Страница:
Две недели спустя после приезда лорда Фитцроя в Санкт-Петербург, в субботу, около четверти двенадцатого, респектабельный джентльмен в костюме серой шерсти, с небольшим саквояжем в руке, вошел в крупнейший в столице ювелирный магазин Зака. Предупрежденный приказчиком о клиенте, по-видимому, состоятельном, навстречу ему заторопился из кабинета хозяин магазина.
— Исаак Аронович Зак, к вашим услугам…
— Рад знакомству, — ответил посетитель с резким английским акцентом, — я лорд Джон Фитцрой. Немало о вас наслышан, и самого лучшего.
— Благодарю вас, сэр. Вы хотели бы приобрести что-то конкретное?
— О, да… Подарок для моей невесты…
Расстегнув саквояж, он достал из него сложенную газету, развернул ее и показал ювелиру объявление о продаже бриллиантового колье работы Габера стоимостью в сто тридцать тысяч рублей. Под объявлением была помещена гравюра с фотографии этого колье.
— Одну минуту, сэр, — кивнул ювелир. — Столь ценные вещи хранятся у нас в сейфе… Я принесу.
Пока хозяин отсутствовал, англичанин со скучающим видом разглядывал витрины. Вскоре Исаак Аронович вернулся и торжественно раскрыл перед покупателем кожаный футляр. На черном бархате сверкнули бриллианты.
Лорд Фитцрой взял колье, поднес к глазам. Довольно долго он разглядывал украшение, потом положил его назад в футляр.
— Нет. I don’t like it… Мне не нравится. На гравюре это выглядело гораздо… Как это по-русски… Привлекательнее, yes?
Ювелир всплеснул руками.
— Габер — один из талантливейших мастеров, работающих в России! Его изделия находятся в коллекции Императорского двора!
— Может быть, может быть, — пробормотал англичанин. — Остается лишь пожалеть, что мой вкус не так изыскан, как вкус Его Величества… Вы имеете еще что-то предложить?
— Безусловно! — воскликнул Зак, вновь воодушевляясь.
С помощью приказчика он принес из сейфа кольца, серьги, броши, разложил их перед придирчивым англичанином. Тот брал в руки то одну вещицу, то другую, рассматривал их, бурчал что-то по-английски себе под нос, разочарованно откладывал. Изучив последнюю брошь, он вынул часы из жилетного кармана, откинул серебряную крышку, бросил взгляд на циферблат.
— Мистер Зак, — сказал он, захлопнув крышку часов и убирая их в карман, — ничто меня здесь не впечатляет. Пожалуй, я все-таки возьму колье Габера…
— Вы не пожалеете, сэр! — расцвел в улыбке хозяин магазина. — Ваша невеста оценит ваш выбор!
— I hope so… Надеюсь…
Англичанин подошел к конторке, достал чековую книжку, обмакнул перо в чернильницу, проставил сумму. Ювелир наблюдал за его действиями с зарождающимся беспокойством. Когда лорд Фитцрой протянул чек, хозяин магазина нахмурился.
— Простите, сэр… Не уверен, могу ли принять ваш чек к оплате…
— Почему? — англичанин выглядел безмерно удивленным. — Это чек Русского Коммерческого банка, и он так же хорош, как наличные…
— Видите ли, сэр… Сейчас… — он посмотрел на свои часы, — уже полдень… А в субботу в полдень все банки закрываются… И ваш чек останется неоплаченным до понедельника.
— Ну и что же? — недоумевал англичанин.
— Еще раз простите, сэр… Я далек от того, чтобы проявлять недоверие, но… Не могли бы вы как-то удостоверить вашу личность и кредитоспособность?
— Личность! — высокомерно фыркнул британский лорд. — Личность лорда Джона Фитцроя! Извольте… Мой паспорт…
— Боюсь, этого недостаточно, сэр…
— Недостаточно?! Ха! Представляю, что ответит мне наш премьер-министр, когда я расскажу ему об этом в Лондоне… Хорошо, позвоните в отель «Рим». Там меня знают.
После недолгих колебаний ювелир снял трубку телефонного аппарата, крутанул ручку и попросил соединить его с гостиницей «Рим». Его соединили, и он услышал, что лорд Фитцрой из Лондона живет в гостинице две недели, и его состоятельность не вызывает ни малейших сомнений.
— Этого достаточно? — язвительно спросил англичанин.
— Да, сэр… Снова приношу вам мои извинения и надеюсь, что вы будете частым гостем в моем магазине.
Лорд Фитцрой сухо кивнул, взял колье и вышел на улицу, оставив ювелиру чек на сто тридцать тысяч рублей.
6.
7.
8.
9.
10.
— Исаак Аронович Зак, к вашим услугам…
— Рад знакомству, — ответил посетитель с резким английским акцентом, — я лорд Джон Фитцрой. Немало о вас наслышан, и самого лучшего.
— Благодарю вас, сэр. Вы хотели бы приобрести что-то конкретное?
— О, да… Подарок для моей невесты…
Расстегнув саквояж, он достал из него сложенную газету, развернул ее и показал ювелиру объявление о продаже бриллиантового колье работы Габера стоимостью в сто тридцать тысяч рублей. Под объявлением была помещена гравюра с фотографии этого колье.
— Одну минуту, сэр, — кивнул ювелир. — Столь ценные вещи хранятся у нас в сейфе… Я принесу.
Пока хозяин отсутствовал, англичанин со скучающим видом разглядывал витрины. Вскоре Исаак Аронович вернулся и торжественно раскрыл перед покупателем кожаный футляр. На черном бархате сверкнули бриллианты.
Лорд Фитцрой взял колье, поднес к глазам. Довольно долго он разглядывал украшение, потом положил его назад в футляр.
— Нет. I don’t like it… Мне не нравится. На гравюре это выглядело гораздо… Как это по-русски… Привлекательнее, yes?
Ювелир всплеснул руками.
— Габер — один из талантливейших мастеров, работающих в России! Его изделия находятся в коллекции Императорского двора!
— Может быть, может быть, — пробормотал англичанин. — Остается лишь пожалеть, что мой вкус не так изыскан, как вкус Его Величества… Вы имеете еще что-то предложить?
— Безусловно! — воскликнул Зак, вновь воодушевляясь.
С помощью приказчика он принес из сейфа кольца, серьги, броши, разложил их перед придирчивым англичанином. Тот брал в руки то одну вещицу, то другую, рассматривал их, бурчал что-то по-английски себе под нос, разочарованно откладывал. Изучив последнюю брошь, он вынул часы из жилетного кармана, откинул серебряную крышку, бросил взгляд на циферблат.
— Мистер Зак, — сказал он, захлопнув крышку часов и убирая их в карман, — ничто меня здесь не впечатляет. Пожалуй, я все-таки возьму колье Габера…
— Вы не пожалеете, сэр! — расцвел в улыбке хозяин магазина. — Ваша невеста оценит ваш выбор!
— I hope so… Надеюсь…
Англичанин подошел к конторке, достал чековую книжку, обмакнул перо в чернильницу, проставил сумму. Ювелир наблюдал за его действиями с зарождающимся беспокойством. Когда лорд Фитцрой протянул чек, хозяин магазина нахмурился.
— Простите, сэр… Не уверен, могу ли принять ваш чек к оплате…
— Почему? — англичанин выглядел безмерно удивленным. — Это чек Русского Коммерческого банка, и он так же хорош, как наличные…
— Видите ли, сэр… Сейчас… — он посмотрел на свои часы, — уже полдень… А в субботу в полдень все банки закрываются… И ваш чек останется неоплаченным до понедельника.
— Ну и что же? — недоумевал англичанин.
— Еще раз простите, сэр… Я далек от того, чтобы проявлять недоверие, но… Не могли бы вы как-то удостоверить вашу личность и кредитоспособность?
— Личность! — высокомерно фыркнул британский лорд. — Личность лорда Джона Фитцроя! Извольте… Мой паспорт…
— Боюсь, этого недостаточно, сэр…
— Недостаточно?! Ха! Представляю, что ответит мне наш премьер-министр, когда я расскажу ему об этом в Лондоне… Хорошо, позвоните в отель «Рим». Там меня знают.
После недолгих колебаний ювелир снял трубку телефонного аппарата, крутанул ручку и попросил соединить его с гостиницей «Рим». Его соединили, и он услышал, что лорд Фитцрой из Лондона живет в гостинице две недели, и его состоятельность не вызывает ни малейших сомнений.
— Этого достаточно? — язвительно спросил англичанин.
— Да, сэр… Снова приношу вам мои извинения и надеюсь, что вы будете частым гостем в моем магазине.
Лорд Фитцрой сухо кивнул, взял колье и вышел на улицу, оставив ювелиру чек на сто тридцать тысяч рублей.
6.
Через стекло витрины Исаак Аронович Зак хорошо видел англичанина. Тот быстро зашагал прочь от магазина, но вдруг остановился как вкопанный, точно размышляя, решиться или нет на какой-то поступок. Потом он нервно огляделся, зачем-то расстегнул и застегнул саквояж, перешел улицу и исчез в дверях ювелирного магазина Цандера, главного конкурента Зака.
— Что ему там нужно, — с подозрением пробормотал Зак, — вот странный англичанин… Уж не ходит ли он по ювелирным магазинам, везде расплачиваясь своими чеками… А если…
Ювелир всмотрелся в лежавший перед ним чек. Печать показалась ему не вполне четкой, расплывчатой… И подпись выглядела так, будто ее обводили дважды… Неужели подделка?!
Тем временем лорд Джон Фитцрой обращался к ювелиру Цандеру.
— Это украшение, — говорил он, раскрывая футляр, — я только что купил в магазине напротив… Сначала оно мне не понравилось… Но потом я все же купил его… А вот теперь передумал. Я хочу его продать. Но мне неловко снова возвращаться в тот магазин… Английский лорд не может так поступить, и я даже готов к денежной потере. Я заплатил сто тридцать тысяч, возьмите за сто двадцать.
Пока Цандер пристально разглядывал колье, Исаак Аронович Зак окончательно убедил себя в том, что чек фальшивый. Цандер был его конкурентом, вдобавок Зак терпеть не мог его лично. Однако если англичанин окажется аферистом, убытки понесут оба. Есть еще и цеховая солидарность… Этот Цандер — человек пренеприятнейший, но нельзя не признать, что дело он ведет честно, как и сам Зак. И потом, англичанина необходимо задержать!
Зак схватил телефонную трубку. В магазине Цандера к хозяину, занятому разговором с лордом Фитцроем, подошел приказчик.
— Лев Адольфович, вас просят к телефону.
— Не видишь, я беседую с клиентом…
— Сказали, срочно…
Цандер пожал плечами, извинился перед англичанином и прошел в кабинет, где взял лежавшую на столе трубку телефонного аппарата.
— Слушаю, Цандер.
— Лев Адольфович, это Зак. В ваш магазин вошел англичанин…
— Да, он здесь сейчас.
— Он купил у меня колье, расплатился чеком… По-моему, чек поддельный…
— Вот оно что! Он предложил мне купить это колье за сто двадцать тысяч. А я-то думаю, зачем это ему на десять тысяч себя наказывать…
— Ах, так вот он что задумал… Постарайтесь протянуть время, задержите его, а я позвоню в полицию.
Повесив трубку, Цандер возвратился в торговый зал. Еще издали он заметил, что англичанин беспокойно озирается. Ювелир начал долгий разговор издали, ссылаясь на то, что крупные приобретения в данный момент не входят в его планы. Этим он достигал двух целей: получал возможность пространно повествовать о трудностях ювелирного дела вообще и своих в частности, затягивая время, а также создавал у англичанина впечатление, что он просто пытается сбить цену. Надежда на то, что сделка так или иначе может состояться, не даст англичанину уйти.
Расчет Цандера сработал. Когда лорд Фитцрой уже явно начинал нервничать, в магазин вошли двое полицейских, вооруженных шашками на черных портупеях и револьверами на оранжевых шнурах. Командовал ими офицер в форме с серебряными погонами. Англичанин встрепенулся, Цандер сделал полицейским знак. Офицер подошел ближе.
— Это вы называете себя лордом Джоном Фитцроем? — осведомился он.
— Что значит «называю себя»? — возмутился британский джентльмен. — Я есть лорд Джон Фитцрой! Вот мой паспорт!
— Паспорт, — усмехнулся офицер. — Прошу вас следовать с нами!
— Что это значит? Я арестован? За что?!
— Вам все объяснят в участке.
— Я протестую! Я подданный британской короны! Вы ответите за это!
Не удостоив лорда Фитцроя взглядом, офицер обратился к Цандеру, указывая на колье.
— Это та самая вещь?
— Да, — кивнул ювелир.
— Она будет возвращена владельцу.
— Владелец я! — воскликнул лорд Фитцрой. — Это моя вещь, я купил ее…
— Ваша так ваша, — не стал спорить офицер. — Вот выясним, что ваша, приходите в магазин и забирайте. А пока — прошу вас следовать с нами…
Англичанин обреченно посмотрел на каменные лица полицейских. Поняв бесполезность дальнейших протестов, он только махнул рукой.
— Что ему там нужно, — с подозрением пробормотал Зак, — вот странный англичанин… Уж не ходит ли он по ювелирным магазинам, везде расплачиваясь своими чеками… А если…
Ювелир всмотрелся в лежавший перед ним чек. Печать показалась ему не вполне четкой, расплывчатой… И подпись выглядела так, будто ее обводили дважды… Неужели подделка?!
Тем временем лорд Джон Фитцрой обращался к ювелиру Цандеру.
— Это украшение, — говорил он, раскрывая футляр, — я только что купил в магазине напротив… Сначала оно мне не понравилось… Но потом я все же купил его… А вот теперь передумал. Я хочу его продать. Но мне неловко снова возвращаться в тот магазин… Английский лорд не может так поступить, и я даже готов к денежной потере. Я заплатил сто тридцать тысяч, возьмите за сто двадцать.
Пока Цандер пристально разглядывал колье, Исаак Аронович Зак окончательно убедил себя в том, что чек фальшивый. Цандер был его конкурентом, вдобавок Зак терпеть не мог его лично. Однако если англичанин окажется аферистом, убытки понесут оба. Есть еще и цеховая солидарность… Этот Цандер — человек пренеприятнейший, но нельзя не признать, что дело он ведет честно, как и сам Зак. И потом, англичанина необходимо задержать!
Зак схватил телефонную трубку. В магазине Цандера к хозяину, занятому разговором с лордом Фитцроем, подошел приказчик.
— Лев Адольфович, вас просят к телефону.
— Не видишь, я беседую с клиентом…
— Сказали, срочно…
Цандер пожал плечами, извинился перед англичанином и прошел в кабинет, где взял лежавшую на столе трубку телефонного аппарата.
— Слушаю, Цандер.
— Лев Адольфович, это Зак. В ваш магазин вошел англичанин…
— Да, он здесь сейчас.
— Он купил у меня колье, расплатился чеком… По-моему, чек поддельный…
— Вот оно что! Он предложил мне купить это колье за сто двадцать тысяч. А я-то думаю, зачем это ему на десять тысяч себя наказывать…
— Ах, так вот он что задумал… Постарайтесь протянуть время, задержите его, а я позвоню в полицию.
Повесив трубку, Цандер возвратился в торговый зал. Еще издали он заметил, что англичанин беспокойно озирается. Ювелир начал долгий разговор издали, ссылаясь на то, что крупные приобретения в данный момент не входят в его планы. Этим он достигал двух целей: получал возможность пространно повествовать о трудностях ювелирного дела вообще и своих в частности, затягивая время, а также создавал у англичанина впечатление, что он просто пытается сбить цену. Надежда на то, что сделка так или иначе может состояться, не даст англичанину уйти.
Расчет Цандера сработал. Когда лорд Фитцрой уже явно начинал нервничать, в магазин вошли двое полицейских, вооруженных шашками на черных портупеях и револьверами на оранжевых шнурах. Командовал ими офицер в форме с серебряными погонами. Англичанин встрепенулся, Цандер сделал полицейским знак. Офицер подошел ближе.
— Это вы называете себя лордом Джоном Фитцроем? — осведомился он.
— Что значит «называю себя»? — возмутился британский джентльмен. — Я есть лорд Джон Фитцрой! Вот мой паспорт!
— Паспорт, — усмехнулся офицер. — Прошу вас следовать с нами!
— Что это значит? Я арестован? За что?!
— Вам все объяснят в участке.
— Я протестую! Я подданный британской короны! Вы ответите за это!
Не удостоив лорда Фитцроя взглядом, офицер обратился к Цандеру, указывая на колье.
— Это та самая вещь?
— Да, — кивнул ювелир.
— Она будет возвращена владельцу.
— Владелец я! — воскликнул лорд Фитцрой. — Это моя вещь, я купил ее…
— Ваша так ваша, — не стал спорить офицер. — Вот выясним, что ваша, приходите в магазин и забирайте. А пока — прошу вас следовать с нами…
Англичанин обреченно посмотрел на каменные лица полицейских. Поняв бесполезность дальнейших протестов, он только махнул рукой.
7.
Лорда Фитцроя привезли в полицейский участок, располагавшийся в одном помещении с пожарной частью. Когда англичанина выводили из закрытого полицейского экипажа, на каланче появились три черных шара. Это означало пожар; из каретного сарая вылетел пожарный обоз. Впереди скакал верховой, громко трубя; за ним неслась квадрига могучих лошадей, запряженная в ярко-красную линейку, где спиной к спине сидели пожарные. Вслед за линейкой неслась пароконная повозка с инвентарем и паровая машина для накачивания воды, также на пароконной подводе. Звуки трубы, звон колокола, сверкание медных блях на лошадиных сбруях и начищенных касок пожарных — все это делало выезд обоза очень внушительным зрелищем. Но Фитцрой-Кордин больше смотрел на черные шары. Ему припомнилось выражение «ночевать под шарами»… То есть — в полицейском участке.
— Прошу вас, — с вежливой иронией произнес офицер.
Участок произвел на британского джентльмена гнетущее впечатление. Спертый, прокуренный воздух, грязные полы, обшарпанная мебель… Из-за дверей камер доносились крики, ругательства, женский плач. По коридору расхаживали городовые, перебрасываясь порой отрывочными фразами: «Ну что, на Ивана будем составлять? Он в пивной изрядно буянил»… «Да ну его, пусть проспится, да и выгоним…»
— Excuse me, officer, — взволновался лорд Фитцрой, — не оставите же вы меня здесь? Я ни в чем не виноват, и я требую…
— Разберемся, — оборвал его офицер. — Если вы ни в чем не виноваты, вас выпустят… Давыдов! Этого господина — в отдельную…
Англичанина заперли в относительно опрятной камере, где имелось даже чистое постельное белье. Здесь ему предстояло провести две ночи, до понедельника.
Этого дня с нетерпением ждали и ювелиры. В понедельник утром чек лорда Джона Фитцроя был предъявлен к оплате в Русском Коммерческом банке. Он оказался самым настоящим, и деньги по нему были выплачены незамедлительно.
Лорда Фитцроя немедленно освободили. Полиция принесла извинения, но этого англичанину оказалось мало. Появившись у Зака, он настоял, чтобы при разговоре присутствовал и Цандер.
— Джентльмены, — сказал он, — дело обстоит самым серьезным образом. Мне нанесено оскорбление подозрением в мошенничестве. Две ночи меня продержали в полицейском участке. Мало того, по вашей вине я не вернулся вовремя в Лондон, из-за чего сорвана важная финансовая операция. Общую сумму причиненного мне вами ущерба я оцениваю в полмиллиона рублей. Именно эта сумма будет фигурировать на судебном процессе против вас, который я, без сомнения, выиграю. Но ваши потери этим не ограничатся. Репутация ваших предприятий будет подорвана настолько, что я очень удивлюсь, если вы сумеете избежать разорения.
— Уважаемый сэр, — проговорил Зак, бледный как полотно. — Помимо наших извинений, которые мы нижайше просим принять… Из того, что вы сразу не обратились в суд, а пришли к нам, можем ли мы заключить, что есть надежда уладить проблему по-другому?
— Мне претит мысль о любых сделках с вами, — ответил лорд Фитцрой, — но вам повезло, я тороплюсь вернуться в Англию, а судебный процесс — дело долгое… Но если мы не договоримся, разумеется, я останусь.
— Мы готовы выслушать ваши условия, — сказал Цандер.
— Они просты. Кроме ста тридцати тысяч, которые господин Зак должен мне за возвращенное ему колье, вы оба заплатите еще сто семьдесят тысяч, сейчас, наличными. Как вы их между собой поделите, меня не касается… Дополнительно господин Зак выплачивает мне пятнадцать тысяч рублей в качестве компенсации за те два дня, в течение которых он незаконно владел купленным мной колье. Таковы мои условия, и если вы, джентльмены, считаете их несправедливыми, позвольте откланяться — и встретимся в суде…
— Мы просим дать нам время для совещания, — сказал Зак.
— Не возражаю, но не более получаса.
Ювелиры вышли из кабинета, оставив лорда Фитцроя одного. Он закурил толстую сигару, раскрыл лежавший на подоконнике журнал и начал его перелистывать.
Совещание не затянулось. Когда Владимир Андреевич Кордин покинул ювелирный магазин Зака, в его саквояже лежали триста пятнадцать тысяч рублей.
— Прошу вас, — с вежливой иронией произнес офицер.
Участок произвел на британского джентльмена гнетущее впечатление. Спертый, прокуренный воздух, грязные полы, обшарпанная мебель… Из-за дверей камер доносились крики, ругательства, женский плач. По коридору расхаживали городовые, перебрасываясь порой отрывочными фразами: «Ну что, на Ивана будем составлять? Он в пивной изрядно буянил»… «Да ну его, пусть проспится, да и выгоним…»
— Excuse me, officer, — взволновался лорд Фитцрой, — не оставите же вы меня здесь? Я ни в чем не виноват, и я требую…
— Разберемся, — оборвал его офицер. — Если вы ни в чем не виноваты, вас выпустят… Давыдов! Этого господина — в отдельную…
Англичанина заперли в относительно опрятной камере, где имелось даже чистое постельное белье. Здесь ему предстояло провести две ночи, до понедельника.
Этого дня с нетерпением ждали и ювелиры. В понедельник утром чек лорда Джона Фитцроя был предъявлен к оплате в Русском Коммерческом банке. Он оказался самым настоящим, и деньги по нему были выплачены незамедлительно.
Лорда Фитцроя немедленно освободили. Полиция принесла извинения, но этого англичанину оказалось мало. Появившись у Зака, он настоял, чтобы при разговоре присутствовал и Цандер.
— Джентльмены, — сказал он, — дело обстоит самым серьезным образом. Мне нанесено оскорбление подозрением в мошенничестве. Две ночи меня продержали в полицейском участке. Мало того, по вашей вине я не вернулся вовремя в Лондон, из-за чего сорвана важная финансовая операция. Общую сумму причиненного мне вами ущерба я оцениваю в полмиллиона рублей. Именно эта сумма будет фигурировать на судебном процессе против вас, который я, без сомнения, выиграю. Но ваши потери этим не ограничатся. Репутация ваших предприятий будет подорвана настолько, что я очень удивлюсь, если вы сумеете избежать разорения.
— Уважаемый сэр, — проговорил Зак, бледный как полотно. — Помимо наших извинений, которые мы нижайше просим принять… Из того, что вы сразу не обратились в суд, а пришли к нам, можем ли мы заключить, что есть надежда уладить проблему по-другому?
— Мне претит мысль о любых сделках с вами, — ответил лорд Фитцрой, — но вам повезло, я тороплюсь вернуться в Англию, а судебный процесс — дело долгое… Но если мы не договоримся, разумеется, я останусь.
— Мы готовы выслушать ваши условия, — сказал Цандер.
— Они просты. Кроме ста тридцати тысяч, которые господин Зак должен мне за возвращенное ему колье, вы оба заплатите еще сто семьдесят тысяч, сейчас, наличными. Как вы их между собой поделите, меня не касается… Дополнительно господин Зак выплачивает мне пятнадцать тысяч рублей в качестве компенсации за те два дня, в течение которых он незаконно владел купленным мной колье. Таковы мои условия, и если вы, джентльмены, считаете их несправедливыми, позвольте откланяться — и встретимся в суде…
— Мы просим дать нам время для совещания, — сказал Зак.
— Не возражаю, но не более получаса.
Ювелиры вышли из кабинета, оставив лорда Фитцроя одного. Он закурил толстую сигару, раскрыл лежавший на подоконнике журнал и начал его перелистывать.
Совещание не затянулось. Когда Владимир Андреевич Кордин покинул ювелирный магазин Зака, в его саквояже лежали триста пятнадцать тысяч рублей.
8.
— И месяца не прошло, Лена — произнес Кордин, расстегивая саквояж.
Он принялся выкладывать на стол пачки денег в банковских бандеролях.
— Сто шестьдесят пять тысяч, как и обещано, — в его голосе проскальзывали интонации фокусника, только что извлекшего кролика из пустого цилиндра на глазах почтенной публики.
Елена смотрела на деньги нерадостно, скорее с испугом.
— Значит, у тебя все получилось…
— Конечно, получилось.
— Но ты… В безопасности? Тебя не ищут?
— Нет, — засмеялся Кордин. — Те, кто любезно вручил мне деньги, не только меня не ищут, но будут рады никогда в жизни больше меня не видеть.
— И сколько же ты… Заработал? Для себя?
— Сто пятьдесят. Пустяк по сравнению с твоими капиталами. Одна твоя коллекция картин… Кстати, я не увидел сегодня в галерее той картины, ван Удена. И Шарпантье тоже нет.
— Ах, это… Долоцкий предложил хорошую цену…
Бутылка, из которой Кордин наливал вино, вдруг замерла в его руке.
— Лена… Если я правильно помню, раньше ты собирала картины, а не делала на них коммерцию. Что происходит? И те твои слова… О том, что тебе могут понадобиться деньги… У тебя неприятности?
— Да нет, какие же неприятности, Владимир… Просто… Поговорим лучше о тебе. Что ты собираешься теперь делать?
Кордин повалился на кожаный диван, закинул руки за голову.
— Отдыхать, наслаждаться жизнью…
— Здесь, в городе?
— Может быть. Почему ты спросила?
— Я хотела бы поехать в Нимандштайн.
— Ну и поезжай. Кто помешает тебе поехать тебе в наш замок?
— В твой замок, Владимир.
— Оставь это, Лена, — Кордин поморщился. — Если я формально считаюсь владельцем Нимандштайна…
— Ты и есть владелец Нимандштайна.
— Да… Тебе не хуже моего известно, что значит это так называемое владение.
— Я только хотела спросить, не поедешь ли ты.
— Скучать там в глуши? Я ведь не поэт, чтобы сочинять вдохновенные вирши долгими вечерами и тем быть счастливым.
— Почему же скучать? Я недавно узнала, что наш сосед и твой друг, граф Ланге, вернулся в свое имение.
— Александр вернулся! — обрадовано воскликнул Кордин и тут же помрачнел. — Но я так давно его не видел… Будет ли он рад встрече со мной? И вообще…
— Что?
— Мы с ним не ровня. Боюсь, тогда он познакомился со мной и предложил свою дружбу лишь потому, что там в округе негде сыскать цивилизованного человека, кроме как в Нимандштайне. Граф Ланге…
— И барон Кордин.
— Барон, — повторил Кордин с горькой усмешкой. — Да разве можно равнять? Старинный род Ланге — и наш батюшка, мир праху его, купивший титул вместе с Нимандштайном… Вернее, купивший замок ради титула! Думаешь, Ланге принимает наше баронство всерьез?
— Думаю, ему все равно. Он не сноб.
— Да, пожалуй… И все же… Хотя мы с ним никогда не говорили об этом, трудно поверить, что ему неизвестны обстоятельства покупки замка. Прежний владелец, его подозрительное баронство… Его странные условия… Да само название его замка — Нимандштайн! Все это, вместе взятое, кого угодно отпугнет.
— Если это не отпугнуло графа Ланге тогда, — возразила Елена, — почему теперь что-то должно измениться?
— Гм… Хорошо, если ты права. Я скучал по Александру. А откуда ты узнала о его возвращении?
— От его брата… Отца Павла.
— Отца Павла! Значит, его братец-фанатик стал-таки священником…
— Не смей так говорить об отце Павле!
— Лена! — удивился Кордин. — Что-то новенькое! Уж не стала ли ты богомолкой, сестрица? Не окрутил ли тебя этот новоиспеченный отец? Он здесь… И ты с ним видишься?
— Он здесь, — неохотно ответила Елена, — но скоро уезжает в имение Ланге.
— И ты едешь в Нимандштайн, чтобы быть поближе к нему?
— Прекрати, Владимир. Когда ты берешь такой тон, разговаривать с тобой становится невыносимо.
Неторопливо и тщательно Кордин выбирал сигару из инкрустированной перламутром коробки. Он занимался этим так долго, словно от выбора сигары зависели его будущие отношения с сестрой. Лишь когда враждебное молчание осязаемо сгустилось в комнате, он сказал.
— Я еду в Нимандштайн, Лена.
Он принялся выкладывать на стол пачки денег в банковских бандеролях.
— Сто шестьдесят пять тысяч, как и обещано, — в его голосе проскальзывали интонации фокусника, только что извлекшего кролика из пустого цилиндра на глазах почтенной публики.
Елена смотрела на деньги нерадостно, скорее с испугом.
— Значит, у тебя все получилось…
— Конечно, получилось.
— Но ты… В безопасности? Тебя не ищут?
— Нет, — засмеялся Кордин. — Те, кто любезно вручил мне деньги, не только меня не ищут, но будут рады никогда в жизни больше меня не видеть.
— И сколько же ты… Заработал? Для себя?
— Сто пятьдесят. Пустяк по сравнению с твоими капиталами. Одна твоя коллекция картин… Кстати, я не увидел сегодня в галерее той картины, ван Удена. И Шарпантье тоже нет.
— Ах, это… Долоцкий предложил хорошую цену…
Бутылка, из которой Кордин наливал вино, вдруг замерла в его руке.
— Лена… Если я правильно помню, раньше ты собирала картины, а не делала на них коммерцию. Что происходит? И те твои слова… О том, что тебе могут понадобиться деньги… У тебя неприятности?
— Да нет, какие же неприятности, Владимир… Просто… Поговорим лучше о тебе. Что ты собираешься теперь делать?
Кордин повалился на кожаный диван, закинул руки за голову.
— Отдыхать, наслаждаться жизнью…
— Здесь, в городе?
— Может быть. Почему ты спросила?
— Я хотела бы поехать в Нимандштайн.
— Ну и поезжай. Кто помешает тебе поехать тебе в наш замок?
— В твой замок, Владимир.
— Оставь это, Лена, — Кордин поморщился. — Если я формально считаюсь владельцем Нимандштайна…
— Ты и есть владелец Нимандштайна.
— Да… Тебе не хуже моего известно, что значит это так называемое владение.
— Я только хотела спросить, не поедешь ли ты.
— Скучать там в глуши? Я ведь не поэт, чтобы сочинять вдохновенные вирши долгими вечерами и тем быть счастливым.
— Почему же скучать? Я недавно узнала, что наш сосед и твой друг, граф Ланге, вернулся в свое имение.
— Александр вернулся! — обрадовано воскликнул Кордин и тут же помрачнел. — Но я так давно его не видел… Будет ли он рад встрече со мной? И вообще…
— Что?
— Мы с ним не ровня. Боюсь, тогда он познакомился со мной и предложил свою дружбу лишь потому, что там в округе негде сыскать цивилизованного человека, кроме как в Нимандштайне. Граф Ланге…
— И барон Кордин.
— Барон, — повторил Кордин с горькой усмешкой. — Да разве можно равнять? Старинный род Ланге — и наш батюшка, мир праху его, купивший титул вместе с Нимандштайном… Вернее, купивший замок ради титула! Думаешь, Ланге принимает наше баронство всерьез?
— Думаю, ему все равно. Он не сноб.
— Да, пожалуй… И все же… Хотя мы с ним никогда не говорили об этом, трудно поверить, что ему неизвестны обстоятельства покупки замка. Прежний владелец, его подозрительное баронство… Его странные условия… Да само название его замка — Нимандштайн! Все это, вместе взятое, кого угодно отпугнет.
— Если это не отпугнуло графа Ланге тогда, — возразила Елена, — почему теперь что-то должно измениться?
— Гм… Хорошо, если ты права. Я скучал по Александру. А откуда ты узнала о его возвращении?
— От его брата… Отца Павла.
— Отца Павла! Значит, его братец-фанатик стал-таки священником…
— Не смей так говорить об отце Павле!
— Лена! — удивился Кордин. — Что-то новенькое! Уж не стала ли ты богомолкой, сестрица? Не окрутил ли тебя этот новоиспеченный отец? Он здесь… И ты с ним видишься?
— Он здесь, — неохотно ответила Елена, — но скоро уезжает в имение Ланге.
— И ты едешь в Нимандштайн, чтобы быть поближе к нему?
— Прекрати, Владимир. Когда ты берешь такой тон, разговаривать с тобой становится невыносимо.
Неторопливо и тщательно Кордин выбирал сигару из инкрустированной перламутром коробки. Он занимался этим так долго, словно от выбора сигары зависели его будущие отношения с сестрой. Лишь когда враждебное молчание осязаемо сгустилось в комнате, он сказал.
— Я еду в Нимандштайн, Лена.
9.
Ланге и Зоя вновь встретились в охотничьем домике, как встречались теперь почти ежедневно. Но в этот день все было не так, как всегда. Зоя отвечала невпопад, а иногда и вовсе не отвечала, глубоко о чем-то задумавшись. Ее огромные глаза, казалось, стали еще больше, и в них мгновениями вспыхивал лихорадочный блеск. Ланге заботливо и обеспокоенно выспрашивал ее, как она себя чувствует, не больна ли; она лишь качала головой, отрешенная и от возлюбленного, и от всего мира, и вновь погружалась в свои загадочные раздумья.
Наконец, Ланге не выдержал.
— Что-то случилось, я вижу, — сказал он резко, — а поделиться со мной ты не желаешь. Что ж, не смею обременять своим присутствием.
Порывистым движением она широко распахнула окно.
— Сегодня будет гроза…
— Да? И это тебя так угнетает? Летом, знаешь ли, бывают иногда грозы…
— Эта гроза идет с северным ветром, Александр. Время приходит.
— Какое время?
— Время для тебя и меня.
Ланге посмотрел на девушку, и в его взгляде обозначилась совершенно несвойственная ему неуверенность, едва ли не растерянность. Порыв ветра, налетевший из открытого окна, всколыхнул роскошные черные волосы Зои, поиграл с легкой тканью ее летнего платьица. Ланге вдруг увидел ее как-то по-новому, словно и не знал ее до сих пор. Что-то чужое и непреклонное светилось в ее глазах, но это чужое имело самое непосредственное отношение к нему, Александру Ланге.
Вдали пророкотал глухой раскат грома.
— Идем, — повелительно сказала Зоя, открывая дверь. — Лейе уже ждет нас.
Во всякий другой день и час реакция Ланге на подобные слова была бы однозначной — не говоря о том, что сами они прозвучали для него дико и нелепо. Полоумный карлик ждет графа Ланге?! Но теперь он молча последовал за девушкой. Что заставило его? Он не задал себе этого вопроса; он принадлежал себе менее, чем когда-либо.
Они углубились в лес. Зоя быстро шла впереди, выбирая одной ей известные тропы. Ланге, изучивший (как он считал) весь лес вдоль и поперек еще мальчишкой, и представления об этих тропах не имел.
Тучи стремительно заволакивали небо над кронами деревьев. Сверкали молнии, все ближе грохотал гром, но дождя пока не было, лишь первые тяжелые капли падали на прошлогоднюю листву под ногами. Ланге с трудом поспевал за девушкой; она же, казалось ему, не испытывала никаких затруднений в поисках дороги, хотя было уже темно, как поздним вечером.
Но в темноте горели огни. Они плыли в лесу, летели над молодой кленовой порослью, не приближаясь и не отдаляясь, а сопровождая Зою и Ланге. Если бы они летели впереди, можно было бы назвать их путеводными, но они чуть отставали, десятки бледно-голубых огней, не рассеивающих мглу.
Сквозь усиливающийся шум ветра пробивались другие звуки. Жалобный плач и стон, тоскующий голос какой-то птицы; иногда тяжкий грозный рык. Зоя не обращала на этот рык внимания, даже головы не поворачивала, а Ланге… Он просто шел за ней.
Хлынул дождь… Ливень, водопад с небес в поминутном блеске молний. Платье девушки моментально промокло; а так как под ним ничего не было надето, в ослепительных вспышках она выглядела обнаженной. Ланге, разумеется, тоже промок до нитки. Сначала он пытался держаться поближе к деревьям, где кроны погуще, но это мало ему помогло, от ливня не было спасения. Потоки низвергались везде одинаково, ничто не защищало от них. К тому же Ланге запоздало пришло в голову, что в высокое дерево может ударить молния. Но мысль эта была вялой, скользнула по обочине сознания и погасла. Почему-то он был уверен, что сегодня ему не угрожают стихийные силы.
Когда Зоя и Ланге вышли на поляну перед пологим холмом, гроза разъярилась так, будто хотела смести их с лица Земли. Ад бушевал в небесах, в беспрерывном грохоте.
Наконец, Ланге не выдержал.
— Что-то случилось, я вижу, — сказал он резко, — а поделиться со мной ты не желаешь. Что ж, не смею обременять своим присутствием.
Порывистым движением она широко распахнула окно.
— Сегодня будет гроза…
— Да? И это тебя так угнетает? Летом, знаешь ли, бывают иногда грозы…
— Эта гроза идет с северным ветром, Александр. Время приходит.
— Какое время?
— Время для тебя и меня.
Ланге посмотрел на девушку, и в его взгляде обозначилась совершенно несвойственная ему неуверенность, едва ли не растерянность. Порыв ветра, налетевший из открытого окна, всколыхнул роскошные черные волосы Зои, поиграл с легкой тканью ее летнего платьица. Ланге вдруг увидел ее как-то по-новому, словно и не знал ее до сих пор. Что-то чужое и непреклонное светилось в ее глазах, но это чужое имело самое непосредственное отношение к нему, Александру Ланге.
Вдали пророкотал глухой раскат грома.
— Идем, — повелительно сказала Зоя, открывая дверь. — Лейе уже ждет нас.
Во всякий другой день и час реакция Ланге на подобные слова была бы однозначной — не говоря о том, что сами они прозвучали для него дико и нелепо. Полоумный карлик ждет графа Ланге?! Но теперь он молча последовал за девушкой. Что заставило его? Он не задал себе этого вопроса; он принадлежал себе менее, чем когда-либо.
Они углубились в лес. Зоя быстро шла впереди, выбирая одной ей известные тропы. Ланге, изучивший (как он считал) весь лес вдоль и поперек еще мальчишкой, и представления об этих тропах не имел.
Тучи стремительно заволакивали небо над кронами деревьев. Сверкали молнии, все ближе грохотал гром, но дождя пока не было, лишь первые тяжелые капли падали на прошлогоднюю листву под ногами. Ланге с трудом поспевал за девушкой; она же, казалось ему, не испытывала никаких затруднений в поисках дороги, хотя было уже темно, как поздним вечером.
Но в темноте горели огни. Они плыли в лесу, летели над молодой кленовой порослью, не приближаясь и не отдаляясь, а сопровождая Зою и Ланге. Если бы они летели впереди, можно было бы назвать их путеводными, но они чуть отставали, десятки бледно-голубых огней, не рассеивающих мглу.
Сквозь усиливающийся шум ветра пробивались другие звуки. Жалобный плач и стон, тоскующий голос какой-то птицы; иногда тяжкий грозный рык. Зоя не обращала на этот рык внимания, даже головы не поворачивала, а Ланге… Он просто шел за ней.
Хлынул дождь… Ливень, водопад с небес в поминутном блеске молний. Платье девушки моментально промокло; а так как под ним ничего не было надето, в ослепительных вспышках она выглядела обнаженной. Ланге, разумеется, тоже промок до нитки. Сначала он пытался держаться поближе к деревьям, где кроны погуще, но это мало ему помогло, от ливня не было спасения. Потоки низвергались везде одинаково, ничто не защищало от них. К тому же Ланге запоздало пришло в голову, что в высокое дерево может ударить молния. Но мысль эта была вялой, скользнула по обочине сознания и погасла. Почему-то он был уверен, что сегодня ему не угрожают стихийные силы.
Когда Зоя и Ланге вышли на поляну перед пологим холмом, гроза разъярилась так, будто хотела смести их с лица Земли. Ад бушевал в небесах, в беспрерывном грохоте.
10.
Этого холма Ланге не помнил. Он должен был знать его, как знал все в округе, в его владениях… Но нет, он не помнил этого холма с каменистой осыпью на склоне. Или вспышки молний во мгле, в стене дождя, изменили холм до неузнаваемости?
Зоя остановилась, высоко вскинула руки, развела в стороны и протянула к холму, ладонями вверх… И тут же две молнии низринулись с темных небес. Они ударили в ладони девушки, под углом отразились от них и рассыпались на камнях склона голубыми искрами.
Что-то сдвигалось под землей со скрежетом, как огромная каменная плита. Это и была каменная плита, укрытая в склоне холма; она медленно отползла вглубь и вбок, открывая черный зев подземного хода. Там, в глубине, метались оранжевые отблески факелов.
Обернувшись к Ланге, Зоя рукой указала ему на открывшуюся пещеру; разговаривать все равно нельзя было из-за ежесекундных яростных взрывов грома и адского шума низвергавшегося ливня. Как сомнамбула, Ланге шагнул вперед… И застыл.
Из темноты подземной пещеры к нему скользнула змея. Она изогнулась в готовности к атаке, за ее головой трепетали распростертые кожистые крылья. Это была королевская кобра. Невероятно, ибо королевские кобры в России не водятся — но Ланге, прикованного к месту страхом, эта очевидная истина утешала мало. Отражение молнии заполыхало в холодных глазах змеи.
Эта же молния позволила Ланге увидеть карлика. Тот стоял в черном проеме, облаченный в серый балахон с капюшоном.
Змея бросилась на Ланге. Его спас мгновенный выпад Лейе, перехватившего кобру неуловимым движением скрюченной руки. Клыки с капельками смертельного яда в разверстой пасти сверкнули в полудюйме от лица Ланге. Что карлик сделал с плененной извивающейся змеей, Ланге не успел заметить — Зоя увлекла его вниз по наклонному ходу. Ланге оглянулся. Карлик шел за ними, каменная плита ползла назад, закрывая пещеру и отрезая их от поверхности. Когда она полностью перекрыла вход, наступила тишина. Буйство грозы не было властно здесь.
Дорогу освещали десятки факелов, наклонно вставленных в расщепленные колоды. Путь вниз продолжался недолго. Зоя, Ланге и карлик очутились в обширном подземном зале. Летучие мыши носились над их головами. Стены зала почти сплошь покрывали, как плющ, толстые коричневые тяжи вьющегося растения с треугольными листьями. Эти листья были в беспорядке просечены многочисленными отверстиями в форме неправильных ромбов. Маленькие голубые цветки с красной сердцевиной мерцали, как небывалые драгоценные камни.
— Это растение лиджонг, — сказала Зоя, — его знало древнее племя ламаджи. Лиджонг цветет раз в девять лет, под северной грозой.
— Где мы? — спросил Ланге, озираясь.
— В сокровищнице. Лейе — хранитель.
— Но я не вижу здесь сокровищ.
— Земные сокровища — ничто по сравнению с этими цветами. Лиджонг — цветок Времени. Я дам тебе силу и власть. Ты сможешь видеть, ты сможешь управлять. Иди за мной.
Левой рукой она очертила треугольник в воздухе. Золотая огненная дорожка пробежала по гранитной стене пещеры, и гранит исчез, испарился в легкой дымке, открыв треугольный вход.
Шагнув за девушкой в эту магически возникшую дверь, Ланге оказался в другом подземелье, по размерам не уступавшем первому. Факелов здесь было еще больше, они окружали весь зал по периметру. В центре Ланге увидел просторное ложе, с большим искусством высеченное из цельной глыбы прозрачного минерала, наподобие горного хрусталя. Отблески оранжевого света горели в хрустальной толще, наполняя ее теплом, играя в ломаных гранях резных украшений. Перед ложем стояла бронзовая жаровня. В ней на раскаленных углях, в сосуде, который показался Ланге отлитым из чистого золота, клокотало и пенилось какое-то зелье. Зоя опустила руки в сосуд. Ланге ахнул; девушка, смеясь, зачерпнула полные горсти. Красная жидкость стекала с ее пальцев обратно в сосуд.
— Холодное! — воскликнула она. — Ледяное! Лейе приготовил это из цветов лиджонга. Зелье Времени… Ты должен это выпить.
Ланге с опаской приблизился.
— Зелье Времени? И если я выпью это… Смогу перемещаться во Времени?
— Перемещаться? Нет. Ты сможешь видеть, ты сможешь управлять. Но не сразу… Теперь — пей! Ничего не бойся. Ты под защитой звезды ламаджи. Вот ее знак, видишь?
Зоя остановилась, высоко вскинула руки, развела в стороны и протянула к холму, ладонями вверх… И тут же две молнии низринулись с темных небес. Они ударили в ладони девушки, под углом отразились от них и рассыпались на камнях склона голубыми искрами.
Что-то сдвигалось под землей со скрежетом, как огромная каменная плита. Это и была каменная плита, укрытая в склоне холма; она медленно отползла вглубь и вбок, открывая черный зев подземного хода. Там, в глубине, метались оранжевые отблески факелов.
Обернувшись к Ланге, Зоя рукой указала ему на открывшуюся пещеру; разговаривать все равно нельзя было из-за ежесекундных яростных взрывов грома и адского шума низвергавшегося ливня. Как сомнамбула, Ланге шагнул вперед… И застыл.
Из темноты подземной пещеры к нему скользнула змея. Она изогнулась в готовности к атаке, за ее головой трепетали распростертые кожистые крылья. Это была королевская кобра. Невероятно, ибо королевские кобры в России не водятся — но Ланге, прикованного к месту страхом, эта очевидная истина утешала мало. Отражение молнии заполыхало в холодных глазах змеи.
Эта же молния позволила Ланге увидеть карлика. Тот стоял в черном проеме, облаченный в серый балахон с капюшоном.
Змея бросилась на Ланге. Его спас мгновенный выпад Лейе, перехватившего кобру неуловимым движением скрюченной руки. Клыки с капельками смертельного яда в разверстой пасти сверкнули в полудюйме от лица Ланге. Что карлик сделал с плененной извивающейся змеей, Ланге не успел заметить — Зоя увлекла его вниз по наклонному ходу. Ланге оглянулся. Карлик шел за ними, каменная плита ползла назад, закрывая пещеру и отрезая их от поверхности. Когда она полностью перекрыла вход, наступила тишина. Буйство грозы не было властно здесь.
Дорогу освещали десятки факелов, наклонно вставленных в расщепленные колоды. Путь вниз продолжался недолго. Зоя, Ланге и карлик очутились в обширном подземном зале. Летучие мыши носились над их головами. Стены зала почти сплошь покрывали, как плющ, толстые коричневые тяжи вьющегося растения с треугольными листьями. Эти листья были в беспорядке просечены многочисленными отверстиями в форме неправильных ромбов. Маленькие голубые цветки с красной сердцевиной мерцали, как небывалые драгоценные камни.
— Это растение лиджонг, — сказала Зоя, — его знало древнее племя ламаджи. Лиджонг цветет раз в девять лет, под северной грозой.
— Где мы? — спросил Ланге, озираясь.
— В сокровищнице. Лейе — хранитель.
— Но я не вижу здесь сокровищ.
— Земные сокровища — ничто по сравнению с этими цветами. Лиджонг — цветок Времени. Я дам тебе силу и власть. Ты сможешь видеть, ты сможешь управлять. Иди за мной.
Левой рукой она очертила треугольник в воздухе. Золотая огненная дорожка пробежала по гранитной стене пещеры, и гранит исчез, испарился в легкой дымке, открыв треугольный вход.
Шагнув за девушкой в эту магически возникшую дверь, Ланге оказался в другом подземелье, по размерам не уступавшем первому. Факелов здесь было еще больше, они окружали весь зал по периметру. В центре Ланге увидел просторное ложе, с большим искусством высеченное из цельной глыбы прозрачного минерала, наподобие горного хрусталя. Отблески оранжевого света горели в хрустальной толще, наполняя ее теплом, играя в ломаных гранях резных украшений. Перед ложем стояла бронзовая жаровня. В ней на раскаленных углях, в сосуде, который показался Ланге отлитым из чистого золота, клокотало и пенилось какое-то зелье. Зоя опустила руки в сосуд. Ланге ахнул; девушка, смеясь, зачерпнула полные горсти. Красная жидкость стекала с ее пальцев обратно в сосуд.
— Холодное! — воскликнула она. — Ледяное! Лейе приготовил это из цветов лиджонга. Зелье Времени… Ты должен это выпить.
Ланге с опаской приблизился.
— Зелье Времени? И если я выпью это… Смогу перемещаться во Времени?
— Перемещаться? Нет. Ты сможешь видеть, ты сможешь управлять. Но не сразу… Теперь — пей! Ничего не бойся. Ты под защитой звезды ламаджи. Вот ее знак, видишь?