Накормила, правда, прилично: свежая картошечка, мясо, не чета нашему, столовскому, закуски всякие, молочко козье… Но сама, пока ели, на меня даже глаз не подняла. А Степлтон как увидел это угощение – вдруг наехал на сестрицу: что ты, дескать, милк даешь для дринк. Ну и выкатил литровку Ваньки Прогулкина [“Джонни Уокера”] да давай мне подливать. На что бы он ни рассчитывал, но теми дринками, которыми тут хлещут эту самогонку, споить разве что молодого Рогова можно, и то сомнительно. Хотя перед тем, как отключиться, ботаник еще порывался меня проводить…
Забегая вперед, скажу, что к сестричке Степлтона вдруг проявил интерес и Генри. И, что удивительно, ботаник, вместо того чтобы обрадоваться выгодному знакомству, что-то уж больно рожу кривит. Не нравится мне этот тип…
Но не все так плохо. Нашел я тут одного перспективного, похожего на внештатника [Внештатник (проф. сленг) – внештатный сотрудник милиции. Примером может служить фотограф из к/ф “Место встречи изменить нельзя” (А. и Г. Вайнеры “Эра милосердия”)]. Зовется Френклендом. Сидит этот дедуля в своем Лифтер-холле, ненавидит всех потихоньку и, что, по-моему, очень интересно, несет чуть ли не круглосуточную вахту у подзорной трубы, наблюдает за окрестностями.
Так вот, взаимопонимание мы нашли – потому, наверное, что я по понятным причинам не рвался много говорить, а больше слушал. Ну и Френкленд показал место на болоте, где видел непонятного человечка. Оттуда до Баскервиль-холла рукой подать, вот я и подумал, а не пасется ли там снайпер, проводя предварительную рекогносцировку (обязательно надо сходить, проверить) – больше в тех краях шариться некому.
Заходил опять Мортимер, все про болотного дьявола что-то бурчит.
Святая наивность! Вычислил я этого урода, гадюку, в смысле. Все оказалось просто, как трехлинейка.
Ложусь как-то спать. Сэр Лерсон заволновался. Прислушиваюсь – шаги в коридоре, крадется кто-то. Ну, я песику-то говорю, сиди, мол, тихо, а сам осторожно выглядываю. Смотрю – Бэримор со свечой да на цыпочках. Двигаю осторожно за ним. А он к окошку, что на болото выходит, и ну махать перед окошечком огоньком. Разведчик хренов!
Подхожу аккуратненько к лакею и ласково ему так, шепотком: А “Мурку” могешь? Сдается мне, мил человек, что ты – стукачок. Тут еще сэр Лерсон приковылял. Бровки свои поднял, похрюкивает мрачно и как-то странно на задницу бэриморскую косится. Тот аж в стенку вжался с перепугу.
Что касается бульдога – тут для меня все ясно: тоже не люблю, когда спать мешают.
Ну что, – продолжаю, – ночь, говоришь, непогодь? И дальше типа анекдот пересказываю: Квартира рабочего Иванова, в смысле, Баскервиля. Стук в дверь. “Кто там?” “Это я. Меня нужно нако'гмить и сп'грятать. П’гене-п'геменно сп'грятать. Это а'гхиважно!”
Видел бы ты, Андрюха, выражение лица Бэримора! Я думал, что его откачивать придется. Но ничего, мужик крепкий, выдержал, хотя трясся, словно типа пародия на хвост сэра Лерсона, когда тот миску с едой видит, и лопотал по-английски что-то вроде не будите спящую собаку [На самом деле это – дословный перевод английской поговорки, которой соответствует русская: “Не буди лихо, пока оно тихо”]. Напугать меня хотел, ха!
Ну, тогда я свечечкой-то у окошка помахал, а затем по горячим следам и расколол этого Бэримора, как говорится, по самые уши! Оказывается, зэчара беглый, о котором я в начале письма упоминал, какой-то родственник прислуги. Прячется на болоте. Потому его и подкармливали по ночам. Кстати, еще нестыковка: Бэримор уверял, что пути через болото не знает, а невесть откуда взявшийся урка по этой самой трясине ночью, как мажор по Невскому [В книгах у А. К. Дойля его герой почему-то подобным вопросом не интересуется].
Такой случай упускать было нельзя (см. Приложение № 1 к Отчету)…”
Андрей бегло просмотрел последние листы дукалисовского послания и наткнулся на страничку, где явно неграмотным человеком под диктовку не шибко сведущего в английском Толяна, было написано:
“I'm, man Barimor, promise, I'll job with murder department of St.Peterburg militia and promise, I don't speak someone, that a detective may be spoken me” [“Я, гражданин Бэримор, обязуюсь работать с убойным отделом Санкт-Петербургской милиции и обязуюсь не разглашать какие-либо сведения, полученные от оперработников” (адаптированный перевод с малограмотного английского)].
В конце стояла дата и корявая подпись.
“Вербанул! – восхищенно констатировал про себя Ларин. – Теперь сумеет квартальный отчет закрыть. Только дату зря поставил – все равно исправлять придется”.
Оперативник отложил расписку вновь испеченного агента о сотрудничестве и продолжил чтение отчета.
“Этот Бэримор поведал еще пару интересных вещей. Оказывается, перед смертью сэр Чарльз получил письмо от какой-то женщины. Естественно, совершенно случайно (!) содержание послания стало известно прислуге: некая тетка вызывала Баскервиля на болота. Любопытно, лакей говорит, видел, дескать, в районе трясины какого-то мужика. Но при этом божится, что не своего родственника. Я все же склоняюсь к мысли, что тут не обошлось без девонширских – наверняка присмотрели для себя перспективную недвижимость на природе в виде Баскервиль-холла, ну и дальше по сценарию: есть собственник – есть проблемы.
При местных нравах, похоже, любой труп можно хоть на гадюку, хоть на НЛО списать.
После беседы с Бэримором я сначала хотел отправиться в сопровождении сэра Лерсона поближе к болотам, чтобы там пообщаться с зэком. Можно, конечно, было бы взять для страховки Генри (он, вроде бы, парень не плохой), но тот где-то шлялся, наверняка пытался подбить клинья к сестре ботаника. В общем, пошли одни. Но только мы спустились вниз и вышли на улицу, как со стороны трясины раздается жуткий вой, потом вопль. Одна моя знакомая судья (кстати, очень симпатичная и большая умница) в таких случаях говорила: Орет, как потерпевший. И действительно, крик был на всю округу. Я подумал, что Генри столкнулся с зеком, хотя они вряд ли взвыли бы так омерзительно. А тут и сам Баскервиль-младший бежит: он, оказывается, со свидания возвращался, услыхал какой-то хлюп сзади, ну и ускорился. Видно, вовремя. В общем, тут не соскучишься, хотя даже поговорить толком не с кем: все так и норовят что-то невразумительное сказать, а я и не знаю, как ответить, чтобы поняли хотя бы слово. Не стволом же в каждую харю тыкать.
Приезжай, Андрюха, пожалей ты меня, опера несчастного, а то тоска такая, что и сказать нельзя, чуть ли не плачу. Пропащая жизнь, хуже гадючьей. А еще кланяюсь Шерлоку и его летописцу Уотсону, а пиджак мой никому не отдавай. Остаюсь твой товарищ Анатолий Дукалис, приезжай, Андрюха”.
Толян свернул вчетверо исписанные листы бумаги и вложил их в конверт, купленный накануне за полпенса. Подумав немного, он, старательно подышав на стержень шариковой ручки, в котором заканчивалась паста, начал выводить адрес:
“То the London… Ларину”.
Потом почесался, еще подумал и прибавил: “Андрею Владимировичу”. Довольный тем, что ему не помешали писать, он свистнул сэра Лерсона и, не набрасывая на себя плащика, прямо в рубашке выбежал из дома…
Убаюканный сладкими надеждами, через час он уже крепко спал. Ему снился родной туалет “убойного” отдела, в туалете сидит “Мухомор” и читает письмо оперативникам… Около туалета ездит машина ППС и все вертит, вертит голубым огоньком мигалки…
В дверь постучали.
– Войдите! – рявкнул Соловец, думая, что это явились Казанова и Плахов.
Но на пороге материализовался начальник “убойного” отдела РУВД соседнего района, на губах которого застыла злобно-язвительная улыбка.
– А, это ты, – майор показал рукой на стул, – садись.
Капитан Абрам Иванович Совков, толстый и одышливый субъект с мутными глазами навыкате, вот уже десять лет не могущий получить очередное звание, вальяжно расположился на продавленном стуле, закинул ногу на ногу и смерил Соловца презрительным взглядом.
– Ну, и чего тебе? – спросил хозяин кабинета, прекрасно понимая, о чем пойдет речь.
– А ты не знаешь? – скрипуче заявил Совков.
– Представь себе, нет.
Капитан вытащил из кармана сложенный вчетверо грязный листок желтоватой бумаги и издалека показал его Соловцу.
– Это видел?
Майор попытался разглядеть мелкий текст, но у него ничего не вышло.
– Дай посмотреть, отсюда не видно.
– Щас тебе! – Совков быстро спрятал листок обратно в карман. – Чтоб ты его порвал?
– А зачем мне его рвать? – устало осведомился Соловец.
– Потому что это приговор тебе и твоим верным и умным подчиненным.
– Полегче на поворотах, – предупредил Соловец, который очень не любил, когда его обзывал кто-либо, кроме вышестоящего руководства, и особенно в те моменты жизненного пути, когда майора обманывали и подсовывали вместо “Столичной” водки простую воду.
– Буду я еще с тобой любезничать! – взвился капитан. – Все, приплыли, соседушки! Нефиг было труп нам на участок подбрасывать!
– Какой еще труп? Кого? – Майор сделал вид, что не понимает, о чем говорит его коллега.
– Того, которого из огнемета замочили!
– Из какого еще огнемета?!
– Ой-ой-ой! – Совков показал Соловцу язык. – А ты не в курсе!
– Слушай, Абраша. Твоя территория – твои проблемы.
– Ах, так?! – Капитан вскочил со стула. – А ты мне, случайно, не объяснишь, как труп подпалил, после чего прополз с твоей стороны улицы на нашу, оставив по пути два килограмма и семьсот сорок пять граммов своей одежды? Я лично соскреб ее с дороги и взвесил!
– Весы, небось, у бабок возле метро конфисковал?
– Тебе-то какое дело?!
– Там все безмены на двести граммов в плюс переделаны, – сообщил майор. – Так что с весом ты лажанулся. Перевесим твои “вешдоки” и прокурору нашему стуканем. Он и влепит тебе триста третью [Статья 303 УК России – “Фальсификация доказательств”]. Для начала.
– Ты меня триста третьей на понт не бери! – закричал Совков. – Ученые!
– А что до того, что кто-то там полз, – так это его личное дело. Хотел – полз, не хотел бы – не полз. – Соловец продемонстрировал коллеге, что разговор окончен.
– Ах, ты так?!
– Да, так!
Они вскочили, уперлись друг в друга животами и взглядами, пыхтя и щуря презрительно уголки глаз…
Первым не выдержал Абрам Иваныч. Достав из кармана платок и акт судебно-медицинской экспертизы о том, что труп был мертв, он вытер платком лоб, а бумажку протянул Соловцу.
– Вот, бери и помни, Абрам зла не держит, – сказал Совков, поворачиваясь к выходу.
Соловец попыхтел для приличия, но акт взял и буркнул вслед уходящему незваному гостю:
– Ты, это… Иваныч… может, по рюмочке, за дружбу отделов?
– А что, есть?!
– Нет, но сбегаем… для дела.
– Ну, разве что для дела.
Охота на поросенка, Или гонки по горизонтали
Забегая вперед, скажу, что к сестричке Степлтона вдруг проявил интерес и Генри. И, что удивительно, ботаник, вместо того чтобы обрадоваться выгодному знакомству, что-то уж больно рожу кривит. Не нравится мне этот тип…
Но не все так плохо. Нашел я тут одного перспективного, похожего на внештатника [Внештатник (проф. сленг) – внештатный сотрудник милиции. Примером может служить фотограф из к/ф “Место встречи изменить нельзя” (А. и Г. Вайнеры “Эра милосердия”)]. Зовется Френклендом. Сидит этот дедуля в своем Лифтер-холле, ненавидит всех потихоньку и, что, по-моему, очень интересно, несет чуть ли не круглосуточную вахту у подзорной трубы, наблюдает за окрестностями.
Так вот, взаимопонимание мы нашли – потому, наверное, что я по понятным причинам не рвался много говорить, а больше слушал. Ну и Френкленд показал место на болоте, где видел непонятного человечка. Оттуда до Баскервиль-холла рукой подать, вот я и подумал, а не пасется ли там снайпер, проводя предварительную рекогносцировку (обязательно надо сходить, проверить) – больше в тех краях шариться некому.
Заходил опять Мортимер, все про болотного дьявола что-то бурчит.
Святая наивность! Вычислил я этого урода, гадюку, в смысле. Все оказалось просто, как трехлинейка.
Ложусь как-то спать. Сэр Лерсон заволновался. Прислушиваюсь – шаги в коридоре, крадется кто-то. Ну, я песику-то говорю, сиди, мол, тихо, а сам осторожно выглядываю. Смотрю – Бэримор со свечой да на цыпочках. Двигаю осторожно за ним. А он к окошку, что на болото выходит, и ну махать перед окошечком огоньком. Разведчик хренов!
Подхожу аккуратненько к лакею и ласково ему так, шепотком: А “Мурку” могешь? Сдается мне, мил человек, что ты – стукачок. Тут еще сэр Лерсон приковылял. Бровки свои поднял, похрюкивает мрачно и как-то странно на задницу бэриморскую косится. Тот аж в стенку вжался с перепугу.
Что касается бульдога – тут для меня все ясно: тоже не люблю, когда спать мешают.
Ну что, – продолжаю, – ночь, говоришь, непогодь? И дальше типа анекдот пересказываю: Квартира рабочего Иванова, в смысле, Баскервиля. Стук в дверь. “Кто там?” “Это я. Меня нужно нако'гмить и сп'грятать. П’гене-п'геменно сп'грятать. Это а'гхиважно!”
Видел бы ты, Андрюха, выражение лица Бэримора! Я думал, что его откачивать придется. Но ничего, мужик крепкий, выдержал, хотя трясся, словно типа пародия на хвост сэра Лерсона, когда тот миску с едой видит, и лопотал по-английски что-то вроде не будите спящую собаку [На самом деле это – дословный перевод английской поговорки, которой соответствует русская: “Не буди лихо, пока оно тихо”]. Напугать меня хотел, ха!
Ну, тогда я свечечкой-то у окошка помахал, а затем по горячим следам и расколол этого Бэримора, как говорится, по самые уши! Оказывается, зэчара беглый, о котором я в начале письма упоминал, какой-то родственник прислуги. Прячется на болоте. Потому его и подкармливали по ночам. Кстати, еще нестыковка: Бэримор уверял, что пути через болото не знает, а невесть откуда взявшийся урка по этой самой трясине ночью, как мажор по Невскому [В книгах у А. К. Дойля его герой почему-то подобным вопросом не интересуется].
Такой случай упускать было нельзя (см. Приложение № 1 к Отчету)…”
Андрей бегло просмотрел последние листы дукалисовского послания и наткнулся на страничку, где явно неграмотным человеком под диктовку не шибко сведущего в английском Толяна, было написано:
“I'm, man Barimor, promise, I'll job with murder department of St.Peterburg militia and promise, I don't speak someone, that a detective may be spoken me” [“Я, гражданин Бэримор, обязуюсь работать с убойным отделом Санкт-Петербургской милиции и обязуюсь не разглашать какие-либо сведения, полученные от оперработников” (адаптированный перевод с малограмотного английского)].
В конце стояла дата и корявая подпись.
“Вербанул! – восхищенно констатировал про себя Ларин. – Теперь сумеет квартальный отчет закрыть. Только дату зря поставил – все равно исправлять придется”.
Оперативник отложил расписку вновь испеченного агента о сотрудничестве и продолжил чтение отчета.
“Этот Бэримор поведал еще пару интересных вещей. Оказывается, перед смертью сэр Чарльз получил письмо от какой-то женщины. Естественно, совершенно случайно (!) содержание послания стало известно прислуге: некая тетка вызывала Баскервиля на болота. Любопытно, лакей говорит, видел, дескать, в районе трясины какого-то мужика. Но при этом божится, что не своего родственника. Я все же склоняюсь к мысли, что тут не обошлось без девонширских – наверняка присмотрели для себя перспективную недвижимость на природе в виде Баскервиль-холла, ну и дальше по сценарию: есть собственник – есть проблемы.
При местных нравах, похоже, любой труп можно хоть на гадюку, хоть на НЛО списать.
После беседы с Бэримором я сначала хотел отправиться в сопровождении сэра Лерсона поближе к болотам, чтобы там пообщаться с зэком. Можно, конечно, было бы взять для страховки Генри (он, вроде бы, парень не плохой), но тот где-то шлялся, наверняка пытался подбить клинья к сестре ботаника. В общем, пошли одни. Но только мы спустились вниз и вышли на улицу, как со стороны трясины раздается жуткий вой, потом вопль. Одна моя знакомая судья (кстати, очень симпатичная и большая умница) в таких случаях говорила: Орет, как потерпевший. И действительно, крик был на всю округу. Я подумал, что Генри столкнулся с зеком, хотя они вряд ли взвыли бы так омерзительно. А тут и сам Баскервиль-младший бежит: он, оказывается, со свидания возвращался, услыхал какой-то хлюп сзади, ну и ускорился. Видно, вовремя. В общем, тут не соскучишься, хотя даже поговорить толком не с кем: все так и норовят что-то невразумительное сказать, а я и не знаю, как ответить, чтобы поняли хотя бы слово. Не стволом же в каждую харю тыкать.
Приезжай, Андрюха, пожалей ты меня, опера несчастного, а то тоска такая, что и сказать нельзя, чуть ли не плачу. Пропащая жизнь, хуже гадючьей. А еще кланяюсь Шерлоку и его летописцу Уотсону, а пиджак мой никому не отдавай. Остаюсь твой товарищ Анатолий Дукалис, приезжай, Андрюха”.
Толян свернул вчетверо исписанные листы бумаги и вложил их в конверт, купленный накануне за полпенса. Подумав немного, он, старательно подышав на стержень шариковой ручки, в котором заканчивалась паста, начал выводить адрес:
“То the London… Ларину”.
Потом почесался, еще подумал и прибавил: “Андрею Владимировичу”. Довольный тем, что ему не помешали писать, он свистнул сэра Лерсона и, не набрасывая на себя плащика, прямо в рубашке выбежал из дома…
Убаюканный сладкими надеждами, через час он уже крепко спал. Ему снился родной туалет “убойного” отдела, в туалете сидит “Мухомор” и читает письмо оперативникам… Около туалета ездит машина ППС и все вертит, вертит голубым огоньком мигалки…
* * *
В дверь постучали.
– Войдите! – рявкнул Соловец, думая, что это явились Казанова и Плахов.
Но на пороге материализовался начальник “убойного” отдела РУВД соседнего района, на губах которого застыла злобно-язвительная улыбка.
– А, это ты, – майор показал рукой на стул, – садись.
Капитан Абрам Иванович Совков, толстый и одышливый субъект с мутными глазами навыкате, вот уже десять лет не могущий получить очередное звание, вальяжно расположился на продавленном стуле, закинул ногу на ногу и смерил Соловца презрительным взглядом.
– Ну, и чего тебе? – спросил хозяин кабинета, прекрасно понимая, о чем пойдет речь.
– А ты не знаешь? – скрипуче заявил Совков.
– Представь себе, нет.
Капитан вытащил из кармана сложенный вчетверо грязный листок желтоватой бумаги и издалека показал его Соловцу.
– Это видел?
Майор попытался разглядеть мелкий текст, но у него ничего не вышло.
– Дай посмотреть, отсюда не видно.
– Щас тебе! – Совков быстро спрятал листок обратно в карман. – Чтоб ты его порвал?
– А зачем мне его рвать? – устало осведомился Соловец.
– Потому что это приговор тебе и твоим верным и умным подчиненным.
– Полегче на поворотах, – предупредил Соловец, который очень не любил, когда его обзывал кто-либо, кроме вышестоящего руководства, и особенно в те моменты жизненного пути, когда майора обманывали и подсовывали вместо “Столичной” водки простую воду.
– Буду я еще с тобой любезничать! – взвился капитан. – Все, приплыли, соседушки! Нефиг было труп нам на участок подбрасывать!
– Какой еще труп? Кого? – Майор сделал вид, что не понимает, о чем говорит его коллега.
– Того, которого из огнемета замочили!
– Из какого еще огнемета?!
– Ой-ой-ой! – Совков показал Соловцу язык. – А ты не в курсе!
– Слушай, Абраша. Твоя территория – твои проблемы.
– Ах, так?! – Капитан вскочил со стула. – А ты мне, случайно, не объяснишь, как труп подпалил, после чего прополз с твоей стороны улицы на нашу, оставив по пути два килограмма и семьсот сорок пять граммов своей одежды? Я лично соскреб ее с дороги и взвесил!
– Весы, небось, у бабок возле метро конфисковал?
– Тебе-то какое дело?!
– Там все безмены на двести граммов в плюс переделаны, – сообщил майор. – Так что с весом ты лажанулся. Перевесим твои “вешдоки” и прокурору нашему стуканем. Он и влепит тебе триста третью [Статья 303 УК России – “Фальсификация доказательств”]. Для начала.
– Ты меня триста третьей на понт не бери! – закричал Совков. – Ученые!
– А что до того, что кто-то там полз, – так это его личное дело. Хотел – полз, не хотел бы – не полз. – Соловец продемонстрировал коллеге, что разговор окончен.
– Ах, ты так?!
– Да, так!
Они вскочили, уперлись друг в друга животами и взглядами, пыхтя и щуря презрительно уголки глаз…
Первым не выдержал Абрам Иваныч. Достав из кармана платок и акт судебно-медицинской экспертизы о том, что труп был мертв, он вытер платком лоб, а бумажку протянул Соловцу.
– Вот, бери и помни, Абрам зла не держит, – сказал Совков, поворачиваясь к выходу.
Соловец попыхтел для приличия, но акт взял и буркнул вслед уходящему незваному гостю:
– Ты, это… Иваныч… может, по рюмочке, за дружбу отделов?
– А что, есть?!
– Нет, но сбегаем… для дела.
– Ну, разве что для дела.
Охота на поросенка, Или гонки по горизонтали
За несколько дней до того, как Андрею передали с оказией в виде замызганного беспризорника письмо Дукалиса, ситуация в Бейкер-стритском офисе сыскной конторы складывалась драматически.
После выходки Уотсона со взрывпакетами Ларину, как он ни пытался, так и не удалось уговорить Холмса остаться в Лондоне и помочь в поисках Мориарти. Великого сыщика не убедили в этом ни обещания помощи в раскрытии других дел, ни напоминание о том, что под видом Уотсона под носом у “девонширских” батрачит оперативник. Ни, наконец, весьма недвусмысленный намек, что Холмсу неплохо бы держать данное слово. По поводу последнего замечания сыщик, ничуть не смутившись, заметил, что он обещал лишь помочь в поисках, чем и занимался на свою голову все последние дни.
– Теперь же, как я говорил, мы уйдем на север, – попытался закончить неприятный разговор великий сыщик. – А вы, думаю, очень скоро встретитесь со своим Мориарти.
– Послушайте, Шерлок, – окончательно разозлился Ларин, – что вы заладили: “на север” да “на север”! Все равно дальше Льюиса не убежите и больше года не пробегаете. А “девонширские”, если они такие крутые, какими вы их считаете, отыщут вас и там. И образцово-показательно… Как там, блин, по-английски “мочить”? “То wash”, что ли? Или, может, “watering”?… Ox, не зря же говорят: “Учите, ребята, материальную часть – там бьют больно”… Ну, в общем, убьют. Вы понимаете?
Упоминание о возможных кознях Мориарти и его подельников отнюдь не привело Холмса в доброе настроение. Правда, собирая вещи, он милостиво разрешил Андрею, если тот, конечно, хочет, бежать с ним вместе от греха подальше и заметил, что путешествие долго не продлится.
– И бегать в течение года нам не придется. Доживем до понедельника, а там Мориарти обязательно поймают наши бобби. Мне по секрету сообщил Лейстрейд, что начальник городской полиции объявил борьбу с “девонширскими” делом своей чести, потому и операция названа символически: “Чисто Тайд” [Видимо, это наиболее удачный перевод названия операции. Дело в том, что “Cleanly” – англ. – чисто, но “Tide” может означать “взрыв общего чувства” (фигур.) или “плыть по течению” (устар.). Таким образом, при дословном переводе название грандиозной операции попросту дискредитируется. Действительно, никому же не приходит в голову переводить, например, название джипа “паджеро” (одно из значений этого слова в испанском разговорном языке – педик)…]. Он так и сказал: “Девонширцы проникли во все властные структуры и в полицию. Пора кончать их!”
– Кого кончать? – не понял Ларин. – Полицию?
– Н-не знаю, – чуть смутившись от неожиданного вопроса, замялся Холмс, но тут же нашелся: – Я говорю, что с безобразием будет покончено. И я верю в это, нутром чую! Если бы вы читали мою монографию об органах осязания у сыщиков…
Закончить мысль Холмс не успел: на середину комнаты на четвереньках выполз проснувшийся Уотсон, перед тем с грохотом свалившись со стула.
Доктор услышал конец разговора и решил принять в нем участие.
– Джентльмены, а известна ли вам старинная индийская мудрость: “Досадно попугаем жить, гадюкой с длинным ве-еком”? – старательно икнув, изрек он. – Дав-вайте побегаем, Энди. Все равно все в землю ляжем, все прахом будет, но лучше умереть стоя, чем жить на коленях.
– Вот и встаньте, Уотсон. – Андрей помог мудрецу подняться и дотащил его до кресла. – Вы бы поберегли свое здоровье. Нельзя же так резко вскакивать.
Но доктора, как говорится, уже несло.
Он принялся развивать мысль о тленности бытия и мудрости жителей Индии, где несколько лет ему пришлось прослужить.
– А вы знаете, как славно мы охотились на крокодилов в пенджабских степях? Мы пытались сначала глушить их с помощью пороховых зарядов. Грохот, скажу вам, стоял страшный! По сравнению с ним моя сегодняшняя шутка – детский лепет. Так вот, кидаем мы заряды, а крокодилы не вылезают. Гадюки там разные, скорпионы – те лезут, а этих тварей не видно. Хорошо, что нам местные подсказали, как охотиться следует. Вырываешь яму, маскируешь ее листьями лотоса, затем берешь поросенка, привязываешь на веревку и тащишь за собой. Крокодил, услышав визг, выползает из засады и – следом. Тут главное – не торопиться – у земноводных лапы не приспособлены для быстрого бега, значит, надо следить, чтоб не отстал “my favourite”. Ну, а когда крокодил до ямы доползает, то в нее – хлоп! Тут-то его и забивают, как мамонта.
– А поросенок? – невольно вырвалось у Ларина, которого вдруг осенила некая мысль.
– А что поросенок? Бежит себе дальше по своим свинским делам, хвостиком виляет, похрюкивает радостно, – миролюбиво ответил доктор.
– Это вы похрюкиваете, когда перепьете, – сварливо оборвал его Холмс. – Прекращайте рассказывать байки и скорее собирайтесь. Мы уходим прямо сейчас. Энди, так вы идете с нами?
– Безусловно, – неожиданно согласился Андрей. – Я восхищен вашей проницательностью и уже готов к походу хоть в Альпы, хоть через Альпы.
Великий сыщик, казалось, был несколько смущен столь поспешным согласием, но, как истинный джентльмен, виду не подал, хотя и радости особой не проявил.
Оперативник не стал объяснять причину своего решения, хотя была она предельно проста: охота на “поросенка”.
“Вот те раз! – размышлял Ларин, слушая хвастливый рассказ пьяненького Уотсона о фантастической охоте на крокодилов в пенджабских степях. – А ведь в этом бреде есть рациональное зерно. Что мы имеем? Мориарти заинтересован в устранении оперативников и, не исключено, самого Холмса, который после общения с ментами тоже стал потенциально опасен. Организовать убийство в Лондоне или, что немногим лучше, проблемы с полицией – не проблема. Подтверждением тому являются и происшествие в бифштексной, и убийство в Нортумберленде, и даже последняя выходка Уотсона, вернее, провокация со взрывпаке-тами…”
Андрей вынужден был признать, что сам он давно уже засадил бы в клетку потенциальных преступников, на которых уж очень сильно смахивали обитатели дома номер 22-Б по Бейкер-стрит. Лишь весьма неординарное мышление инспектора Лейстрейда и его личное знакомство с Холмсом помешали в конкретном случае осуществлению дьявольского плана преступников.
По расчету Ларина, лидер “девонширских”, как крокодил из докторского рассказа, услышав истошный визг, должен был выползти из своего укрытия и броситься в погоню за жертвой. Причем, естественно, что погоня не будет напоминать поход короля Артура. Андрей усмехнулся про себя, на миг представив, как из лондонских трущоб, словно тараканы, вылезают толпы бандюганов, выстраиваются в походную колонну и, помахивая дубинками, с походной песней направляются в сторону Альп.
“Нет, братцы, – размышлял оперативник, – вы все останетесь здесь. Кто же в противном случае будет снимать дань с нищих и трясти местных барыг? А это значит, что Мориарти поползет за нами сам, ну, в лучшем случае, с двумя-тремя помощниками. Извести всех девонширских, окопавшихся в Лондоне, не помогут ни Чистые руки, ни Чистые зубы, ни Чистые уши [Названия известных операций по борьбе с преступностью, авторство которых, соответственно, приписывается бывшему начальнику ГУВД по СПб и области Анатолию Пониделко, а также Андрею Кивинову (“Целую, Ларин”) и братьям Питерским (“Юрист. Дело о продаже Петербурга”)]. Зато даже без участия масок-шоу можно взять бандитского лидера, когда его братва будет прохлаждаться в столице. Шок – это по-нашему”.
Как-то раз Сысой Мартышкин напился со своим сокурсником по школе милиции.
Причем – сильно.
Можно сказать, в мясо.
А у отца этого самого приятеля имелась оставшаяся от умершего родственника двухдверная машина-“инвалидка” с тарахтящим мотоциклетным двигателем и большим круглым знаком на переднем стекле, где на белом фоне красной краской был схематично изображен человек в коляске.
И вот, изрядно накушавшись, Мартышкин с приятелем отправились, как водится, к женщинам. Ехали весело, пели песни, никого не трогали, и тут вдруг маячивший впереди гаишник махнул жезлом. Останавливал-то он другую машину, но водитель инвалидного тарантаса подумал, что именно его. И запоздало дал по тормозам.
Инвалидка боком прошла метров двадцать, стукнулась о поребрик тротуара и замерла.
Мартышкинский приятель, пьяный вумат, распахнул дверцу, вывалился на асфальт и на четвереньках пополз к дорожному инспектору в надежде вымолить у того прощение.
Глаза испуганного гаишника чуть не выпали из орбит, он принялся отчаянно махать полосатым жезлом и кричать:
– Езжайте, товарищ инвалид, езжайте!!!
Именно такими стали глаза Трубецкого, когда младший лейтенант расположился в кресле напротив генерального директора “Фагота” и зловещим шепотом выдохнул:
– Нам все известно, Василий Акакиевич! Так что рекомендую вам начать говорить правду.
Издатель сделался белым, как лист хорошей финской бумаги для ксерокса, и беззвучно зашевелил губами.
– Ну, как? – продолжил Сысой, от цепкого взгляда которого не ускользнул испуг издателя. – Будем говорить или в камере подумаем? – Недавний удар по башке окончательно раскрепостил сознание Мартышкина, и он начал вести себя, как полагается оперу со стажем – нагло, цинично и подозревая потерпевшего-заявителя во всех смертных грехах. – Так куда вы дели Б. К. Лысого? На даче спрятали или?… Может быть, его уже и в живых нет? А?!
– Я-я-я… – начал Трубецкой, но стажер не дал ему договорить, разразившись демоническим смехом.
– Сокамерникам у параши будешь мозги вкручивать! – Младший лейтенант вскочил, схватил кружку с остывшим за время совещания чаем и выплеснул ее содержимое в лицо издателю.
Генеральный директор тоненько взвизгнул и выпал из кресла на пол.
– Я тебя расколю, урод! – Боевой клич Сысоя разнесся по всему издательству, заставив сотрудников замереть над гранками текстов и клавиатурами компьютеров. – Бей сынов Акакия!
Подавляющее большинство работников “Фагота” злорадно ухмыльнулись.
Мартышкин примерился, чтобы проверить на вкус и на жирность ухо издателя, но тут в кабинет ворвались трое мужчин в строгих костюмах во главе с начальником охраны “Фагота”, похожим на унылого арабского террориста, и вывели разбушевавшегося стажера вон.
Получив согласие Ларина на побег из Лондона, великий сыщик начал менторским тоном проводить инструктаж о том, как лучше это осуществить, чтобы избежать возможной слежки [Последующие наставления тоже не выдумка: подобные дает герой А. К. Дойля в “Последнем деле Холмса”].
– Вы должны внимательно выслушать мои инструкции, – потребовал Холмс, – и следовать им буквально, так как нам предстоит вести борьбу против самого талантливого мошенника и самого мощного объединения преступников во всей Европе. Итак, слушайте. Энди, вы нынче ночуете вместе с Уотсоном. У него есть еще одна квартира, он ее у жены при разводе отсудил. Свой багаж, не указывая на нем станции назначения, следует сегодня же вечером отослать с надежным человеком на вокзал “Виктория”.
Андрей, взяв лист бумаги, старательно конспектировал талантливые наставления сыщика. Правда, попутно оперативник записывал и свои мысли, разлиновав бумагу в виде таблицы. В результате получился следующий документ:
№№ п.п.
1
Тезисы наставлений Холмса:
Найти надежного человека (сегодня вечером); отослать с ним багаж на вокзал «Виктория»; не указывать станцию назначения.
Результат (версия Ларина):
Во время поисков «человека» люди Мориарти, если они ведут наружное наблюдение, обязятельно его вычислят (инструкций по «найти надежного человека» не дано) и, соответственно, проследят дальнейшие действия. Будет, во-первых, зафиксирован факт передачи багажа, во-вторых, установлен вокзал, куда багаж будет доставлен. Отсутствие указания станции назначения – повод для организации дополнительного наблюдения уже на самом вокзале и сигнал к усилению слежки за домом на Бейкер-стрит (на это у «девонширских» вся ночь впереди).
Учитывая дурные наклонности Мориарти и его братвы, есть шанс, что «надежный человек» будет схвачен сразу же после поездки на вокзал и допрошен с пристрастием со всеми вытекающими последствиями...
№№ п.п.
2
Тезисы наставлений Холмса:
Утром послать слугу за кэбом, предупредив, чтобы он не брал ни первого, ни второго экипажей, которые ему попадутся.
Результат (версия Ларина):
Если слежка ведется, то за всеми, находящимися в доме, и действия слуги обязательно будут проконтролированы. Рассчитывать, что в проходящих «такси» люди Мориарти – глупость.
Кроме того, откуда можно знать, в какую сторону пойдет ловить «тачку» слуга? Горадо эффективнее и проще иметь в запасе хотя бы два экипажа и вести на них слежку за тем, который будет нанят.
№№ п.п.
3
Тезисы наставлений Холмса:
На кэбе поехать в Стрэнд, к Лоусерскому пассажу, дав письменный алрес кучеру и предупредив, чтобы тот не выбрасывал записку.
Результат (версия Ларина):
В этом случае все предыдущие наставления вообще теряют смысл: наблюдение будет вестись непосредственно за мной и Уотсоном, когда мы сядем в кэб. Записка с адресом, которую, видимо, «грузчики» [Грузчик (проф. сленг) здесь – лицо, непосредственно осуществляющее слежку, наружное наблюдение, следующее за “объектом”] получат от кэбмена, – лишний повод усомниться в истинности легенды маршрута, особенно с учетом предупреждения «не выбрасывать» (водила это обязательно расскажет).
№№ п.п.
4
Тезисы наставлений Холмса:
Расплатиться с кэбменом заранее, и, когда тот остановится у пассажа, немедленно бежать туда, чтобы в четверть десятого оказаться на другом конце, где будет ждать экипаж.
Результат (версия Ларина):
Предварительная оплата тут же насторожит преступников: кэб, где кучер сидит снаружи, – не закрытое такси, и передача денег будет моментально зафиксирована «девонширскими» и заставит их усилить бдительность. Если в наше время в Англии за объектом ходит до 60 (!) машин [Факт. Английская контрразведка не лыком шита…], то организовать пару десятков кэбов – не проблема.
Остановка кэба: еще до того, как оттуда выйдем мы с Уотсоном, часть «грузчиков» подтянется ближе и успеет за нами пройти через пассаж (особенно с учетом того, что бегущий «объект» прекрасно виден в толпе).
Скорость кэбов невелика. Поэтому, если по параллельной улице пойдет еще один экипаж «наружки», при установке у пассажа к нему успеет подбежать кто-то из наблюдателей первого кэба, предупредив: «Встречайте!».
После выходки Уотсона со взрывпакетами Ларину, как он ни пытался, так и не удалось уговорить Холмса остаться в Лондоне и помочь в поисках Мориарти. Великого сыщика не убедили в этом ни обещания помощи в раскрытии других дел, ни напоминание о том, что под видом Уотсона под носом у “девонширских” батрачит оперативник. Ни, наконец, весьма недвусмысленный намек, что Холмсу неплохо бы держать данное слово. По поводу последнего замечания сыщик, ничуть не смутившись, заметил, что он обещал лишь помочь в поисках, чем и занимался на свою голову все последние дни.
– Теперь же, как я говорил, мы уйдем на север, – попытался закончить неприятный разговор великий сыщик. – А вы, думаю, очень скоро встретитесь со своим Мориарти.
– Послушайте, Шерлок, – окончательно разозлился Ларин, – что вы заладили: “на север” да “на север”! Все равно дальше Льюиса не убежите и больше года не пробегаете. А “девонширские”, если они такие крутые, какими вы их считаете, отыщут вас и там. И образцово-показательно… Как там, блин, по-английски “мочить”? “То wash”, что ли? Или, может, “watering”?… Ox, не зря же говорят: “Учите, ребята, материальную часть – там бьют больно”… Ну, в общем, убьют. Вы понимаете?
Упоминание о возможных кознях Мориарти и его подельников отнюдь не привело Холмса в доброе настроение. Правда, собирая вещи, он милостиво разрешил Андрею, если тот, конечно, хочет, бежать с ним вместе от греха подальше и заметил, что путешествие долго не продлится.
– И бегать в течение года нам не придется. Доживем до понедельника, а там Мориарти обязательно поймают наши бобби. Мне по секрету сообщил Лейстрейд, что начальник городской полиции объявил борьбу с “девонширскими” делом своей чести, потому и операция названа символически: “Чисто Тайд” [Видимо, это наиболее удачный перевод названия операции. Дело в том, что “Cleanly” – англ. – чисто, но “Tide” может означать “взрыв общего чувства” (фигур.) или “плыть по течению” (устар.). Таким образом, при дословном переводе название грандиозной операции попросту дискредитируется. Действительно, никому же не приходит в голову переводить, например, название джипа “паджеро” (одно из значений этого слова в испанском разговорном языке – педик)…]. Он так и сказал: “Девонширцы проникли во все властные структуры и в полицию. Пора кончать их!”
– Кого кончать? – не понял Ларин. – Полицию?
– Н-не знаю, – чуть смутившись от неожиданного вопроса, замялся Холмс, но тут же нашелся: – Я говорю, что с безобразием будет покончено. И я верю в это, нутром чую! Если бы вы читали мою монографию об органах осязания у сыщиков…
Закончить мысль Холмс не успел: на середину комнаты на четвереньках выполз проснувшийся Уотсон, перед тем с грохотом свалившись со стула.
Доктор услышал конец разговора и решил принять в нем участие.
– Джентльмены, а известна ли вам старинная индийская мудрость: “Досадно попугаем жить, гадюкой с длинным ве-еком”? – старательно икнув, изрек он. – Дав-вайте побегаем, Энди. Все равно все в землю ляжем, все прахом будет, но лучше умереть стоя, чем жить на коленях.
– Вот и встаньте, Уотсон. – Андрей помог мудрецу подняться и дотащил его до кресла. – Вы бы поберегли свое здоровье. Нельзя же так резко вскакивать.
Но доктора, как говорится, уже несло.
Он принялся развивать мысль о тленности бытия и мудрости жителей Индии, где несколько лет ему пришлось прослужить.
– А вы знаете, как славно мы охотились на крокодилов в пенджабских степях? Мы пытались сначала глушить их с помощью пороховых зарядов. Грохот, скажу вам, стоял страшный! По сравнению с ним моя сегодняшняя шутка – детский лепет. Так вот, кидаем мы заряды, а крокодилы не вылезают. Гадюки там разные, скорпионы – те лезут, а этих тварей не видно. Хорошо, что нам местные подсказали, как охотиться следует. Вырываешь яму, маскируешь ее листьями лотоса, затем берешь поросенка, привязываешь на веревку и тащишь за собой. Крокодил, услышав визг, выползает из засады и – следом. Тут главное – не торопиться – у земноводных лапы не приспособлены для быстрого бега, значит, надо следить, чтоб не отстал “my favourite”. Ну, а когда крокодил до ямы доползает, то в нее – хлоп! Тут-то его и забивают, как мамонта.
– А поросенок? – невольно вырвалось у Ларина, которого вдруг осенила некая мысль.
– А что поросенок? Бежит себе дальше по своим свинским делам, хвостиком виляет, похрюкивает радостно, – миролюбиво ответил доктор.
– Это вы похрюкиваете, когда перепьете, – сварливо оборвал его Холмс. – Прекращайте рассказывать байки и скорее собирайтесь. Мы уходим прямо сейчас. Энди, так вы идете с нами?
– Безусловно, – неожиданно согласился Андрей. – Я восхищен вашей проницательностью и уже готов к походу хоть в Альпы, хоть через Альпы.
Великий сыщик, казалось, был несколько смущен столь поспешным согласием, но, как истинный джентльмен, виду не подал, хотя и радости особой не проявил.
Оперативник не стал объяснять причину своего решения, хотя была она предельно проста: охота на “поросенка”.
“Вот те раз! – размышлял Ларин, слушая хвастливый рассказ пьяненького Уотсона о фантастической охоте на крокодилов в пенджабских степях. – А ведь в этом бреде есть рациональное зерно. Что мы имеем? Мориарти заинтересован в устранении оперативников и, не исключено, самого Холмса, который после общения с ментами тоже стал потенциально опасен. Организовать убийство в Лондоне или, что немногим лучше, проблемы с полицией – не проблема. Подтверждением тому являются и происшествие в бифштексной, и убийство в Нортумберленде, и даже последняя выходка Уотсона, вернее, провокация со взрывпаке-тами…”
Андрей вынужден был признать, что сам он давно уже засадил бы в клетку потенциальных преступников, на которых уж очень сильно смахивали обитатели дома номер 22-Б по Бейкер-стрит. Лишь весьма неординарное мышление инспектора Лейстрейда и его личное знакомство с Холмсом помешали в конкретном случае осуществлению дьявольского плана преступников.
По расчету Ларина, лидер “девонширских”, как крокодил из докторского рассказа, услышав истошный визг, должен был выползти из своего укрытия и броситься в погоню за жертвой. Причем, естественно, что погоня не будет напоминать поход короля Артура. Андрей усмехнулся про себя, на миг представив, как из лондонских трущоб, словно тараканы, вылезают толпы бандюганов, выстраиваются в походную колонну и, помахивая дубинками, с походной песней направляются в сторону Альп.
“Нет, братцы, – размышлял оперативник, – вы все останетесь здесь. Кто же в противном случае будет снимать дань с нищих и трясти местных барыг? А это значит, что Мориарти поползет за нами сам, ну, в лучшем случае, с двумя-тремя помощниками. Извести всех девонширских, окопавшихся в Лондоне, не помогут ни Чистые руки, ни Чистые зубы, ни Чистые уши [Названия известных операций по борьбе с преступностью, авторство которых, соответственно, приписывается бывшему начальнику ГУВД по СПб и области Анатолию Пониделко, а также Андрею Кивинову (“Целую, Ларин”) и братьям Питерским (“Юрист. Дело о продаже Петербурга”)]. Зато даже без участия масок-шоу можно взять бандитского лидера, когда его братва будет прохлаждаться в столице. Шок – это по-нашему”.
* * *
Как-то раз Сысой Мартышкин напился со своим сокурсником по школе милиции.
Причем – сильно.
Можно сказать, в мясо.
А у отца этого самого приятеля имелась оставшаяся от умершего родственника двухдверная машина-“инвалидка” с тарахтящим мотоциклетным двигателем и большим круглым знаком на переднем стекле, где на белом фоне красной краской был схематично изображен человек в коляске.
И вот, изрядно накушавшись, Мартышкин с приятелем отправились, как водится, к женщинам. Ехали весело, пели песни, никого не трогали, и тут вдруг маячивший впереди гаишник махнул жезлом. Останавливал-то он другую машину, но водитель инвалидного тарантаса подумал, что именно его. И запоздало дал по тормозам.
Инвалидка боком прошла метров двадцать, стукнулась о поребрик тротуара и замерла.
Мартышкинский приятель, пьяный вумат, распахнул дверцу, вывалился на асфальт и на четвереньках пополз к дорожному инспектору в надежде вымолить у того прощение.
Глаза испуганного гаишника чуть не выпали из орбит, он принялся отчаянно махать полосатым жезлом и кричать:
– Езжайте, товарищ инвалид, езжайте!!!
Именно такими стали глаза Трубецкого, когда младший лейтенант расположился в кресле напротив генерального директора “Фагота” и зловещим шепотом выдохнул:
– Нам все известно, Василий Акакиевич! Так что рекомендую вам начать говорить правду.
Издатель сделался белым, как лист хорошей финской бумаги для ксерокса, и беззвучно зашевелил губами.
– Ну, как? – продолжил Сысой, от цепкого взгляда которого не ускользнул испуг издателя. – Будем говорить или в камере подумаем? – Недавний удар по башке окончательно раскрепостил сознание Мартышкина, и он начал вести себя, как полагается оперу со стажем – нагло, цинично и подозревая потерпевшего-заявителя во всех смертных грехах. – Так куда вы дели Б. К. Лысого? На даче спрятали или?… Может быть, его уже и в живых нет? А?!
– Я-я-я… – начал Трубецкой, но стажер не дал ему договорить, разразившись демоническим смехом.
– Сокамерникам у параши будешь мозги вкручивать! – Младший лейтенант вскочил, схватил кружку с остывшим за время совещания чаем и выплеснул ее содержимое в лицо издателю.
Генеральный директор тоненько взвизгнул и выпал из кресла на пол.
– Я тебя расколю, урод! – Боевой клич Сысоя разнесся по всему издательству, заставив сотрудников замереть над гранками текстов и клавиатурами компьютеров. – Бей сынов Акакия!
Подавляющее большинство работников “Фагота” злорадно ухмыльнулись.
Мартышкин примерился, чтобы проверить на вкус и на жирность ухо издателя, но тут в кабинет ворвались трое мужчин в строгих костюмах во главе с начальником охраны “Фагота”, похожим на унылого арабского террориста, и вывели разбушевавшегося стажера вон.
* * *
Получив согласие Ларина на побег из Лондона, великий сыщик начал менторским тоном проводить инструктаж о том, как лучше это осуществить, чтобы избежать возможной слежки [Последующие наставления тоже не выдумка: подобные дает герой А. К. Дойля в “Последнем деле Холмса”].
– Вы должны внимательно выслушать мои инструкции, – потребовал Холмс, – и следовать им буквально, так как нам предстоит вести борьбу против самого талантливого мошенника и самого мощного объединения преступников во всей Европе. Итак, слушайте. Энди, вы нынче ночуете вместе с Уотсоном. У него есть еще одна квартира, он ее у жены при разводе отсудил. Свой багаж, не указывая на нем станции назначения, следует сегодня же вечером отослать с надежным человеком на вокзал “Виктория”.
Андрей, взяв лист бумаги, старательно конспектировал талантливые наставления сыщика. Правда, попутно оперативник записывал и свои мысли, разлиновав бумагу в виде таблицы. В результате получился следующий документ:
№№ п.п.
1
Тезисы наставлений Холмса:
Найти надежного человека (сегодня вечером); отослать с ним багаж на вокзал «Виктория»; не указывать станцию назначения.
Результат (версия Ларина):
Во время поисков «человека» люди Мориарти, если они ведут наружное наблюдение, обязятельно его вычислят (инструкций по «найти надежного человека» не дано) и, соответственно, проследят дальнейшие действия. Будет, во-первых, зафиксирован факт передачи багажа, во-вторых, установлен вокзал, куда багаж будет доставлен. Отсутствие указания станции назначения – повод для организации дополнительного наблюдения уже на самом вокзале и сигнал к усилению слежки за домом на Бейкер-стрит (на это у «девонширских» вся ночь впереди).
Учитывая дурные наклонности Мориарти и его братвы, есть шанс, что «надежный человек» будет схвачен сразу же после поездки на вокзал и допрошен с пристрастием со всеми вытекающими последствиями...
№№ п.п.
2
Тезисы наставлений Холмса:
Утром послать слугу за кэбом, предупредив, чтобы он не брал ни первого, ни второго экипажей, которые ему попадутся.
Результат (версия Ларина):
Если слежка ведется, то за всеми, находящимися в доме, и действия слуги обязательно будут проконтролированы. Рассчитывать, что в проходящих «такси» люди Мориарти – глупость.
Кроме того, откуда можно знать, в какую сторону пойдет ловить «тачку» слуга? Горадо эффективнее и проще иметь в запасе хотя бы два экипажа и вести на них слежку за тем, который будет нанят.
№№ п.п.
3
Тезисы наставлений Холмса:
На кэбе поехать в Стрэнд, к Лоусерскому пассажу, дав письменный алрес кучеру и предупредив, чтобы тот не выбрасывал записку.
Результат (версия Ларина):
В этом случае все предыдущие наставления вообще теряют смысл: наблюдение будет вестись непосредственно за мной и Уотсоном, когда мы сядем в кэб. Записка с адресом, которую, видимо, «грузчики» [Грузчик (проф. сленг) здесь – лицо, непосредственно осуществляющее слежку, наружное наблюдение, следующее за “объектом”] получат от кэбмена, – лишний повод усомниться в истинности легенды маршрута, особенно с учетом предупреждения «не выбрасывать» (водила это обязательно расскажет).
№№ п.п.
4
Тезисы наставлений Холмса:
Расплатиться с кэбменом заранее, и, когда тот остановится у пассажа, немедленно бежать туда, чтобы в четверть десятого оказаться на другом конце, где будет ждать экипаж.
Результат (версия Ларина):
Предварительная оплата тут же насторожит преступников: кэб, где кучер сидит снаружи, – не закрытое такси, и передача денег будет моментально зафиксирована «девонширскими» и заставит их усилить бдительность. Если в наше время в Англии за объектом ходит до 60 (!) машин [Факт. Английская контрразведка не лыком шита…], то организовать пару десятков кэбов – не проблема.
Остановка кэба: еще до того, как оттуда выйдем мы с Уотсоном, часть «грузчиков» подтянется ближе и успеет за нами пройти через пассаж (особенно с учетом того, что бегущий «объект» прекрасно виден в толпе).
Скорость кэбов невелика. Поэтому, если по параллельной улице пойдет еще один экипаж «наружки», при установке у пассажа к нему успеет подбежать кто-то из наблюдателей первого кэба, предупредив: «Встречайте!».