Страница:
– Нет, не надо! – холодно улыбнулся Константин. – За заботу спасибо, но веревки с мылом ты лучше для прессовщиков приготовь. Им они больше понадобятся.
Пораженный прапорщик отступил на шаг. Происходящее никак не укладывалось в его сознании. Человек не боится пресс-хаты с пятью здоровенными, разожравшимися на «кумовских» харчах мерзавцами внутри?! Абсурд! Ведь одно лишь упоминание о злополучной камере номер 66 заставляет сжаться сердце любого самого крутого постояльца «крытки»! Вместе с тем Яковлев нутром почуял – «афганец» вовсе не хорохорится. Просто ему плевать с высокой колокольни и на «кумовскую» немилость, и на злобную свору дрессированных козлов. От бывшего спецназовца исходила мощная волна властной уверенности в себе. В серых глазах отражалось абсолютное презрение к надвигающейся опасности.
«Настоящий боец! – с уважением подумал Геннадий. – Будет драться до последнего! Не обращая внимания на численное превосходство противника. Не опасаясь ни смерти, ни увечий, ничего! Жаль, что такой классный мужик погибнет, превратится в окровавленный кусок мяса... или наоборот? Может, ссученным действительно вскоре позарез понадобятся веревки с мылом? В случае провала их миссии не отличающийся гуманностью майор Афанасьев запросто расформирует пресс-хату, без сожаления отдаст былых холуев на растерзание заключенным. Гм-м, судя по всему, подобный вариант не исключается. Ведь в конечном итоге побеждает не тот, кто сильнее физически, а тот, у кого крепче дух!»
– Ладно, как знаешь! – вслух сказал Яковлев. – Удачи тебе, капитан!
Дождавшись, пока надзиратель уйдет, Константин оборотился лицом на восток, истово перекрестился и начал шептать православные молитвы: сперва «Отче наш», потом своему ангелу-хранителю и наконец великомученику Дмитрию Солунскому[29]... Закончив, он снова перекрестился, с минуту постоял неподвижно и принялся не спеша разминаться...
21 час 50 минут
В ожидании «бесплатного развлечения» ссученные возбужденно переругивались, распределяя второе, третье, четвертое и пятое места в очереди. Первое безапелляционно, не вступая в дискуссии, занял пахан.
– Нэ лэзь, малчышка! – рычал Шамиль Удугов на Васю Клюйкова, нагло вознамерившегося пристроиться вслед за Крыловым. – Иначэ зашибу! Вах!!!
– А я третий однозначно! – хрипло утверждал Михаил Лимонов. – Имею полное право.
– С какой это стати? – слюняво возмущался Николай Суидзе. – Оборзел?! По мордасам давно не получал! Или тебе стиль синьюцюань[30] продемонстрировать?
– Пошел на хер, кунгфуист сраный! – задиристо огрызался Лимон. – Школа киу-ка-шинкай[31] покруче твоих китайских выкрутасов! Двину по мозгам – мало не покажется!
– Чо-чо-чо?! – вскочив на ноги и растопырив пальцы, принял некую боевую стойку разъяренный Шашлык.
– Через плечо негорячо! Увянь, мудак! – стискивая кулаки, поднялся из-за стола Михаил.
– Ша! – свирепо рявкнул Крылов. – Прекращайте склоку, кретины! Пассажир на подходе! А вы тут, блин, базар устроили! Порядок очередности определите жеребьевкой. Кому моя идея не по душе, башку в натуре отверну!
Козлы мгновенно притихли и лишь злобно косились друг на друга. Вскоре дверь отворилась. В камеру зашел подтянутый плечистый мужчина с военной выправкой и окинул прессовщиков жестким пронизывающим взглядом. Лимонов, самый сообразительный из присутствующих, оцепенел. В серых глазах Вояки не было ни страха, ни отчаяния, ни даже ненависти. Только смертельный холод. У Михаила как-то сразу возникла ассоциация с остро заточенным лезвием казачьей шашки[32]. «Однако стремно!» – мелькнула в голове Лимона трусливая мыслишка. Он уже понял – с «бесплатным развлечением» связываться не стоит и лучше в целях собственной безопасности держаться от него подальше! Михаил страстно возмечтал сделаться невидимкой или хотя бы провалиться сквозь землю.
– Кто первый? – между тем спокойно осведомился Константин.
– Я! – вспомнив чмошного Валеру Лебедовича, гнусно осклабился пресс-хатовский пахан, плотоядно потирая ладони, встал со шконки и вразвалочку приблизился к «клиенту».
В следующий миг случилось непредвиденное. Не меняя невозмутимого выражения лица, Константин нанес два сильных молниеносных удара, слившихся практически в единое целое. Первый, необычный (не внешним, а внутренним ребром ботинка), пришелся в колено, второй – ребром ладони под небольшим углом к носу – по верхней губе. Нога козлиного главаря пошла на излом. Громко треснули сустав и рвущиеся сухожилия, но боли Крыло ощутить не успел. Потеряв сознание, он мешком рухнул на пол[33].
– Раз! – хладнокровно произнес бывший спецназовец и, не мешкая, обрушил железный кулак на челюсть подвернувшегося под руку Джигита. Хрустнула раздробленная кость. Бесчувственный чеченец упал прямо на поверженного пахана. – Два! – Нога Вояки врезалась в промежность растерявшемуся Клюке, навсегда лишив его мужского достоинства. – Три! – продолжил счет «афганец», перешагивая через корчащегося на полу, пронзительно, на одной ноте визжащего Васю и направляясь к трясущемуся от ужаса, начисто забывшему про «стиль синьюцюань» Шашлыку.
«Однако шухер!!!» – в панике подумал Михаил Лимонов, проворно прячась под шконку и забиваясь как можно дальше к стене. Уже оттуда он услышал грохот, произведенный свалившейся на стол увесистой тушей Суидзе, и заполошный крик очнувшегося Крылова:
– Гра-аж-да-не началь-ни-ки!!! На по-о-мощь! У-би-ва-а-а-ают!..
НАСТОЯЩЕЕ
Первые числа декабря 1999 года.
Ближнее Подмосковье. Роскошный особняк олигарха Крымова
Утро
1
Пораженный прапорщик отступил на шаг. Происходящее никак не укладывалось в его сознании. Человек не боится пресс-хаты с пятью здоровенными, разожравшимися на «кумовских» харчах мерзавцами внутри?! Абсурд! Ведь одно лишь упоминание о злополучной камере номер 66 заставляет сжаться сердце любого самого крутого постояльца «крытки»! Вместе с тем Яковлев нутром почуял – «афганец» вовсе не хорохорится. Просто ему плевать с высокой колокольни и на «кумовскую» немилость, и на злобную свору дрессированных козлов. От бывшего спецназовца исходила мощная волна властной уверенности в себе. В серых глазах отражалось абсолютное презрение к надвигающейся опасности.
«Настоящий боец! – с уважением подумал Геннадий. – Будет драться до последнего! Не обращая внимания на численное превосходство противника. Не опасаясь ни смерти, ни увечий, ничего! Жаль, что такой классный мужик погибнет, превратится в окровавленный кусок мяса... или наоборот? Может, ссученным действительно вскоре позарез понадобятся веревки с мылом? В случае провала их миссии не отличающийся гуманностью майор Афанасьев запросто расформирует пресс-хату, без сожаления отдаст былых холуев на растерзание заключенным. Гм-м, судя по всему, подобный вариант не исключается. Ведь в конечном итоге побеждает не тот, кто сильнее физически, а тот, у кого крепче дух!»
– Ладно, как знаешь! – вслух сказал Яковлев. – Удачи тебе, капитан!
Дождавшись, пока надзиратель уйдет, Константин оборотился лицом на восток, истово перекрестился и начал шептать православные молитвы: сперва «Отче наш», потом своему ангелу-хранителю и наконец великомученику Дмитрию Солунскому[29]... Закончив, он снова перекрестился, с минуту постоял неподвижно и принялся не спеша разминаться...
* * *
Камера № 6621 час 50 минут
В ожидании «бесплатного развлечения» ссученные возбужденно переругивались, распределяя второе, третье, четвертое и пятое места в очереди. Первое безапелляционно, не вступая в дискуссии, занял пахан.
– Нэ лэзь, малчышка! – рычал Шамиль Удугов на Васю Клюйкова, нагло вознамерившегося пристроиться вслед за Крыловым. – Иначэ зашибу! Вах!!!
– А я третий однозначно! – хрипло утверждал Михаил Лимонов. – Имею полное право.
– С какой это стати? – слюняво возмущался Николай Суидзе. – Оборзел?! По мордасам давно не получал! Или тебе стиль синьюцюань[30] продемонстрировать?
– Пошел на хер, кунгфуист сраный! – задиристо огрызался Лимон. – Школа киу-ка-шинкай[31] покруче твоих китайских выкрутасов! Двину по мозгам – мало не покажется!
– Чо-чо-чо?! – вскочив на ноги и растопырив пальцы, принял некую боевую стойку разъяренный Шашлык.
– Через плечо негорячо! Увянь, мудак! – стискивая кулаки, поднялся из-за стола Михаил.
– Ша! – свирепо рявкнул Крылов. – Прекращайте склоку, кретины! Пассажир на подходе! А вы тут, блин, базар устроили! Порядок очередности определите жеребьевкой. Кому моя идея не по душе, башку в натуре отверну!
Козлы мгновенно притихли и лишь злобно косились друг на друга. Вскоре дверь отворилась. В камеру зашел подтянутый плечистый мужчина с военной выправкой и окинул прессовщиков жестким пронизывающим взглядом. Лимонов, самый сообразительный из присутствующих, оцепенел. В серых глазах Вояки не было ни страха, ни отчаяния, ни даже ненависти. Только смертельный холод. У Михаила как-то сразу возникла ассоциация с остро заточенным лезвием казачьей шашки[32]. «Однако стремно!» – мелькнула в голове Лимона трусливая мыслишка. Он уже понял – с «бесплатным развлечением» связываться не стоит и лучше в целях собственной безопасности держаться от него подальше! Михаил страстно возмечтал сделаться невидимкой или хотя бы провалиться сквозь землю.
– Кто первый? – между тем спокойно осведомился Константин.
– Я! – вспомнив чмошного Валеру Лебедовича, гнусно осклабился пресс-хатовский пахан, плотоядно потирая ладони, встал со шконки и вразвалочку приблизился к «клиенту».
В следующий миг случилось непредвиденное. Не меняя невозмутимого выражения лица, Константин нанес два сильных молниеносных удара, слившихся практически в единое целое. Первый, необычный (не внешним, а внутренним ребром ботинка), пришелся в колено, второй – ребром ладони под небольшим углом к носу – по верхней губе. Нога козлиного главаря пошла на излом. Громко треснули сустав и рвущиеся сухожилия, но боли Крыло ощутить не успел. Потеряв сознание, он мешком рухнул на пол[33].
– Раз! – хладнокровно произнес бывший спецназовец и, не мешкая, обрушил железный кулак на челюсть подвернувшегося под руку Джигита. Хрустнула раздробленная кость. Бесчувственный чеченец упал прямо на поверженного пахана. – Два! – Нога Вояки врезалась в промежность растерявшемуся Клюке, навсегда лишив его мужского достоинства. – Три! – продолжил счет «афганец», перешагивая через корчащегося на полу, пронзительно, на одной ноте визжащего Васю и направляясь к трясущемуся от ужаса, начисто забывшему про «стиль синьюцюань» Шашлыку.
«Однако шухер!!!» – в панике подумал Михаил Лимонов, проворно прячась под шконку и забиваясь как можно дальше к стене. Уже оттуда он услышал грохот, произведенный свалившейся на стол увесистой тушей Суидзе, и заполошный крик очнувшегося Крылова:
– Гра-аж-да-не началь-ни-ки!!! На по-о-мощь! У-би-ва-а-а-ают!..
НАСТОЯЩЕЕ
Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем.Екклезиаст, 1, 9
Первые числа декабря 1999 года.
Ближнее Подмосковье. Роскошный особняк олигарха Крымова
Утро
1
Накануне ночью один из влиятельнейших людей постперестроечной России, тесно связанный с кремлевской камарильей, сколотивший колоссальное состояние на бессовестном разграблении страны, олигарх (или, как дипломатично выражались прикормленные СМИ, «известный предприниматель») Семен Афанасьевич Крымов спал плохо. Грезилась олигарху невероятная жуть, а именно: к власти пришли так называемые «державники», Крымова незамедлительно отдали под суд и приговорили к исключительной мере наказания – расстрелу, вновь введенному в употребление наплевавшими на доносящийся с Запада истеричный масонский лай «державниками». В последний момент «вышак» заменили пожизненной каторгой, и сейчас, во сне, Семен Афанасьевич, обливаясь потом, орудовал киркой в душной каменоломне. От пыли и каменной крошки слезились глаза, грудь раздирал кашель, изможденное тело ныло от усталости, а сердце Крымова терзал животный ужас. Дело в том, что бывший финансовый воротила, ныне заключенный номер 666, за завтраком стянул пайку хлеба у некоего Сергея – психически неуравновешенного, скорого на расправу субъекта. Благодаря недюжинной по сравнению с остальными каторжниками физической силе Сергей (ни его фамилия, ни внешность, ни прежнее общественное положение во сне не фигурировали) канал в бараке за пахана. Семен Афанасьевич имел полные основания опасаться с его стороны жестокого возмездия, поскольку другой зек, в прошлом скандально знаменитый депутат Государственной думы по кличке Жирик, вроде бы видел, как Крымов воровал пайку, а если так, то однозначно заложит. В Думе Жирик продавался направо-налево за баксы. В лагере стучал всем кому ни попадя. Тоже, разумеется, не бесплатно! В качестве гонораров ему кидали объедки со стола, а иногда (в особых случаях) кусочек-другой сахара.
– Сдаст с потрохами, ублюдок кучерявый, коли засек! – в отчаянии шептал экс-олигарх, долбя киркой неподатливую скальную породу. – Стопроцентно продаст, сволочь, а беспредельщик Сережка непременно зарежет! О е-мое-е-е!!! Как же мне выкрутиться? Ка-а-а-ак?!
– Попался, крысятник[34] вшивый! – внезапно услышал Крымов грозный рык за спиной. Руки Семена Афанасьевича ослабели, ноги подкосились, кожа покрылась мелкими пупырышками озноба. Заключенный номер 666 медленно-медленно обернулся. К нему в сопровождении паскудно хихикающего Жирика приближался Сергей с заточкой на изготовку. Черты лица барачного пахана различить не представлялось возможным (плоский белесый овал на месте физиономии), зато самодельный нож был виден очень даже хорошо – большущий, тускло поблескивающий, острый словно бритва... С ревом «Получи расчет, падла!» Сергей прыгнул на бывшего олигарха, повалил его на спину, оседлал, придавил коленом впалый живот и, садистски урча, начал не спеша перепиливать ножом тощую шею.
Со сдавленным стоном Крымов проснулся, порывисто сел на постели, машинально схватился за горло и долго не мог прийти в себя, судорожно хрипя, вздрагивая и обводя уютную, изысканно обставленную спальню шальными выпученными, налитыми кровью глазами. По прошествии получаса он все ж таки успокоился, мысленно списал привидившийся кошмар на последствия недавно перенесенной простуды, но снова заснуть не сумел (едва закрывал глаза, начинала мерещиться проклятая заточка). В результате Семен Афанасьевич остаток ночи провел без сна: расхаживал взад-вперед по комнате, ругался вполголоса, временами морщился от ноющей боли в печени... В восемь утра, гораздо раньше, чем обычно, он распорядился подать диетический завтрак (жиденький чаек, рыбная котлетка, манная кашка), а затем принялся обдумывать план действий на ближайшие дни, сводившийся главным образом к нейтрализации тех, кто так или иначе мешал олигарху. Наиболее опасными на данный момент Крымову представлялись крупный бизнесмен Дмитрий Олегович Осипов и своеобразное исключение из правил – непродажныймолодой журналист Андрей Воронин. Эдакая «белая ворона» в огромной стае беспринципных газетно-журнальных писак, торгующих собой хуже последней шлюхи с панели. Деятельность Осипова вольно или невольно, но крупно мешала финансовым махинациям Семена Афанасьевича, а Воронин дерзнул начать самостоятельное журналистское расследование и, по «оперативным сведениям», вплотную подобрался к некоторым темным, воняющим кровью делишкам господина Крымова... Итак, первый непосредственно угрожал материальному благополучию денежного магната, а второй мог угробить надежды олигарха на вожделенную депутатскую неприкосновенность (Семен Афанасьевич баллотировался кандидатом в депутаты Государственной Думы третьего созыва). Конечно, репутация Крымова была достаточно замарана и без участия Воронина: при Примакове он получил повестку на допрос в генпрокуратуру (правда, после отставки Евгения Максимовича благополучно выкрутился), недавно ему отказали в выдаче въездной визы в Швейцарию... Однако разоблачения Воронина, подкрепленные кропотливо собранными документами, представляли серьезнейшую угрозу, чреватую если не тюремными нарами (при нынешних властителях Кремля уголовное преследование могущественного олигарха, пожалуй, исключалось), то уж сокрушительным провалом на выборах – точно! Короче, в целях самосохранения олигарху требовалось срочно обломать обоих.
С подачи Крымова пресса, радио и телевидение уже проводили беспрецедентную травлю Осипова. У Дмитрия Олеговича, как почти у любого отечественного бизнесмена высокого полета, имелось немало сомнительных штрихов в биографии, к которым можно прицепиться и, усердно потрудившись, раздуть до злодеяний вселенского масштаба.
Одновременно господин Крымов ненавязчиво дал понять супротивнику, откудаветер дует и чтонужно во избежание дальнейших злоключений предпринять, но тот, судя по некоторым признакам, хоть и испугался порядком, намеку олигарха не внял или не захотел внять, чем привел Семена Афанасьевича в совершеннейшее неистовство, особенно остро проявившееся сейчас, после тяжелой, дурно проведенной ночи.
– Сгною тварюгу поганую! – яростно захрипел господин Крымов, с размаху шарахнув об пол фарфоровую чашку с остатками слабо заваренного чая. – С дерьмом смешаю! Изведу! Кишки, блин, выпущу да на уши намотаю! Мать-перемать!!! – Далее олигарх разразился длинной грязной замысловатой тирадой. Матюгался «известный предприниматель» не менее пяти минут и, лишь относительно облегчив душу, оборотился мыслями непосредственно к Воронину... На журналиста тоже свирепо обрушились «демократические» СМИ, но, в отличие от Осипова, ничего особенного за «белой вороной» не числилось (недаром ведь она белая), и, кроме облыжной клеветы, ничего ему на голову вылить было нельзя. Господин Крымов отнюдь не являлся дураком (безмозглые олигархами не становятся), а потому отчетливо понимал: для успешной дискредитации человека нужно основывать нападки телевизионно-газетных прессовщиков на пусть крохотных, но фактах. В противном случае никто, кроме полных дебилов, в это не поверит. «Придется применить к Осипову с Ворониным крайние меры», – пришел к умозаключению Семен Афанасьевич, взял телефон и набрал мобильный номер своего пресс-секретаря, по совместительству высококвалифицированного специалиста по части различного рода «деликатных» поручений, в общем, сверхдоверенного лица Михаила Задворенко.
– В темпе, Мишка, лети ко мне! Имеется работенка! Смотри не задерживайся! – шуршащей скороговоркой выпалил олигарх, повесил трубку на рычаг и... ни с того ни с сего едва ли не воочию увидел картины недавнего ночного кошмара: каторжную каменоломню, украденную пайку хлеба, разгневанного властелина барачного масштаба, впивающуюся в шею заточку... Рыхлое тело Крымова обмякло, лихорадочно затряслось. Неряшливая пролысина на передней части вытянутого огурцом черепа покрылась густым, нездоровым, скверно пахнущим потом. «А вдруг сон вещий и все накануне виденное когда-нибудь да осуществится?! – панически подумал он, затравленно бегая по сторонам маленькими юркими глазками. – О ё-мое!!! Беспредельная страна! Не по законам живут! По понятиям! С них, с гадов, станется!»
Похожий на перетрусившую мышь, олигарх липкими мелко подрагивающими лапками взял со стола штопор, достал из стенного бара-холодильника бутылку нарзана, с грехом пополам откупорил, прижал горлышко к пересохшим губам, подергивая острым кадыком, сделал несколько жадных глотков и осторожно поставил бутылку на пол, рядом с креслом, на котором сидел. Прошла минута, другая, третья... Наваждение постепенно отступило. Семен Афанасьевич судорожно перевел дыхание, утер салфеткой мокрое личико и, дабы окончательно восстановить душевное равновесие, разбил вслед за чашкой тарелку из-под манной кашки. «Чушь собачья! Тылы у меня прочные! Хрен достанешь! Сон? Гм! Просто проклятая простуда подкузьмила! Вот и мерещится черт-те что!» – мысленно рассудил «известный предприниматель», а вслух изощренно выматерился...
– Ату-у-у!!! Давайте, востроухие! Мочите кошару! – перекосивши лицо в дьявольской гримасе и обильно брызжа слюной, визжал Задворенко. – Так ее, та-а-ак!!! Мочи-и-и-ите! Щас следующую дрянь подброшу!
Выслушав шепелявое волеизъявление хозяина, «сверхдоверенное лицо» мысленно обругало Крымова последними словами за испорченное удовольствие, однако от пререканий благоразумно воздержалось, милицейским свистком подозвало молодого садовника по имени Шура и барски процедило сквозь зубы:
– Придержи до поры клетку. Не забудь накормить собак, иначе сам к ним на обед попадешь. Да, предварительно скажи Леньке-шоферу, пусть подготовит к поездке машину. Чего рот раззявил? Бегом, сопляк! У вас на двоих ровно полчаса!
Произнеся эту тираду, Задворенко косолапо протопал в дом, сбросил одежду, с отвращением поскоблил физиономию электробритвой, спрыснулся дорогим французским одеколоном, облачился в элегантный, пошитый в одном из лучших ателье костюм, набросил сверху шубу, выглянул в окно, удостоверился, что его указания исполнены точно в установленные сроки, надменно усмехнулся: «Отлично вымуштровал прислугу!» – и деловито направился к выходу...
Семен Афанасьевич, напротив, казалось, совершенно позабыл недавние страхи и собственное жалкое состояние. Развалившись в кресле и закинув ногу на ногу, «известный предприниматель» источал безграничную вальяжную спесь. Теперь господин Крымов напоминал уже не перетрусившую мышь, а наглую самодовольную крысу. Гордо кивнув в ответ на почтительнейшее приветствие «сверхдоверенного лица», олигарх царственным жестом указал ему на стул у двери и важно зашуршал:
– Речь пойдет об Осипове с Ворониным. Обработка средствами массовой информации не принесла желаемого результата ни по одному из этих подлецов! Осипов, правда, напуган, но вредительскую деятельность до сих пор не прекратил! А Воронин вообще имеет дерзость огрызаться со страниц не подконтрольных нам изданий! У-у-у, морды беспредельные! – Зубы Крымова обнажились в хищном крысином оскале, масленые глазенки загорелись сатанинской злобой, на губах выступила пена... Задворенко съежился, втянул голову в плечи и приготовился к жестокой «порке», поскольку именно он координировал кампанию травли неугодных хозяину людей. Пресс-секретарь олигарха передавал прессовщикам из СМИ деньги, инструкции. Иногда самостоятельно стряпал «разоблачительные» статьи или (невзирая на крайнюю нелюбовь к телекамерам) выступал в некоторых «аналитических программах».
«Ой, что будет, что будет! – с ужасом подумал Задворенко. – Плохи дела! Сейчас ка-а-а-ак вздрючит! Мама родная!!!» Михаилу был прекрасно известен мерзкий характер «кормильца», слащаво любезного лишь с теми, кто сильнее, или перед широкой аудиторией зрителей. Со слугами же (тем паче наедине) Семен Афанасьевич являлся беспощадным, капризным деспотом, способным на любые самые дикие выходки в стиле распоясавшегося помещика-крепостника. Например, однажды, обозлившись на какую-то мелочь, Крымов взял да отхлестал Задворенко по щекам мокрой грязной половой тряпкой, которой пять минут назад мыли туалет. «Известный предприниматель» специально затребовал означенную тряпку по селекторной связи у домашних охранников. В настоящий момент Задворенко с трепетом ожидал не менее, а то и более суровой расправы, грядущей опалы и... Со страху он чуть не написал в штаны. Однако, к своему величайшему облегчению, «сверхдоверенное лицо» на сей раз ошиблось в предчувствиях. Семен Афанасьевич не стал «накручивать хвоста» холую, а, справившись со вспышкой бешенства, перешел прямиком к делу.
– Навостри уши, Мишка, да мотай на ус! – наставительно забулькал он. – Твоя задача – непосредственно, то есть физически наехать на гадов. Надеюсь, справишься, благо опыта предостаточно. Вместе с тем тебе не помешает вникнуть в ряд нюансов, дабы легче работалось. Короче, слушай внимательно. Я неплохо изучил их психологию. Каким образом? Ха-ха! Элементарным! Оперативная информация плюс личное наблюдение плюс... впрочем, неважно! Итак, сперва Осипов Дмитрий, блин, Олегович! – На мгновение невзрачная мордочка Крымова исказилась в гримасе ненависти. – Д-д-дмитрий Ол-л-легович-ч-ч!!! – с ядовитым шипением повторил он имя-отчество «супостата». – Димочка хренов! Трам-тарарам!!! – Исступленно проорав во все горло замысловатое ругательство, олигарх внезапно успокоился и вернулся к обычному своему пришепетывающему говорку: – Невзирая на весьма болезненные пинки со стороны прессы и телевидения, он пока крепится... И вместе с тем Дима напуган. Да-да, напуган. Ведь до него, несомненно, доходили слухи о моих мощных связях (я имею в виду даже не кремлевскую «крышу», а сам знаешь что) и соответственно незаурядных возможностях в различных, так сказать, областях! А знаешь, чего боится преуспевающий в материальном плане, привыкший к шикарной жизни Осипов? Потерять ее. Жизнь, стало быть! Сладкую, хи-хи, уютную, комфортабельную! А знаешь, почему Димуля до сих пор держался? – Олигарх хитренько подмигнул, выдержал театральную паузу и продолжил свистящим шепотом: – Раньше события развивались в привычной для него, то есть относительно законной атмосфере! Там он еще способен выкобениваться, но... когда игра перейдет в принципиально иную, образно выражаясь, «уголовно-прикладную» плоскость – Осипов однозначно сломается! Упорствует он только потому, что не верит, точнее – старается не верить в вероятность применения к его драгоценной персоне крайних мер, однако подсознательно боится их. Причем не просто! Панически!!! А подобного рода страх, к твоему сведению, обладает свойством тормозить мыслительные процессы, атрофировать волю к сопротивлению! Панический страх, Миша, наш главный союзник! – Крымов потер липкие ладошки, почмокал губами на упыриный манер и суетливо подытожил: – Следовательно, надо поставить Диму на грань жизни и смерти. Пусть воочию увидит костлявую. Пускай, сука, вдохнет запах могилы! Тогда неосознанный страх превратится в осознанный, достигнет нужной кондиции, парализует сознание Осипова, а дальше... Ха-ха, хоть веревки вей из засранца! Проведя необходимую обработку, дашь сломанному Димочке несколько документов на подпись – вон те, которые в конверте на столе. И все! Расписавшись там, он автоматически перестанет представлять из себя какую бы то ни было угрозу. Более того, сам окажется на коротком поводочке, в намордничке, ха-ха! Надеюсь, я доходчиво объяснил?
– Очень доходчиво, босс, – подхалимски лыбясь, поспешил подтвердить Задворенко. – Не извольте беспокоиться, обустроим в наилучшем виде.
– Молодец! – снисходительно похвалил холуя Семен Афанасьевич. – Перейдем ко второму объекту по имени Андрюшка Воронин. Молодой нахальный журналистик. Паршивец, кропает направленные против меня статейки. Поливает почем зря, не стесняясь в выражениях! Но это я еще могу как-нибудь стерпеть. Помнишь поговорку: «собака лает, караван идет»? Беда в другом – он начал вести самостоятельное расследование определенных нюансов моего бизнеса и довольно-таки преуспел, сучонок! Ухитрился раздобыть чрезвычайно опасные документы. Чрезвычайно!!!– Тут олигарх снова прервался и на протяжении полутора минут остервенело выплескивал из ощеренного, перекошенного рта зловонный поток непотребных ругательств. Задворенко, сохраняя на физиономии верноподданническую мину, терпеливо ждал, пока хозяин выскажется. Наконец, кое-как успокоившись, господин Крымов вкратце обрисовал психологический портрет Воронина: – Упрям, самонадеян, по натуре боец. В отличие от Осипова, терять ему особо нечего. (Судя по сведениям из достоверных источников, жизнью Андрюша не очень-то дорожит. Эдакий пофигист!) Значит, на испуг его не возьмешь. Поэтому придется пропустить мальчишку через крутую «мясорубку». Настолько крутую, чтобы болевой фактор вытеснил из его дурной башки мысли, надежды, убеждения... В общем, все! За исключением одного-единственного страстного желания – любой ценой прекратить мучения! Пусть воет, корчится, умоляет о смерти. Хи-хи-хи!.. Хи-хи-хи!.. Хи-хи-хи! – Гнусно кривляющийся, нервически подмаргивающий и пронзительно хихикающий «известный предприниматель» в настоящий момент как две капли воды походил на мелкого, отвратительного беса, сладострастно предвкушающего последствия очередной запланированной мерзости. – Хи-хи-хи!.. Хи-хи-хи!.. Хи-хи-хи-и-и! – Даже рожки вроде наметились на плешивой головенке, а ногти на потных волосатых пальчиках превратились в острые железные коготки. – Хи-хи-хи-и-и-и-и-!!!
– Сдаст с потрохами, ублюдок кучерявый, коли засек! – в отчаянии шептал экс-олигарх, долбя киркой неподатливую скальную породу. – Стопроцентно продаст, сволочь, а беспредельщик Сережка непременно зарежет! О е-мое-е-е!!! Как же мне выкрутиться? Ка-а-а-ак?!
– Попался, крысятник[34] вшивый! – внезапно услышал Крымов грозный рык за спиной. Руки Семена Афанасьевича ослабели, ноги подкосились, кожа покрылась мелкими пупырышками озноба. Заключенный номер 666 медленно-медленно обернулся. К нему в сопровождении паскудно хихикающего Жирика приближался Сергей с заточкой на изготовку. Черты лица барачного пахана различить не представлялось возможным (плоский белесый овал на месте физиономии), зато самодельный нож был виден очень даже хорошо – большущий, тускло поблескивающий, острый словно бритва... С ревом «Получи расчет, падла!» Сергей прыгнул на бывшего олигарха, повалил его на спину, оседлал, придавил коленом впалый живот и, садистски урча, начал не спеша перепиливать ножом тощую шею.
Со сдавленным стоном Крымов проснулся, порывисто сел на постели, машинально схватился за горло и долго не мог прийти в себя, судорожно хрипя, вздрагивая и обводя уютную, изысканно обставленную спальню шальными выпученными, налитыми кровью глазами. По прошествии получаса он все ж таки успокоился, мысленно списал привидившийся кошмар на последствия недавно перенесенной простуды, но снова заснуть не сумел (едва закрывал глаза, начинала мерещиться проклятая заточка). В результате Семен Афанасьевич остаток ночи провел без сна: расхаживал взад-вперед по комнате, ругался вполголоса, временами морщился от ноющей боли в печени... В восемь утра, гораздо раньше, чем обычно, он распорядился подать диетический завтрак (жиденький чаек, рыбная котлетка, манная кашка), а затем принялся обдумывать план действий на ближайшие дни, сводившийся главным образом к нейтрализации тех, кто так или иначе мешал олигарху. Наиболее опасными на данный момент Крымову представлялись крупный бизнесмен Дмитрий Олегович Осипов и своеобразное исключение из правил – непродажныймолодой журналист Андрей Воронин. Эдакая «белая ворона» в огромной стае беспринципных газетно-журнальных писак, торгующих собой хуже последней шлюхи с панели. Деятельность Осипова вольно или невольно, но крупно мешала финансовым махинациям Семена Афанасьевича, а Воронин дерзнул начать самостоятельное журналистское расследование и, по «оперативным сведениям», вплотную подобрался к некоторым темным, воняющим кровью делишкам господина Крымова... Итак, первый непосредственно угрожал материальному благополучию денежного магната, а второй мог угробить надежды олигарха на вожделенную депутатскую неприкосновенность (Семен Афанасьевич баллотировался кандидатом в депутаты Государственной Думы третьего созыва). Конечно, репутация Крымова была достаточно замарана и без участия Воронина: при Примакове он получил повестку на допрос в генпрокуратуру (правда, после отставки Евгения Максимовича благополучно выкрутился), недавно ему отказали в выдаче въездной визы в Швейцарию... Однако разоблачения Воронина, подкрепленные кропотливо собранными документами, представляли серьезнейшую угрозу, чреватую если не тюремными нарами (при нынешних властителях Кремля уголовное преследование могущественного олигарха, пожалуй, исключалось), то уж сокрушительным провалом на выборах – точно! Короче, в целях самосохранения олигарху требовалось срочно обломать обоих.
С подачи Крымова пресса, радио и телевидение уже проводили беспрецедентную травлю Осипова. У Дмитрия Олеговича, как почти у любого отечественного бизнесмена высокого полета, имелось немало сомнительных штрихов в биографии, к которым можно прицепиться и, усердно потрудившись, раздуть до злодеяний вселенского масштаба.
Одновременно господин Крымов ненавязчиво дал понять супротивнику, откудаветер дует и чтонужно во избежание дальнейших злоключений предпринять, но тот, судя по некоторым признакам, хоть и испугался порядком, намеку олигарха не внял или не захотел внять, чем привел Семена Афанасьевича в совершеннейшее неистовство, особенно остро проявившееся сейчас, после тяжелой, дурно проведенной ночи.
– Сгною тварюгу поганую! – яростно захрипел господин Крымов, с размаху шарахнув об пол фарфоровую чашку с остатками слабо заваренного чая. – С дерьмом смешаю! Изведу! Кишки, блин, выпущу да на уши намотаю! Мать-перемать!!! – Далее олигарх разразился длинной грязной замысловатой тирадой. Матюгался «известный предприниматель» не менее пяти минут и, лишь относительно облегчив душу, оборотился мыслями непосредственно к Воронину... На журналиста тоже свирепо обрушились «демократические» СМИ, но, в отличие от Осипова, ничего особенного за «белой вороной» не числилось (недаром ведь она белая), и, кроме облыжной клеветы, ничего ему на голову вылить было нельзя. Господин Крымов отнюдь не являлся дураком (безмозглые олигархами не становятся), а потому отчетливо понимал: для успешной дискредитации человека нужно основывать нападки телевизионно-газетных прессовщиков на пусть крохотных, но фактах. В противном случае никто, кроме полных дебилов, в это не поверит. «Придется применить к Осипову с Ворониным крайние меры», – пришел к умозаключению Семен Афанасьевич, взял телефон и набрал мобильный номер своего пресс-секретаря, по совместительству высококвалифицированного специалиста по части различного рода «деликатных» поручений, в общем, сверхдоверенного лица Михаила Задворенко.
– В темпе, Мишка, лети ко мне! Имеется работенка! Смотри не задерживайся! – шуршащей скороговоркой выпалил олигарх, повесил трубку на рычаг и... ни с того ни с сего едва ли не воочию увидел картины недавнего ночного кошмара: каторжную каменоломню, украденную пайку хлеба, разгневанного властелина барачного масштаба, впивающуюся в шею заточку... Рыхлое тело Крымова обмякло, лихорадочно затряслось. Неряшливая пролысина на передней части вытянутого огурцом черепа покрылась густым, нездоровым, скверно пахнущим потом. «А вдруг сон вещий и все накануне виденное когда-нибудь да осуществится?! – панически подумал он, затравленно бегая по сторонам маленькими юркими глазками. – О ё-мое!!! Беспредельная страна! Не по законам живут! По понятиям! С них, с гадов, станется!»
Похожий на перетрусившую мышь, олигарх липкими мелко подрагивающими лапками взял со стола штопор, достал из стенного бара-холодильника бутылку нарзана, с грехом пополам откупорил, прижал горлышко к пересохшим губам, подергивая острым кадыком, сделал несколько жадных глотков и осторожно поставил бутылку на пол, рядом с креслом, на котором сидел. Прошла минута, другая, третья... Наваждение постепенно отступило. Семен Афанасьевич судорожно перевел дыхание, утер салфеткой мокрое личико и, дабы окончательно восстановить душевное равновесие, разбил вслед за чашкой тарелку из-под манной кашки. «Чушь собачья! Тылы у меня прочные! Хрен достанешь! Сон? Гм! Просто проклятая простуда подкузьмила! Вот и мерещится черт-те что!» – мысленно рассудил «известный предприниматель», а вслух изощренно выматерился...
* * *
Звонок Крымова застал господина Задворенко на приусадебном участке его загородного особняка и оторвал от излюбленнейшего развлечения: стоя на снегу возле обнесенного прочной металлической решеткой крытого вольера, «сверхдоверенное лицо» олигарха сладострастно наблюдало, как пятеро матерых свирепых овчарок рвут на куски первую из двух специально приготовленных для данной цели жертв – белую кошечку-подростка. Вторая жертва аналогичного возраста (более взрослый зверь мог ненароком выдрать глаза кому-нибудь из псов) – маленький рыжий пушистый котик жалобно мяукал в клетке у ног пресс-секретаря.– Ату-у-у!!! Давайте, востроухие! Мочите кошару! – перекосивши лицо в дьявольской гримасе и обильно брызжа слюной, визжал Задворенко. – Так ее, та-а-ак!!! Мочи-и-и-ите! Щас следующую дрянь подброшу!
Выслушав шепелявое волеизъявление хозяина, «сверхдоверенное лицо» мысленно обругало Крымова последними словами за испорченное удовольствие, однако от пререканий благоразумно воздержалось, милицейским свистком подозвало молодого садовника по имени Шура и барски процедило сквозь зубы:
– Придержи до поры клетку. Не забудь накормить собак, иначе сам к ним на обед попадешь. Да, предварительно скажи Леньке-шоферу, пусть подготовит к поездке машину. Чего рот раззявил? Бегом, сопляк! У вас на двоих ровно полчаса!
Произнеся эту тираду, Задворенко косолапо протопал в дом, сбросил одежду, с отвращением поскоблил физиономию электробритвой, спрыснулся дорогим французским одеколоном, облачился в элегантный, пошитый в одном из лучших ателье костюм, набросил сверху шубу, выглянул в окно, удостоверился, что его указания исполнены точно в установленные сроки, надменно усмехнулся: «Отлично вымуштровал прислугу!» – и деловито направился к выходу...
* * *
В кабинете Крымова Задворенко больше ни капли не походил на надменного барина. Моментально, как природный хамелеон, поменяв обличье, он усердно лебезил и заискивал. Хотя пресс-секретарь пока молчал (высказываться здесь разрешалось только по разрешению хозяина), его глаза и мимика буквально кричали: «Драгоценнейший босс! Я предан вам до гробовой доски! Чего изволите? Слушаю и повинуюсь любому словечку!»Семен Афанасьевич, напротив, казалось, совершенно позабыл недавние страхи и собственное жалкое состояние. Развалившись в кресле и закинув ногу на ногу, «известный предприниматель» источал безграничную вальяжную спесь. Теперь господин Крымов напоминал уже не перетрусившую мышь, а наглую самодовольную крысу. Гордо кивнув в ответ на почтительнейшее приветствие «сверхдоверенного лица», олигарх царственным жестом указал ему на стул у двери и важно зашуршал:
– Речь пойдет об Осипове с Ворониным. Обработка средствами массовой информации не принесла желаемого результата ни по одному из этих подлецов! Осипов, правда, напуган, но вредительскую деятельность до сих пор не прекратил! А Воронин вообще имеет дерзость огрызаться со страниц не подконтрольных нам изданий! У-у-у, морды беспредельные! – Зубы Крымова обнажились в хищном крысином оскале, масленые глазенки загорелись сатанинской злобой, на губах выступила пена... Задворенко съежился, втянул голову в плечи и приготовился к жестокой «порке», поскольку именно он координировал кампанию травли неугодных хозяину людей. Пресс-секретарь олигарха передавал прессовщикам из СМИ деньги, инструкции. Иногда самостоятельно стряпал «разоблачительные» статьи или (невзирая на крайнюю нелюбовь к телекамерам) выступал в некоторых «аналитических программах».
«Ой, что будет, что будет! – с ужасом подумал Задворенко. – Плохи дела! Сейчас ка-а-а-ак вздрючит! Мама родная!!!» Михаилу был прекрасно известен мерзкий характер «кормильца», слащаво любезного лишь с теми, кто сильнее, или перед широкой аудиторией зрителей. Со слугами же (тем паче наедине) Семен Афанасьевич являлся беспощадным, капризным деспотом, способным на любые самые дикие выходки в стиле распоясавшегося помещика-крепостника. Например, однажды, обозлившись на какую-то мелочь, Крымов взял да отхлестал Задворенко по щекам мокрой грязной половой тряпкой, которой пять минут назад мыли туалет. «Известный предприниматель» специально затребовал означенную тряпку по селекторной связи у домашних охранников. В настоящий момент Задворенко с трепетом ожидал не менее, а то и более суровой расправы, грядущей опалы и... Со страху он чуть не написал в штаны. Однако, к своему величайшему облегчению, «сверхдоверенное лицо» на сей раз ошиблось в предчувствиях. Семен Афанасьевич не стал «накручивать хвоста» холую, а, справившись со вспышкой бешенства, перешел прямиком к делу.
– Навостри уши, Мишка, да мотай на ус! – наставительно забулькал он. – Твоя задача – непосредственно, то есть физически наехать на гадов. Надеюсь, справишься, благо опыта предостаточно. Вместе с тем тебе не помешает вникнуть в ряд нюансов, дабы легче работалось. Короче, слушай внимательно. Я неплохо изучил их психологию. Каким образом? Ха-ха! Элементарным! Оперативная информация плюс личное наблюдение плюс... впрочем, неважно! Итак, сперва Осипов Дмитрий, блин, Олегович! – На мгновение невзрачная мордочка Крымова исказилась в гримасе ненависти. – Д-д-дмитрий Ол-л-легович-ч-ч!!! – с ядовитым шипением повторил он имя-отчество «супостата». – Димочка хренов! Трам-тарарам!!! – Исступленно проорав во все горло замысловатое ругательство, олигарх внезапно успокоился и вернулся к обычному своему пришепетывающему говорку: – Невзирая на весьма болезненные пинки со стороны прессы и телевидения, он пока крепится... И вместе с тем Дима напуган. Да-да, напуган. Ведь до него, несомненно, доходили слухи о моих мощных связях (я имею в виду даже не кремлевскую «крышу», а сам знаешь что) и соответственно незаурядных возможностях в различных, так сказать, областях! А знаешь, чего боится преуспевающий в материальном плане, привыкший к шикарной жизни Осипов? Потерять ее. Жизнь, стало быть! Сладкую, хи-хи, уютную, комфортабельную! А знаешь, почему Димуля до сих пор держался? – Олигарх хитренько подмигнул, выдержал театральную паузу и продолжил свистящим шепотом: – Раньше события развивались в привычной для него, то есть относительно законной атмосфере! Там он еще способен выкобениваться, но... когда игра перейдет в принципиально иную, образно выражаясь, «уголовно-прикладную» плоскость – Осипов однозначно сломается! Упорствует он только потому, что не верит, точнее – старается не верить в вероятность применения к его драгоценной персоне крайних мер, однако подсознательно боится их. Причем не просто! Панически!!! А подобного рода страх, к твоему сведению, обладает свойством тормозить мыслительные процессы, атрофировать волю к сопротивлению! Панический страх, Миша, наш главный союзник! – Крымов потер липкие ладошки, почмокал губами на упыриный манер и суетливо подытожил: – Следовательно, надо поставить Диму на грань жизни и смерти. Пусть воочию увидит костлявую. Пускай, сука, вдохнет запах могилы! Тогда неосознанный страх превратится в осознанный, достигнет нужной кондиции, парализует сознание Осипова, а дальше... Ха-ха, хоть веревки вей из засранца! Проведя необходимую обработку, дашь сломанному Димочке несколько документов на подпись – вон те, которые в конверте на столе. И все! Расписавшись там, он автоматически перестанет представлять из себя какую бы то ни было угрозу. Более того, сам окажется на коротком поводочке, в намордничке, ха-ха! Надеюсь, я доходчиво объяснил?
– Очень доходчиво, босс, – подхалимски лыбясь, поспешил подтвердить Задворенко. – Не извольте беспокоиться, обустроим в наилучшем виде.
– Молодец! – снисходительно похвалил холуя Семен Афанасьевич. – Перейдем ко второму объекту по имени Андрюшка Воронин. Молодой нахальный журналистик. Паршивец, кропает направленные против меня статейки. Поливает почем зря, не стесняясь в выражениях! Но это я еще могу как-нибудь стерпеть. Помнишь поговорку: «собака лает, караван идет»? Беда в другом – он начал вести самостоятельное расследование определенных нюансов моего бизнеса и довольно-таки преуспел, сучонок! Ухитрился раздобыть чрезвычайно опасные документы. Чрезвычайно!!!– Тут олигарх снова прервался и на протяжении полутора минут остервенело выплескивал из ощеренного, перекошенного рта зловонный поток непотребных ругательств. Задворенко, сохраняя на физиономии верноподданническую мину, терпеливо ждал, пока хозяин выскажется. Наконец, кое-как успокоившись, господин Крымов вкратце обрисовал психологический портрет Воронина: – Упрям, самонадеян, по натуре боец. В отличие от Осипова, терять ему особо нечего. (Судя по сведениям из достоверных источников, жизнью Андрюша не очень-то дорожит. Эдакий пофигист!) Значит, на испуг его не возьмешь. Поэтому придется пропустить мальчишку через крутую «мясорубку». Настолько крутую, чтобы болевой фактор вытеснил из его дурной башки мысли, надежды, убеждения... В общем, все! За исключением одного-единственного страстного желания – любой ценой прекратить мучения! Пусть воет, корчится, умоляет о смерти. Хи-хи-хи!.. Хи-хи-хи!.. Хи-хи-хи! – Гнусно кривляющийся, нервически подмаргивающий и пронзительно хихикающий «известный предприниматель» в настоящий момент как две капли воды походил на мелкого, отвратительного беса, сладострастно предвкушающего последствия очередной запланированной мерзости. – Хи-хи-хи!.. Хи-хи-хи!.. Хи-хи-хи-и-и! – Даже рожки вроде наметились на плешивой головенке, а ногти на потных волосатых пальчиках превратились в острые железные коготки. – Хи-хи-хи-и-и-и-и-!!!