Страница:
Люди, отверженные родом, зачастую становились разбойниками либо попадали в рабство к любому, предъявившему на них права, где их использовали как бесплатных работников. Иногда люди, почитающие религию и верящие в искупление грехов, могли, согласно законам предков, объявлять о том, что такой-то илин взят в услужение сроком на год, после чего ему могло следовать отпущение грехов.
Некоторые превращались в наемников, получая плату, теряя статус юин, или превращались в обычных воров, если теряли честь и совесть, а если не теряли, то умирали с голоду, или убивали и грабили, находясь на службе у какого-нибудь правителя, который потом возлагал на них всю ответственность за содеянное.
Срединные Царства никогда не жили в мире. Там постоянно шли войны, но они никогда не были достаточно серьезными, чтобы обеспечить сносную жизнь тем, кто пополнял ряды отверженных и становился наемником. Ужасающая нищета ожидала их на всем пространстве Срединных Царств, включая и землю Карш. Темные колдовские силы на холодных вершинах Хеймура и преступившие закон правители, еще более опасные, чем духи с высоких вершин, подступали к ним со всех сторон.
Именно здесь и находилась Моридж Эрд, земля народа Маай, где правил Джервейн, который преграждал путь Вейни на Инор, лишая его таким образом единственной надежды.
Шла вторая зима его странствий. Потоки холода уже спустились с высоких гор в долины, когда еле живая обессилевшая лошадь наконец привела его к земле, где правил Джервейн, и теперь оставалась последняя безнадежная попытка прорваться к югу.
Где-то на этом пути черная стрела попала в его любимого мерина по кличке Мэй, с которым он не расставался с тех пор, как был посвящен в воины. После этого они еще долго спасались бегством по горным перевалам, пытаясь добраться до Лао. Люди Джервейна преследовали их от холма к холму, но постепенно отстали, потому что рядом уже был Инор, а род Маай не испытывал большого желания иметь дело с Рисом из Инор-Пиввна, где у них никогда не было друзей, а кроме того, никто не хотел лишний раз подвергать опасности свои земли.
Вейни слишком поздно заметил, что дорога, по которой он ехал уже достаточно долго, не та, которую он искал. Она была выложена камнями и явно напоминала старую дорогу кваджлинов.
Время от времени путь ему преграждали камни, и тогда приходилось их объезжать, так что у Вейни появились сомнения на счет того, куда вела эта дорога. Наверняка она вела к гибельным, заколдованным местам! Начал идти снег, покрывая все легким белым саваном. Вейни всю ночь не сомкнул глаз, постоянно находясь в седле, и отважился заснуть только под утро, когда кругом стало тихо и он перестал опасаться волков.
Весь следующий день он ехал ущельем, чувствуя, как слабеет от холода, и наконец увидел впереди долину, где обширное пространство занимали нагромождения гигантских камней.
Теперь уже не было никаких сомнений, что эти каменные громады были когда-то воздвигнуты здесь руками кваджлинов. Это была долина Моргейн: он узнал ее по песням, сказаниям и сказкам, которые ему доводилось слышать раньше. Это было место, которое вызывало тяжесть на сердце у тех, кому доводилось проезжать здесь даже в ясный полдень. Люди из земли Карш-Эндар старались всегда объезжать его. А сейчас клонящееся к закату солнце скрылось за стайкой плотных облаков, сползающих с горных вершин, возвышавшихся за его спиной.
Он с трудом осмелился взглянуть вверх, туда, где два каменных столба венчали конический холм, называемый в легендах и песнях Могилой Моргейн. Опускающееся солнце тут же затрепетало в его глазах, словно бабочка в паутине, разрываясь и подрагивая. Это был Колдовской Огонь, подобный большому огню, который появлялся на вершине Иврел, где великий властелин Хеймура показывал, что сила кваджлинов еще не иссякла и время освобождения от них не пришло.
Вейни завернулся в тонкий, превратившийся в лохмотья плащ и пустил истощенную лошадь быстрой иноходью, стараясь побыстрее миновать нагромождения колдовских камней у основания холма. Колдунья с огненными волосами ввергла людей Эндара-Карша в войну, швырнув половину Срединных Царств в лапы чародея. Невозможно было понять что порождало охватившее Вейни тягостное чувство. Было трудно даже дышать. То ли это Камни действовали на него, то ли его собственные воспоминания о Моргейн?
Ему иногда казалось, что копыта лошади выбивают размеренный ритм старинных стихов, которые эхом отдавались в его голове. Он плохо помнил сами стихи, память сохранила лишь неполное содержание этой старинной легенды.
…В год, когда Хеймуром правил Фай,
Пять Чужестранцев к нему прискакали…
Трое из них были темноволосы,
Золото Солнца и снег горных вершин
Головы двух других покрывали.
Самой красивой была снежная белизна,
Но роковой оказалась та красота,
Прокляты были все, кто слушал ее тогда…
Мужчины исчезли все,
Лишь волки остались в лесах…
Дурная песня в таком месте и в такой час была плохим предзнаменованием. Все эти годы, с тех пор, как пред миром впервые предстали белые как снег волосы Моргейн, можно было часто слышать от слабоумных людей, которые якобы видели ее, в то время как большинство считало, что она спит, ожидая случая, чтобы уничтожить новые поколения мужчин, точно так же, как она уничтожила в свое время людей Эндара в долине Айрен.
Если этот холм на самом деле хранил останки Моргейн, то это место было самым подходящим для ее жестокой нечеловеческой крови. Даже деревья вокруг ссохлись, будто сама природа реагировала на присутствие Камней, как чистая душа страдает и чахнет при приближении дьявола. Вершина холма была совершенно голой, ни одно дерево не росло там.
Вейни был рад, когда все-таки миновал узкую дорогу у подножья холма и оставил позади устрашающее пространство долины Камней.
Небольшое стадо оленей резво пронеслось по свежему снегу.
Он быстро схватился за лук и слабеющей рукой пустил стрелу в ближайшего оленя. Стрела, однако, пошла неточно и лишь слегка задела бок животного.
Раненый олень бросился бежать, не разбирая дороги и окрашивая снег яркими пятнами крови. Вейни решил, что вторая стрела не исправит положения, и только наблюдал, как олень скрывается среди каменных столбов в долине Моргейн.
Продолжая пристально вглядываться в долину, он окончательно понял, что лишь кваджлины могли создать все эти монументальные нагромождения, которые с трудом можно было считать архитектурой. Его взгляд неожиданно привлекло какое-то странное движение на холме. Оно было столь неуловимым, что ему даже пришлось поднести к лицу тыльную сторону ладони, чтобы, прикрыв глаза, сквозь неплотно сжатые пальцы сфокусировать изображение. Солнце быстро садилось, погружаясь в темноту новой волны облаков, спускающихся с гор и заволакивающих большую часть неба сзади него.
Он вновь взглянул на каменные столбы и на катящееся вниз солнце, мерцающее словно лужа расплавленного золота, в которую были вдавлены каменные изваяния.
И в этом дрожащем и ярко пылающем золотом закате сначала появилась голова лошади, а потом сама лошадь и всадник. Белый всадник на серой лошади четко вырисовывался на янтарном колеблющемся солнечном диске. Вейни даже прикрыл глаза, ослепленный этим зрелищем.
Тем временем всадник спустился с заснеженного холма вдоль его теневой стороны. Эффект неестественной белизны создавался белым плащом и облаком от дыхания, которое мгновенно образовывалось в морозном воздухе.
Он понимал, что может пришпорить коня и ускакать, но все время чувствовал странную слабость, как будто был разбужен посреди одного сна и тут же погружен в середину другого.
Он взглянул на загорелое лицо женщины под меховым капюшоном и увидел белые волосы, белые брови и серые глаза, подобные облакам, надвигающимся с востока.
— Здравствуй, — сказала она, обращаясь к нему, очень тихо и спокойно. В этот момент Вейни успел заметить, что на сером седле, чуть ниже ее колена, висит большой меч с позолоченной рукояткой в форме дракона, а сбруя ее лошади явно была изготовлена в земле Корис. Он был абсолютно уверен в своих предположениях на ее счет, так как хорошо помнил ее описание по старинным легендам и по рассказам в Книге племени Ила.
— Я направляюсь на север, — сказала женщина низким голосом, в котором чувствовался легкий акцент. — А тебе, кажется, в другую сторону? Но солнце уже клонится к закату, и я хочу отправиться с тобой.
— Я знаю, кто ты, — сказал он.
Белые брови изогнулись в недоумении.
— Разве ты охотишься за мной?
— Нет, — ответил он, чувствуя, что лед, обволакивающий его сердце, опускается еще ниже, и с трудом находя слова для ответа.
— А как тебя зовут?
— Я Вейни из рода Нхи и близкий по крови народу Мориджа.
— Но имя Вейни не характерно для Мориджа.
Старая гордость уколола его. Имя действительно принадлежало народу Корис, откуда вышла его мать. Но только постепенно он рассказал ей обо всем, что с ним приключилось, и как он, голодный и ослабевший, оказался около этого странного холма. То, что произошло на самой его вершине, Вейни теперь относил только за счет собственной усталости и голода и считал, что эта женщина из какого-то богатого и знатного рода просто встретилась ему на дороге, а то, как она появилась на самом деле, он вообще не помнил.
Однако она была здесь, и он видел, что она по меньшей мере наполовину относится к кваджлинам, прежде всего потому, что чувствует себя как дома в этой снежной пустыне с мертвыми деревьями.
— Я знаю одно место, — сказала она, — где нет такого сильного ветра. Пойдем, я покажу тебе, где это.
Она повернула серую лошадь к югу, в ту сторону, куда направлялся и он. Ощущение сна, охватившее его, пока не проходило. Сумерки между тем надвигались, подгоняемые плотной завесой облаков. Исчезающая временами Моргейн, подобно сказочному духу, виднелась впереди, но серая лошадь оставляла следы, по которым Вейни мог находить дорогу.
Они объехали холм и увидели стадо оленей, которые кормились там с подветренной стороны. Это была первая удача, которая выпала ему за несколько дней. Он взялся за лук.
Но прежде чем Вейни успел натянуть его, яркая вспышка света подобно молнии соскользнула с вытянутой руки Моргейн, и олень тут же свалился замертво. Остальные убежали.
Моргейн показала рукой, что им нужно повернуть направо.
— Там есть пещера, где можно найти приют. Я уже пользовалась ей раньше. Только прежде захвати с собой оленины. Она, я думаю, нам пригодится. Даже за самой маленькой охотой должен следовать приятный заслуженный отдых.
И она направилась вверх по склону. Он же достал нож и приготовился выполнять просьбу, хотя и не очень любил заниматься разделкой туш. Он обратил внимание на то, что на теле оленя нигде не было видно ран, и только небольшие капли крови, вытекавшие из ноздрей, окрашивали белый снег. И вид этой красной крови на белом снегу мгновенно разбил сон и заставил трепетать все его существо. Ему не нравился подобный способ убийства. Казалось, животное глядит на него широко открытыми глазами, продолжая находиться в глубоком сне, подобном тому, который только что охватывал его самого.
Он оглянулся через плечо. Моргейн стояла на гребне холма, держа в руках поводья, и поджидала его. Первые хлопья снега пронеслись в воздухе вместе с усиливающимся ветром.
Вейни вонзил нож в тушу, отвернувшись, чтобы не видеть этих широко открытых глаз под ветвистыми рогами.
Некоторые превращались в наемников, получая плату, теряя статус юин, или превращались в обычных воров, если теряли честь и совесть, а если не теряли, то умирали с голоду, или убивали и грабили, находясь на службе у какого-нибудь правителя, который потом возлагал на них всю ответственность за содеянное.
Срединные Царства никогда не жили в мире. Там постоянно шли войны, но они никогда не были достаточно серьезными, чтобы обеспечить сносную жизнь тем, кто пополнял ряды отверженных и становился наемником. Ужасающая нищета ожидала их на всем пространстве Срединных Царств, включая и землю Карш. Темные колдовские силы на холодных вершинах Хеймура и преступившие закон правители, еще более опасные, чем духи с высоких вершин, подступали к ним со всех сторон.
Именно здесь и находилась Моридж Эрд, земля народа Маай, где правил Джервейн, который преграждал путь Вейни на Инор, лишая его таким образом единственной надежды.
Шла вторая зима его странствий. Потоки холода уже спустились с высоких гор в долины, когда еле живая обессилевшая лошадь наконец привела его к земле, где правил Джервейн, и теперь оставалась последняя безнадежная попытка прорваться к югу.
Где-то на этом пути черная стрела попала в его любимого мерина по кличке Мэй, с которым он не расставался с тех пор, как был посвящен в воины. После этого они еще долго спасались бегством по горным перевалам, пытаясь добраться до Лао. Люди Джервейна преследовали их от холма к холму, но постепенно отстали, потому что рядом уже был Инор, а род Маай не испытывал большого желания иметь дело с Рисом из Инор-Пиввна, где у них никогда не было друзей, а кроме того, никто не хотел лишний раз подвергать опасности свои земли.
Вейни слишком поздно заметил, что дорога, по которой он ехал уже достаточно долго, не та, которую он искал. Она была выложена камнями и явно напоминала старую дорогу кваджлинов.
Время от времени путь ему преграждали камни, и тогда приходилось их объезжать, так что у Вейни появились сомнения на счет того, куда вела эта дорога. Наверняка она вела к гибельным, заколдованным местам! Начал идти снег, покрывая все легким белым саваном. Вейни всю ночь не сомкнул глаз, постоянно находясь в седле, и отважился заснуть только под утро, когда кругом стало тихо и он перестал опасаться волков.
Весь следующий день он ехал ущельем, чувствуя, как слабеет от холода, и наконец увидел впереди долину, где обширное пространство занимали нагромождения гигантских камней.
Теперь уже не было никаких сомнений, что эти каменные громады были когда-то воздвигнуты здесь руками кваджлинов. Это была долина Моргейн: он узнал ее по песням, сказаниям и сказкам, которые ему доводилось слышать раньше. Это было место, которое вызывало тяжесть на сердце у тех, кому доводилось проезжать здесь даже в ясный полдень. Люди из земли Карш-Эндар старались всегда объезжать его. А сейчас клонящееся к закату солнце скрылось за стайкой плотных облаков, сползающих с горных вершин, возвышавшихся за его спиной.
Он с трудом осмелился взглянуть вверх, туда, где два каменных столба венчали конический холм, называемый в легендах и песнях Могилой Моргейн. Опускающееся солнце тут же затрепетало в его глазах, словно бабочка в паутине, разрываясь и подрагивая. Это был Колдовской Огонь, подобный большому огню, который появлялся на вершине Иврел, где великий властелин Хеймура показывал, что сила кваджлинов еще не иссякла и время освобождения от них не пришло.
Вейни завернулся в тонкий, превратившийся в лохмотья плащ и пустил истощенную лошадь быстрой иноходью, стараясь побыстрее миновать нагромождения колдовских камней у основания холма. Колдунья с огненными волосами ввергла людей Эндара-Карша в войну, швырнув половину Срединных Царств в лапы чародея. Невозможно было понять что порождало охватившее Вейни тягостное чувство. Было трудно даже дышать. То ли это Камни действовали на него, то ли его собственные воспоминания о Моргейн?
Ему иногда казалось, что копыта лошади выбивают размеренный ритм старинных стихов, которые эхом отдавались в его голове. Он плохо помнил сами стихи, память сохранила лишь неполное содержание этой старинной легенды.
…В год, когда Хеймуром правил Фай,
Пять Чужестранцев к нему прискакали…
Трое из них были темноволосы,
Золото Солнца и снег горных вершин
Головы двух других покрывали.
Самой красивой была снежная белизна,
Но роковой оказалась та красота,
Прокляты были все, кто слушал ее тогда…
Мужчины исчезли все,
Лишь волки остались в лесах…
Дурная песня в таком месте и в такой час была плохим предзнаменованием. Все эти годы, с тех пор, как пред миром впервые предстали белые как снег волосы Моргейн, можно было часто слышать от слабоумных людей, которые якобы видели ее, в то время как большинство считало, что она спит, ожидая случая, чтобы уничтожить новые поколения мужчин, точно так же, как она уничтожила в свое время людей Эндара в долине Айрен.
Если этот холм на самом деле хранил останки Моргейн, то это место было самым подходящим для ее жестокой нечеловеческой крови. Даже деревья вокруг ссохлись, будто сама природа реагировала на присутствие Камней, как чистая душа страдает и чахнет при приближении дьявола. Вершина холма была совершенно голой, ни одно дерево не росло там.
Вейни был рад, когда все-таки миновал узкую дорогу у подножья холма и оставил позади устрашающее пространство долины Камней.
Небольшое стадо оленей резво пронеслось по свежему снегу.
Он быстро схватился за лук и слабеющей рукой пустил стрелу в ближайшего оленя. Стрела, однако, пошла неточно и лишь слегка задела бок животного.
Раненый олень бросился бежать, не разбирая дороги и окрашивая снег яркими пятнами крови. Вейни решил, что вторая стрела не исправит положения, и только наблюдал, как олень скрывается среди каменных столбов в долине Моргейн.
Продолжая пристально вглядываться в долину, он окончательно понял, что лишь кваджлины могли создать все эти монументальные нагромождения, которые с трудом можно было считать архитектурой. Его взгляд неожиданно привлекло какое-то странное движение на холме. Оно было столь неуловимым, что ему даже пришлось поднести к лицу тыльную сторону ладони, чтобы, прикрыв глаза, сквозь неплотно сжатые пальцы сфокусировать изображение. Солнце быстро садилось, погружаясь в темноту новой волны облаков, спускающихся с гор и заволакивающих большую часть неба сзади него.
Он вновь взглянул на каменные столбы и на катящееся вниз солнце, мерцающее словно лужа расплавленного золота, в которую были вдавлены каменные изваяния.
И в этом дрожащем и ярко пылающем золотом закате сначала появилась голова лошади, а потом сама лошадь и всадник. Белый всадник на серой лошади четко вырисовывался на янтарном колеблющемся солнечном диске. Вейни даже прикрыл глаза, ослепленный этим зрелищем.
Тем временем всадник спустился с заснеженного холма вдоль его теневой стороны. Эффект неестественной белизны создавался белым плащом и облаком от дыхания, которое мгновенно образовывалось в морозном воздухе.
Он понимал, что может пришпорить коня и ускакать, но все время чувствовал странную слабость, как будто был разбужен посреди одного сна и тут же погружен в середину другого.
Он взглянул на загорелое лицо женщины под меховым капюшоном и увидел белые волосы, белые брови и серые глаза, подобные облакам, надвигающимся с востока.
— Здравствуй, — сказала она, обращаясь к нему, очень тихо и спокойно. В этот момент Вейни успел заметить, что на сером седле, чуть ниже ее колена, висит большой меч с позолоченной рукояткой в форме дракона, а сбруя ее лошади явно была изготовлена в земле Корис. Он был абсолютно уверен в своих предположениях на ее счет, так как хорошо помнил ее описание по старинным легендам и по рассказам в Книге племени Ила.
— Я направляюсь на север, — сказала женщина низким голосом, в котором чувствовался легкий акцент. — А тебе, кажется, в другую сторону? Но солнце уже клонится к закату, и я хочу отправиться с тобой.
— Я знаю, кто ты, — сказал он.
Белые брови изогнулись в недоумении.
— Разве ты охотишься за мной?
— Нет, — ответил он, чувствуя, что лед, обволакивающий его сердце, опускается еще ниже, и с трудом находя слова для ответа.
— А как тебя зовут?
— Я Вейни из рода Нхи и близкий по крови народу Мориджа.
— Но имя Вейни не характерно для Мориджа.
Старая гордость уколола его. Имя действительно принадлежало народу Корис, откуда вышла его мать. Но только постепенно он рассказал ей обо всем, что с ним приключилось, и как он, голодный и ослабевший, оказался около этого странного холма. То, что произошло на самой его вершине, Вейни теперь относил только за счет собственной усталости и голода и считал, что эта женщина из какого-то богатого и знатного рода просто встретилась ему на дороге, а то, как она появилась на самом деле, он вообще не помнил.
Однако она была здесь, и он видел, что она по меньшей мере наполовину относится к кваджлинам, прежде всего потому, что чувствует себя как дома в этой снежной пустыне с мертвыми деревьями.
— Я знаю одно место, — сказала она, — где нет такого сильного ветра. Пойдем, я покажу тебе, где это.
Она повернула серую лошадь к югу, в ту сторону, куда направлялся и он. Ощущение сна, охватившее его, пока не проходило. Сумерки между тем надвигались, подгоняемые плотной завесой облаков. Исчезающая временами Моргейн, подобно сказочному духу, виднелась впереди, но серая лошадь оставляла следы, по которым Вейни мог находить дорогу.
Они объехали холм и увидели стадо оленей, которые кормились там с подветренной стороны. Это была первая удача, которая выпала ему за несколько дней. Он взялся за лук.
Но прежде чем Вейни успел натянуть его, яркая вспышка света подобно молнии соскользнула с вытянутой руки Моргейн, и олень тут же свалился замертво. Остальные убежали.
Моргейн показала рукой, что им нужно повернуть направо.
— Там есть пещера, где можно найти приют. Я уже пользовалась ей раньше. Только прежде захвати с собой оленины. Она, я думаю, нам пригодится. Даже за самой маленькой охотой должен следовать приятный заслуженный отдых.
И она направилась вверх по склону. Он же достал нож и приготовился выполнять просьбу, хотя и не очень любил заниматься разделкой туш. Он обратил внимание на то, что на теле оленя нигде не было видно ран, и только небольшие капли крови, вытекавшие из ноздрей, окрашивали белый снег. И вид этой красной крови на белом снегу мгновенно разбил сон и заставил трепетать все его существо. Ему не нравился подобный способ убийства. Казалось, животное глядит на него широко открытыми глазами, продолжая находиться в глубоком сне, подобном тому, который только что охватывал его самого.
Он оглянулся через плечо. Моргейн стояла на гребне холма, держа в руках поводья, и поджидала его. Первые хлопья снега пронеслись в воздухе вместе с усиливающимся ветром.
Вейни вонзил нож в тушу, отвернувшись, чтобы не видеть этих широко открытых глаз под ветвистыми рогами.
2
Огонь пылал в невысоком пространстве около выхода из пещеры, воздвигая стену теплого воздуха между ними и снежной метелью. Вейни не хотел есть это мясо, хотя от голода, мучившего его уже несколько дней, болели суставы, а последнее напряжение даже вызвало противную дрожь во всех мышцах. Его сил хватало лишь на то, чтобы сидеть и ловить мясной запах. Когда же Моргейн закончила готовить этот случайно подвернувшийся ужин и протянула ему кусок, тот уже не показался Вейни чем-то отличным от обычного мяса и выглядел так аппетитно, что пустой желудок заставил его отбросить все былые колебания. Человек не должен променивать свою душу на небольшой кусок оленины, но ведь так или иначе, а зверь-то был убит.
Незаметно наступила ночь. Через теплый барьер пробивались отдельные снежные хлопья, подгоняемые порывами ветра. Снаружи две лошади, лошадь колдуньи и обычный гнедой, стояли рядом, вздрагивая под резкими и злобными порывами ветра. Когда горячая оленина наконец-то наполнила желудок Вейни и слабость стала понемногу отступать, дрожь — стихать, а силы — прибавляться, он собрал немного зерна, которое оставил от ужина, и вышел из пещеры, чтобы разделить его между лошадьми. Серый, наиболее излюбленная масть лошадей в земле Бейн, как говорилось в песнях и легендах, стал обнюхивать его руки так же охотно, так же дышал на них теплом, как и его собственный маленький мерин. Красота серой лошади тронула сердце Вейни. На какое-то мгновенье он забыл все дьявольское зло, окружавшее его, поглаживал бледно-серую гриву и вглядывался в большие оживленные глаза. Он подумал (все нхи всю жизнь разводили животных), что потомство этой лошади украсило бы любой табун: эта порода была широко распространена во времена последних Верховных Королей Эндара. Но вот уже давно не было Верховных Королей, и слава этой породы прошла вместе с их славой.
Сейчас власть Верховных Королей оставалась реальной только в Хеймуре, но тамошние владыки сильно отличались от героических правителей Бейна и Кориса, которые объединяли людей не внутри мелких родов, а на гораздо более высоком уровне, не позволяя узким родовым барьерам разделять целый народ. Вейни тут же вспомнил старинную ужасную почти легенду, почти быль, времен правителей Хеймура, когда едва ли целая армия двигалась на них, чтобы найти смерть в долине Айрен.
От этих мыслей он вздрогнул, поеживаясь на леденящем ветру, и вернулся к огню, чтобы по-прежнему быть в центре всех противоестественных необычных событий сегодняшней ночи, туда, где у огня сидела Моргейн, закутавшись в пушистый белоснежный плащ, а рядом с ней лежала сбруя серого коня и вложенный в ножны сверкающий меч с золоченой рукояткой в форме дракона.
Они сидели молча. И молчание их напоминало скорее молчание старых друзей.
Ветер продолжал забрасывать снежные хлопья в пещеру, обещая перерасти в бурю. Вейни в первый раз глубоко осознал, что наверняка не выжил бы в сегодняшнюю ночь, ослабевший от голода и окруженный разбушевавшейся снежной стихией.
В пещере возле входа лежала груда сухих сучьев. Но откуда это дерево взялось здесь и кто его нарубил, он не мог даже представить. И когда он поднялся, чтобы подбросить веток в костер, то заметил, что Моргейн стояла на коленях в глубине пещеры, пытаясь что-то отыскать под грудой небольших камней.
Он вспомнил, как она сама сказала ему, что уже пользовалась этим местом раньше.
Взглянув в ее сторону с подозрением и одновременно с любопытством, он заметил у нее в руках туго набитый кожаный мешок, покрытый пылью, а когда она погрузила туда руку, то оказалось, что там лишь порошок, который частично просыпался через края. Она быстро отдернула руку, как будто дотронулась до чего-то мерзкого и грязного, и вытерла пальцы о земляной пол. Ее рука была покрыта тонкими струйками крови, которые вытекали из-под кожаного рукава. Здоровой рукой Моргейн старалась зажать рану на поврежденной кисти.
Она сидела, время от времени вздрагивая, подобно человеку, охваченному каким-то глубоким страхом. Вейни опустился на корточки рядом с ней, недоумевая и даже жалея ее, а в глубине его сознания неотступно вертелась мысль: как Моргейн смогла за такой короткий промежуток времени пораниться. Но в то же время он осознавал, взглянув на ее рану, что та выглядела немного подсохшей. Скорее всего, решил Вейни, это случилось, когда он был занят разделкой оленьей туши.
— Сколько? — спросила наконец она. — Сколько времени меня не было здесь?
— Больше ста лет, — ответил он.
— А я подумала, что наверняка меньше. — Она подвигала рукой и взглянула на рану, стараясь не придавать ей большого значения, потому что та была не достаточно глубокой, чтобы вызывать опасения, но все-таки причиняла боль.
— Подожди, — сказал он, доставая свою сумку с намерением помочь ей залечить рану: он полагал, что того требует долг, хотя бы в обмен на оказанное гостеприимство и ночлег в пещере. Но Моргейн отказалась от его помощи, предпочитая воспользоваться своими способами лечения. Тогда он сел и стал с беспокойством наблюдать, как она доставала небольшие металлические сосуды и другие предметы, вообще неизвестные ему. Она не стала перевязывать рану, а после всех манипуляций покрыла ее розоватой пленкой, которая, как ни странно, не позволяла ей кровоточить. И в этот момент Вейни вновь подумал о том, что перед ним образец медицины, явно заимствованной у кваджлинов. Вполне возможно, что она не хочет пользоваться обычными средствами, опасаясь, что они могут только повредить ей.
— Как это случилось? — спросил он, глядя на рану, напоминающую ровный след или от острого меча, или от боевого топора. Но у нее не было в руках ничего, чем можно было бы сделать такой порез. Сучья были нарублены еще раньше, а расположение раны на руке не позволяло ему понять, каким именно образом Моргейн могла ее получить.
— Инорцы сделали это, — коротко сказала она. — Предводитель Рис Хелн, сын Гира. Он и его люди.
Хелн был уже больше ста лет в могиле.
Вейни почувствовал, как его охватывает новое беспокойство, а в груди возникает щемящая пустота. И очень хорошо понял, что при этом означал ее взгляд. Она благополучно сбежала от инорцев, преследовавших ее, и теперь, почти через сотню лет, их пути пересеклись именно в тот момент, когда за мгновенье до этого на ее руке появилась эта самая рана.
Это было похоже на безумие. Он опустил голову и ушел в себя, предоставив возможность и ей побыть наедине с собственными мыслями.
Наконец, утомленный перенесенной дорогой и голодом, опустошенный волнением от волшебства и страхом от встречи с диким зверем, он завернулся в старый тонкий плащ и устроился спать около скалистой стены.
Треск новых сучьев, подброшенных в огонь, разбудил его, все еще не отдохнувшего, и он увидел, как Моргейн, стряхнув снег с плаща, вновь прошла на свое прежнее место. Ее взгляд скользнул по нему, и их глаза встретились. Теперь он уже не мог притвориться спящим.
— Разве ты уже отдохнул? — спросила она со странным акцентом, который с давних пор был характерен для народа Корис и действовал на Вейни, вызывая внутреннюю дрожь, гораздо сильнее, чем ветер или холодная скала за спиной юноши.
— Немного, — ответил он и с усилием сел. Ему часто приходилось спать и в полном вооружении, и в гораздо худших условиях, но сейчас он чувствовал себя еще хуже от того, что предыдущие ночи провел в седле, а между переходами через горные перевалы почти не отдыхал.
— Вейни, — окликнула его женщина.
— Да?
— Садись ближе к огню, мне нужно поговорить с тобой.
Он без особой охоты выполнил ее просьбу и пристроился у огня, по-прежнему кутаясь в плащ, чтобы согреться. Она сидела, укрывшись своей меховой накидкой, так что ее лицо наполовину находилось в тени, и смотрела прямо в его глаза.
— Хелн отыскал это место, — сказала она. — Об этой пещере ему рассказал охотник, которого я не стала убивать. И тогда едва ли не целая армия поднялась из Инор-Пиввна и бросилась сюда. Можешь себе представить: они послали за мной целую армию… — Она звонко рассмеялась. — Им понадобилась целая армия, чтобы захватить эту маленькую пещеру. Конечно, я догадывалась, что они придут, и была готова. А почему нет? Они заняли все поле, расположенное к югу от пещеры. Я сразу бросилась бежать, но они, даже пренебрегая опасностью, заняли и долину Камней, чтобы не дать мне уйти. Тогда я побежала туда, куда, как мне казалось, они не должны были бы пойти. Вот там-то я и должна была ждать, пока кто-нибудь не освободит меня. Я не имею возраста и поэтому не старюсь. Течение времени ничего не значит для меня. Но все, что происходит в жизни, должно быть освобождено от ненужных наслоений и вычищено от пыли, как чистят лошадей, а потому сегодня ночью нам надо кое-что исправить в нашей памяти. Ты боишься меня…
Это было очевидно, и даже слишком. Он боялся Моргейн и не стыдился признаться в этом. Его сердце начинало учащенно биться каждый раз, когда она пристально глядела на него. Он с трудом переносил взгляд этих серых нечеловеческих глаз. И если бы он не знал, что эта ночь наверняка может оказаться для него смертельно опасной, он убежал бы от этого места и от подобной компании. Но надвигалась снежная зимняя буря, уже были слышны ее яростные и свирепые завывания. Вейни очень хорошо знал горы. Иногда в горах снег шел не переставая по несколько дней, и все, кто оказывался в пути, не имея подходящего укрытия, погибали вместе с лошадьми.
— Наша беседа не принесет никому никакого вреда, — продолжала женщина. Она протянула Вейни небольшую фляжку с вином. Он нерешительно взял ее, но ночь обещала быть холодной, и к тому же он так или иначе уже разделил с ней ужин. Поэтому он сделал несколько глотков и вернул флягу Моргейн. Она аккуратно вытерла губы и тоже выпила и отставила фляжку в сторону.
— Я хочу попросить тебя рассказать мне конец моей истории, — сказала она. — Я на самом деле не знаю ее целиком, просто не могу знать. Что произошло с людьми, которых я знала тогда, и что, собственно говоря, я сделала?
Он внимательно посмотрел в ее глаза, в глаза самого заклятого врага всех людей из земли Эндар-Карш, который предательски отправил десять тысяч человек на верную смерть и превратил в руины половину Срединных Царств. Но он не мог сказать ей именно это. Ему было бы гораздо легче рассказать о ней кому-нибудь другому, а глядя в это прекрасное открытое лицо, он чувствовал, что не в силах этого сделать.
Он так и не нашелся, что сказать.
— Мне кажется, — заметила она, — что у этой истории не самый приятный конец, судя по твоему молчанию. Но ты все равно должен сказать мне это, нхи Вейни.
— Собственно говоря, к тому, что ты уже рассказала сама больше нечего добавить. После всего, что произошло в долине Айрен, после полного разгрома, который обрушился на Эндар-Карш, Хеймур поглотил Корис, распространив свое влияние на все земли к востоку от Элис Кейдж. Тебя так и не нашли, несмотря на то, что люди из Инора бросились за тобой в погоню. Ты просто исчезла, а те, кто остался, долго преследовали твою тень, но в конце концов и они все погибли. Все, что было вокруг тех мест, превратилось в голую пустыню, напоминающую вот эти голые горы, а долина Айрен до сих пор считается проклятым местом, и ни один человек не отваживается пойти туда. Даже люди из Хеймура избегают тех мест. Ходят слухи, — добавил он, — что Фай, который сейчас правит Хеймуром, и есть тот самый Фай, который правил там в те времена. Я не знаю, правда это, или нет. Властелина Хеймура всегда называли Фай, сын Фая. Но окрестные жители рассказывают, что это тот же самый человек, который сохраняет молодость вот уже больше ста лет.
— Это вполне может быть, — сказала она тихо и безрадостно.
— Вот и конец всей истории, — закончил он. — Все до одного погибли. — В глубине сознания он верил в то, что она сказала об истории с Фаем. Он только не мог найти этому объяснения. Ну, что ж, он разделит с ней это место, которое укрывает их от снежной бури, но ничего больше он разделять с ней не будет.
Наконец она оставила свои расспросы, а он устроился спать по другую сторону костра.
Настало утро, призрачное и по-прежнему снежное. Но вот среди бесконечной серой гряды низких туч появились разрывы, и это очень обрадовало Вейни. Он был слишком напуган снежной бурей, которая могла надолго запереть его в этой тесной пещере да еще в такой малоприятной компании, в то время как лошади оставались снаружи, на зимнем холоде.
Она поджарила на костре куски оленины, которые составили их завтрак, и добавила к этому немного вина. Он отрезал горячее мясо своим ножом, придерживая его большим пальцем, с удивлением глядя, как она, с трудом, но очень аккуратно разрезала мясо на маленькие кусочки, посолила каждый из них, хорошенько осмотрела, лишь после этого дожарила, и, видимо, убедившись в их качестве, стала есть, подхватывая острием небольшого столового ножа. Затем она завернула остатки в кусок кожи, который отыскался у него для этих целей.
— Ты не хочешь ничего оставить? — спросил он.
— А что означает твой белый шарф? — спросила она вместо ответа.
Он как раз старался проглотить очередной кусок, который сейчас показался ему слишком пересоленным по сравнению с теми, которые он уже проглотил до этого, а от вина почувствовал слабость в желудке.
— Этот шарф означает, что я илин, — ответил он. — Отверженный.
— Ты разделил со мной этот приют и пищу, — сказала она, — как в свое время люди Кайя в Корисе приютили меня и вернули мне все мои права, илин.
Вейни опустил голову на руки. Он ненавидел себя даже тогда, когда все его существо было подавлено страхом, и даже не осознавал того, что Моргейн — женщина. Он разделил с ней тепло очага, так же, как он сделал бы это с любой из крестьянок в земле Иниш. Но люди из маленьких деревень никогда не делали попыток предъявить право, по которому каждый илин мог быть взят во временное рабство.
Незаметно наступила ночь. Через теплый барьер пробивались отдельные снежные хлопья, подгоняемые порывами ветра. Снаружи две лошади, лошадь колдуньи и обычный гнедой, стояли рядом, вздрагивая под резкими и злобными порывами ветра. Когда горячая оленина наконец-то наполнила желудок Вейни и слабость стала понемногу отступать, дрожь — стихать, а силы — прибавляться, он собрал немного зерна, которое оставил от ужина, и вышел из пещеры, чтобы разделить его между лошадьми. Серый, наиболее излюбленная масть лошадей в земле Бейн, как говорилось в песнях и легендах, стал обнюхивать его руки так же охотно, так же дышал на них теплом, как и его собственный маленький мерин. Красота серой лошади тронула сердце Вейни. На какое-то мгновенье он забыл все дьявольское зло, окружавшее его, поглаживал бледно-серую гриву и вглядывался в большие оживленные глаза. Он подумал (все нхи всю жизнь разводили животных), что потомство этой лошади украсило бы любой табун: эта порода была широко распространена во времена последних Верховных Королей Эндара. Но вот уже давно не было Верховных Королей, и слава этой породы прошла вместе с их славой.
Сейчас власть Верховных Королей оставалась реальной только в Хеймуре, но тамошние владыки сильно отличались от героических правителей Бейна и Кориса, которые объединяли людей не внутри мелких родов, а на гораздо более высоком уровне, не позволяя узким родовым барьерам разделять целый народ. Вейни тут же вспомнил старинную ужасную почти легенду, почти быль, времен правителей Хеймура, когда едва ли целая армия двигалась на них, чтобы найти смерть в долине Айрен.
От этих мыслей он вздрогнул, поеживаясь на леденящем ветру, и вернулся к огню, чтобы по-прежнему быть в центре всех противоестественных необычных событий сегодняшней ночи, туда, где у огня сидела Моргейн, закутавшись в пушистый белоснежный плащ, а рядом с ней лежала сбруя серого коня и вложенный в ножны сверкающий меч с золоченой рукояткой в форме дракона.
Они сидели молча. И молчание их напоминало скорее молчание старых друзей.
Ветер продолжал забрасывать снежные хлопья в пещеру, обещая перерасти в бурю. Вейни в первый раз глубоко осознал, что наверняка не выжил бы в сегодняшнюю ночь, ослабевший от голода и окруженный разбушевавшейся снежной стихией.
В пещере возле входа лежала груда сухих сучьев. Но откуда это дерево взялось здесь и кто его нарубил, он не мог даже представить. И когда он поднялся, чтобы подбросить веток в костер, то заметил, что Моргейн стояла на коленях в глубине пещеры, пытаясь что-то отыскать под грудой небольших камней.
Он вспомнил, как она сама сказала ему, что уже пользовалась этим местом раньше.
Взглянув в ее сторону с подозрением и одновременно с любопытством, он заметил у нее в руках туго набитый кожаный мешок, покрытый пылью, а когда она погрузила туда руку, то оказалось, что там лишь порошок, который частично просыпался через края. Она быстро отдернула руку, как будто дотронулась до чего-то мерзкого и грязного, и вытерла пальцы о земляной пол. Ее рука была покрыта тонкими струйками крови, которые вытекали из-под кожаного рукава. Здоровой рукой Моргейн старалась зажать рану на поврежденной кисти.
Она сидела, время от времени вздрагивая, подобно человеку, охваченному каким-то глубоким страхом. Вейни опустился на корточки рядом с ней, недоумевая и даже жалея ее, а в глубине его сознания неотступно вертелась мысль: как Моргейн смогла за такой короткий промежуток времени пораниться. Но в то же время он осознавал, взглянув на ее рану, что та выглядела немного подсохшей. Скорее всего, решил Вейни, это случилось, когда он был занят разделкой оленьей туши.
— Сколько? — спросила наконец она. — Сколько времени меня не было здесь?
— Больше ста лет, — ответил он.
— А я подумала, что наверняка меньше. — Она подвигала рукой и взглянула на рану, стараясь не придавать ей большого значения, потому что та была не достаточно глубокой, чтобы вызывать опасения, но все-таки причиняла боль.
— Подожди, — сказал он, доставая свою сумку с намерением помочь ей залечить рану: он полагал, что того требует долг, хотя бы в обмен на оказанное гостеприимство и ночлег в пещере. Но Моргейн отказалась от его помощи, предпочитая воспользоваться своими способами лечения. Тогда он сел и стал с беспокойством наблюдать, как она доставала небольшие металлические сосуды и другие предметы, вообще неизвестные ему. Она не стала перевязывать рану, а после всех манипуляций покрыла ее розоватой пленкой, которая, как ни странно, не позволяла ей кровоточить. И в этот момент Вейни вновь подумал о том, что перед ним образец медицины, явно заимствованной у кваджлинов. Вполне возможно, что она не хочет пользоваться обычными средствами, опасаясь, что они могут только повредить ей.
— Как это случилось? — спросил он, глядя на рану, напоминающую ровный след или от острого меча, или от боевого топора. Но у нее не было в руках ничего, чем можно было бы сделать такой порез. Сучья были нарублены еще раньше, а расположение раны на руке не позволяло ему понять, каким именно образом Моргейн могла ее получить.
— Инорцы сделали это, — коротко сказала она. — Предводитель Рис Хелн, сын Гира. Он и его люди.
Хелн был уже больше ста лет в могиле.
Вейни почувствовал, как его охватывает новое беспокойство, а в груди возникает щемящая пустота. И очень хорошо понял, что при этом означал ее взгляд. Она благополучно сбежала от инорцев, преследовавших ее, и теперь, почти через сотню лет, их пути пересеклись именно в тот момент, когда за мгновенье до этого на ее руке появилась эта самая рана.
Это было похоже на безумие. Он опустил голову и ушел в себя, предоставив возможность и ей побыть наедине с собственными мыслями.
Наконец, утомленный перенесенной дорогой и голодом, опустошенный волнением от волшебства и страхом от встречи с диким зверем, он завернулся в старый тонкий плащ и устроился спать около скалистой стены.
Треск новых сучьев, подброшенных в огонь, разбудил его, все еще не отдохнувшего, и он увидел, как Моргейн, стряхнув снег с плаща, вновь прошла на свое прежнее место. Ее взгляд скользнул по нему, и их глаза встретились. Теперь он уже не мог притвориться спящим.
— Разве ты уже отдохнул? — спросила она со странным акцентом, который с давних пор был характерен для народа Корис и действовал на Вейни, вызывая внутреннюю дрожь, гораздо сильнее, чем ветер или холодная скала за спиной юноши.
— Немного, — ответил он и с усилием сел. Ему часто приходилось спать и в полном вооружении, и в гораздо худших условиях, но сейчас он чувствовал себя еще хуже от того, что предыдущие ночи провел в седле, а между переходами через горные перевалы почти не отдыхал.
— Вейни, — окликнула его женщина.
— Да?
— Садись ближе к огню, мне нужно поговорить с тобой.
Он без особой охоты выполнил ее просьбу и пристроился у огня, по-прежнему кутаясь в плащ, чтобы согреться. Она сидела, укрывшись своей меховой накидкой, так что ее лицо наполовину находилось в тени, и смотрела прямо в его глаза.
— Хелн отыскал это место, — сказала она. — Об этой пещере ему рассказал охотник, которого я не стала убивать. И тогда едва ли не целая армия поднялась из Инор-Пиввна и бросилась сюда. Можешь себе представить: они послали за мной целую армию… — Она звонко рассмеялась. — Им понадобилась целая армия, чтобы захватить эту маленькую пещеру. Конечно, я догадывалась, что они придут, и была готова. А почему нет? Они заняли все поле, расположенное к югу от пещеры. Я сразу бросилась бежать, но они, даже пренебрегая опасностью, заняли и долину Камней, чтобы не дать мне уйти. Тогда я побежала туда, куда, как мне казалось, они не должны были бы пойти. Вот там-то я и должна была ждать, пока кто-нибудь не освободит меня. Я не имею возраста и поэтому не старюсь. Течение времени ничего не значит для меня. Но все, что происходит в жизни, должно быть освобождено от ненужных наслоений и вычищено от пыли, как чистят лошадей, а потому сегодня ночью нам надо кое-что исправить в нашей памяти. Ты боишься меня…
Это было очевидно, и даже слишком. Он боялся Моргейн и не стыдился признаться в этом. Его сердце начинало учащенно биться каждый раз, когда она пристально глядела на него. Он с трудом переносил взгляд этих серых нечеловеческих глаз. И если бы он не знал, что эта ночь наверняка может оказаться для него смертельно опасной, он убежал бы от этого места и от подобной компании. Но надвигалась снежная зимняя буря, уже были слышны ее яростные и свирепые завывания. Вейни очень хорошо знал горы. Иногда в горах снег шел не переставая по несколько дней, и все, кто оказывался в пути, не имея подходящего укрытия, погибали вместе с лошадьми.
— Наша беседа не принесет никому никакого вреда, — продолжала женщина. Она протянула Вейни небольшую фляжку с вином. Он нерешительно взял ее, но ночь обещала быть холодной, и к тому же он так или иначе уже разделил с ней ужин. Поэтому он сделал несколько глотков и вернул флягу Моргейн. Она аккуратно вытерла губы и тоже выпила и отставила фляжку в сторону.
— Я хочу попросить тебя рассказать мне конец моей истории, — сказала она. — Я на самом деле не знаю ее целиком, просто не могу знать. Что произошло с людьми, которых я знала тогда, и что, собственно говоря, я сделала?
Он внимательно посмотрел в ее глаза, в глаза самого заклятого врага всех людей из земли Эндар-Карш, который предательски отправил десять тысяч человек на верную смерть и превратил в руины половину Срединных Царств. Но он не мог сказать ей именно это. Ему было бы гораздо легче рассказать о ней кому-нибудь другому, а глядя в это прекрасное открытое лицо, он чувствовал, что не в силах этого сделать.
Он так и не нашелся, что сказать.
— Мне кажется, — заметила она, — что у этой истории не самый приятный конец, судя по твоему молчанию. Но ты все равно должен сказать мне это, нхи Вейни.
— Собственно говоря, к тому, что ты уже рассказала сама больше нечего добавить. После всего, что произошло в долине Айрен, после полного разгрома, который обрушился на Эндар-Карш, Хеймур поглотил Корис, распространив свое влияние на все земли к востоку от Элис Кейдж. Тебя так и не нашли, несмотря на то, что люди из Инора бросились за тобой в погоню. Ты просто исчезла, а те, кто остался, долго преследовали твою тень, но в конце концов и они все погибли. Все, что было вокруг тех мест, превратилось в голую пустыню, напоминающую вот эти голые горы, а долина Айрен до сих пор считается проклятым местом, и ни один человек не отваживается пойти туда. Даже люди из Хеймура избегают тех мест. Ходят слухи, — добавил он, — что Фай, который сейчас правит Хеймуром, и есть тот самый Фай, который правил там в те времена. Я не знаю, правда это, или нет. Властелина Хеймура всегда называли Фай, сын Фая. Но окрестные жители рассказывают, что это тот же самый человек, который сохраняет молодость вот уже больше ста лет.
— Это вполне может быть, — сказала она тихо и безрадостно.
— Вот и конец всей истории, — закончил он. — Все до одного погибли. — В глубине сознания он верил в то, что она сказала об истории с Фаем. Он только не мог найти этому объяснения. Ну, что ж, он разделит с ней это место, которое укрывает их от снежной бури, но ничего больше он разделять с ней не будет.
Наконец она оставила свои расспросы, а он устроился спать по другую сторону костра.
Настало утро, призрачное и по-прежнему снежное. Но вот среди бесконечной серой гряды низких туч появились разрывы, и это очень обрадовало Вейни. Он был слишком напуган снежной бурей, которая могла надолго запереть его в этой тесной пещере да еще в такой малоприятной компании, в то время как лошади оставались снаружи, на зимнем холоде.
Она поджарила на костре куски оленины, которые составили их завтрак, и добавила к этому немного вина. Он отрезал горячее мясо своим ножом, придерживая его большим пальцем, с удивлением глядя, как она, с трудом, но очень аккуратно разрезала мясо на маленькие кусочки, посолила каждый из них, хорошенько осмотрела, лишь после этого дожарила, и, видимо, убедившись в их качестве, стала есть, подхватывая острием небольшого столового ножа. Затем она завернула остатки в кусок кожи, который отыскался у него для этих целей.
— Ты не хочешь ничего оставить? — спросил он.
— А что означает твой белый шарф? — спросила она вместо ответа.
Он как раз старался проглотить очередной кусок, который сейчас показался ему слишком пересоленным по сравнению с теми, которые он уже проглотил до этого, а от вина почувствовал слабость в желудке.
— Этот шарф означает, что я илин, — ответил он. — Отверженный.
— Ты разделил со мной этот приют и пищу, — сказала она, — как в свое время люди Кайя в Корисе приютили меня и вернули мне все мои права, илин.
Вейни опустил голову на руки. Он ненавидел себя даже тогда, когда все его существо было подавлено страхом, и даже не осознавал того, что Моргейн — женщина. Он разделил с ней тепло очага, так же, как он сделал бы это с любой из крестьянок в земле Иниш. Но люди из маленьких деревень никогда не делали попыток предъявить право, по которому каждый илин мог быть взят во временное рабство.