Некоторые пристрастные критики нашего повествования утверждают, что старший инспектор Тил редко действует в нем как нормальный детектив. Данное обвинение автор вынужден признать. Но можно одновременно указать и на то, что существует очень мало хроник, где старшему инспектору Тилу предоставлялся случай действовать как нормальному детективу. Когда он сталкивался с ленивой улыбкой и ироническим взглядом синих глаз Святого, что-то внутри него разлаживалось. Мистер Тил переставал быть самим собой. Он перенапрягался. Он уступал. Короче говоря, он вел себя как человек, который, обжегшись на молоке, всегда дует на воду. Но это была не его вина, и Святой это знал.
– Подождите-ка минутку, дубина вы стоеросовая, – весьма любезно отозвался Саймон. – Я ведь не убивал того человека...
– Я-то знаю, что не убивали, – с каким-то слоновым сарказмом произнес Тил. – Все это время вы сидели здесь и трепались со мной. Тот человек просто умер. А умер потому, что нарисовал на листке бумаги ваш знак в виде забавной фигурки с нимбом, глянул на него и... получил разрыв сердца.
– Гадать можно сколько угодно, Клод, – лениво протянул Святой. – Но мое личное мнение – какой-то низкий мошенник старается меня подставить.
– Мошенник, говорите? Ну, если бы этого мошенника искал я...
– То пришли бы по моему адресу. – Саймон погасил сигарету, допил бокал и выложил на стол деньги за ужин. – Ну, вот он я. Вы навешиваете на меня убийство, и вы же даете мне алиби. Вы придумали эту игру, так почему бы ее не продолжать? Арестован я или нет?
Тил даже проглотил жевательную резинку.
– Будете арестованы, как только я побольше узнаю об этом убийстве. Я знаю, где вас найти...
– Кажется, я уже где-то слышал эти слова, – улыбнулся Святой. – Но они вроде не всегда сбывались. Ведь мои передвижения так беспорядочны... Так зачем рисковать? Позвольте мне арестовать самого себя. Машина моя за углом, и еще не поздно. Поехали выяснять побольше об этом совершенном мною убийстве.
Святой встал, и старший инспектор Тил по какой-то непонятной причине тоже поднялся. В мозгу детектива заворочался червячок сомнения. Такие сцены уже бывали, и они здорово укоротили ему жизнь. Он знал, что Святой был виновен в многочисленных беззакониях и нарушениях спокойствия, и сомнений в этом попросту быть не могло, но все те случаи начинались невинной улыбкой Святого и издевкой в его глазах, а их к делу не подошьешь. Инспектор уже привык и был готов к тому, что его в конце концов перехитрят, но ему даже не приходило в голову, что он может быть не прав. Но до этого самого момента на лице Святого невинная улыбка так и не появилась... Даже тогда Тил не поверил – он уже находился в том состоянии, когда не мог принимать за чистую люнету ни слова, ни поступки Саймона Темплера, – но ему в голову уже начали закрадываться сомнения, и он молча последовал за Святым на улицу, сам не понимая, зачем это делает.
– Откуда поступили сведения? – поинтересовался Саймон, садясь за руль своей мощной, сверкающей лаком машины, которая была припаркована неподалеку.
– Из Хорли, – коротко ответил инспектор. – Да вы и сами должны знать.
Святой оставил этот ответ без комментариев, что само по себе уже было необычно. Червь сомнения глубже вгрызся в мозг Тила, но он продолжал меланхолично жевать очередную резинку, пока машина с головокружительной скоростью проносилась по улицам Южного Лондона.
Саймон закурил новую сигарету одной рукой, а другой, лежащей на руле, искусно повернул машину на скорости семьдесят миль в час. Машину он вел автоматически, думая о других вещах. Раньше ему частенько приходило в голову, почему специалисты по алиби из преступного мира до сих пор не воспользовались возможностью свалить какое-нибудь деяние на такого удобного козла отпущения, как он, Саймон Темплер. Единственным объяснением мог быть только страх привлечь к себе его внимание. Человек, который нынешней ночью создал прецедент, был, очевидно, или слишком уверен в себе, или слишком безрассуден, и именно поэтому Саймон жаждал с ним познакомиться. И в глазах Святого появился тот стальной блеск, который свидетельствовал, что при встрече он собирается свести кое-какие счеты с этим неожиданно объявившимся самозванцем... А машина тем временем мчалась по дороге в ослепительном свете фар.
Возможно, потому, что Святой горел нетерпением получить какую-то информацию, которая приблизила бы эту встречу, или потому, что он никогда не чувствовал себя комфортно в едва ползущей машине, но ровно через тридцать пять минут после того, как они вышли из ресторана, Саймон заложил последний вираж на двух колесах и резко затормозил перед входом в полицейский участок Хорли. Последние полчаса старший инспектор Тил даже позабыл жевать резинку и только старался удержать на своей голове котелок. Но после остановки котелок он все-таки отпустил и выбрался из машины довольно спокойно. Вслед за ним Саймон поднялся по ступенькам и услышал, как Тил представился дежурному сержанту.
– Они в кабинете инспектора, сэр, – ответил сержант.
Вслед за Тилом туда вошел и Саймон. В голой безликой комнате сидели три человека и пили кофе. Один из них, судя по комплекции и занимаемому у стола креслу, был инспектором, второй, седоволосый человек в пенсне – полицейским врачом. Третьим был патрульный полицейский мотоциклист в форме.
– Я решил, что мне лучше приехать сразу самому, – лаконично сказал Тил.
Как и все провинциальные инспектора, местный инспектор не любил людей из Скотланд-Ярда, но мирился с ними в силу необходимости. Он тоже коротко кивнул и указал на патрульного полицейского.
– Вот он вам все и расскажет.
– Да тут практически нечего рассказывать, сэр, – ответил патрульный, поставив чашку. – Это произошло примерно в двух милях отсюда, по дороге на Балькомб. Я уже ехал домой, когда заметил стоящую на обочине машину и двух людей, которые, как мне показалось, несли человеческое тело. Так оно и было. Эти люди объяснили, что нашли тело лежащим на дороге и подумали, что кого-то сбила машина. Но когда я осмотрел тело, то обнаружил, что человек был застрелен. Я помог тем людям положить труп в машину и сопровождал их на мотоцикле прямо до полицейского участка.
– В какое время это было? – спросил Тил.
– Когда я там остановился, было около половины одиннадцатого, сэр. А в участок мы приехали ровно без четверти одиннадцать.
– Как был застрелен тот человек?
– Он был убит выстрелом в затылок с близкого расстояния, – на этот раз ответил врач. – Из пистолета или револьвера. Смерть наступила мгновенно.
Тил некоторое время думал, производя с жевательной резинкой во рту разные акробатические упражнения.
– Мне доложили, что на теле была обнаружена метка Святого. Когда ее нашли?
Местный инспектор покопался в лежащих на столе бумагах:
– Это было, когда мы осматривали труп и вещи погибшего. Метка была найдена в нагрудном кармане его пиджака.
Он вытащил листок бумаги и передал его Тилу. Тот разгладил листок, оказавшийся вырванной из дешевой записной книжки страничкой. На одной ее стороне дрожащими карандашными линиями была изображена человеческая фигурка, над круглой головой которой красовался нарисованный слегка набекрень нимб. Тил несколько секунд глядел на рисунок, а потом повернулся и передал его Святому.
– И что, не вы это рисовали? – спросил он.
Три находившихся в комнате человека застыли в недоуменном молчании: поскольку Святой по прибытии не представился, они приняли его за помощника инспектора из Скотланд-Ярда. Тил с непроницаемым лицом глянул на них.
– Это и есть Святой, – пояснил он.
Местные полицейские изумленно переглянулись, по Тил поспешил их разочаровать:
– Нет, я не сделал ничего сверхумного. Он весь вечер был вместе со мной. Я не выпускал его из виду с семи часов до настоящего момента – даже на пять минут.
Полицейский врач чуть не поперхнулся кофе, вытер губы носовым платком и, разинув рот, уставился на Тила.
– Но это невозможно! Когда сюда доставили тело, оно было еще теплым, и даже зрачки реагировали на атропин. Тот человек не мог быть мертв более трех часов!
– Чего-нибудь в этом роде я и ожидал, – едва сдерживаясь, ответил инспектор Тил. – Только это и было нужно, чтобы окончательно подтвердить его алиби.
Саймон положил вырванный листок на стол инспектора. Глядя на рисунок, он испытал странное чувство – этот рисунок сделал не он, но метка принадлежала ему. Она уже стала слишком известна, чтобы часто ею пользоваться, и именно по той самой причине, которую проглядел Тил, – когда такой рисунок находили на месте какого-либо преступления, то искать следовало только одного человека. И все же метка имела смысл. Этот детский рисунок фигурки с нимбом означал идеал, когда возмездие быстро настигает злодея там, где его не может достать закон, а справедливости не могли воспрепятствовать никакие технические детали этого закона. Но никогда еще эта метка не использовалась беспричинно... Три местных полицейских вопросительно смотрели на Святого, совсем как зеваки на сенсационном процессе, а не профессионалы, но Саймон оставался спокоен и холоден как лед.
– Кто был этот человек? – спросил он.
Местный инспектор помедлил с ответом, пока Тил взглядом не повторил вопрос, и только потом вновь обратился к лежащим на столе бумагам.
– У него был испанский паспорт, и кажется, у него ничего не украли. Имя его... сейчас... Энрике, Мануэль Энрике. Возраст – тридцать лет, место жительства – Мадрид.
– Профессия?
– Летчик, – ответил инспектор, заглянув в паспорт.
Саймон вынул портсигар и снова задумчиво глянул на рисунок, который был сделан не им. Линии рисунка были как бы какими-то дрожащими.
– Кто были те люди, которые подобрали его на дороге?
Инспектор снова заколебался, и Тил снова взглядом задал тот же вопрос. Инспектор сжал губы. Он совершенно не одобрял происходящего. Будь его воля, Святого мгновенно водворили бы в надежную камеру, а он тут еще собственный допрос устраивает! С видом вегетарианца, которого насильно кормят человеческим мясом, инспектор заглянул в заполненный убористым почерком протокол.
– "Сэр Хьюго Ренвей, проживающий по адресу: Марч-хаус, Бетфилд, близ Фолкстора, и его шофер, Джон Келлард", – отрывисто прочитал он.
– Они, наверное, не долго здесь пробыли?
– Вы считаете, что я должен был их арестовать? – спросил инспектор, откинувшись назад так, что затрещало кресло.
– Сэр Хьюго – мировой судья и постоянный чиновник министерства финансов, – усмехнувшись, наставительно сказал врач.
– И он носит цилиндр и гетры? – мечтательно спросил Святой.
– Он не был в цилиндре.
Святой улыбнулся, иот этой улыбки Тилу стало слегка не по себе. Червь сомнения еще глубже вгрызся в его мозг. Он чувствовал, что у него почва уходит из-под ног, и это чувство довело его почти до кипения.
– Ну что же, Клод, – продолжил Святой, – это прогресс. Я сам себя арестовал и приехал сюда, и я готов продолжать делать за вас вашу работу. А теперь что мне делать – самому себе предъявлять обвинение, самого себя обыскивать и самого себя сажать в камеру?
– Я подумаю и скажу вам, – отозвался детектив.
– Тогда переходите на рыбную диету: очень, говорят, мозгам помогает, – посоветовал Святой.
Он раздавил окурок, застегнул пиджак и обратил на инспектора спокойный, вызывающе-бесшабашный взгляд, который Тилу, наоборот, спокойствия не добавил.
– Еще раз говорю вам, что я абсолютно ничего об этом Мануэле Энрике не знаю, кроме того, что я услышал здесь. Не думаю, что вы поверите мне, для этого вы недостаточно умны, но это правда. Моя совесть так же чиста, как была чиста ваша рубашка до того, как вы ее надели...
– Вы лжете, – фыркнул детектив.
– Без сомнения, свое белье вы знаете лучше, – признал Святой, но глаза его тут же похолодели. – Но это и все, что вы знаете. Вы не сыщик, а шляпа. "Если сомневаешься, вали все на Святого" – вот ваш девиз. Так вот, Клод, на этот раз я уж за вас поработаю. И найду вам преступника. Я всегда нахожусь в ссоре с теми, кто понапрасну пользуется моей меткой, да и вам этот урок пойдет на пользу. А потом вы приползете ко мне на своем толстом пузе...
Тил истерично дернулся, стараясь увернуться от крепкого пальца, ткнувшего в его самую большую гордость.
– Не делайте этого! – проблеял он.
– ...И извинитесь, – закончил Святой.
И тут, несмотря на все свои закоснелые убеждения, старший инспектор Тил понял, что ни на минуту не захотел бы оказаться на месте того человека, который осмелился выдать себя за обладателя этого спокойного ироничного голоса.
Глава 3
Глава 4
– Подождите-ка минутку, дубина вы стоеросовая, – весьма любезно отозвался Саймон. – Я ведь не убивал того человека...
– Я-то знаю, что не убивали, – с каким-то слоновым сарказмом произнес Тил. – Все это время вы сидели здесь и трепались со мной. Тот человек просто умер. А умер потому, что нарисовал на листке бумаги ваш знак в виде забавной фигурки с нимбом, глянул на него и... получил разрыв сердца.
– Гадать можно сколько угодно, Клод, – лениво протянул Святой. – Но мое личное мнение – какой-то низкий мошенник старается меня подставить.
– Мошенник, говорите? Ну, если бы этого мошенника искал я...
– То пришли бы по моему адресу. – Саймон погасил сигарету, допил бокал и выложил на стол деньги за ужин. – Ну, вот он я. Вы навешиваете на меня убийство, и вы же даете мне алиби. Вы придумали эту игру, так почему бы ее не продолжать? Арестован я или нет?
Тил даже проглотил жевательную резинку.
– Будете арестованы, как только я побольше узнаю об этом убийстве. Я знаю, где вас найти...
– Кажется, я уже где-то слышал эти слова, – улыбнулся Святой. – Но они вроде не всегда сбывались. Ведь мои передвижения так беспорядочны... Так зачем рисковать? Позвольте мне арестовать самого себя. Машина моя за углом, и еще не поздно. Поехали выяснять побольше об этом совершенном мною убийстве.
Святой встал, и старший инспектор Тил по какой-то непонятной причине тоже поднялся. В мозгу детектива заворочался червячок сомнения. Такие сцены уже бывали, и они здорово укоротили ему жизнь. Он знал, что Святой был виновен в многочисленных беззакониях и нарушениях спокойствия, и сомнений в этом попросту быть не могло, но все те случаи начинались невинной улыбкой Святого и издевкой в его глазах, а их к делу не подошьешь. Инспектор уже привык и был готов к тому, что его в конце концов перехитрят, но ему даже не приходило в голову, что он может быть не прав. Но до этого самого момента на лице Святого невинная улыбка так и не появилась... Даже тогда Тил не поверил – он уже находился в том состоянии, когда не мог принимать за чистую люнету ни слова, ни поступки Саймона Темплера, – но ему в голову уже начали закрадываться сомнения, и он молча последовал за Святым на улицу, сам не понимая, зачем это делает.
– Откуда поступили сведения? – поинтересовался Саймон, садясь за руль своей мощной, сверкающей лаком машины, которая была припаркована неподалеку.
– Из Хорли, – коротко ответил инспектор. – Да вы и сами должны знать.
Святой оставил этот ответ без комментариев, что само по себе уже было необычно. Червь сомнения глубже вгрызся в мозг Тила, но он продолжал меланхолично жевать очередную резинку, пока машина с головокружительной скоростью проносилась по улицам Южного Лондона.
Саймон закурил новую сигарету одной рукой, а другой, лежащей на руле, искусно повернул машину на скорости семьдесят миль в час. Машину он вел автоматически, думая о других вещах. Раньше ему частенько приходило в голову, почему специалисты по алиби из преступного мира до сих пор не воспользовались возможностью свалить какое-нибудь деяние на такого удобного козла отпущения, как он, Саймон Темплер. Единственным объяснением мог быть только страх привлечь к себе его внимание. Человек, который нынешней ночью создал прецедент, был, очевидно, или слишком уверен в себе, или слишком безрассуден, и именно поэтому Саймон жаждал с ним познакомиться. И в глазах Святого появился тот стальной блеск, который свидетельствовал, что при встрече он собирается свести кое-какие счеты с этим неожиданно объявившимся самозванцем... А машина тем временем мчалась по дороге в ослепительном свете фар.
Возможно, потому, что Святой горел нетерпением получить какую-то информацию, которая приблизила бы эту встречу, или потому, что он никогда не чувствовал себя комфортно в едва ползущей машине, но ровно через тридцать пять минут после того, как они вышли из ресторана, Саймон заложил последний вираж на двух колесах и резко затормозил перед входом в полицейский участок Хорли. Последние полчаса старший инспектор Тил даже позабыл жевать резинку и только старался удержать на своей голове котелок. Но после остановки котелок он все-таки отпустил и выбрался из машины довольно спокойно. Вслед за ним Саймон поднялся по ступенькам и услышал, как Тил представился дежурному сержанту.
– Они в кабинете инспектора, сэр, – ответил сержант.
Вслед за Тилом туда вошел и Саймон. В голой безликой комнате сидели три человека и пили кофе. Один из них, судя по комплекции и занимаемому у стола креслу, был инспектором, второй, седоволосый человек в пенсне – полицейским врачом. Третьим был патрульный полицейский мотоциклист в форме.
– Я решил, что мне лучше приехать сразу самому, – лаконично сказал Тил.
Как и все провинциальные инспектора, местный инспектор не любил людей из Скотланд-Ярда, но мирился с ними в силу необходимости. Он тоже коротко кивнул и указал на патрульного полицейского.
– Вот он вам все и расскажет.
– Да тут практически нечего рассказывать, сэр, – ответил патрульный, поставив чашку. – Это произошло примерно в двух милях отсюда, по дороге на Балькомб. Я уже ехал домой, когда заметил стоящую на обочине машину и двух людей, которые, как мне показалось, несли человеческое тело. Так оно и было. Эти люди объяснили, что нашли тело лежащим на дороге и подумали, что кого-то сбила машина. Но когда я осмотрел тело, то обнаружил, что человек был застрелен. Я помог тем людям положить труп в машину и сопровождал их на мотоцикле прямо до полицейского участка.
– В какое время это было? – спросил Тил.
– Когда я там остановился, было около половины одиннадцатого, сэр. А в участок мы приехали ровно без четверти одиннадцать.
– Как был застрелен тот человек?
– Он был убит выстрелом в затылок с близкого расстояния, – на этот раз ответил врач. – Из пистолета или револьвера. Смерть наступила мгновенно.
Тил некоторое время думал, производя с жевательной резинкой во рту разные акробатические упражнения.
– Мне доложили, что на теле была обнаружена метка Святого. Когда ее нашли?
Местный инспектор покопался в лежащих на столе бумагах:
– Это было, когда мы осматривали труп и вещи погибшего. Метка была найдена в нагрудном кармане его пиджака.
Он вытащил листок бумаги и передал его Тилу. Тот разгладил листок, оказавшийся вырванной из дешевой записной книжки страничкой. На одной ее стороне дрожащими карандашными линиями была изображена человеческая фигурка, над круглой головой которой красовался нарисованный слегка набекрень нимб. Тил несколько секунд глядел на рисунок, а потом повернулся и передал его Святому.
– И что, не вы это рисовали? – спросил он.
Три находившихся в комнате человека застыли в недоуменном молчании: поскольку Святой по прибытии не представился, они приняли его за помощника инспектора из Скотланд-Ярда. Тил с непроницаемым лицом глянул на них.
– Это и есть Святой, – пояснил он.
Местные полицейские изумленно переглянулись, по Тил поспешил их разочаровать:
– Нет, я не сделал ничего сверхумного. Он весь вечер был вместе со мной. Я не выпускал его из виду с семи часов до настоящего момента – даже на пять минут.
Полицейский врач чуть не поперхнулся кофе, вытер губы носовым платком и, разинув рот, уставился на Тила.
– Но это невозможно! Когда сюда доставили тело, оно было еще теплым, и даже зрачки реагировали на атропин. Тот человек не мог быть мертв более трех часов!
– Чего-нибудь в этом роде я и ожидал, – едва сдерживаясь, ответил инспектор Тил. – Только это и было нужно, чтобы окончательно подтвердить его алиби.
Саймон положил вырванный листок на стол инспектора. Глядя на рисунок, он испытал странное чувство – этот рисунок сделал не он, но метка принадлежала ему. Она уже стала слишком известна, чтобы часто ею пользоваться, и именно по той самой причине, которую проглядел Тил, – когда такой рисунок находили на месте какого-либо преступления, то искать следовало только одного человека. И все же метка имела смысл. Этот детский рисунок фигурки с нимбом означал идеал, когда возмездие быстро настигает злодея там, где его не может достать закон, а справедливости не могли воспрепятствовать никакие технические детали этого закона. Но никогда еще эта метка не использовалась беспричинно... Три местных полицейских вопросительно смотрели на Святого, совсем как зеваки на сенсационном процессе, а не профессионалы, но Саймон оставался спокоен и холоден как лед.
– Кто был этот человек? – спросил он.
Местный инспектор помедлил с ответом, пока Тил взглядом не повторил вопрос, и только потом вновь обратился к лежащим на столе бумагам.
– У него был испанский паспорт, и кажется, у него ничего не украли. Имя его... сейчас... Энрике, Мануэль Энрике. Возраст – тридцать лет, место жительства – Мадрид.
– Профессия?
– Летчик, – ответил инспектор, заглянув в паспорт.
Саймон вынул портсигар и снова задумчиво глянул на рисунок, который был сделан не им. Линии рисунка были как бы какими-то дрожащими.
– Кто были те люди, которые подобрали его на дороге?
Инспектор снова заколебался, и Тил снова взглядом задал тот же вопрос. Инспектор сжал губы. Он совершенно не одобрял происходящего. Будь его воля, Святого мгновенно водворили бы в надежную камеру, а он тут еще собственный допрос устраивает! С видом вегетарианца, которого насильно кормят человеческим мясом, инспектор заглянул в заполненный убористым почерком протокол.
– "Сэр Хьюго Ренвей, проживающий по адресу: Марч-хаус, Бетфилд, близ Фолкстора, и его шофер, Джон Келлард", – отрывисто прочитал он.
– Они, наверное, не долго здесь пробыли?
– Вы считаете, что я должен был их арестовать? – спросил инспектор, откинувшись назад так, что затрещало кресло.
– Сэр Хьюго – мировой судья и постоянный чиновник министерства финансов, – усмехнувшись, наставительно сказал врач.
– И он носит цилиндр и гетры? – мечтательно спросил Святой.
– Он не был в цилиндре.
Святой улыбнулся, иот этой улыбки Тилу стало слегка не по себе. Червь сомнения еще глубже вгрызся в его мозг. Он чувствовал, что у него почва уходит из-под ног, и это чувство довело его почти до кипения.
– Ну что же, Клод, – продолжил Святой, – это прогресс. Я сам себя арестовал и приехал сюда, и я готов продолжать делать за вас вашу работу. А теперь что мне делать – самому себе предъявлять обвинение, самого себя обыскивать и самого себя сажать в камеру?
– Я подумаю и скажу вам, – отозвался детектив.
– Тогда переходите на рыбную диету: очень, говорят, мозгам помогает, – посоветовал Святой.
Он раздавил окурок, застегнул пиджак и обратил на инспектора спокойный, вызывающе-бесшабашный взгляд, который Тилу, наоборот, спокойствия не добавил.
– Еще раз говорю вам, что я абсолютно ничего об этом Мануэле Энрике не знаю, кроме того, что я услышал здесь. Не думаю, что вы поверите мне, для этого вы недостаточно умны, но это правда. Моя совесть так же чиста, как была чиста ваша рубашка до того, как вы ее надели...
– Вы лжете, – фыркнул детектив.
– Без сомнения, свое белье вы знаете лучше, – признал Святой, но глаза его тут же похолодели. – Но это и все, что вы знаете. Вы не сыщик, а шляпа. "Если сомневаешься, вали все на Святого" – вот ваш девиз. Так вот, Клод, на этот раз я уж за вас поработаю. И найду вам преступника. Я всегда нахожусь в ссоре с теми, кто понапрасну пользуется моей меткой, да и вам этот урок пойдет на пользу. А потом вы приползете ко мне на своем толстом пузе...
Тил истерично дернулся, стараясь увернуться от крепкого пальца, ткнувшего в его самую большую гордость.
– Не делайте этого! – проблеял он.
– ...И извинитесь, – закончил Святой.
И тут, несмотря на все свои закоснелые убеждения, старший инспектор Тил понял, что ни на минуту не захотел бы оказаться на месте того человека, который осмелился выдать себя за обладателя этого спокойного ироничного голоса.
Глава 3
Судя по крупномасштабной топографической карте, полный комплект последнего издания которой всегда имелся у Саймона Темплера, Марч-хаус представлял собой поместье акров в тридцать, которое лежало между деревушкой Бетфилд и морем. Часть южной границы поместья образовывали прибрежные скалы, а с северо-запада территорию огибала дорога, ведущая от Бетфилда к основному шоссе на Фолкстон. На следующий вечер перед ужином Святой с рюмкой хереса просидел над картой полчаса, изучая местность. Он всегда был за то, чтобы действовать напрямую, и, желая что-то выяснить об интересующем его человеке, частенько просто отправлялся к дому того человека, чтобы полюбоваться пейзажем.
– А почему ты считаешь, что Ренвей имеет ко всему этому какое-то отношение? – поинтересовалась Патриция Холм.
– Из-за цилиндра и гетр, – серьезно ответил Святой и улыбнулся. – Боюсь, что я не обладаю детской верой полицейского, вот и все. Клод Юстас воспринимает одежду как знак респектабельности, но, по моему печальному опыту, все обстоит как раз наоборот. Насколько мне известно, на голове у Хьюго в тот момент цилиндра не было, а такие люди, как он, с подобными атрибутами не расстаются. Да и найденный на трупе рисунок был сделан дрожащими линиями, как если бы он был нарисован в движущейся машине... Я знаю, что у меня один шанс из ста, но все же это шанс. Других ключей к этому делу просто не существует.
Попрыгунчик Униац не обладал тонкостью мышления, зато хорошо понимал, как надо действовать напрямую. Из всего необъятного спектра человеческих поступков это было, пожалуй, единственное, что доходило до мозга Униаца сквозь пуленепробиваемую толщу слоновой кости его черепа. На мгновение оторвав губы от стакана с едва разбавленным джином, Попрыгунчик заявил:
– Я поеду с вами, босс.
– Так кражи со взломом вроде не по твоей части, – заметил Святой.
– Не знаю, – честно признался Попрыгунчик. – Никогда не занимался кражами со взломом. А на кой нам надо надевать те костюмы?
– Какие костюмы? – недоуменно спросила Патриция.
– Ну, эти – цилиндры и гетры, – сказал Попрыгунчик.
Святой закрыл глаза.
Шесть часов спустя, плавно затормозив под нависающей елью в том месте, где дорога близко подходила к северо-западной границе поместья Марч-хаус, Саймон опять с беспокойством подумал о том, что напрасно согласился принять помощь Попрыгунчика. В такой экспедиции больше, наверное, помешал бы развеселый слон, но не намного больше. Но мистера Униаца обижать не хотелось, тем более что его гордость была очень чувствительна к подобным вещам. Саймон вышел из машины, достал из багажника запасное колесо и открыл сумку с инструментами. Попрыгунчик озадаченно наблюдал за всеми этими приготовлениями.
– Вот тут-то ты и сыграешь важную роль, – польстил ему Святой. – Будешь изображать невезучего автомобилиста, который проколол колесо и в поте лица трудится над его заменой.
– Это что, часть ограбления? – замигал Попрыгунчик.
– Конечно, – соврал Святой. – Может, самая важная часть. Сюда ведь в любое время может забрести какой-нибудь деревенский придурок, и если он увидит на дороге пустую машину, то у него сразу возникнут подозрения.
– Понятно, босс, – кивнул Попрыгунчик, потянувшись в карман за фляжкой. – Если, пока вас не будет, сюда заявится фараон, то мне его надо прикончить.
– Не надо никого приканчивать, – устало сказал Святой. – В этой стране не разрешается убивать полицейских. Тебе надо только наилучшим образом изобразить человека, меняющего проколотое колесо у своей машины. Может, он стобой вступит в разговор. Сентиментально поговори с ним о женушке, которая ждет дома муженька. Вызови у него тоску по дому и постарайся побыстрее от него отделаться. Но приканчивать его не нужно.
– Понял, босс, – с готовностью согласился Попрыгунчик. – Уж я все устрою.
– Спаси тебя Господь, если не устроишь, – страшным голосом прорычал Святой.
Граница поместья Марч-хаус в этом месте представляла собой солидный дощатый забор футов восьми высотой с тремя рядами колючей проволоки, укрепленной на наклоненных наружу металлических кронштейнах с шипами. Такое сооружение запросто остановило бы любого опытного и решительного человека, только не Святого. Но даже ему пришлось бы потратить некоторое время, чтобы преодолеть это препятствие, если бы не разлапистая ель, под которой он остановил машину. Саймон осторожно забрался на бампер, подпрыгнул, уцепился за нижнюю ветку и вскарабкался наверх так ловко, будто его дедушкой был сам Тарзан.
Лезть по дереву в темноте было трудновато, но Саймону это удалось почти бесшумно. Добравшись до следующей большой ветки, он спрыгнул на траву по другую сторону забора.
Со своего места Саймон слышал приглушенные проклятия боровшегося с колесом Попрыгунчика и видел лежащую перед ним местность. Он стоял в рощице молодых деревьев и кустов, над которыми кое-где поднимались стволы более старых деревьев, похожих на то, по которому он перебрался через забор. Половинка луны иногда проглядывала сквозь стада перистых облаков и давала достаточно света для его отточенного на охоте ночного зрения. У него складывалось впечатление, что где-то неподалеку, за зарослями, лежит большое открытое пространство. Согласно карте, сам дом находился примерно в том же направлении. И, улыбнувшись полному сумасшествию своих намерений, Саймон двинулся через кусты.
Из-под его ног с испуганным писком выпорхнула какая-то пичуга и скрылась в темноте. Иногда Саймон слышал шуршание мелких животных, спешивших убраться с его дороги. Но ни ям-ловушек, ни сигнальных проводов, ни прочих подобных неприятностей ему не попалось. Открытое пространство оказалось дальше, чем ему показалось сначала, и у Саймона складывалось впечатление, что он приближается к нему слишком медленно. Когда он наконец пробрался через полосу более редких кустов, он понял почему: это пространство оказалось узким полем, обращенным к нему длинной стороной. На другой стороне поля, примерно в двадцати ярдах, Саймон разглядел ряд более высоких деревьев за еще одним, как ему показалось, забором. Именно эта стена тени и линия высоких деревьев и создавали впечатление, что он к ним совершенно не приближается.
Перейдя открытое пространство и приблизившись к этой внутренней ограде, Саймон увидел, что это вовсе не забор, а редкая линия кустов около шести футов высотой. Он видел их совершенно отчетливо, поскольку, когда он находился ярдах в двух от живой изгороди, ее внезапно осветил зажегшийся позади кустов огонь.
Первое впечатление Святого было таково – это луна проглянула сквозь облака. Но огонь разгорался все ярче, И на Саймона упала редкая тень от кустов. Он инстинктивно отпрянул в сторону и укрылся в более густой тени ствола толстого дерева. Именно в этот момент он понял, что жужжание, которое он слышал уже некоторое время, стало гораздо громче.
Этот звук слышался довольно долго, но сначала Саймон не обратил на него внимания. Звук был похож на шум приближающегося автомобиля, а подсознательное чувство того, что с приближением машины о и становится сильнее, отвлекло внимание Святого. Но как раз тогда звук превратился в равномерный мощный рокот, который никакой автомобиль производить не мог. Напряженный слух Святого уловил, как этот рокот резко усилился, а потом вдруг полностью заглох.
Святой некоторое время стоял неподвижно, сливаясь с тенью дерева. Потом, привстав на цыпочки, он взглянул через кусты в сторону источника света. Ему было хорошо видно все.
На поле был зажжен двойной ряд огней. Внезапно Святой вспомнил былые дни и понял, что это такое: куски ваты, смоченные бензином или керосином. Пока он смотрел, ярко вспыхнул последний из них, высветив фигуру человека, отбросившую длинную тень. Теперь двойной ряд огней образовывал широкую освещенную аллею, идущую с северо-запада на юго-восток на протяжении приблизительно двухсот ярдов. Дальнейшие очертания поля терялись в темноте.
Саймон услышал над головой сильный свист ветра, как будто взмахнула крылом гигантская птица. Взглянув вверх, он на мерцающем фоне облаков заметил большую крестообразную черную тень, которая неслась, едва не задевая верхушки деревьев. Вот тень вырвалась на свет, приобрела отчетливую форму, выровнялась, один раз подпрыгнула и приземлилась окончательно. Почти в тот же самый момент начали один за другим мигать и гаснуть огни...
Много позже Святой говорил Патриции Холм: "Никогда в жизни больше грубо не отзовусь о госпоже удаче. На каждый десяток мелких неприятностей эта леди каким-то образом позволяет нам однажды или дважды за всю жизнь прикупить три карты к флешь-роялю и получить на руки полную масть".
А тогда он стоял и с замиранием сердца глядел на гаснущие огни. Ведь пятнадцатью минутами раньше он мог напороться на крупные неприятности, и все бы сорвалось; пятнадцатью минутами позже он мог бы ничего и не увидеть; и только слепые богини удачи позволили ему прийти точно в ту минуту, когда происходили все описанные события. В угасающем свете самого дальнего огня он увидел, как за хвост самолета ухватился человек и начал толкать самолет дальше в темноту. Вскоре к нему присоединился и пилот, которого нельзя было узнать под шлемом, очками и кожанкой. Мотор был выключен сразу после посадки, и все остальное происходило в полной тишине. Наверное, пилот и другой человек откатили самолет в какой-то невидимый в темноте ангар. Последний огонь погас, и снова опустилась сторожкая темнота.
Сейчас Темплер глубоко вздохнул и вышел из тени дерева: он никак не мог бы вообразить, что под цилиндром и гетрами сэра Хьюго Ренвея скрывается самый обыкновенный контрабандист. Но Святой всегда с открытой душой готов был воспринять свежие идеи.
В этом случае Святому наиболее очевидным представлялся следующий путь – провести еще более полное и тщательное обследование топографических и других особенностей поместья Марч-хаус. И с присущей ему безрассудной гениальностью он решил осуществить свой замысел незамедлительно. Последний огонек наконец угас, и на поле упала мирная темнота. Если кто-то за оградой поместья и заметил приземление самолета, то он решил бы, что самолет прилетел со стороны Ла-Манша; а если сквозь полосу леса и высокий забор все-таки был заметен отраженный свет огней, то вряд ли он привлек чье-то внимание, ибо был виден только очень короткое время, да и в этом не было, наверное, ничего необычного. Но любому, кто мог наблюдать за имевшими место событиями с близкого расстояния, они показалась бы весьма странными и таинственными, особенно если они происходили в поместье мирового судьи и постоянного чиновника министерства финансов; а уж Святому сам Бог велел в эти события вмешаться.
Именно в этот важнейший психологический момент луна, чью хитрую тактику мы уже упоминали, решила сыграть в детские прятки с дремлющим миром.
Саймону Темплеру в прошлом не раз спасали жизнь такие странные вещи, как открытое окно или оброненная сигарета. Но никогда еще он не был обязан жизнью такой совершенно невероятной комбинации, как игривая луна и кролик. Кролик выскочил из куста на освещенное место между двумя деревьями спустя примерно секунду после появления луны. Святой стоял неподвижно, и зверек его даже не заметил: просто его привлек свет на соседнем поле, и, будучи от природы весьма любопытным, он решил исследовать это непонятное явление. Саймон сначала уголком глаза уловил какое-то неясное движение, но не двинулся с места. Потом он отчетливо разглядел, что это всего лишь кролик, и пошевелился. Под его ногой зашелестели сухие листья, кролик подергал носом и решил на этот вечер отложить исследование.
Но он не прыгнул обратно в куст, из которого появился. Возможно, на соседней лужайке у него было назначено свидание с дамой не слишком строгих правил, и он просто по пути остановился полюбоваться природой. Возможно, до него только что дошли слухи о молодых всходах салата на огородах Марч-хауса. Но все это мы узнаем только при его воскрешении в облике теософа. Ибо кролик, вместо того чтобы повернуть назад, двинулся вперед. Он стремительно прыгнул через ближайший просвет в кустах, который наметил для себя и Саймон. И погиб.
Мелькнула мгновенная вспышка голубого пламени, кролик в ужасном обратном сальто перевернулся через голову и упал, все еще подергиваясь, в полосу лунного света.
– А почему ты считаешь, что Ренвей имеет ко всему этому какое-то отношение? – поинтересовалась Патриция Холм.
– Из-за цилиндра и гетр, – серьезно ответил Святой и улыбнулся. – Боюсь, что я не обладаю детской верой полицейского, вот и все. Клод Юстас воспринимает одежду как знак респектабельности, но, по моему печальному опыту, все обстоит как раз наоборот. Насколько мне известно, на голове у Хьюго в тот момент цилиндра не было, а такие люди, как он, с подобными атрибутами не расстаются. Да и найденный на трупе рисунок был сделан дрожащими линиями, как если бы он был нарисован в движущейся машине... Я знаю, что у меня один шанс из ста, но все же это шанс. Других ключей к этому делу просто не существует.
Попрыгунчик Униац не обладал тонкостью мышления, зато хорошо понимал, как надо действовать напрямую. Из всего необъятного спектра человеческих поступков это было, пожалуй, единственное, что доходило до мозга Униаца сквозь пуленепробиваемую толщу слоновой кости его черепа. На мгновение оторвав губы от стакана с едва разбавленным джином, Попрыгунчик заявил:
– Я поеду с вами, босс.
– Так кражи со взломом вроде не по твоей части, – заметил Святой.
– Не знаю, – честно признался Попрыгунчик. – Никогда не занимался кражами со взломом. А на кой нам надо надевать те костюмы?
– Какие костюмы? – недоуменно спросила Патриция.
– Ну, эти – цилиндры и гетры, – сказал Попрыгунчик.
Святой закрыл глаза.
Шесть часов спустя, плавно затормозив под нависающей елью в том месте, где дорога близко подходила к северо-западной границе поместья Марч-хаус, Саймон опять с беспокойством подумал о том, что напрасно согласился принять помощь Попрыгунчика. В такой экспедиции больше, наверное, помешал бы развеселый слон, но не намного больше. Но мистера Униаца обижать не хотелось, тем более что его гордость была очень чувствительна к подобным вещам. Саймон вышел из машины, достал из багажника запасное колесо и открыл сумку с инструментами. Попрыгунчик озадаченно наблюдал за всеми этими приготовлениями.
– Вот тут-то ты и сыграешь важную роль, – польстил ему Святой. – Будешь изображать невезучего автомобилиста, который проколол колесо и в поте лица трудится над его заменой.
– Это что, часть ограбления? – замигал Попрыгунчик.
– Конечно, – соврал Святой. – Может, самая важная часть. Сюда ведь в любое время может забрести какой-нибудь деревенский придурок, и если он увидит на дороге пустую машину, то у него сразу возникнут подозрения.
– Понятно, босс, – кивнул Попрыгунчик, потянувшись в карман за фляжкой. – Если, пока вас не будет, сюда заявится фараон, то мне его надо прикончить.
– Не надо никого приканчивать, – устало сказал Святой. – В этой стране не разрешается убивать полицейских. Тебе надо только наилучшим образом изобразить человека, меняющего проколотое колесо у своей машины. Может, он стобой вступит в разговор. Сентиментально поговори с ним о женушке, которая ждет дома муженька. Вызови у него тоску по дому и постарайся побыстрее от него отделаться. Но приканчивать его не нужно.
– Понял, босс, – с готовностью согласился Попрыгунчик. – Уж я все устрою.
– Спаси тебя Господь, если не устроишь, – страшным голосом прорычал Святой.
Граница поместья Марч-хаус в этом месте представляла собой солидный дощатый забор футов восьми высотой с тремя рядами колючей проволоки, укрепленной на наклоненных наружу металлических кронштейнах с шипами. Такое сооружение запросто остановило бы любого опытного и решительного человека, только не Святого. Но даже ему пришлось бы потратить некоторое время, чтобы преодолеть это препятствие, если бы не разлапистая ель, под которой он остановил машину. Саймон осторожно забрался на бампер, подпрыгнул, уцепился за нижнюю ветку и вскарабкался наверх так ловко, будто его дедушкой был сам Тарзан.
Лезть по дереву в темноте было трудновато, но Саймону это удалось почти бесшумно. Добравшись до следующей большой ветки, он спрыгнул на траву по другую сторону забора.
Со своего места Саймон слышал приглушенные проклятия боровшегося с колесом Попрыгунчика и видел лежащую перед ним местность. Он стоял в рощице молодых деревьев и кустов, над которыми кое-где поднимались стволы более старых деревьев, похожих на то, по которому он перебрался через забор. Половинка луны иногда проглядывала сквозь стада перистых облаков и давала достаточно света для его отточенного на охоте ночного зрения. У него складывалось впечатление, что где-то неподалеку, за зарослями, лежит большое открытое пространство. Согласно карте, сам дом находился примерно в том же направлении. И, улыбнувшись полному сумасшествию своих намерений, Саймон двинулся через кусты.
Из-под его ног с испуганным писком выпорхнула какая-то пичуга и скрылась в темноте. Иногда Саймон слышал шуршание мелких животных, спешивших убраться с его дороги. Но ни ям-ловушек, ни сигнальных проводов, ни прочих подобных неприятностей ему не попалось. Открытое пространство оказалось дальше, чем ему показалось сначала, и у Саймона складывалось впечатление, что он приближается к нему слишком медленно. Когда он наконец пробрался через полосу более редких кустов, он понял почему: это пространство оказалось узким полем, обращенным к нему длинной стороной. На другой стороне поля, примерно в двадцати ярдах, Саймон разглядел ряд более высоких деревьев за еще одним, как ему показалось, забором. Именно эта стена тени и линия высоких деревьев и создавали впечатление, что он к ним совершенно не приближается.
Перейдя открытое пространство и приблизившись к этой внутренней ограде, Саймон увидел, что это вовсе не забор, а редкая линия кустов около шести футов высотой. Он видел их совершенно отчетливо, поскольку, когда он находился ярдах в двух от живой изгороди, ее внезапно осветил зажегшийся позади кустов огонь.
Первое впечатление Святого было таково – это луна проглянула сквозь облака. Но огонь разгорался все ярче, И на Саймона упала редкая тень от кустов. Он инстинктивно отпрянул в сторону и укрылся в более густой тени ствола толстого дерева. Именно в этот момент он понял, что жужжание, которое он слышал уже некоторое время, стало гораздо громче.
Этот звук слышался довольно долго, но сначала Саймон не обратил на него внимания. Звук был похож на шум приближающегося автомобиля, а подсознательное чувство того, что с приближением машины о и становится сильнее, отвлекло внимание Святого. Но как раз тогда звук превратился в равномерный мощный рокот, который никакой автомобиль производить не мог. Напряженный слух Святого уловил, как этот рокот резко усилился, а потом вдруг полностью заглох.
Святой некоторое время стоял неподвижно, сливаясь с тенью дерева. Потом, привстав на цыпочки, он взглянул через кусты в сторону источника света. Ему было хорошо видно все.
На поле был зажжен двойной ряд огней. Внезапно Святой вспомнил былые дни и понял, что это такое: куски ваты, смоченные бензином или керосином. Пока он смотрел, ярко вспыхнул последний из них, высветив фигуру человека, отбросившую длинную тень. Теперь двойной ряд огней образовывал широкую освещенную аллею, идущую с северо-запада на юго-восток на протяжении приблизительно двухсот ярдов. Дальнейшие очертания поля терялись в темноте.
Саймон услышал над головой сильный свист ветра, как будто взмахнула крылом гигантская птица. Взглянув вверх, он на мерцающем фоне облаков заметил большую крестообразную черную тень, которая неслась, едва не задевая верхушки деревьев. Вот тень вырвалась на свет, приобрела отчетливую форму, выровнялась, один раз подпрыгнула и приземлилась окончательно. Почти в тот же самый момент начали один за другим мигать и гаснуть огни...
Много позже Святой говорил Патриции Холм: "Никогда в жизни больше грубо не отзовусь о госпоже удаче. На каждый десяток мелких неприятностей эта леди каким-то образом позволяет нам однажды или дважды за всю жизнь прикупить три карты к флешь-роялю и получить на руки полную масть".
А тогда он стоял и с замиранием сердца глядел на гаснущие огни. Ведь пятнадцатью минутами раньше он мог напороться на крупные неприятности, и все бы сорвалось; пятнадцатью минутами позже он мог бы ничего и не увидеть; и только слепые богини удачи позволили ему прийти точно в ту минуту, когда происходили все описанные события. В угасающем свете самого дальнего огня он увидел, как за хвост самолета ухватился человек и начал толкать самолет дальше в темноту. Вскоре к нему присоединился и пилот, которого нельзя было узнать под шлемом, очками и кожанкой. Мотор был выключен сразу после посадки, и все остальное происходило в полной тишине. Наверное, пилот и другой человек откатили самолет в какой-то невидимый в темноте ангар. Последний огонь погас, и снова опустилась сторожкая темнота.
Сейчас Темплер глубоко вздохнул и вышел из тени дерева: он никак не мог бы вообразить, что под цилиндром и гетрами сэра Хьюго Ренвея скрывается самый обыкновенный контрабандист. Но Святой всегда с открытой душой готов был воспринять свежие идеи.
В этом случае Святому наиболее очевидным представлялся следующий путь – провести еще более полное и тщательное обследование топографических и других особенностей поместья Марч-хаус. И с присущей ему безрассудной гениальностью он решил осуществить свой замысел незамедлительно. Последний огонек наконец угас, и на поле упала мирная темнота. Если кто-то за оградой поместья и заметил приземление самолета, то он решил бы, что самолет прилетел со стороны Ла-Манша; а если сквозь полосу леса и высокий забор все-таки был заметен отраженный свет огней, то вряд ли он привлек чье-то внимание, ибо был виден только очень короткое время, да и в этом не было, наверное, ничего необычного. Но любому, кто мог наблюдать за имевшими место событиями с близкого расстояния, они показалась бы весьма странными и таинственными, особенно если они происходили в поместье мирового судьи и постоянного чиновника министерства финансов; а уж Святому сам Бог велел в эти события вмешаться.
Именно в этот важнейший психологический момент луна, чью хитрую тактику мы уже упоминали, решила сыграть в детские прятки с дремлющим миром.
Саймону Темплеру в прошлом не раз спасали жизнь такие странные вещи, как открытое окно или оброненная сигарета. Но никогда еще он не был обязан жизнью такой совершенно невероятной комбинации, как игривая луна и кролик. Кролик выскочил из куста на освещенное место между двумя деревьями спустя примерно секунду после появления луны. Святой стоял неподвижно, и зверек его даже не заметил: просто его привлек свет на соседнем поле, и, будучи от природы весьма любопытным, он решил исследовать это непонятное явление. Саймон сначала уголком глаза уловил какое-то неясное движение, но не двинулся с места. Потом он отчетливо разглядел, что это всего лишь кролик, и пошевелился. Под его ногой зашелестели сухие листья, кролик подергал носом и решил на этот вечер отложить исследование.
Но он не прыгнул обратно в куст, из которого появился. Возможно, на соседней лужайке у него было назначено свидание с дамой не слишком строгих правил, и он просто по пути остановился полюбоваться природой. Возможно, до него только что дошли слухи о молодых всходах салата на огородах Марч-хауса. Но все это мы узнаем только при его воскрешении в облике теософа. Ибо кролик, вместо того чтобы повернуть назад, двинулся вперед. Он стремительно прыгнул через ближайший просвет в кустах, который наметил для себя и Саймон. И погиб.
Мелькнула мгновенная вспышка голубого пламени, кролик в ужасном обратном сальто перевернулся через голову и упал, все еще подергиваясь, в полосу лунного света.
Глава 4
Саймон перевернул зверька носком ботинка – это был, вне всякого сомнения, самый мертвый кролик во всем графстве Кент. Потом Саймон вытащил из кармана фонарик и очень осторожно осмотрел кусты. Они были переплетены блестящими медными проводами с интервалом шесть дюймов до высоты примерно шести футов, и если бы Саймон не остановился из-за кролика, то наверняка задел бы один из них.