Цветаева Марина. Тетрадь третья

ТЕПЕРЬ ГОЛУБО-СИНЯЯ ЗАПИСНАЯ,

   о к<отор>ой уже сказано):
 
   — Почему Бог не сделал уродов еще и злыми, а красивых еще и добрыми. Так бы лучше было.

* * *

   — Почему Вы меня так незнатно назвали — Георгий Сергеевич?
 
   — А что ты думаешь — знатно?
 
   — Чтобы все знали.
 
   — Ну, какое имя например?
 
   — Иван Сергеевич.
 
   — Иван самое простое имя, крестьянское.
 
   — Большое имя, по-моему.

* * *

   Мёдон, 15-го ноября 1931 г.

* * *

   Валяясь на диване и закрывая глаза, торжественно:
 
   — Je — dorme.
   Je — morte.
   Je — squelette! ^[158]

* * *

   После рассказа про братьев Кесселей, сломавших в автомобильной катастрофе один — хребет, другой — ногу. ^[159]
 
   — Так он теперь всю жизнь будет хромать спиной?
 
   (Синтез)

* * *

   Разговор про чуму. Человек чернеет и т. д.
 
   Мур: — И нельзя смыть?
 
   — Нельзя, п. ч. это кровь — черная. Вот М<аргарита> Н<иколаевна> — врач, спроси у нее.
 
   — Она не таких вещей — врач.

* * *

   О деревьях: — Думают — раз склонились!

* * *

   — Жен много, Мур, а мать одна.
 
   — Не одна. Другая жена.
 
   — Так жена другая, я про мать говорю.
 
   — Папы — жена, ведь папа же женится, когда Вы умрете.
 
   — Ну, даже если — какая это мама? Ничего твоего знать не будет, ни твоих Мумсов ни Barnrn…
 
   — Но Вы же ей, когда будете умирать, скажете!

* * *

   …Только уж я сам буду выбирать жену.
 
   — Конечно. Умные спрашивают у родителей, а глупые сами выбирают.
 
   — Не свою. Папину жену — когда Вы умрете.

* * *

   — А ты знаешь, что такое — умирать?
 
   — Да, да, сначала полежать, а потом все эти скелеты встанут и пойдут на небо.
 
   — Не скелеты — души, скелеты, это кости, к<отор>ые на небе не нужны.
 
   — Но души — это ведь мы? А в раю яблоки будут? А можно будет гладить тигров? (Утвердительно) Пантеров.

* * *

   Мёдон, 15-го — 17-го ноября 1931 г.

* * *

   Мур — 27-го ноября 1931 г.
 
   — Знаете, какие я сочинил стихи?
 
   Хлынет дождь,
   Нахлынет ночь.

* * *

   Лавка закрывается —
   Бесы появляются.
   Бесы появляются —

* * *

   Аля: — Мура покрывается.
 
   Мур: — А можно и:
   Мура ухмыляется!

* * *

   Я
 
   Гнать писателей на стройку ж<елезной> д<ороги>, ^[160]— лучше людей науки! Свидетельство писателя ведь само по себе — о чем бы ни было — не внушает доверия.
 
   — Ишь, расписал!
 
   …Время само спросит, без всяких своих временных представителей.

* * *

   (Первая запись: Езжай, мой сын, в свою страну!)

* * *

   — Vous ?tes d?senchant? de trouver le po?te d?senchantant? Que n’?tes vous — une page blanche! (de mon cahier). ^[161]

* * *

   Myp, 6-го дек<абря> 1931 г.
 
   Кто-то: — Ты и его знаешь?
 
   Мур: — Я всех знаю, только кабана зеленого не знаю!

* * *

   — А меня никто не зовет в гости…
 
   — Еще бы! Ты в гостях картины раскрашиваешь.
 
   — Один раз!!! (Пауза) У других картины за стёклами…
 
   — И что же?
 
   — Ну, а у этих — нет: вот я и пользуюсь.

* * *

   (Расписал у А<ртемо>вых «pot de fleurs» ^[162]— натюрморт. «Картина отвратительная, между прочим» — 12-го мая 1938 г., Ванв — больше чем вдв?е, ибо на 7 лет старше.)

* * *

   Мечта о доме с плоской крышей — с садом — и павильон будет прилеплен.
 
   — В нем я буду жить.
 
   — Да. И себе такой же построю, из него будет дверь в Вашу комнату.
 
   — Вот, Мур, попируем когда ты женишься!
 
   — Да, и индюки будут. А что Вы мне дадите в приданое?
 
   — Не знаю. В приданое в общем дают что-нб. из дому. Выбери.
 
   Долго оглядывает кухню — и:
 
   — Утюг для жены — чтоб гладить мои штаны!

* * *

   Мёдон, декабрь 1931 г. Идем с ним в Кламар — очевидно, в четверговую школу.
 
   — Какая девочка худая! У-ужас! Стянуть пояс — и ничего не останется. А от меня (самодовольно, но скромно) — если стянуть — все-таки останется!

* * *

   — Ехать на Северный Полюс и делать там деньги, чтобы полиция не увидела.
 
   (До этого — разг<овор> о фальшивомонетчиках.)

* * *

   Я — мысленно — P. M. Р<ильке> (†29-го дек<абря> 1926-го г. — запись в дек<абре> 1931 г.)
 
   Da ich zu Haus nie Zeit habe, nie zu Haus bin — weil immer drin, lese ich Deine Briefe immer nur im Untergrund (das herrliche, heim<?> — unheimliche Wort!) und, wie ich mich innerlich vor Allem und allen mit Dir sch?tze, so list Du — <пропуск одного слова> — Dein Buch mit meinem, ja unter meinem Arm — Fl?gelarm — Rainer, gesch?tzt.

* * *

   Goethe und Rilke — nie обратно. Denn Einen am Letzten nennen ist ihn am n?hsten f?hlen — nennen — haben. ^[163]

* * *

   Так как дома у меня никогда нет времени, да и дома я никогда себя не чувствую — ибо всегда внутри, я читаю твои письма только в метро <букв.: под землей> (прекрасное, <?> ^[164]— жуткое слово!), и когда я внутренне тобой от всех и всего огораживаюсь, ты тоже начинаешь читать — <пропуск одного слова> — свою книгу вместе с моей, под моей рукой — крылом — укрывшись, Райнер.

* * *

   Отсутствие зубов на молодом лице — то же, что целые зубы на черепе: <фраза не окончена>

* * *

   Мур — кому-то, указывая на автомобиль:
 
   — Moi ?tre tr?s content quand cette machine ?crasera moi: parce que plus de pas-bonheur, plus — guerre. ^[165]

* * *

   — A по-моему — умирать очень выгодно: больше не будет несчастий!

* * *

   — Да, Мур, Христос говорил: добром за зло.
 
   — О-о! Гораздо наоборот!

* * *

   31-го дек<абря> 1931 г. — 1-го января 1932 г.

* * *

   (В голубо-синей еще есть записи, возвращусь.)

* * *

   Здесь — таинственный перерыв, не могу, пока, обнаружить — ни черновых, ни записных — начала 1932 г. Придется вписать потом. Здесь — перескок.

* * *

   Мур, 15-го апреля 1932 г. — злобно:
 
   — Все скрипят — и птицы, и b?b?, и куклы.

* * *

   — Гадкие коляски, и b?b? гадкие, и матери плохие.

* * *

   Мои реплики моим оппонентам на докладе (нужно же как-нибудь назвать!) Поэт и Время. ^[166]
 
   Поплавскому:
 
   «Гамлетическая позиция поэта…» Я думаю Гамлет — философ, а не поэт, т. е. человек вопросов, а не ответов.
 
   Я сказала: всякий поэт есть эмигрант, а П<оплав>ский из этого извлек, что вся эмиграция есть поэт. С чем не согласна.
 
   (Смех)
 
   Оцупу:
 
   «Я хуже всякого сапожника». Да, но я говорила о сапожнике — судящем. Этого я — не хуже.
 
   «Притворяясь, что он охватывает другие планы…»
 
   Я о притворщиках не говорила.
 
   Дипломов я тоже не раздавала, я только назвала Пастернака и Маяковского, которым мой диплом не нужен.

* * *

   Эйснеру я отвечаю: спасибо за защиту и прибавляю, что так себя защитить, как он — меня — я бы не посмела. Обывателя я не трогаю — пока он меня не трогает, т. е. — не судит.
 
   Слониму:
 
   — «Поэт — вне порядка вещей».
 
   Я бы сказала: он в ином порядке вещей, в порядке иных вещей, остается установить — каких. И еще прибавила: он — единственный порядок вещей, всё остальное — непорядок.
 
   Отход от общества не есть отход от человечности, от человечества. Есть — приход к нему.
 
   «Под колпаком…»
 
   Рильке жил под колпаком целого неба, т. е. под куполом.

* * *

   Газданову:
 
   — Я вовсе не предполагаю, что отлично разбираюсь в современности. Современность — вещь устанавливаемая только будущим и достоверная только в прошлом.

* * *

   Сергею Я<блонов>скому:
 
   — Благодарность за непосредственный привет, пользуюсь случаем, чтобы поблагодарить его за длительность его внимания, он приветствовал мою первую книжку в 1911 г.
 
   (В зале эффект, ибо автором книжки в 1911 г. — не выгляжу.)

* * *

   Первый образец мужского хамства я получила из рук — именно из рук — поэта.
 
   Возвращались ночью откуда-то втроем: поэт, моя дважды с половиной меня старшая красивая приятельница ^[167]— и 14-летняя, тогда совсем неказистая — я. На углу Тверского бульвара, нет — Никитского — остановились. Мне нужно было влево, поэт подался вправо — к той и с той.
 
   — А кто же проводит Марину? — спросила моя очень любезная и совестливая приятельница.
 
   — Вот ее провожатый — луна! — был одновременный ответ и жест занесенной в небо палки в виде крюка.
 
   Из-за этой луны, ушибшей меня как палкой, я м. б. и не стала — как все женщины — лунатиком любви.
 
   Seit diesem Augenblick, lieber Rainer, hat sich meiner der Mond angenommen. ^[168]

* * *

   Мёдон, 16-го февраля 1932 г. — в 21/2 раза старшая я. А нынче в 2 раза младший тогдашней меня Мур в первый раз пришел с вокзала один домой.

* * *

   Поэт не может воспевать государство — какое бы ни было — ибо он — явление стихийное, государство же — всякое — обуздание стихий.
 
   Такова уже природа нашей породы, что мы больше отзываемся на горящий, чем на строящийся дом.
 
   Б. ^[169](разбой).
 
   Разбой и богатырство — та же стихия, и он в России — воспет.

* * *

   Я позволяю «организовывать свои страсти» только своей совести, т. е — Богу. Чем государство выше меня, нравственнее меня, чтобы оно организовывало мои страсти?
 
   Il faut ob?ir ? Dieu — plut?t qu’aux hommes.
 
   (St. Paul) ^[170]

* * *

   (Затем — просьба об авансе — чего никогда не делаю — и об этом пишу — и заключение:)
 
   — Как неприятно просить! По мне — и квартиры и статьи должны были бы идти даром.

* * *

   Il n’y a qu’un seul enfant, une seule vieille, une seule jeune fille, un seul po?te. ^[171]

* * *

   Nicht ich liebe den Dichter, aber jedesmal habe ich das Gef?hl, dass er mich liebt: dass er mich liebt. ^[172]

* * *

   Que la terre est dure quand on tombe! ^[173]

* * *

   …Воскресные брюки — с воскресною юбкой
   (Воскресные загородные поездки парижских любящих)

* * *

   Реплики моим оппонентам на моем чтении «Искусство при свете Совести». ^[174]
 
   Слониму: — Природа не бесстрастна, ибо закон ее (один из ее законов!) борьба, со всеми ее страстями. Бесстрастно правосудие, знающее добро и зло и не прощающее.

* * *

   Я вовсе не говорила, что искусства судить нельзя, я только говорила, что никто его так осудить не сможет, как поэт.

* * *

   Человечество живо одною
   Круговою порукой добра
   стихи моей монашки я отстаиваю и формально. На всякого мудреца довольно простоты. М<арк> Л<ьвович> до этой простоты — не дошел.
 
   М. Л. говорит, что я говорю о себе лично, но говоря о себе лично, я говорю о поэте, о всей породе поэтов, поэтому это не мой личный случай, а личный случай всей Поэзии.

* * *

   Бальмонту.
 
   Моя тема не нова. Я не хочу нового, я хочу верного.
 
   Милый Бальмонт, твои слова: «Гроза прекрасна, а сожженный дом и убитый человек — такая мелочь» — есть слова одержимого стихией. Твоими-то устами и гласят стихии.

* * *

   Адамовичу:
 
   — Если Адамович мне не верит — дело в нем, а не во мне.

* * *

   Г. П. Ф<едотову>
 
   «Добро отмирает в Царствии Небесном».
 
   А я думала, что Царство Небесное — абсолютное добро, т. е. Христос.
 
   С точки зрения красоты я совести — не вижу. Из-за совести — красоты не вижу. Совесть для меня, пока я на земле, высшая инстанция: неподсудная.
 
   Стремоухову: ^[175]
 
   О каких правах я говорила? Только о праве суда над собою.

* * *

   Поплавскому:
 
   Я была занята не грехом всей твари, а собственным грехом поэта.
 
   Насчет древности я ничего не говорила. Совсем.
 
   В чем увидел Поплавский мое благополучие? В том, что я столкнула искусство — с совестью?
 
   Вопрос личной морали я не затрагивала, я затрагивала вопрос поэтовой морали: личной морали всей Поэзии.
 
   А в общем Поплавскому я не могу возразить, п. ч. не знаю в точности о чем он говорил.
 
   (NB! Никто — никогда — и меньше всего — он сам.)
 
   А Эйснеру — спасибо за полноту внимания.

* * *

   Строки (о доме)
 
   …Где покончила — тихо,
   Как с собою — с любовью

* * *

   Где покончила — пуще,
   Чем с собою: с любовью.

* * *

   Дом, с зеленою гущей:
   Кущ зеленою кровью…
   Где покончила — пуще
   Чем с собою: с любовью.

* * *

   14-го июня 1932 г. Кламар

* * *

   Quand je suis n?e toutes les places ?taient prises. Peut-?tre le sont-elles toujours, mais rien que pour ceux qui le savent.
 
   Donc, il ne me restait que le ciel — celui o? les avions n’ont rien avoir (2) celui que nul avion n’atteint).

* * *

   N’oublie jamais que chaque instant de ta vie tu es ? l’extr?me limite du temps et qu’? chaque point du globe (place que tes deux pieds occupent) tu es aux derni?res limites de l’horizon.
 
   C’est toi — l’extr?me limite du temps.
   C’est toi — l’extr?me limite de l’horizon.
   Лучше: — C’est toi — l’extr?me limite du temps.
   C’est toi — les confins de l’horizon.

* * *

   14-го июня 1932 r.

* * *

   Quand j’ai vu derni?rement sur l’?cran le grouillement <пропуск одного слова> de la Chine — j’ai reconnu ma vie.
 
   Pauvres Chinois! Pauvre de moi!
 
   Trop de barques. Trop peu d’eau.

* * *

   Toute la pi?ce du monde se joue entre quatre, cinq personnages — toujours les m?mes.
 
   La Jeunesse n’est qu’un v?tement qu’on se passe les uns aux autres. Non. Ce sont les uns et les autres qui sont le v?tement que rev?t et laisse, et remet et laisse la jeunesse ?ternelle.

* * *

   Mon amour n’a jamais ?t? qu’un d?tachement de l’objet — d?tachement en deux sens: se d?tacher et ?ter les taches. Je commence par le d?tacher — de tout et de tous, puis, une fois libre et sans taches, je le laisse — ? sa puret? et solitude.

* * *

   Le plaisir le plus vif de ma vie a ?t? d’aller seule et vite, vite et seule.
 
   Mon grand galop solitaire.

* * *

   Les Fran?aises n’ont pas honte de se d?colleter (d?poitrailler) devant les hommes, mais elles ont honte de le faire devant le soleil.
 
   (Toilettes du soir et robes ferm?es du midi-Juillet.) ^[176]

* * *

   (Здесь кончается голубо-синяя записная книжка с металлическими скрепами.)

ЛИЛОВАЯ ЗАПИСН<АЯ> КНИЖКА, БОЛЬШАЯ, БУМАЖНАЯ —

   лета-осени 1932 г. (по-моему, мы на 101, Rue Condorcet, a потом 10, Rue Lazare Carnot Clamart)

* * *

   Мур: — Я еврей?
 
   — Нет, ты русский, и папа русский, но фамилия эта — еврейского происхождения, даже — библейского: на <пропуск числа> стр<анице> Библии: Авраам просил у Эфрона продать ему землю для погребения Сарры, а Эфрон продать не хотел, хотел — дать…
 
   Через несколько дней, Мур
 
   — Я — еврейского производства.

* * *

   Мурина версия «В двенадцать часов по ночам…» ^[177]
 
   Из гроба встает Император
   И лезет куда-то туда
   Он ищет любимого сына
   Потом залезает в гроба…

* * *

   Мой тот Париж (лета 1910 г.) с этим незнаком. А я та — с этой?

* * *

   Я на квартиру никогда не смотрела с точки зрения удобств, а всегда — с точки зрения точки зрения. Потому все мои квартиры были трущобы — зеленые.

* * *

   Le quaranti?me jour de mon anniversaire j’?crirai sur mes tablettes:
 
   Quarante ans de noblesse. ^[178]

* * *

   Мур:
 
   — Когда я вырасту, я изобрету такую машину: нажать кнопку — и появляется мальчик — или девочка — на доске — из того места, где они находились.
 
   А нажать другую кнопку — доска втягивается — ребенок исчезает.
 
   (NB! выход из положения)

* * *

   Чертес (вместо — черкес)

* * *

   Мур — 4-летней Жаклине, дочке консьержки:
 
   — Moi je reste avec Suzanne, et toi — reste avec toi! ^[179]

* * *

   La cr?ation lyrique nourrit les sentiments dangereux, mais apaise les gestes. Un po?te est dangereux que lorsqu’il n’?c-rit pas. ^[180]

* * *

   Раз только в мире стихи писались всерьез: Виллонова баллада Парламенту о помиловании, ^[181]баллада о висельниках, ^[182]вообще — весь Виллон.
 
   Et tout le reste n’est que litt?rature ^[183](особенно — французская!).
 
   Нужно добавить: и сделали дело (помилование Виллона).

* * *

   Сон
 
   Садик, лестница, танцую на палке. Вокруг танцует Мур. Танцуем с Муром, сосед из окна смотрит. Вхожу — народ — Аля передает мне письмо. — Если Вы поедете на море — может пригодится. Вскрываю — огромная рукопись о Китае, в к<отор>ой пытаюсь найти следы прозы Г<оргуло>ва ^[184]и ничего не нахожу. Да, чек на 40 фр<анков>, дальше — само письмо на гранках, начинается: — В 4 ч. 3 мин. такого-то числа и дня, когда будут кричать газету Криёр (Crieur) — газету Crieur всегда кричат в 4 ч. 3 м<инуты> — и т. д. и т. д., но конца нету.
 
   Читаю вслух (в комнате множество народа, несколько дам), почерк ужасный, мушиные лапы, листков — оказывается — бесконечность. Еще два чека: на сто и на пятьдесят долларов — между листками — точно награда за прочтение, либо: внутреннее условие даяния.
 
   После, мое утверждение: — Можно убить, но писать нужно хорошо (разборчиво). Непонимающий одобрительный смех как после парадокса (т. е. обычного моего высказывания — наяву). Я, невзирая: — Нет, не так: убить еще не дает тебе право плохо писать! (Всё это не о содержании, а о почерке.)

* * *

   У меня особый дар идти с собой (мыслями, стихами, даже любовью) как раз не-к-тем.

* * *

   За последнее время мне на письма, равняющиеся событиям, не ответили:
 
   Зигрид Ундсет (die Frau, die keine Blume war ^[185]— лейтмотив —)
 
   и
 
   Мак-Орлан ^[186]
 
   (на мою хвалу его человечности)
 
   — писатели, цену такому письму, т. е. цену души такого письма (как в Библии — цену крови) знающие.
 
   Кому же не отвечать — как не им — мне?

* * *

   Оставьте меня, потрясения, войны и т. д. У меня свои события: свой дар и своя обида — о, за него, не за себя.
 
   Летопись своей судьбы.
 
   Свое самособытие.
 
   Войны и потрясения станут школьной невнятицей, как те войны к<отор>ые учили — мы, а мое — вечно будет петь.

* * *

   Сегодня меня в первый раз в жизни (трогала — всех) укусила собака — черная, с желтыми надглазниками, лже-Подсэм — через решетку чужого сада. До крови. За то, что я ее, будучи незнакома с ней и невзирая на ее рычание, погладила.
 
   (Потом эта собака, честное слово! каждый раз, когда я проходила, пряталась.)

* * *

   В ауру начинаю верить из опыта: кто же, как не она, рознит и роднит меня с людьми еще до слова, до поступка.
 
   Лицо, походка, одежда?
 
   Тоже аура, т. е. неизбежное (у меня).

* * *

   Что-то от квакера, который бы согрешил с цыганкой.
 
   (я)

* * *

   Мур: — Я хочу крутое в смятку.

* * *

   Благородство и богатство слова гость: и купец (заморский) и гость (у блудницы) — и небесный гость.

* * *

   Quand on a un enfant qui est mort de faim, on croit toujours que l’autre n’a pas assez mang?.

* * *

   On n’a jamais eu un enfant, on l’a toujours. ^[187]

* * *

   Свысока высокой насыпи…

* * *

   На высокомерной насыпи
   Счастья — могшего бы быть

* * *

   Какие-то жены — каких-то Карлов,
   Которые счетом — которых счетом?
   (в тонах янтарных, а м. б. — в цепях янтарных — о Карловом Тыне)

* * *

   — «Женщина не может одна».
 
   — Человек — может.

* * *

   Для Карлова Тына:
 
   Внизу городочек
   Прильнул собачкою…

* * *

   SANT? ^[188]
 
   При входе на улицу — занесенный кулак фонаря. Справа наискосок стена с плющем и густой сад. Недоходя до тюрьмы дом с акациями. — Что ты думаешь, старый дом? Стена углом, т. е. на две стороны от Sant? — только трубы торчащие, как тощие шеи и кулаки. Ворота — въезжает фургон. Дальше по Sant? справа — как последняя новость — D?c?s — Кончины — лавка естественных смертей, старушка с цветами (для естественных смертей). Недоходя — Bd. Arago — где-то вблизи казнят. Там же, против ворот — столовая.
 
   С конца Sant? виден Пантеон. Но что спрашивать с Пантеона, когда небо…

* * *

   Никогда меня слово не заводило, но часто (предопределял) размер и (уносил) ритм.

* * *

   Мур
 
   — Мама, а мы — нищие?
 
   — Да. Нет. (Мы рознимся от нищих только тем, что больше просим — и получаем, что нам не смеют (пока) дать 10 сант<имов>, но тряпье дают — ужасное. Так что, в общем, не рознимся ничем. И есть нищие, к<отор>ые, умирая, оставляют миллионы, что с нами навряд ли случится.)
 
   (Поставленное в скобки думаю, но не говорю — что тут понять Муру? И мне.)

* * *

   14-ое, кажется, августа 1932 г.
 
   Колокола покрывают — странностью своего звука (не звонят никогда) все T. S. F-ы ^[189]и граммофоны. On a toujours assez de voix pour ?tre entendu. ^[190]

* * *

   Myp — 16-го августа
 
   — Мама! А Лев Толстой — по-французски — Лажечников?
 
   (Из<дательст>во Лажечникова)

* * *

   Матерям остаются в любовь вещи, разлюбленные сыном.

* * *

   В 1932 г. впервые читаю Mary Webb: Sarn и Le Poids des Ombres. ^[191]

* * *

   Любимых забываю вместе с собой, любившей. Ибо если дружба — одно из моих обычных состояний, то любовь меня из всех обычных состояний: стихов, одиночества, самоутверждения —
 
   И — внезапное видение девушки — доставая ведро упала в колодец — и всё новое, новая страна, с другими деревьями, другими цветами, другими гусями и т. д.
 
   Так я вижу любовь, в к<отор>ую действительно проваливаюсь и выбравшись, выкарабкавшись из (колодца) которой сначала ничего из здешнего не узнаю, потом — уже не знаю, было ли (то, на дне колодца) а потом знаю — не было. Ни колодца, ни тех гусей, ни тех цветов, ни той меня.
 
   Любовь — безлица. Это — страна. Любимый — один из ее обитателей, туземец, странный и особенный — как негр! — только здесь.
 
   Глубже скажу. Этот колодец не во-вне, а во мне, я в себя, в какую-то себя проваливаюсь — как на Американских горах в свой собственный пищевод.
 
   Вот как отозвалась, а м. б. вот о чем детская сказка Frau Holle. ^[192]
 
   Колодец рода и пола.

* * *

   8-го сент<ября> 1932 г.
 
   Есть, очевидно, люди одаренные в любовной любви.
 
   Думаю, что я, отчаявшись встретить одаренность душевную, а сама в любовной любви если не: бездарная, то явно-неодаренная, во всяком случае явно (обратное от тайно) не одаренная — к этой одаренности, в них, тянусь, чтобы хоть как-нибудь восстановить равновесие.
 
   Образно: они так целуют, как я — чувствую и так молчат, как я — говорю.

* * *

   Ничем иным такое тяготение всегда к тем же, к таким же, при моей холодной в любви (и только в любви!) крови не объяснишь. (Разве что надежда на горячую кровь (собственную)?)
 
   Тянусь к их единственному дару (моему единственному — отсутствующему).

* * *

   Еще одно — и очень сильное.
 
   Эти люди (и только эти!) делают меня другой, новой собой, не-собой. Соблазн собственной новой души, а не чужого тела. И соблазн — чужой души, только тогда — беззащитной, разверзтой (моя — всегда!) и только так заполучаемой.
 
   Только в этом они сильнее, цельнее, полнее меня.
 
   К людям высокого духа я — любовно — не влеклась. Мне было жаль их на это, себя на это (Володя А<лексеев>). Что — это? Да на эту невысокую беду.

* * *

   Мур, рассказывает Гоголя:
 
   — Там одна барышня была — царица, в красных сапогах. Она откусила ухо у прытсидателя и потом ела золотые галушки.

* * *

   «Кто при звездах и при луне».
 
   Я: — Что было в шапке?
 
   — Предисловие, т. е. завещание.

* * *

   18-го Октября 1932 г.

* * *

   Мур — 4-го ноября 1932 г. — злится
 
   — Губка! Сто пятьдесят метров клочьев Ваших волос!

* * *

   Строки:
 
   …О, тел и волн
   Волнуемость!
   — Пиши! —
   Целую Вас
   До дна души…

* * *

   Забытая, зарытая обида

* * *

   (Стихи «Закрыв глаза — раз иначе нельзя —»)

* * *

   Мур — 20-го сентября 1932 г.
 
   Мама! Какая комнатная трагедия произошла! Муж поссорился с женой…
 
   — Это часто бывает.
 
   — И они ушли, т. е. муж ушел — совсем, и теперь у нас в доме сдается комната — мужа комната, в которой он жил.

* * *

   — Каждый день подымая теленка, в конце концов подымешь…
 
   Мур: — Автомобиль!

* * *

   — У него такое русское лицо, точно он по самой середине России родился.

* * *

   Строки:
 
   В Бога — не знаю, но верую
   В синее, белое, серое,
   —
   всякое
   Небо
   Сыново, Духово, Богово

* * *

   сказка мура
 
   — У одного человека вместо сына родился чорт — в красной куртке и в красных штанах. Он всё время досаждал своей хозяйке и всё время занимался политикой: просил очинить карандаш, ломал свои новые машины и просил тогда другие покупать. Раз как-то этот человек писал икону. Чорт подошел, чтобы досадить, но когда увидел, что это икона отскочил и ушел совсем от своих хозяев гулять по белу-свету. Шел-шел, шел-шел и пришел в ад. Там-то у него и началась настоящая хорошая жизнь: ни икон, ничего религиозного, Бога он не видел. Тепло в аде. Наконец он вышел из ада и пошел гулять в рай. Взвился на небо (Точка. Точка. Точка.) Пролетел над раем и спустился на самую середину рая, на желтую — в песке вся — дорожку.
 
   В раю он увидел цветы, птицы и всё хорошее. Вода, лебеди, гуси — (гуси не ст?ит) по речке ездиют, лодки и маленькие пароходы, души сидят в них, которые попали в рай. Далёко — большой дом, очень красивый, но чорт вдруг заметил, что пахнет иконами и чем-то таким религиозным. Как он заметил — он парх! парх! на небо со своим сыном, а оттуда — в ад. — Конец. — А теперь — дайте мне десять тысяч!

* * *

   — Почему алжиры, когда молются, кувыркаются?
 
   15-го окт<ября> 1932 г.

* * *

   Вечер. Нуга. Полтинник. Сапог.
 
   <Оставлен пробел приблизительно в полстраницы.>
 
   Мур — 24-го Октября 1932 г.
 
   Просыпаюсь при виде Мура — совершенно-одетого.
 
   — Мама! Я пишу роман. Как только я проснулся, я понял, что хочу писать большой роман — и больше ничего не хочу.