порядок царил там и столько было там всякого добра.
Только по окончании этой работы я начал вести свой дневник, записывая
туда все сделанное мной в течение дня. Первое время я был так занят и так
удручен, что мое мрачное настроение неизбежно отразилось бы на моем
дневнике. Вот, например, какую запись пришлось бы мне сделать 30-го
сентября:
"Когда я выбрался на берег и таким образом спасся от смерти, меня
обильно стошнило соленой водой, которой я наглотался. Мало по малу я пришел
в себя, но вместо того, чтобы возблагодарить создателя за мое спасение,
принялся в отчаянии бегать по берегу. Я ломал руки, бил себя по голове и по
липу и кричал в исступлении, говоря; "Я погиб, погиб!" - пока не свалился на
землю, выбившись из сил. Но я не смыкал глаз; боясь, чтобы меня не
растерзали дикие звери".
В течение еще многих дней после этого (уже после всех моих экспедиций
на корабль, когда все вещи из него были забраны) я то и дело взбегал на
пригорок и смотрел на море в надежде увидеть на горизонте корабль. Сколько
раз мне казалось, будто вдали белеет парус, и я предавался радостным
надеждам! Я смотрел, смотрел, пока у меня не застилало в глазах, потом
впадая в отчаяние, бросался на землю и плакал, как дитя, только усугубляя
свое несчастие собственной глупостью.
Но когда, наконец, я до известной степени совладал с собой, когда я
устроил свое жилье, привел в порядок мой домашний скарб, сделал себе стол и
стул, вообще обставил себя какими мог удобствами, то принялся за дневник.
Привожу его здесь полностью, хотя описанные в нем события уже известны
читателю из предыдущих глав. Я вел его, пока у меня были чернила, когда же
они вышли, дневник поневоле пришлось прекратить.

    ДНЕВНИК



30-е сентября 1659 года. - Я, несчастный Робинзон Крузо, потерпев
кораблекрушение во время страшной бури, был выброшен на берег этого
ужасного, злополучного острова, который я назвал Островом отчаяния. Все мои
спутники с нашего корабля потонули, и сам я был в полумертвом состоянии.
Весь остаток дня я провел в слезах и жалобах на свою злосчастную
судьбу: у меня не было ни пищи, ни крова, ни одежды, ни оружия; мне было
некуда укрыться от врагов; отчаявшись получить откуда нибудь избавление, я
видел впереди только смерть. Мне казалось, что меня или растерзают хищные
звери, или убьют дикари, или я умру с голоду, вследствие отсутствия пищи. С
приближением ночи я взобрался на дерево из боязни хищных зверей. Я отлично
выспался, несмотря на то, что всю ночь шел дождь,
1-е октября. - Проснувшись поутру, я увидел, к великому моему
изумлению, что наш корабль сняло с мели приливом и пригнало гораздо ближе к
берегу. С одной стороны, это было весьма утешительно (корабль был цел, не
опрокинулся, так что у меня появилась надежда, когда ветер утихнет,
добраться до него и запастись едой и другими необходимыми вещами); но, с
другой стороны, воскресла и моя скорбь по погибшим товарищам. Останься мы на
корабле, мы могли бы спасти его или, по крайней мере, утонули бы не все.
Тогда мы могли бы построить лодку из обломков корабля, и нам удалось бы
добраться до какой нибудь населенной земли. Эти мысли не давали мне покоя
весь день. Тем не менее, как только начался отлив, я отправился на корабль;
подойдя к нему поближе по обнажившемуся морскому дну, я пустился потом
вплавь. Весь этот день дождь не прекращался, но ветер совершенно стих.
С 1-го по 24-е октября. - Все эти дни я был занят перевозкой с корабля
всего, что можно было снять оттуда. С началом прилива я на плотах
переправлял свой груз на берег. Все это время дождя с небольшими
промежутками ясной погоды: вероятно, здесь сейчас дождливое время года.
20-е октября. - Мой плот опрокинулся, и весь мой груз затонул; но так
как это случилось на мелком месте, а вещи были все тяжелые, то с
наступлением отлива мне удалось спасти большинство их.
21-е октября. - Всю ночь и весь день шел дождь, и дул порывистый ветер.
Корабль за ночь разнесло в щепки: на том месте, где он стоял, торчат какие
то жалкие обломки, да и те видны только во время отлива. Весь этот день я
укрывал и защищал спасенное мной добро, чтобы его не попортил дождь.
26-е октября. - Почти весь день бродил по берегу, отыскивая удобное
местечко для жилья. Больше всего заботился я о том, чтобы обезопасить себя
от ночных нападений диких зверей и людей. К вечеру нашел наконец подходящее
место на крутом склоне холма. Обведя полукругом по земле нужную мне площадь,
я решил укрепить ее оградой, состоящей из двух рядов кольев, обложенных
снаружи дерном; промежуток между рядами кольев я собирался заполнить
корабельными канатами.
С 26-го по 30-е октября. - Усиленно работал: перетаскивал свое
имущество в новое жилище, несмотря на то, что почти все время лил сильный
дождь.
31-е октября. - Утром ходил по острову с ружьем в расчете подстрелить
какую нибудь дичь и осмотреть местность. Убил козу, ее козленок побежал за
мной и проводил меня до самого дома, но мне пришлось убить и его, так как он
не умел еще есть.
1-е ноября. - Разбил под самой скалой палатку, постаравшись сделать ее
как можно более обширной; повесил в ней на кольях гамак и впервые ночевал в
нем.
2-е ноября. - Собрал все ящики и доски, а также куски бревен от плотов
и соорудил из них баррикаду вокруг палатки, на площадке, отведенной для
моего укрепления.
3-е ноября. - Ходил с ружьем. Убил двух птиц, похожих на уток. Их мясо
оказалось очень вкусным. После обеда начал делать стол.
4-е ноября. - Распределил свое время, назначив определенные часы для
физических работ, для охоты, для сна и для развлечений. Вот порядок моего
дня: с утра, если нет дождя, часа два-три хожу по острову с ружьем, затем до
одиннадцати работаю, а в одиннадцать завтракаю, чем придется, с двенадцати
до двух ложусь спать (так как это самая жаркая пора дня), затем к вечеру
опять принимаюсь за работу. Все рабочие часы в последние два дня возился над
изготовлением стола. Я был тогда еще весьма незавидным столяром. Но время и
нужда вскоре сделали из меня мастера на все руки. Так было бы, конечно, и со
всяким другим на моем месте.
5-е ноября. - Сегодня ходил с ружьем и с собакой. Убил дикую кошку;
шкурка довольно мягкая, ню мясо никуда не годится. Я сдирал шкурку с каждого
убитого мною животного и прятал в свой склад. Возвращаясь домой берегом
моря, видел много разных птиц, но все неизвестных пород. Видел еще двух или
трех тюленей. В первый момент я даже испугался, не распознав, что это за
животные. Но когда я к ним присматривался, они нырнули в воду и таким
образом ускользнули от меня на этот раз.
6-е ноября. - После утренней прогулки работал над столом и докончил
его. Но он мне не нравится. Вскоре, однако, я так наловчился, что мог его
исправить.
7-е ноября. - Устанавливается ясная погода. Все 7, 8, 9, 10 и частью 12
число (11 было воскресенье) я делал стул. Мне стоило большого труда придать
ему сносную форму. Несколько раз я разбирал его на части и сызнова
принимался за работу. И все таки недоволен результатом.
Примечание. Я скоро перестал соблюдать воскресные дни: ибо, перестав
отмечать их на моем столбе, я сбился в счете.
23-е ноября. - Сегодня шел дождь; он очень освежил меня и охладил
землю, но все время гремел страшный гром и сверкала молния, так что я
перепугался за свой порох. Когда гроза прекратилась, я решил весь мой запас
пороха разделить на мелкие части, чтоб он не взорвался весь разом.
14-е, 15-е и 16-е. - Все эти дни делал ящички для пороху, чтобы в
каждый ящичек вошло от одного до двух фунтов. Сегодня разложил весь порох по
ящикам и запрятал их в расселины скалы как можно дальше один от другого.
Вчера убил большую птицу. Мясо ее очень вкусно. Как называется - не знаю.
17-е ноября. - Сегодня начал копать углубление в скале за палаткой,
чтобы поудобнее разложить свое имущество.
Примечание. Для этой работы крайне необходимы три вещи: кирка, лопата и
тачка или корзина, а у меня их нет. Пришлось отказаться от работы. Долго
думал, чем бы заменить эти инструменты или как их сделать. Вместо кирки
попробовал работать железным ломом; он годится, только слишком тяжел. Затем
остается лопата или заступ. Без нее никак не обойтись, но я решительно не
придумаю, как ее сделать.
18-е ноября. - Отыскивая в лесу материал для своих построек, нашел то
дерево (или похожее на него), которое в Бразилии называют железным за его
необыкновенную твердость. С большим трудом и сильно попортив свой топор,
срубил одно такое дерево и еле притащил его домой: оно было очень тяжелое. Я
решил сделать из него лопату. Дерево было так твердо, что эта работа отняла
у меня много времени, но другого выхода у меня не было. Мало по малу я
придал обрубку форму лопаты, при чем рукоятка вышла не хуже, чем делают у
нас в Англии, но широкая часть, не будучи обита железом, прослужила мне
недолго. Впрочем, я достаточно попользовался ею для земляных работ, и она
очень мне пригодилась, но, я думаю, ни одна лопата на свете не изготовлялась
таким способом и так долго.
Мне недоставало еще тачки или корзины. О корзине нечего было и мечтать,
так как у меня не было гибких прутьев - по крайней мере, мне не удалось до
сих пор найти их. Что же касается тачки, то мне казалось, что я сумею
сделать ее. Затруднение было только в колесе: я не имел никакого
представления о том, как делаются колеса; кроме того, для оси нужен был
железный стержень, которого у меня тоже не было. Пришлось оставить это дело.
Чтоб выносить вырытую землю, я сделал нечто вроде корытца, в каких каменщики
держат известку.
Корытце было легче сделать, чем лопату; и тем не менее, все вместе -
корытце, заступ и бесплодные попытки смастерить тачку - отняло у меня по
меньшей мере четыре дня, не считая утренних экскурсий с ружьем. Редкий день
я не выходил на охоту, и почти не было случая, чтобы я не принес себе что
нибудь на обед.
23-е ноября. - Во время изготовления этих орудий вся остальная моя
работа стояла. Докончив их, я опять принялся рыть пещеру. Копал весь день,
насколько позволяли время и силы, и у меня ушло на эту работу целых
восемнадцать дней. Мне нужно было, чтобы в моем погребе могло удобно
разместиться все мое имущество.
Примечание. Все это время я трудился над расширением пещеры, чтобы она
могла служить мне складом, кухней, столовой и погребом; помещался же я по
прежнему в палатке, кроме тех дней в дождливое время года, когда в палатку
пробивало дождем. Впрочем, впоследствии я устроил над своим двориком нечто
вроде соломенной крыши; от ограды до откоса горы я проложил жерди, которые
прикрыл водорослями и большими листьями.
10-е декабря. - Я думал, что покончил со своей пещерой или погребом,
как вдруг сегодня (должно быть, я сделал ее слишком широкой) сверху с одного
боку обвалилась земля. Обвал был так велик, что я испугался, и не без
основания: находись я там в эту минуту, мне уж наверное не понадобилось бы
могильщика. Этот прискорбный случай причинил мне много хлопот и задал новую
работу: нужно было удалить обвалившуюся землю, а главное, пришлось подпирать
свод, иначе я не мог быть уверен, что обвал не повторится.
11-е декабря. - С сегодняшнего дня принялся за эту работу. Покамест
поставил в виде подпоры два столба; на верху каждого из них укрепил крест на
крест по две доски. Эту работу я окончил на следующий день. Поставив еще
несколько таких же столбов с досками, я через неделю окончательно укрепил
овод. Столбы стоят в ряд, так что служат в моем погребе перегородкой.
17-е декабря. - С этого дня по 20-е число прилаживал в погребе полки,
вбивал гвозди в столбы и развешивал все то из вещей, что можно повесить.
Теперь у меня будет порядок.
20-е декабря. - Перенес все вещи и разложил по местам. Прибил несколько
маленьких полочек для провизии: вышло нечто вроде буфета. Досок остается
очень мало, и я сделал себе еще один стол.
24-е декабря. - Проливной дождь всю ночь и весь день; не выходил из
дому.
25-е декабря. - Дождь льет непрерывно.
26-е декабря. - Дождь перестал. Стало гораздо прохладнее; очень
приятная погода.
27-е декабря. - Подстрелил двух козлят; одного убил, а другого ранил в
ногу, так что он не мог убежать; я поймал его и привел домой на веревке.
Дома осмотрел ему ногу; она была перебита, и я забинтовал ее.
Примечание. Я выходил этого козленка; сломанная нога срослась, и он
отлично бегал. Я так долго ухаживал за ним, что он стал ручным и не хотел
уходить. Он пасся у меня на лужке перед палаткой. Тогда то мне в первый раз
пришло в голову завести домашний скот, чтобы обеспечить себе пропитание к
тому времени, когда у меня выйдут заряды и порох.
28-е, 29-е, 30-е и 31-е декабря. - Сильные жары при полном безветрии.
Выходил из дому только по вечерам на охоту. Посвятил эти дни окончательному
приведению в порядок своего хозяйства.
1-е января. - Жара не спадает; тем не менее сегодня ходил на охоту два
раза: рано утром и вечером. В полдень отдыхал. Вечером прошел по долине
подальше, в глубь острова и видел очень много коз; но они крайне пугливы и
не подпускают к себе близко. Хочу попробовать охотиться на них с собакой.
2-е января. - Сегодня взял с собой собаку и натравил на коз; но опыт не
удался: все стадо повернулось навстречу собаке, и она, очевидно, отлично
поняла опасность, потому что ни за что не хотела подойти к ним.
3-е января. - Начал строить ограду или, вернее, вал. Все еще опасаясь
неожиданных нападений каких нибудь врагов, я решил сделать ее как можно
прочнее и толще.
Примечание. Моя ограда уже описана м предыдущих страницах, и потому я
опускаю все, что говорятся о ней в моем дневнике. Довольно будет заметить,
что я провозился над ней (считая с начала работы до полного ее завершении) с
3 января по 14 апреля, хотя вся ее длина не превышала двадцати четырех
ярдов. Я уже говорил, что ограда моя шла полукругом, концы которого
упирались в гору. От середины ее до горы было около восьми ярдов, и как раз
посередине мной был устроен вход в пещеру.
Все это время я работал, не покладая рук. Случалось, что дожди
прерывали мою работу на несколько дней и даже недель, но мне казалось, что
до окончания вала нельзя чувствовать себя в полной безопасности. Трудно
поверить, сколько труда я положил на эту работу. Особенно тяжело достались
мне переноска из лесу бревен и вбиванье их в землю, так как я делал гораздо
более толстые колья, чем было нужно.
Когда ограда была окончена и укреплена с наружной стороны земляной
насыпью, я успокоился. Мне казалось, что если бы на острове появились люди,
они не заметили бы ничего похожего на человеческое жилье. Во всяком случае,
я хорошо сделал, замаскировав свое жилище, как то покажет один заменательный
случай, о котором будет рассказано ниже.
В это время я продолжал мои ежедневные обходы леса в поисках за дичью,
разумеется, когда позволяла погода, и во время этих экскурсий сделал много
полезных открытий. Так, например, я высмотрел особую породу диких голубей,
которые вьют гнезда не на деревьях, как наши дикие голуби, а в расселинах
скал. Как то раз я вынул из гнезда птенцов с тем, чтобы выкормить их дома и
приручить. Мне удалось их вырастить, но как только у них отросли крылья, они
улетели, быть может, от того, что у меня не было для них подходящего корма.
Как бы то ни было, я часто находил их гнезда и брал птенцов, которые были
для меня лакомым блюдом.
Когда я начал обзаводиться хозяйством, я увидел, что мне недостает
многих необходимых вещей. Сделать их сам я вначале считал невозможным, да и
действительно кой чего (например, бочки) так и не мог никогда сделать. У
меня были, как я уже говорил, два или три Ночевка с корабля, но, как я ни
бился, мне не удалось соорудить ни одного, хотя я потратил на эту работу
несколько недель. Я не мог ни вставить дна, ни сколотить дощечки настолько
плотно, чтобы они не пропускали воды; так и пришлось отказаться от этой
затеи.
Затем мне очень нужны были свечи. Как только начинало темнеть (а там
обыкновенно смеркалось около семи часов), мне приходилось ложиться слать. Я
часто вспоминал про тот кусок воску, из которого делал свечи во время моих
приключений у берегов Африки, но воску у меня не было. Единственным вы.
ходом было воспользоваться жиром коз, которых я убивал на охоте. Я устроил
себе светильник из козьего жиру: плошку собственноручно вылепил из глины, а
потом обжег на солнце, на фитиль же взял пеньку от старой веревки.
Светильник горел хуже, чем свеча, свет его был не ровный и тусклый. В разгар
этих работ, шаря однажды в своих вещах, я нашел небольшой мешок с зерном для
птицы, которую корабль вез не в этот свой рейс, а раньше, должно быть, когда
он шел из Лиссабона. Я уже упоминал, что остатки этого зерна в мешке были
изъедены крысами (по крайней мере, когда я заглянул в мешок, мне показалось,
что там одна труха); а так как мешок был мне нужен для чего то другого
(кажется, под порох: это было как раз около того времени, когда я решил
разложить его мелкими частями, испугавшись грозы), то я вытряхнул его на
землю под скалой.
Это было незадолго до начала проливных дождей, о которых я уже говорил.
Я давно забыл про это, не помнил даже, на каком месте; я вытряхнул мешок. Но
вот прошло около месяца, и я увидел на полянке несколько зеленых стебельков,
только что вышедших из земли. Сначала я думал, что это какое нибудь
невиданное мной растение. Но каково ж было мое изумление, когда, спустя еще
несколько недель, зеленые стебельки (их было всего штук десять-двенадцать)
выпустили колосья, оказавшиеся колосьями отличного ячменя, того самого,
который растет в Европе и у нас в Англии.
Невозможно передать, в какое смятение повергло меня это открытие! До
тех пор мной никогда не руководили религиозные мотивы. Религиозных понятий у
меня было очень немного, и все события моей жизни - крупные и мелкие - я
приписывал простому случаю, или, как все мы говорим легкомысленно, воле
божьей. Я никогда не задавался вопросом, какие цели преследует провидение,
управляя ходом событий в этом мире. Но когда я увидел этот ячмень, выросший,
как я знал, в несвойственном ему климате, а главное, неизвестно как попавший
сюда, я был потрясен до глубины души и стал верить, что это бог чудесным
образом произрастил его без семян только для того, чтобы прокормить меня на
этом диком безотрадном острове.
Мысль эта немного растрогала меня и вызвала на глаза мои слезы; я был
счастлив сознанием, что такое чудо совершилось ради меня. Но удивление мое
этим не кончилось: вскоре я заметил, что рядом, на той же полянке, между
стеблями ячменя показались редкие стебельки растения, оказавшиеся
стебельками риса; я их легко распознал, так как во время пребывания в Африке
часто видел рис на полях.
Я не только подумал, что этот рис и этот ячмень посланы мне самим
провидением, но не сомневался, что он растет здесь еще где нибудь. Я обошел
всю эту часть острова, где уже бывал раньше, обшарил все уголки, заглядывал
под каждую кочку, но нигде не нашел ни риса, ни ячменя. Тогда то, наконец, я
вспомнил про мешок с птичьим кормом, который я вытряхнул на землю подле
своего жилища. Чудо исчезло, а вместе с открытием, что все это самая
естественная вещь, я должен сознаться, значительно поостыла и моя горячая
благодарность к промыслу. А между тем то, что случилось со мной, было почти
так же непредвидено, как чудо, и уж во всяком случае заслуживало не меньшей
признательности. В самом деле: не перст ли провидения виден был в том, что
из многих тысяч ячменных зерен, попорченных крысами, десять или двенадцать
зернышек уцелели и, стало быть, все равно, что упали мне с неба. Надо же
было мне вытряхнуть мешок на этой лужайке, куда падала тень от скалы и где
семена могли сразу же взойти. Ведь стоило мне бросить их немного подальше, и
они были бы выжжены солнцем.
Читатель может себе представить, как тщательно собрал я колосья, когда
они созрели (это было в конце июня). Я подобрал каждое зернышко и решил
снова посеять весь урожай в надежде накопить со временем столько зерна,
чтобы его хватило мне на пропитание. Но только на четвертый год я мог
позволить себе уделить весьма скромную часть этого зерна на еду, о чем я
расскажу своевременно. Дело в том, что у меня пропал весь сбор от первого
посева: я плохо рассчитал время, посеял перед самой засухой, и семена не
взошли в том количестве, как должны были бы взойти. Но об этом потом.
Кроме ячменя, у меня, как уже сказано, выросло двадцать или тридцать
стеблей рису, который я убрал так же старательно и для той же цели, - чтобы
готовить из него хлеб или, вернее, еду, так как я открыл способ обходиться
без печи. Но это было уже потом. Возвращаюсь к моему дневнику.
Все те четыре или три с половиною месяца, когда я был занят возведением
ограды, я работал, не покладая рук. 14 апреля ограда была кончена, и я
решил, что буду входить и выходить через стену по приставной лестнице, чтобы
снаружи не было никаких признаков жилья.
16-е апреля. - Кончил лестницу; перелезаю через стену и каждый раз
убираю лестницу за собой. Теперь я огорожен со всех сторон. В моей крепости
довольно простору, и проникнуть в нее нельзя иначе, как через стену.
Но на другой же день после того, как я окончил свою ограду, весь мой
труд чуть не пропал даром, да и сам я едва не погиб. Вот что произошло. Я
чем то был занят в ограде, за палаткой, у входа в пещеру, как вдруг надо
мной посыпалась земля со свода пещеры и с вершины горы, и два передние
столба, поставленные мною, рухнули со страшным треском. Я очень испугался,
но не догадался о настоящей причине случившегося, а просто подумал, что свод
обвалился, как это было раньше. Боясь, чтобы меня не засыпало новым обвалом,
я побежал к лестнице и, не считая себя в безопасности здесь, перелез через
стену. Но не успел я сойти на землю, как мне стало ясно, что на этот раз
причиной обвала в пещере было страшное землетрясение. Земля подо мной
колебалась, и в течение каких нибудь восьми минут было три таких сильных
толчка, что от них рассыпалось бы самое прочное здание, если бы оно стояло
здесь. Я видел, как у скалы, находившейся у моря в полумиле от меня,
отвалилась вершина и рухнула с таким грохотом, какого я в жизни своей не
слыхал. Море тоже страшно колыхалось и бурлило; мне даже кажется, что в море
подземные толчки были сильнее, чем на острове.
Ни о чем подобном я не слыхал раньше и сам никогда не видел, так что
был страшно поражен и ошеломлен. От колебаний почвы со мной сделалась
морская болезнь, как от качки; мне казалось, что я умираю; однако, грохот
падающего утеса привел меня в себя: ко мне вернулось сознание, и я замер при
мысли, что на мою палатку может обрушиться гора и навсегда похоронить все
мое добро. И сердце замерло у меня второй раз.
Когда после третьего толчка прошло несколько минут благополучно, я
приободрился, но из боязни быть похороненным заживо долго еще не решался
перелезть через ограду и все сидел на земле в полном унынии, не зная, что
предпринять. И за все это время у меня не мелькнуло ни одной серьезной мысли
о боге, - ничего, кроме избитых слов: "господи, помилуй меня". Но как только
опасность миновала, забылись и они.
Между тем собрались тучи; потемнело, как перед дождем. Задул ветерок -
сначала слабо, потом сильнее и сильнее, и через полчаса забушевал
страшнейший ураган. Море запенилось, забурлило и с ревом билось о берега;
деревья вырывало с корнями; картина была ужасная. Так продолжалось часа три;
потом буря стала стихать, и еще часа через два наступил мертвый штиль, и
полил дождь.
Все время, покуда свирепствовал ураган, я сидел на земле, подавленный
страхом и отчаянием. Но когда пошел дождь, мне вдруг пришло в голову, что
дождь и ветер являются, должно быть, последствием землетрясения, значит, оно
кончилось, и я могу рискнуть вернуться в мое жилище. Эта мысль меня
ободрила, а может быть и дождь, мочивший меня, придал мне решимости: я
перелез обратно через ограду и уселся было в палатке, но дождь был так
силен, что палатку пробивало насквозь, и я был принужден перейти в пещеру,
хотя и очень боялся, как бы она не обвалилась мне на голову.
Этот ливень задал мне новую работу: пришлось проделать в ограде
отверстие для стока воды, иначе затопило бы мою пещеру. Просидев там
некоторое время и видя, что подземные толчки больше не повторяются, я стал
успокаиваться. Для поддержания бодрости (в чем я нуждался) я подошел к
своему буфету и отхлебнул глоток рому, но самый маленький. Я вообще
расходовал ром весьма экономно, зная, что когда выйдет весь мой запас, мне
неоткуда будет его взять.
Весь следующий день я просидел дома из за дождя. Теперь, немного
успокоившись, я начал серьезно обдумывать, что мне делать. Я пришел к
заключению, что, коль скоро этот остров подвержен землетрясениям, мне нельзя
жить в пещере. Приходилось, значит, перенести палатку или построить шалаш
где нибудь на открытом месте, а чтобы обезопасить себя от нападения животных
и людей, огородить его стеной, как я это сделал здесь. Ибо было ясно, что
если я останусь в пещере, то рано или поздно буду похоронен заживо.
Действительно, моя палатка стояла на опасном месте - под выступом горы,
которая, в случае нового землетрясения, легко могла обрушиться на нее.
Поэтому я решил перекочевать на другое место вместе с палаткой. Два
следующие дня - 19-е и 20-е - я провел в поисках нового места для жилья и в
обсуждении вопроса, как привести в исполнение мой план.