– А теперь понимаете?
– Кое-что, – беспомощно пожала она плечами. – Но и сейчас я не знаю, зачем вам было беспокоиться и выручать меня.
– Это долгая история, – весело отозвался Саймон. – Когда-нибудь спросите старшего инспектора Тила – он многое сможет вам рассказать. Но если вы думаете, что чем-то мне обязаны, то... вы совершенно правы.
Он снова заметил мелькнувший в глазах девушки страх, Саймон понимал, что боится она не его – на это не было причин. Но все же она чего-то боялась.
– Вы... вы убиваете людей, да? – после долгой паузы спросила Аннет.
Вопрос прозвучал так удивительно наивно, что Саймон хотел расхохотаться, но что-то его удержало. С непроницаемым лицом Святой затянулся сигаретой.
– Иногда даже до смерти, – признался он, и в глазах его мелькнула едва заметная насмешка. – А что, вам надо кого-нибудь убрать? Если у меня не будет времени, этим может заняться Попрыгунчик Униац, который копается сейчас на кухне.
– А за что вы их убиваете?
– Прейскурант у нас довольно гибкий, – ответил Саймон, стараясь сохранить серьезный вид. – Иногда бесплатно. Но в большинстве случаев мы берем в зависимости от роста...
– Я не это имела в виду. – Девушка курила короткими нервными затяжками, и руки ее все еще дрожали. – Я имею в виду, если... в общем, если это неплохой человек, который просто оступился и попал в дурную компанию...
– Вы все излагаете очень мило, – ответил, вставая, Саймон, – но я точно знаю, что вы хотели сказать. Вы наслушались про меня страшных историй. Так вот, детка, как насчет того, чтобы испытать свой собственный здравый смысл? Я только что вытащил вас прямо из когтей полиции. Вас уже ищут, и еще до утра к этим поискам присоединятся все постовые полицейские Лондона. Если бы я хотел нажать на вас, то мне не понадобился бы и допрос третьей степени: я бы вам просто пообещал, что выставлю вас за дверь, если вы откажетесь говорить. Но ведь я этого не сделал, не так ли? – снова улыбнулся Святой, а такая улыбка пробивала броню даже светских женщин, которые таяли, как воск. – Но я действительно хочу, чтобы вы все рассказали. Так что выкладывайте, в чем дело.
Аннет помолчала, стряхивая с сигареты пепел, а потом сделала какой-то беспомощный жест:
– Я не знаю.
При этом она встретилась со Святым взглядом, и он понял, что она вовсе не желает просто потянуть время. Теперь он ждал с неподдельной серьезностью, и она, наконец, заговорила:
– Попавший в дурную компанию человек – мой брат. Но, честное слово, он действительно неплохой парень. Я не знаю, что с ним произошло. Ему не нужно было никого обманывать: он слишком умен. Даже когда он был еще маленьким и учился в школе, он уже чертил и рисовал как настоящий художник. Все говорили, что у него блестящее будущее. Когда брату исполнилось девятнадцать, он поступил в художественную школу. Даже профессора считали, что он гений. Он стал выпивать и плохо себя вести, но это все потому, что был молодой. Я ведь на целых полтора года старше его. И мне не нравились некоторые его приятели. Тот человек, которого... арестовали вместе со мной... был одним из них.
– И как же его зовут? – спросил Святой.
– Джарвинг, Кеннет Джарвинг... Думаю, он всегда льстил Тиму, заставляя того чувствовать себя настоящим взрослым человеком. Мне он не нравился. Он даже хотел сделать меня своей любовницей. Но он стал лучшим другом Тима, а потом... потом Тима арестовали как фальшивомонетчика. И оказалось, что Джарвинг все время знал об этом. Он был главарем банды, для которой Тим и изготовлял фальшивые деньги. Но полиция до него не добралась.
– Очаровательный парень, – задумчиво сказал Святой.
Тут вошел Попрыгунчик с кофе, открыл рот, чтобы сказать что-то веселое, но, почувствовав атмосферу разговора, передумал. Он даже стоял-то на одной ноге, открыв рот для будущих слов и почесывая правое ухо. Аннет Викери продолжала говорить, не обращая на него внимания.
– И Тима, конечно, посадили в тюрьму. Думаю, судьи не хотели его сурово наказывать и дали ему всего восемнадцать месяцев. Они сказали, что, очевидно, Тим был жертвой кого-то постарше и неопытнее. Его, наверное, вовсе бы не посадили, если бы он выдал Джарвинга – тот-то и был нужен полиции. Но Тим этого не сделал. Он даже поклялся, что никогда мне не простит, если я что-нибудь расскажу. Не надо было мне, наверное, его слушать. Но он так настаивал! Я просто испугалась. Я же не знала, что могут с Тимом сделать другие члены банды, если бы он их выдал. И я... я ничего не сказала. Вот так Тим и попал в тюрьму.
– Когда это было?
– Тим вышел всего три недели назад. Ему уменьшили срок за примерное поведение. Только я знала, когда его выпустят. Джарвинг пытался заставить меня сказать ему, ло я наотрез отказалась. Я хотела уберечь от него Тима. Да Тим и сам сказал, что больше не хочет с ним связываться. Через Общество содействия бывшим заключенным он получил работу в типографии в Далвиче, а в свободное время снова собирался заняться живописью и вообще зажить нормальной жизнью. Я в это поверила, верю и сейчас. Но... тот фунт, ну, который вы разменяли... был из тех денег, что он дал мне только вчера, сказав, что возвращает долг. Он сказал, что продал несколько карикатур в какой-то журнал.
Святой, кивнув, положил сигарету и взял кофейник.
– Понятно. Но все это пока не объясняет, почему вы пошли в Барньярд-клуб и за что вас арестовала полиция.
– Этого я тоже не понимаю. Я просто постаралась рассказать вам все то, что произошло. Джарвинг позвонил мне и хотел назначить встречу. Под разными предлогами я отказывалась, потому что не хотела его видеть. Тогда он пригрозил, что у Тима будут неприятности, если я не приду, и добавил, что будет ждать меня в Барньярд-клубе. Пришлось идти.
– И что же сказал вам Джарвинг?
– Он только начал говорить, и тут появилась полиция. Он хотел знать, где можно найти Тима. Я не хотела говорить, но он заявил: "Послушай, я не хочу снова устраивать неприятности твоему братцу. Я к этому никакого отношения не имею. С ним хочет встретиться кое-кто еще". Я опять ему не поверила. Тогда он дал мне имя и адрес этого человека, чтобы я сама передала их Тиму, а Тим может отправляться туда один. Еще он сказал, что Тиму все равно придется пойти к этому человеку.
– Он записал вам имя и адрес?
– Да, на клочке бумаги, прямо перед тем, как...
– Эта записка у вас с собой?
Девушка открыла сумочку и достала клочок, оторванный от меню. Саймон прочитал написанное.
В то же мгновение, как от бесшумного взрыва, бомбы, пропали и его добродушная насмешливость, и расслабленное терпеливое спокойствие, с которыми он слушал ее рассказ.
– Вот эта записка? – спросил Святой, и девушка увидела его ясные синие глаза, глядевшие ей в лицо без всякого намека на издевку или несерьезность.
– Эта самая, – неуверенно ответила она. – Но я никогда раньше не слышала этого имени...
– Зато я слышал.
Святой опять улыбался. С момента своей последней проделки он топтался на месте, ожидая, подобно художнику, прилива вдохновения. Но теперь он знал, что нужно делать. Он снова взглянул на клочок бумаги, который благосклонная судьба бросила ему в руки. Там было написано: "Ивар Нордстен, Хок-Лодж, Сент-Джордж-хилл, Уэйбридж".
– Хотелось бы знать, почему один из богатейших людей Европы так сильно желает встретиться с вашим братом, – сказал Саймон. – И еще я думаю, что вашему брату придется пойти на эту встречу.
– Но... – Глаза девушки вновь наполнились испугом.
Святой засмеялся и отрицательно качнул головой. Он показал на Попрыгунчика, который перенес тяжесть тела на другую ногу и почесывал теперь уже левое ухо.
– Вот это, дорогая, и есть ваш братец. Может, у него и нет художественного дарования настоящего Тимоти, но, как я уже говорил, это очень полезный человек в любых неприятностях. Я одолжу его вам бесплатно. Что скажешь, Попрыгунчик?
– Черт меня побери, – только и ответил мистер Униац.
Глава 4
Глава 5
– Кое-что, – беспомощно пожала она плечами. – Но и сейчас я не знаю, зачем вам было беспокоиться и выручать меня.
– Это долгая история, – весело отозвался Саймон. – Когда-нибудь спросите старшего инспектора Тила – он многое сможет вам рассказать. Но если вы думаете, что чем-то мне обязаны, то... вы совершенно правы.
Он снова заметил мелькнувший в глазах девушки страх, Саймон понимал, что боится она не его – на это не было причин. Но все же она чего-то боялась.
– Вы... вы убиваете людей, да? – после долгой паузы спросила Аннет.
Вопрос прозвучал так удивительно наивно, что Саймон хотел расхохотаться, но что-то его удержало. С непроницаемым лицом Святой затянулся сигаретой.
– Иногда даже до смерти, – признался он, и в глазах его мелькнула едва заметная насмешка. – А что, вам надо кого-нибудь убрать? Если у меня не будет времени, этим может заняться Попрыгунчик Униац, который копается сейчас на кухне.
– А за что вы их убиваете?
– Прейскурант у нас довольно гибкий, – ответил Саймон, стараясь сохранить серьезный вид. – Иногда бесплатно. Но в большинстве случаев мы берем в зависимости от роста...
– Я не это имела в виду. – Девушка курила короткими нервными затяжками, и руки ее все еще дрожали. – Я имею в виду, если... в общем, если это неплохой человек, который просто оступился и попал в дурную компанию...
– Вы все излагаете очень мило, – ответил, вставая, Саймон, – но я точно знаю, что вы хотели сказать. Вы наслушались про меня страшных историй. Так вот, детка, как насчет того, чтобы испытать свой собственный здравый смысл? Я только что вытащил вас прямо из когтей полиции. Вас уже ищут, и еще до утра к этим поискам присоединятся все постовые полицейские Лондона. Если бы я хотел нажать на вас, то мне не понадобился бы и допрос третьей степени: я бы вам просто пообещал, что выставлю вас за дверь, если вы откажетесь говорить. Но ведь я этого не сделал, не так ли? – снова улыбнулся Святой, а такая улыбка пробивала броню даже светских женщин, которые таяли, как воск. – Но я действительно хочу, чтобы вы все рассказали. Так что выкладывайте, в чем дело.
Аннет помолчала, стряхивая с сигареты пепел, а потом сделала какой-то беспомощный жест:
– Я не знаю.
При этом она встретилась со Святым взглядом, и он понял, что она вовсе не желает просто потянуть время. Теперь он ждал с неподдельной серьезностью, и она, наконец, заговорила:
– Попавший в дурную компанию человек – мой брат. Но, честное слово, он действительно неплохой парень. Я не знаю, что с ним произошло. Ему не нужно было никого обманывать: он слишком умен. Даже когда он был еще маленьким и учился в школе, он уже чертил и рисовал как настоящий художник. Все говорили, что у него блестящее будущее. Когда брату исполнилось девятнадцать, он поступил в художественную школу. Даже профессора считали, что он гений. Он стал выпивать и плохо себя вести, но это все потому, что был молодой. Я ведь на целых полтора года старше его. И мне не нравились некоторые его приятели. Тот человек, которого... арестовали вместе со мной... был одним из них.
– И как же его зовут? – спросил Святой.
– Джарвинг, Кеннет Джарвинг... Думаю, он всегда льстил Тиму, заставляя того чувствовать себя настоящим взрослым человеком. Мне он не нравился. Он даже хотел сделать меня своей любовницей. Но он стал лучшим другом Тима, а потом... потом Тима арестовали как фальшивомонетчика. И оказалось, что Джарвинг все время знал об этом. Он был главарем банды, для которой Тим и изготовлял фальшивые деньги. Но полиция до него не добралась.
– Очаровательный парень, – задумчиво сказал Святой.
Тут вошел Попрыгунчик с кофе, открыл рот, чтобы сказать что-то веселое, но, почувствовав атмосферу разговора, передумал. Он даже стоял-то на одной ноге, открыв рот для будущих слов и почесывая правое ухо. Аннет Викери продолжала говорить, не обращая на него внимания.
– И Тима, конечно, посадили в тюрьму. Думаю, судьи не хотели его сурово наказывать и дали ему всего восемнадцать месяцев. Они сказали, что, очевидно, Тим был жертвой кого-то постарше и неопытнее. Его, наверное, вовсе бы не посадили, если бы он выдал Джарвинга – тот-то и был нужен полиции. Но Тим этого не сделал. Он даже поклялся, что никогда мне не простит, если я что-нибудь расскажу. Не надо было мне, наверное, его слушать. Но он так настаивал! Я просто испугалась. Я же не знала, что могут с Тимом сделать другие члены банды, если бы он их выдал. И я... я ничего не сказала. Вот так Тим и попал в тюрьму.
– Когда это было?
– Тим вышел всего три недели назад. Ему уменьшили срок за примерное поведение. Только я знала, когда его выпустят. Джарвинг пытался заставить меня сказать ему, ло я наотрез отказалась. Я хотела уберечь от него Тима. Да Тим и сам сказал, что больше не хочет с ним связываться. Через Общество содействия бывшим заключенным он получил работу в типографии в Далвиче, а в свободное время снова собирался заняться живописью и вообще зажить нормальной жизнью. Я в это поверила, верю и сейчас. Но... тот фунт, ну, который вы разменяли... был из тех денег, что он дал мне только вчера, сказав, что возвращает долг. Он сказал, что продал несколько карикатур в какой-то журнал.
Святой, кивнув, положил сигарету и взял кофейник.
– Понятно. Но все это пока не объясняет, почему вы пошли в Барньярд-клуб и за что вас арестовала полиция.
– Этого я тоже не понимаю. Я просто постаралась рассказать вам все то, что произошло. Джарвинг позвонил мне и хотел назначить встречу. Под разными предлогами я отказывалась, потому что не хотела его видеть. Тогда он пригрозил, что у Тима будут неприятности, если я не приду, и добавил, что будет ждать меня в Барньярд-клубе. Пришлось идти.
– И что же сказал вам Джарвинг?
– Он только начал говорить, и тут появилась полиция. Он хотел знать, где можно найти Тима. Я не хотела говорить, но он заявил: "Послушай, я не хочу снова устраивать неприятности твоему братцу. Я к этому никакого отношения не имею. С ним хочет встретиться кое-кто еще". Я опять ему не поверила. Тогда он дал мне имя и адрес этого человека, чтобы я сама передала их Тиму, а Тим может отправляться туда один. Еще он сказал, что Тиму все равно придется пойти к этому человеку.
– Он записал вам имя и адрес?
– Да, на клочке бумаги, прямо перед тем, как...
– Эта записка у вас с собой?
Девушка открыла сумочку и достала клочок, оторванный от меню. Саймон прочитал написанное.
В то же мгновение, как от бесшумного взрыва, бомбы, пропали и его добродушная насмешливость, и расслабленное терпеливое спокойствие, с которыми он слушал ее рассказ.
– Вот эта записка? – спросил Святой, и девушка увидела его ясные синие глаза, глядевшие ей в лицо без всякого намека на издевку или несерьезность.
– Эта самая, – неуверенно ответила она. – Но я никогда раньше не слышала этого имени...
– Зато я слышал.
Святой опять улыбался. С момента своей последней проделки он топтался на месте, ожидая, подобно художнику, прилива вдохновения. Но теперь он знал, что нужно делать. Он снова взглянул на клочок бумаги, который благосклонная судьба бросила ему в руки. Там было написано: "Ивар Нордстен, Хок-Лодж, Сент-Джордж-хилл, Уэйбридж".
– Хотелось бы знать, почему один из богатейших людей Европы так сильно желает встретиться с вашим братом, – сказал Саймон. – И еще я думаю, что вашему брату придется пойти на эту встречу.
– Но... – Глаза девушки вновь наполнились испугом.
Святой засмеялся и отрицательно качнул головой. Он показал на Попрыгунчика, который перенес тяжесть тела на другую ногу и почесывал теперь уже левое ухо.
– Вот это, дорогая, и есть ваш братец. Может, у него и нет художественного дарования настоящего Тимоти, но, как я уже говорил, это очень полезный человек в любых неприятностях. Я одолжу его вам бесплатно. Что скажешь, Попрыгунчик?
– Черт меня побери, – только и ответил мистер Униац.
Глава 4
Когда Аннет Викери проснулась, солнце уже вовсю светило в окно ее спальни, через которое была видна широкая поляна, кое-где поросшая пробившимися через кустарник соснами и серебристыми березами. Трудно было поверить, что это место находится всего в двадцати милях от Лондона, где прошлой ночью произошло столько удивительных событий и где ее все еще продолжала искать вся полиция.
Приехали они на "иронделе" Святого – совершенно другое дело по сравнению с тем допотопным такси! – после того, как Саймон позвонил в Уэйбридж. Когда они прибыли, дом был освещен, а встретивший их забавный хромой человек, казалось, совсем не удивился тому, что его хозяин приехал в четыре утра, да еще с двумя гостями. На столике их ожидали виски, бутерброды и дымящийся кофейник. Святой усмехнулся.
– Гораций привык ко мне, – объяснил он девушке. – Позвони я и скажи, что приеду с тремя голодными львами и похищенным епископом, он и глазом не моргнет.
Именно Гораций и принес ей чашку чая утром.
– Прекрасный день, мисс, – сказал он.
Поставив чашку на прикроватный столик, он поглядел на Аннет: роскошные моржовые усы никогда не позволяли увидеть его улыбку.
– Ванна для вас готова. – Гораций говорил как с недоученным новобранцем. – А завтрак будет подан через полминуты.
Для Аннет это было всего лишь еще одним маленьким чудом из целого ряда событий, перенесших ее за привычные рамки жизни.
Она вышла к завтраку минут через двадцать. Святой уже пил кофе и читал газету, а Попрыгунчик приканчивал тосты. Саймон положил ей яичницы с ветчиной прямо со сковородки.
– Боюсь, яйца уже жестковаты, – заметил он, – но в этом доме все строго по часам. Когда Гораций говорит, что "завтрак будет готов через полминуты", то он имеет в виду, что завтрак будет подан ровно через тридцать секунд. По нему секундомер можно проверять. Я для вас припрятал тосты, иначе Попрыгунчик слопал бы все. Как вы себя чувствуете?
– Прекрасно, – ответила Аннет и принялась за ветчину и совсем не жесткие, а очень аппетитные яйца. Она вдруг с удивлением поняла, что даже скрывающийся от правосудия человек может с аппетитом завтракать.
Глянув сквозь большие окна, откуда открывался тот же самый вид, что и из ее спальни, девушка спросила:
– Где я? Кажется, все так спрашивают, когда просыпаются.
– Некоторые еще маму зовут. – Святой встал, улыбнулся и вытащил сигарету. – Это Сент-Джордж-хилл, хотя и трудно поверить, что сюда можно от Пиккадилли доехать за полчаса. Я привез вас сюда потому, что нет другого места, где можно совершенно забыть о Лондоне и тем не менее быстро добраться туда, если возникает необходимость. Правда, я пользуюсь этим домом и для других целей. Между прочим, в газете есть новости, которые могут удовлетворить ваше чувство юмора.
Святой передал ей сложенную газету с отчеркнутым нужным местом. Это была коротенькая заметка о том, что детективы Скотланд-Ярда задержали в Барньярд-клубе мужчину и молодую женщину "для допроса".
– Конечно, та часть, где вмешался я, опоздала в этот выпуск, – заметил Святой. – Но я не думаю, что широкая публика еще что-нибудь узнает об этом – по крайней мере сейчас. Если и есть что-то в истории Англии, что Клод Юстас Тил хотел бы скрыть от прессы, так это наша маленькая вчерашняя проделка. Но даже если эта история и просочится в печать – не смертельно: вам только надо представить Нордстену своего брата, а потом вы умываете руки. Если он потом начнет задавать вопросы, Тим тут ни при чем. Правильно, Попрыгунчик?
– Правильно, босс, – энергично закивал тот, – я ничего ни о чем не знаю.
– А как же Джарвинг? – поинтересовалась девушке.
– А Джарвинг в кутузке, – возразил Святой. – Если даже его первым нашел не полицейский, что в тот час было весьма вероятно, то без полицейского наручники не снять. Так что все в порядке.
Аннет закончила завтрак, выпила кофе и закурила предложенную ей сигарету.
– Возьмите себя в руки, детка, – сказал Саймон, – ведь вам скоро начинать.
Сначала она испугалась, ибо поняла, что, как только она покинет этот дом, она вновь превратится в беглянку, хотя в этом дышащем спокойствием месте появление полицейского было маловероятным. Аннет вновь ощутила взгляд синих глаз и улыбнулась.
– Хорошо, Дон Кихот, что надо делать?
– Ваша задача проста. Вам только нужно дойти до Хок-Лодж и представить Попрыгунчика как своего брата. Не думаю, что вас тоже пригласят в дом, поэтому буду ждать за углом, чтобы отвезти вас назад. Остальное – дело Попрыгунчика; то есть если он сумеет вовремя выхватить оружие.
Посмотрев на Униаца, она увидела, как тот молниеносно выхватил пистолет, и она уже смотрела в его дуло.
– Ну что, успею или нет? – возмущенно вопросил Попрыгунчик.
– Я думаю, успеете, – с серьезностью ответила девушка.
– А стрелять можно? – спросил Попрыгунчик, обнажив в улыбке все свои золотые коронки. – Спорим, что вы никогда не видели, как одним выстрелом разбивают сразу две подброшенные тарелки!
– Да видела она, видела, – поспешно сказал Святой, убирая тарелку из-под руки Попрыгунчика. – А теперь убери, ради Бога, пистолет и послушай меня. Ты понял, что тебя зовут Тим Викери?
– Конечно. Меня зовут Тим Викери.
– Ты художник.
– Кто, я? – запротестовал Попрыгунчик. – Вы же знаете, босс, что рисовать я не умею.
– Тебе уметь и не надо, – терпеливо объяснил Святой. – Это просто твоя профессия. Ты воспитывался в Америке, отсюда и акцент, но родился ты в Англии. А месяцев пятнадцать назад...
– Босс, – взмолился Попрыгунчик, – почему я не могу быть бутлегером? Самым знаменитым? Да с таким изумрудом, который вы мне вчера подарили, я бы точно сошел за такого.
– Говорят тебе, что ты художник, – глубоко вздохнув, неумолимо ответил Святой. – В этой истории никаких бутлегеров нет. Итак, месяцев пятнадцать назад тебя арестовали как фальшивомонетчика...
– Босс, – спросил Попрыгунчик, стараясь успеть за ходом мысли Святого, – а чего это вы там толковали насчет художника?
Святой вздохнул и поднялся. Некоторое время он ходил по комнате, покуривая и глядя себе под ноги.
– К чертям собачьим! – воскликнул он. – Тимом Викери буду я!
– Но вы же меня так назвали! – возразил Попрыгунчик.
– А теперь это мое имя, – сказал Святой. – Тебе оно не подходит. – Он глянул на девушку. – Я собирался задействовать Попрыгунчика, поскольку думал, что основную часть работы придется делать извне, но теперь я в этом не уверен. Разницы большой я не вижу, но сейчас понимаю, что изнутри Попрыгунчик действовать не сможет. Вы готовы? Я хочу вам кое-что показать, да и позвонить мне надо.
Саймон провел девушку в примыкавший к гостиной кабинет. Сняв трубку, он набрал лондонский номер, и через несколько секунд его соединили.
– Привет, Пэт, – сказал он. – Я так и думал, что ты уже вернулась. Хорошо провела время? Отлично. Я в Уэйбридже. Послушай, а ты не можешь сейчас приехать? Ну, пока тебя не было, мне на голову свалилась одна мамзель в беде... А сейчас мне надо ехать... Остаются только Попрыгунчик и Гораций, так что тебе придется сыграть роль надзирательницы... Молодец... Нет, ничего такого... Но Клод Юстас, наверное, в скором времени наведается. Хорошо... Ну, тогда несчастная дамочка тебе все и расскажет... Пока, дорогая. До скорого...
Повесив трубку, Святой с улыбкой обернулся.
– Скоро вы познакомитесь с Патрицией Холм, – сказал он. – Это само по себе большая честь. Когда она приедет, расскажите ей все с самого начала и вплоть до того момента, как я принял имя вашего брата. Вы меня поняли? Если что-нибудь случится – по воле Божьей или старшего инспектора Тила, – Пэт сможет вам помочь с этим лучше, чем кто-либо еще.
– Я поняла, – кивнула девушка.
– Иначе я и не оставил бы вас одну. – Саймон подошел к шкафу. – Теперь еще вот что. Если все же что-либо случится, а Пэт здесь не окажется, Гораций вам поможет уйти вот сюда.
Весь шкаф, как дверь, поворачивался на хорошо смазанных петлях, а за ним открывался проход.
– Это не проход, – объяснил Саймон, закрыв необычную дверь. – Это пространство между стен. Я сам его соорудил. Но обе стены капитальные, так что простукиванием это убежище не обнаружишь. Там имеется вентиляция, стоит кресло и есть журналы, но там лучше не курить. Работает эта штука так: надо вытащить вот этот ящик до щелчка, потом потянуть на себя вторую полку...
Он показал Аннет, как обращаться с различными запорами его собственной конструкции.
– Теперь еще одно, – продолжил Саймон. – Вы должны позвонить мне, или пусть позвонит Пэт и представится вашим именем. Говорите так, как если бы вы разговаривали с Тимом, потому что кто-то может прослушивать телефон. Но очень внимательно слушайте, что буду говорить я. Если мне что-либо понадобится, я сумею дать вам знать.
Попрыгунчик, который покусывал кончик сигары и наблюдал за происходящим с отсутствующим видом, вдруг откашлялся и высказал вопрос, мучивший его еще с завтрака.
– Босс, – спросил он, – а чего странного в моем акценте?
– Да ничего, – ответил Святой. – Просто он напоминает мне дребезжание ночного горшка, пытающегося докричаться до своей подруги ночной вазы. – Он положил руку на плечо девушки. – Если вы готовы, то двинемся прямо сейчас.
По окаймленной деревьями и кустами дороге они спустились с холма. В зарослях щебетали птицы, в воздухе висела легкая дымка, и день обещал быть прекрасным. Вокруг царило спокойствие, и от этого приключение Аннет казалось ей еще более необычайным.
– Зачем вы все это делаете? – все же спросила она, и Святой в ответ рассмеялся.
– Вы ведь слышали, что я преступник, правда? А преступники живут за счет информации. Я понимаю, что ее пока маловато, но когда такой человек, как Ивар Нордстен, из кожи лезет вон, чтобы познакомиться с побывавшим в тюрьме фальшивомонетчиком, я начинаю проявлять любопытство. Тут есть еще одно обстоятельство: если я представлю Тилу солидные доказательства о действительно важном деле, то он, может быть, не будет так расстраиваться, что потерял вас.
Четверть часа спустя они дошли до ворот Хок-Лодж. Поднявшись по широкой, засыпанной гравием дороге, за поворотом они внезапно увидели большой, в старинном стиле, дом, окна которого выходили на террасы сада и видневшиеся в дымке холмы.
Святого и Аннет встретил седовласый дворецкий, говоривший с легким иностранным акцентом.
– Мисс Викери и мистер Викери? Не изволите ли подождать?
Оставив их в просторном холле, дворецкий вышел через другую дверь и через несколько минут вернулся.
– Мистеру Нордстену нет необходимости встречаться с мисс Викери сегодня. Мистер Викери, не будете ли вы любезны последовать за мной?
Саймон кивнул и улыбнулся девушке.
– Ладно, сестренка, – негромко произнес он. – Спасибо, что проводила меня.
Он совершенно естественно поцеловал Аннет, и она пошла по широкой дороге назад, чувствуя себя очень и очень одинокой.
Приехали они на "иронделе" Святого – совершенно другое дело по сравнению с тем допотопным такси! – после того, как Саймон позвонил в Уэйбридж. Когда они прибыли, дом был освещен, а встретивший их забавный хромой человек, казалось, совсем не удивился тому, что его хозяин приехал в четыре утра, да еще с двумя гостями. На столике их ожидали виски, бутерброды и дымящийся кофейник. Святой усмехнулся.
– Гораций привык ко мне, – объяснил он девушке. – Позвони я и скажи, что приеду с тремя голодными львами и похищенным епископом, он и глазом не моргнет.
Именно Гораций и принес ей чашку чая утром.
– Прекрасный день, мисс, – сказал он.
Поставив чашку на прикроватный столик, он поглядел на Аннет: роскошные моржовые усы никогда не позволяли увидеть его улыбку.
– Ванна для вас готова. – Гораций говорил как с недоученным новобранцем. – А завтрак будет подан через полминуты.
Для Аннет это было всего лишь еще одним маленьким чудом из целого ряда событий, перенесших ее за привычные рамки жизни.
Она вышла к завтраку минут через двадцать. Святой уже пил кофе и читал газету, а Попрыгунчик приканчивал тосты. Саймон положил ей яичницы с ветчиной прямо со сковородки.
– Боюсь, яйца уже жестковаты, – заметил он, – но в этом доме все строго по часам. Когда Гораций говорит, что "завтрак будет готов через полминуты", то он имеет в виду, что завтрак будет подан ровно через тридцать секунд. По нему секундомер можно проверять. Я для вас припрятал тосты, иначе Попрыгунчик слопал бы все. Как вы себя чувствуете?
– Прекрасно, – ответила Аннет и принялась за ветчину и совсем не жесткие, а очень аппетитные яйца. Она вдруг с удивлением поняла, что даже скрывающийся от правосудия человек может с аппетитом завтракать.
Глянув сквозь большие окна, откуда открывался тот же самый вид, что и из ее спальни, девушка спросила:
– Где я? Кажется, все так спрашивают, когда просыпаются.
– Некоторые еще маму зовут. – Святой встал, улыбнулся и вытащил сигарету. – Это Сент-Джордж-хилл, хотя и трудно поверить, что сюда можно от Пиккадилли доехать за полчаса. Я привез вас сюда потому, что нет другого места, где можно совершенно забыть о Лондоне и тем не менее быстро добраться туда, если возникает необходимость. Правда, я пользуюсь этим домом и для других целей. Между прочим, в газете есть новости, которые могут удовлетворить ваше чувство юмора.
Святой передал ей сложенную газету с отчеркнутым нужным местом. Это была коротенькая заметка о том, что детективы Скотланд-Ярда задержали в Барньярд-клубе мужчину и молодую женщину "для допроса".
– Конечно, та часть, где вмешался я, опоздала в этот выпуск, – заметил Святой. – Но я не думаю, что широкая публика еще что-нибудь узнает об этом – по крайней мере сейчас. Если и есть что-то в истории Англии, что Клод Юстас Тил хотел бы скрыть от прессы, так это наша маленькая вчерашняя проделка. Но даже если эта история и просочится в печать – не смертельно: вам только надо представить Нордстену своего брата, а потом вы умываете руки. Если он потом начнет задавать вопросы, Тим тут ни при чем. Правильно, Попрыгунчик?
– Правильно, босс, – энергично закивал тот, – я ничего ни о чем не знаю.
– А как же Джарвинг? – поинтересовалась девушке.
– А Джарвинг в кутузке, – возразил Святой. – Если даже его первым нашел не полицейский, что в тот час было весьма вероятно, то без полицейского наручники не снять. Так что все в порядке.
Аннет закончила завтрак, выпила кофе и закурила предложенную ей сигарету.
– Возьмите себя в руки, детка, – сказал Саймон, – ведь вам скоро начинать.
Сначала она испугалась, ибо поняла, что, как только она покинет этот дом, она вновь превратится в беглянку, хотя в этом дышащем спокойствием месте появление полицейского было маловероятным. Аннет вновь ощутила взгляд синих глаз и улыбнулась.
– Хорошо, Дон Кихот, что надо делать?
– Ваша задача проста. Вам только нужно дойти до Хок-Лодж и представить Попрыгунчика как своего брата. Не думаю, что вас тоже пригласят в дом, поэтому буду ждать за углом, чтобы отвезти вас назад. Остальное – дело Попрыгунчика; то есть если он сумеет вовремя выхватить оружие.
Посмотрев на Униаца, она увидела, как тот молниеносно выхватил пистолет, и она уже смотрела в его дуло.
– Ну что, успею или нет? – возмущенно вопросил Попрыгунчик.
– Я думаю, успеете, – с серьезностью ответила девушка.
– А стрелять можно? – спросил Попрыгунчик, обнажив в улыбке все свои золотые коронки. – Спорим, что вы никогда не видели, как одним выстрелом разбивают сразу две подброшенные тарелки!
– Да видела она, видела, – поспешно сказал Святой, убирая тарелку из-под руки Попрыгунчика. – А теперь убери, ради Бога, пистолет и послушай меня. Ты понял, что тебя зовут Тим Викери?
– Конечно. Меня зовут Тим Викери.
– Ты художник.
– Кто, я? – запротестовал Попрыгунчик. – Вы же знаете, босс, что рисовать я не умею.
– Тебе уметь и не надо, – терпеливо объяснил Святой. – Это просто твоя профессия. Ты воспитывался в Америке, отсюда и акцент, но родился ты в Англии. А месяцев пятнадцать назад...
– Босс, – взмолился Попрыгунчик, – почему я не могу быть бутлегером? Самым знаменитым? Да с таким изумрудом, который вы мне вчера подарили, я бы точно сошел за такого.
– Говорят тебе, что ты художник, – глубоко вздохнув, неумолимо ответил Святой. – В этой истории никаких бутлегеров нет. Итак, месяцев пятнадцать назад тебя арестовали как фальшивомонетчика...
– Босс, – спросил Попрыгунчик, стараясь успеть за ходом мысли Святого, – а чего это вы там толковали насчет художника?
Святой вздохнул и поднялся. Некоторое время он ходил по комнате, покуривая и глядя себе под ноги.
– К чертям собачьим! – воскликнул он. – Тимом Викери буду я!
– Но вы же меня так назвали! – возразил Попрыгунчик.
– А теперь это мое имя, – сказал Святой. – Тебе оно не подходит. – Он глянул на девушку. – Я собирался задействовать Попрыгунчика, поскольку думал, что основную часть работы придется делать извне, но теперь я в этом не уверен. Разницы большой я не вижу, но сейчас понимаю, что изнутри Попрыгунчик действовать не сможет. Вы готовы? Я хочу вам кое-что показать, да и позвонить мне надо.
Саймон провел девушку в примыкавший к гостиной кабинет. Сняв трубку, он набрал лондонский номер, и через несколько секунд его соединили.
– Привет, Пэт, – сказал он. – Я так и думал, что ты уже вернулась. Хорошо провела время? Отлично. Я в Уэйбридже. Послушай, а ты не можешь сейчас приехать? Ну, пока тебя не было, мне на голову свалилась одна мамзель в беде... А сейчас мне надо ехать... Остаются только Попрыгунчик и Гораций, так что тебе придется сыграть роль надзирательницы... Молодец... Нет, ничего такого... Но Клод Юстас, наверное, в скором времени наведается. Хорошо... Ну, тогда несчастная дамочка тебе все и расскажет... Пока, дорогая. До скорого...
Повесив трубку, Святой с улыбкой обернулся.
– Скоро вы познакомитесь с Патрицией Холм, – сказал он. – Это само по себе большая честь. Когда она приедет, расскажите ей все с самого начала и вплоть до того момента, как я принял имя вашего брата. Вы меня поняли? Если что-нибудь случится – по воле Божьей или старшего инспектора Тила, – Пэт сможет вам помочь с этим лучше, чем кто-либо еще.
– Я поняла, – кивнула девушка.
– Иначе я и не оставил бы вас одну. – Саймон подошел к шкафу. – Теперь еще вот что. Если все же что-либо случится, а Пэт здесь не окажется, Гораций вам поможет уйти вот сюда.
Весь шкаф, как дверь, поворачивался на хорошо смазанных петлях, а за ним открывался проход.
– Это не проход, – объяснил Саймон, закрыв необычную дверь. – Это пространство между стен. Я сам его соорудил. Но обе стены капитальные, так что простукиванием это убежище не обнаружишь. Там имеется вентиляция, стоит кресло и есть журналы, но там лучше не курить. Работает эта штука так: надо вытащить вот этот ящик до щелчка, потом потянуть на себя вторую полку...
Он показал Аннет, как обращаться с различными запорами его собственной конструкции.
– Теперь еще одно, – продолжил Саймон. – Вы должны позвонить мне, или пусть позвонит Пэт и представится вашим именем. Говорите так, как если бы вы разговаривали с Тимом, потому что кто-то может прослушивать телефон. Но очень внимательно слушайте, что буду говорить я. Если мне что-либо понадобится, я сумею дать вам знать.
Попрыгунчик, который покусывал кончик сигары и наблюдал за происходящим с отсутствующим видом, вдруг откашлялся и высказал вопрос, мучивший его еще с завтрака.
– Босс, – спросил он, – а чего странного в моем акценте?
– Да ничего, – ответил Святой. – Просто он напоминает мне дребезжание ночного горшка, пытающегося докричаться до своей подруги ночной вазы. – Он положил руку на плечо девушки. – Если вы готовы, то двинемся прямо сейчас.
По окаймленной деревьями и кустами дороге они спустились с холма. В зарослях щебетали птицы, в воздухе висела легкая дымка, и день обещал быть прекрасным. Вокруг царило спокойствие, и от этого приключение Аннет казалось ей еще более необычайным.
– Зачем вы все это делаете? – все же спросила она, и Святой в ответ рассмеялся.
– Вы ведь слышали, что я преступник, правда? А преступники живут за счет информации. Я понимаю, что ее пока маловато, но когда такой человек, как Ивар Нордстен, из кожи лезет вон, чтобы познакомиться с побывавшим в тюрьме фальшивомонетчиком, я начинаю проявлять любопытство. Тут есть еще одно обстоятельство: если я представлю Тилу солидные доказательства о действительно важном деле, то он, может быть, не будет так расстраиваться, что потерял вас.
Четверть часа спустя они дошли до ворот Хок-Лодж. Поднявшись по широкой, засыпанной гравием дороге, за поворотом они внезапно увидели большой, в старинном стиле, дом, окна которого выходили на террасы сада и видневшиеся в дымке холмы.
Святого и Аннет встретил седовласый дворецкий, говоривший с легким иностранным акцентом.
– Мисс Викери и мистер Викери? Не изволите ли подождать?
Оставив их в просторном холле, дворецкий вышел через другую дверь и через несколько минут вернулся.
– Мистеру Нордстену нет необходимости встречаться с мисс Викери сегодня. Мистер Викери, не будете ли вы любезны последовать за мной?
Саймон кивнул и улыбнулся девушке.
– Ладно, сестренка, – негромко произнес он. – Спасибо, что проводила меня.
Он совершенно естественно поцеловал Аннет, и она пошла по широкой дороге назад, чувствуя себя очень и очень одинокой.
Глава 5
– Садитесь, мистер Викери, – сердечно пригласил Нордстен. – Рад, что нам удалось вас найти. Сигару?
Нордстен сидел за большим столом красного дерева. Стены библиотеки от пола до потолка были заставлены книжными шкафами, и поэтому комната больше напоминала кабинет университетского профессора, чем офис всемирно известного финансиста. Иллюзия усиливалась и внешностью хозяина, который был высок, широкоплеч и немного сутуловат. Его огромная лысая голова была окаймлена седовато-рыжими волосами. Говорил он с едва заметным скандинавским акцентом, и только немигающий твердый взгляд светло-голубых глаз да сдержанные движения больших рук выдавали характер человека, привыкшего распоряжаться миллионами.
– Спасибо, – поблагодарил Святой.
Он взял сигару, с видом знатока понюхал ее и сунул в рот, не сняв бумажного колечка с ярлыком. Сигара была так себе, но Тим Викери не должен был в них разбираться.
– Вы выглядите старше своего возраста, – отметил Нордстен, протягивая зажженную спичку.
– Тюрьма еще никому молодости не добавляла, – пожал плечами Саймон.
– А какие-нибудь уроки вы из этого извлекли?
– Не понимаю, что вы имеете в виду.
Губы финансиста чуть дрогнули, что, вероятно, должно было означать улыбку, но глаза не отрывались от лица Святого.
– Некоторое время назад, – пояснил он, – вы были молодым человеком с блестящим будущим. Все были о вас прекрасного мнения. Вы могли бы продолжить учебу и стать художником, которого ждет большой успех. Но вы им не стали. Вы посвятили свой исключительный талант подделке банкнотов – потому, несомненно, что вы считали: оплата будет выше и быстрее, чем за законную работу в искусстве. И опять этого не случилось. Вас арестовали и посадили в тюрьму. У вас было время понять, что прибыли получаются не так быстро, как первоначально кажется. Я просто пытался выяснить, усвоили ли вы урок.
– И что, за этим вы меня и позвали? – скривился Саймон.
– Я полагаю, мой диагноз правилен, – ответил Нордстен.
– Откуда вы знаете?
– Дорогой мой юноша, ваш приговор получил широкий отклик в прессе. Помню, в газетах выражалось удивление, что такой молодой человек сумел выпустить самые лучшие подделки, которые могли припомнить в полиции. Остальное было делом дедукции и элементарной психологии. – Нордстен откинулся в кресле и повертел в руках спичку. – Но я помню, как в то время подумал, что такой огромный талант был использован в области, приносящей сравнительно малый доход. Если бы у вас тогда был хороший руководитель, то есть такой человек, который мог бы сбывать вашу продукцию без малейшего риска, разве случилось бы с вами такое?
Саймон не ответил, и Нордстен продолжал, вроде бы ни к кому не обращаясь:
– Если бы у вас вновь появился шанс использовать ваш дар таким же образом, но ради гораздо более высоких прибылей и без малейшего риска, то поняли бы вы, какая прекрасная возможность вам предоставляется?
Святой совершенно бесшумно вздохнул, набрав в легкие воздуха, насыщенного духом приключения.
– Я не понимаю вас, – упрямо повторил он, и взгляд Нордстена решительно уперся в него.
– Тогда буду говорить проще. Вы, Викери, могли бы поработать на меня, а уж плачу я прекрасно. Я могу сделать вас таким богачом, что вам и не снилось. Так хотите воспользоваться этим шансом или нет?
Саймон с трудом покачал головой:
– Это слишком рискованно. – Однако голос его прозвучал не совсем убедительно.
– Но я же обещал исключить риск, – с нетерпением сказал Нордстен. – Послушайте, вы хотели бы получить сто тысяч фунтов?
Святой долгое время сидел молча. Он уставился на Нордстена, разинув рот, как, по его мнению, сделал бы это Тим Викери, – с удивлением, недоверием и растущей алчностью. Это Саймону далось почти без труда. Он испытывал то же сверхъестественное чувство, которое испытал восемь часов назад, когда обнаружил на Бонд-стрит четырех детективов, по Нордстен всего этого не знал.
– А что надо делать? – спросил Святой наконец, и на лице финансиста снова мелькнул намек на улыбку.
– Я вам покажу.
Нордстен встал и открыл дверь. Святой прошел за ним через холл и поднялся по широкой дубовой лестнице. По пути он думал, что все это соответствует его сумасшедшей жизни – было совершение логично, что в результате некоего импульса он оказался за рулем того допотопного такси. Так что приключения всегда достаются любителям приключений. Они видят в обычной жизни нечто необычное, и, как правило, погоня за этим необычным приводит их в земли, полные зла, в которых, однако, можно поживиться. А ему другой жизни и не надо...
Они прошли по длинному коридору, застеленному богатым красным ковром. Нордстен открыл дверь, которая вела в небольшой холл, где были еще три двери. Нордстен отворил левую и провел Саймона в комнату. Там был неплохой ковер и пара кресел, но вся остальная обстановка была необычной. Неторопливо оглядевшись, Святой понял, что комната оборудована как миниатюрная гравировальная и печатная мастерская. В ней стояла чертежная доска с зеленой лампой, верстак с аккуратно разложенными инструментами и стальными пластинами, электроплитка, пузырьки с типографскими красками всевозможных цветов и большие бутыли с кислотами и щелочами. В одном углу помещался ручной пресс самой современной конструкции, а в другом были сложены пачки бумаги всевозможных размеров.
– Полагаю, здесь вы найдете все необходимое, – вкрадчиво сказал Нордстен, – но, если вам понадобится что-то еще, все будет доставлено немедленно.
– А что именно вы хотите скопировать? – облизнув губы, спросил Саймон.
Нордстен подошел к чертежной доске и взял несколько лежавших на краю листков.
– Скопировать надо вот эти бумажки, и чем больше, тем лучше. Некоторые из них скопировать трудно, поэтому вам, видимо, лучше начать с простейших. Работать нужно быстро, но так, чтобы это было не в ущерб качеству. Я заплачу вам сто тысяч фунтов в качестве аванса и по пятьдесят тысяч фунтов за каждое клише, которое меня удовлетворит. Вам такое предложение подходит?
Святой кивнул. У него в руках был ворох бумаг, которые передал ему Нордстен: государственные облигации Италии, Норвегии, Аргентины – словом, полный комплект самых ценных бумаг, имеющих хождение на международном рынке.
– Хорошо, – сказал он, – я начну в понедельник.
– Если вы намерены принять мое предложение, – покачал головой финансист, – то начнете вы прямо сейчас. Я все устроил таким образом, что жить вы будете рядом со своим рабочим местом. Фактически это отдельная квартира: рядом – спальня, а напротив – ванная. Все, что вам может потребоваться, будет доставлено через час-два.
Нордстен сидел за большим столом красного дерева. Стены библиотеки от пола до потолка были заставлены книжными шкафами, и поэтому комната больше напоминала кабинет университетского профессора, чем офис всемирно известного финансиста. Иллюзия усиливалась и внешностью хозяина, который был высок, широкоплеч и немного сутуловат. Его огромная лысая голова была окаймлена седовато-рыжими волосами. Говорил он с едва заметным скандинавским акцентом, и только немигающий твердый взгляд светло-голубых глаз да сдержанные движения больших рук выдавали характер человека, привыкшего распоряжаться миллионами.
– Спасибо, – поблагодарил Святой.
Он взял сигару, с видом знатока понюхал ее и сунул в рот, не сняв бумажного колечка с ярлыком. Сигара была так себе, но Тим Викери не должен был в них разбираться.
– Вы выглядите старше своего возраста, – отметил Нордстен, протягивая зажженную спичку.
– Тюрьма еще никому молодости не добавляла, – пожал плечами Саймон.
– А какие-нибудь уроки вы из этого извлекли?
– Не понимаю, что вы имеете в виду.
Губы финансиста чуть дрогнули, что, вероятно, должно было означать улыбку, но глаза не отрывались от лица Святого.
– Некоторое время назад, – пояснил он, – вы были молодым человеком с блестящим будущим. Все были о вас прекрасного мнения. Вы могли бы продолжить учебу и стать художником, которого ждет большой успех. Но вы им не стали. Вы посвятили свой исключительный талант подделке банкнотов – потому, несомненно, что вы считали: оплата будет выше и быстрее, чем за законную работу в искусстве. И опять этого не случилось. Вас арестовали и посадили в тюрьму. У вас было время понять, что прибыли получаются не так быстро, как первоначально кажется. Я просто пытался выяснить, усвоили ли вы урок.
– И что, за этим вы меня и позвали? – скривился Саймон.
– Я полагаю, мой диагноз правилен, – ответил Нордстен.
– Откуда вы знаете?
– Дорогой мой юноша, ваш приговор получил широкий отклик в прессе. Помню, в газетах выражалось удивление, что такой молодой человек сумел выпустить самые лучшие подделки, которые могли припомнить в полиции. Остальное было делом дедукции и элементарной психологии. – Нордстен откинулся в кресле и повертел в руках спичку. – Но я помню, как в то время подумал, что такой огромный талант был использован в области, приносящей сравнительно малый доход. Если бы у вас тогда был хороший руководитель, то есть такой человек, который мог бы сбывать вашу продукцию без малейшего риска, разве случилось бы с вами такое?
Саймон не ответил, и Нордстен продолжал, вроде бы ни к кому не обращаясь:
– Если бы у вас вновь появился шанс использовать ваш дар таким же образом, но ради гораздо более высоких прибылей и без малейшего риска, то поняли бы вы, какая прекрасная возможность вам предоставляется?
Святой совершенно бесшумно вздохнул, набрав в легкие воздуха, насыщенного духом приключения.
– Я не понимаю вас, – упрямо повторил он, и взгляд Нордстена решительно уперся в него.
– Тогда буду говорить проще. Вы, Викери, могли бы поработать на меня, а уж плачу я прекрасно. Я могу сделать вас таким богачом, что вам и не снилось. Так хотите воспользоваться этим шансом или нет?
Саймон с трудом покачал головой:
– Это слишком рискованно. – Однако голос его прозвучал не совсем убедительно.
– Но я же обещал исключить риск, – с нетерпением сказал Нордстен. – Послушайте, вы хотели бы получить сто тысяч фунтов?
Святой долгое время сидел молча. Он уставился на Нордстена, разинув рот, как, по его мнению, сделал бы это Тим Викери, – с удивлением, недоверием и растущей алчностью. Это Саймону далось почти без труда. Он испытывал то же сверхъестественное чувство, которое испытал восемь часов назад, когда обнаружил на Бонд-стрит четырех детективов, по Нордстен всего этого не знал.
– А что надо делать? – спросил Святой наконец, и на лице финансиста снова мелькнул намек на улыбку.
– Я вам покажу.
Нордстен встал и открыл дверь. Святой прошел за ним через холл и поднялся по широкой дубовой лестнице. По пути он думал, что все это соответствует его сумасшедшей жизни – было совершение логично, что в результате некоего импульса он оказался за рулем того допотопного такси. Так что приключения всегда достаются любителям приключений. Они видят в обычной жизни нечто необычное, и, как правило, погоня за этим необычным приводит их в земли, полные зла, в которых, однако, можно поживиться. А ему другой жизни и не надо...
Они прошли по длинному коридору, застеленному богатым красным ковром. Нордстен открыл дверь, которая вела в небольшой холл, где были еще три двери. Нордстен отворил левую и провел Саймона в комнату. Там был неплохой ковер и пара кресел, но вся остальная обстановка была необычной. Неторопливо оглядевшись, Святой понял, что комната оборудована как миниатюрная гравировальная и печатная мастерская. В ней стояла чертежная доска с зеленой лампой, верстак с аккуратно разложенными инструментами и стальными пластинами, электроплитка, пузырьки с типографскими красками всевозможных цветов и большие бутыли с кислотами и щелочами. В одном углу помещался ручной пресс самой современной конструкции, а в другом были сложены пачки бумаги всевозможных размеров.
– Полагаю, здесь вы найдете все необходимое, – вкрадчиво сказал Нордстен, – но, если вам понадобится что-то еще, все будет доставлено немедленно.
– А что именно вы хотите скопировать? – облизнув губы, спросил Саймон.
Нордстен подошел к чертежной доске и взял несколько лежавших на краю листков.
– Скопировать надо вот эти бумажки, и чем больше, тем лучше. Некоторые из них скопировать трудно, поэтому вам, видимо, лучше начать с простейших. Работать нужно быстро, но так, чтобы это было не в ущерб качеству. Я заплачу вам сто тысяч фунтов в качестве аванса и по пятьдесят тысяч фунтов за каждое клише, которое меня удовлетворит. Вам такое предложение подходит?
Святой кивнул. У него в руках был ворох бумаг, которые передал ему Нордстен: государственные облигации Италии, Норвегии, Аргентины – словом, полный комплект самых ценных бумаг, имеющих хождение на международном рынке.
– Хорошо, – сказал он, – я начну в понедельник.
– Если вы намерены принять мое предложение, – покачал головой финансист, – то начнете вы прямо сейчас. Я все устроил таким образом, что жить вы будете рядом со своим рабочим местом. Фактически это отдельная квартира: рядом – спальня, а напротив – ванная. Все, что вам может потребоваться, будет доставлено через час-два.