Дашков Андрей Георгиевич. Войны некромантов

   И он его нашел.
   Ключом к заветной двери оказалась «кислота».

* * *

   ...Он ввел Барбаре еще сто микрограмм препарата и осторожно осмотрел ее тело, не реагировавшее на его прикосновения. Дресслеру предстояло поддерживать жиснеспособность оболочки проводника в течении ближайших нескольких часов. Тело обладало достаточным запасом витальной энергии. Ему не грозило удушье, остановка сердца или мозговой коллапс. Органы чувств были полностью заблокированы. Некоторую опасность представляло возможное омертвение тканей, но Дресслер научился предотвращать это с помощью специального массажа. Выделение происходило самопроизвольно и регулярно; в связи с этим Рейнхарду приходилось выполнять не очень приятные, но необходимые процедуры.
   ...Вокруг места, выбранного Дресслером для очередного опыта, неподвижно стояли зомби – что-то вроде личной гвардии настоятеля. Он видел их темные головы, озаренные лучами красного карлика. Никто не смел потревожить Дресслера или помешать ему во время его непонятных бдений, и все же зомби были рядом на случай непредвиденных искажений. Подобное произошло уже дважды: один из «пациентов» Рейнхарда пытался убить его, а другой – покончить с собой. В последнем случае не помогли даже зомби – проводник почти мгновенно перегрыз себе вены.
   Барбара оказалась самым «способным» из проводников. Ее восприимчивость была так велика, что Рейнхард поражался разнообразию пространств, которые она пересекала во время «странствия». Но он не мог позволить себе бесцельные перемещения, пусть даже вызывающие экстаз и предпринятые для достижения чистого кайфа. Он искал реальность, из которой был изгнан Вицлебеном...
   Спустя примерно полтора часа тело Барбары впервые зашевелилось. Женщина лежала голая, чтобы одежда не стесняла движений и не мешала Дресслеру массажировать кожу. Теперь настоятель увидел необычную игру мышц, совершенно не затрагивавшую застывшего лица. То, что он вначале принял за судороги, было попыткой свернуться в кольцо, но этому препятствовали кости скелета.
   В результате тело перекатилось на живот и продолжало волнообразно извиваться. Мелкие порезы, по-видимому, не причиняли ему боли. Пот обильно сочился из пор, отчего тело стало скользким. Оно проползло несколько метров приблизительно так, как это делает змея, – без помощи рук и не отталкиваясь от земли ногами. Да, больше всего его движения напоминали конвульсии обезглавленной змеи или сжигаемого червя. Казалось, что кости размягчились и изгибались под резиновой кожей, но так только казалось. Выпученные глаза Барбары не мигали и смотрели только прямо перед собой. Из красноватой щели рта высовывался сильно удлинившийся и очень тонкий язык...
   Дресслер наблюдал за этими метаморфозами с интересом исследователя. Он почти догадывался о том, что происходило с сознанием Барбары в эту минуту. Тело-змея добралось до вертикального участка стены в тупике расщелины, потыкалось в нее головой, оставило обильные следы слюны на камне и поползло обратно, чтобы снова надолго замереть у ног настоятеля... Кожа Барбары была покрыта множеством мелких порезов и ссадин, особенно сильно пострадала грудь. Это не добавляло привлекательности последней любовнице Дресслера, но она уже и не интересовала его в этом качестве.
   Он попытался установить связь с проводником. Для этого ему пришлось настроиться на его специфические вибрации. Вначале он вошел в контакт с телом, ощутил даже легкий болезненный зуд на своей груди и животе, но на соответствующем уровне сознания была каверна, пропасть, черный коридор, из которого еще никто не возвращался таким, каким был прежде. Дреслеру уже приходилось «встречать» преображенных странствием – безумие делало их абсолютно непригодными для жизни.
   Он «погрузился» в каверну, постепенно утрачивая ориентиры прежней реальности. Там, где предстояло странствовать Дресслеру, существовали лишь эманации запредельных существ, и оттуда же иногда излучались чувства, для которых в человеческом языке пока не было придумано названий... С некоторого момента Рейнхард осознавал себя как бы в двух слоях жизни: в грубом, отягощенном материей и набором более-менее стабильных форм, и безликом, многомерном слое Лоа, где не было никаких физических преград.
   В первом слое осталось его тело. Оно находилось в безвыходной пространственно-временной ловушке, для которой и были предназначены его органы чувств. Здесь было намертво зафиксировано его восприятие, но теперь информация не достигала мозга.
   После долгого периода неподвижности Барбара (вернее то, что выглядело как Барбара,) встала на четвереньки и начала облизывать лицо Дресслера пересохшим шершавым языком. Он никак не реагировал на эту сомнительную ласку – его лицо было просто частью оболочки, утратившей прежнее значение. Потом Барбара присела и по-собачьи помочилась. В другое время это показалось бы Дресслеру отвратительным; теперь же для его расслоившегося сознания не существовало уродства или красоты...
   Он окончательно оставил свое тело. Оно было весьма уязвимым, однако вряд ли что-нибудь угрожало ему в ближайшие пять-шесть часов. Все равно мясу предстояло разложиться. Прах настоятеля принадлежал Сумеречной Зоне.
   Самого Рейнхарда уже было некому вернуть из «странствия», но он нисколько не переживал о брошенной старческой плоти – на этот раз он и не собирался возвращаться.

* * *

   Многолетние сумерки подходили к концу. Теперь Дресслер знал, какой ценой достигается подлинное освобождение. Ему было открыто почти любое сознание, почти каждый мозг, не исключая животных. Он мог воздействовать на мертвую материю, и в его распоряжении была безвременная вечность. Он искал бастарда Рудольфа в Менгене 2030 года, но тот бесследно исчез.
   Настоятель Дресслер обнаружил его почти на том же месте несколько веков спустя.

Часть третья. К мечте о жизни

   Семя – к зародышу.
   Зародыш – к ростку.
   Росток – к листьям.
   Листья – к цветку.
   Цветок – к летящей пыльце.
   Пыльца – к мечте о жизни.
   Жизнь – к будущему.
   Будущее – к страданию.

Эдгар Ли Мастерс

Глава первая. Сладкая парочка

   ...Ради чего нас послали в путь,
   Ради Рождения или Смерти?

Томас Стернз Элиот. Паломничество волхвов

1

   Его окружали абсолютная темнота с температурой погреба и воздух, остававшийся неподвижным несколько сотен лет. Все запахи давно исчезли; вся органика распалась; атмосфера стала стерильной и мертвой. Рудольф выдохнул в нее миллионы микроорганизмов, находившихся в его легких вместе с воздухом, который он вдохнул еще в Храме Восьмого Неба.
   Если бы Руди владел «психо» и мог прозондировать окружавшее его пространство, он понял бы, что находится в глухом каменном мешке, а над ним нагромождены тысячи тонн базальта, причем весь могильник представляет собой гигантскую перевернутую пирамиду с вершиной, погруженной в земную кору. Пустоты вблизи основания представляли собой подвалы бывшего доминиканского монастыря. Трудно было вообразить себе природный катаклизм, в результате которого появилось это странное образование. Преображение рельефа планеты было следствием последней тотальной психотической войны...
   Но наследственная сила Хаммерштайнов ушла безвозвратно, и Руди принялся исследовать свое чистилище, выставив перед собой руки. Он сделал несколько шагов и наткнулся на абсолютно глухую стену, загибавшуюся над ним низкой аркой. Зомби ощупал себя и обнаружил, что одет в тот же костюм. При нем остались даже музыкальная шкатулка и револьвер, спрятанные во внутренних карманах.
   Он не был подвержен клаустрофобии, равно как и последствиям абсолютной изоляции. Положение погребенного заживо не пугало его; при отсутствии выхода он просто ожидал бы полной остановки дыхания, а затем и мышления.
   Теперь у него оказалась бездна времени, и спешить было явно некуда. Медленно пробираясь вдоль стены, он размышлял о том, можно ли считать мертвым существо, которое дышит? Не дышит, но двигается? Не двигается и не дышит, но осознает себя как нечто неподвижное?.. Граница между жизнью и смертью представлялась ему размытой.
   Руди снова вспомнил о Гуго. Что отличало его самого от законного сына Хаммерштайна, кроме степени распада клеток тела? Он знал – что, но этого было мало, чтобы преодолеть собственную запрограммированность. Иерархия и многослойность управляющих программ казались чудовищными и поражали воображение – начиная с генетического кода ДНК и заканчивая не отличающимися особым разнообразием реакциями на внешние раздражители... Все это приводило к выводу о человеческой неполноценности, но иногда неполноценность оборачивалась превосходством.
   ...Он ползал вдоль стен бывшего монастыря, как муха в поролоновых порах, и в его голове постепенно складывался план подземелья. Вначале ему было трудно удерживать план в памяти, тем более, что подвалы оказались многоэтажными, но потом, после тренировки, карта возникала перед ним в виде светящейся сетки или рисунка на черном песке.
   Могила, в которой его похоронил Вицлебен, оказалась достаточно просторной, и все же здешнего кислорода среднему человеку едва ли хватило бы на неделю. Руди дышал с гораздо меньшей частотой, чем средний человек, и потому мог бы протянуть здесь больше месяца. Но на кой ему нужен был этот месяц?..
   Потом он вспомнил слова барона об «идеальном носителе» и продолжал поиски. Вицлебен не был похож на болтуна, но до сих пор Рудольф не нашел ничего, кроме обломков камней. Даже скелеты, если таковые и были тут когда-то, давно рассыпались в пыль. Он исследовал ряд маленьких пещер, похожих на монашеские кельи. В них сохранились только металлические подсвечники и оклады икон. Поскольку Руди не знал, что именно может ему пригодиться, он таскал с собою эти куски меди и железа, пока их не стало так много, что пришлось избавиться от накопившегося барахла.
   Чуть позже он осознал, что был по-детски наивен. Вполне возможно, Вицлебен обманул его, обрекая на безысходность. А слова... слова были всего лишь инструментом пытки... Но Руди, начисто лишенный некоторых человеческих слабостей, не спешил предаваться отчаянию.
   Так, в безостановочном движении, он провел трое или четверо суток. У него не было галлюцинаций и приступов депрессии – он посчитал это еще одним из доказательств того, что не является человеком... Вернувшись к тому месту, из которого начинал поиски, он хотел повторить весь путь и на этот раз собирался искать потайные люки, скрытые механизмы, пустоты в стенах.
   Бездеятельное ожидание тяготило ничуть не более, чем бессмысленная работа, и некоторое время Руди созерцал вращающуюся трехмерную карту подземелья. Это была своеобразная медитация, которая неожиданно привела его к пониманию роли одного из центральных помещений пирамиды – маленькой кубической камеры, совершенно никчемной с практической точки зрения...
   Зомби до сих пор не ощущал нехватки кислорода и потому не торопился. Вместо этого он перебирал в своей предельно оскудевшей памяти все, когда-либо слышанное им о талисманах. Связанная с ними магия была примитивной, но порой весьма действенной...
   Внезапно он осознал, что не чувствует своей правой руки. Он поднял левую и нащупал холодные пальцы, шарившие на груди под рубашкой. Впечатление было странным и непередаваемым. Собственная конечность стала чужой и двигалась независимо от его желаний. На мгновение она показалась ему рукой бездыханного незнакомца, бесшумно подкравшегося сзади. Но тогда тот должен был появиться из стены, к которой Руди прижимался спиной...
   Правая рука нашла и разделила края нагрудного кармана отросшим ногтем большого пальца. Разум зомби «столкнулся» с другим, неощутимым – разумом клеток, и Рудольф вдруг осознал намерение и цель, которые, возможно, не имели ничего общего с его собственными. Рука извлекла из кармана диски, содержавшие мантры-коды и звуковые ключи...
   Экран музыкальной шкатулки был источником тусклого света, который Руди увидел впервые за несколько суток. Аккумулятора должно было хватить на пять-шесть часов непрерывной работы. Вполне достаточно для того, чтобы отыскать выход или окончательно расстаться с надеждой. В последнем случае ему оставалось только найти соответствующий диск и настроиться на вибрацию уничтожения. Это было едва ли не самым простым – собственная частота внутреннего камертона почти совпадала с доминирующей частотой, излучаемой некросферой...
   На ощупь все диски были практически одинаковы. Рудольфу пришлось искать нужный фрагмент, рискуя озвучить парализующий код или запустить программу саморазрушения. Пару раз он был весьма близок к «отключению», пока наконец не наткнулся на мантру, подействовавшую на него подобно электрошоку.
   Вскочив на ноги, он направился в сторону кубической камеры кратчайшим путем. Карта лабиринта, существовавшая только в его воображении и тем не менее поразительно устойчивая, позволяла ему двигаться практически безошибочно. Какой-то нематериальный сгусток перемещался перед ним во тьме. В воздухе впервые за много лет появился запах, который Руди еще не мог ни с чем отождествить.
   Вибрации барабанных мембран распространялись по закоулкам подземелья. Проходя мимо монашеских келий, зомби услышал шорох, с которым в одной из них пересыпался песок. Он не испытывал ни малейшего желания интересоваться причиной этого. Все его внимание было сосредоточено на невидимой и неизвестной цели. Он снова был всего лишь инструментом своего создателя...
   Впереди забрезжил свет – красноватый, как луч закатного солнца. Руди увидел стены подвала; они были гладкими и исчерченными правильными квадратами плиток. Повсюду прямые углы, если не считать полукружий арок. Торжество геометрии, выхолощенная тайна лабиринта, подземелье двадцать первого века. При естественном освещении стены, должно быть, приобретали стерильно-белый цвет...
   Рудольф завернул за угол и оказался в коридоре, ведущем к камере. Вход находился в точности напротив выхода, и коридор тянулся дальше. Таким образом, камера представляла собой всего лишь маленькое помещение, в котором с трудом поместилась бы детская кровать.
   Свет падал из левой ниши. Заглянув туда, Руди увидел знак Дамбаллы^[29], проступивший на стене и испускавший рубиновое сияние. Жирное кольцо обрамляло пустоту в центре...
   К тому времени зомби испытывал нечто вроде эйфории – чувство, ему незнакомое и потому переживаемое с особой силой. Все его существо пронизывали волны энергии, устранявшей сомнения и внутренние запреты. Он внимательно осмотрел камеру, облицовка которой ничем не отличалась от той, что была здесь повсюду. Абсолютно голые потолок, пол, стены... Если не считать пылающего веве. Знак наверняка тоже был ключом, на этот раз – оптическим.
   Руди подошел к нему вплотную. Из круга, очерченного телом змея, веяло холодом, как из дыры, пробитой в чужой беззвездный космос... Руди протянул руку к этому месту, и его пальцы не встретили сопротивления. Кисть исчезла в иллюзорной стене; он видел только растворяющееся в воздухе запястье.
   Зомби прикоснулся к чему-то, спрятанному в магическом тайнике. Это «что-то» было неровным, теплым, немного липким. Руди показалось, что он узнает очертания предмета. Он обнаружил два отверстия там, где им и полагалось быть. Но этот предмет был в тайнике не единственным.
   Под ним Рудольф нащупал металлический ящик размерами с большую книгу. А вот под ящиком опоры не оказалось – возможно, он был подвешен в магнитном поле. Руди потянул его на себя, и тот легко поддался, словно плавающая в воде доска.
   Внутри Дамбаллы появился край ящика – почерневший, со следами ржавчины и давними вмятинами, оставленными чем-то очень тяжелым. Но его содержимое интересовало Руди лишь во вторую очередь. Он уставился на предмет, лежавший сверху – человеческий череп с отпиленным затылком. Костяную маску. Фетиш, превосходящий по силе любой известный ему талисман...
   Нижняя челюсть отсутствовала, а в верхней почти не осталось зубов. Если череп был настоящим, то его размеры были поистине выдающимися. Руди только однажды видел обладателя такой огромной головы, и по его личному времени это произошло совсем недавно...
   Он прикоснулся к Маске Сета другой рукой. Настоящая белая кость, не подвергавшаяся разрушительному воздействию времени... Только глазницы выглядели более чем странно. Они оказались затянутыми черными пленками.
   Руди взял Маску, погрузив пальцы в глазницы. Ощущение было таким, точно он опустил их в теплое молоко. Повернув к себе маску внутренней стороной, он увидел, что пальцы исчезли. Изнутри Маска была покрыта какой-то серой пористой субстанцией, напоминавшей высохшее вещество мозга. От нее тянулись и растворялись в воздухе тончайшие липкие нити...
   В груди появился холодок – неприятный и в то же время обнадеживаюшщий. Рудольф медленно поднес Маску к лицу... Звуки барабанов исчезли. Вместо них зомби «услышал», как духи разговаривают в толще здешних стен... Когда расстояние между Маской и его лицом составляло всего несколько сантиметров, кто-то ударил Руди по рукам...

* * *

   Ему открылся мир – таким, каким он был до дня творения. Пространство без материи. Дух, витающий над бездною, обрамленной рубиновым горизонтом... Не горизонтом – пылающим змеиным телом... Два кровавых знака Дамбаллы сжались и сияли вдалеке, словно умирающие звезды. Потом они превратились в тусклые точки и наконец исчезли. Руди снова остался в полной темноте.
   Какая-то сила, вроде встречного ветра, прижимала Маску к его лицу. Сопротивляться ей было так же бесполезно, как противостоять сновидению...
   Руди почувствовал головокружение и вместе с тем – абсолютность своего покоя, словно миры завертелись вокруг его головы. По телу пробегали электрические разряды; тихо потрескивали вставшие дыбом волосы, но кожей он ощущал только прохладу и свежесть... Вместе с тем ему казалось, что он сходит с ума и распадается на молекулы.
   Он скорчился, пытаясь оторвать от лица Маску, и рыдал, как ребенок. Потом сквозь рыдания неожиданно для него самого прорвался смех. С большим трудом он отыскал и нажал непослушным пальцем клавишу на корпусе музыкальной шкатулки. Сразу же стало легче...
   Ему открылось нечто, способное разрушить более впечатлительную личность, но его жалкие мозги выдержали. Наступило спасительное безмолвие. Безжалостная истина проникла в сознание, превратив его в пустыню без единого атрибута реальности и воспоминаний о том, какой должна быть эта реальность.

2

   Рудольф делал шаг за шагом, и его не покидало жуткое чувство, что он видит последний сон замурованного в стене. Мимо него и сквозь него перемещались мерцающие камни, утрачивая плотность по мере приближения и словно растворяясь в свете, исходившем от Маски. И почему-то каждый камень казался ему мертвой вселенной – кошмарным местом, в котором спрессованная глина заполняла пустоты между звездами...
   Он отталкивался от праха, уплотнявшегося под его ногами и снова становившегося непроницаемо твердым. Он шел, преодолевая сопротивление среды, лишь чуть более плотной, чем воздух. Он вдыхал затхлый кисель или жидкую пыль; две черных глазницы маски-черепа были туннелями в ад. Ящик оттягивал его руку и издавал скрипящий звук, когда металл просачивался сквозь камни.
   В тишине вибрировало что-то, порождая голоса и волны страха, заставлявшие сознание мерцать. Маска Сета могла свести с ума своего обладателя... Руди пришла в голову странная мысль: он подумал, что вряд ли завершил бы переход, если бы оставался живым. Стоило на мгновение поверить в незыблемость материи – и он превратился бы в бесконечно тонкий слой мертвой ткани, сдавленной многометровой толщей стен.
   ...Потом сквозь контуры каменной кладки проступили зазубренные очертания холмов, озаренных сумеречным светом, и развалин, почти поглощенных лесом. Руди не сразу заметил человеческую фигуру – она была неподвижна и занимала так мало места в новом для него ландшафте, спрятавшись в глубине прохода между двумя полуразрушенными стенами, заросшего кустарником и травой.
   Руди чувствовал себя высохшим, почти мумифицированным, словно неделю скитался по пустыне без капли воды. Ему казалось, что с него свисают лохмотья кожи и ветер свистит в обнажившихся костях. Иллюзия была настолько полной, что он бросил взгляд вниз, на свою руку, торчавшую из рукава. На тыльной стороне ладони сидела мертвая бабочка. При первом же прикосновении она рассыпалась в пыль...
   Здесь был другой воздух, другой оттенок неба, другой запах земли. Руди не мог сказать, в чем заключаются почти неуловимые отличия, которые стали причиной его отчуждения. В одном он был уверен: кислорода в атмосфере стало гораздо меньше...
   Каменный коридор закончился. Рудольф увидел голую девушку, по-прежнему стоявшую у входа и смотревшую на него, не мигая. Возле ее ног лежала сброшенная одежда, грубые сапоги, меч, и полный мех для воды. Набор показался ему немного странным, но что бы это ни значило, он снял Маску, которую теперь ничего не удерживало.
   Его зрение прояснилось. Перспектива слегка изменилась, пейзаж посветлел, а девушка оказалась совсем юной. Его опасения были напрасны. Она не испугалась. На ее лице вообще не отражалось никаких эмоций. В своем вечернем костюме и туфлях на тонкой подошве он, должно быть, выглядел довольно странно, но она рассматривала его без тени любопытства или стеснения.
   Девушка была так прекрасна, что он не мог оторвать от нее взгляда. Пропорции ее головы и тела казались не совсем обычными, но гораздо более совершенными, чем у всех известных ему людей. Незнакомка была продуктом какой-то незнакомой ему эволюции, порождением некросферы – он ощутил это сразу же и понял, что проглотил привлекательную на вид, но ядовитую приманку.
   Она уставилась на Маску, которую он держал в руке. А он опять не видел своих пальцев, погруженных в глазницы. Теперь крайние фаланги будто утопали в горячей жидкости – там, где они находились сейчас, наверное, было очень жарко...
   Развалины окружал совершенно дикий, дремучий лес. Где-то за темной стеной деревьев садилось или вставало багровое солнце. В небе мелькали силуэты птиц. В лесу раздался вой, отдаленно похожий на волчий.
   Девушка обернулась и некоторое время смотрела в ту сторону, откуда донесся вой. Светлело, и Руди понял, что солнце все-таки встает. Там, куда он попал, было утро, нехоженная местность и странная девушка – красивая, как нимфа, и непосредственная, как зверь. Он не замечал ее дыхания, хотя подошел очень близко.
   Вой оборвался, и наступила тишина, не сулившая ничего хорошего. Девушка внезапно обернулась. В ее руке блеснул нож, который она держала до этого лезвием кверху. Его спасло то, что он еще не успел расслабиться. Удар был направлен ему в живот. Руди отбил ее кулак, будто выброшенный стальной пружиной. Клинок вонзился ему в левое предплечье и пробил руку насквозь, не причинив особого вреда.
   Рудольф шагнул в сторону, пожертвовав приличным лоскутом кожи, и отбросил в сторону металлический ящик, который затруднял движения. Девушка пристально смотрела ему в глаза, даже не глядя, куда попал нож. Когда она увидела, что его зрачки и веки не отреагировали на боль, на ее лице появилась кривая ухмылка.
   Отбросив бесполезный нож, она наклонилась за мечом, и в этот момент Руди нанес ей удар в голову. Сильный, точный удар, который должен был бы лишить ее сознания. Она оказалась на земле, но тотчас же вскочила, двигаясь стремительно и легко, как пантера.
   Воспользовавшись тем, что клинок оказался лежащим на двух камнях, Руди сломал его пополам ударом ноги. В этот момент девушка, которую он посчитал одержимой каким-нибудь Лоа из числа самых зловредных, вцепилась в Маску обеими руками. Ее сила превзошла его ожидания. Она рванула фетиш на себя, и Рудольф едва устоял на ногах. Однако чем бы Маска ни была, он не собирался с нею расставаться...
   Незнакомка упала на колени, но только для того, чтобы укусить его руку. Он не дал ее зубам сомкнуться. Сработала мышечная память. Неуловимым движением он выхватил револьвер и успел вставить ствол ей в рот. Она прокусила кожу на его запястье, но потом зубы заскрежетали о сталь.
   – Убью тебя, – тихо произнес Руди, зная, что действительно придется сделать это, если она будет вести себя столь же агрессивно. Ему будет жаль испортить эту голову, но у него не останется другого выхода...
   Как ни странно, Тайла поняла то, что он сказал. Произнесенные им слова немного отличались от тех, к которым она привыкла, у незнакомца был заметный акцент, но в общем смысле фразы не приходилось сомневаться...