия. И ты права, очень многие отдали бы правую руку…
Внезапный удар грома заглушил рояль Гизекинга. Стемнело, в оконные стекла застучали капли дождя.
– О, – задумчиво сказал Сретенский, – здесь бывают грозы…
Да, Андрей Иванович. Здесь бывают грозы.
7
«Боинг» летел много выше облаков, приближаясь к российской столице на высоте десять тысяч пятьсот метров. Стивен Брент (по документам бизнесмен Джон Аллен) развалился в кресле у иллюминатора. На его коленях лежал раскрытый номер журнала «Роллинг-стоунз», на столике перед ним стояли две пятидесятиграммовые бутылочки водки.
Все прошло гладко, слишком гладко для опасавшегося осложнений Брента. Из мотеля «Лаки Дэй Инн» он заехал в известную ему квартиру, где провел полчаса, после чего его внешность слегка изменилась. Там же он обзавелся новой одеждой и дорожным чемоданом, а пачка наличных похудела вдвое. Расслабился Брент только в самолете, набравшем высоту. Бизнесмен Джон Аллен благополучно проскользнул мимо полиции, ФБР и тех, других…
Так ему казалось, но он ошибался.
В пилотской кабине «боинга» собирались пить кофе. Первый пилот, командир корабля Грегори Макинтайр, рассказывал смешную историю о злоключениях своей жены, которая отправилась в кино на только что купленном «форде», да вместо того оказалась в полицейском участке. Его с улыбками слушали второй пилот Дик Вагнер (получивший летное свидетельство, наверное, раньше, чем научился ходить) и бортинженер Стюарт Хаббл. Остальные члены экипажа дремали в ожидании стюардессы с подносом.
– Ваш кофе, джентльмены, – провозгласила вошедшая девушка, и тут же поднос с чашками вырвался из ее рук.
Стопятидесятитонный «боинг» будто налетел на что-то в воздухе с адским грохотом. Он содрогнулся, накренился и начал падать, как сложивший крылья орел. Макинтайр уцепился за штурвал, бросил взгляд на стрелку альтиметра. Самолет стремительно терял высоту. Ревели аварийные зуммеры, вспыхивали красные лампочки, приборы сигнализировали о повреждениях систем.
Макинтайр выкручивал штурвал влево, чтобы не дать падавшему боком самолету перевернуться. Вагнер и Хаббл запускали устройства пожаротушения. Несчастная стюардесса, ухватившаяся за откидное сиденье, до крови кусала губы.
Вагнер посмотрел в правое боковое стекло. Под – крылом вместо двух двигателей «Пратт и Уитни» он увидел торчащие края изорванного металла и свисающие провода…
– Командир, мы потеряли третий и четвертый! – закричал Вагнер.
Все прошло гладко, слишком гладко для опасавшегося осложнений Брента. Из мотеля «Лаки Дэй Инн» он заехал в известную ему квартиру, где провел полчаса, после чего его внешность слегка изменилась. Там же он обзавелся новой одеждой и дорожным чемоданом, а пачка наличных похудела вдвое. Расслабился Брент только в самолете, набравшем высоту. Бизнесмен Джон Аллен благополучно проскользнул мимо полиции, ФБР и тех, других…
Так ему казалось, но он ошибался.
В пилотской кабине «боинга» собирались пить кофе. Первый пилот, командир корабля Грегори Макинтайр, рассказывал смешную историю о злоключениях своей жены, которая отправилась в кино на только что купленном «форде», да вместо того оказалась в полицейском участке. Его с улыбками слушали второй пилот Дик Вагнер (получивший летное свидетельство, наверное, раньше, чем научился ходить) и бортинженер Стюарт Хаббл. Остальные члены экипажа дремали в ожидании стюардессы с подносом.
– Ваш кофе, джентльмены, – провозгласила вошедшая девушка, и тут же поднос с чашками вырвался из ее рук.
Стопятидесятитонный «боинг» будто налетел на что-то в воздухе с адским грохотом. Он содрогнулся, накренился и начал падать, как сложивший крылья орел. Макинтайр уцепился за штурвал, бросил взгляд на стрелку альтиметра. Самолет стремительно терял высоту. Ревели аварийные зуммеры, вспыхивали красные лампочки, приборы сигнализировали о повреждениях систем.
Макинтайр выкручивал штурвал влево, чтобы не дать падавшему боком самолету перевернуться. Вагнер и Хаббл запускали устройства пожаротушения. Несчастная стюардесса, ухватившаяся за откидное сиденье, до крови кусала губы.
Вагнер посмотрел в правое боковое стекло. Под – крылом вместо двух двигателей «Пратт и Уитни» он увидел торчащие края изорванного металла и свисающие провода…
– Командир, мы потеряли третий и четвертый! – закричал Вагнер.