– Подожди, – перебарывает парторг искушение, – поговорю с командой, а потом приду.
И капитан-наставник вынужден отказаться.
– А мы с тобой пока штурманскую часть проверим, – предлагает он. Видимо, не до конца израсходовал на Мастере заряд мщения.
– Да, надо, – соглашаюсь я и, когда парторг отходит подальше, жалуюсь: – Мне тут пришлось потрудиться, наводя порядок. Кстати, у третьего помощника в штурманской кладовке стоит целый ящик списанной пиротехники. Говорил ему, чтобы выкинул за борт, а сегодня утром проверил – здесь она.
В прошлом году по пароходству был приказ о том, что пиротехника приравнивается к огнестрельному оружию, и небрежное отношение к ней будет соответственно наказываться. У капитана-наставника есть возможность отличиться – первым, насколько я знаю, откликнуться на приказ, почти уголовное дело раскопать да еще на чужом судне.
– Ага, – произносит он, быстро просчитав это. – Он сейчас на вахте?
– Нет.
– Ну, ты иди к жене – дело молодое, понимаю! – а я сам разберусь... Да, ты о пиротехнике ничего не знал.
– Конечно, – соглашаюсь я.
Еще через час члены комиссии собираются в моей каюте. Капитан-наставник показывает инспектору объяснительную третьего помощника и свой рапорт, а кадровик ему – объяснительную капитана. Прочитав рапорт, инспектор отдела кадров спрашивает:
– В резерве подержим или в матросы на год?
– Где год, там и два, – отвечает капитан-наставник. – Матросов не хватает, а третьих помощников хоть отбавляй.
Ох, сладка совершенная месть! Спешу подгорчить ее, чтоб не сглазить, – разливаю водку по рюмкам.
Выпив, парторг спрашивает:
– Говорят, ты убийцу нашел?
– Да. Случайно попалась ниточка, я и распутал клубок.
– Случайно? – улыбаясь, спрашивает парторг.
Я замечаю настороженный взгляд капитана-наставника. Этому незачем знать, что я напросился на судно из-за Володьки. Пусть думает, что претворяю в жизнь какой-то хитрый план.
– Совершенно случайно, – сказал я с нажимом.
Парторг понимает намек и спрашивает:
– И как ты его?
Я рассказываю, упустив сцену с дневальной, но подчеркнув, что в случившемся немалая вина капитана.
– Оказывается, он недолюбливал третьего помощника, – заканчиваю я.
– А с третьим механиком пил, – добавляет парторг. – И не только с ним. – Он осуждающе смотрит на меня. – Даже с рядовым составом.
Я покаянно клоню голову. Сволочь Фантомас!
– А старший механик как? – спрашивает механик-наставник.
Наверняка, Дед занял эту должность не без его помощи. Нужны ли мне два врага? Конечно, нет.
– Полная противоположность капитану, – сказал я. Пусть понимают, как хотят.
Механик-наставник доволен моим ответом.
– Но, говорят, зашибает, – вставляет парторг.
– Знает, где, когда и с кем, – объясняю я. – Все не без греха, – и наливаю еще по одной.
Когда выпили, инспектор произнес:
– Капитана надо снимать.
– Замену не успеем найти до отхода в рейс, – жалуется капитан-наставник.
– А зачем искать? – спрашивает парторг и смотрит на меня. – Смелее выдвигайте молодых и способных, воспитывайте достойную смену.
Кадровику моя кандидатура не очень, он с надеждой косится на капитана-наставника.
– Сделает рейс исполняющим обязанности, – продолжает парторг, – справится – утвердим, не справится...
– ... я помогу, – заканчивает капитан-наставник. – Пора мне рейс сделать, проветриться.
Он скалит в улыбке вставные зубы, наверное, считает, что разгадал мою, тестя и парторга многоходовку.
– Быть посему, – соглашается кадровик.
Жена прижимается головой к моей груди. Наверное, с удивлением сейчас слушает, как часто и гулко бьется мое сердце. Она во мне не ошиблась. Я, оказывается, способен на романтический поступок – пожертвовать карьерой ради друга и в то же время вернуть потерянное, выиграть, казалось бы, гиблую партию. Затрудняюсь сказать, первое или второе вызывает у нее большее восхищение. Наверное, все-таки первое, потому что, хотя она и моя жена, но все-таки женщина. Скорее всего, думает, что есть какая-то верховная сила, которая воздает за благие дела, и молит, чтобы эта сила не покидала нас – меня, ее, нашего сына.
– Наливай! – подгоняет меня парторг, а когда я наполнил рюмки, произносит тост: – За нового капитана!
Все выпивают с радостью, будто и им подвалила удача. А разве не так?! Они благополучно справились с неприятным заданием: нашли козла отпущения – капитана, придумали, как его наказать – снять и подобрали замену – меня. Перед начальством они будут выглядеть исполнительными, строгими и инициативными, а начальство таких любит. А заодно и перед моим тестем выслужились – вдруг он опять войдет в силу?! В общем, всем хорошо!
В дверь негромко постучались. Я вышел из-за стола и приоткрыл ее ровно настолько, чтобы видеть визитера, но чтобы он не видел застолья. За комингсом стоял боцман.
– Дело есть, – сказал он шепотом.
Если боцман беспокоит, значит, действительно случилось что-то важное. Я извиняюсь перед гостями, выхожу в коридор.
– Ну?
– Пойдемте, – позвал он и повел на нижнюю жилую палубу, рассказывая на ходу: – Дневальная приходит ко мне, просит красную краску. Я дал. Минут через двадцать опять приходит. «Зачем?» – спрашиваю. «Надо». Ну, раз надо, налил еще пол-литра. Она в третий раз приходит. Пошел я за ней, гляжу... ну, сами увидите.
Мы остановились перед каютой дневальной, и боцман без стука открыл дверь.
Нина сидела на корточках перед белым пластмассовым тазиком и стирала в нем какие-то тряпки, кажется, нижнее белье. Поверх воды плавала красная краска, красными были и руки. Они терли и теребили что-то голубое, наверное, комбинацию, будто застирывали на ней пятна крови. Пустая пол-литровая банка с красным нутром стояла на забрызганной палубе неподалеку от тазика. Не увидев, а скорее почувствовав наше присутствие, дневальная выронила комбинашку и подалась вперед, прикрывая тазик телом. Лицо у нее было испуганное, а неподвижные глаза, темные от расширенных зрачков, смотрели прямо перед собой. Затем она медленно поднялась, взяла тазик и, уставившись куда-то сквозь нас, вышла из каюты.
Я отшатнулся, пропуская ее, и пошел следом. Надо бы остановить, но почему-то казалось, что дотронуться до сумасшедшей – что до трупа.
Нина вышла на корму, остановилась у фальшборта. Яркое багровое заходящее солнце будто пробудило ее, Нина вскинула голову и уставилась на него. Вдруг испуганно вздрогнула и торопливо выплеснула все из тазика за борт. По волнам растеклось жирное красное пятно, а вскоре посреди пятна вынырнуло белье. Белая чайка с серыми крыльями и хвостом спикировала к нему, остановилась в полуметре от воды и взмыла вверх. Дневальная проводила ее взглядом и устало побрела в надстройку. На меня она глянула милостиво и с улыбкой – счастливой улыбкой облегчения, будто отплатила Володе долг, простив меня.
И капитан-наставник вынужден отказаться.
– А мы с тобой пока штурманскую часть проверим, – предлагает он. Видимо, не до конца израсходовал на Мастере заряд мщения.
– Да, надо, – соглашаюсь я и, когда парторг отходит подальше, жалуюсь: – Мне тут пришлось потрудиться, наводя порядок. Кстати, у третьего помощника в штурманской кладовке стоит целый ящик списанной пиротехники. Говорил ему, чтобы выкинул за борт, а сегодня утром проверил – здесь она.
В прошлом году по пароходству был приказ о том, что пиротехника приравнивается к огнестрельному оружию, и небрежное отношение к ней будет соответственно наказываться. У капитана-наставника есть возможность отличиться – первым, насколько я знаю, откликнуться на приказ, почти уголовное дело раскопать да еще на чужом судне.
– Ага, – произносит он, быстро просчитав это. – Он сейчас на вахте?
– Нет.
– Ну, ты иди к жене – дело молодое, понимаю! – а я сам разберусь... Да, ты о пиротехнике ничего не знал.
– Конечно, – соглашаюсь я.
Еще через час члены комиссии собираются в моей каюте. Капитан-наставник показывает инспектору объяснительную третьего помощника и свой рапорт, а кадровик ему – объяснительную капитана. Прочитав рапорт, инспектор отдела кадров спрашивает:
– В резерве подержим или в матросы на год?
– Где год, там и два, – отвечает капитан-наставник. – Матросов не хватает, а третьих помощников хоть отбавляй.
Ох, сладка совершенная месть! Спешу подгорчить ее, чтоб не сглазить, – разливаю водку по рюмкам.
Выпив, парторг спрашивает:
– Говорят, ты убийцу нашел?
– Да. Случайно попалась ниточка, я и распутал клубок.
– Случайно? – улыбаясь, спрашивает парторг.
Я замечаю настороженный взгляд капитана-наставника. Этому незачем знать, что я напросился на судно из-за Володьки. Пусть думает, что претворяю в жизнь какой-то хитрый план.
– Совершенно случайно, – сказал я с нажимом.
Парторг понимает намек и спрашивает:
– И как ты его?
Я рассказываю, упустив сцену с дневальной, но подчеркнув, что в случившемся немалая вина капитана.
– Оказывается, он недолюбливал третьего помощника, – заканчиваю я.
– А с третьим механиком пил, – добавляет парторг. – И не только с ним. – Он осуждающе смотрит на меня. – Даже с рядовым составом.
Я покаянно клоню голову. Сволочь Фантомас!
– А старший механик как? – спрашивает механик-наставник.
Наверняка, Дед занял эту должность не без его помощи. Нужны ли мне два врага? Конечно, нет.
– Полная противоположность капитану, – сказал я. Пусть понимают, как хотят.
Механик-наставник доволен моим ответом.
– Но, говорят, зашибает, – вставляет парторг.
– Знает, где, когда и с кем, – объясняю я. – Все не без греха, – и наливаю еще по одной.
Когда выпили, инспектор произнес:
– Капитана надо снимать.
– Замену не успеем найти до отхода в рейс, – жалуется капитан-наставник.
– А зачем искать? – спрашивает парторг и смотрит на меня. – Смелее выдвигайте молодых и способных, воспитывайте достойную смену.
Кадровику моя кандидатура не очень, он с надеждой косится на капитана-наставника.
– Сделает рейс исполняющим обязанности, – продолжает парторг, – справится – утвердим, не справится...
– ... я помогу, – заканчивает капитан-наставник. – Пора мне рейс сделать, проветриться.
Он скалит в улыбке вставные зубы, наверное, считает, что разгадал мою, тестя и парторга многоходовку.
– Быть посему, – соглашается кадровик.
Жена прижимается головой к моей груди. Наверное, с удивлением сейчас слушает, как часто и гулко бьется мое сердце. Она во мне не ошиблась. Я, оказывается, способен на романтический поступок – пожертвовать карьерой ради друга и в то же время вернуть потерянное, выиграть, казалось бы, гиблую партию. Затрудняюсь сказать, первое или второе вызывает у нее большее восхищение. Наверное, все-таки первое, потому что, хотя она и моя жена, но все-таки женщина. Скорее всего, думает, что есть какая-то верховная сила, которая воздает за благие дела, и молит, чтобы эта сила не покидала нас – меня, ее, нашего сына.
– Наливай! – подгоняет меня парторг, а когда я наполнил рюмки, произносит тост: – За нового капитана!
Все выпивают с радостью, будто и им подвалила удача. А разве не так?! Они благополучно справились с неприятным заданием: нашли козла отпущения – капитана, придумали, как его наказать – снять и подобрали замену – меня. Перед начальством они будут выглядеть исполнительными, строгими и инициативными, а начальство таких любит. А заодно и перед моим тестем выслужились – вдруг он опять войдет в силу?! В общем, всем хорошо!
В дверь негромко постучались. Я вышел из-за стола и приоткрыл ее ровно настолько, чтобы видеть визитера, но чтобы он не видел застолья. За комингсом стоял боцман.
– Дело есть, – сказал он шепотом.
Если боцман беспокоит, значит, действительно случилось что-то важное. Я извиняюсь перед гостями, выхожу в коридор.
– Ну?
– Пойдемте, – позвал он и повел на нижнюю жилую палубу, рассказывая на ходу: – Дневальная приходит ко мне, просит красную краску. Я дал. Минут через двадцать опять приходит. «Зачем?» – спрашиваю. «Надо». Ну, раз надо, налил еще пол-литра. Она в третий раз приходит. Пошел я за ней, гляжу... ну, сами увидите.
Мы остановились перед каютой дневальной, и боцман без стука открыл дверь.
Нина сидела на корточках перед белым пластмассовым тазиком и стирала в нем какие-то тряпки, кажется, нижнее белье. Поверх воды плавала красная краска, красными были и руки. Они терли и теребили что-то голубое, наверное, комбинацию, будто застирывали на ней пятна крови. Пустая пол-литровая банка с красным нутром стояла на забрызганной палубе неподалеку от тазика. Не увидев, а скорее почувствовав наше присутствие, дневальная выронила комбинашку и подалась вперед, прикрывая тазик телом. Лицо у нее было испуганное, а неподвижные глаза, темные от расширенных зрачков, смотрели прямо перед собой. Затем она медленно поднялась, взяла тазик и, уставившись куда-то сквозь нас, вышла из каюты.
Я отшатнулся, пропуская ее, и пошел следом. Надо бы остановить, но почему-то казалось, что дотронуться до сумасшедшей – что до трупа.
Нина вышла на корму, остановилась у фальшборта. Яркое багровое заходящее солнце будто пробудило ее, Нина вскинула голову и уставилась на него. Вдруг испуганно вздрогнула и торопливо выплеснула все из тазика за борт. По волнам растеклось жирное красное пятно, а вскоре посреди пятна вынырнуло белье. Белая чайка с серыми крыльями и хвостом спикировала к нему, остановилась в полуметре от воды и взмыла вверх. Дневальная проводила ее взглядом и устало побрела в надстройку. На меня она глянула милостиво и с улыбкой – счастливой улыбкой облегчения, будто отплатила Володе долг, простив меня.