твердолобые коммуняки, способные только на предложения о введении партийной
цензуры и силовых акций против свободной прессы.
Пусть уж остается Жучок. По крайней мере от него вреда меньше. Сам ни
черта не делает, но зато и не портит слишком многого.
К свободе прессы Батька относился абсолютно нормально. Единственное,
чего он не понимал в мировоззрении независимых (по их собственным словам)
журналистов, так это приоритетов в выборе тем. О задержании полупьяного и
сопротивляющегося сотрудникам милиции националиста могли кричать несколько
дней подряд, а об открытии новой производственной линии на
машиностроительном заводе, благодаря которой тысяча человек получала работу,
давали заметку в три строчки в самом низу последней полосы. Президент не был
сторонником хвалебных речей и замалчивания неудач, он сам постоянно твердил
о проступках чиновников любого уровня, но стремился к объективности. Ведь
если все время говорить о плохом, то это плохое в результате и
восторжествует.
Глава государства еще раз перечитал список встреч.
Странно...
Всего четыре встречи на завтра и три на послезавтра.
Две недели назад их было по восемь-десять ежедневно, включая субботу с
воскресеньем. И почти нет встреч с иностранцами.
Батька внимательно посмотрел в глаза заерзавшего в кресле Пушкевича.
Заместитель главы администрации почему-то покраснел.
-- Кто из российских журналистов будет на пресс-конференции ?
-- Два человека с санкт-петербургского телевидения, трое газетчиков и
один независимый автор, -- быстро сказал Пушкевич, -- последний
специализируется на исторических материалах. Собираются сделать обзор о
современной Беларуси. Один из них... по фамилии Нерсесов... настаивает на
интервью.
-- Что вы имеете в виду? -- Президенту не понравилось, как заместитель
главы администрации произнес слово "интервью". И глагол "настаивать" не
очень вязался с обсуждением приезда журналистов.
-- Ну... -- Пушкевич слегка занервничал, -- вы понимаете, Александр
Григорьевич, это... как бы помягче выразиться..
-- Не надо помягче, Иван Иванович. Говорите В как есть.
-- Нерсесов -- человек своеобразный. Не бездарный, безусловно, но себе
на уме. Для него нет авторитетов. К тому же он антисемит...
Обвинение прозвучало дико. У гражданина Нерсесова, подписывающего
половину своих статей псевдонимом Кацман, в жилах текло пятьдесят процентов
еврейской крови. Он действительно выступал против сионизма,
"олигархов-обре-занцев" и "жидовской жабы" мадам Олбрайт, но тупым
антисемитом никогда не был. Глупо выступать против собственного народа и
огульно хаять кого ни попадя.
Пушкевичу Батька не поверил.
Слишком уж надуманной ему показалась данная питерскому журналисту
характеристика. Вопли об "антисемитизме" того или иного человека обычно
раздаются тогда, когда его невозможно опровергнуть другими средствами. А от
такого обвинения человеку отбиться сложно. Определение "антисемитизм"
универсально, получивший подобное клеймо вынужден оправдываться, тем самым
переводя дискуссию в плоскость виртуальных межнациональных отношений.
-- Я проверю ваши сведения, -- пообещал Батька.
В голосе Президента отчетливо послышалась угроза.
Пушкевич поначалу напрягся, но потом мысленно плюнул. Ну, проверит. Ну
и что? Всегда можно сказать, что его ввели в заблуждение. А Нерсесов на
самом деле махровый антисемит, искусно скрывающий свои гнусные убеждения.
Такая тактика беспроигрышна. Можно доказать наличие убеждений, но
невозможно доказать их отсутствие.
К подобным методам Пушкевич прибегал уже не раз. И всегда добивался
своей цели. Вне зависимости от исхода расследования на человеке оставалось
пятно подозрения. К тому же слова заместителя главы администрации всегда
были готовы подтвердить и Требухович, и Жучок, и еще десяток-другой
бюрократов.
Бороться с подонками во власти непросто. В одиночку ничего не сделаешь.
Будь ты хоть Президентом, хоть простым обывателем.
-- Я смотрю, Иван Иванович, что за последние недели сократилось
количество визитеров, -- Батька перевел разговор на другую тему.
-- Лето, -- небрежно заметил Пушкевич, -- многие отдыхают. Часть
западных послов уехали на родину, некоторые заняты переездом. Вы же сами
приказали освобождать Дрозды.
-- А вы со мной не согласны?
-- Почему, согласен... Да и иностранным представителям в Минске будет
удобнее, чем в Дроздах.
-- Что у нас по договору с Россией?
-- Все в норме. Пакет документов будет готов через три дня...
Через двое суток истекал срок ультиматума, выдвинутого Президенту
группой террористов.
Правда, они почему-то больше не связывались с главой Беларуси. Пустили
ракету, бросили на обочине лесной дороги контейнер с радиоактивным
материалом, дважды позвонили -- Президенту и в Генштаб -- и пропали. Будто
испарились. Или у них появились какие-то более насущные проблемы?
Но какие могут быть проблемы важнее шантажа Президента?
За прошедшую неделю Батька не сделал ни единого шага, чтобы подготовить
свое отречение.
Он ждал реакции на собственное бездействие и параллельно вычислял
заинтересованных лиц. Нельзя сказать, что в своем расследовании он преуспел.
Мотивы добиваться его свержения были почти у всех. А все -- это значит
никто. И ни один из приближенных чиновников пока не проявлял признаков
беспокойства. Все как обычно. Варятся в собственном соку, что-то мухлюют,
подсиживают друг друга, лобызаются с оппозицией, совращают молоденьких
секретарш, приносят на подпись горы бумажек.
Идет нормальная чиновничья жизнь.
Словно приснились Батьке и тот ночной разговор, и постороннее
устройство в блоке правительственной связи, и доклады начальника военной
разведки.
Но сказавший "а" должен сказать и "б".
Террористы не могут остановиться на полдороги. Они прекрасно понимают,
что, не завершив операции, подвергают себя огромному риску. На их поиски
будут брошены все силы, и рано или поздно тайное станет явным. А попытка
силового смещения главы государства карается максимально жестоко. В любой
стране и без сроков давности.
Значит, игра еще не закончена...
И организатор настолько хитер, что ничем себя не выдал.
В принципе, это нормально. Сумевший провернуть захват нескольких ракет
с ядерными боеголовками не может быть дураком. Алиби у него есть. Но только
до того момента, пока его план работает. Срыва ему не простят. Ни
подельники, ни заказчики, ни спецслужбы.
-- Есть какие-нибудь нюансы, которые следует учесть в договоре?
-- Да, Александр Григорьевич. Особенно в части союзных вооруженных сил.
Вот тут вы предлагаете увеличение группировки до трехсот тысяч человек, но
Москва связана условиями по договору с НАТО. На столь кардинальные изменения
Борис Николаевич не пойдет. И вопрос о тактических ракетах...
-- Что по ракетам?
-- Это вызовет негативную реакцию Европы и Соединенных Штатов...
Я в курсе. Однако идти на поводу у Лондона и Вашингтона я не намерен.
Мне достаточно примера Югославии...

Террорист втянул голову в плечи и попытался отстраниться.
-- Ничего не выйдет, -- спокойно заявил Рокотов, -- даже если б ты не
был связан, все равно я сделал бы то, что захотел. Итак, я жду...
Боевик зажмурился и затряс головой.
-- А-а, -- улыбнулся биолог, -- прогоняешь наваждение. Ну-ну. Только я
гораздо реальнее, чем все твои дружки, вместе взятые. И времени у меня
навалом. Могу пинать тебя сутки напролет, пока не расколешься.
-- Что тебе надо? -- прошипел пленник.
-- Вразумительные ответы на вопросы. Кто, где, зачем, сколько и так
далее...
Гоша Федунич огляделся. Он лежал на мешках с цементом, приготовленных
на тот случай, если придется замуровывать один из выходов. В углу складского
помещения валялись инструменты.
Дверь была заперта.
Федунич пошевелил кистями рук.
Без толку...
'И. руки, и ноги связаны на совесть. Не распутаешься и даже не
поменяешь позу. Бедра примотаны друг к дружке широким ремнем так, что это
исключало возможность встать на ноги.
Захвативший его небритый парень в черном комбинезоне не шутил. Сразу
видно, что он готов пойти до конца, добиваясь ответов на свои вопросы.
И все же Федунич не собирался раскалываться сразу. Противнику не
известно, каким объемом информации обладает пленный, и для Георгия в этом
был шанс. Выпотрошенного "языка" обычно тут же убивают. А вот если он не
колется сразу, могут и повременить.
Для Георгия была важна каждая лишняя минута жизни. Все может произойти.
Вплоть до появления подмоги.
Влад с усмешкой посмотрел на прищурившегося боевика.
-- Прикидываешь, что и как? Разумно...
-- Ты ничего не изменишь. Поздно.
-- Это ты о чем? Не о ракетах ли?
-- И о них тоже, -- к Федуничу начала возвращаться его обычная
наглость.
Когда несколько лет подряд человек не несет ответственности за свои
поступки, то он теряет чувство реальности. С Георгием случилось именно это.
Он уверовал в собственную безнаказанность, когда впервые под угрозой оружия
совершил изнасилование. Произошло это событие в далеком девяносто пятом
году, и тогда его не поймали. Потом он еще много раз грабил, насиловал и
убивал. В Беларуси, России, Ингушетии. И каждый раз следствие шло по ложному
пути. Федунич и его банда не оставляли свидетелей, поэтому и не опасались
угрозы опознания.
Рокотов отметил про себя союз "и". Значит, помимо ракет было еще
что-то.
-- Ба-алыпая ошибка. С ракетами ты лоханулся, придурок, -- биолог
повертел кусачки в руке, -- они уже не опаснее сломанной мышеловки. А вот
обо всем остальном мы побеседуем подробнее.
Федунич скрипнул зубами.
Влад расстегнул связанному террористу брюки и просунул слесарный
инструмент в трусы. Георгий почувствовал прикосновение холодного металла к
коже в низу живота.
-- Ну что, баклан, ты никогда не пробовал играть в прятки с собственным
поршнем? -- Цитата из мультфильма Бивеса и Баттхеда пришлась как нельзя
кстати.
Федунич истошно заорал и неожиданно для себя описался.

Секретарь Совета Безопасности России с хрустом потянулся.
Будучи назначенным на эту высокую должность, он не был готов к тому,
что придется по восемь-десять часов в день проводить в кресле. Штази привык
к более подвижному образу жизни.
На пороге бесшумно появился адъютант.
-- К вам полковник Лазарев.
-- Просите...
Один раз, еще на заре своей карьеры в команде питерского
мэра-"демократа", Штази позволил себе пошутить и вместо привычной
формулировки выдал "введите". Скандальчик получился отменный, ибо аудиенции
дожидалась сама госпожа Новодворская, и в нормальном-то состоянии не
отличающаяся повышенной любовью к сотрудникам репрессивного аппарата. За это
"введите" несчастного чиновника склоняли в газетах и на телевидении почти
месяц. С тех пор тихий и вежливый Владимир Владимирович контролировал каждое
свое слово.
Полковник Лазарев возглавлял комиссию по расследованию инцидента с
ядерной боеголовкой в Ледовом Дворце Санкт-Петербурга.
Внешне Юрий Владимирович походил на не опохмеленного кузнеца --
огромный, с грубыми руками, красным лицом и свирепо горящими маленькими
глазками. Полковник действительно был не дурак выпить, но на работе себе
этого не позволял. Только дома, да и то в выходные.
Лазарев уместился на стуле, пожал руку секретарю Совбеза и положил
перед собой кипу листов.
-- Докладывайте.
-- Даже не знаю, с чего начать, -- протянул глава спецкомиссии, -- в
деле имеется абсолютно неизвестный нам фигурант.
-- Из числа террористов? -- уточнил Штази.
-- Да нет... Скорее наоборот.
-- Поясните.
-- Изначально мы придерживались версии, что на месте закладки заряда
произошла перестрелка между двумя группами. Однако выводы экспертов
этого не подтвердили. Обнаруженные гильзы и пули можно разделить на две
группы. Первая -- оружие самих террористов. С ним все ясно. Из него стреляли
много, но неудачно. Вторая группа -- два ствола, предположительно
пистолеты-пулеметы иностранного производства, которые так и не найдены.
Именно из них выпущены пули, извлеченные из тел. Затем -- от Ледового Дворца
ушел джип "мерседес" серого цвета, которому удалось оторваться от погони.
Джип также не обнаружен.
-- Он имеет какое-либо отношение к делу?
-- Скорее да, чем нет. Отрыв от преследования был совершен
профессионально. С использованием специальных средств, как то: разлитое на
дороге машинное масло, фейерверк. К тому же за четыре дня до бойни во Дворце
тот же "мерседес" стал причиной крупной аварии трех милицейских машин.
Аналогичная ситуация -- преследование нарушителя. Водитель ослепил
патрульных вспышкой специальной лампы и благополучно скрылся. Мне
представляется маловероятным, что эти два случая -- простое совпадение.
-- Что известно о личностях террористов?
-- Из двадцати двух погибших опознаны трое.
-- Почему так мало?
-- Отсутствуют документы. И вообще, вероятнее всего, они приехали в
Питер недавно, в расчете на одну операцию. Фенотипически большинство убитых
-- чеченцы или ингуши. Правда, есть и славяне.
-- Кто эти трое опознанных?
-- Один житель Санкт-Петербурга Ахмет Саг-диев и два москвича: Хож-Али
Зелимгаев и Павел Гусев. Первые два уроженцы Грозного, Гусев родился в
Казахстане. По поводу остальных ведется расследование. Но быстрых
результатов не обещаю. По нашему мнению, там было еще минимум десять
человек, однако им удалось уйти до приезда сотрудников милиции.
-- Что говорят наши источники в чеченской диаспоре?
-- С ними никто не связывался и помощи не просил. Сагдиева они знают,
он держал несколько коммерческих ларьков. Вероятно, для прикрытия.
-- Специалисты уже разобрались с устройством?
-- До конца нет. Ясно, что боеголовка наша, но откуда она и как попала
в руки террористов -- непонятно. Атомщики отрицают любую возможность хищения
подобных боеприпасов.
-- Я знаю, сам консультировался, -- Штази поджал губы, -- но против
факта не попрешь. Заряд не мог появиться ниоткуда.
-- Есть версия, что это изделие с какого-то полигона. Намечали
испытание, потом по каким-то причинам отменили, шахту законсервировали. Если
это случилось в девяносто первом, то полигон мог остаться на чужой
территории. А что происходит сейчас в "братских" республиках, вам не хуже
меня известно. Бардак полнейший... Кто-то продал документы о заряде, его
вытащили и доставили в Питер. К сожалению, за деньги можно провезти все, что
угодно. Само по себе изделие невелико, умещается в небольшой транспортный
контейнер.
-- Логичнее было бы везти в Москву, -- секретарь Совбеза перекатил по
столу карандаш.
-- Это нас тоже настораживает, -- согласился Лазарев. -- Отовсюду,
кроме Прибалтики, до Москвы ближе. Я уж не говорю о том, что в столице лучше
проворачивать такое дело. Резонанс гораздо больше. Я не хочу вас обидеть, но
Питер -- это все же не Москва.
-- Бросьте, какие могут быть обиды... Но в Прибалтике не было
полигонов.
-- И тем не менее. Факты -- штука упрямая. Если не Прибалтика, то
остается только морской путь доставки.
-- Согласно сводке за прошедший месяц, недавно в здании таможни
произошло убийство, -- напомнил Штази.
-- Никак не привязывается к бомбе, -- вздохнул кряжистый полковник. --
Убит некий Орленко, старший инспектор. Как следует из материалов дознания,
был по уши замазан в криминале. Вместе с ним убиты трое сотрудников службы
безопасности. Все говорит о столкновении интересов преступных групп.
-- Значит, крепкой версии пока нет?
-- Увы...
Секретарь Совбеза бросил взгляд на часы. Пятнадцать тридцать две.
Через двадцать восемь минут у него назначена очередная встреча. С
генерал-полковником Виктором Васисуальевичем Чаплиным.
Штази недовольно передернул плечами.
Чаплин был чрезмерно услужлив и льстив. Как только молодой полковник из
действующего резерва занял высокий пост директора ФСБ России, генерал тут же
начал искать к нему подходы и даже записался на аудиенцию. Боится, гаденыш,
что всплывут прошлые делишки: купленные по балансовой стоимости
двухсотметровые квартирки, подписи на сомнительных документах, оформленные
на жену офшорные фирмы по торговле цветными металлами. В прессе уже пошли
намеки, которые в скором времени могут вылиться в крупное позорище. И
генерал-полковник это чувствовал.
Чаплин был секретарю Совбеза неприятен.
Но у Штази, как, впрочем, и у Президентов России и Беларуси, не
существовало особого выбора. Приходилось искать кандидатуры на
государственные посты не среди профессионалов, а выбирать из кучкующихся у
пирамиды власти подонков и жополизов. Нормальные люди открыто не желали идти
в кремлевские кабинеты.
Хотя подлецов проще удерживать на коротком поводке папочкой с
компрометирующими документами...
Но все равно противно.
Секретарь Совбеза отогнал грустные мысли.
Жаль, что нет единой версии. Однако давайте-ка еще раз вернемся к той
самой "третьей силе", которая приняла участие в данном деле...

Жанна Литвинович приехала в северную столицу всего на один день --
передать "демократическим" журналистам огромную стопку "свидетельств" о
преступлениях режима Лукашенко и обсудить совместную пропагандистскую
кампанию по наращиванию напряжения между Минском и Москвой.
Юлий Рыбаковский и Руслан Пеньков приняли белорусскую гостью в офисе
санкт-петербургского филиала "Союза Правых Сил", где со стен на посетителей
скалились портреты "отцов-основателей": крысенка Киндера, толстомясого
Гайдара, похожей на ниндзю-неудачницу очкастой дамы с труднопроизносимой
фамилией Хамакада, манерного кучерявого Немцовича и Чубайсенко. Последнее
фото будто сошло со стенда в горкоме комсомола. Чубайсенко гордо взирал в
прекрасное будущее, откинув назад прядь волос с низкого лба и втянув щеки.
С самого утра Жанна была раздражена.
Купленная на Витебском вокзале доза героина оказалась совсем дерьмового
качества. Вколов себе привычную порцию, Литвинович через минуту
почувствовала поднимающуюся из желудка тошноту и головокружение. "Приход"
был безнадежно испорчен. Козел-наркодилер переборщил с добавлением в порошок
толченого мела и анальгина.
Жанна еще не знала, что вместе с наркотиком ей посчастливилось
подцепить гепатит С. Через это рано или поздно проходят все наркоманы. На
следующей неделю желтую Литвинович доставят в инфекционное отделение второй
минской больницы, где она проваляется до осени.
Рыбаковский с Пеньковым, напротив, были веселы и общительны.
Вчера они наконец пришли к соглашению с лидером местного "Яблока"
господином Михаилом Ароновичем Артемьевым о делении города на зоны влияния.
Юго-запад и север отошли к "СПС", остальные районы продолжали оставаться
вотчиной Яблонского и компании.
-- Итак! -- бодро заявил Рыбаковский и потер руки. -- Как дела у наших
друзей?
-- Ни шатко, ни валко,-- Литвинович тупо уставилась куда-то в
пространство, -- тиран опять хочет закрыть нашу радиостанцию...
На самом деле Президент Беларуси был ни при чем. Он даже не знал о том,
что налоговая проверка обнаружила в офисе оппозиционного радио документы о
сомнительных коммерческих сделках, не предусмотренных уставом предприятия.
Но по привычке все валили на Батьку. Раз случились какие-то неприятности у
оппозиции, значит, торчат уши спецслужб.
-- Не позволим! -- с пафосом воскликнул Пеньков. -- Диктатору не
удастся зажать рот свободной прессе! Мы сегодня же соберем конференцию и
выступим по телевидению! Рыбаковский поморщился.
-- Успокойся, Русланчик. Оставь свою экзальтацию на потом, когда с
коллегами по цеху общаться будешь.
-- Да я ничего...
-- Вот именно. Жанна, есть что-нибудь конкретное по нападению на
радиостанцию?
Литвинович перевела взгляд со стены на обрюзгшее лицо Рыбаковского.
-- А как же. Есть. Только это не ко мне. Позвоните Серевичу и спросите.
Это он эфирами занимается, -- Жанна хихикнула, вспомнив свой подростковый
опыт вдыхания эфира. До него были бензин и дихлофос, после -- клей "Момент".
За свою короткую, но бурную жизнь Литвинович перепробовала почти все виды
галлюциногенов, не исключая грибочки и жесткую химию.
Юлик с сомнением посмотрел на собеседницу.
Белорусская гостья пребывала в явно неадекватном состоянии.
-- Нам что-нибудь просили передать на словах?
-- Да ничего, -- Жанна зевнула, продемонстрировав давно нелеченные
коренные зубы, -- Серевич че-то там с Требуховичем крутит, че-то
готовится...
-- Что готовится? -- вкрадчиво поинтересовался Рыбаковский.
-- Говорят, скоро все по-другому будет.
-- Где?
-- У нас. Где еще?
-- А кто говорит? -- вмешался Пеньков.
-- Ходят слухи...
Литвинович уже сама не помнила, кто первый намекнул ей о скором уходе
Лукашенко. То ли Трегубович, то ли Богданкович, то ли Таня Прутько, то ли
Потупчик... Не суть важно.
-- Слухи -- это слухи, -- Рыбаковский пожал плечами, -- у нас тоже
регулярно поговаривают об отставке Бориса.
-- Точно, -- подтвердил Руслан.
-- Посмотрим, -- Жанна напустила на себя таинственный вид.
Рыбаковский с Пеньковым переглянулись.
Эта наркоманка что-то знает, но не говорит. Либо забыла детали, что
немудрено в ее состоянии, либо не хочет раньше времени раскрывать козыри.
-- Между друзьями не может быть тайн, -- осторожно намекнул бородатый
Юлик и подмигнул коллеге-педерасту.
-- Мы ведь друзья? -- Пеньков склонился поближе к Литвинович.
-- Ну-у, друзья...
-- Друзья помогают друг другу, -- Рыбаковский старался не спугнуть
неадекватную Жанну, -- и мы всегда готовы прийти на помощь борцам за
свободу. Так что скоро должно случиться?
-- Ой, ну я не знаю деталей...
-- А в общих чертах?
-- Да уйдет Лука! Сам уйдет... Пеньков поднял подкрашенные брови.
-- В это сложно поверить.
-- Ну и не верь! -- У наркоманов смены настроения всегда внезапны.
Литвинович надулась и отвернулась от Руслана.
-- Он не хотел тебя обидеть, -- засуетился Рыбаковский, -- просто уже
столько раз об этом говорили. А ваш диктатор все не уходит. Сидит и сидит...
Мы самые серьезные усилия прилагаем, чтобы его убрать. И здесь, и в
Европейском парламенте, и в Конгрессе выступали... Недавно Леночка Гоннор
целый доклад подготовила о положении в Беларуси. Ты же знаешь, как мы за вас
переживаем...
Жанна успокоилась.
-- Проехали...
-- Так чего же все-таки ожидать?
-- Перемен к лучшему, -- Литвинович, сама об этом не подозревая, была
близка к разгадке. Полунамеки, которые она услышала месяц назад от одного из
активистов "Белорусского Народного Фронта" и которые касались создания
автономной боевой группы из молодых оппозиционеров, трансформировались в ее
изъеденном наркотиками мозгу в схему, близкую к той, по которой действовали
заговорщики. Правда, с изрядной толикой детективных штампов и
фантастическими предположениями самой рассказчицы, в которых терялось
золотое зерно истины.
Расшифровка самой секретной операции всегда начинается с мелочей. С
одного-единственного необдуманного слова...
Но Пеньков с Рыбаковским Жанне не поверили.
Выслушав ее сбивчивое повествование и проводив гостью до такси, они
решили, что у белорусской наркушницы окончательно съехала крыша. Какие-то
террористы, лагеря подготовки, участие в заговоре чуть ли не всего
правительства республики, варианты силового устранения Президента, стоящие
на границе батальоны НАТО, внедренные в службу охраны агенты ЦРУ... Бред.
Докайфовалась, идиотка. Совсем мозги набекрень встали.

Рокотов брезгливо отбросил мокрые кусачки.
-- Вы меня, граждане террористы, уже достали... Из-за таких, как вы, я
превратился в доморощенного Терминатора. Ни минуты покоя. Одно закончу, --
другое начинается... Козлы вонючие. Не можете жить нормально. К тому же вы
все трусы. Но если ты думаешь, что я тебя не допрошу по полной программе, то
глубоко ошибаешься. Все расскажешь. Даже то, о чем сам не помнишь. Можешь
тут хоть все обгадить. Разрешаю... Тебе надо четко усвоить -- я не садист и
удовольствия от мучений людей не получаю. Но для тебя это скорее минус, чем
плюс. Информацию я буду выбивать безэмоционально и до конца. Как робот.
Потому что, если не я, вас никто не остановит. Сразу предупреждаю -- я
догадываюсь о том, что нынешний захват базы -- это только часть операции. И
ты мне подробненько опишешь, кто еще задействован и что именно готовится. С
фамилиями, адресами и мелкими нюансами. Время у меня есть, -- Влад присел
рядом с Федуничем на перевернутый ящик, -- твои дружки сейчас заняты
спасением собственной шкуры...
-- Кто ты вообще такой? -- истерично выкрикнул пленник.
-- Кто? -- биолог усмехнулся. -- Человек, которого жизнь заставила идти
по следу таких уродов, как ты. Видит Бог, я к этому не стремился. Но мне
выпала карта, и я начал играть. И буду играть до конца. Мне плевать на
политику, но небезразлично, что было бы с теми, на кого вы пытались
направить ракеты... Так что выбора у тебя нет. В любом случае ты расскажешь
все. Решайся.
Федунич презрительно посмотрел на своего визави.
Интеллигент...
Только и может, что языком трепать. Другой на его месте уже давно резал
бы Георгия на кусочки. А этот сидит, покуривает и философствует. Без крика,
без мата, без попыток дать сапогом под ребра.
Кусачки были дешевым понтом. Потому он их и отбросил, когда пленник
обмочился.
Он сам боится. Надеется своим словоблудием склонить Федунича к
откровенности. Придурок... Изображает из себя доброго следователя. Скорее