– Но моя сестра...
– Вы можете ей писать или звонить в любое время – в вашей комнате есть телефон. Я полагаю, вам нетрудно будет объяснить свое пребывание здесь.
– Мне нужно будет подобрать соответствующую бумагу.
– Бумага уже подобрана, – Указал Нордстен на сложенные в углу пачки. – И это бумага, на которой печатаются оригиналы. Многие краски тоже из тех, что используются для оригиналов. Единственное, чего мне не удалось достать, – это клише оригиналов, поскольку они, конечно, уничтожены. Именно поэтому я и пригласил вас. Вы готовы начать работу?
Что-то в его словах заставило Саймона внимательно взглянуть на Нордстена, а потом он сообразил, что он же сейчас Тим Викери, и поэтому он с трудом проглотил комок в горле.
– Да, я готов.
Ивар Нордстен улыбнулся, но эта улыбка не отличалась мягкостью, как, впрочем, и все предыдущие.
– Вы сейчас приняли единственное разумное решение, – оказал он. – Итак, Викери, я оставляю вас – работайте. У камина есть звонок, на который всегда кто-нибудь ответит. Быть может, поужинаете со мной?
– Спасибо, – ответил Святой.
Когда хозяин дома удалился, Саймон швырнул сигару в камин и закурил сигарету, потом другую. С полчаса он расхаживал по мастерской, иногда останавливаясь, чтобы рассмотреть оборудование, бумагу или образцы облигаций. Саймон напряженно думал, о чем свидетельствовали его сошедшиеся в линию брови. Однажды его рука ощупала пистолет, который он предусмотрительно захватил, когда собирался. Ведь из слов Ивара Нордстена он понял: ему, Тиму Викери, отказавшемуся от сделанного предложения, не будет позволено вынести во внешний мир то, что он узнал здесь.
Итак, Нордстену нужны поддельные облигации двенадцати стран. Зачем? Явно не в обычных для подобных фальшивок целях. Но зачем же тогда?
Святой постарался припомнить все, что он знал о Нордстене. Его имя было не столь широко известно, как имена Рокфеллера и Моргана. Но в определенных кругах его знали хорошо, а Саймон Темплер предпочитал иметь хотя бы поверхностные сведения о тех областях финансовой жизни общества, где деньги считают миллионами, чего простые люди с улицы даже и не представляют. Именно в таких областях и был известен Ивар Нордстен, так что Святой о нем слыхал.
Очень немногим людям, чьи интересы лежат в малоизвестных отраслях промышленности, Ивар Нордстен был знаком как "бумажный король". Начав с маленького заводика в Швеции, он создал целую сеть предприятий, контролировавших практически все производство бумаги в Скандинавии, Германии, Бельгии, Франции, Швейцарии и Голландии. Более половины всей потребляемой Европой бумаги производилось под его контролем. Недавно Нордстен приобрел крупнейшие бумагоделательные заводы в Австрии и Дании, а также проник в Великобританию с таким капиталом, который позволил ему практически добиться финансовой монополии в важнейших европейских странах – потребителях и производителях бумаги. И даже это Нордстена не удовлетворяло: ходили слухи, что он ведет переговоры о кредитах и объединении компаний, которые связали бы крупные концерны Соединенных Штатов и Канады в гигантскую организацию, где он был бы диктатором: это был бы неуязвимый всемирный трест, который фактически смог бы выставлять счета любой отрасли, где используется бумага, и который довел бы и без того огромное состояние Нордстена до астрономических величин. Это был тот Ивар Нордстен, о котором Аннет Викери никогда не слышала, – ведь любопытная черта современной цивилизации заключается в том, что простые смертные сравнительно мало знают о финансовых воротилах, но только до тех пор, пока эти воротилы не попадают на скамью подсудимых. И это был тот Ивар Нордстен, которому понадобился отсидевший в тюрьме фальшивомонетчик, чтобы подделать двенадцать резных серий государственных облигаций различных стран.
Саймон Темплер уселся в кресло и разложил на коленях образцы облигаций. Вторая сигарета догорела до конца и обожгла ему пальцы. Желанию Нордстена могло быть только одно объяснение, и от одной этой мысли у Святого голова шла кругом.
В час дворецкий принес ему поднос с отличным обедом и спросил, что он будет пить. Саймон спросил бутылку вина "Либфраумильх", и дворецкий тотчас же принес именно это вино.
– Мистер Нордстен просил узнать, не хотите ли вы послать письмо своей сестре, – спросил он.
Саймон быстро подумал: "Они ведь ожидают, что я как-то буду поддерживать связь с "сестрой", но совершенно очевидно, что к себе домой звонить отсюда нельзя".
– Если подождете минуточку, я сейчас же черкну ей записку, – ответил Святой.
Он набросал несколько самых обычных фраз на листке бумаги, а на конверте надписал имя Аннет Викери и вымышленный адрес где-то в северной части Лондона.
В половине третьего дворецкий пришел за подносом, спросил, не нужно ли чего-нибудь еще, и снова вышел. Саймон подошел к чертежной доске, приколол к ней одну из облигаций, наложил сверху кальку и начал копировать линии и рисунки для клише. Это он еще мог сделать, но далее его познания о механике изготовления подделок не шли. Просто Саймон посчитал разумным сделать хоть что-то, что оправдало бы его аванс, а дальше – как будет угодно судьбе.
Он проработал два часа, когда дворецкий принес чай. Святой палил себе чашку, взял сигарету и подошел к окну. Ему надо было еще кое-что обдумать, и это "кое-что" касалось состояния мозга старшего инспектора Тила, который к этому моменту, наверное, так раскалился, что его обладатель обжег бы пальцы, если бы неосторожно почесал в затылке. Конечно, задний номер такси разглядеть было невозможно, как невозможно было узнать Святого в том эксцентричном таксисте. Но Клод Юстас Тил видел его всего за несколько минут до развернувшихся в последующем событий, а Саймон отлично знал, каким образом работает мысль инспектора. Тил с самого начала данного приключения представлял собой дополнительную трудность, и Святой пока не видел, как его можно обойти.
В мастерской было довольно душно, а панорама зелени, которую можно было видеть из окна, выглядела весьма заманчиво. Святой испытал непреодолимое желание прогуляться и обдумать все свои проблемы на свежем воздухе. Нордстен, по его мнению, не мог иметь против этого никаких возражений. Он подошел к двери, повернул ручку и застыл на месте: дверь была заперта. Саймон впервые по достоинству оценил те качества Нордстена, которые принести ему такой огромный успех.
Глава 6
Глава 7
– Вы можете ей писать или звонить в любое время – в вашей комнате есть телефон. Я полагаю, вам нетрудно будет объяснить свое пребывание здесь.
– Мне нужно будет подобрать соответствующую бумагу.
– Бумага уже подобрана, – Указал Нордстен на сложенные в углу пачки. – И это бумага, на которой печатаются оригиналы. Многие краски тоже из тех, что используются для оригиналов. Единственное, чего мне не удалось достать, – это клише оригиналов, поскольку они, конечно, уничтожены. Именно поэтому я и пригласил вас. Вы готовы начать работу?
Что-то в его словах заставило Саймона внимательно взглянуть на Нордстена, а потом он сообразил, что он же сейчас Тим Викери, и поэтому он с трудом проглотил комок в горле.
– Да, я готов.
Ивар Нордстен улыбнулся, но эта улыбка не отличалась мягкостью, как, впрочем, и все предыдущие.
– Вы сейчас приняли единственное разумное решение, – оказал он. – Итак, Викери, я оставляю вас – работайте. У камина есть звонок, на который всегда кто-нибудь ответит. Быть может, поужинаете со мной?
– Спасибо, – ответил Святой.
Когда хозяин дома удалился, Саймон швырнул сигару в камин и закурил сигарету, потом другую. С полчаса он расхаживал по мастерской, иногда останавливаясь, чтобы рассмотреть оборудование, бумагу или образцы облигаций. Саймон напряженно думал, о чем свидетельствовали его сошедшиеся в линию брови. Однажды его рука ощупала пистолет, который он предусмотрительно захватил, когда собирался. Ведь из слов Ивара Нордстена он понял: ему, Тиму Викери, отказавшемуся от сделанного предложения, не будет позволено вынести во внешний мир то, что он узнал здесь.
Итак, Нордстену нужны поддельные облигации двенадцати стран. Зачем? Явно не в обычных для подобных фальшивок целях. Но зачем же тогда?
Святой постарался припомнить все, что он знал о Нордстене. Его имя было не столь широко известно, как имена Рокфеллера и Моргана. Но в определенных кругах его знали хорошо, а Саймон Темплер предпочитал иметь хотя бы поверхностные сведения о тех областях финансовой жизни общества, где деньги считают миллионами, чего простые люди с улицы даже и не представляют. Именно в таких областях и был известен Ивар Нордстен, так что Святой о нем слыхал.
Очень немногим людям, чьи интересы лежат в малоизвестных отраслях промышленности, Ивар Нордстен был знаком как "бумажный король". Начав с маленького заводика в Швеции, он создал целую сеть предприятий, контролировавших практически все производство бумаги в Скандинавии, Германии, Бельгии, Франции, Швейцарии и Голландии. Более половины всей потребляемой Европой бумаги производилось под его контролем. Недавно Нордстен приобрел крупнейшие бумагоделательные заводы в Австрии и Дании, а также проник в Великобританию с таким капиталом, который позволил ему практически добиться финансовой монополии в важнейших европейских странах – потребителях и производителях бумаги. И даже это Нордстена не удовлетворяло: ходили слухи, что он ведет переговоры о кредитах и объединении компаний, которые связали бы крупные концерны Соединенных Штатов и Канады в гигантскую организацию, где он был бы диктатором: это был бы неуязвимый всемирный трест, который фактически смог бы выставлять счета любой отрасли, где используется бумага, и который довел бы и без того огромное состояние Нордстена до астрономических величин. Это был тот Ивар Нордстен, о котором Аннет Викери никогда не слышала, – ведь любопытная черта современной цивилизации заключается в том, что простые смертные сравнительно мало знают о финансовых воротилах, но только до тех пор, пока эти воротилы не попадают на скамью подсудимых. И это был тот Ивар Нордстен, которому понадобился отсидевший в тюрьме фальшивомонетчик, чтобы подделать двенадцать резных серий государственных облигаций различных стран.
Саймон Темплер уселся в кресло и разложил на коленях образцы облигаций. Вторая сигарета догорела до конца и обожгла ему пальцы. Желанию Нордстена могло быть только одно объяснение, и от одной этой мысли у Святого голова шла кругом.
В час дворецкий принес ему поднос с отличным обедом и спросил, что он будет пить. Саймон спросил бутылку вина "Либфраумильх", и дворецкий тотчас же принес именно это вино.
– Мистер Нордстен просил узнать, не хотите ли вы послать письмо своей сестре, – спросил он.
Саймон быстро подумал: "Они ведь ожидают, что я как-то буду поддерживать связь с "сестрой", но совершенно очевидно, что к себе домой звонить отсюда нельзя".
– Если подождете минуточку, я сейчас же черкну ей записку, – ответил Святой.
Он набросал несколько самых обычных фраз на листке бумаги, а на конверте надписал имя Аннет Викери и вымышленный адрес где-то в северной части Лондона.
В половине третьего дворецкий пришел за подносом, спросил, не нужно ли чего-нибудь еще, и снова вышел. Саймон подошел к чертежной доске, приколол к ней одну из облигаций, наложил сверху кальку и начал копировать линии и рисунки для клише. Это он еще мог сделать, но далее его познания о механике изготовления подделок не шли. Просто Саймон посчитал разумным сделать хоть что-то, что оправдало бы его аванс, а дальше – как будет угодно судьбе.
Он проработал два часа, когда дворецкий принес чай. Святой палил себе чашку, взял сигарету и подошел к окну. Ему надо было еще кое-что обдумать, и это "кое-что" касалось состояния мозга старшего инспектора Тила, который к этому моменту, наверное, так раскалился, что его обладатель обжег бы пальцы, если бы неосторожно почесал в затылке. Конечно, задний номер такси разглядеть было невозможно, как невозможно было узнать Святого в том эксцентричном таксисте. Но Клод Юстас Тил видел его всего за несколько минут до развернувшихся в последующем событий, а Саймон отлично знал, каким образом работает мысль инспектора. Тил с самого начала данного приключения представлял собой дополнительную трудность, и Святой пока не видел, как его можно обойти.
В мастерской было довольно душно, а панорама зелени, которую можно было видеть из окна, выглядела весьма заманчиво. Святой испытал непреодолимое желание прогуляться и обдумать все свои проблемы на свежем воздухе. Нордстен, по его мнению, не мог иметь против этого никаких возражений. Он подошел к двери, повернул ручку и застыл на месте: дверь была заперта. Саймон впервые по достоинству оценил те качества Нордстена, которые принести ему такой огромный успех.
Глава 6
– Это становится все более любопытным, – сам себе сказал Саймон и вернулся в кресло, чтобы еще поразмышлять. Он понял: его предположение о том, что Нордстен не позволит ему уйти, даже если он откажется от денег, верно лишь наполовину. У Саймона вдруг появилось нехорошее предчувствие, что, по мнению Нордстена, у этой его странной работы может быть только один конец. Сейчас он уже ясно видел намерения финансиста, но его собственным планам это никак не соответствовало.
Закурив очередную сигарету, Святой снова подошел к окну. Рамы были полуоткрыты, и он распахнул их настежь, Высунувшись из окна, чтобы подышать воздухом и полюбоваться видом, Саймон увидел черноволосого человека со шрамом на лице, который вышел из-за угла дома и посмотрел вверх. Святой едва подавил желание приветственно помахать ему, а человек медленно прошел под окно и остановился, пристально разглядывая цветочную клумбу. Святой так и не успел до конца осознать значение этого факта. За его спиной открылась дверь, и на пороге возник дворецкий.
– Вам что-нибудь нужно, мистер Викери?
Саймон повернулся, оперся на подоконник и спросил:
– А откуда вы узнали?
– Мне показалось, что вы ходите по комнате, сэр.
– Я действительно подходил к двери, – утвердительно кивнул Святой, – но она была заперта.
– Дверь заперта по приказу мистера Нордстена, сэр, – ответил дворецкий с непроницаемым лицом. – Он не хочет, чтобы в эти комнаты входили другие слуги, кроме меня. Так что вам нужно, сэр?
– У меня кончились сигареты, – небрежно сказал Саймон. – Нельзя ли принести?
Когда дворецкий ушел, Святой внимательно осмотрел рамы и обнаружил крохотные электрические контакты, которые явно приводили в действие сигналы тревоги где-то внутри дома. Он понял, что ни в чем нельзя недооценивать предусмотрительного Нордстена.
В шесть часов снова пришел дворецкий и принес вечерний костюм. Саймон принял душ и переоделся – костюм пришелся как раз впору, – и без четверти семь дворецкий проводил его в библиотеку со всей церемонностью, которая подобает почетному гостю. Нордстен уже был там, и его грудь пересекала лента какого-то иностранного ордена.
– Я очень рад, что Трусанефф угадал ваш размер, – сказал он, с улыбкой поднимаясь навстречу Саймону. – Что будете пить – мартини или херес?
Для Саймона Темплера это был один из самых странных и необычных вечеров в жизни. В огромной, отделанной деревом столовой, освещенной только свечами, он и Нордстен вдвоем сидели за столом, за которым свободно могли уместиться двадцать человек. За спиной каждого неподвижно стоял слуга в парике. Слуга оживал только для того, чтобы предвосхитить малейшее желание сидящего, а потом вновь застывал на месте, как статуя. Дворецкий стоял неподалеку и наблюдал; иногда он одними глазами или движением пальца отдавал приказ, который тут же молча исполнялся. Ужин состоял из шести блюд, и к каждому из них подавалось свое особое вино, разливаемое по торжественному ритуалу официального банкета. Не обращая внимания на то, что слова его эхом отдавались в огромном пустом зале, Нордстен вел разговор так, как если бы все места за столом были заняты, и Саймону пришлось признать, что тот отлично умеет вести беседу. И тем не менее Нордстен не сказал ничего, что дало бы Святому хоть какую-то дополнительную информацию.
– Я всегда считал и считаю, что выживает только сильнейший. – Это было единственное стоящее внимания замечание Нордстена. – Бизнесменов часто осуждают за то, что они используют "острые" методы; но, в конце концов, крупномасштабная финансовая деятельность в некотором смысле сродни войне, а на войне следует применять самое эффективное оружие, не принимая во внимание чувства противника.
Но когда Саймон вернулся в свою комнату (куда дворецкий проводил его под предлогом того, что надо выяснить, не хочет ли он заказать что-нибудь особенное к завтраку), он понял, что все же кое-что выяснил. Вывод заключался в следующем: человек, способный оказать поистине королевский прием какому-то совершенно ординарному гостю и абсолютно уверенный в том, что выживает только сильнейший, легко найдет любые средства, которые помогут ему достичь единственной цели – власти.
Святой рассеянно снял туфли, галстук и накрахмаленную рубашку. Как бы там ни было, но ужин только подтвердил его догадку о том, что ему уготована роль предназначенного на заклание тельца, а эта перспектива никак не вписывалась в рамки его темперамента. Ночь стояла душная, и Святой, раздевшись, босиком прошелся по комнате с сигаретой в зубах и обнаружил, что ступает по ковру совершенно бесшумно. Он взял со стула белый жилет, в кармане которого лежал набор отмычек, предусмотрительно захваченный им, когда он выходил из дома, со смутной надеждой на возможность обследовать жилище Нордстена. Отмычки Святой благоразумно переложил в карман жилета, когда переодевался к ужину.
Саймон подождал, пока под дверью не исчезнет полоска просачивавшегося из коридора света. Выждав еще с полчаса, он принялся за дверной замок. Он понимал, что дверь может быть оборудована такой же электрической сигнализацией, как и окна, но все же решил рискнуть, тем более что несколько бокалов отличного портвейна в конце ужина и двенадцать часов вынужденного бездействия сделали его слегка безрассудным. Время от времени Святой неподвижно замирал и даже задерживал дыхание, прислушиваясь к малейшим звукам, которые могли выдать делающего обход охранника, но ничего не было слышно. В конце концов он справился с замком, бесшумно отворил дверь и выскользнул в темноту и тишину дома.
Из маленького фонарика в руке Святого вырвался едва заметный тонкий луч света, обежал стены и двери и вновь погас. Саймону было достаточно беглого взгляда, чтобы запомнить дорогу, и он тут же, как призрак, растворился в темноте.
Его целью было попасть в библиотеку. Если в этом доме и было что-то интересное, то самое подходящее место для начала поисков – именно библиотека. Саймон был неисправимым оптимистом.
Дойдя до лестничной площадки, он остановился и прислушался. Сквозь стеклянную дверь кабинета просачивался очень слабый свет, едва-едва разгонявший темноту только до середины лестничного пролета. Своим острым обонянием Святой ощутил какой-то странный тяжеловатый запах. Принюхиваясь, он постоял некоторое время, но этот запах ему ничего не напомнил, поэтому он слегка пожал плечами и осторожно двинулся вперед.
И тут Саймон услышал шорох. Звук был совершенно необычным: словно по паркету легчайшими шагами двигался некто, обутый в подбитые гвоздями ботинки. Этот некто сделал один-два шага, остановился, вновь шагнул, и тут наступила тишина.
Саймон стоял в темноте совершенно неподвижно и, казалось, слышал, как по жилам течет кровь. Он подумал, что в такую ночь дом Ивара Нордстена – не самое уютное место на земле. Перед его мысленным взором мелькнула уже разобранная очень удобная кровать в очень удобной спальне, и он подумал о том, что надо было сразу лечь спать. Шорох не повторялся, и Саймон, внутренне усмехаясь, двинулся дальше. Как же он что-нибудь найдет, если даже мышиная возня так его пугает?
Наконец он спустился с лестницы в холл. Света из окна на площадку падало очень мало, но фонарем все же можно было не пользоваться. Он подошел к двери библиотеки, осторожно повернул ручку и снова услышал тот самый шорох.
Молниеносно обернувшись, Святой направил луч фонаря на источник звука. Это была чисто нервная реакция, но он ничего не мог с собой поделать. Одновременно его рука потянулась к лежащему в кармане брюк пистолету. Если шорох производил человек, то будет весьма полезно узнать, кто же это.
Слабый луч фонаря не позволил разглядеть детали. В одном углу он заметил темную тень, и свет отразился в паре больших желтых глаз. В следующий момент Святой затворил за собой дверь библиотеки, и это было одним из счастливейших мгновений в его жизни.
Тяжело дыша, он достал сигарету и закурил, не выключая фонаря. Даже если бы это его и выдало, он считал, что нервы надо успокоить. Чем бы ни оказалась эта тень с желтыми глазами, затяжка-другая ему не повредит, да и мозгами следовало пораскинуть, прежде чем выяснять, что же это за тень. Он увидел, что шторы задернуты, включил свет и оглядел комнату.
Последующие события были определены законом средних величин. Если что-нибудь искать, то резонно предположить, что в какой-то момент найдешь то, что ищешь, а Святому достаточно часто приходилось заниматься различными поисками, хотя на этот раз он не знал, что конкретно ищет.
Босой ногой Святой задумчиво ощупал край ковра, уголок которого завернулся, и подумал: "Ничего важного на глазах у слуг оставить нельзя. Сейфа здесь нет. Может, такой же фальшивый книжный шкаф, как и у меня? Но тайник ведь и под полом можно устроить..."
Скатав ковер, он увидел под ним деревянную панель, служившую крышкой люка. Та легко снялась, и под ней обнаружилась поворачивающаяся на шарнирах каменная плита, в которую было вделано железное кольцо – совсем не ржавое! Решительно ухватившись за кольцо, Святой потянул его на себя. Ему пришлось напрячь все силы, но плиту он все же поднял.
Саймон заглянул в темный провал, откуда слышался какой-то шаркающий звук. Он взял фонарь и посветил в яму.
С трехметровой глубины на него смотрело запрокинутое вверх лицо, глаза на котором часто и болезненно мигали даже от слабого света фонаря. Лицо показалось Святому странно знакомым. В следующую секунду он похолодел: он понял, что это лицо Ивара Нордстена.
Закурив очередную сигарету, Святой снова подошел к окну. Рамы были полуоткрыты, и он распахнул их настежь, Высунувшись из окна, чтобы подышать воздухом и полюбоваться видом, Саймон увидел черноволосого человека со шрамом на лице, который вышел из-за угла дома и посмотрел вверх. Святой едва подавил желание приветственно помахать ему, а человек медленно прошел под окно и остановился, пристально разглядывая цветочную клумбу. Святой так и не успел до конца осознать значение этого факта. За его спиной открылась дверь, и на пороге возник дворецкий.
– Вам что-нибудь нужно, мистер Викери?
Саймон повернулся, оперся на подоконник и спросил:
– А откуда вы узнали?
– Мне показалось, что вы ходите по комнате, сэр.
– Я действительно подходил к двери, – утвердительно кивнул Святой, – но она была заперта.
– Дверь заперта по приказу мистера Нордстена, сэр, – ответил дворецкий с непроницаемым лицом. – Он не хочет, чтобы в эти комнаты входили другие слуги, кроме меня. Так что вам нужно, сэр?
– У меня кончились сигареты, – небрежно сказал Саймон. – Нельзя ли принести?
Когда дворецкий ушел, Святой внимательно осмотрел рамы и обнаружил крохотные электрические контакты, которые явно приводили в действие сигналы тревоги где-то внутри дома. Он понял, что ни в чем нельзя недооценивать предусмотрительного Нордстена.
В шесть часов снова пришел дворецкий и принес вечерний костюм. Саймон принял душ и переоделся – костюм пришелся как раз впору, – и без четверти семь дворецкий проводил его в библиотеку со всей церемонностью, которая подобает почетному гостю. Нордстен уже был там, и его грудь пересекала лента какого-то иностранного ордена.
– Я очень рад, что Трусанефф угадал ваш размер, – сказал он, с улыбкой поднимаясь навстречу Саймону. – Что будете пить – мартини или херес?
Для Саймона Темплера это был один из самых странных и необычных вечеров в жизни. В огромной, отделанной деревом столовой, освещенной только свечами, он и Нордстен вдвоем сидели за столом, за которым свободно могли уместиться двадцать человек. За спиной каждого неподвижно стоял слуга в парике. Слуга оживал только для того, чтобы предвосхитить малейшее желание сидящего, а потом вновь застывал на месте, как статуя. Дворецкий стоял неподалеку и наблюдал; иногда он одними глазами или движением пальца отдавал приказ, который тут же молча исполнялся. Ужин состоял из шести блюд, и к каждому из них подавалось свое особое вино, разливаемое по торжественному ритуалу официального банкета. Не обращая внимания на то, что слова его эхом отдавались в огромном пустом зале, Нордстен вел разговор так, как если бы все места за столом были заняты, и Саймону пришлось признать, что тот отлично умеет вести беседу. И тем не менее Нордстен не сказал ничего, что дало бы Святому хоть какую-то дополнительную информацию.
– Я всегда считал и считаю, что выживает только сильнейший. – Это было единственное стоящее внимания замечание Нордстена. – Бизнесменов часто осуждают за то, что они используют "острые" методы; но, в конце концов, крупномасштабная финансовая деятельность в некотором смысле сродни войне, а на войне следует применять самое эффективное оружие, не принимая во внимание чувства противника.
Но когда Саймон вернулся в свою комнату (куда дворецкий проводил его под предлогом того, что надо выяснить, не хочет ли он заказать что-нибудь особенное к завтраку), он понял, что все же кое-что выяснил. Вывод заключался в следующем: человек, способный оказать поистине королевский прием какому-то совершенно ординарному гостю и абсолютно уверенный в том, что выживает только сильнейший, легко найдет любые средства, которые помогут ему достичь единственной цели – власти.
Святой рассеянно снял туфли, галстук и накрахмаленную рубашку. Как бы там ни было, но ужин только подтвердил его догадку о том, что ему уготована роль предназначенного на заклание тельца, а эта перспектива никак не вписывалась в рамки его темперамента. Ночь стояла душная, и Святой, раздевшись, босиком прошелся по комнате с сигаретой в зубах и обнаружил, что ступает по ковру совершенно бесшумно. Он взял со стула белый жилет, в кармане которого лежал набор отмычек, предусмотрительно захваченный им, когда он выходил из дома, со смутной надеждой на возможность обследовать жилище Нордстена. Отмычки Святой благоразумно переложил в карман жилета, когда переодевался к ужину.
Саймон подождал, пока под дверью не исчезнет полоска просачивавшегося из коридора света. Выждав еще с полчаса, он принялся за дверной замок. Он понимал, что дверь может быть оборудована такой же электрической сигнализацией, как и окна, но все же решил рискнуть, тем более что несколько бокалов отличного портвейна в конце ужина и двенадцать часов вынужденного бездействия сделали его слегка безрассудным. Время от времени Святой неподвижно замирал и даже задерживал дыхание, прислушиваясь к малейшим звукам, которые могли выдать делающего обход охранника, но ничего не было слышно. В конце концов он справился с замком, бесшумно отворил дверь и выскользнул в темноту и тишину дома.
Из маленького фонарика в руке Святого вырвался едва заметный тонкий луч света, обежал стены и двери и вновь погас. Саймону было достаточно беглого взгляда, чтобы запомнить дорогу, и он тут же, как призрак, растворился в темноте.
Его целью было попасть в библиотеку. Если в этом доме и было что-то интересное, то самое подходящее место для начала поисков – именно библиотека. Саймон был неисправимым оптимистом.
Дойдя до лестничной площадки, он остановился и прислушался. Сквозь стеклянную дверь кабинета просачивался очень слабый свет, едва-едва разгонявший темноту только до середины лестничного пролета. Своим острым обонянием Святой ощутил какой-то странный тяжеловатый запах. Принюхиваясь, он постоял некоторое время, но этот запах ему ничего не напомнил, поэтому он слегка пожал плечами и осторожно двинулся вперед.
И тут Саймон услышал шорох. Звук был совершенно необычным: словно по паркету легчайшими шагами двигался некто, обутый в подбитые гвоздями ботинки. Этот некто сделал один-два шага, остановился, вновь шагнул, и тут наступила тишина.
Саймон стоял в темноте совершенно неподвижно и, казалось, слышал, как по жилам течет кровь. Он подумал, что в такую ночь дом Ивара Нордстена – не самое уютное место на земле. Перед его мысленным взором мелькнула уже разобранная очень удобная кровать в очень удобной спальне, и он подумал о том, что надо было сразу лечь спать. Шорох не повторялся, и Саймон, внутренне усмехаясь, двинулся дальше. Как же он что-нибудь найдет, если даже мышиная возня так его пугает?
Наконец он спустился с лестницы в холл. Света из окна на площадку падало очень мало, но фонарем все же можно было не пользоваться. Он подошел к двери библиотеки, осторожно повернул ручку и снова услышал тот самый шорох.
Молниеносно обернувшись, Святой направил луч фонаря на источник звука. Это была чисто нервная реакция, но он ничего не мог с собой поделать. Одновременно его рука потянулась к лежащему в кармане брюк пистолету. Если шорох производил человек, то будет весьма полезно узнать, кто же это.
Слабый луч фонаря не позволил разглядеть детали. В одном углу он заметил темную тень, и свет отразился в паре больших желтых глаз. В следующий момент Святой затворил за собой дверь библиотеки, и это было одним из счастливейших мгновений в его жизни.
Тяжело дыша, он достал сигарету и закурил, не выключая фонаря. Даже если бы это его и выдало, он считал, что нервы надо успокоить. Чем бы ни оказалась эта тень с желтыми глазами, затяжка-другая ему не повредит, да и мозгами следовало пораскинуть, прежде чем выяснять, что же это за тень. Он увидел, что шторы задернуты, включил свет и оглядел комнату.
Последующие события были определены законом средних величин. Если что-нибудь искать, то резонно предположить, что в какой-то момент найдешь то, что ищешь, а Святому достаточно часто приходилось заниматься различными поисками, хотя на этот раз он не знал, что конкретно ищет.
Босой ногой Святой задумчиво ощупал край ковра, уголок которого завернулся, и подумал: "Ничего важного на глазах у слуг оставить нельзя. Сейфа здесь нет. Может, такой же фальшивый книжный шкаф, как и у меня? Но тайник ведь и под полом можно устроить..."
Скатав ковер, он увидел под ним деревянную панель, служившую крышкой люка. Та легко снялась, и под ней обнаружилась поворачивающаяся на шарнирах каменная плита, в которую было вделано железное кольцо – совсем не ржавое! Решительно ухватившись за кольцо, Святой потянул его на себя. Ему пришлось напрячь все силы, но плиту он все же поднял.
Саймон заглянул в темный провал, откуда слышался какой-то шаркающий звук. Он взял фонарь и посветил в яму.
С трехметровой глубины на него смотрело запрокинутое вверх лицо, глаза на котором часто и болезненно мигали даже от слабого света фонаря. Лицо показалось Святому странно знакомым. В следующую секунду он похолодел: он понял, что это лицо Ивара Нордстена.
Глава 7
Но лицо все же было несколько другим – нос был чуть меньше, цвет лица имел желтоватый нездоровый оттенок, а глаза были более тусклыми, чем у финансиста, но все же оно было узнаваемо. Святой испытал такой шок, что не сразу нашел в себе силы заговорить.
– Привет, красавчик, – вымолвил он наконец. – И кто же ты такой?
– Ладно! – ответил человек странным хриплым шепотом. – Сейчас я к этому уже привык. Ты не сумеешь заставить меня страдать еще больше.
– Да кто ты такой? – снова спросил Святой.
– Я – это ты! – хрипло произнес человек. – Теперь я знаю. Я все обдумал. Я – это ты, Нордстен!
Нервы Святого уже успокоились. Последний шок был той гомеопатической дозой, которая ему и требовалась. Саймон уже понял, что события приняли совершенно неожиданный оборот, и ему было любопытно узнать, чем же они закончатся.
– Я же хочу помочь тебе, глупец, – сказал он. – Расскажи дяде, в чем дело.
Человек внизу рассмеялся ужасным дребезжащим смехом, от которого у Святого по спине побежали мурашки, несмотря на то, что нервы уже успокоились.
– Помочь мне! Ха-ха! Это смешно. Помочь мне, как ты помогал последние два года. Помочь мне выжить, чтобы я мог умереть в нужный момент! Я знаю! Ха-ха-ха! – Голос человека вновь упал до шепота. – Помочь мне... Сколько еще ждать? Сколько?
– Послушайте, – начал Святой, – я же...
Он резко замолчал, поскольку услышал тот самый царапающий шорох у двери библиотеки, как будто в нее кто-то скребся. Саймон прислушался, стараясь понять, что же это за странный звук. И тут совершенно внезапно, разорвав тишину дома, раздался леденящий сердце прерывистый вой. Взглянув в люк, Саймон увидел, что лицо похожего на Нордстена человека побелело, а глаза расширились.
– Нет-нет-нет! – завопил человек. – Не сейчас! Не сейчас! Я не хочу! Я еще не готов! Я не...
Волосы Саймона встали дыбом. Глаза его сузились, он вскочил с колен и вновь поднял тяжелую крышку люка.
– Увидимся позже, – бросил он и быстро закрыл люк.
Саймон поставил на место деревянную панель и раскатал по полу ковер, чтобы скрыть следы осмотра. Как ни любопытно ему было узнать о том человеке побольше, в первую очередь следовало разобраться с царапающейся желтоглазой тенью. Тот ужасный вой наверняка перебудил всех в доме, и если его здесь обнаружат, то дело плохо. Как бы там ни было, он предпочитал встретиться с той воющей опасностью лицом к лицу. Никто не знает, чего ему стоило открыть дверь, но все же он ее открыл и бестрепетно ждал своей судьбы.
Мимо него пролетело что-то мягкое, но тяжелое, и приземлилось на паркет в центре комнаты с тем же скрежещущим звуком. До Святого вновь донесся странный запах – мускусный запах животного. В полной темноте он услышал, как когти зверя стучали по полированному дубу паркета, и инстинктивно нанес удар босой ногой. Пальцы ноги попали во что-то меховое и мускулистое, и вторично раздался тот ужасный дьявольский вой.
Саймон вскинул пистолет, однако выстрелить не успел – что-то горячее полоснуло его по руке, и пистолет отлетел в сторону. Он почувствовал на лице зловонное дыхание и ударил кулаком во что-то мягкое и влажное, но тут рычащий и царапающийся зверь повалил его.
Святой совершенно случайно схватил зверя за горло, и эта секундная передышка спасла его от более серьезных увечий.
– Шеба!
В холле вспыхнул свет и послышались бегущие шаги, которые Святой был просто счастлив услышать. Свистнул бич, и сидевшая на Саймоне огромная черная пантера отскочила, оскалив клыки. Саймон воспользовался этим и откатился в сторону быстрее любого акробата.
– Назад! – яростно крикнул Нордстен и вновь вытянул пантеру бичом.
Саймон раньше никогда не видел такого проявления абсолютного бесстрашия. Нордстен просто шаг за шагом двигался вперед и непрерывно хлестал бичом отступающую пантеру. Совершенно очевидно, что зверь был диким и приручить его даже и не пытались. Нордстен одолевал пантеру только собственной первобытной жестокостью. Глаза зверя горели вполне осознанной яростью, и она, рыча, пыталась ухватить бич когтями или зубами, по все же отступала. Лицо Нордстена налилось кровью, и на нем не было ни жалости, ни страха. Он загнал зверя в дальний угол холла, хлестнул его еще десяток раз и повернулся к пантере спиной. Она припала к полу, и в горле ее клокотало яростное глухое рычание.
– Вам повезло, Викери, что вы еще живы, – резко сказал Нордстен, скрутив бич кольцами. Одет он был в пижаму и халат, но даже и в таком виде производил сильное впечатление. Святой согласно кивнул и приложил платок к глубокой царапине на руке.
– Я и сам так подумал, – ответил он. – А еще такие симпатичные мирные зверюшки в доме есть?
– Что вы здесь делали? – спросил Нордстен, и Саймон вспомнил, что все еще должен играть роль Тима Викери.
– Мне просто захотелось выпить, – объяснил он. – Я думал, чтовсе слуги в это время уже спят, поэтому звонить не стал, а спустился вниз посмотреть, не найдется ли чего-нибудь здесь. Я не успел и до половины лестницы дойти, как эта кошка кинулась за мной...
Нордстен глянул влево, и Саймон увидел, что на лестнице на безопасном расстоянии стоит дворецкий с револьвером в руках.
– Вы что, Трусанефф, забыли запереть дверь? – холодно спросил Нордстен.
– Нет, сэр, – ответил тот, облизнув губы.
– Во всяком случае, дверь не была заперта, – прервал его Святой.
Нордстен взглянул на дворецкого, потом на Саймона. Саймон встретил его взгляд с хорошо разыгранным искренним недоумением. Нордстен повернулся и, включив свет, прошел мимо него в библиотеку. Увидев на ковре посреди пола пистолет, он поднял его.
– Это ваш?
– Мой, – слегка смущенно мигнул Саймон. – Я сейчас всегда ношу его с собой и... В общем, когда эта зверюга...
– Понятно, – коротко кивнул Нордстен и взглянул на руку Святого. – Рану надо перевязать. Трусанефф этим займется. Прошу прощения.
Слова эти означали, что эпизод исчерпан. Нордстен закрыл за собой дверь библиотеки.
– Сюда, пожалуйста, мистер Викери, – произнес дворецкий, не покидая своего безопасного места на лестнице.
Саймон достал портсигар и задумчиво пересек холл. Через приоткрытую дверь он заметил лицо человека со шрамом, которого видел раньше под своим окном. Пантера сидела в углу, куда загнал ее Нордстен, и хлестала себя хвостом по бокам.
"Очень волнующее завершение такого приятного светского вечера, – подумал Святой. – Если это завершение". Он вдруг вспомнил, что Нордстен так и не вернул ему пистолет, а это было совсем нехорошо. Вспомнил он и то, что вечером ему должны были позвонить Аннет или Патриция, но никто ничего ему об этом не сказал. Но тут мог помещать Тил: насколько Саймон знал, детективу пока не было известно о его последнем приобретении недвижимости. Покупка не была тайной, и Тил по прошествии некоторого времени мог запросто дознаться про нее. Возможно, девушки и звонили, а Нордстен или кто-то из слуг просто не позвал его к телефону. Скорее всего, так оно и было, ибо ему разрешили написать письмо, которое, без сомнения, было перед отправкой прочитано. Саймон проникался все большим уважением к предусмотрительности Ивара Нордстена.
– Викери, – послышался голос. Святой остановился и увидел финансиста у подножия лестницы. – Если ваша рука может еще потерпеть, я хотел бы переговорить с вами.
– Конечно, – отозвался Саймон, прекрасно понимая, что о его руке Нордстен заботится меньше всего. Он спустился по лестнице и снова прошел через холл, а дворецкий остался на лестничной площадке.
Когда Святой вошел в библиотеку, Нордстен стоял у стола, а пантера сидела у его ног. Ковер был скатан, открывая люк. Нордстен держал пистолет Саймона, и тот понял, что проявил чрезвычайную неосторожность, но на лице изобразил только искреннее удивление.
– Вы мне сказали, что Шеба погналась за вами, когда вы были на лестнице, и что вы попытались укрыться здесь, – каким-то неестественным шепотом произнес Нордстен.
– Совершенно верно, – ответил Саймон.
– Тогда как же вы объясните вот это? – Нордстен бичом указал на пол, и Саймон увидел рядом с люком окурок той самой сигареты, которую он закурил, чтобы успокоить нервы. Когда раздался тот демонический вой, он машинально затоптал окурок.
– Я вас не понимаю, – прикинулся удивленным Святой.
Финансист глядел на него в упор.
– Никто из моих слуг не курит, а я сам курю только сигары.
– Я все равно не понимаю, о чем вы меня спрашиваете.
– Вас действительно зовут Викери?
– Конечно!
– Вы лжете, – абсолютно спокойно констатировал Нордстен.
Саймон не ответил, потому что отвечать было нечего. Но он ничего и не признал, продолжая глядеть на Нордстена с разинутым ртом, как реальный Тим Викери. Он продолжал блефовать автоматически, хотя уже понял, что его обман давно раскрыт. Сейчас это уже не имело значения.
Святого удивляло только абсолютное самообладание Нордстена. Он ожидал заметить хоть какие-то эмоции – беспокойство, страх, гнев или ярость, но ничего этого не было. Финансист был спокоен, как скала. Казалось, что перед ним возникло препятствие, какие то и дело попадаются в обычных делах, что он это препятствие предвидел и даже набросал предварительный план, как его преодолеть, а теперь просто продумывал детали этого плана, чтобы избежать ошибок. И Саймон Темплер, вспомнив полусумасшедшего человека в яме под полом, начал подозревать, что так оно и есть.
– Привет, красавчик, – вымолвил он наконец. – И кто же ты такой?
– Ладно! – ответил человек странным хриплым шепотом. – Сейчас я к этому уже привык. Ты не сумеешь заставить меня страдать еще больше.
– Да кто ты такой? – снова спросил Святой.
– Я – это ты! – хрипло произнес человек. – Теперь я знаю. Я все обдумал. Я – это ты, Нордстен!
Нервы Святого уже успокоились. Последний шок был той гомеопатической дозой, которая ему и требовалась. Саймон уже понял, что события приняли совершенно неожиданный оборот, и ему было любопытно узнать, чем же они закончатся.
– Я же хочу помочь тебе, глупец, – сказал он. – Расскажи дяде, в чем дело.
Человек внизу рассмеялся ужасным дребезжащим смехом, от которого у Святого по спине побежали мурашки, несмотря на то, что нервы уже успокоились.
– Помочь мне! Ха-ха! Это смешно. Помочь мне, как ты помогал последние два года. Помочь мне выжить, чтобы я мог умереть в нужный момент! Я знаю! Ха-ха-ха! – Голос человека вновь упал до шепота. – Помочь мне... Сколько еще ждать? Сколько?
– Послушайте, – начал Святой, – я же...
Он резко замолчал, поскольку услышал тот самый царапающий шорох у двери библиотеки, как будто в нее кто-то скребся. Саймон прислушался, стараясь понять, что же это за странный звук. И тут совершенно внезапно, разорвав тишину дома, раздался леденящий сердце прерывистый вой. Взглянув в люк, Саймон увидел, что лицо похожего на Нордстена человека побелело, а глаза расширились.
– Нет-нет-нет! – завопил человек. – Не сейчас! Не сейчас! Я не хочу! Я еще не готов! Я не...
Волосы Саймона встали дыбом. Глаза его сузились, он вскочил с колен и вновь поднял тяжелую крышку люка.
– Увидимся позже, – бросил он и быстро закрыл люк.
Саймон поставил на место деревянную панель и раскатал по полу ковер, чтобы скрыть следы осмотра. Как ни любопытно ему было узнать о том человеке побольше, в первую очередь следовало разобраться с царапающейся желтоглазой тенью. Тот ужасный вой наверняка перебудил всех в доме, и если его здесь обнаружат, то дело плохо. Как бы там ни было, он предпочитал встретиться с той воющей опасностью лицом к лицу. Никто не знает, чего ему стоило открыть дверь, но все же он ее открыл и бестрепетно ждал своей судьбы.
Мимо него пролетело что-то мягкое, но тяжелое, и приземлилось на паркет в центре комнаты с тем же скрежещущим звуком. До Святого вновь донесся странный запах – мускусный запах животного. В полной темноте он услышал, как когти зверя стучали по полированному дубу паркета, и инстинктивно нанес удар босой ногой. Пальцы ноги попали во что-то меховое и мускулистое, и вторично раздался тот ужасный дьявольский вой.
Саймон вскинул пистолет, однако выстрелить не успел – что-то горячее полоснуло его по руке, и пистолет отлетел в сторону. Он почувствовал на лице зловонное дыхание и ударил кулаком во что-то мягкое и влажное, но тут рычащий и царапающийся зверь повалил его.
Святой совершенно случайно схватил зверя за горло, и эта секундная передышка спасла его от более серьезных увечий.
– Шеба!
В холле вспыхнул свет и послышались бегущие шаги, которые Святой был просто счастлив услышать. Свистнул бич, и сидевшая на Саймоне огромная черная пантера отскочила, оскалив клыки. Саймон воспользовался этим и откатился в сторону быстрее любого акробата.
– Назад! – яростно крикнул Нордстен и вновь вытянул пантеру бичом.
Саймон раньше никогда не видел такого проявления абсолютного бесстрашия. Нордстен просто шаг за шагом двигался вперед и непрерывно хлестал бичом отступающую пантеру. Совершенно очевидно, что зверь был диким и приручить его даже и не пытались. Нордстен одолевал пантеру только собственной первобытной жестокостью. Глаза зверя горели вполне осознанной яростью, и она, рыча, пыталась ухватить бич когтями или зубами, по все же отступала. Лицо Нордстена налилось кровью, и на нем не было ни жалости, ни страха. Он загнал зверя в дальний угол холла, хлестнул его еще десяток раз и повернулся к пантере спиной. Она припала к полу, и в горле ее клокотало яростное глухое рычание.
– Вам повезло, Викери, что вы еще живы, – резко сказал Нордстен, скрутив бич кольцами. Одет он был в пижаму и халат, но даже и в таком виде производил сильное впечатление. Святой согласно кивнул и приложил платок к глубокой царапине на руке.
– Я и сам так подумал, – ответил он. – А еще такие симпатичные мирные зверюшки в доме есть?
– Что вы здесь делали? – спросил Нордстен, и Саймон вспомнил, что все еще должен играть роль Тима Викери.
– Мне просто захотелось выпить, – объяснил он. – Я думал, чтовсе слуги в это время уже спят, поэтому звонить не стал, а спустился вниз посмотреть, не найдется ли чего-нибудь здесь. Я не успел и до половины лестницы дойти, как эта кошка кинулась за мной...
Нордстен глянул влево, и Саймон увидел, что на лестнице на безопасном расстоянии стоит дворецкий с револьвером в руках.
– Вы что, Трусанефф, забыли запереть дверь? – холодно спросил Нордстен.
– Нет, сэр, – ответил тот, облизнув губы.
– Во всяком случае, дверь не была заперта, – прервал его Святой.
Нордстен взглянул на дворецкого, потом на Саймона. Саймон встретил его взгляд с хорошо разыгранным искренним недоумением. Нордстен повернулся и, включив свет, прошел мимо него в библиотеку. Увидев на ковре посреди пола пистолет, он поднял его.
– Это ваш?
– Мой, – слегка смущенно мигнул Саймон. – Я сейчас всегда ношу его с собой и... В общем, когда эта зверюга...
– Понятно, – коротко кивнул Нордстен и взглянул на руку Святого. – Рану надо перевязать. Трусанефф этим займется. Прошу прощения.
Слова эти означали, что эпизод исчерпан. Нордстен закрыл за собой дверь библиотеки.
– Сюда, пожалуйста, мистер Викери, – произнес дворецкий, не покидая своего безопасного места на лестнице.
Саймон достал портсигар и задумчиво пересек холл. Через приоткрытую дверь он заметил лицо человека со шрамом, которого видел раньше под своим окном. Пантера сидела в углу, куда загнал ее Нордстен, и хлестала себя хвостом по бокам.
"Очень волнующее завершение такого приятного светского вечера, – подумал Святой. – Если это завершение". Он вдруг вспомнил, что Нордстен так и не вернул ему пистолет, а это было совсем нехорошо. Вспомнил он и то, что вечером ему должны были позвонить Аннет или Патриция, но никто ничего ему об этом не сказал. Но тут мог помещать Тил: насколько Саймон знал, детективу пока не было известно о его последнем приобретении недвижимости. Покупка не была тайной, и Тил по прошествии некоторого времени мог запросто дознаться про нее. Возможно, девушки и звонили, а Нордстен или кто-то из слуг просто не позвал его к телефону. Скорее всего, так оно и было, ибо ему разрешили написать письмо, которое, без сомнения, было перед отправкой прочитано. Саймон проникался все большим уважением к предусмотрительности Ивара Нордстена.
– Викери, – послышался голос. Святой остановился и увидел финансиста у подножия лестницы. – Если ваша рука может еще потерпеть, я хотел бы переговорить с вами.
– Конечно, – отозвался Саймон, прекрасно понимая, что о его руке Нордстен заботится меньше всего. Он спустился по лестнице и снова прошел через холл, а дворецкий остался на лестничной площадке.
Когда Святой вошел в библиотеку, Нордстен стоял у стола, а пантера сидела у его ног. Ковер был скатан, открывая люк. Нордстен держал пистолет Саймона, и тот понял, что проявил чрезвычайную неосторожность, но на лице изобразил только искреннее удивление.
– Вы мне сказали, что Шеба погналась за вами, когда вы были на лестнице, и что вы попытались укрыться здесь, – каким-то неестественным шепотом произнес Нордстен.
– Совершенно верно, – ответил Саймон.
– Тогда как же вы объясните вот это? – Нордстен бичом указал на пол, и Саймон увидел рядом с люком окурок той самой сигареты, которую он закурил, чтобы успокоить нервы. Когда раздался тот демонический вой, он машинально затоптал окурок.
– Я вас не понимаю, – прикинулся удивленным Святой.
Финансист глядел на него в упор.
– Никто из моих слуг не курит, а я сам курю только сигары.
– Я все равно не понимаю, о чем вы меня спрашиваете.
– Вас действительно зовут Викери?
– Конечно!
– Вы лжете, – абсолютно спокойно констатировал Нордстен.
Саймон не ответил, потому что отвечать было нечего. Но он ничего и не признал, продолжая глядеть на Нордстена с разинутым ртом, как реальный Тим Викери. Он продолжал блефовать автоматически, хотя уже понял, что его обман давно раскрыт. Сейчас это уже не имело значения.
Святого удивляло только абсолютное самообладание Нордстена. Он ожидал заметить хоть какие-то эмоции – беспокойство, страх, гнев или ярость, но ничего этого не было. Финансист был спокоен, как скала. Казалось, что перед ним возникло препятствие, какие то и дело попадаются в обычных делах, что он это препятствие предвидел и даже набросал предварительный план, как его преодолеть, а теперь просто продумывал детали этого плана, чтобы избежать ошибок. И Саймон Темплер, вспомнив полусумасшедшего человека в яме под полом, начал подозревать, что так оно и есть.